Текст книги "Незабываемые ночи"
Автор книги: Дженнифер Эшли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
– Да. – Изабелла села на свое место, коснувшись пальцами карточки, которую сунула в карман. – Он пригласил меня прогуляться с ним сегодня днем.
– И что ты решила? – сурово посмотрел на нее Мак, завернув один уголок газеты.
– Я приму его приглашение. Предложить прогулку в общественном месте – очень приличное предложение. И приятное.
– Будь осторожна, неизвестно, какие у него намерения. Я слышал, у этого лорда Роланда плохая репутация.
– Мне кажется, он исправился, – вступилась Изабелла, – так он сам мне сказал.
– Так-так-так, будь начеку, дорогая. Кажется, он рисует женщин, голых.
– Не преувеличивай, Мак.
Мак ухмыльнулся и снова спрятался за газетой. Его улыбка могла разом перечеркнуть все благие намерения женщины. Прошлой ночью Мак спал в своей комнате, и Изабелла долго не могла уснуть, стараясь побороть собственное разочарование.
В три часа дня раздался звонок в дверь, и Мортон, спустившись по служебной лестнице, поспешил открыть. На пороге в великолепном костюме для дневной прогулки, в шляпе и с тростью в руках стоял Мак.
– Я пришел навестить хозяйку дома, – серьезным голосом провозгласил он.
Изабелла, наблюдая за происходящим с лестницы, едва сдержала смех. Мортону не нравились подобные игры, и Маку даже пришлось проявить некоторую настойчивость, прежде чем Мортон проводил его в гостиную.
– Миледи…
Мортон с обиженным видом вышел из гостиной и посмотрел на лестницу.
– Спасибо, Мортон. – Изабелла подобрала юбки и стала спускаться вниз. – Доставьте удовольствие его светлости. Ему хочется немного пошутить.
– Да, миледи, – печально ответил Мортон и удалился в заднюю часть дома.
– Миледи, – Мак со шляпой в руках встал навстречу вошедшей в гостиную Изабелле, – надеюсь, у вас все хорошо?
– Спасибо, я в добром здравии и хорошем настроении.
– Рад это слышать. Не составите ли мне компанию для прогулки в парке?
– Ну конечно, милорд. И спасибо за цветы. Это было очень любезно с вашей стороны.
– Пустяки. Я слышал, вы любите желтые розы? Надеюсь, вам понравились те, что я прислал?
– Они очень красивы. – Изабелла услышала тоненький голосок Эйми в холле. – Вы не возражаете? Няня Уэстлок говорит, что Эйми необходим свежий воздух, и я подумала, что они могли бы присоединиться к нам.
У Мака изумленно вспыхнули глаза, но он скрыл это за очередным вежливым поклоном.
– Прогулка в сопровождении няни и ребенка, – пробормотал он. – Замечательно.
Стояла прекрасная погода, и в Гайд-парке было полно людей. Мак перестал играть роль почтенного поклонника, сдвинул шляпу на затылок и настоял на том, чтобы самому катить коляску. Изабелла шла за ним, восхищаясь видом своего широкоплечего мужа, идущего за детской коляской. Мисс Уэстлок немного приотстала, не мешая хозяину и хозяйке.
Дорогу для верховой езды заполонили лошади и экипажи, по тропинкам гуляли семьи, прогуливались парочки и няни с детьми. Эйми сидела в своей коляске, ухватившись руками за края, и с интересом рассматривала все вокруг. Она была спокойным, душевным, как называла ее мисс Уэстлок, ребенком.
Что чувствовала Эйми, потеряв мать, Изабелла не представляла. Может быть, девочка была еще слишком мала, чтобы понять, что случилось, но в целом она, похоже, приняла перемены в своей судьбе. Эйми с радостью дарила поцелуи Маку и Изабелле и, хотя открыто выражала свое предпочтение Маку, теперь с удовольствием оставалась и с Изабеллой, и с няней мисс Уэстлок.
Изабелла задавала себе вопрос, попытается ли Пейн, настоящий отец девочки, отнять у них Эйми. Она не знала, какие связи пустил в ход мистер Гордон, чтобы сделать удочерение законным, но он их уверил, что все будет хорошо. Однако Изабелла все еще тревожилась по этому поводу. Нельзя отдавать Эйми сумасшедшему, который поджигает дома и преследует женщин в парке.
– Мак, дружище! – раздался мужской голос, и Изабелла, подняв глаза, увидела четырех джентльменов, направляющихся в их сторону.
Изабелла подавила тяжелый вздох. Это были друзья Мака из Харроу и Кембриджа, которые во всех безобразиях, творимых в школьные годы, считали Мака своим предводителем. Теперь это были взрослые мужчины, но они оставались безудержными кутилами, готовыми на все, чтобы получить одобрение Мака.
Тот, который шел чуть впереди, невысокого роста, довольно стройный, со светлыми волосами, в двадцать два года стал маркизом Данстаном. Его имя было Кадволладер, а они называли его Колифлауэр [5]5
Цветная капуста (англ.).
[Закрыть]или, коротко, Коли. С ним вместе были лорд Чарлз Сомервиль, достопочтенный Бертрам Кларк и лорд Рэндольф Мэннинг. В свое время ни один из них не прошел строгого отбора на роль возможного претендента на руку дочери, устроенного отцом Изабеллы, и именно эти четыре джентльмена заключили пари, что Мак никогда «не вломится» на бал лорда Скрэнтона незваным гостем и не станцует с его невинной дочерью.
– Не верю своим глазам! – Лорд Сомервиль вставил монокль в левый глаз. – О Господи, и впрямь Мак Маккензи гуляет с ребенком. Где ты подхватил эту чертову игрушку? Расплата за пари, да?
– Это моя дочь, – холодно отрезал Мак. – Мисс Эйми Маккензи. Я недавно удочерил ее. Прошу следить за своей речью в присутствии малышки и моей жены.
В ответ Сомервиль лишь грубо захохотал.
– А, восхитительная леди Изабелла, – поклонился ей Бертрам Кларк. – Как приятно видеть вас снова. Вы ослепили мои глаза своим великолепием, миледи.
– Я думал, ты удачно избавилась от этого мерзавца, Иззи, – пристально посмотрел на нее лорд Рэндольф Мэннинг. – Мне очень жаль, что ты никогда не искала утешения у меня. Ты же знаешь, моя дверь всегда открыта.
– Ты негодник, Рэндольф, – скривил губы Колифлауэр.
– Хватит, – оборвал их Мак. – Еще раз оскорбишь мою жену, Мэннинг, и твой глаз почувствует мой кулак в перчатке.
– Господи, а что я такого сказал? – заморгал ресницами Мэннинг.
– Простите лорда Рэндольфа, – обратился к Изабелле Бертрам Кларк, которого отличали от остальных друзей самые приличные манеры, но при этом он был самым разгульным среди них. – Он пьян, он идиот и валяется у ваших ног. Мы все у ваших ног, как вы знаете.
– Все в порядке, – ответила Изабелла. – Для меня не новость его вульгарные манеры.
Все четверо захохотали.
– Остроумна, как всегда, – заметил лорд Чарлз. – Нам не хватало вас, миледи. Нет, правда, Мак, откуда у тебя ребенок?
– Я ответил тебе. Девочку я удочерил.
– Внебрачный ребенок, а, Мак? – подмигнул затуманившимся глазом Мэннинг. – Твоя жена – самая великодушная женщина.
Бертрам Кларк схватил Мэннинга за шиворот:
– Пришло время привести тебя в чувство, оболтус.
С этими словами он потащил Мэннинга прочь, а тот что-то бормотал и продолжал спрашивать, что же такого неправильного он сказал.
– Коли, – тихо произнес Мак. Маркиз покраснел и посмотрел на Мака, – запомни: Эйми не является моим внебрачным ребенком, ее будут воспитывать как настоящую молодую леди. Глупые домыслы пресекай. Ты знаешь правду, и я надеюсь, ты ее поддержишь. И ты тоже, Чарли. И другим скажите.
– Ты прав, командир. – Колифлауэр коснулся пальцами лба. – Можешь на нас рассчитывать. Но кстати, если уж речь зашла о пари, как насчет нашего, которое мы заключили перед твоим отъездом в Париж? Ну, помнишь…
Он замолчал, сделав взмах рукой, имитируя движение кисти по холсту.
– Эротические картины? – закончил его предложение Мак. – Не бойся, Изабелла все знает. У меня нет секретов от собственной жены, ты же знаешь. Я работаю над ними.
– Заметь, время истекает, – покачал головой Чарлз. – Надеюсь, ты знаешь несколько веселых мелодий, чтобы спеть с оркестром движения за трезвый образ жизни.
– Мне говорили, что у меня красивый баритон, – беззаботно ответил Мак, но Изабелла видела, как окаменел его подбородок.
Он начинал выходить из себя.
– Мы постараемся, чтобы каждый член клуба вышел посмотреть и поддержать тебя. Это привлечет всеобщее внимание.
– Я всегда обожаю привлекать внимание. Но, знаешь, я ведь могу успешно справиться с картинами.
– Замечательно. – Колифлауэр вытащил часы и внимательно посмотрел на них. – Знаешь, у меня совсем нет времени, – печально взглянул он на Мака. – Не подведи меня. С тех пор как мне стукнуло десять лет, ты был моим героем.
– Это было слишком давно.
Данстан сунул часы в карман, кивнул Изабелле и подхватил под руку Сомервиля:
– Давай, Чарли, пойдем выпьем шампанского, отпразднуем нашу будущую победу.
Чарлз, немного пошатываясь, поклонился Изабелле и пошел вместе с Данстаном. Мак смотрел им вслед, не скрывая отвращения.
– Подумать только, когда-то я гордился, что возглавлял эту компанию.
– Школа порой заставляет совершать странные поступки, – согласилась Изабелла.
– А ты совершала такие поступки? В академии мисс Прингл?
– Это академия для избранных молодых леди, – невозмутимо поправила его Изабелла. – Знаешь, да, я была задирой.
– Думаю, это одна из причин, почему я люблю тебя, – задумчиво произнес Мак. – Мне бы хотелось выиграть то пари и утереть им носы, прежде чем я порву с ними навсегда. Ты еще не передумала?
– Позировать тебе? – Изабелла оглянулась, но мисс Уэстлок держалась на приличной дистанции, притворяясь, что изучает схему парка. – Думаю, что нет.
Изабеллу бросило в жар, она всей кожей ощущала легкое покалывание. Раздеваясь под пристальным взглядом теплых глаз Мака, она всегда чувствовала себя желанной и любимой. Она вспомнила, что произошло, когда она уже пыталась ему позировать, и услышала, как заколотилось сердце в груди.
Мак наклонился и поцеловал ее на глазах у всех гулявших в парке. А Эйми с интересом смотрела на них из своей коляски.
– Ну вот, – выдохнул Мак, – кажется, у меня появилось вдохновение рисовать прямо сегодня.
Маку пришла в голову безумная мысль, что если он напишет Изабеллу в эротической позе, это благотворно скажется на его физическом состоянии. Он даже вообразил, что его рука теперь станет тверже, раз они оказались в одной постели. Видимо, он лишился рассудка.
Беллами помог Маку превратить одну из комнат Изабеллы наверху в студию. Здесь было много света, лившегося сквозь высокие окна, и тепла, потому что Беллами установил здесь небольшую комнатную печку и топил ее углем. Маку не хотелось, чтобы Изабелла мерзла.
После полудня она поднялась наверх полностью одетая, не желая, чтобы слуги знали, что Мак рисует ее обнаженной. «Пусть они думают, что ты пишешь мой портрет», – сказала она Маку. Мак старался быть беспристрастным, повязал волосы платком и стал смешивать краски. Но когда Изабелла попросила его помочь ей раздеться, самообладание покинуло его.
От волнения у него вспотели ладони, когда он стаскивал лиф платья, уже расстегнутого Изабеллой, и расшнуровывал корсет. «Какая там твердая рука…»
Когда они поженились, он раздевал ее точно также, целуя всякий раз, когда снимался очередной предмет гардероба. Сегодня Мак позволил себе коснуться губами ее шеи, когда был снят корсет, потом поцеловал плечи, когда она развязала рубашку.
Ее кожа пахла розами. Он прижался губами к блестящим волосам, вдыхая ее парфюм. Изабелла распустила юбку, и Мак развязал ленты, которые удерживали на месте небольшой турнюр. Он встал сзади, когда конструкция турнюра уже была снята, с удовольствием ощущая, как выпуклая линия ее ягодиц вписывается в его бедра.
– Я не могу писать тебя, – прошептал ей Мак на ухо. – Я хочу любить тебя.
– Может быть, работа станет хорошей тренировкой сдержанности?
– К черту все это!
Мак чувствовал, что Изабелла волнуется не меньше его самого. Ее кожа буквально вспыхивала в тех местах, где он касался ее губами, соски напряглись и отвердели, когда он обхватил ее рукой за талию.
– Иди сюда, – прошептал Мак.
Кушетка, которую он выбрал для нее, чтобы позировать, была не такой вместительной, как та, которой они воспользовались в Шотландии. Этот выбор Мак сделал сознательно. Он посчитал, что это поможет ему избежать искушения. А сейчас он проклинал себя. Его восставшая плоть требовала близости, и Мак не мог думать ни о чем другом, желая только одного: слиться с ней в едином порыве страсти. К черту уроки сдержанности!
Он задрал свой килт, сел на стул с прямой спинкой и потянул Изабеллу к себе на колени. Он крепко прижал ее к своей обнаженной груди, и она тихо вскрикнула, когда он мгновенно овладел ею.
Все произошло быстро и стремительно. Неистово. Они достигли пика страсти в считанные мгновения, и Мак прижался к Изабелле, желая большего.
– Уверена, что теперь у меня растрепанный вид, – улыбнулась Изабелла.
Вот уж действительно. Припухшие от поцелуев губы, сияющие глаза и раскрасневшееся лицо. Она не представляет, насколько она сейчас соблазнительна. Мак снова почувствовал прилив желания.
Пока Изабелла устраивалась на кушетке, он стал делать эскиз картины, принуждая себя думать о том, что это всего лишь формы женского тела, а не ноги, грудь и бедра его восхитительной жены.
– Проклятая печка, – простонал Мак, сильно вспотев к тому времени, когда сделал хороший набросок.
– Это так приятно.
Изабелла качнула ногой, свисающей с кушетки, лениво подняв руки за голову. Она словно грелась на солнышке в саду, если не считать того, что была обнажена и находилась в комнате.
– Невыносимо жарко, – вытер лоб Мак. – Может, продолжим завтра?
– Хорошо, а то у меня руки-ноги затекли от напряжения.
Изабелла откинула простыню, которая вовсе ее не прикрывала, и грациозно встала на ноги.
Мак и сам был напряжен, только не в том смысле, какой имела в виду Изабелла. Он решительно не смотрел на нее. Наверное, но только наверное, ему удастся сдержать себя, пока Изабелла не уйдет. Он надеялся на это до тех пор, пока она не спросила:
– Поможешь мне одеться?
Прошел еще час, пока они наконец покинули студию. Изабелле пришлось поспешить в свою комнату, чтобы переодеться и привести в порядок волосы.
Они установили обычный ритм жизни, хотя, по мнению Мака, слово «установили» здесь не подходило. Каждое утро они завтракали и читали почту, потом Изабелла вместе с Маком поднимались в детскую, чтобы сказать доброе утро Эйми и посидеть с ней, пока она завтракала. После этого малышкой занималась няня, а Мак с Изабеллой отправлялись в оборудованную студию.
Мак работал над картинами и в паузах делал наброски для портрета Изабеллы, который хотел завершить позже. За время каждого сеанса они два-три раза занимались любовью, не в силах оторвать друг от друга руки. Казалось, запретный характер того, что они здесь делали, пропитал атмосферу студии. В конце концов, они прятались от всех домашних и вместе продолжали работу над пикантными картинами.
После очередного сеанса в студии они расставались, чтобы написать письма или заняться собственными делами, хотя всякий раз, когда Изабелле нужно было выйти из дома, Мак отправлялся вместе с ней. Они вместе выполняли какие-то поручения, Мак с готовностью носил пакеты Изабеллы, она с немного скучающим видом ждала, пока он решал вопросы со счетами в банке или разговаривал о делах с Гордоном. Они больше ни словом не обмолвились об отмене их раздельного жительства.
Мак не возражал против того, чтобы бесцельно побродить вдоль магазинчиков с ленточками и булавками и элегантных магазинов с безделушками в Берлингтонеком пассаже, пока Изабелла делала покупки. Он был влюблен в собственную красавицу жену и отмечал, что всякий раз, когда из магазина появлялась Изабелла и брала Мака под руку, ухмылки проходивших мимо джентльменов менялись на завистливые взгляды.
Днем они гуляли по парку или катались в ландо, в зависимости от погоды или от того, что в этот день предлагал Изабелле Мак. В плохую погоду они посещали музейные выставки или, когда было настроение, отправлялись в Тауэр или в Музей мадам Тюссо.
После нападения в парке Пейн куда-то исчез, и Мак надеялся, что он вернулся в Шеффилд и положил конец своему маскараду. Пейн так и не вернулся в снятую им комнату, и Уэллоуз вынужден был признать, что зашел со своим расследованием в тупик.
Мак по-прежнему готов был его убить, но больше всего ему хотелось, чтобы этот человек навсегда исчез из его жизни. Пейн канул бы в неизвестность, а Мак вернулся бы к совместной жизни с Изабеллой.
Они перестали спорить по поводу их раздельного существования или обсуждать, почему Изабелла оставила его, и вспоминать о том, какую боль они причинили друг другу. Все это было в прошлом. А теперь была новая попытка начать все сначала. Эйми привнесла в их жизнь стабильность, и Маку хотелось насладиться этим в полной мере. Он знал, что все это когда-нибудь может с треском рухнуть, потому что все в жизни Мака рано или поздно разваливалось. Но в данный момент он не мог не признать, что счастлив.
К середине октября он закончил четыре картины с изображением Изабеллы.
Когда Мак покрыл лаком последнюю, она внимательно рассмотрела все четыре работы.
– Картины очень хорошие, – сказала она. – Живые. Сразу можно поверить, что это леди, которая получает удовольствие от своего любовника.
На первой картине Изабелла сидела в ленивой позе на кушетке. Одна нога свободно свисала с кушетки, касаясь пола, вторая, согнутая в колене, стояла на кушетке, полностью открывая чувственный холмик между ног. Рука была заведена за голову, тем самым подчеркивая напряженно выступающую грудь с затвердевшими сосками.
На второй картине Изабелла склонилась над спинкой кушетки, опустив голову и подставив бедра, готовая принять своего любовника. На третьей она с прямой спиной сидела на кушетке, обхватив руками грудь, и сквозь ее пальцы торчали соски. Четвертая картина изображала ее распластанной на кровати. Запястье правой руки и левая нога были привязаны к кровати лентами; в двух других углах кровати ленты валялись на постели, как будто были сорваны в процессе страстной игры. Когда Мак писал эту картину, их с Изабеллой соитие принесло насыщение такой силы, какую, казалось, невозможно было выдержать.
На каждом полотне присутствовал кувшин с желтыми розами, где-то они были в полном цвету, а где-то уже поникли и теряли лепестки. Знаменитый желтый цвет сглаживался ярко-красными оттенками драпировок и лент.
Ни на одной из картин не было видно лица Изабеллы. Мак рисовал ее либо в тени, либо лицо скрывали упавшие волосы. Никто, глядя на картины, никогда не догадается, что Мак рисовал свою жену.
Никто, кроме Мака.
– Неплохо получилось.
Мак погрузил кисточку в стеклянный кувшин, наполненный скипидаром.
– Да ты что? – удивленно воскликнула Изабелла. – Картины удивительно хороши. Мне казалось, ты говорил, что утратил свои способности писать маслом.
– Правильно.
Мак вытер кисточку тряпкой и поставил ее вверх щетиной в кувшин сохнуть.
– Возможно, тебя вдохновила тема. Женщина, готовая к игре.
– Меня вдохновила натурщица.
– Ой, только не надо говорить, что я твоя муза, Мак, – округлила глаза Изабелла. – Ты блестяще работал до того, как встретил меня.
– Я знаю только одно, – пожал плечами Мак. – Когда ты ушла от меня и я перестал пить, я не мог сделать ни одного мазка кистью. Но вот ты здесь, и вот то, что я сделал.
Да, это были эротические картины, но не в той неприкрыто грубой манере, в какой его друзья размышляли об эротике.
Эти картины представляли собой самые удивительные работы, какие когда-либо создавал Мак.
Возможно, алкоголь был тем самым катализатором, который до встречи с Изабеллой придавал его холстам убедительность, но после встречи с ней…
Мак попал в самую точку: Изабелла стала его музой. Когда он перестал пить и Изабеллы не оказалось рядом, его талант покинул его. А теперь он вернулся.
Эти полотна подарили Маку головокружительную надежду, вознесли его на вершину счастья. Он понял, что может писать картины, будучи абсолютно трезвым. Единственное, что ему для этого нужно, – быть опьяненным Изабеллой.
– Ну что ж, – Изабелла продолжала изучать картины, – по крайней мере ты сможешь заставить отвратительного Рэндольфа Мэннинга подавиться его пари. Ты выиграл.
– Нет, – тихо сказал Мак, – я проиграл. Я отыщу своих друзей и скажу им, что проиграл.
Глава 18
Шотландский лорд и его леди, возможно, живут отдельно, но праздники, которые леди устраивает в Бакингемшире, не становятся менее расточительными. Злопыхатели пытаются распустить слух, что у леди есть поклонники, но ваш покорный слуга рад отметить, что ее поведение, похоже, вне всяких подозрений.
Июль 1879 года
Изабелла уставилась на Мака, который как-то странно смотрел на картины. Он распахнул рубашку на разгоряченном теле, но оставил на голове красный платок.
– О чем ты говоришь? – требовательно спросила Изабелла. – Эти картины превосходны, именно то, что надо твоим друзьям.
– Изабелла, милая, меньше всего мне хочется, чтобы Рэндольф Мэннинг и остальные мои так называемые друзья смотрели на тебя на этих картинах своими похотливыми глазами.
– Но они и не будут. Я хотела сказать, что они не будут знать, что это я. Вот и все. Ты пригласишь Молли и пририсуешь к моему телу ее голову.
– Нет, – покачал головой Мак, – я не стану этого делать.
– Мы же договорились. Молли всегда согласна поработать, ты же знаешь, ей нужны деньги для ребенка.
– Мы ни о чем не договаривались.
На лице Мака появилось упрямое выражение, и это означало, что ни сам Бог, ни его ангелы не смогут заставить его изменить принятое решение.
– Это ты предложила мне перемешать головы и тела. Только я не помню, чтобы выражал свое согласие с этим.
– Ты самый несносный человек, Мак. Ну и что ты собираешься им сказать? Зачем сознательно проигрывать пари?
– Я скажу им, что они были правы, – Мак снял с головы платок, – что я стал слишком последовательным блюстителем нравов, чтобы рисовать такие картины.
– Но это не так. Я не позволю им смеяться над тобой!
Мак сел на импровизированную кровать и, откинувшись назад, оперся на локти. Хотя на последней картине кровать выглядела шикарной, в реальной жизни это был матрац, задрапированный красной тканью.
В распахнутой рубашке виднелась покрытая испариной грудь Мака, волосы были взлохмачены, на голых ногах бугрились прекрасно развитые мускулы. Тот факт, что этот поразительный мужчина выбрал Изабеллу стать его любовницей и женой, до сих пор изумлял ее.
– Ты знаешь, почему эти картины так хороши? – спросил Мак.
– Потому что ты блестящий художник?
– Потому что я безумно влюблен в женщину, которую писал. Любовь здесь присутствует в каждом мазке, в каждой капельке краски. Я не мог так работать, когда позировала Молли, потому что для меня она была только натурщицей, как ваза с цветами. А ты – настоящая. Я познал тебя на вкус, на запах, на ощупь – все это великое множество оттенков и ощущений. Я люблю каждую частичку тебя. Вот все это я и воссоздал на полотне, и никто в мире не должен видеть эти картины, кроме нас двоих.
– Но ты так много работал. – Его слова согрели Изабеллу, сделали более уступчивой. – В твоем клубе тебя поднимут на смех.
– Меня больше не волнует, что думают обо мне эти пустоголовые развратники. Где все они были, когда я страдал и думал, что умираю? Беллами был рядом, и Йен. Кэм и Дэниел. Даже Харт приехал, чтобы помочь мне. А джентльмены, которые утверждали, что они мои друзья, либо мучили меня, либо исчезали. – Мак посмотрел на картины, и на его лице заиграла улыбка. – Пусть они смеются надо мной, но эти картины – только для нас, жена. И больше ни для кого.
– Они заставят тебя присоединиться к оркестру Армии спасения, [6]6
Международная миссионерская и благотворительная организация, существующая с середины XIX века. Уличные марши и шествия армии традиционно сопровождаются игрой оркестра.
[Закрыть]– с несчастным видом сказал Изабелла.
– В свободное время я тренировался, – засмеялся Мак и встал с импровизированной кровати. – И хорошо играю на тарелках.
– У тебя нет никаких тарелок.
– Кухарка разрешила мне взять крышки с кастрюль. Ты понимаешь, любовь моя, я хочу, именно хочу проиграть это пари. Я буду счастлив проиграть это пари.
Мак подошел к Изабелле и поцеловал ее медленным поцелуем, и стало понятно, что он хочет целовать ее всю ночь.
– Пойдем со мной, мой ангел, – попросил Мак. – Я буду с радостью петь проповеди за трезвый образ жизни на углу улицы, если буду знать, что ты рядом.
– Это, наверное, самая необычная просьба мужа к жене, – улыбнулась Изабелла. – Конечно, я пойду с тобой, Мак.
– Вот и хорошо. А сейчас…
Их ждала импровизированная постель. Изабелла поняла, что смеется, когда они с Маком решили воспользоваться ею по назначению.
Через неделю, прохладным вечером в среду, Мак стоял в конце Олдгейт-Хай-стрит, которая переходила в Уйатчепел, вместе с оркестром Армии спасения. Они репетировали, и женщина-сержант была чрезвычайно довольна тем, что в их ряды влился отпрыск аристократического рода.
К тому времени, когда они начали играть, собралась толпа, состоявшая из дюжины друзей Мака по клубу, двух десятков уличных зевак и просто прохожих, спешивших домой после трудового дня. Через дорогу от Мака стояла Изабелла с Эйми в окружении Беллами, мисс Уэстлок и двух дюжих лакеев в качестве охраны.
Самыми шумными оказались лорды из Мейфэра, которые начали улюлюкать и выкрикивать насмешки, как только Мак поднял тарелки. Женщина-сержант не обратила на это никакого внимания и подала сигнал оркестру. Заиграла музыка, заглушая вопли толпы.
Народ и ангелы да чтут
Христа, Царя всего!(Бум! Бум!)
Корону пусть ему несут,
Венчайте все его!
Венчайте все его!(Бум! Бум! Бум! Бум!)
Мак старательно пел, ударяя в тарелки, когда повторялись слова. Сержант призывала людей из толпы присоединяться к ним, и вскоре половина улицы в едином порыве пела вместе с оркестром.
Корону пусть ему несут,
Венчайте все его!(Бум! Бум!)
Ве-енча-айте все-е е-гo!(Бум! Бум! Бум! Бум!)
Шесть строф гимна закончились под шквал аплодисментов и нескольких колких замечаний. Сержант стала читать проповедь собравшимся, призывая их присоединиться к движению за воздержание от употребления спиртных напитков, избавление от оков алкоголя и порока и готовность принять Христа как своего Спасителя.
Мак передал свои тарелки товарищу по оркестру и шагнул в толпу, протянув для пожертвований свою высокую шляпу. Это была одна из его лучших шляп, сшитая из жесткого меха и подбитая шелком. На деньги, выложенные за эту шляпу, можно было несколько месяцев спокойно содержать женщину-сержанта с ее оркестром.
– Ну давайте, джентльмены, мы спели гимн и прочитали проповедь. – Мак взмахнул шляпой перед носом Колифлауэра и лорда Рэндольфа. – Настало время запустить блюдо для сбора пожертвований.
– Хорошая шутка, Маккензи, – ухмыльнулись Рэндольф и Колифлауэр, считая, что их приятель шутит.
– Давай-давай, – Мак ткнул шляпой в живот Коли, – лучше положи деньги сюда для красивой женщины-сержанта, чем проматывать их на игры и кутеж.
– Господи, они его окрутили, – заморгал удивленно Колифлауэр. – Он присоединился к движению за воздержание от употребления спиртных напитков.
– Как пали сильные, [7]7
Цитата из Библии.
[Закрыть]– фыркнул Рэндольф.
– Тридцать гиней? – громко произнес Мак. – Ты действительно сказал, что даешь тридцать гиней? Как это великодушно с твоей стороны, милорд Рэндольф Мэннинг. Твой отец-герцог будет гордиться тобой. А ты тоже, Коли? Леди и джентльмены, маркиз Данстан жертвует тридцать гиней.
Толпа зааплодировала. Мак держал шляпу, прижав ее к груди Колифлауэра, пока тот с глуповатым видом не положил туда пригоршню банкнот. Рэндольф заворчал, но тоже добавил свои деньги. Мак повернулся к еще одному своему другу.
– Полагаю, сорок гиней от вас, достопочтенный Бертрам Кларк?
– Сорок? – округлил глаза Бертрам. – Ты, должно быть, шутишь.
– Я никогда не шучу, когда речь идет о благотворительности. Я так растроган этими щедрыми подарками.
– Да я и сам чувствую, как меня охватывает волнение, – пробормотал Бертрам, но вынул пачку денег и бросил их в шляпу Мака.
Мак подошел к Чарлзу Сомервилю, который без лишней суеты быстро отдал деньги. Потом он поднес шляпу другим аристократам, которых его друзья убедили пойти с ними. Одни отдавали деньги с ухмылкой, другие ворчали, но Мак ловил их взгляд, и тогда они смиренно расставались со своими банкнотами.
Мак знал этих людей с тех давних пор, когда в Харроу они поссорились и подрались, создав иерархию, которая потом сохранилась и во взрослой жизни. Мак являлся лидером компании, которая бесстрашно издевалась над старшими учениками и преподавателями, тайком исчезала из школы, чтобы выпить, покурить, расстаться с невинностью, и училась кое-как. И хотя теперь многие из этих людей стали или станут знатными пэрами Англии, а Мак был третьим сыном в семье, они по-прежнему признавали его своим старшим.
Мак закончил сбор пожертвований, умышленно не заметив в толпе людей с меньшим достатком, и передал шляпу женщине-сержанту. Когда та увидела, сколько в шляпе денег, у нее округлились глаза.
– Милорд… Спасибо… И вашим друзьям спасибо. Они такие великодушные.
– Они просто счастливы дать денег на благое дело. – Мак снова взял свои тарелки. – Вообще-то я надеюсь, они будут регулярно поддерживать вас.
– Вы слишком добры к нам, милорд.
– Может, еще сыграем, сержант? – спросил ее Мак.
Женщина обрадовалась и восторженным голосом запела любимую песню толпы:
Агнец нас привел в вышний Иерусалим(Бум!)
И Своей кровью омыл, омыл(Бум! Бум! Бум!).
Мак вернулся в Мейфэр в своем экипаже вместе с Изабеллой и Эйми, которая сидела у него на коленях. У него болели руки от игры на тарелках, но он чувствовал себя спокойным и умиротворенным.
И немного самодовольным. У Рэндольфа Мэннинга, когда Мак заставил его расстаться с тридцатью гинеями, было очень забавное выражение лица. Рэндольф слыл известным скрягой, постоянно заставлял друзей раскошеливаться, хотя у самого в банке лежали припрятанными крупные суммы.
– Что смешного? – спросила Изабелла.
Услышав ее вопрос, Мак понял, что рассмеялся вслух.
– Думаю о том, что моим друзьям следовало быть умнее и не заключать со мной пари.
– Иначе говоря, – улыбнулась Изабелла, свет лампы смягчил черты ее лица, – они решили, что ты проиграл, а на самом деле ты выиграл?
– Ну, что-то в этом роде.
Мак не стал объяснять, что пари позволило ему выиграть все, что он хотел. Игра в ухаживание дала ему толчок начать все сначала с Изабеллой, но если бы не это глупое пари, ему было бы еще очень далеко до улыбки, которую она подарила ему сейчас. Пари дало ему не только возможность прикасаться к ней и любить ее, но и опять обрести умение писать картины.
– Ты жулик.
Изабелла положила голову Маку на плечо. Край ее шляпы царапал ему подбородок, но он не обращал на это внимания. На коленях у него был теплый спящий ребенок, рядом – его жена. Что может быть лучше?
Ответ на этот вопрос он узнал позже, когда, возвращаясь из детской, куда он отнес спящую Эйми, увидел, что у дверей своей спальни его ждет Изабелла. Она взяла его за руку и повела к себе, и Мак решил, что ему наплевать на то, как у него болят руки.
На следующий день после яркого дебюта Мака с Армией спасения Изабелла с удивлением увидела, как из остановившегося у дверей ее дома экипажа вышла Эйнсли Дуглас, приехавшая навестить подругу.
