Текст книги "Только по любви"

Автор книги: Дженнифер Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– Я не собиралась говорить. Простите меня. Это было… удивление.

– Удивление, когда вы знали в течение нескольких недель, что будете женой Брэсфорда?

– Эта история с ребенком, – тихо сказала она, – все говорили… То есть нам сказали, что это может кончиться повешением.

– Так и будет, если леди не найдут. В то же время мы приказали, чтобы вы были должным образом выданы замуж. Наша прекрасная королева-супруга с нетерпением ждет этого дня празднования, турнира, пира, представления и танцев как последнего развлечения, прежде чем она должна покинуть нас. Приближаются сорок дней уединения перед родами, поэтому нет времени откладывать. Завтра будет благоприятный день для ваших клятв, я полагаю. – Он повернулся к бывшему епископу Илая. – Правильно мы говорим, канцлер?

– Крайне благоприятный, сир, – сказал Мортон в мгновенном согласии.

– Но… но объявление о предстоящем бракосочетании, сир?

– Объявление можно не делать при определенных обстоятельствах, леди Изабель. Так было устроено. Вы подпишите брачные контракты, когда уедете отсюда. Все, что останется тогда, – церемония.

– Как прикажете, сир, – сказала она с небольшим реверансом в знак согласия, добавив под нос: – Хотя все это потрясающе удобно.

Рэнд подумал, что только он находился достаточно близко, чтобы услышать последнюю фразу. Он не мог винить ее за это мгновение насмешки. Если Генрих решил обойтись без оглашения бракосочетания, значит для этого определенно был сильный политический стимул.

Что могло стоять за решительной подготовкой короля к свадьбе? Знак высокого расположения или ширма для прикрытия истинных целей?

– Отлично, – удовлетворенно сказал Генрих. – Тогда это будет завтра.

Что могли они оба сказать на это? Рэнд чувствовал напряженное сопротивление Изабель и даже разделял его в какой-то степени. Он думал избавить ее от стыда быть выданной замуж за подозреваемого в убийстве. Как скоро она может стать вдовой, следовательно готовой к еще одному из устроенных Генрихом браков? Приказать им идти к алтарю сейчас, совершенно не учитывая последствия, было неоправданным вмешательством в их жизни.

Тем не менее, наблюдая за тем, как Изабель наклонила свою голову и сделала еще один церемонный реверанс, выражающий подчинение королевской воле, Рэнд был благодарен, что это решение приняли за него. Его собственный поклон был жестом полного согласия. И это было все, что он мог сделать, чтобы скрыть внезапную вспышку предвкушения, которая прошла сквозь тело и душу, когда он подумал о том, что скоро наступит брачная ночь.

ГЛАВА 5

Изабель хотелось озвучить свои возражения против этого брака, когда она стояла рядом с Брэсфордом, хотелось иметь возможность полностью отклонить королевский приказ. Однако никто не бросает вызов королю, как бы ни было унизительно покориться его воле.

Изабель подумала, что ее вызвали специально для того, чтобы она услышала этот приказ. Других причин для ее присутствия не было. Хотя, не исключено, король хотел, чтобы она узнала подробности преступления, в котором обвинялся Брэсфорд? Невеста должна полностью понимать, почему жениха может забрать у нее палач.

Дело казалось ужасным. Кто-то, должно быть, организовал конвой для француженки и подделал бумаги, представленные в Брэс-форде. Этот человек должен досконально знать двор, подпись и печати Генриха. Ну или иметь влияние на тех, кто знал.

Это было так, если предположить, что ее будущий муж не лгал. У них было только его слово против того, что случилось. Некоторые из его воинов могли подтвердить его, конечно. Их преданность была сильна, как она заметила во время их путешествия на юг, поэтому то, что они могли сказать о нем, было сомнительно.

Что касается повитухи и ее подозрений, было странно, что такие сплетни достигли ушей короля. Обычно они бы не распространились дальше соседей этой женщины. Более того, по ее собственному признанию, она не видела ничего действительно убийственного. Она только подозревала убийство. В любом другом случае король не дал бы ход этому делу, тем не менее произошло исчезновение француженки и ее ребенка. Где они были сейчас, если были живы и здоровы? Да и почему эта мадемуазель Жюльет не послала сообщить королю о своем местопребывании?

Всегда оставалась вероятность того, что Генрих знал, где она, потому что сам устроил ее похищение. Пленники обычно не посылают сообщений своим тюремщикам, прося помощи.

Столько возможностей для предательства. Ее голова шла кругом только при мысли о них. Она не видела четкого пути, как избежать его, потому что едва знала мужчину, который должен стать ее мужем.

Она не знала его, но им суждено быть связанными навечно.

Затем вперед вышла мать короля, требуя внимания Изабель, хотя она говорила с Рэндом. Освободив руки из колоколообразных рукавов платья, она указала на пару свертков, которые лежали у трона:

– Мы с королем молимся о том, чтобы дело, которое привело вас сюда к нам, вскоре было улажено, мой добрый и верный рыцарь, и таким образом, который удовлетворил бы всех, – сказала она спокойно и четко. – В знак нашей веры, что так и будет, и в честь вашей свадьбы мы преподносим эти дары вам и вашей даме. Слуга доставит их в ваши комнаты своевременно. Мы очень надеемся, что вы будете носить их с радостью и благословением небес вашего союза.

Рэнд сказал все, что было должно, и Изабель добавила слова благодарности. Позднее их отпустили. Через опущенные ресницы, когда она покидала общество короля, она взглянула на дары. Их обертка казалась шелковой, а содержимое мягким. Король часто дарил материально зависимым от него и своим фаворитам одежду на Рождество или свадьбы, крестины и тому подобное. Такова была, она чувствовала это, природа и их даров.

Она не ошиблась.

Когда Изабель вернулась в свою комнату и ее часть королевского подарка была доставлена, она не решалась его открыть. Она заказала платье из кроваво-красного шелка к свадьбе, везла его на север и обратно. Эта замена создавала ощущение подкупа, по крайней мере, ей так казалось. Изабель подумала, что если она примет его, то это будет окончательное подчинение своей судьбе. Но отказ от него будет выглядеть ребяческим вызовом. Кто пострадает от него, кроме нее самой? Негнущимися пальцами она распустила веревку, которой была связана обертка.

Внутри было роскошное шелковое платье зеленого и белого цветов, так любимых Генрихом Тюдором. На платье был красиво вышит рисунок из листьев папоротника и золотых гроздьев винограда на белом шелковом фоне с каплями росы между ними, сделанными из жемчужин. Его рукава, прикрепленные шнуровкой на плечах, были также расшиты и такие широкие и свободные у запястий, что ниспадали складками почти до пола. Здесь был и пояс на бедра, который был украшен золотой нитью и гроздьями изумрудов, а также повязка из плетеной золотой проволоки, чтобы держать ее волосы, которые останутся непокрытыми единственный раз в ее жизни.

Было необходимо примерить новое платье и пояс, чтобы Гвинн могла их подогнать по фигуре. По словам Гвинн, платье легло идеально, поэтому ничего не нужно было делать, сама Изабель мало чего могла сказать о своем отражении в крошечном круге полированной стали, который держала служанка.

– Это чудесное платье достойно принцессы, миледи. Я никогда не видела такого мягкого и тонкого шелка, – сказала Гвинн, распуская рукава, чтобы они ниспадали складками так, как нужно, затем отойдя назад, наклонив голову набок, чтобы оценить эффект. – Король позаботился о вас, в самом деле.

– Да. Я думаю почему?

– Вы его подопечная, и его долг одеть вас к вашей свадьбе. Должно ли быть что-то еще?

– Всегда есть, я боюсь.

– Вы думаете, это награда? Но за что? Вы полагаете, есть другие причины? Если не…

– За суровое испытание выйти замуж за низшего, несомненно.

– Но этот рыцарь может сам удержать любую.

Это было правдой, что вызвало странную, горячую тяжесть под золотой сеткой ее пояса, когда она подумала об этом. Он стоял высокий и непреклонный во время их аудиенции у Генриха, проявляя должное уважение, но не подобострастие. Она видела, как знатные люди ее сословия проявляли намного меньше достоинства перед лицом королевского недовольства.

Такие мысли были далеко не комфортными. Умышленно она сказала:

– Но всего лишь рыцарь.

Гвинн подняла бровь:

– Вы получите треть Брэсфорда по праву выкупа. Что еще вам нужно?

– Ты прекрасно знаешь.

– Граф или герцог в качестве мужа вместо Брэсфорда? Неужто вы бы взяли хромающего худосочного старика с титулом вместо этого прекрасного представителя мужской половины? На самом деле, миледи, я скажу, что это была бы жалкая сделка.

Изабель желчно взглянула на нее:

– Тебя всего лишь пленили красивые плечи, признай это. В мужчине есть намного больше.

– Так вы заметили его плечи, не так ли? И его ноги тоже, я уверена, сильные, как дубы. Что касается того, что у него есть между ними…

– Это не то, что я имела в виду!

– Но вы не будете утверждать, что это не важно.

Нет, она не могла сказать этого, хотя она намеренно пыталась не думать об этой его части или о том, что произойдет в их брачную ночь. Ей это совсем не удавалось. На самом деле она металась и ворочалась в своем паланкине после того, как он оставил ее, пытаясь забыть силу его рук, то, как он, казалось, заполнил то маленькое качающееся пространство, которое они делили. Да и беглый намек на то, что значит чувствовать его вес на ней, его силу внутри нее.

Его руки были нежными, когда он бережно держал ее раненый палец в Брэсфорде, прежде чем он безжалостно потянул за концы сломанной кости и вправил ее. Будет ли он таким же за балдахином их брачного ложа – нежным сначала, но безжалостным, когда овладеет ею?

Быстро тряхнув головой, чтобы вытеснить беспокойные мысли и головокружительное ощущение, которое сопутствовало им, она сказала:

– Богатство может также указывать на ценность союза с Генрихом.

– Каким образом? – спросила Гвинн, нахмурившись.

– Из-за знаменательной услуги, которую оказал ему Брэсфорд несколько недель назад, той, которая пошла не так, как надо. – Она продолжила рассказывать все, не чувствуя никаких угрызений совести за то, что обсуждает это дело с Гвинн. Эта женщина была личной служанкой их матери и сделала все возможное, чтобы защитить и девочек, и их мать во время ее второго брака: лгала, чтобы их выгородить, просила прощения за них, приносила им еду и питье, когда они были заперты в наказание за какой-то промах. Она презирала графа Грейдона и винила его в смерти их матери, радовалась, когда он умер. Она не любила его сына и наследника, их сводного брата.

– Да, – сказала Гвинн с мудрым кивком. – Я слышала что-то такое от слуг в Брэсфорде. Все там знали, что леди была любовницей короля, знали людей, которые приехали и забрали ее.

– А младенец? – резко спросила Изабель.

– Леди несла сверток, когда уходила. По крайней мере, так говорили после того, как об обвинении было объявлено в большом зале тем вечером. Некоторые клялись, что видели младенца, хотя никто не входил и не выходил из комнаты леди, кроме служанки, которую она привезла с собой.

Было ли это то, что должен был знать король? Изабель гадала, будет ли он слушать, или, имея такую сеть шпионов в различных частях королевства, знал ли он уже об этом.

– Король упомянул слухи, распространяющиеся здесь.

– Я слышала хихиканье раз или два, хотя оно ничего мне не сказало. Вот так вот обстоят дела, видите. Они боятся говорить что-то мне в лицо, поскольку вы и Брэсфорд пользуетесь расположением короля.

– Правда? – Изабель грустно хмыкнула.

Гвинн пожала плечами:

– Вы можете судить о том, что к чему по костюму, который Брэсфорд получил от короля.

Это имело смысл, подумала Изабель. Одежда, если она была такая же прекрасная, как и ее собственная, могла определять его положение как личного друга короля.

Это также могло означать не более чем то, что Генрих послал его хорошо одетым на смерть. И почему эта последняя мысль вдруг показалась такой ужасной, она не могла сказать. Она едва знала этого человека. Безусловно, его смерть совершенно не трогала ее.

Сестры Изабель были где-то во дворце. Хотя она бы с радостью показала им свое новое свадебное убранство, сейчас для этого не было настроения. Близилось время вечерней трапезы. Она бы предпочла перекусить кусочком хлеба с вином и лечь спать, но это было невозможно. Предстоящая свадьба будет определенно у всех на устах до конца вечера. Если она будет прятаться, это будет выглядеть так, как будто она оскорблена или, упаси Господи, боится ее. Гордость была большим недостатком, но она не могла бы вынести, если бы кто-нибудь считал так. Гвинн помогла ей снять белое шелковое платье и снова надеть золотое.

Большой зал представлял собой огромное гулкое пространство, самое крупное сооружение из известных в мире, в котором потолок был выполнен без опор и держался только на стенах из кремового камня, вдоль которых тянулись галереи для зрителей и увенчивались рядами ланцетных окон в массивных выступающих деревянных рамах. Зал был приготовлен для вечерней трапезы с длинными рядами столов, покрытых большими скатертями, – на высоком столе под золотым балдахином стояли тарелки и кубки, на низких столах – подносы и стаканы.

Задача была сложной, так как кухни в Вестминстере должны были обеспечивать едой несколько сотен гостей каждый вечер. Еще больше людей кормил раздающий милостыню от имени короля, который передавал подносы с остатками еды тем, кто просил подаяния у задних ворот. Слуги ходили туда-сюда с кувшинами вина из кладовой, выставляя их на боковые столы. Большие корзины, заполненные доверху дополнительными подносами только из печи и восхитительно пахнущими, ставили рядом на серванты. Придворные и их дамы, дипломаты из полдюжины стран, члены новой личной охраны короля, знать, семьи со всей страны и прихлебатели всех мастей слонялись по залу, наталкиваясь на слуг, болтали и смеялись, создавая низкий гул, играли в карты и кости.

В толпе Изабель заметила яркие головки сестер. Легко пробираясь через толпу, кивая и разговаривая со знакомыми там и сям, она направлялась к Кейт и Маргарите, которые сидели на обитой скамье.

Рядом с ними стоял джентльмен, поставив одну ногу на их скамью и положив лютню на поднятое колено. Его пальцы вяло перебирали струны, когда он сделал какое-то краткое замечание, которое вызвало взрыв хохота.

Тут Кейт отвела взгляд от трубадура. Ее лицо осветилось в приветствии, и она подняла руку, чтобы помахать. Джентльмен, проследив за ее взглядом, посмотрел через плечо. Он сразу же выпрямился, когда Изабель подошла ближе.

–  Mademoiselle1,– воскликнул он, отвешивая глубокий поклон, – какое счастье видеть вас среди нас! Мы думали, что потеряли вас на месяцы, возможно, навсегда, но вы снова здесь. Я сочиню мадригал в честь этого события, который изумит публику и порадует ваше девичье сердце.

Это был Леон, Мастер празднеств, джентльмен, который так удачно распространил сказку о проклятии Трех Граций. Француз с безграничным шармом, он естественно тяготел к самым привлекательным женщинам в любой комнате. Изабель, как и ее сестры, наслаждались его экстравагантной болтовней, но никогда не совершали ошибку и не принимали ее всерьез. Иногда она думала, что это и была причина, по которой он искал их компанию так часто.

– Уж постарайтесь, сэр, – ответила она со сдержанным юмором. – Мое возвращение, безусловно, будет недолгим, а затем что вы будете делать, одержимый редкой песнью, не имея возможности спеть ее?

– Улыбка с ваших губ сделает ее стоящей.

¹Мадемуазель {фр.).

Взгляд Леона был трогательно-нежным. Неудивительно, что так много дам уступали его сладким речам. С темными волосами, которые буйно вились на его голове, глазами, такими темными, что зрачки сливались с их блестящим темно-коричневым цветом, и оливковой кожей, слегка тронутой розовым оттенком на щеках, он должен был выглядеть женоподобным. Но он, напротив, выглядел как архангел, нарисованный мастером, само воплощение мужской красоты. Он знал это тоже, но так подшучивал над этим, что было почти невозможно обвинить его в тщеславии. Его одежда этим вечером была броской, как всегда, – дублет из малинового бархата, рейтузы в золотую полоску и желто-коричневая шляпа с фазаньим переливающимся пером. Искусно сделанная лютня, на которой он снова начал бренчать, была формы инжира и украшена вставками дерева разных пород в итальянском стиле.

– Я безутешна, Леон, – сказала Кейт с притворным огорчением, – я думала, что вы сочиняли оду моим губам, сравнивая их с закатом.

– Так и было, моя милая, и я все еще держу ее в уме. Она не потребует большого труда, учитывая такое вдохновение, поэтому будет закончена в одно мгновение.

– Когда вы будете свободны от более важных поручений, предполагаю, вы хотите сказать. Какой вы негодяй.

– Вы ранили меня, светленькая, – пожаловался он, его красивые черты приобрели печальный вид.

– Не обращайте внимания, – сказала Маргарита, пронзая его суровым взглядом своим темно-карих глаз. – Вы рассказывали нам о вашем представлении завтрашним вечером. – Она повернулась к Изабель. – Это будет прекрасная пьеса с криками, и стонами, и огнем.

– Очень занимательно, я уверена, – сказала она, поморщившись.

– Придира, да защитят меня небеса, – простонал Леон. – Я должен потрудиться, чтобы поставить новую и лучшую пьесу. – Он наклонил голову в раздумье, прежде чем возобновить свою игру на лютне. – Или, возможно, я откажусь от будущих аплодисментов ради присутствующей компании.

– Не отказывайтесь из-за меня, – посоветовала Изабель с легкомысленным жестом, прекрасно понимая, что у него нет намерения покинуть их. Однако даже пока она говорила, она осознавала, что уровень шума в большом зале стал ниже и за этим последовал распространяющийся шепот, как звук ветра, дующего по папоротнику. Оглянувшись вокруг, она увидела, что толпа вокруг них расступается, оставляя свободный проход, по которому шла королевская особа. Это была королева-супруга, сопровождаемая двойным рядом фрейлин и шутом королевы, миниатюрной женщиной ростом не более ярда.

Повернувшись полностью, Изабель приподняла юбки и сделала глубокий реверанс. Ее сестры сделали то же самое, Леон снял свою шляпу с самым изящным поклоном.

– Вы не должны пренебрегать вашими трудами из-за меня, монсеньор Леон, – сказала Елизавета Йоркская, когда присоединилась к их маленькой группке медленным и тяжелым шагом женщины, обремененной ребенком. – Результат всегда восхитительный, независимо от того, какими тягостными они могут быть для вас.

– Ваше Величество! – радостно воскликнул Леон, опускаясь на одно колено перед королевой Генриха, выражая глубокую благодарность за комплимент. – Ни одно задание, выполняемое для вашего развлечения, не может быть трудом. Оно всегда исполняется с величайшим удовольствием.

– Встаньте, сэр Рэскал, – сказала королева Генриха своим легким, музыкальным голосом, – и не льстите мне больше. Я неуязвима, как Вы можете видеть по моей огромной фигуре. – Она повернулась к Изабель, жестом поднимая ее и сестер. – Мне сказали, что вы снова с нами, леди Изабель. Приятно видеть вас в добром здравии.

– И вас, мадам, – ответила она совершенно искренне. Елизавета была любимицей всех, любима больше Генриха, который не обладал легкостью ее манер и, по правде говоря, ее истинно королевским видом. Это было неудивительно, поскольку ее обучали с рождения быть супругой короля, даже если это означало быть при каком-то иностранном дворе. Некоторые говорили, что Генрих держал ее вдали от общественного взора, насколько это было возможно, боясь, что она станет слишком популярной среди народа. Как старшей дочери Эдуарда IV, у нее было намного больше права на трон, чем у него. Хотя прошли века с тех пор, как Британией правила королева, в законах страны не было ничего, что препятствовало ей стать королевой-регентом.

Божественно прекрасная как истинная представительница династии Плантагенетов, Елизавета была само воплощение нынешнего идеала красоты со своими белокурыми волосами, прекрасной кожей и хрупким телосложением. Ее платье из голубой дамастной ткани идеально подходило к ее голубым глазам, хотя и было сшито просто, и только вырез был украшен жемчужинами. Маленький золотой обруч, который она носила как корону, был надет низко на лоб как повязка, и удерживал красивую белую вуаль, которая покрывала волосы. С пояса, вместо ключей хозяйки дома, свисала маленькая, украшенная драгоценными камнями книга в мешочке из серебряной сетки. Прекрасно расписанная деревянная обложка показывала, что это была история любви и искупления де Лорриса, «Роман о Розе». Она казалась такой же цветущей, как и эта история, в позднем сроке беременности, несмотря на страхи Генриха по поводу ее способности выносить наследника.

– Но как так вышло, что вы снова среди нас? – спросила Елизавета с любопытством на ее безмятежных чертах. – Я была уверена, что вы уехали на север, чтобы выйти замуж, но мне не сказали, что Его Величество отдал другие распоряжения. Какие-то непредвиденные обстоятельства помешали свадьбе?

Это служило свидетельством того, что королеву держали в неведении касательно обвинений, выдвинутых против Брэсфорда. Также она не должна была знать о любовной связи Генриха с мадемуазель Жюльет д’Амбуаз, хотя по опыту Изабель такие вещи всегда раскрывались. Грубый жест здесь, шутливое замечание там, и вскоре фрейлины уже шептали на ухо королеве. Если притворное неведение иногда служило защитой для умной женщины – а Елизавета такой и была, с детства обучаясь у домашнего учителя, так что иногда переводила документы на латинском для своего царственного мужа, – это было другое дело.

– Это была просьба короля, – ответила она. – А почему, кто может сказать? Возможно, это его прихоть присутствовать на свадьбе?

– Истинная правда, нас всех держат в неведении, – сухо ответила Елизавета Йоркская. – Во всяком случае я рада, что увижу, как вы выходите замуж. Сэр Рэнд – любимец, прекрасный и верный компаньон короля в его бедствиях и сильная правая рука на поле боя. – Ее улыбка смягчилась. – Он был так добр ко мне, когда я впервые появилась при дворе, когда многие были менее добры. Вы не могли желать более достойного джентльмена в качестве мужа.

Изабель не знала, как ответить на такую похвалу, поэтому не стала и пытаться.

– Мы с Брэсфордом почтем за честь ваше присутствие, – сказала она, продолжив сразу же: – Я полагаю, вы вскоре удалитесь от двора. Когда вы уедете, могу я спросить?

– Через несколько дней после того, как ваши клятвы будут произнесены, я думаю. Такая суматоха поднялась здесь по этому поводу. Я должна уехать в монастырь св. Свитина в Винчестере, по легенде он был построен королем Артуром, или так говорят. Прекрасное совпадение, да?

Изабель, увидев теплоту в глазах королевы, ответила на нее с понимающей улыбкой:

– И будет ли ребенок назван Артуром, если это будет мальчик?

– Вы слышали, что такова воля Его Величества, да? Я согласна, хотя все Ланкастерские короли до этого дня носили имя Генрих. В этом виноват Кэкстон, вы же знаете, он напечатал «Смерть Артура» сэра Томаса Мэлори в прошлом году как одну из первых книг, вышедших из печати в этом королевстве. – Она положила руку на живот с нежной заботой. – И Боже упаси, если это не будет сын и наследник. Генриху пообещал это его предсказатель, и я не осмелюсь его разочаровать.

Слова были сказаны легко, но тем не менее Изабель восприняла их серьезно. Елизавета Йоркская, хотя и носила корону, была хозяйкой своей собственной судьбы не более, чем она сама. Брак королевы был династическим союзом с мужчиной, который долгое время считался врагом ее семьи. Она не видела Генриха до обручения. Он пришел к ней в постель по праву монарха с целью получить наследника посредством ее тела. Каково это, подумала Изабель, чувствовать, что носишь ребенка от человека, который ничего к тебе не испытывает и к которому ты равнодушна.

Возможно, она скоро это узнает. Ее колени подгибались при этой перспективе.

– Король присоединится к нам сегодня вечером? – спросила она, чтобы отвлечься самой и отвлечь Елизавету.

– Весьма вероятно, хотя он пока не объявил о своей воле. – Королева улыбнулась всем. – Но я должна торопиться. Моя дорогая свекровь ждет меня, чтобы я присоединилась к ней вышивать одеяло для маленького принца. До встречи.

Она смотрела, как Елизавета уходит, медленно продвигаясь по направлению к королевским апартаментам и к своей личной комнате с той же грацией, с которой и появилась. Изабель, думая об отсутствии королевы в Звездной палате, слегка нахмурилась. На это была причина, конечно, но мать короля присутствовала, как будто по естественному праву. Видимо, Генрих доверяет леди Маргарет больше, чем своей жене. Справедливо ли такое отношение к дочери короля?

– Благородная леди, – сказал Леон со вздохом.

– Вам следует написать ее историю и положить на музыку, – сказала Кейт, ее голубые глаза были серьезными.

– Я могу, – пробормотал Леон, – и сделаю это.

Изабель отвернулась первой, чувствуя, что не может смотреть дольше.

– Итак, – сказала она с напускной оживленностью и быстрым взглядом на Леона. – У вас есть какое-то особое развлечение, запланированное на сегодняшний вечер?

– Группа цыган, которые играли перед королевской семьей на западе от Рейна, включая танцора редкого умения, также жонглера, который глотает огонь, и, bien entenduбельканто к вашему возвращению, которое играет сейчас в моей голове.

– Прошу, только не последнее.

– Ни в коем случае, если вам не нравится, – ответил он сразу же, – но время от времени я должен черпать вдохновение в чем-то новом, иначе Генрих заскучает с моими спетыми тысячу раз песнями и отошлет меня.

– Никогда! – воскликнула Маргарита.

– Неистовые крики и рыдания среди дам будут нестерпимыми, – заявила Кейт с шаловливым взглядом из-под ресниц.

– Мы не можем этого допустить, поэтому я вскоре определенно сочиню что-нибудь. – Он наклонил голову набок, смотря на Изабель. – А сейчас я должен сосредоточиться на большом представлении для вашего свадебного празднования. Когда оно будет?

– Я боюсь, завтра.

– Боитесь? Le diable! [5]5
  Дьявол (фр.).


[Закрыть]Тогда уместно развлечение, чтобы отогнать мысль о брачной ночи. Что подойдет? Хор миннезингеров, поющих о счастье в браке? Военное представление с рыцарскими поединками и другими играми с льющейся и запекшейся кровью?

– Ни то ни другое, – сказала она поморщившись. – Кроме того, не будет времени.

– Тогда пусть это будет мой спектакль, который уже запланирован, только с огнем, громом и движущимися механизмами.

– Всего лишь?

– Вам он очень понравится, я уверен в этом.

Без сомнения, понравится, подумала Изабель, улыбаясь искреннему или притворному выражению страха на лицах ее сестер перед предстоящей угрозой. Мастер празднеств имел талант сооружать механизмы, способные делать необычные вещи, и, используя их, ставил спектакли, которые развлекали и удивляли. В Италии он служил подмастерьем у малоизвестного мастера Леонардо Прокрастинатора. Вместо того чтобы использовать свои изобретения для практических целей, Леон посвящал их развлечению знати и королевских особ государства.

Как он попал во двор Генриха, никто не знал, – не потому что он не объяснял, а потому что рассказывал так много различных версий этой истории, что было невозможно выделить правду. То он заявлял, что приходится внуком свергнутому с престола королю и теперь вынужден сам прокладывать свой путь в этом мире. То он представлялся его младшим сыном, который страстно влюбился в жену аристократа и убедил ее бежать с ним через море. Разбушевался шторм, и она трагически погибла. Он также утверждал, что убил влиятельного человека в поединке и был вынужден покинуть родину, чтобы бродить по миру. Опять же, он был священником, который полюбил закрытую вуалью послушницу очень сильно, но ненадолго. Это только те выдумки, которые она помнила.

– Я буду с нетерпением ждать этого спектакля, – сказала она, – хотя я не очень понимаю, как вы успеете что-нибудь грандиозное.

– О, я работал над этим некоторое время. Я рад, что у меня есть подходящая возможность показать его.

Кейт поставила руки на бедра с видом напускной обиды:

– Видишь, Изабель? Он намекает и дразнит, но не хочет объяснить, каково его новое хитроумное изобретение. Да и он работает в амбаре вне стен дворца, никого не пуская внутрь.

Изабель наклонила голову:

– Тогда я почту за честь, когда это будет раскрыто для меня. – Пока она говорила, ее младшая сестра Маргарита тронула ее за руку и махнула головой в сторону чего-то, что находилось позади Изабель. Предупрежденная, она только слегка вздрогнула, когда глубокий голос, наполненный иронией и мрачной снисходительностью, достиг ее ушей:

– А также и я как мужчина, который будет сидеть рядом с ней на этом спектакле.

Губы Леона, смотревшего мимо нее, побледнели, а вспышка чего-то холодного и жесткого прошла по его лицу. Изабель повернулась в вихре бархатных юбок и оказалась лицом к лицу с Брэсфордом. В то же время она обнаружила, что люди вокруг них перешептываются, толкают друг друга локтями, гримасничают и, шаркая по полу, переходят на место тех, кто отошел.

Первым опомнился Леон, его лицо просветлело, как будто принять обвиняемого в убийстве в их круг было пустяком.

– Ну и счастливчик же вы, поскольку у вас будет самое лучшее место в зале – за исключением трона, разумеется, – рядом с прелестной Изабель.

– Простите, но я ставлю мое более низкое место превыше самого высокого.

– Хорошо сказано! – сказал Мастер празднеств вкрадчивым тоном. – Вы можете даже быть достойным ее, хотя это не означает, что мы не будем оплакивать ее исчезновение в супружеской неволе. Увы.

– О, но мы еще здесь, – сказала Кейт, берясь за руки с Маргаритой и многозначительно смотря на Изабель.

Изабель поняла намек и представила своих сестер будущему жениху. Все они улыбались и смотрели одобрительно, приседая в реверансе, хотя быстрый взгляд, который Кейт бросила на нее, казалось, выражал полное восхищение. Что это означало, Изабель хорошо знала. Ее сестра ценила сильных мужчин. Более того, любую женщину, выдаваемую замуж за мужчину, у которого все еще были свои волосы и зубы, можно было поздравить независимо от обстоятельств.

Брэсфорд поприветствовал Маргариту и Кейт, спросив их о здоровье, прежде чем повернуться обратно к Изабель:

– Мне жаль забирать вас из такой приятной компании, но есть дело, которое нам надо обсудить.

– Сейчас?

– Если вы не возражаете.

Слова были сама вежливость. Приказ выражался в том, как он предложил свою руку, подумала Изабель. Она могла отказаться идти с ним, но это казалось неразумным. Более того, учитывая скрытую враждебность тех, что их окружал, она бы охотно покинула зал. Изабель положила руку на его рукав, попрощалась и ушла с ним.