Текст книги "Год багульника. Тринадцатая луна"

Автор книги: Джен Коруна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Сигарт не сразу приметил Моав: она кружилась в самом центре площади, весело отплясывая с простоватого вида парнем – характерный передник выдавал в нем подмастерье кузнеца. Серые брови хэура сдвинулись на переносице, между ними врубилась недовольная складка – этого еще не хватало!.. Но в следующее мгновение что-то похожее на улыбку скользнуло по его лицу – он невольно залюбовался попутчицей. И как он раньше не замечал детского задора, которым сейчас искрились синие глаза эльфы! Она плясала ловко и радостно, точно веселый, полный жизни зверек. Белые волосы взлетали в такт ее ладным движениям, она отталкивалась от земли маленькой ножкой так легко, что казалось, ее тело не тяжелей палого листа. Все чаще стучал барабан, словно огромное сердце, все стремительней становились движения… Наконец, на высокой финальной ноте музыка оборвалась, и танцующие разошлись по кругу. Тяжело дыша, Моав подбежала к хэуру.

– По-моему, нам пора искать место для ночлега, – проворчал он, глядя исподлобья в ее разгоряченное лицо. – Ты, конечно, можешь остаться здесь, если хочешь…

Она хотела что-то ответить, но не успела – из толпы раздался чей-то громкий голос:

– А пусть остроухая нам споет! Говорят, у эльфов славные легенды!

Несколько десятков глаз вмиг обратились к Моав. Хэур насторожился – уж очень не любил он подобного внимания. Эльфу же, похоже, вовсе не смутила просьба: она снова вышла в центр круга, где уже поставили табурет, и приняла предложенную ей видавшую виды арфу. Пока она настраивала струны, Сигарт зорко следил за каждым движениям собравшихся, готовый в любой миг броситься на защиту попутчицы – как любой хищник, он старался избегать драки, доколе это возможно, но если другого выхода не было, бился зло и отчаянно.

Но вот эльфа взяла стройный аккорд, и ее белые пальцы забегали по струнам. Первые же слова песни поразили хэура – какой, оказывается, у нее сильный голос! Вот уж и впрямь откровение за откровением. Он возмещал ее маленький рост и хрупкое телосложение: словно все жизненные силы эльфы, не найдя воплощения в теле, влились в силу этого голоса, в его звучные, полные силы металлические нотки. Немного резковатый, по-мальчишески звонкий на высоких тонах, понижаясь, он приобретал чуть заметную волнующую хрипотцу.

Разные песни пела эльфа – веселые, грустные, трогательные, но и самые тихие слова в них звучали неспокойно, с надрывом. Она словно вырывала их из своего сердца и швыряла под ноги слушателям. Один из напевов особо зацепил Сигарта. Искренний и бесхитростный, но удивительно красивый. Он рассказывал о прекрасной эльфийской деве, ожидающей возлюбленного на берегу реки – тот обещал вернуться к ней, когда зацветут цветы, но годы бегут, а его все нет. Каждую весну она ждет его, всматриваясь в даль, и каждый раз уходит ни с чем… Просто и печально лились слова песни, светло и грустно становилось на сердце у хэура. «Плач Совиле» – так называли дети Эллар печальный напев: по имени той, что столько лет смотрела на убегающие в даль воды…

В лесной глуши, в верховье вод,

Где каждый день – слеза,

Есть берег, где звучат давно

Ушедших голоса.

Разнились, словно ночь и свет,

Как дуб и ветвь лозы,

Дитя богини – Совиле,

И Х?елем, солнца сын.

Он уходил в далекий путь,

Неведомым маним.

И с ней прощаясь, не забыть

Он их любовь просил.

Он, глядя ей в глаза, изрек:

«Клянусь я, что весной,

Багульник только зацветет,

Я возвращусь домой».

Небесных глаз печаль нежна,

Бела, как пена, прядь,

Один лишь шелест с губ, дрожа,

Слетел: – «Я буду ждать…»

Она ждала – за годом год

Сбегали воды с гор,

И лишь цветок луны не цвел

Весне наперекор.

Прошли года – прядь на плече

Покрылась серебром,

А дочь луны в глухой тоске

Все бродит над ручьем.

Сокрыта в дебрях красота,

Забыт отец и дом,

А побелевшие уста

Твердят все об одном:

«Я буду ждать, пока вода

Не прекратит свой бег,

Пока изменчивой Эллар

Не истощится свет!»

«Я буду ждать! Я буду ждать…» —

Шептала Совиле,

И ветер нес ее слова,

Как бунт в лицо судьбе.

С тех пор никто не видел их,

Лишь лепестки в воде.

Вернулся ль он – известно лишь

Ему и Совиле…

Страстный голос эльфы, уводя за собой хэура, звучал одновременно близко и безмерно далеко. Подобно морскому прибою, несущему к берегу пену и морскую траву, он рождал странные мысли. Сигарт не мог толком сказать, о чем они были. Лишь однажды в жизни он испытывал схожее ощущение – когда смотрел на острова Непробуждаемых, качающиеся на волнах Ин-Ириля. Давным-давно ему посчастливилось увидеть их. Это было в год, когда острова в очередной раз подошли к берегу – в том самом месте, где некогда шумели рысьи леса. Тогда еще совсем зеленый воин, едва вышедший из барака для молодняка, Сигарт Окунь был в числе тех, кого послали держать вахту на песчаном берегу, дабы никто не посмел потревожить покой Непробуждаемых. Как завороженный, смотрел он на мерно покачивающиеся на волнах квадратные острова, похожие на огромные черные плоты, впивался взглядом в неподвижные фигуры, чьи лица скрывали низкие капюшоны, и сердце его замирало от их величия. Ледяное молчание Непробуждаемых оглушало его, будто приоткрывая дверь в неведомый мир, где царит вечный покой.

Тот год надолго запомнили в Серой цитадели – не только появлением Непробуждаемых, но и приходом нового князя. Сразу после победы над гарвами Гастар принял рысью корону – самый могучий из северных воинов, со взглядом, подобным молнии в ночи, и гордым сердцем, созданным для триумфа. Познавший магию древних гор, он стал надеждой своего сурового народа. Позже Сигарт с благоговением вспоминал приезд Гастара на берег Ин-Ириля: сраженные его величием, рыси преклонили колени, и никто не посмел взглянуть в лицо князя Сиэлл-Ахэль, ясное, как блеск холодной стали, и грозное, как сама смерть. Потянулись разговоры о том, что он – новое воплощение Хэур-Тала, предположения, призванные стать твердой уверенностью после того, как была получена весть о скорой Кровавой луне…

Сигарт прекрасно знал, насколько важна предстоящая битва, сколь она весомее любых страданий отдельных существ, но тоска покинутой Совиле сейчас казалась ему не менее существенной и заслуживающей внимания. Поистине велика сила песни, ибо она обращена не к разуму, но к сердцу, а сердце живет своей жизнью и движения его неподвластны нашей воле… Не он один поддался обаянию эльфийского напева – горожане тоже притихли, их утомленные лица словно тщились что-то вспомнить.

Последние слова растаяли в воздухе, собравшиеся громкими криками потребовали следующей песни. Эльфа запела снова… Когда она, наконец, отложила арфу, солнце клонилось к закату. Она с улыбкой поклонилась зрителям и направилась к Сигарту, однако не успела ступить и пары шагов, как над площадью, взметнув в воздух пыль, пробежал резкий порыв ветра. От всеобщей мечтательности и след простыл: люди тревожно завертели головами, вглядываясь в небо – судя по озабоченным лицам, это было предвестие грозного урагана, каждый вечер штурмующего город. Засуетившись, жители Имрана засобирались домой, матери громкими голосами подзывали детей. Сигарт понял, что настало время искать ночлег.

Он уже сделал шаг к эльфе, когда в толпе выкрикнули:

– Это все белая ведьма – от ее песен разошелся ветер!!!

Горожане как стояли, так и замерли. Сигарт весь напрягся. Моав растеряно взглянула на него.

– А и правда – все было тихо, пока она не явилась!..

Люди зашептались между собой. «Ведьма! Ведьма!» – эхом прокатилось по рядам. Жители города снова сомкнулись в плотное кольцо; вокруг Моав мигом образовалось пустое пространство. Совсем недавно такие прочувствованные лица стали холодным и жестокими. Сигарт быстро окинул площадь опытным взглядом, оценивая шансы на случай потасовки – в том, что она состоится, он практически не сомневался. Выводы оказались неутешительными – противников было слишком много. Он лихорадочно прикинул, скольких успеет уложить – пятерых-шестерых, не больше. Да эльфа парочку – должна ж она хоть что-то уметь… Но это капля в море – на площади собралось по меньшей мере пару сотен людей: на лице каждого застыло одно и то же выражение тупого гнева. Раздражение нарастало с угрожающей скоростью – то тут, тот там раздавались злобные выкрики.

– Да что с ней церемониться! Задушить и все тут! Глядишь, ветер поутихнет!

– Она, она во всем виновата! – взвился из задних рядов пронзительный женский голос. – Вон ведь – как воды в рот набрала! Видать, нечего сказать!

Моав и Сигарт быстро переглянулись – на сей раз их мысли совпадали. Хэур приготовился к драке. Глубоко посаженные глаза сверкнули оранжевым огнем. Он явно чувствовал – еще несколько минут, и недовольство горожан прорвется, превратив мирных жителей в неконтролируемую толпу. Мысли стали ясными и холодными, как всегда бывало перед боем. Быстро, но спокойно он взвесил разные варианты. Единственное, что могло их спасти – поспешное отступление; лишь только толпа бросится на них, надо не теряя ни мгновения прокладывать дорогу к выходу из города… Сигарт спешно восстанавливал в уме путь, по которому они пришли, но довести мысль до конца не успел. В воздухе свистнул брошенный кем-то камень – не долетев до эльфы, он звонко ударился в мостовую. Это стало сигналом к атаке.

Взревев, жители Имрана, от мала до велика, кинулись к тонкой фигурке Моав. Сотни натруженных рук хищно вытянулись к ней. Сигарт оказался подле эльфы быстрее – обернувшись рысью, он огромным прыжком встал между ней и скопищем. Серая шерсть на загривке поднялась дыбом, белые клыки грозно оскалились, уши угрожающе прижались к голове; низкое рычание, похожее на раскаты далекого грома, огласило площадь.

При виде зверя толпа на мгновение отхлынула, но тут же оценила свое преимущество и смело двинула обратно. Краем глаза Сигарт успел заметить, как прямо в него летит увесистый булыжник. Он напрягся, чтобы отскочить в сторону, но тут произошло странное. Сигарт собственными глазами увидел, как камень исчез, будто растворился в воздухе, не успев долететь до него! Он видел это совершенно ясно – точно так же, как и перекошенные лица людей, но времени размышлять не было: смерть от рук обезумевших горожан была ничуть не лучше, чем удар в голову… Сигарт присел на задние лапы, готовясь к прыжку, искаженные гневом лица запрыгали у него перед глазами, все вокруг окрасилось в цвет свежей крови. Еще немного и рысьи лапы оторвутся от земли, лязгнут острые зубы…

Звонкий голос разорвал напряженную тишину:

– Стойте! Я знаю, как успокоить ветер!

Горожане замерли все как один, с нелепо вытянутыми вперед руками. Сигарт удивленно обернулся к Моав. Она стояла, тяжело дыша, бледные губы были приоткрыты, тонкие ноздри дрожали.

– Я говорю правду! Дайте мне время до завтра – я попробую унять ураган!

В толпе пробежал ропот.

– Да все она врет! – раздался чей-то голос. – Думает, как бы сбежать!

Люди зашумели, кое-кто закивал в знак согласия. Сигарт не шевелился. Из толпы послышались разрозненные возгласы.

– А может, и впрямь что-то знает? Как-никак, ведьма…

– Врет и все! Убить ее!

– Правильно, выволочь за ворота да закопать живьем!

– А что, как действительно поможет?

– Укокошить мы ее всегда успеем – давайте подождем до завтра!

– И то верно – приставить к ней охрану, чтоб не сбежала, и пусть колдует!

Последнее предложение пришлось по нраву почти всем. Толпа нерешительно отступила, Моав облегченно перевела дыхание.

– Нам нужен постоялый двор, где можно было бы отдохнуть до вечера, – не глядя на успевшего обернуться хэура, отчеканила она.

– Пусть идет к Марние! – крикнула женщина в переднем ряду, – там она будет под присмотром!

На том и порешили…

***

Постоялый двор стоял на самом отшибе, почти под городской стеной. «Отличное место для воров и прочих проходимцев, не желающих лишний раз попадаться на глаза служителей порядка», – подумал Сигарт. Он остановился в стороне от входа, чтобы на всякий случай осмотреть расположение строений; Моав одобрительно взглянула на него, направилась к двери и, толкнув дверь, вошла в темное помещение. Навстречу ей выскочила встревоженная хозяйка. Вероятно, в молодости она слыла красавицей, сейчас же она пребывала в пышном осеннем расцвете своего пятого десятка. Годы пощадили эту знойную брюнетку – ее кожа все еще была свежей и бархатистой, а лукавые темные глаза смотрели по-молодому бойко. Завидев Моав, женщина всплеснула руками – судя по всему, ей уже доложили, сколь необычные гости направляются к ней.

– Этого мне еще не хватало! – запричитала она. – Столько лет жила спокойно, а тут н?а тебе – колдунья в доме!

В этот миг свет в проеме двери заслонила высокая фигура – пригнув растрепанную голову, в комнату вошел Сигарт. Сладкая улыбка вмиг растеклась по лицу хозяйки.

– Ой, господин хэур! Как хорошо, что вы к нам зашли – у нас как раз на ужин барашек! А это прелестное дитя с вами?.. Проходите, милочка, проходите… – затараторила она, подталкивая Моав к лавке. – Еда сейчас будет.

Промолчав, Сигарт уселся рядом с эльфой. Посетителей в трактире было лишь несколько – они сидели за маленьким столом под стенкой и переговаривались вполголоса; казалось, они нарочно выбрали самый дальний угол, дабы не привлекать внимание. Сигарту показалось, он уже их видел. Он присмотрелся повнимательней – те самые солдаты, что обогнали их по дороге. Правду говорят – мир тесен… Из-за двери донеслись приглушенные голоса. «Следят, чтобы мы не сбежали», – с неприязнью подумал Сигарт. Ему сильно захотелось придушить парочку горожан, но он взял себя в руки.

– И что ты теперь собираешься делать? – поинтересовался он, отвлекаясь от злобных мыслей и снова поворачиваясь к эльфе.

– Попробую унять ветер – мне кажется, я знаю, откуда он взялся.

– Да? – вскинул брови Сигарт. – И откуда же?

– Ты заметил, с какой стороны мы подошли к городу?

– С северо-запада, по-моему.

– Правильно, а что находится на северо-западе отсюда?

– Горы.

– А за горами?

– А за горами – Пропащие земли.

– Вот именно! Думаю, ветер пришел именно оттуда.

Хэур нахмурился. Издавна Пропащие земли давали приют самым темным существам. Много раз князья Сиэлл-Ахэль поднимали вопрос о том, чтобы перейти через перевал и раз и навсегда зачистить эти равнины от нечисти, однако эта задумка до сих пор оставалась лишь планами. Последним из тех, кто решился бросить вызов хэурам, стал Моррог – тот самый, которому нынче, с учетом вести о красной луне, придавали столь важное значение. Обосновавшись в Пропащих землях, он назвал себя князем Бурых гор; о его силе ходили легенды, а его воины, гарвы, были достойными соперниками даже для рысей. Время от времени они совершали попытки вторгнуться в Риан, но силы Сиэлл-Ахэль на корню пресекали эти вылазки. И вот теперь появился этот ветер… Неужели очередной привет от Моррога?! Если да, то он был уж слишком странным.

Сигарт не преминул отметить:

– Неужели ты и впрямь считаешь, что это Моррог вызвал ураган, чтобы натравить на захолустный человечий городишко? – подозрительно щуря серые глаза, спросил он эльфу.

– Нет, я так не считаю, – с издевкой процедила она. – Но он вполне может быть источником этих бед. Все в мире взаимосвязано: ни одно действие, ни хорошее, ни уж тем более плохое, не проходит бесследно. Заклинание, прозвучавшее на одном конце Риана, может отозваться на другом, и порой самым неожиданным образом. Земля, вода, воздух – они впитывают в себя и запоминают каждое слово, чтобы потом отдать его обратно. Я не уверена, но мне кажется, здесь все произошло именно так. Возможно, заговоры Моррога повлияли на ветер так, что он стал вести себя странно.

Хэур потер лоб ладонью.

– Но почему именно ветер?

– Из всех стихий он наиболее восприимчив к любой магии: она легко передается ветру, и он разносит ее на огромные расстояния. В любом случае, другой причины я придумать не могу – это слишком непохоже на обычный ураган.

– Хорошо, – задумчиво протянул Сигарт – он, кажется, начинал понимать, о чем говорит эльфа. – Предположим, это действительно так. Выходит, он не остановится, пока не выплеснет на кого-нибудь всю эту гадость…

– Вот именно! Чтобы сила заклятия иссякла, кто-то должен принять на себя его удар, как скала принимает удар молнии.

Голодный взгляд Сигарта упал на крутящуюся на вертеле румяную тушу.

– Баран? – с надеждой спросил он, сглотнув.

– Нет, бараном здесь не отделаешься – едва ли он сможет привлечь к себе внимание ветра. К тому же, магию нужно не просто принять, но и трансформировать, обезвредить, чтобы она утратила свою разрушительную силу.

Сигарт снова нахмурился.

– И как же ее обезвредить?

– Есть много вариантов. Самый простой – пропустить ее через свою кровь, и вместе с ней выпустить обратно…

Хэур поморщился при упоминании о крови, во рту тут же появился кисловатый привкус.

– А почему через кровь?

– Потому что на ней отражаются даже малейшие изменения, произошедшие с тобой, – объяснила Моав. – Стоит тебе принять на себя какую-то магию, как кровь тут же впитает ее в себя; то же самое касается и чувств, и даже мыслей! Если магия или чувства окажутся слишком сильными, от них можно избавиться, выпустив немного крови. Думаю, для нашего случая это то, что надо… Вот только не думаю, что такие сложные вещи под силу барану. Это должен быть маг, сильный маг.

– И кто же у нас будет магом? Ты что ли?

Эльфа гордо вскинула голову.

– А почему бы и нет?

Сигарт не нашелся что ответить. В этот момент на столе появилась долгожданная баранина, и спор прервался сам собой. Хэур с воодушевлением принялся ощипывать мясо с кости острыми звериными клыками, по привычке довольно урча. Моав опасливо покосилась в его сторону и зачерпнула ложкой похлебку из фасоли.

Пока они ужинали, за окном стемнело. Завывание ветра на улице усилилось. Хозяйка торопливо захлопнула ставни и задвинула металлические засовы. В зале стало совсем темно. Она внесла несколько ламп – те горели тускло, распространяя по всей комнате вонь горящего бараньего жира. Одну из ламп женщина поставила на стол, где сидели эльфа и хэур.

– Вам ведь две отдельные комнаты? – спросила она, кокетливо скользнув глазами по фигуре Сигарта.

– Хватит и одной – я не буду ночевать, – холодно ответила Моав.

Сигарт поднял на нее удивленный взгляд – такой сердитой подругу он еще не видел. Поев, они поднялись в комнату. Эльфа села на единственную кровать и сидела неподвижно некоторое время, размышляя о чем-то. Ветер за окном тем временем крепчал – он налетал порывами, то усиливаясь, то вновь успокаиваясь. Наконец, Моав решительно встала и подошла к двери.

– Все, пора.

Она взялась за дверную ручку и толкнула дверь. Сигарт молча двинулся за ней. Трое крепких парней вынырнули из темноты и преградили ему дорогу.

– А ты куда собрался, дружок? Ты останешься тут – чтоб нам было с кем поговорить, если твоя красотка не вернется.

Глаза Сигарта вспыхнули желтым огнем. Стиснув зубы, он подался вперед, но Моав схватила его за локоть.

– Жди меня здесь, – спокойно сказала она, сжимая пальцы. – Постарайся не уснуть до утра, мне может понадобиться твоя помощь.

Хэур нахмурился. Словно поняв его опасения, Моав заглянула ему в лицо – синие, как васильки, глаза смотрели искренне и честно.

– Я вернусь, верь мне…

Не сказав ни слова, хэур высвободил руку и, резко развернувшись, отошел вглубь комнаты. Эльфа обратилась к воинственной троице, все еще переминающейся в дверях.

– Я пойду одна, – объявила она, – лучше не видеть того, что будет происходить за воротами. Это может оказаться слишком опасным, ураган не станет разбирать, где кто.

Парни молча расступились, пропуская ее – преследовать эльфу никто не решился.

***

Беспрепятственно добравшись до городской стены, Моав вышла за ворота. За пределами города не было ни души, даже в сторожевой будке было пусто – жители попрятались в дома, накрепко затворив двери и ставни в ожидании урагана. Город словно вымер. По волосам эльфы пробежал легкий порыв ветра – предвестник скорого стихийного безумия. Сухая прошлогодняя трава заколыхалась. Небо быстро затягивало низкими серыми тучами. Не обращая внимания на все усиливающийся ветер, Моав быстрым шагом двинулась по дороге; ее одинокая фигурка жалобно темнела посреди пустынного поля. Ветер нарастал; его порывы становились злее и резче… С трудом преодолевая напор воздуха, эльфа дошла до места, где дорога троилась. На перекрестке она остановилась. Усиливающийся ураган с хлопаньем трепал полы ее курточки. Моав постояла, приноравливаясь, затем закатала рукава выше локтя и, вытащив из-за пояса маленький нож, решительно полоснула лезвием по левому предплечью от локтя до запястья – по белой коже неспешно поползла полоска крови. Она переложила кинжал в раненую руку, и в следующее мгновение темная дорожка потянулась и к правому локтю; эльфа подняла лицо к небу, бледные губы зашевелились, твердя какие-то заклинания.

Казалось, ветер этого и ждал! Будто распробовав вкус крови, он рванулся, накинулся на маленькую фигурку. Она встала к наветренной стороне лицом, раскинула руки крестом. Ураган неистово трепал ее волосы, дергал за одежду, сбивал с ног, забивал дыхание обратно в легкие. Как голодный зверь, он лизал ее раны, вливаясь в тонкие вены, и вместе с кровью эльфы капля за каплей уходила его ярость… Закрыв глаза, Моав шаталась под свирепым натиском, и от ее рук по воздуху тянулись две темные нити. Но вот шквал начал утихать: как насытившийся хищник, ставший вдруг безразличным к своей добыче, он отступил. Вскоре от него остались лишь редкие порывы – они все еще вздымали белые волосы эльфы, подобно мощному мерному дыханию. Постепенно улеглись и они. Вокруг стало так тихо, что было слышно, как журчит ручей неподалеку. Эльфа медленно открыла глаза и опустила руки. Сделав два неверных шага, она пошатнулась и без сил опустилась на землю, затем все же встала и медленно пошла обратно в город.

***

Как и было условлено, Сигарт ждал на постоялом дворе. Он не сомкнул глаз всю ночь, и теперь его клонило в сон. Голова все ниже опускалась на скрещенные на столе руки. Вокруг было тихо. Люди, грозившиеся неотступно стеречь хэура, куда-то запропастились – не то со страху, не то от радости в честь стихшего урагана. Внезапно до чуткого уха Сигарта донесся непривычный звук – кто-то скребся в дверь. Еще не совсем сбросив дрему, он подошел к двери и распахнул ее настежь – на пороге, едва держась на ногах, стояла Моав. Похоже, ее сил не хватило, чтобы сдвинуть тяжелую дверь… Взглянув в ее лицо, Сигарт ужаснулся – оно было белым, как мел. Посиневшие губы пытались что-то сказать, но глаза эльфы закатились – Сигарт едва успел подхватить ее на руки.

Бережно опустив ее на кровать, он стал осматривать раны. К его удивлению, они не пытались затянуться: кровь все струилась из отворенных вен, растекаясь темными пятнами на постели. Сигарт вспомнил, что кто-то вроде говорил ему, будто раны у эльфов заживают тяжко – не зря же рядом с раненым остроухим тут же появлялась толпа знахарей со снадобьями и притираниями. Но порезы на руках Моав затягивались слишком плохо даже для эльфа… Сигарт судорожно сглотнул – как и любую рысь, вид крови приводил его в то воинственное возбуждение, которое наводило такой страх на противников. Помотав головой, чтобы отогнать подступающую злобу, он припал губами к разрезам на коже эльфы – так хэуры могли останавливать даже сильное кровотечение. Но сейчас рысьи секреты не помогали – маленькая эльфа с каждой минутой дышала все тише, а пульс едва пробивался на шее тонкой ниточкой.

Сигарт было пришел в отчаянье, но заметил маленький кинжал, покрытый свежей кровью. Он осторожно достал его из-за пояса Моав, понюхал лезвие, попробовал на вкус и тут же сплюнул. Так и есть – сильный сок желудника, не дающий крови сворачиваться. Похоже, эльфа просто перестаралась с зельем… Сигарт шустро потянулся к своей холщовой сумке, лежавшей на столе, и, покопавшись в ней, достал несколько небольших голубоватых камней, гладко срезанных с одной стороны. В Цитадели этот минерал называли «совиный глаз» – цветные прожилки на сколах образовывали рисунок, напоминающий око. Сигарт всегда носил его с собой – этот камень был способен вытянуть из ран практически любую отраву. Против яда виверна он бы, конечно, не помог, но от желудника – то, что надо. Его сок, в принципе-то, и ядом не назовешь… Сигарт быстро приложил осколки к разрезам на руках Моав – кровь стала сочиться меньше, а вскоре и вовсе остановилась. Он снова склонился над ранами – на этот раз они затянулись моментально, не оставив шрамов на нежной коже. Однако лицо Моав все еще оставалось по-прежнему белым – хоть хэур и закрыл раны, вернуть пролитую кровь он был не в силах; это могло сделать только время – если, конечно, у маленькой эльфы хватит сил дождаться. И она ждала…

***

Болезнь Моав стала не единственным происшествием того дня. Лишь много позже эльфа узнала, сколь странные вещи происходили на постоялом дворе, пока она пребывала в беспамятстве…

Время шло к рассвету, когда, в последний раз взглянув на бледное лицо больной, Сигарт, наконец, лег спать. Он отказался от предложенной хозяйкой кровати – за годы походной жизни рыси привыкают засыпать где угодно: подстеленной меховой накидки вполне хватало, чтобы обеспечить крепкий сон. Умостившись в углу комнаты, наискось от кровати Моав, хэур привычно свернулся клубком и тут же задремал.

Он спал чутко, и во сне улавливая любой шорох. Некоторое время все было спокойно – эльфа чуть слышно дышала во сне; хозяйка, немного посуетившись, затихла в своей каморке. Неожиданно Сигарта разбудил подозрительный звук. Открыв глаза, он бесшумно подтянул к себе лежащую рядом перевязь с ножами и замер. За дверью раздались приглушенные шаги: кто-то желал проникнуть в комнату незамеченным. «Гарвы!» – мелькнуло в его голове. Мгновение спустя дверь медленно подалась, и на пороге показались несколько темных фигур. Хэур не шелохнулся, только следил глазами за вошедшими. Он облегченно вздохнул – это были не гарвы, а люди. Незваные гости – их было четверо – носили одинаковые коричневые куртки и лохматые шапки. Сигарт сразу их узнал – те самые всадники, что встретились по дороге, а затем в трактире. Не приметив хэура, один из них подошел к кровати, на которой лежала эльфа, и склонился над ней.

Спокойный низкий голос заставил его вздрогнуть:

– Я не жду гостей…

Незнакомец развернулся, вглядываясь в угол. Хэур неподвижно стоял под стеной, точно большая тень, в темноте призрачно мерцали две зеленые точки. Воин, что смотрел на Моав – судя по всему, главный из группы – сделал несколько шагов к Сигарту.

– А мы не к тебе, – сказал он тоном человека, привыкшего отдавать приказы. – Нам нужна девка, – он кивнул в сторону бесчувственной эльфы. – Доставить живой – таков приказ короля.

– Что это еще за охотник до больных женщин? – донеслось из угла.

– Не твое дело! Сиди тихо и останешься жив, а дернешься – пеняй на себя.

По-видимому, человек в меховой шапке решил, что разговор с незнакомцем можно считать оконченным. Развернувшись к солдатам, он сделал знак рукой – те молча двинулись к постели и уже собирались протянуть руки к эльфе, как вдруг замерли.

– Это – мое! – четко произнес хэур, в его холодном хрипловатом голосе слышалась скрытая угроза, по комнате словно повеяло сквозняком.

– Было твое, а стало наше! Тебе известно, кто я? – проговорил главный, явно теряя терпение. – Я – Йорг Лис!

– А тебе известно, кто я? – спокойно поинтересовался Сигарт. – Ах да, совсем забыл – люди ведь не могут видеть в темноте…

От этих слов воин вздрогнул и невольно попятился, но долг одержал верх.

– Убрать его! – крикнул он.

Все трое мигом оставили Моав и без лишних слов бросились к Сигарту. Раздался короткий звук, похожий на тот, с которым мясник разделывает бычью тушу, и двое из нападавших рухнули с ножами в груди. Ловко перепрыгнув через тела, оставшийся воин с мечем наголо подскочил к хэуру и замахнулся. Остаток боя оказался кратким: выбив оружие, Сигарт, точно кошка, бросился на противника, быстрым и четким движением захватывая его голову; раздался жуткий хруст, и воин осел на пол со скрученной шеей.

Сигарт остался один на один с главарем. Оценив соперника, тот попятился и вытянул меч. Хэур тоже потянулся было к своему, но подумал, что, пожалуй, не стоит привлекать внимание любопытных звоном железа. К удивлению противника, зажатый в его руке меч вырвался и, пролетев через комнату, без звука упал на подстилку Сигарта. В следующее мгновение хэур быстро выбросил вперед руку – стоящий в пяти шагах от него человек схватился за горло и с хрипом повалился на пол. Сигарт застыл посреди темной комнаты, а на полу в нелепых позах лежали четыре неподвижные фигуры. Все случилось настолько тихо, что никто бы и не подумал, что недавно здесь бились не на жизнь, а на смерть: ни одного вскрика, ни звона мечей – даже хозяйка, мирно дремавшая за стеной, и та не проснулась. Из угла донесся тихий шорох – эльфа вздохнула и слегка пошевелилась во сне.

Сигарт подошел к одному из мертвецов, склонился, внимательно разглядывая одежду. Ничего особенно в ней не было – обычный походный костюм. Взгляд хэура упал на запястье трупа. Край рукава задрался, под ним просматривалась татуировка – два скрещенных меча с обвившейся вокруг змеей. Сигарт удивился – за все время, что он провел в Галлемаре, ему не доводилось видеть подобного знака… Он быстро пошарил по карманам главного. В одном нашелся скрученный кусок бумаги, на нем явно виднелись следы суровой нитки – обычно так выглядят послания, отправленные голубиной почтой. Сигарт в темноте поднес записку к лицу – свет рысям ни к чему. «Любой ценой не дайте М. добраться до Сиэлл-Ахэль. Доставить в условленное место живой! Все держать в строжайшем секрете». Слово «живой» было несколько раз подчеркнуто, внизу стояла подпись: «К. Р.». Хэур задумчиво потер лоб – он знал лишь одного правителя, которому могли принадлежать такие инициалы, но это было невозможно! Может быть, у Моав выйдет пролить свет на случившееся, когда она придет в себя… Как бы там ни было, надо избавиться от трупов прежде чем наступит утро. Быстро собрав ножи, Сигарт окинул взглядом место драки и вышел из комнаты.

Вернулся он вместе с заспанной хозяйкой. Позевывая, она едва удерживала свечу в руках. При тусклом неверном свете побоище выглядело еще более жутким. Переступив порог, женщина испуганно вскрикнула и прижала ладонь к губам.

– Я знал, что вы не откажете в помощи, – невозмутимо произнес хэур.

– Но как же это так?.. – пролепетала она, кивая в сторону лежащих тел.

– Так получилось, – коротко и вежливо произнес Сигарт. – Если вы поможете мне, я помогу вам.