Текст книги "В поисках прошлого"

Автор книги: Джемма О'Коннор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава 10

Больница Св. Бриджет, современное медицинское учреждение, располагалась в пригороде Клонмела. Крессида и Муррей поднялись по недавно окрашенной лестнице на второй этаж и по длинному коридору прошли в отделение, где было несколько четырехместных палат. Алкиона лежала прямо в середине, напротив поста дежурной медсестры. Одна из кроватей здесь была пуста; две другие были заняты пожилыми женщинами – обе либо спали, либо находились в коматозном состоянии.

В последний раз Крессида навещала Алкиону месяцев пять назад и сейчас испытала настоящий шок, увидев, как та исхудала. Молодая женщина тоже спала, лежа абсолютно неподвижно. Светлые локоны прилипли ко лбу и кудряшками закручивались возле ушей. Когда Муррей подошел к постели, ее веки задрожали, глаза открылись, и она посмотрела словно сквозь него, дальше, где в ногах кровати остановилась Крессида. «Алкиона?» – шепотом позвала та. Тупой, вялый взгляд на секунду задержался на гостье, потом ушел в сторону.

Муррей взял племянницу за руку.

– Привет, милая! – поздоровался он.

К удивлению Крессиды, Алкиона высвободила руку; Крессиде показалось, что по лишенному всякого выражения лицу больной скользнула тень раздражения. Муррей то ли не заметил этого, то ли предпочел не обращать внимания. Присев на край постели, он снова взял безжизненную руку. На этот раз Алкиона позволила ему держать ее – а, может, просто снова погрузилась в забытье.

Муррей повернулся к Крессиде:

– Она прелестна, не правда ли? И до чего теперь похожа на Эванджелин!

Крессида принесла из коридора стул и поставила по другую сторону кровати. Она пыталась пропускать мимо ушей шепот Муррея.

Ей никак не удавалось заставить себя смириться с тем, как сильно изменилась Алкиона. Ей ведь уже под тридцать, а выглядела бедняжка словно недокормленный тинейджер. Сцена напоминала книжную иллюстрацию Викторианской эпохи – больной на смертном одре. И если это раздражало и беспокоило, то поведение Муррея раздражало Крессиду еще больше. Он кудахтал прямо как старая курица, огорченно цокал языком над завядшими цветами и пустым кувшином для воды, хотя любой идиот мог заметить, что больной уже давно не до питья и тем более нет дела до засохших хризантем.

– Что-нибудь надо сделать? – шепотом спросила выведенная всем этим из себя Крессида.

– Нет, – ответил он, пошел к посту дежурной сестры, вернулся с влажной тряпкой и стал вытирать лоб больной. Та сначала оставалась неподвижной, потом без успеха попыталась оттолкнуть непрошеного помощника – руки ее были слишком слабы, могли лишь беспомощно метаться.

– Мне кажется, ей это неприятно, – мягко заметила Крессида.

Муррей проигнорировал ее замечание и продолжал свои упражнения, пока не пришла сестра и не попросила его остановиться. «Оставьте бедняжку в покое, – сказала она тихо, но твердо. – Вы ее только перевозбудите. Разве не знаете, что она не любит, когда к ней прикасаются?»

– Вечно повсюду свой нос сует, – пробурчал Магро, когда медсестра вышла. Потом сел и уныло уставился на Крессиду. – Алкиона всегда любила, чтобы ей волосы причесывали, – проговорил он.

– Да, я помню. Даже когда совсем с ума сходила, все равно ей это нравилось.

– Как вам кажется, может, и сейчас понравится?

– Да, Муррей, думаю, понравится. У меня в сумке есть мягкая щетка для волос. Единственное, что я для нее привезла. Единственное, как мне кажется, что может ее порадовать. – Крессида развернула розовую детскую щетку для волос, положила на мягкое покрывало и толкнула в его сторону. Ее так тронули нежность Муррея и забота о больной, что она чуть не заплакала.

Он начал медленно расчесывать девушке волосы. Сначала та никак не реагировала, но некоторое время спустя на губах Алкионы появилась слабая улыбка.

– Никогда у меня не хватало времени, чтобы делать для нее все, что нужно, – тихо сказал Муррей. – Я вот тут, знаете, все думал об этом приюте в Уитни… Только мне кажется, лучше будет взять ее к нам. Думаю, она уже вполне готова к этому.

«С ума сошел», – подумала Крессида.

– Думаете, Алкиона поправится? Это ведь довольно тяжелый переезд для такой больной, не так ли?

«Мы оба сошли с ума».

– Девочка явно поправляется. Сегодня она выглядит гораздо лучше. – Он прикоснулся ладонью ко лбу Алкионы. – И температура здорово упала. – Он еще некоторое время продолжал гладить девушку по волосам. – Я это делал для Эванджелин. Я ведь, знаете, без ума от нее был. С тех пор, как себя помню. Она поселилась у нас, когда мне было десять. Родители ее развелись, мать сбежала в графство Уотерфорд с каким-то музыкантом. Моя мама приходилась ей двоюродной сестрой. У Вэнджи – я так ее всегда звал – больше никого на свете не было. Я всегда хотел жениться на ней… – Муррей сгорбился, плечи опустились. – Помню, как родилась эта малышка. Да, ей будет хорошо с нами в Оксфорде. Нет смысла оставлять ее здесь, верно? И как я раньше до этого не додумался?

Он все еще продолжал бормотать, когда Крессида на цыпочках вышла за дверь. В коридоре ее перехватила медсестра.

– Вы родственница Алкионы? – спросила она.

Крессида поколебатась.

– Нет, – призналась она наконец. – Просто друг семьи. Она очень больна, правда?

– Да, очень тяжело. Но мистер Магро, кажется, ничего не понимает. Я все время пытаюсь ему втолковать, что она долго не протянет, а он все твердит, что заберет ее в Оксфорд. Он очень к ней привязан, верно? Но, Господи, помоги нам, в ответ получает от нее столь мало!

– Она ведь не говорит. И не слышит. Она никогда не умела ни с кем общаться – ну, словами…

– Да-да, конечно, я знаю. Только вот… – Медсестру явно что-то очень беспокоило. – Я тут все думала, почему она в… То есть если он так любит ее и все такое… – Женщина махнула рукой: – Ладно, не имеет значения. Все равно все это скоро кончится, – резко закончила она и пошла прочь.

«Данкреа лиснинг пост» (архив)

Вчера утром экипаж спасательного катера из Пэссидж-Саут обнаружил и выловил возле скал Бэлтибойз тело рыбака с Трианака. Власти считают, этот человек погиб, пытаясь спасти какого-то неизвестного яхтсмена.

Отступление 5

С братьями Салливан все устроилось – сперва они, правда, кучу вопросов задавали, но я же преотлично могу изображать глухого. Скоро они все поняли и отстали. Когда мы выходили собирать мидий, то были слишком заняты делом, так что времени на болтовню не оставалось, даже если ты в силах перекричать вой ветра и грохот волн. Погода становилась все хуже. Можно было подумать, что в этих местах не в сезон и поглядеть-то не на что, однако, сам того не понимая, я все больше прикипал к ним душой. Самое лучшее время было ранним утром, еще до того, как начинался дождь. Все было освещено ярким солнечным светом, все сияло ярчайшими цветами. Многоцветное небо на заре, облака, похожие на клочья ваты, изумрудно-зеленая трава. Все это как бы оправдывало постоянную непогоду, по крайней мере до начала следующего дождя.

Работа начиналась каждое утро в шесть; в первый день я закончил около десяти, но в последующие дни время окончания работы менялось, обычно я освобождался около полудня. Время после полудня было в полном моем распоряжении. Мик разрешил мне в любое время брать их лодку. «Ты только оставляй ее там же, где взял, и в том же виде, в каком она была, сынок, а так – пожалуйста». Я не встречался с ними, кроме как во время работы, скорее всего потому, что братья работали гораздо дольше, чем я. К тому же они жили в Пэссидж-Саут, а я редко бывал там. Большую часть времени проводил наедине с самим собой.

Если не считать проезжавших мимо случайных машин, ни с кем из соседей я лицом к лицу не встречался, вылезал из коттеджа, только убедившись, что поблизости никого нет. Я убедил себя – смех, да и только! – что если я не вижу соседей, то и они обо мне не знают. Я немного нервничал по поводу самовольного захвата дома: если кто-нибудь вздумал бы задавать вопросы, мне не оправдаться. Я проигрывал про себя стычки и споры, в которых сохранял ледяное спокойствие, но на самом деле соседи вели себя вполне доброжелательно. Вообще-то я не представлял, как на самом деле относились ко мне местные жители, и не стремился это выяснить.

Ночи становились все холоднее, хотя было начало сентября и листья только начинали желтеть. Выдавались дни, когда по нескольку часов подряд с неба сияло яркое, даже согревающее солнце, но коттедж слишком долго оставался заброшенным и никогда не прогревался. Но я все же кое-как справлялся. В лодочном сарае Салливанов нашел маленькую переносную печку и выпросил ее у них для приготовлении минимального количества еды и обогрева. Хорошо еще, что у меня был с собой теплый спальный мешок. В самые скверные дни я долгими часами лежал, свернувшись клубком, на кровати. Вел себя прямо как раненый зверь, в одиночестве и тишине восстанавливающий силы, готовясь к схватке с ожидающими в засаде драконами. У меня не было никаких сомнений, что драконы меня уже караулят. Стремление к действию понемногу улетучивалось; я собирал мидий, несколько раз выходил в море на тяжелой старой гребной лодке, вот и все. Мне казалось достаточным, что я способен жить здесь день за днем. Вставать каждый день в шесть утра, да еще при таком паршивом рационе – это вам не шутка. Мне все время хотелось есть. Я чувствовал, что веду совершенно бесцельное существование, словно завис в воздухе, потеряв вес, и наполовину умер. И поэтому здорово злился.

Приехал-то я сюда в жутком запале, хотел все раскопать насчет своего прошлого, укокошить всех призраков. Пока был далеко отсюда, думал, что сама по себе поездка к устью Глара даст ответы на все вопросы, не требуя никаких усилий с моей стороны. Была у меня такая оригинальная мысль – что моя история прямо-таки врезана в окрестный ландшафт и остается только прочитать ее. На деле все оказалось наоборот: воспоминания бродили где-то далеко, мне было до них не дотянуться, не ухватить. В один прекрасный день я понял, что ключ к моему прошлому спрятан в сердцах и памяти окружающих меня людей. Осознать это было одно; общаться же с хранителями этой информации – совсем другое. Гораздо проще спрятаться где-нибудь в уголке.

Поскольку в детстве я страдал глухотой, контакты с людьми требовали от меня значительных усилий, к тому же я никогда не доверял посторонним. Мысли о том, чтобы вернуться домой и начать готовиться в университет, потихоньку испарялись. Будущее представлялось очень туманным. С момента возвращения в Ирландию я потерял прямую связь с домом, давно уже не говорил с матерью. Пока я работал в «Провендере», следил, чтобы мобильник был всегда заряжен, и мог в любой момент отправить домой текстовое сообщение, всячески избегая упоминать о своем местонахождении. Когда аккумулятор сел, положение осложнилось. Я засунул телефон на самое дно рюкзака, после чего изредка звонил из автомата в поселке. Мне не хотелось раскрывать, где я, послав домой открытку с ирландским почтовым штампом, а поскольку других идей у меня не было, я ничего и не предпринимал. Как-нибудь само образуется.

И образовалось! Однажды вечером я лежал, читал, почти уже уснул, когда что-то меня насторожило. Я поднялся и принюхался. И тут же определил, что это за запах, выделяющийся из всех остальных, запах, который интриговал меня уже несколько дней. Я снял ботинки, прокрался к двери, тихонько отворил ее и заглянул в гостиную. Здесь запах был сильнее, хотя ничего вроде бы не было сдвинуто с места. Внимательно осмотрев комнату во второй раз, я обнаружил наконец девицу, которая устроилась в темном углу. Сгорбилась на старом диване, подобрав под себя ноги, и сидела, уставившись в пространство. Словно так и надо.

Я стоял, прислонившись к двери в спальню, и молча смотрел на нее. Она уже затушила свой косячок, но дым висел в затхлом воздухе гостиной. Выцветшие джинсы и свитер, что были на ней надеты, прекрасно сочетались с выношенным старым одеялом, которое я обнаружил в комоде и накинул на торчащие наружу пружины дивана. Она, казалось, пребывала в столь счастливом неведении о моем присутствии, что я уже решил – накурилась до полной отключки. Но тут она моргнула.

– Приветик, – сказала небрежно, не двинувшись с места.

Я чуть не расхохотался.

– Удобно, значит, тут устроилась?

– Ага, отлично, – подтвердила эта любительница травки как ни в чем не бывало.

– Ты кто?

– Я бы могла задать тебе тот же вопрос.

– Что же не задаешь?

Она вытащила из-под себя одну ногу, вытянула ее и уставилась на грязную белую кроссовку.

– А мне не надо, – сообщила она. – Я и так знаю.

Мне пришлось приложить усилия, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица. Без особого успеха, впрочем.

– Что ты здесь делаешь?

– Что ты здесь делаешь? – передразнила она меня и захихикала. – Ты всегда так разговариваешь?

– Как это – так?

– Как будто у тебя слива во рту.

– Ага. Всегда. Не нравится?

Она опустила ногу и села немного более прямо, но не очень.

– Да мне все равно. Хоть так, хоть этак. Звучит немного странно, конечно, но так и должно быть, наверное.

– Это почему же?

– Да так. – Девица пожала плечами, ей явно надоел этот разговор. – Кстати, я твое пиво прикончила. Оно было теплое. Мерзость. Меня чуть не вырвало.

– Да ну? И что, я должен тебе посочувствовать?

– Если хочешь. – Тут ее плечи начали вздрагивать – сначала почти незаметно, но потом она откинула голову назад и разразилась хохотом. Я едва сумел справиться с собой, чтобы не последовать ее примеру. Пока она заливалась и кашляла от смеха, я был холоден как лед, но подошел поближе. Рассмотреть ее было нелегко, но глаза постепенно привыкли к полумраку. Ну и… ну, она оказалась ничего. Моего возраста, может, чуть моложе. Довольно красивая. Короткие кудрявые черные волосы с красными или оранжевыми прядями, по обеим сторонам высокого лба выпрямлены целой фалангой заколок. Посверкивающий камешек в одной ноздре, в ушах масса серебряных колечек, они взбирались вверх от аккуратных мочек и исчезали под волосами. Потрясающая кожа: либо необыкновенно белая, либо это была какая-то светящаяся пудра.

– Это у тебя, надо полагать, от Бьорк[20]20
  Бьорк – певица и актриса (фильм «Танцующая в темноте» Ларса фон Триера); выпускает под своим именем различные косметические товары.


[Закрыть]?

Она с отвращением наморщила нос:

– Отвали. Номер не пройдет, Суини!

Я чуть из собственной шкуры не выпрыгнул.

– Ага! – довольно прокаркала она. – Эк тебя зацепило!

– Это не моя фамилия.

– Да ну? А чего же ты подпрыгнул?

– Подпрыгнул? Кто подпрыгнул? И что ты тут вообще забыла? Смолит тут свои мастырки, пиво все вылакала…

Она откинулась назад, на подлокотник дивана, подняв тучу пыли.

– Проверяю, как ты тут, Суини, – вызывающе сказала она, но, когда я никак не отреагировал, на лице ее отразилось сомнение.

– Почему Суини?

– А почему бы и нет? Мне нравится, как это звучит. Здорово, не так ли? – Она села прямо. – Кстати, я сама об этом думала, но потом мне пришла в голову идея получше.

– Ты кто? – Я плюхнулся на подлокотник дивана, который угрожающе затрещал.

– Шэй Донован.

– Шэй? Пишется так же, как Шэймос? Что-то в этом есть от голубых, а? А выглядишь вроде как девушка. Ну, почти. – Мысли мои неслись галопом. Донован. Кто такие эти Донованы?

– Отвали, – ответила она, но я не обратил на это внимания. Откуда я знаю ее фамилию? И откуда, черт возьми, ей известно, кто я такой? Меня всего трясло, по спине бегали мурашки. Ее рука скользнула по моей, но тут же убралась прочь. – Я сама думала взять имя Суини, только вот оно плохо сочетается с «Донован», правда? Суини Донован? He-а, надо что-нибудь покороче, с одной гласной. Шэй Донован – здорово звучит! В любом случае лучше, чем Норин. – Она чуть отвернула лицо, и тут я понял, что девчонка гораздо моложе меня. Лет пятнадцать-шестнадцать. Ребенок.

– Норин? Так тебя, значит, зовут?

– Ага. В честь бабки. Я ее и не видела никогда, – добавила она с отвращением. – Но я уже все решила. С нынешнего дня все будут называть меня только Шэй!

– Значит, я буду первым? Какая честь! Правда, мне больше нравится Норин.

– Правда? – Опять она меня передразнила. – Хм-м, тебе легче. Ты слыхал хоть об одной знаменитости по имени Норин? – И скорчила гримасу.

– А ты собираешься стать знаменитой? – Я ухмыльнулся. – Королевой поп-музыки? Идолом? – Мне нравилось, как она говорит: четкий, легкий голосок, отличный ритм – вверх-вниз, как веселая песенка. Мне нетрудно было разобрать каждое ее слово.

– He-а. Актрисой. Знаменитой актрисой – как Фиона Шоу[21]21
  Фиона Шоу – ирландская актриса театра и кино; снималась, в частности, во многих фильмах о Гарри Поттере.


[Закрыть]. Она ведь из Корка, знаешь? Или я могу стать кинозвездой! – Произнесла она это так: кино-э-э-звездо-о-ой. Киноээзвездооой.

Я приложил все силы, чтобы не рассмеяться. Мне не хотелось, чтобы она ушла.

– Могу поспорить, что наверняка станешь.

– Кончай издеваться! Я на полном серьезе!

– Да разве я смеюсь? Ничего подобного! Вот что я тебе скажу – скинь эти побрякушки, Шэй. С ушами все о’кей, но дырявый нос не очень-то смотрится, тебе не кажется? Особенно если тебя снимают крупным планом.

Норин, она же Шэй, уставилась на меня, желая убедиться, что я ее не разыгрываю. Успокоившись на этот счет, тихонько почесала свой носик.

– Дырявый нос… Ха-ха! Бог ты мой, как смешно! – отчеканила она, сверля меня испепеляющим взглядом. Но улыбку подавить так и не сумела. – Сказать по правде, я бы и сама рада от этого избавиться, там все время воспаление возникает… Проколола, только чтобы мамочку позлить. – Она хихикнула. – Черт знает, как это неудобно, когда насморк!

– А тебе разве не надо быть в школе?

– Когда? Сейчас? Я же не в вечерней школе учусь! – протянула она. – Здесь везде только дневные – вот такие мы все тут обыкновенные, помоги нам Господь. – Потом встала, распахнула занавески, выглянула наружу. Она оказалась ниже ростом, чем я ожидал, – примерно футов пять, фантастическая фигурка, а между джинсами и свитером – обнаженное пространство шириной целых шесть дюймов. Я пытался отвести взгляд. Потрясающая девчонка! Я почти видел перед глазами рекламный постер: «Шэй Донован, смертельно опасная красота». Так и втрескаться недолго. – Господи! – простонала она вдруг. – Опять этот проклятый дождь, ты только посмотри! Здесь недолго в старуху превратиться! Посреди этого траханого безвременья… – И вздохнула. – Ты из Лондона?

Я чуть не сказал «да», но почему-то не мог ей соврать.

– Нет. – На этом и надо было остановиться, но я не остановился. Не знаю почему. – Я в Дублине живу. Иногда в Оксфорде – мать у меня англичанка.

– Оттуда у тебя, значит, акцент?

– Какой акцент?

Она пожала плечами:

– Ну, твой акцент. А как ты туда попал?

– В Оксфорд? Да просто там у меня дед живет. Жил. Он умер недавно. Мама за ним ухаживала. А мы с отцом оставались в Дублине. – Я засопел, чтобы показать, что мне неприятно об этом говорить. Надеялся, что она сменит тему. Черта с два!

– Заноза в заднице эти родители. Ты по матери скучал?

– Не то чтобы очень, – соврал я. Не хотелось, чтобы она считала меня сопляком.

– Со мной то же самое. А сейчас предки отвалили в отпуск. Хоть какое-то облегчение. Ты в колледже учишься? В Дублине?

Вопрос поставил меня в затруднительное положение. Если сказать, что я еще не в колледже, она утратит ко мне интерес. А мне хотелось, чтобы она задержалась.

– Начинаю с октября. Устроил себе каникулы после школы. По Европе покатался.

– Я бы не стала так делать. Хочу поехать прямо в Лондон. В Королевскую академию драматического искусства. – И засопела, словно так давно приняла это решение, что оно ей уже успело надоесть. А потом я заметил, что девчонка скрестила пальцы. Да, из нее точно выйдет актриса. – Но поеду туда только в будущем году, вот ужас-то! Не могу дождаться, когда смоюсь отсюда к черту, но мне еще год в школе учиться.

Семнадцать, значит. Отлично. Я был готов станцевать джигу.

– Зря ты так. Здесь красиво!

– Да неужели? Ты что, крупный специалист по этой части? Ну конечно! Тебе-то проще, за тобой мамочка все время по пятам не таскается! Да у нас вообще ничего не происходит! Надоела мне эта скука до смерти!

– Понимаю, что ты хочешь сказать, – признал я. – Но дело не в этой местности, просто, пока ты в школе, все время приходится делать то, что требуют другие, ведь так? Я последние пару лет то же самое чувствовал. И возненавидел…

Шэй резко повернулась, и я заметил, как изменилось ее настроение. Думаю, ей показалось, что я заговорил покровительственно.

– Да что ты понимаешь! С нашими местами все в порядке. Последнее волнующее событие произошло тут лет десять назад. Но ты, наверное, все об этом знаешь, а, Суини?

– Перестань звать меня Суини. Моя фамилия Холинг.

– Да ну? Как же, как же! – Она хихикнула. – Холинг, а дальше? – Снова передразнила меня, а потом закатила глаза: – Черта с два! Это ведь не твоя хата, так? Закон нарушаешь, да и я тоже.

– С чего это ты взяла?

– Потому что этот дом тебе не принадлежит, верно? Говорят, старикан, который им владел, оставил его в наследство одному пацану по имени Суини, хотя он теперь, наверное, уже не пацан. Спейн, вот как его звали, того старикана.

Это для меня было новостью, да я и не поверил. То есть девчонка-то, может, и считала, что так оно и есть, но скорее всего то была просто местная сплетня.

– С тобой все о’кей? – спросила Шэй. – Как-то странно ты выглядишь.

– Это свет так падает. Я в полном порядке. Что ты там говорила про старика?

– Бухта внизу называется в его честь – Бухта Спейна. Некоторые говорят, что этот человек был немного с приветом, но тут все вечно недомолвками изъясняются, так что это, видимо, означает, что он был обыкновенным старым извращенцем. Иначе почему он завещал дом мальчишке? – Поганка выпалила все это с самым невинным видом, но глаза ее хитро поблескивали.

Господи, я чуть не взорвался! Все это казалось таким знакомым! Бедный старый Трап – какие гнусности о нем болтают! У меня перед глазами встало его лицо. Старик умер, коттедж остался заброшенным. И конечно же, местные сплетники сочинили про это всякие небылицы. Но ведь несомненно одно: если бы все это пусть самым невероятным образом, но было правдой, Кресси наверняка знала бы. А если бы Кресси знала, она сказала бы мне, не так ли? Разве нет? Пока эти мысли бродили в голове, я вдруг почувствовал, что меня занимает еще более страшное сомнение: а если это все же правда?

Я встал и подошел к Шэй. Я был на несколько дюймов выше. Она стояла, выпрямившись, натянутая, как струна, и явно была напугана.

– Та сама не знаешь, что говоришь! – зло сказал я. Голос мой дрожал, руки тоже. Я сжал кулаки и сунул в карманы, чтобы она не заметила.

– Все я знаю, вот так! Здесь до сих пор об этом говорят! – Она засопела и скорчила мне рожу. – О’кей, о’кей, я все выдумала. Я ничего об этом не знала, пока не спросила тетку Мэрилин про этот дом – когда увидела, как ты сюда заходишь, а потом выходишь.

– Ты меня видела? Вот черт! Никому об этом не говорила?

– Не дергайся! Кому тут говорить? – Девчонка ухмыльнулась. – Ничего с ними со всеми не случится, если не узнают. Просто так получилось – мы с теткой разговаривали, и я сказала что-то вроде того, что, вот, дескать, какая жалость, дом гниет и разваливается. А о тебе и не упоминала, так что извини, но это правда.

– Спасибо хоть за это!

– Не за что. А ты мне правду скажешь?

Понятно было, что нахалка просто дразнит меня, но она все равно ждала ответа. Я закрыл глаза и сделал над собой усилие, чтобы успокоиться.

– Да, Шэй. Скажу. Я ничего об этом не знаю. А теперь давай сама рассказывай.

Она рассмеялась:

– Ладно уж. Как я говорила, когда меня столь грубо перебили, тетка Мэрилин – это что-то! Она мне рассказала и про старика, и про мальчишку, и как старика сплетнями довели до смерти. – Все это Шэй выпалила торопливо, потом взмахнула рукой в воздухе и сделала глубокий поклон. Прямо как на сцене!

– И тетя тебе сказала, что старик завещал коттедж мальчику?

Она покраснела.

– Ну, не совсем. Просто упомянула, что ходили такие слухи о Спейне и этом мальчишке. – Она вызывающе посмотрела на меня. – Значит, это могло быть причиной того, что дом забросили, разве нет? В любом случае мне это показалось очень романтичным и все такое. Я хочу сказать, может, все правда, верно? Ничего особенного.

– А если она просто все выдумала?

– Тетка Мэрилин? – Шэй засмеялась. – Нет… Могу поспорить, она знает больше, чем говорит. Она же работала на мать этого мальчишки, убиралась у них в доме. Вот откуда я знаю, что их фамилия Суини. Все там убирала и чистила, пока сама не завела себе гостиницу дальше, вниз по реке – «ночлег и завтрак». – Девчонка закатила глаза.

– Вниз по реке – это где?

– Где она живет, ты хочешь сказать? Возле старого слипа. Огромная казарма, а не дом, но всегда полон. Мама говорит, они чуть его не развалили, понавесили со всех сторон балконы. – Она опять зашлась смехом. – «Ки-Уэст»[22]22
  Ки-Уэст – курортный городок в США, на островах к югу от Флориды.


[Закрыть], вот как мама его называет, но это просто от зависти – Мэрилин богатая.

– Ты не говорила тетке, что я здесь?

– О Господи, да за кого ты меня принимаешь? Я и о том, что сама сюда хожу, никому не распространяюсь, а то еще скажет моим предкам, и тогда мне несдобровать. – Шэй подняла брови. – Незаконное проникновение со взломом. Они ж на тебя этого Райана натравят, из полиции. Если, конечно, ты не тот самый малый, Суини, – добавила она, явно провоцируя меня.

Я не ответил. Почему я не помню ее тетку Мэрилин, если, как утверждает Шэй, она нас обслуживала?

– А ты тоже на Трианаке живешь?

– Да, на той стороне. В самой отдаленной его части, можешь себе представить? «Тишина и покой», вот как мама это называет! До ближайших соседей четверть мили. Совершенно дурацкое название! У мамы ведь тоже гостиница, тоже «ночлег и завтрак», но я частенько живу у Мэрилин. Поэтому и знаю это место. Еще ребенком сюда ходила. – Она вызывающе улыбнулась. – Называла его своим тайным убежищем. Грустно, правда?

– Ничего тут грустного нет. – Мне захотелось обнять Шэй, так что я поспешил сменить тему: – А этот Джон Спейн давно умер?

– Да уж много лет назад. Десять, двенадцать… Может, больше. А я и не говорила, что старика звали Джон, – вдруг спохватилась она.

– Разве? Ты знаешь, что с ним произошло?

– Он утонул.

– А еще что знаешь?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты говорила, что были разные сплетни и скандал.

Она пожала плечами:

– Думаю, насчет того, что старикан с мальчишками якшался…

– Правда? Ты точно это знаешь или опять что-то выдумываешь?

– Ты вообще кто такой? Из полиции нравов, что ли? Я, надо думать, всегда принимала это так, как есть. – Шэй пожала плечами. – Скандал обычно подразумевает секс, не так ли? А если это сексуальные штучки геев – то еще пуще. Ты не гей, Суини?

– И не гей, и не Суини.

– Ой-ой-ой! – притворно запричитала она. – Ладно, не волнуйся. Это ведь классно – быть геем!

– Ага, уж вижу, как это тебя заводит. Но, извини, я не гей. И давно ты здесь ошиваешься?

– А ты нахал! – Ее певучий акцент усиливался, когда она злилась. – Это ты сюда без приглашения вперся, а не я. Я приходила в этот дом, когда хотела, пока ты не заявился и не начал задавать свои вопросы. – Шэй подхватила свой рюкзачок, валявшийся возле дивана, и, пошатываясь, направилась к двери. Когда я положил ей руку на плечо, чтобы остановить, девчонка сердито отбросила ее в сторону.

– Извини, – сказал я. – Не уходи. Пусть сперва у тебя в голове прояснится. Можешь мне доверять, я никому не скажу, что ты была здесь.

– Пока я молчу о тебе, так, что ли? Чудный обмен! Да кого ты тут вообще знаешь?

Именно тогда я и решил, что могу ей довериться.

– Никого.

Она склонила голову вбок, словно любопытная птичка.

– Никого? Или сам не знаешь кого?

Язык как бритва, и соображала она неплохо. Думаю, в этот момент я, наверное, и втюрился. Я уже был вполне к этому готов.

– Скорее второе. Я сам не знаю, кого тут знаю. Вот и торчу здесь. И мне может потребоваться помощь. Не хочешь выпить со мной еще теплого пива?

Понадобилось не больше пары секунд, чтобы любопытство победило.

– Только если расскажешь, кто ты такой. И назовешь свое настоящее имя, а не придуманное!

Ха, да ей цены нет!

– Гил.

– Гил? – Она явно была озадачена. – Тебя зовут Гил? – И уронила рюкзак на пол. – Ты смеешься надо мной, что ли?

– Нет. Меня так зовут. Не такое уж необычное имя.

– Гил Холинг? – переспросила она, но, к счастью, не стала дожидаться ответа. – Знаешь что? Того мальчишку, Суини, о котором я рассказывала, тоже звали Гил. Но ты ведь знаешь, правда?

И я разлил пиво по кружкам.

Е-мейл от Шона Брофи Фионе Мур

Привет, красотка! Послал тебе все, что накопал насчет покойного мистера Уолтера и твоих книготорговцев и т. д., – с курьером отправил. Скоро все будет в твоем ящике. Кстати, когда покончишь с делом Уолтера, наверняка обнаружишь, что эти новые материалы дают нам новые ниточки. Жена Магро была связана с некими интересными мошенниками – это было лет двадцать назад. И все это дает мне основания восхищаться тем, какая же ты умненькая маленькая стервочка. Ты ж напала на золотую жилу! И эту тему можно доить и доить. Мне тут только что звонил один малый с телевидения, я ему рассказал все, как есть. Судя по его реакции, можем рассчитывать на сенсацию. Ну, что скажешь? С. собирается нынче вечером отвалить к своей мамаше – на каникулы. Отпразднуем?

Шон