Текст книги "В поисках прошлого"

Автор книги: Джемма О'Коннор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 17

Фрэнк не мог себя заставить спросить Крессиду о похоронах Алкионы, особенно в присутствии Кэти-Мей, которая ловила каждое их слово. Они ужинали вместе в несколько напряженной, но в целом вполне нормальной обстановке, в полном согласии, сосредоточив все внимание на дочери и Рафферти, который отрабатывал свой хлеб (точнее, корм) тем, что все время их развлекал. После того как Кэти-Мей отправилась спать, взрослые, не особенно торопясь, разгрузили машину, двигаясь даже более медленно, чем того требовало больное сердце Фрэнка. Выглядело это так, словно они опасались остаться наедине друг с другом, без отвлекающего фактора в виде дочери.

Когда все вещи наконец были аккуратно сложены в коридоре, Фрэнк предложил выпить по стаканчику на сон грядущий, но Крессида заявила, что хочет все убрать. «Иначе здесь невозможно пройти. Много времени это не займет. – А потом еще добавила: – А ты иди, присядь, передохни». Фрэнк понял, что жена знает о предстоящей операции. Пошел в кухню и сел, уставившись в стену и прислушиваясь к ее шагам вверх и вниз по лестнице. Мысли его смешались, он пытался сосредоточиться, думал, как бы им снова настроиться на одну волну.

– Я бы не отказалась от чашки чаю, если ты заваришь, – сказала Крессида, просунув голову в дверь после пятого похода наверх. – Уже почти закончила.

Фрэнк включил чайник, заварил чай, потом нетерпеливо поставил на стол два стакана и початую бутылку «Хеннесси».

Пару минут спустя она проскользнула в кухню. Волосы успела причесать, переоделась в старые джинсы и заношенный зеленый свитер, которого он на ней уже много лет не видел. Теперь было заметно, как она похудела.

– Здорово выглядишь, – заметил Фрэнк.

Крессида рассмеялась.

– Мы с тобой прямо как пара гончих, – сказала она. – Ни унции лишнего веса. – Голос ее звучал совсем так же, как когда-то прежде. Четкое английское произношение, чуть смягченное вновь вернувшимся к ней акцентом, присущим уроженцам графства Корк, – ему это очень нравилось. Она взяла его ладони в свои. – Я вернулась к тебе, дорогой. Я знаю про шунтирование. Не волнуйся, все будет хорошо.

– И давно ты знаешь? – Он не мог взглянуть ей в глаза, боясь увидеть в них жалость.

– Со дня похорон. Звонила в больницу из Типперэри, но это никак с тобой не связано.

Она не сказала, что нашла письмо из больницы, которое он забыл под подушкой в Оксфорде.

– Мне просто был нужен новый рецепт. На мои обычные пилюли. Случайно попала на Джо – его секретарша куда-то вышла. И он мне все рассказал. – Она погладила его по щеке.

На самом деле Крессида звонила доктору Бойлену через день после похорон, чтобы все выяснить. «Не давите на него, – посоветовал доктор. – Фрэнк сейчас не в том состоянии. Все твердит мне, что у него все в порядке. Но с Вашей помощью он в конце концов дозреет. Крессида, вам придется собраться с силами, моя дорогая, быть сильной за двоих. Это будет очень трудный период для вас обоих». И пообещал не говорить Фрэнку, что она звонила.

– Ты и так четыре года возилась с лежачим больным, – деревянным голосом сказал Рекальдо. – Думаю, тебе совсем не улыбается снова…

Крессида подняла голову:

– Брось, Фрэнк, чего это ты? Я все-таки твоя жена, черт бы меня побрал. Я хочу быть рядом с тобой во всем. – Она перевела дыхание. – Фрэнк? Может, нам настало время поговорить?

– Точно, настало.

– Тогда оставь этот чай, – решительно сказала она. – Налей вот этого. – Кончиком пальца пододвинула к нему стакан, и он налил ей весьма приличную порцию коньяку. Она отпила немного, потом пристроила стакан в ладонях. – Почему ты раньше со мной об этом не говорил?

– Боялся.

– Чего? Что я устрою истерику? Или сбегу?

– Ну, ты ж сама сказала, что тебя уже тошнит от ухода за больными.

– Так оно и было. Но это был мой долг. Папочка был не из самых приятных людей.

– Ему надо было продать все те проклятые картинки и нанять постоянную сиделку, – резко сказал он и очень удивился, когда Крессида засмеялась:

– У него и так была постоянная сиделка. А он был слишком жадным и склочным, чтобы платить ей. – И посмотрела на мужа более серьезно. – На самом деле он просто боялся остаться один. И смерти боялся.

– И нам от этого было очень плохо. А он о нас и не думал.

– Да. Но кажется, это оказалось неплохим опытом для меня. Я многое узнала и поняла за эти четыре года – и о нем, и о самой себе. – Крессида улыбнулась. – Я стала сильнее. Теперь умею прощать. Да, я по-прежнему могу злиться, но научилась с этим справляться. Я теперь уже не бедное забитое существо, каким была прежде, сам помнишь. Пребывание с отцом здорово меня закалило.

– Это дорого тебе обошлось.

– Да, я за это немало заплатила. – Крессида нагнулась к Фрэнку. – Он жутко боялся всяких учреждений, да и женщин тоже. Я не в счет, я его дочь. А он всегда использовал женщин – мою мать, меня, Марджори. Пока ты с ним во всем соглашаешься и слушаешься, он добрый и милый, прямо Санта-Клаус, но я очень скоро поняла, что на самом деле он никогда не любил женщин. Думаю, у него была такая дурацкая убежденность, что если он не будет ими управлять, то они начнут управлять им. Вэл был такой же. И это меня просто поразило – отец был ужасно похож на Вэла, вел себя точно так же, только, Фрэнк, я его никогда не боялась. – В голосе ее и сейчас звучало удивление. – Это было одно из тех открытий, которые я тогда сделала о самой себе. Первое время я все старалась ему угодить, точно так, как когда-то с Вэлом. С тобой у меня все совсем не так, Фрэнк, любимый. Видимо, мне просто надо было пожить вдали от тебя, чтобы это понять и оценить. И научиться с этим мириться. Ты ведешь себя как совершенно взрослый человек, милый, даешь людям возможность самим принимать решения. И совершать ошибки. Это может быть очень привлекательным, но и пугающим – для тех, кто привык жить с диктатором. Это ведь очень сложно – все время быть взрослым, да?

– Почему ты ничего этого мне раньше не говорила?

– А ты почему ничего мне не говорил о своей болезни?

– Я не болен.

– Прекрати, Фрэнк. Если ты пытаешься меня от этого уберечь, перестань. Я уже научилась командовать парадом. А тебе теперь придется научиться немного уступать. Слушаться меня. Я приехала, чтобы быть с тобой, но, если честно, мне бы очень хотелось, чтобы ты меня об этом попросил, дал мне возможность самой сделать выбор.

– Может, я боялся, что ты скажешь «нет»…

Оба в ужасе уставились друг на друга. Они и сами не заметили, как оказались на краю пропасти. Крессида обняла мужа:

– Ох, дорогой мой, любовь моя! Мы же через все можем пройти вместе, не правда ли?

В постель они отправились, держась за руки, и впервые за несколько последних месяцев занялись любовью. Неспешно, нежно. После этого они еще несколько часов лежали без сна и тихонько разговаривали – о предстоящей операции Фрэнка, о том, куда они поедут после нее.

– Я тебе кое-что хочу рассказать, Фрэнк, – сказала она, уже почти засыпая. – После чего намерена окончательно выбросить все это из головы и сосредоточиться на том, чтобы вывести нас всех на путь истинный. Всех. – Она тесно прижалась к нему. – Я все это время как будто сидела в глубокой яме, не только последние несколько лет, а все время. А ты был очень терпелив со мной.

– Я был просто эгоистичной свиньей.

– Это точно, но, может быть, ты имел на это право, а? В любом случае мы оба были хороши.

Фрэнк сел, включил настольную лампу и провел пальцем по лицу жены, обводя его по контуру. Поцеловал ее в нос.

– А ты изменилась. Здорово изменилась.

– И что, нравится?

– Более чем. – Он прижал ее к себе. – Ну, рассказывай.

– Это насчет Алкионы. На похоронах кое-что произошло… Я боялась, что О’Дауд там появится, но он не приехал. На заупокойной мессе присутствовало всего несколько человек. Муррей, Грейс, я и моя старая приятельница, Роза О’Фаолейн.

– Роза?

– Ты знаешь ее?

– Я… э-э-э… встречался с ней. Симпатичная женщина. А как она там оказалась?

– Подожди, про Розу я потом расскажу. Месса была в маленькой часовне в монастыре, на ней присутствовали две оставшиеся там монахини, обе старухи. Очень трогательно это было – они вроде как считали Алкиону своим ребенком. Такие добрые! И как им, должно быть, одиноко торчать в этом старом монастыре, когда все у них уже кануло в прошлое. Они казались такими иссохшими, хрупкими, когда садились в такси, чтобы ехать домой. Все остальные вернулись потом в гостиницу, Муррей напился и пустил слезу. Бедная Грейс! А когда он начал распускать сопли по Эванджелин, она просто ушла в спальню. А я осталась.

– Зачем?

– Хотела его кое о чем спросить. О чем на трезвую голову он ни за что не стал бы говорить. Я хотела точно знать, чем страдала Алкиона и какое отношение к этому имел Вэл Суини.

– И теперь знаешь? – тихонько спросил Фрэнк.

– Да. Он как начал, так уж не смог остановиться. Такое впечатление, что все это сидело в нем, спрятанное внутри, и только и ждало случая, чтобы вырваться наружу. Фрэнк, Муррей присутствовал при том, когда девочка повредила голову. Вэл и Эванджелин тогда жили в Нью-Йорке, а Муррей оканчивал Корнелльский университет. Он как раз гостил у них. Алкионе тогда было около двух лет – уже ходила, болтала без умолку и вообще доставляла массу хлопот. То и дело кричала и плакала. Они ведь никогда не собирались заводить детей, Суини говорил, что они оба совершенно для этого не годятся. Слишком нетерпеливые, они то исполняли любой каприз дочери, то вообще не обращали на нее внимания, так что она без всякого присмотра болталась по квартире.

Это случилось в воскресенье. Они с какими-то друзьями отправились в Центральный парк на пикник. Три или четыре пары. Алкиона была с ними – единственный ребенок. Все много выпили, а потом валялись на солнышке, и тут девочка принялась плакать и визжать. Родители не обратили на это никакого внимания. Муррей сменил ей подгузник и пошел к мусорному контейнеру, чтобы выбросить испачканный. Идти было довольно далеко, но пока он туда шел, все время слышал, что Алкиона орет все громче и громче. А потом он увидел, как Вэл тащит ее куда-то за руку, а она надрывается. Муррей отступил за дерево. Он знал, что если Вэл его заметит, то наверняка подкинет ребенка ему. – Крессида закрыла глаза и тяжело вздохнула.

– И что было дальше?

– Вэл дергал девочку за руку, потом стал подбрасывать вверх, как обычно делают, чтобы отвлечь и успокоить. Она сперва перестала кричать, но он продолжал ее подбрасывать все выше и выше, пока она снова не начала визжать. Он же был здоровенный и мощный мужик, а она – совсем крошка, так что он подбрасывал ее почти на высоту собственных плеч. А потом просто отпустил ее – и она упала на бордюрный камень. А Вэл стоял и смотрел. Подошла какая-то женщина, хотела помочь, но с ребенком вроде бы все было в порядке. Она просто тихо лежала там, но глаза были открыты. Муррей поднял ее, и они пошли назад, к Эванджелин, которая уложила дочку на траву, дала ей бутылочку – и та заснула. Но когда они вернулись домой, она начала хныкать, и они обнаружили на лбу ссадину и большую шишку. Эванджелин хотела тут же отвезти Алкиону в больницу, чтобы ее осмотрели, но Вэл заявил, что на это нет времени, потому что ей пора везти его в аэропорт, иначе он опоздает на самолет.

У него был билет на рейс в Лондон на тот самый вечер. Это была одна из причин, по которой Муррей задержался у них – чтобы помогать Эванджелин, пока Вэл отсутствует. Эванджелин считала, что вылет в восемь, но Вэл все твердил, что рейс «в восемнадцать ноль-ноль, моя милая, а не в восемь». В итоге Эванджелин с Вэлом уехали в аэропорт, а Муррей остался с ребенком.

Алкиона ничего не хотела есть, так что он уложил ее в кроватку с бутылочкой. А она прохныкала, но потом все же заснула. Когда спустя два часа Эванджелин все еще не вернулась, Муррей проверил, как там ребенок, и обнаружил, что с ней творится что-то непонятное. Девочка громко хрипела, лицо все пылало. Когда он повернул ее на бок, ее вырвало. Муррей был очень молод, он растерялся. Мобильных телефонов тогда еще не было, так что он никак не мог связаться с Эванджелин, а по опыту уже знал, что она вполне могла поехать навестить каких-нибудь друзей или в кино. Он оставил ей записку, завернул ребенка, выскочил на улицу и поймал такси. Когда добрался до больницы, девочка уже была без сознания, а на лбу у нее красовалась шишка с куриное яйцо и ссадина.

В больнице, конечно, не поверили тому, что он рассказал. И решили, что Муррей и есть отец, который ее избил. Прошел еще час, Эванджелин не появилась. Медики продолжали нападать на Муррея, обвиняя его в том, что он либо побил девочку, либо уронил ее на землю. Угрожали вызвать полицию. – Тут Крессида тихо заплакала.

Фрэнк еще крепче прижал ее к себе.

– Успокойся милая, – прошептал он. – Дальше рассказывать вовсе не обязательно. – Но он знал, что она должна выговориться, что они оба сейчас вспоминают, как Алкиона напала на Кэти-Мей.

– А что началось, когда обнаружили, что у ребенка трещина в черепе! Сущий ад! Муррея подвергли допросу и держали, пока не объявилась Эванджелин – четыре часа спустя. Потом их допрашивали обоих, день за днем вызывали почти неделю, пока наконец не нашли ту женщину, которая предлагала свою помощь в парке. Алкиона была без сознания недели две, и все это время Вэл оставался в Лондоне. В сущности, Эванджелин его больше не видела. Муррей тоже свалил к чертовой бабушке. Ее он после этого не видел лет семь или восемь, а к тому времени Уолтер уже села Вэлу на хвост. – Крессида покачала головой, словно сама не в силах поверить тому, что говорит. – Она следила за ним еще до того, как я с ним познакомилась.

– Гнусная тварь, вот кто он был!

– Да уж. Я-то думала, это что-то во мне вызывает у него такую реакцию. – В голосе Крессиды звучало изумление. – А он, как оказалось, всегда был склонен к насилию.

– Да, она отомстила ему. Всем нам отомстила, – произнес Фрэнк как бы про себя.

Кресси, кажется, не услышала.

– Я делала то же самое, что и она, – всегда покрывала, Вэла… Я… я… Если бы она взялась за него раньше… Она же могла…

– Что? – мягко спросил Фрэнк. – Предъявить ему обвинение? – Он-то по собственному опыту знал, как это легко – обвинить того из родителей, кто первым подвернулся под руку. И как неохотно полиция любой страны занимается разборкой семейных дрязг, насколько в таких делах все смазано, неясно. В то же время ему было не совсем понятно, как удалось тогда вывернуться Эванджелин Уолтер. Скорее всего заявила, что это был несчастный случай. Он отметил, что Крессида в это не верила. Слишком хорошо ей был знаком непредсказуемый темперамент Суини.

Она снова тесно прижалась к нему:

– Мне еще столько тебе надо рассказать!

– Мне тоже, – ответил он. – Но давай сперва поспим. Ты долго сюда добиралась. – Он чуть отстранился и улыбнулся ей. – Ты такая мужественная и такая умница! В следующий раз, когда я начну вещать и разглагольствовать, заткни мне пасть. Ох, Кресси, милая моя, любимая, добро пожаловать домой!

«Данкреа лиснинг пост»

Совет директоров компании «Атлантис Апартментс ПЛС» в Пэссидж-Саут теперь возглавляет бизнесмен с Трианака. Он выставляет на продажу имение Корибин.

Отступление 11

Я почти рассчитывал, что Мэрилин вернется в коттедж. Она и в самом деле вернулась около половины третьего. Вид у нее был смущенный и расстроенный.

– Ты когда домой собираешься? – ни с того ни с сего спросила она.

Я тут же напрягся:

– Не знаю. Когда-нибудь. – Что означало: «Не суй свой нос в чужие дела».

Мэрилин сразу все поняла и недовольно уставилась на меня:

– Господи, да чего ж ты нервный сукин сын, вспыхиваешь прямо как порох! Я такого вроде бы не заслужила! – Казалось, она сейчас хлопнет дверью, но, когда я извинился, она осталась. – Ладно, проехали. Я тебе в двух словах все изложу. Полагаю, у тебя есть связь с родителями. И пока ты опять не завелся, предупреждаю: мне вовсе не нужен их номер телефона. Чего я хочу, так это чтобы ты передал им сообщение от меня. Передашь?

– Да, – покорно сказал я. – Извините, если я был груб…

– Ладно, парень, все в порядке. Ты просто перенервничал. Забудем. – Она покусала губу. Никакой помады, отметил я. – Я была в Корибине. Аукцион через неделю. А теперь слушай внимательно – я уверена, это важно. Фрэнк пишет детективные романы? Случайно, не под именем Фрэнка Вентри?

Я не знал, что ответить – Фрэнк запретил нам обсуждать это, и теперь я начинал понимать почему. Мэрилин внимательно наблюдала за мной, так что прочла ответ на моем лице.

– Понятно, – кивнула она. – Я так и думала. Скажи ему, что там была одна женщина, журналистка, разговаривала с аукционистом. У нее легкий американский акцент, но она точно ирландка. Он нам там все показал. Заметь, меня он полностью игнорировал. Не стоит удивляться, правда? Я не потяну на серьезного участника торгов. Просто таскалась за ними следом. Она вроде бы тоже самим домом не интересовалась – и это меня здорово насторожило, потому что она все время старалась перевести разговор на вашу семью, Гил. И на убийство миссис Уолтер! – добавила она выразительно. – Я прямо чуть не рухнула на месте, когда эта особа стала рассказывать, что была здесь в то время и встречалась с «этим сногсшибательным красавцем из полиции, с Фрэнком Рекальдо». И как его совершенно невозможно забыть – такая экзотическая фамилия! И разве мы не знаем, что он пишет детективные романы, а еще путевые заметки. У нее все было уже записано, у этой любопытной суки. Так, а теперь самое важное. То, что тебе надо ему передать. Она сказала, что готовит серию статей о нераскрытых преступлениях для воскресного приложения к «Дейли ньюс». Что ж, раз она работает на эту паршивую газетенку, нетрудно понять, к чему она клонит, уж я-то сразу просекла. Гил, беда пришла. Я потом отвела аукциониста в сторонку и спросила, как ее зовут. Передай Фрэнку, что нынче в Корибине была Фиона Мур. Я не могла ее вспомнить, но когда ехала назад, заскочила к Айфи Хасси, в Пэссидж-Саут. Айфи мне и напомнила, что она действительно была здесь, когда случилось убийство, задавала кучу вопросов про Джона Спейна. Такое было впечатление, как будто ее больше интересовал он сам, а не убийство. Запомни имя – Фиона Мур. И еще Айфи кто-то говорил, что это именно Фиона Мур писала про него для американских газет, когда он отрекся от сана. – Мэрилин смотрела на меня так, словно собиралась рассказать всю эту историю, но мне этого вовсе не хотелось. Мне уже надоело слушать сплетни про Трапа.

– А вы с ней встречались, когда она писала про убийство?

– Нет, я тогда болела. Жили мы тогда рядом с пабом Хасси, и Айфи держала меня в курсе всех событий. Но она никому не сказала, что я работала на миссис Уолтер. И муж ее, Майкл, тоже не проболтался. И Фрэнк, конечно. Иначе бы мне устроили… Я ж не умею держать язык за зубами – эти писаки бы все из меня выжали.

Мне такое казалось маловероятным. Я хотел было еще кое о чем ее спросить, но Мэрилин заткнула мне рот.

– Это еще не все! Погоди, дай сказать, что дальше было! Я решила сама кое-что разузнать, как и подобает настоящей сплетнице, и предложила подвезти журналистку, но она заявила, что ее довезут. И вот следующее явление – подкатывает Джер О’Дауд. Теперь понятно, куда это он утром мотался, когда чуть не сшиб нас на дороге.

– Он хочет купить Корибин?

– Купить? Нет, конечно, что ты, мальчик! Он его продает! Это ведь он купил его у твоей матери! Ты не знал? – Я помотал головой, и она понеслась дальше: – Ну да, конечно. Весельчак у нас тут самый крупный домовладелец, прямо-таки магнат! А жучила какой! Я по собственному опыту знаю! Мы-то думали, что покупаем уединенный дом в тихом месте, но этот жадный подонок успел откромсать по здоровенному куску земли с каждой стороны еще до совершения сделки, а потом построил там четыре дома – всего получилось восемь, если считать те, что он выстроил на участке рядом с собственным домом. Жадина хренов! Ближайшие соседи – это, конечно, хорошо, однако совсем не то, на что мы рассчитывали. – Она недовольно фыркнула. – О’Дауд не из тех, кто упустит выгодную сделку. Но с Корибином он просчитался. – Мэрилин радостно захихикала. – У него насчет этого имения были гигантские планы – яхт-клуб там устроить, гостиницу, поле для гольфа… Но тут, – просто курам на смех, – вскоре после того, как твоя мать продала имение, власти графства изменили границы округов, и вместо Комиссии по землеустройству из Данкреа, которая была у него в кармане, ему пришлось иметь дело с такой же комиссией из Дейнгина, а это уже совсем другой коленкор! Корибин оказался ему не по зубам, и у меня есть подозрение, что Весельчак во всем винит твою мать. Не хотелось бы мне встретиться с ним на узкой тропинке – есть в нем что-то такое, гнусное… Ну и, конечно, теперь этот хитрожопый хмырь продает вместе с домом всего пол-акра земли – и один Господь ведает, что он намерен построить на остальном участке.

– Вы хотите купить дом?

– Никогда и ни за что. Он же в жутком состоянии, столько лет заброшен… – нетерпеливо отмахнулась она. – И еще я вот что могу тебе сказать. Эта Фиона тоже не имела ни малейшего намерения его покупать. Вот я и спрашиваю себя: а какого же черта замышляет Весельчак? Развозит ее тут повсюду, прямо как близкий дружок. «Приветик, Фиона! – сказал ей, когда подъехал. – Ты, вижу, с Мэрилин уже познакомилась. Она тебе все про этих Суини может рассказать. – Скотина наглая! – Она ж у них убиралась. – Я повернулась, хотела тут же уйти, но он еще не закончил. – И на бедную Эванджелин Уолтер тоже работала!» Эта Фиона хотела что-то мне сказать, но я ее проигнорировала, залезла в машину. Убила бы подонка! – Мэрилин убрала волосы с раскрасневшегося лица. – Вся эта история дурно попахивает. И знаешь еще что, Гил? У меня ужасное предчувствие, что мы вляпались в какой-то заговор. Могу поклясться, О’Дауд знает, что я была в Корибине! Видимо, ему аукционист сказал. Паранойя у меня начинается, что ли? Господи, я уж и сама не знаю, но, что бы там ни было, уже готова себя казнить, что вообще туда полезла. А Фиона так вокруг него и вьется: Джер то, Джер это… Сюсюкает, сплошные у-тю-тюсеньки! Мне даже на секунду показалось, что это миссис Уолтер воскресла! У меня аж мурашки по спине пошли, точно-точно! Он же всегда за юбками бегал. Но за местными – никогда, вот так. Весельчаку подавай что-нибудь более экзотическое. И цветет он только по воскресеньям, по будням от него проку никакого. Король на любых танцульках – вот кем он себя считает. – Мэрилин разошлась не на шутку. – Эта репортерша в любую минуту может мне на голову свалиться со своими гребаными вопросами. И за каким только чертом ей понадобилось все это снова вытаскивать наружу?! – взорвалась она. – О’Дауд без проблем даст ей мой адрес. Придется мне залечь на дно у Норин в доме на несколько дней, да и семью с собой забрать. И тебе советую, Гил, сделать то же самое – поскорее убраться отсюда к чертовой матери! – Она неловко хлопнула меня по спине. – Не знаю, почему это я так расстроилась… Что-то странное происходит. Знаешь, что он прокричал мне вслед? «А я тебя видел нынче утром с этим малым, что тайком живет в старом коттедже Спейна! И мне кажется, я откуда-то знаю парня!» И пасть свою раззявил, прямо рот до ушей. А выражение на его самодовольной роже при этом такое, словно хотел сказать: «Ну, я что говорил?!» А потом еще и ржать начал. Как сумасшедший, право слово, Господь свидетель! Думает, видать, что он умнее всех, паскуда. Надеюсь, хоть понимает, что делает, потому что этой репортерше я бы не стала переходить дорогу. Так что езжай домой, будь умницей. Пожалуйста. Я всегда опасалась этого мерзавца, думаю, и тебе тоже следует.

– Да почему? Он меня не знает, понятия не имеет, где я живу, что бы он там ни болтал. Я был очень осторожен.

– Хм-м! Недостаточно осторожен, вот что я тебе скажу! Да и Норин тоже. Ведь вы не невидимки. Мне уже несколько человек говорили, что тебя видели. Так что Весельчак все знает в лучшем виде.

– А как он выглядит, миссис Донован? – спокойно спросил я.

– Ты разве не разглядел нынче утром, когда он нас чуть не сбил?

– Не успел.

– Ну, и этого вполне достаточно. У него на лице всегда такая мерзкая ухмылка, и он все время разъезжает вокруг в этой своей огромной машине, всегда в траханых темных очках и в кепочке, чтобы скрыть плешь.

Да, я его видел. В первый же вечер в пабе у Хасси, когда познакомился с братьями Салливан, а потом с Шэй. Черт возьми!

– А где он живет?

– Раньше он жил здесь по соседству, теперь перебрался на тот берег реки, но по-прежнему кое-чем владеет на Трианаке. – Мэрилин замолчала, и это продолжалось так долго, что я уже решил, что она про меня забыла. – Не хотела я говорить, – неохотно продолжила она, – потому что не уверена, что понимаю, что этот проныра задумал. Так что я просто повторю, что он сказал после того, как сообщил, что откуда-то тебя знает. «Дочь миссис Уолтер, Алкиона, умерла на прошлой неделе, ты слыхала, Мэрилин? Эта бедолага могла бы рассказать много интересного, если бы не была полоумной. Мне тут сказали, что миссис Суини, которая теперь миссис Рекальдо, была в Клонмеле на похоронах. Тебе это не кажется странным? Может, бедная Эванджелин наконец дождется теперь справедливости?» Тут он взял эту Мур под ручку и повел к машине. – Мэриями прикусила нижнюю губу. – Попомни мои слова, репортерша собирается разворошить всю эту старую историю! Тебе бы надо поскорее отсюда убираться, Гил. Прямо сегодня. Извини, мальчик, что все так повернулось, но, может быть, ты еще вернешься? – Она слабо улыбнулась. – А то Норин меня на куски порвет.

Она оставила меня в таком замешательстве, что я не мог даже толком разобраться в собственных ощущениях. До сего времени я не включал маму в свои расчеты. Кресси, как я полагал, была в полной безопасности в Оксфорде или Дублине. Известие о смерти Алкионы меня, в сущности, не тронуло: я ее целую вечность не видел и к тому же никогда не любил; но вот мысль о том, что Кресси разъезжает где-то неподалеку, заставила меня осознать, как я оторвался от родных.

После отъезда Мэрилин я несколько раз пытался дозвониться домой, никто не отвечал. Я не стал оставлять сообщение. Вместо этого еще раз обдумал все рассказанное Мэрилин и выработал план дальнейших действий. Снова достал свой мобильник и позвонил главному инспектору Филу Макбрайду в штаб-квартиру полиции в Дублине.

Меня соединили с ним немедленно. Он, видимо, сразу почуял, что надвигается какая-то неприятность, потому что голос звучал необычно серьезно. Никаких шуточек, никаких уменьшительных имен.

– Гил? Чем могу помочь?

– Мне надо с вами кое-что обсудить.

– Давай выкладывай.

– Не по телефону. Может, встретимся?

– Когда?

– Как насчет завтра? – Я уже прикинул, сколько времени займет поездка до Дублина, если Мэрилин меня подбросит.

– Ты все еще во Франции?

– Нет, вернулся.

– Но ты не дома? – Голос теперь звучал еще более осторожно. – Завтра не могу, Гил, у меня дела. Давай в конце недели или в выходной.

Я глубоко вдохнул.

– Я в Западном Корке. На Трианаке.

Последовало долгое молчание. Потом:

– И твои ничего про это не знают. – Это был не вопрос, так что отвечать я не стал. – Именно это ты хотел со мной обсудить? Тогда тебе лучше поговорить с собственными родителями. Я-то что могу тебе сказать? Что у них была возможность все выправить, целых десять лет была, и они ее упустили? Что у меня были вопросы, на которые они, возможно, не захотели бы отвечать?

– Фил, ну пожалуйста! Мне надо знать, что тут произошло.

– Надо знать? Ты уже с кем-нибудь говорил?

Я немного поколебался.

– С Мэрилин Донован.

– О чем?

– Об убийстве той американки. – Не хотелось признаваться, что я знаю ее имя.

– Ах вот как. Ну ладно. С кем-нибудь еще контактировал?

– Нет.

– Нет? Тогда что именно тебя беспокоит?

– Когда я сюда приехал, все как будто снова вернулось. Я ходил в «Олд Корн Стор». Фил? Я помню, что произошло в ту ночь в саду. Моя мать там была, Джон Спейн… Кресси… – Голос мой задрожал. Черт меня побери, да я настоящим плаксой стал!

– Знаю. Послушай, Гил. Что бы ты ни помнил, что бы тебе ни казалось, что ты помнишь, твоя мать тут ни при чем. – Макбрайд говорил спокойно и твердо, но не давая мне возможности вставить хоть слово. – Гил? Обдумай все тщательно. Не припоминаешь ли ты, что видел тогда в саду кого-то еще? – Голос Фила, казалось, доносился откуда-то с другой планеты.

– Да.

– Да? Да? И ты знаешь, кто это был?

– Я видел только его ноги.

– Ох!

– Коричневые ботинки, как у отца. – Я в первый раз произнес это вслух и теперь чувствовал себя Иудой. – И еще я помню запах его одеколона.

– Иисусе! – Макбрайд длинно присвистнул. – Так, встретимся в задней комнате гостиницы «Босуэлз» на Моулзуорт-стрит. В два часа. Если приедешь в Дублин раньше, позвони. Больше ни с кем не говори. Ни с кем. Слышишь? – И положил трубку, прежде чем я успел спросить, распространяется ли запрет на моих родителей. Потом я сложил свои вещи и уселся ждать. Шэй появилась в коттедже около шести, когда я уже почти утратил надежду ее увидеть.

Она уставилась на мой рюкзак, как только вошла.

– Уезжаешь?

– Ага, надо ехать. Тут нельзя рубить сплеча, надо разобраться. Извини, Шэй.

– Я, наверное, ничего не могу сделать, чтобы ты передумал, да? Я тебя снова увижу?

Я обнял ее:

– Надеюсь. Я напишу. Или сообщение пришлю. Или позвоню. Я решил еще годик попутешествовать. Смотаться куда-нибудь далеко – в Австралию, в Штаты. Может, мы с тобой вместе пойдем в колледж. – Мечты, мечты…

Она засопела.

– И, надо полагать, ты ждешь, что я… Ай, ладно, Суини, черт с ним со всем!

– Пожалуйста, не называй меня Суини, – тихонько сказал я. – Пожалуйста!

– Да это ж я просто… просто так… Ох, Гил!.. Я ж ничего такого не имела в виду!

– Знаю, но мне это очень неприятно, – пояснил я как можно спокойнее, но тут же это спокойствие меня покинуло. – Спроси свою тетку про Суини! – крикнул я. – Спроси! Она больше всех про нас знает. Спроси ее.

– Ш-ш-ш-ш! – Шэй положила мне голову на грудь, и мы закачались вместе взад-вперед. – Пойдем приляжем на минутку. Сегодня тебе уже поздно ехать. А завтра я уговорю тетку, и она отвезет тебя утром в Данкреа. – Она хихикнула. – Мэрилин все равно не верит, что я сама доберусь до школы.

«Данкреа лиснинг пост» (архив)

НЕОБЫЧНОЕ ЗРЕЛИЩЕ В ПЭССИДЖ-САУТ: ПОХОРОНЫ ГЕРОИЧЕСКОГО РЫБАКА В МОРЕ