Текст книги "Голливудские жены"

Автор книги: Джеки Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 38 страниц)

О добром старом времени она вспоминала постоянно. Помнила каждую мелочь.

Тот день, когда она впервые увидела Росса в баре «У Шваба».

О, как он великолепен, подумалось ей, и потом, когда он подошел к ней легкой походкой, словно бог, белокурый и бронзовый от загара, и стрельнул чашку кофе, она не могла поверить своей удаче.

Тот первый раз, когда они занимались любовью. Его руки у нее на груди. Его твердость, глубоко в нее проникшая. Его язык, ласкающий ее между ног.

Поездку в Нью-Йорк, на телепередачу «Нынче вечером в прямом эфире», дабы он смог себя показать. И радость, когда все вышло так, как и было задумано. Как ехали они через Центральный парк в коляске с откидным верхом. Любовались его афишами на Таймс-сквер. Ели горячие сосиски на Пятой авеню.

И секс, секс, секс. Под душем. В его гримерной на Эн-би-си.

На заднем сиденье такси. Привалившись спиной к стенке гостиничного лифта. Росс был ненасытен, и ей это страшно нравилось.

Двадцать шесть лет спустя она по-прежнему ощущала его руки на своей груди.

– Я любитель сисек, – говаривал он, – а у тебя, детка, самые лучшие.

Пока не подвернулось кое-что получше. Кое-что в куда более симпатичной упаковке, чем она. И он взял да ушел из ее жизни, на все наплевав, даже спасибо не сказал. Она все еще испытывала боль. Потерю. Ярость от унижения.

Ничего не видящим взглядом смотрела она из машины, пока та плыла бульваром Сансет.

После Росса у нее был всего лишь один мужчина, да и тот не в счет. Не потому так получилось, что не было подходящего случая.

В своем роде она была звездой, и немало мужиков пыталось забраться к ней в постель. Она не была ни красавицей, ни даже хорошенькой, но как только начала взбираться на вершину успеха… еще бы! Прискакали как миленькие.

Иногда – хотя очень нечасто – она укладывалась в постель с какой-нибудь женщиной. Секс с женщиной не таил в себе никакой угрозы, скорее был забавой, отвлечением. И тон задавала Сейди. Ей это нравилось.

Работа стала ее страстью. Этого почти хватало. Успех сам по себе награда.

Но теперь времени прошло достаточно, в сущности, даже слишком. Двадцать шесть лет она мечтала отомстить. И сегодня вечером отыграется.

Примерно без пяти пять Росс заехал за женой в универмаг.

Примерно в десять минут шестого они с Элейн уехали.

В глубоком молчании погрузились в «Корниш»и до самого дома не обмолвились ни словом.

У дверей Элейн бросила холодно:

– Все это, знаешь, сплошное недоразумение.

Сволочь, ты думаешь, что я стащила браслет.

Росс кивнул:

– Со всяким может быть, – рассудительно ответил он.

Дубина стоеросовая. Воруй, если иначе не можешь, но не попадайся.

Они вошли в дом. Косматый юнец уже совсем ошалел. Женщина в брючном костюме билась в истерике. Итальянцы с грустными глазами пытались волочиться за юной девицей, которая, плотно прикрыв уши наушниками, зашлась в танце, позабыв обо всем на свете. Два гомика, корча рожи, готовили густой соус из авокадового пюре со специями и наблюдали за тем, как разворачиваются события. Два бармена, развалясь на тахте, курили травку. Лина и ее подруги стояли у дверей на кухню, готовые исчезнуть в любой момент.

– Элейн, – сказал Росс, – я пошел в душ. Ты хотела, чтоб мы устроили этот прием. Душенька, пожалуйста, он целиком твой.

Глава 32

В Барстоу, штат Калифорния, было жарко. Томительная жара, и ни малейшего ветерка, который мог бы принести хоть какое-нибудь облегчение.

Дек остановился в дешевом мотеле. Он лежал на жестком матрасе в пыльной комнатушке и глазел в потолок. Шумный вентилятор монотонно стрекотал, и жужжали мухи, пытаясь выбраться на волю. В соседнем номере орал телевизор, едва-едва заглушая разъяренные вопли какой-то бабы.

Сапоги, брюки и рубаху он снял. На столик у кровати выложил деньги, охотничий нож, с которым не расставался, и клочок бумаги с фамилией и адресом. Та самая бумажка, которую дали ему еще в Филадельфии, пока эта троица покатывалась со смеху; три свиньи ржали над ним, над Стражем Порядка.

Только тогда он еще не был Стражем Порядка. Нет, пока на них не набросился, он был всего лишь Деком Эндрюсом, ничтожеством. А их смех был ему сигналом. Да, сигналом – надо обуздать подонков. Было бы здорово, если бы Джой могла с ним вместе порадоваться его победам.

На Джой были красная мини-юбка, белые пластиковые сапожки, дешевенькая розовая блузка и пугающая, хотя и привычная для нее, густая масса косметики.

Дек выпучился на нее. Для него она была красавицей, но он знал, что подумают его родители. Они постоянно смотрели телевизор и всех женщин называли шлюхами. «Все эти голливудские восходящие звезды – проститутки», – говорила мать. «Карьеру себе они делают в постели», – соглашался отец. Но ни мать, ни отец никогда даже и не пытались переключиться на другой канал или вообще выключить телевизор.

Дек никогда не смотрел телевизор вместе с ними. Он предпочитал свою комнату, где мог лежать на кровати и думать о Джой и о том, как бы ему осторожненько привести ее домой.

А думать было о чем. Он хотел на ней жениться, но и мать не хотел огорчать. Все время старался показать матери, что любит ее, но, что бы ни делал, все было не так.

– В один прекрасный день сбежишь и бросишь свою бедную мать, которая столько выстрадала, чтобы ты появился на свет, – часто она ему выговаривала. – Знаешь, что это меня убьет.

Он всегда отпирался, убеждал – никуда он не сбежит.

– Может быть, а может, и нет, – прибавляла она с хитрецой. – Если останешься, то все, что у нас есть, в один прекрасный день будет твоим. Конечно, это не очень много. Дом, машина, твой отец отложил кое-что на черный день… – В этом месте она всегда многозначительно замолкала, как будто сбережения эти были такими, что и говорить о них без волнения нельзя.

Интересно, сколько там, думал он. Отец вкалывает как вол.

Никто из них не пьет и не курит. Единственная роскошь, что они себе позволили, – цветной телевизор. Иногда Дек лежал на кровати и представлял себе, что оба они погибают в автомобильной катастрофе или при пожаре. Тогда все достается ему. И некому будет его пилить – унижать, топтать, виноватить.

Потом в его жизнь вошла Джой. Много месяцев она была его тайной. Но в конце концов он набрался храбрости и рассказал о ней матери. Или точнее – Джой заставила его это сделать.

– Я хочу привести… э… э… в гости к нам девушку, – как-то пробормотал он.

Теперь он пялился на Джой в яркой одежке и с волосами апельсинового цвета, стоящими торчком. И понимал, что мать никогда не одобрит его выбора.

– Ну чего, собрались, ковбой? – спросила она, склонив голову набок.

Он кивнул.

Джой подмигнула весело:

– Тогда в атаку, вперед – так?

– Ах ты, дрянь паршивая! – завопила женщина в соседнем номере.

Раздались шлепки, и заревел ребенок.

Не ему ли кричат? Призывают не его ли?

Он резко сел, схватил нож, провел пальцем по острому лезвию.

Но пока думал, что делать, шум прекратился. Страж Порядка может не волноваться. Его услуги не понадобились. Сейчас по крайней мере.

Глава 33

Очередь автомобилей извивалась по круговой подъездной аллее и шла вверх, к дому Конги, где прислуга – мужчины и женщины в белых теннисках, украшенных надписями «Супержокей», только того и ждали, чтобы сесть за руль всех этих «Кадиллаков», «Линкольнов», «Делореанов», «Роллс-Ройсов», «Поршей», «Феррари», «Бентли», «Мерседесов»и «Экскалибуров»«и отогнать их на парковку.

В самом начале въезда на аллею толпились шесть или семь папарацци с камерами наготове, бдительно высматривая настоящих знаменитостей… не продюсеров всяких и не денежных воротил, не суперагентов и прочую светскую шушеру. Им нужны были настоящие знаменитости, международные знаменитости, лица которых мгновенно узнавали бы повсюду в мире – от Китая до Чили.

Вознаграждены они были улыбающимся Бертом Рейнольдсом, вслед за которым шли Род Стюарт и его жена Алана, поражающая своей красотой. Счастливые папарацци щелкали не переставая.

В доме все было тип-топ. Элейн, подкрепившись двумя таблетками валиума и новым вечерним платьем от Галаноса за тысячу семьсот долларов, встречала гостей с таким видом, словно в жизни у нее не было никаких забот. Она улыбалась, обнималась, целовала сама и подставляла себя под поцелуи и с каждым обменивалась восклицаниями:» Как чудесно вы выглядите!»Она знакомила тех, кто прежде знаком не был, подзывала официантов легким движением запястья, была прелестна, остроумна, любезна и полностью держала все под контролем. Кто бы подумал, что незадолго до того, как появился первый гость, она была буйнопомешанной горлопанкой!

Росс – неверная скотина – смылся в ванную, пока она одна пыталась навести спокойствие и порядок в бушующем хаосе. Она справилась с этим. Этта из Бронкса ринулась в бой. А сейчас Элейн из Беверли-Хиллз раскланивается на аплодисменты.

Не так-то легко иметь дело с тремя норовистыми служанками, двумя накурившимися барменами, бьющейся в истерике мастерицей икебаны, двумя темпераментными участниками» Трио Дзанкусси»и с возбужденным наркотиками бывшим участником рок-группы, который устраивает роскошные диско-шоу, а также с его нагрузившейся подружкой.

Элейн разобралась со всей компанией вовремя – как раз стала подъезжать другая обслуга. Рестораторы. Охрана. Парковщики, которым предстояло отгонять машины гостей. Третий участник «Трио Дзанкусси». Второй участник диско-шоу – еще один урод.

И наконец, всего за пятнадцать минут до того, как официально должен был начаться прием, она заперлась в гардеробной и заставила себя второпях собраться. Предпочла бы, чтобы у нее на это было больше времени, но удивительно, чего только не сделаешь, если подпирает. Появилась ликующая, готовая встретить первого гостя, Сэмми Кана, который обещал спеть одну из своих знаменитых пародий – сегодня на Джорджа Ланкастера.

Время шло, а почетные гости все не являлись, не было и Сейди Ласаль. Однако вошли Биби и Адам Саттоны – их появление вызвало настоящий фурор; следом брел их вечный спутник Вулфи Швайкер. Биби выглядела сногсшибательно – в черном шелковом платье от Адольфо и в потрясающих бриллиантах от Картье. Адам, как всегда, был прекрасен и исполнен достоинства.

Элейн заторопилась принять дорогих гостей.

Коко умел так положить косметику, что даже Ангель сделал еще красивее.

– А я и не знала, что ты такой искусник! – воскликнула она, разглядывая себя в зеркале.

– С тобой, греза моя, это легко.

Вид у нее был изысканный. Волосы спереди он убрал наверх, открыв лицо, остальные мягко ниспадали ей на плечи. Легкими мазками грима золотистого оттенка он подчеркнул безукоризненность ее кожи. Золото искрилось на скулах, веках, даже чуточку на губах. Глазам ее Коко придал особую выразительность, подкрасив длинные ресницы густой коричневой тушью и наложив под бровями розовую тень в смеси с бронзовой. Было эффектно, но не броско.

На ней была черная юбка, к которой он подобрал простую белую блузку со спущенными плечами и белый кружевной галстучек.

– Гм… – Он отступил назад, внимательно ее разглядывая. – Дивно!

Зазвонил телефон. То был шофер миссис Лидерман.

– Я так нервничаю… – Она заметалась. – Ты уверен, что мне надо ехать?

Он расцеловал ее в обе щеки.

– Повеселись от души, греза моя. За нас обоих.

– Закуски, Лина, – прошипела Элейн через дверь на кухню. – Подавать нужно быстрее. Позаботься.

Лина кивнула. Она не ушла, хотя и грозилась. Напротив, она и ее подружки надели чистые черные платья и белые фартуки с оборочками и прислуживали гостям как миленькие. Когда миссис Конти бывала дома, все шло как по маслу и Лине не надо было ни за что отвечать. Вот так ей нравилось. К тому же прошел слух, что ждут в гости Эрика Эстраду, а только от упоминания его имени у нее наворачивались на глаза слезы.

Элейн поцеловала Бриджит и Дэвида Хейдисона, помахала рукой Дайан Кэннон, крепко пожала руку Райану О'Нилу и двинулась в сторону Сейди Ласаль, которая только что вошла в дверь.

Росса нигде не было. В последний раз она видела его, когда он болтал с Адамом Саттоном и Роджером Муром, а теперь его и след простыл.

– Вот черт! – пробормотала она. Когда нужно, его никогда не бывает поблизости… – Здравствуйте, Сейди, – захлебывалась она. – Ну, разве не прелестно вы выглядите? Проходите… вы, конечно, всех тут знаете.

– Опаздываешь, Бадди, – сухо заметила Фрэнсис Кавендиш, открыв дверь своей испанской гасиенды, и сразу же захлопнула ее за собой.

– Кошмар! Вот это и есть твоя машина? – Она мельком взглянула на его древний «Понтиак», припаркованный на улице. – В нем мы просто не можем подъехать.

– Почему же? – язвительно спросил он.

– О боже! Неужели непонятно?

– Мне и на такой хорошо, Фрэнси.

– И не зови меня Фрэнси, – сказала она. – Поедем в моей.

Стой здесь, я схожу за ключами.

Она решительно вернулась в дом, а он угрюмо топтался на тротуаре.

Скоро она появилась, и он заметил, что по такому случаю она раскопала очки в оправе из бриллиантов. Интересно, была ли она когда-нибудь замужем? – спрашивал он себя. Молва зачисляла ее в лесбиянки, однако никто из юных актрисочек еще никогда не жаловался на то, что Фрэнси требовала свободного доступа к их сокровищам.

Она вручила ему ключи от машины, оказавшейся здоровенным и очень старым «Мерседесом», и они поехали.

– Это Ангель, – сообщала миссис Лидерман всякому, кто хотел слушать. – Телепатией она внушила Фруи, чтобы собачка вернулась. Ну, разве не умница?

– Кому-кому? – переспросил высокий тощий мужчина. Вид у него был такой, как будто под нос ему постоянно совали что-то вонючее.

– Фруи. Моему пудельку.

Миссис Лидерман, наряженная в фиолетовую тафту, уверенно бренчала громадными бриллиантами. В сравнении с ними изумруды Биби Саттон смотрелись довольно заурядно.

– Кто эта женщина? – с завистью спросила Биби.

– Не знаю, – ответила Элейн. – Ее, верно, пригласила Памела.

– А где они сами-то – Джордж и Памела? – Биби с неодобрением покачала головой. – Уж очень они запаздывают, пусик. Почетные гости должны приезжать первыми.

Элейн и сама это прекрасно знала; незачем было Биби ей об этом напоминать.

– Они уже едут, – вспыхнула Элейн, отчаянно надеясь, что так оно и есть на самом деле.

Монтана стрелой промчалась по аллее на своем «Фольксвагене»и теперь ждала, пока из стоявшего перед ней серебристого «Кадиллака»– лимузина необычайной длины – выбирались пассажиры.

Более удачного времени она выбрать бы не могла… или более неудачного? Из «Кадиллака» вылезали Джордж Ланкастер и Памела Лондон.

Ну, она-то не будет отсиживаться в машине и ждать, когда те пройдут в дом. Она стремглав выскочила из «Фольксвагена»и подошла прямо к Настоящему мужчине и к Денежной жене.

– Как дела, Джордж? – справилась она ласково. – Умираю от жажды. Не дашь ли мне чего-нибудь выпить?

Ровно в восемь «Трио Дзанкусси» заиграло приятную негромкую музыку. Росс, который совсем неплохо справлялся со своими обязанностями, переходя от одного гостя к другому, воспользовался случаем и тихонько улизнул на кухню, где каждый был занят своим делом, и набил полный рот закусками.

Элейн была тут как тут.

– Где тебя носит? – зашипела она. – Только что приехали Памела с Джорджем, а Сейди Ласаль уже двадцать минут как, здесь. Тебя не слишком затруднит, если ты выйдешь на люди?

Или ты намерен весь вечер проторчать на кухне?

– Я разговаривал с Кордобами, Лейзерами и Уайлдерами.

Что еще тебе от меня надо? Крови? – обиженно ответствовал он.

– Я бы хотела, чтобы ты встретил почетных гостей, если тебя это не слишком затруднит.

Они свирепо уставились друг на друга. Оба пытались сосредоточить все внимание на приеме. Обоих донимали личные заботы.

– Ладно, – сказал наконец Росс. – Пойду лизать задницы.

А если тебе, Элейн, пройтись по комнате, то, может, удастся стибрить пару кошельков.

– А это Ангель, – говорила миссис Лидерман Памеле Лондон. – Она спасла Фруи.

– Боже, Эсси! – вздохнула Памела. – Ты по-прежнему держишь эту богомерзкую псину, ту самую, которая мне в Нью-Йорке загадила всю квартиру?

– Фруи тринадцать лет, – с гордостью поведала миссис Лидерман. – Это девяносто один на человеческие годы. Для девяностооднолетней она как щеночек.

Памела пристально разглядывала Ангель. Девушка была слишком уж красива, но совсем не похожа на заурядную юную хищницу.

– Ну, и как же вы спасли Фруи? – спросила она мягко. – Я даже и не знаю, милая, награждать вас за это надо или расстреливать. Собачонка эта – избалованная маленькая дармоедка, что изуродовала один из моих персидских ковров.

– Памела! – с нежностью в голосе воскликнула миссис Лидерман.

Две женщины сжали друг друга в объятиях. Они были знакомы еще с университетских времен, а поскольку Эсси Лидерман была богата почти так же, как Памела, дружба их сохранилась.

Людям очень богатым бывает по-настоящему уютно только с очень богатыми. Такова правда жизни, усвоенная обеими дамами, хотя Эсси куда в большей мере, чем Памела, любила демонстрировать эту правду.

У Ангель голова шла кругом – от этого дома, от людей, от самой обстановки. Она, Ангель Хадсон, – на самом настоящем голливудском приеме. И вокруг – звезды. Она увидела Джеймса Каана и Эллиота Гулда, Лайзу Миннелли и Ричарда Гира. Ричарда Гира! Теперь можно и умереть спокойно.

Вот бы здесь был Бадди, чтобы и он все это увидел. Бадди.

Она помрачнела. Он не тот человек, за которого она его принимала, не тот, за которого выходила замуж, и теперь она должна его забыть.

Эсси и Памела, забыв об Ангель, предавались воспоминаниям. Она оглядывалась вокруг с благоговейным страхом.

– Здрав… ствуйте, – выговорил потрясение мужской голос. – И где же это я прятался всю вашу жизнь?

– Не надо мне было отказываться от «Бешеного быка», – говорил актер в сапогах из кожи ящерицы. – Это была главная ошибка в моей карьере.

– Он мне платит и, по-моему, приходит от этого в возбуждение, – говорила рыжеволосая в отороченной норкой пелерине.

– Я покупаю им наряды, вожу в Акапулько – я и сосать еще должен? – вопрошал оскорбленный жеребец.

Обрывки разговоров, подслушанные Монтаной, пока она пробиралась через комнату к бару. Вид у нее был сногсшибательный. Ростом в шесть футов, она была в белых шелковых галифе, заправленных в высокие, до колен, сапоги. Белая шелковая блуза, расстегнутая до пупка, и длинный жилет белой кожи, окаймленный индейскими бусинками. Смоляные волосы заплетены в косички и украшены бусинами и бахромой. На шее у нее было массивное колье из серебра, усыпанное бирюзой, а в ушах – тонкие серебряные серьги-обручи.

Нийла – оценить, как она смотрится, – на приеме еще не было. А вот Оливер Истерн уже отпустил комплимент по поводу ее оригинального костюма. Поскольку хвалил Оливер, она не знала, радоваться или огорчаться.

«Что за выпендрялы! – думала она, оглядываясь. – Да мне на пляже сегодня было веселее, чем им будет за всю их жизнь».

Ей показалось, что она заприметила бывшую жену Нийла.

Хорошенькая и блондинка. Выхоленная, с подтянутым лицом.

Идеальная внешность дамочки из Беверли-Хиллс.

Мэрли, должно быть, почувствовала на себе пристальный взгляд Монтаны, поскольку обернулась; на мгновение глаза их встретились, и Монтана теперь уже знала точно, что это бывшая миссис Грей.

– Сейди, я так рад, что ты смогла прийти. Для меня это так много значит. – Выразительный долгий взгляд. – Ты ведь и сама это знаешь, правда?

Сейди чувствовала, как у нее все сводит внутри – так бывает всегда, когда она его видит. Но на этот раз все будет по-другому.

На этот раз она что-нибудь сделает.

– Росс, – сказала она, тщательно подбирая слова, – мне приятно, что я здесь.

Он не отставал.

– Только и всего – приятно?

Пристальный взгляд его она встретила спокойно.

– Твой дом мне нравится.

– Недурен, правда? – Он наклонился поближе. – Знаешь, смотришься ты потрясающе.

– Спасибо, – сказала она, понемножку пятясь. Чтобы с ним иметь дело, надо бы еще чего-нибудь выпить.

– Сейди, малышка, может, ты и впрямь добилась своего?

О господи! Медоточивый, как всегда. Она отступила еще и с облегчением увидела, что к ним подходит знакомый.

– Ты знаешь Эмиля Райли? – тут же спросила она.

– Да, конечно. Рад тебя видеть, Эмиль.

– И я тебя, Росс, – ответил Эмиль. – Как здорово тут все у тебя получилось! Я без ума от цветов, они роскошно подобраны.

Должен поздравить Элейн – где она?

Сейди проворно схватила его за руку.

– Пойдем ее разыщем. Увидимся позже, Росс.

Те знаменитые синие – по-прежнему лучатся!

– Само собой.

Он смотрел, как она пошла через комнату. Всемогущая Сейди Ласаль. Какое-то мгновение она была у него в руках, он уверен в этом. А вечер только начинается. Подошла Карен.

– Мне надо с тобой поговорить.

На ней было гаремного стиля одеяние из золотистого ламе – шелковой ткани, настолько тонкой, что изумительные соски словно и не были прикрыты. Он ощутил сильное желание их потрогать, но взял себя в руки.

– Добро пожаловать в дом Конти, – сказал он.

– Добро пожаловать в задницу. Ты знаешь, что Элейн мне звонила сегодня, тебя разыскивая?

– Меня?

– Да, тебя.

– Почему меня?

– Если бы я знала, стала бы спрашивать?

Он нахмурился.

– Тут что-то не так. Какой-то говнюк подошел ко мне сегодня на Родео-драйв и сунул под нос фотографии.

– Какие фотографии?

– Наши с тобой фотографии. В постели.

– Что-о-о?

– Пусик, что это вы с Карен так тесно прижались? Шалун ты, шалун. Вот скажу Элейн!

Биби Саттон, разумеется, шутила, но они как ошпаренные бросились друг от друга.

Следом появился Вулфи Швайкер, великолепный в своем бархатном костюме, в рубашке с рюшечками и в расшитых вечерних туфлях-лодочках. Волосы со свежим перманентом обрамляли круглое лицо с озлобленными глазками, курносым носом, мясистыми губами и острыми, как у хорька, зубками. Говорили, что он похож на драчливого карася.

– Очень все здорово, Росс. Биби и я как раз говорили об этом.

– Спасибо, Вулфи.

– Не за что. Биби и я всегда воздаем хвалу, когда есть за что хвалить.

– Это приятно. – Росс терпеть не мог этого человека. Удивительно, как мягкий Адам Сатгон вообще пускает его к себе на порог.

В разговор влезла Карен:

– Замечательное платье, Биби.

– Да? Ты находишь? Пустяк, милочка.

– Ни хрена себе пустяк, – сказала Карен. – Должно быть, старине Адаму влетело не меньше чем в две тысячи. Уж если отхватила, Биби, так и форси на здоровье.

– Милочка, ты такая грубиянка.

– Вся в отца, а какой он, мне тебе рассказывать не надо, верно, Биби?

Как бы побыстрее сбагрить Фрэнсис Кавендиш?

Хороший вопрос.

Бадди ломал над ним голову, разглядывая собравшихся. Вот где надо делами заняться. Вокруг него – звезды. Народу набилось битком.

– Если думаешь, как бы пошататься среди гостей, забудь об этом, – ледяным тоном изрекла Фрэнсис, словно угадав его мысли.

– Шататься? А кто шатается? – возмутился Бадди.

– Просто предупреждаю.

– А пойти в туалет мне дозволено?

– Сейчас? Да мы ведь только что сюда приехали.

– Что мне прикажешь делать – ссать на ботинки?

– Тогда живо. Я взяла тебя не для того, чтобы стоять одной.

Он щелкнул каблуками.

– Есть, мэм.

– Привет, Элейн.

– Привет, Рон. – Зачем она его вообще пригласила? – Вырядился не к месту.

– А что… ничего… вечер, – протянул он.

– Спасибо.

– Ужасно хотел бы познакомиться с Клинтом Иствудом.

Кто не хочет? Только она не собирается водить его за ручку и представлять.

– Извини, Рон. У меня куча дел.

– Не дергайся, Элейн. Не напрягайся. Ты принимаешь витамины, что я посоветовал?

Она резко кивнула. Он напоминал ей большую лохматую собаку. Как случилось, что, уединившись с ним в его кабинете, она никогда не замечала, что все лицо у него в бородавках, а из носа и ушей торчит жесткая щетина цвета соломы?

Да как ты могла, Элейн? Бросалась на любой елдак!

– ..она как кукла Барби – ты ее заводишь, она и накупает себе новые платья…

– ..да если он решит, что сдерет за это деньги, то и с кустом будет трахаться…

Бадди пробирался сквозь толпу гостей. Давно он не был в таком приподнятом настроении. Именно среди этих людей его, место и будет – постоянно, – если только достанется роль в «Людях улицы».

Он улыбнулся Энн-Маргрет, и она ответила ему улыбкой.

Спросил у Майкла Кейна: «Как дела?»– и ему дружелюбно ответили. Он был на седьмом небе.

И тогда он увидел ее. Ангель. Его Ангель. Он глазам своим не поверил, но это была она.

Оливер Истерн чопорно беседовал с Монтаной. Они терпеть друг друга не могли, но фильм обрек их быть вместе.

– Где Нийл? – спросил Оливер, взглянув на часы.

– Я думала, может, ты знаешь, – ответила Монтана. – У него была какая-то встреча. Мы должны были увидеться уже здесь, на приеме.

Оливер потел, и у него было кошмарное ощущение, что он чувствует запах, хотя дважды принял основательный душ.

– Прошу прощения, – извинился он. – Мне надо в туалет.

Он закрылся в гостевой ванной, содрал с себя куртку и рубашку. Потянув носом, понял, что и в самом деле от него несет. Схватил кусок мыла из серебряной мыльницы и намылил вонючие подмышки. Приспустил брюки и провел намыленной рукой под трусами – на всякий случай. Перед тем как проделать все это, он не потрудился узнать, есть ли кто-нибудь в уборной, дверца в которую была закрыта, и когда оттуда вышла Памела, они в ужасе друг на друга уставились.

– Что вы делаете? – взвизгнула Памела. Она понятия не имела, кто он такой.

А он не признал в ней жены того, кто в недалеком будущем станет звездой его фильма.

– Козу трахаю, – быстро ответил он. – Не лезь не в свое дело.

– Ангель?

– Бадди?

На миг показалось, что они сейчас бросятся в объятия друг к другу. Потом, вспомнив телефонный разговор с Шелли, Ангель помрачнела. Нахмурился и Бадди, вспомнив, что ему передала от Ангель Шелли.

– Что ты тут делаешь? – спросили оба разом.

Тут Ангель по-хозяйски взял за руку какой-то жопошник, звезда телевизионного комедийного сериала, что к ней уже целый час подкатывался:

– Все в порядке, красавица моя?

«Красавица моя!» Бадди очень хотелось врезать ему по вставной челюсти, да так, чтоб зубы вылетели из затылка, явно прикрытого париком.

– Спасибо, хорошо, – ответила она вежливо.

– Э, слушай… может, нам поговорить? – быстро сказал Бадди.

– Не знаю.

– То есть как не знаешь?

– Ну, я…

– А это значит, что леди не знает, – вклинился тот, что из телекомедии. – Почему бы тебе не попробовать еще разок, попозже, а, паренек?

– А почему бы тебе не пойти куда подальше, паренек?

– Послушай-ка…

Их прервало явление из гостевой ванной полураздетого Оливера Истерна, за которым гналась осатаневшая Памела Лондон.

– Не смей со мной так разговаривать, извращенец несчастный! – визжала Памела, размахивая щеткой для волос.

– Что на тебя нашло, климактеричка старая? Отцепись от меня! Совсем, блядь, рехнулась!

– В чем дело? – пророкотал Джордж Ланкастер, отделившись от кучки подхалимов.

– Этот засранец членом своим забавлялся, пока я была в уборной, – звучно объявила Памела.

– Эта блядь спятила! – в бешенстве выкрикнул Оливер.

– Эта блядь – моя жена, – провозгласил Джордж Ланкастер. – Дорогая, ты не знакома с Оливером Истерном, моим продюсером?