Текст книги "Колесники"

Автор книги: Джек Коэн

Соавторы: Йен Стюарт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

– Да.

– Превосходно, что у меня в непроницаемых для влажности контейнерах в дальнем углу сохранилось с дюжину. Теперь они будут стоить целое состояние.

– Мой Бог, Эйнджи, они стоили целое состояние и до извержения!

Эйнджи подняла палец.

– Между прочим, чтобы получить их, мне пришлось продать налаженный бизнес Хэмфри по упаковке мяса в Аргентине. Это мой муж за номером шесть, дорогая. Или то был один из его серебряных рудников?.. Старые мозги уже не работают так хорошо, как прежде… Боже, как я опростоволосилась! Ведь это вас прошлой ночью на ВидиВи пинала стерва Кортни!

Пруденс застонала.

– А вы знаете, молодая леди, что у вас неприятности? Неприятности с полицией. Вы…

– Да, знаю, – устало промолвила Пруденс, – однако вы так и не ответили на мой вопрос.

– Ах, вы про это! Моя кость вкорли.

– Кость в горле? – перебил в смущении Джонас. – В горле, насколько я знаю, нет костей…

– Вкорли, – отчеканила Эйнджи. – Найдена Второй марсианской экспедицией. Еще перед Паузой.

– Вы смеетесь! – вспыхнула Пруденс. – Или разыгрываете меня? Может быть, время пошло назад и это первоапрельская шутка? Вкорли вымышлена Эдгаром Райсом Бэрроузом. Никогда не было никаких реальных тварей, называемых вкорли.

Эйнджи потерла шею рукой.

– Так же считали и участники Второй марсианской, – сказала она. – Пока не нашли это.

– Чушь!

– Возможно. Находка сделана Сайласом Шатнером, инженером-связистом, во время установки антенны дальней связи. Он понимал, что никто ему не поверит, и потому припрятал окаменелость среди инструментов. На Земле он продал ее дилеру за несколько сотен. Я купила за семьдесят тысяч примерно десять лет назад. В атмосфере строжайшей секретности подвергла приобретение радиоуглеродному анализу и выяснила: это совершенно подлинная, окаменевшая кость, полностью неизвестная палеонтологии. – Она пожала плечами. – Конечно, Шатнер мог солгать, будто нашел ее на Марсе. – На мгновение лицо Эйнджи заволокла вуаль тревоги. – Но если это так, то бедняге пришлось изрядно помучиться, чтобы пропитать найденную органику подлинными марсианскими минералами. Молекулярная структура не может обманывать, уж вы мне поверьте. Несмотря ни на что, я решила назвать ее костью вкорли. Так мне захотелось.

– Два миллиона долларов? – Черити была ошеломлена. – Вы прекрасно знаете, что я не смогу собрать столько денег, Уильям!

Уильям Джумб, ее адвокат, сочувственно кивнул. Законы Гуамвези не настолько прогрессивны, как в других странах, и у обвиняемого не так уж много прав. Но, даже принимая это во внимание, кое-что из вмененного ей явно несправедливо. А установка такого нелепого залога лишь подтверждала это. Все знали, что Черити Одинго не опасна для общества, а ее заботливое отношение к любимым животным гарантировало, что с фермы она никуда не сбежит.

– Что с Мозесом? Я хочу, чтобы его вернули!

– Судья Петерсон подписал постановление, устанавливающее временную государственную опеку над мальчиком, – скучным голосом поведал Джумб, – для его же блага.

– Петерсон? Да он сумасшедший как лысуха!

– Однако он все еще судья, который отправляет правосудие. Я, конечно, напишу иск, но потребуется время… Оботе предпринял меры, чтобы Мозеса отправили в семейный приют под присмотр супругов Мвиньи. Они прекрасные люди, а их дом находится отсюда в какой-то миле или двух.

– Уильям, как мне объяснить все это Мозесу?

– Скажи, что это специальное лечение.

– Он понимает, когда я лгу. Он всегда это понимает. А что будет с моими животными?

В конечном счете, трое молодых парней из деревни Гума, которых Черити частенько использовала в качестве временной рабочей силы, поняли, как заботиться о живности на ферме, ибо были приглашены к полицейской машине и получили по комплекту инструкций, которые она распечатала на компьютере полицейского участка.

Распоряжения для Оботе исходили из очень высоких инстанций, в ответ на запрос полицейского департамента округа Колумбия в Севмерике. Адвокат сказал Черити, что севмери-канский поверенный уже в пути.

– Как только он прибудет, все прояснится, я уверен. К сожалению, эту ночь вам придется провести в камере.

Оботе и его подчиненные постараются сделать все, чтобы ее пребывание там было столь же кратким, сколь и удобным. Без сомнения, это какая-то ошибка, и скоро все встанет на свои места.

Черити попыталась представить, что бы сделала Пруденс – в конце концов, сестра привыкла к подобным передрягам. Очевидно, вызвала бы своего адвоката, что Черити уже сделала, а потом?

Ничего хорошего. Она понятия не имела, что способна выкинуть Пруденс, и если бы даже имела, у нее никогда не хватит смелости повторить. Лучше всего расслабиться до прибытия Джумба и подождать, когда за нее внесут залог…

Только-только к ней начало возвращаться самообладание, как к двери камеры подошел обеспокоенный дежурный и сообщил, что Мозес сбежал из дома Мвиньи. Черити, объятая ужасом, старалась расшатать решетку, а бедный коп пытался ее урезонить, заверяя, что по горячим следам отправили целый взвод, так что беглеца обязательно найдут.

Черити была достаточно умна, чтобы понять, что выйти отсюда не в ее силах, и после уговоров перестала крушить решетку и, тихо всхлипывая, уселась на койку. Она попыталась взять себя в руки. Это так похоже на Мозеса, никогда не останется там, где его оставишь!.. Впрочем, он мальчик неглупый и даже слишком изобретательный для своего возраста. Все будет хорошо. Полиция скоро отыщет его след. Конечно, они найдут его.

Она всю ночь не смыкала глаз.

– Ты сказал, что девушке нужна помощь, – обратилась Эйнджи к Джонасу. – Неприятности с копами?

Джонас напомнил себе, что Эйнджи отличается проницательностью и с теми, кто пытался ее надуть, коротка на расправу.

– И да, и нет.

– Сначала поясни мне свое «да».

– Утром полиция попыталась задержать Пру для допроса, но она успела смотаться до их приезда. Мы предполагаем, что теперь копы ее ищут.

– Конечно, ищут – на всем пространстве Экстранета, – хохотнула Эйнджи и посмотрела на Пруденс. – Издан приказ о вашем аресте, милочка. Вашу сестру уже захапали. Между прочим, залог установлен в размере двух миллионов долларов за каждую.

Пруденс разинула рот. Черити? А как же Мозес? И как с…

– Ничего не знали, милочка?

Ошеломленная свалившимися на нее новостями, Пруденс покачала головой.

– Четыре миллиона на круг? Да чтобы достать такую сумму, надо продать «Тиглас-Пильсер». А он и так уже заложен-перезаложен!

– Это ваш космолет? Пруденс кивнула.

– Так вот, милочка, он временно задержан по обвинению его хозяйки в подделке произведений искусства.

– Произведений искусства? – изумилась девушка.

– Вопрос не ко мне. Так заявил адвокат. Дескать, налицо серьезное мошенничество. Ваш космолет подлежит конфискации, как только будет доказано, что его использовали для совершения уголовно наказуемого деяния.

– Что-что?!

– Не переживайте, здесь вы в безопасности, по крайней мере, пока не выследили транспорт, на котором вы приехали.

– Мы взяли машину в аэропорту, – сказал Джонас. – Это их задержит. До тех пор пока кому-нибудь не придет в голову связать нас вместе. Но это едва ли!

– Вот и хорошо. Значит, у нас в запасе час или даже два. Теперь расскажите, дорогуша, о чем умолчали.

– Что? – Девушка до сих пор не могла прийти в себя.

– Вам требовалась помощь для чего-то еще. Не только для защиты от преследования полиции.

Пруденс положила сумку на стеллаж. Настала ее очередь показывать и сообщать.

– Вы видели «Трепалку»?

– Да, и несколько ваших игрушек.

– Ага, но вы не видели вот этих. Я назвала их колесниками. – Пруденс вытащила одну из чужеземных машинок и развернула обертку.

Эйнджи так и уставилась на ржавое металлическое изделие. У Джонаса внезапно зачесались кончики пальцев – появился шанс рассмотреть артефакты вблизи.

– Хм… хочешь сказать, что нашла эту вещь на Каллисто?

– Вы же смотрели передачу.

Семикратная вдова промолчала, занятая изучением. Пруденс быстро прикинула, в чем ее выгода.

– Эйнджи, мне нужны три вещи, которые вам под силу, хотя я не знаю, как их можно сделать. Во-первых, надо вытащить мою сестру из тюрьмы. Во-вторых, найти покупателя на мои колесники.

– В ВидиВи-передаче было сказано, что это фальшивки. Именно поэтому полиция вас разыскивает. Я не имею дела с подделками.

– Это, в-третьих, из-за чего я нуждаюсь в помощи. Кто-то пытается дискредитировать меня, и, похоже, я знаю кто и почему. Если я права, то причина в личной неприязни, только и всего. Колесники – подлинны…

Эйнджи отошла в дальний угол, скрипнуло стекло витрины. Потом владелица музея положила что-то на стеллаж рядом с колесником.

– Не удивляйся, голубушка. Нашли на Каллисто. Я всегда задавалась вопросом, что это такое…

Это было одиночное колесико от колесника.

– Потребуются кое-какие лабораторные анализы, чтобы убедиться в вашей правоте, дорогуша, но я неплохо разбираюсь в людях. Вы совершенно правы, ваши колесники – не фальшивки. – Эйнджи проницательно взглянула на Пруденс. – Хе-хе, а вы взволнованы, молодая леди. Не беспокойтесь. Насколько я знаю, это был единственный раритет подобного рода, пока не появились ваши. Я купила его у поддавшего оператора лидара в Каире много лет назад, высокого такого блондина, мускулистого, как носорог. Цена – два пива и нескромное предложение, которое я отвергла. – Последнюю фразу она произнесла тоскующе-задумчиво.

– Я считала, что была первой, кто их нашел, – сказала Пруденс с обидой в голосе.

Джонас взял одну из машинок на ладонь и стал разглядывать. Да что же в ней такое, что решительно заявляло: я – «чужак»?

– Вы и были первой, кто нашел их целиком, – подтвердила Эйнджи и тут же перешла на официальный тон. – Итак, вам нужен покупатель?

– Да.

– Вы его нашли. После того, что вы мне рассказали, я готова вам помочь. Сколько всего у вас колесников?

– Сто тридцать семь. Эйнджи нисколько не удивилась.

– Где вы их достали?

У Пруденс отлегло от сердца. С покупателем на своей стороне она уже могла хоть как-то привести дела в порядок. Свобода для Черити и освобождение «Тиглас-Пильсера» от ареста стали осязаемыми вещами.

– Во льду их много.

– Оставили после себя улики?

– Нет. Я выжгла почву при взлете, затем зависла над ней, чтобы удостовериться, нет ли каких-нибудь следов после того, как только все заморозилось.

– Круто. – Эйнджи почесала макушку. – Не мне вам объяснять: выбрось на рынок много колесников сразу, и цена мигом упадет.

Пруденс была профессионалом и не нуждалась в лекциях по спросу и предложению.

– Да-да, конечно. Я продам сейчас штук десять. В глазах Эйнджи вспыхнули огоньки.

– Вы только что продали всю партию, милочка. И баста.

– Я еще даже не назначила цену!

– Если спрашиваешь цену, значит, не можешь себе этого позволить. Поэтому я не спрашиваю. Сумма наверняка покроет все ваши нужды. – Миллионерша небрежно махнула рукой с бриллиантовым кольцом. – Но, кроме первой десятки, я еще надеюсь застолбить первую очередь на остальные сто двадцать семь, и с этого момента плюс все, что вы выкопаете. И это уже четвертая вещь, для которой вам необходима моя помощь, правильно?

– Четвертая?

– Я не выпускница детского сада, молодая леди. Вы нуждаетесь в финансах для новой экспедиции, чтобы слетать и забрать все остальное, оставленное чужаками. Это очевидно.

Джонас повернул колесник, чтобы получше рассмотреть его снизу, и почувствовал, как волосы встали дыбом.

– Я понял, что ваши артефакты настоящие, как только их увидел, но не мог объяснить почему! А как только взглянешь на них снизу, все становится очевидно.

– Что вы имеете в виду? Правда, они выглядят немного мистически…

– Вот и замечательно! – воскликнул Джонас с энтузиазмом. – Слишком мистические были бы фальшивками. Я… нет, вы только посмотрите, как у них расположены колеса!

Эйнджи перевернула колесник верх колесами и поднесла к глазам.

– Ой, они не…

– Точно! Колесные пары не симметричны, а слегка смещены. Не намного, но достаточно.

– Не уверена, что понимаю.

– Эйнджи, у людей очень развито врожденное чувство симметрии. Это вытекает из механизма сексуального выбора: женщины предпочитают партнеров с симметричными лицами, ибо принято считать, что у них более интенсивно протекает оргазм, поэтому люди всегда стремятся проектировать колесные объекты с симметричными колесными парами. А у колесников очень забавное смещение. Определенно их проектировал чужак.

– Ты умеешь убеждать, – похвалила Пруденс.

– Ха, в свое время конструкторской фирмой «Воздух Эпсилона» был разработан проект самолета с крылом, чуть наклоненным с одной стороны вниз, а с другой – вверх. Весьма эффективная в плане экономии топлива и идеально устойчивая в полете модель. Но фирма обанкротилась, так и не воплотив ее в реальность. И знаете почему?

– Даже не представляю.

– Пассажиры отказались летать на несимметричной машине. Да-да, понимаю, по-настоящему опытный изготовитель подделок мог бы придумать асимметричные машинки чужаков. Но я продолжаю настаивать: он не осмелился бы на это, не позволил бы инстинкт симметрии.

* * *

Сэр Чарльз, только что вернувшийся из Гааги на своем реактивном самолете, плеснул в рюмку капельку «арманьяка». Превосходный пилот, он обычно наслаждался полетом, это отвлекало от работы на несколько часов, но сегодня отдушина не сработала, и полет стал настоящей пыткой.

Светилу археологии определенно требовалось выпить. После принятой дозы он посматривал на ржавый предмет, диссонирующий с безупречно чистой столешницей. Его глаза заблестели, мысли смешались. После бурных дней, заполненных политиканством и урегулированием проблем, следовало хоть на несколько минут снять напряжение и стать самим собой. Он почти забыл, как это делается. Отпетым негодяем в глубине души Чарльз Дэнсмур не был. Скорее уж сложной личностью, которая, благодаря цепкой памяти и живому уму, ступенька за ступенькой продвигалась по карьерной лестнице. Некоторые из этих ступенек слегка превышали уровень возможностей Чарльза. Годы, проведенные в академической среде и заполненные борьбой с коллегами, отточили у него рефлекс самосохранения, так что, приблизившись к середине жизни, он развил в себе сознательную жестокость, которую в более раннем возрасте презирал. Он помнил оскорбление, нанесенное ему на первой египтологической конференции, когда председательствующий разгромил его доклад, и даже сейчас ощущал горячечный ток крови, прихлынувший к щекам. Как глупо, в конце концов – ведь Дриттсек давно покоится в могиле, да и доброй половины участников конференции уже нет на свете. Все же трудно сдерживать рептильное мышление в собственном разуме… Подсознательно Дэнсмур сузил глаза, как ящер, глядя на маленькую штуковину, разъеденную коррозией и больше всего напоминающую истертую монету.

Частичку его обширной коллекции.

Пруденс Одинго. Он вздохнул. Несомненно, умна, несомненно, талантлива; не спасует перед трудностями, но слишком импульсивна… и всегда рядом с ней таится опасность. Какая жалость, что именно она первой наткнулась на очевидные свидетельства инопланетной технологии. Какая жалость, что необходимо ее дискредитировать, заставить замолчать, стереть в порошок. А ведь замечательное открытие; позор его хоронить… хотя придет день, когда про Одинго забудут, тогда он, победитель сэр Чарльз, представит артефакты еще раз, и приоритет навечно останется за ним.

Воспоминания… Некоторые были очень болезненны. Бедная Пруденс… Она ворвалась в палатку в самый неподходящий момент. Если бы только удалось ее догнать… Он рассказал бы ей, что всего из-за одной таблички придется переписать всю предъегипетскую историю. Ибо на обожженной глине была описана во всех деталях конструкция Сфинкса – с огромной львиной головой вместо всем известного лица фараона Хефрена. Но дьявольский характер Пру заставил ее выскочить из палатки. Позднее он не раз пытался войти с нею в контакт, объясниться, позвать назад… Не получилось.

Сэр Чарльз отхлебнул коньяка, однако благородный напиток не унял боль. Изотопная датировка, наиболее точный из доступных методов, поместила табличку в интервал между 4535 и 4585 гг. до нашей эры, что перевернуло историю с ног на голову. Разве Пруденс не понимала, что такое открытие не удержать в тайне? Он пробовал связаться с ней по Экстранету, ибо без ее согласия не мог получить разрешение использовать фамилию Одинго на титульном листе в качестве соавтора, хотя все время ссылался на нее в тексте. А СМИ все требовали и требовали имя героя, гения, решившего Загадку Сфинкса – и не оставили Чарльзу выбора. Они проигнорировали участие Пруденс потому, что к этому времени она стала вольным стрелком, свободным художником, а СМИ никогда не умели манипулировать такими. Им требовались аккуратненькие, чистенькие, хорошо обработанные истории. Симпатичные байки.

Та же проблема возникла, когда он задумал научную публикацию открытия. Многостраничный труд включал в себя щедрую благодарность Пруденс за находку табличек и за предварительный перевод, но… фамилия Одинго не значилась в списке авторов. Все его послания по электронной почте остались безответными. Он чуть ли не умолял. Ничего.

И, конечно же, когда все зашло слишком далеко, она объявилась. Некий аноним, пылая гневом на всем пространстве Экстранета, обвинил Чарльза во всех мыслимых и немыслимых грехах: от академического пиратства до изнасилования. По счастью, обвинения были настолько абсурдными, что необходимости обращаться в суд с обвинением в клевете не возникло. Буйная, импульсивная… Не его вина, что вклад Пруденс в открытие – он допускал теперь даже то, что роль его студентки во всем этом была далеко не случайна – оказался проигнорирован.

Ну что он мог поделать?!

Сэр Чарльз склонил голову набок и пригубил из рюмки. Он не испытывал никакого удовольствия от того, что предстояло выполнить. Но у него снова не было выбора. В голову пришла мысль: судьба безжалостна и не знает исключений.

Невозмутимо прогудел уникомп. Дэнсмур нажал на запястье, чтобы включить голографический экран. Хрипловатый женский голос завладел его вниманием.

– Сэр Чарльз, срочное сообщение. Конфиденциальное. Желаете, чтобы я вывела его на экран, прочитала, создала файл для более позднего повторного вызова или отправила в мусорную корзину?

– Прочти.

– Сообщение от Мэри Делларми из секретариата Европейского института археологии.

Сэр Чарльз зевнул. Как утомительны все эти интеллектуалы, как для них важен престиж… На подходе, как минимум, дюжина молодых людей типа «чегоизволитес», которые могут сделать все, что и Дэнсмур, и даже больше, если, естественно, получат такую возможность. У них есть все, за исключением – и это тоже естественно – его опыта, его влияния и его связей. Поэтому у них и нет реального способа заполучить хоть какую-нибудь из более престижных – и доходных – консультаций.

– Вирджиния, – это было имя, закрепленное за изображением молодой женщины, олицетворяющей индивидуальность его уникомпа, – подтверди финансовые условия.

– Оплата по шкале «А», сэр Чарльз.

– Ага, любые расходы, лучшие отели и рестораны плюс пять тысяч долларов в день. Трудно отказаться, если у вас замашки коллекционера дорогих вещей. Хорошо бы и само поручение оказалось интересным…

Он попросил Вирджинию поделиться подробностями.

– Просьба рассмотреть претензий некоей Пруденс Одинго на предмет обнаружения артефактов чужаков, – поведала Вирджиния сдавленным голосом.

Фибры души сэра Чарльза уловили уникальную комбинацию счастливого случая и опасности. Он отставил рюмку.

– Продолжай.

– Секретариат ЕИА уполномочил вас провести открытое расследование ее требований.

Проклятие. Его идея заключалась в том, чтобы похоронить, а не раздувать эту историю по глобальной паутине ВидиВи.

– Процессу будет оказывать поддержку Канал Общественного Интереса в лучшее время трансляции.

Ситуация ухудшалась с каждой секундой.

– Вас просят подготовить научное обоснование для беспристрастной оценки и возглавить суд, чтобы гарантировать справедливость по отношению к конкретным лабораторным исследованиям, проведенным для подтверждения подлинности представленных артефактов или опровержения таковой…

Сэр Чарльз выругался и приказал виртуальной Вирджинии заткнуться. Он предполагал, что враждебный прием, оказанный «Трепалкой» бедняжке Одинго, утопит ее раз и навсегда в бездонных глубинах юридических документов и полицейских протоколов. Так было запланировано: увести импульсивную девицу в сторону, а самому оставаться в тени и всячески избегать личного участия, поскольку могли возникнуть всякие непредусмотренные сложности. В подобного рода делах сэр Чарльз съел зубы, иначе не удалось бы добиться высокого положения в обществе и беспрецедентной репутации среди себе равных.

К сожалению, у него имелось несколько секретов, которые, выплыв наружу, наверняка уничтожили бы и то и другое.

Значит, надо этого избежать, придумав правдоподобную отговорку: инспектирующая поездка за границу, подготовка важного доклада, выборы комитета по распределению грантов…

Сэр Чарльз собрался было проинструктировать Вирджинию соответствующим образом, как вдруг заприметил ловушку.

А ведь он ни разу в жизни ни от чего не отказывался. Репортеры, знавшие Дэнсмура давно, начнут задавать неприятные вопросы, поскольку считают, что их креатура никогда не упустит возможности сделать рекламу себе и своей опытности. Колесники потенциально являлись находкой столетия, если не тысячелетия; однако вряд ли требования П. Одинго, какими бы они ни были, следует принимать всерьез. Лучше всего – покончить с ними окончательно.

Надо тщательно все обдумать. Слишком поздно отказываться, нанесен удар по его престижу. Любое оправдание прозвучит неискренне, отказ от участия в процессе разворошит целое гнездо шершней, которые до сих пор его не трогали. Единственное, что может спасти репутацию, это положение независимого эксперта. Председательствующим должен стать кто-то другой. А ему следует сослаться на возможный конфликт личных интересов, а также подчеркнуть свою заботу о необходимости абсолютно честного расследования.

Прежде чем эта мысль покинула сэра Чарльза, возникла другая. По-настоящему независимое расследование сможет доказать правдивость истории Одинго. Если его проведут со знанием дела, то так оно и будет.

Взгляд Дэнсмура вернулся к артефакту на столешнице. Он взвесил ржавый изогнутый диск на ладони, будто перед ним лежал ключ к разгадке Вселенной. Возможно, так оно и было.

Мировая величина археологии давно знал, что сей предмет до смешного древен. Сто двадцать тысяч лет, как сообщила лаборатория.

Сэр Чарльз не сомневался: предмет изготовили. Природных образований такой формы быть не могло. В частности, из приложенного заключения следовало, что это монокристалл, создание которого предполагает наличие высокой технологии. Либо на Земле когда-то существовала чрезвычайно развитая цивилизация, что весьма маловероятно, либо эта штука внеземного происхождения. Интуиция археолога ставила на «чужака».

Дэнсмур сознавал, что консервативных коллег ни за что не убедить таким маловпечатляющим доказательством, как интуиция. Он даже не знал происхождения диска – тот был частью партии, ввезенной контрабандно из Турции. В течение двадцати лет Дэнсмур надеялся отыскать что-нибудь более материальное, чтобы подтвердить свою догадку, гарантировавшую не только репутацию, но и бессмертие. И каждый день боялся, что его сотрут в порошок.

Вот и сбылись худшие опасения. Все это неизбежно подводило к третьей мысли: принимая предложение участвовать в расследовании, ему придется дискредитировать Пруденс Одинго безвозвратно. А отклоняя приглашение стать председательствующим, он ставит себя в лучшую позицию, потому что сможет играть более активную роль. Председательствующие, так уж повелось испокон веков, должны вести себя так, словно они беспристрастны и справедливы.

Сэр Чарльз даже соглашался предложить на этот пост одного из своих жесточайших конкурентов… Да, это будет здорово. Он проинструктировал Вирджинию принять предложение секретариата и принялся разрабатывать долгосрочные и тщательные планы.

* * *

Малыш бежал по узким тропинкам между рядами простых блочных домов, мимо маленьких огородиков, некоторые из которых густо заросли сорняками, другие же были тщательно ухожены и радовали глаз опрятными овощными шеренгами, а третьи походили на помойку. Старик, отдыхающий в гамаке, помахал Мозесу, когда тот промчался мимо.

Игрушка в руке мальчика время от времени мяукала. Никакого плана у Мозеса не было. Для карапуза четырех лет отроду мир казался громадной путаницей, и в лучшие времена даже самые знакомые места постоянно вызывали новые эмоции, иногда приятные, иногда – не очень. К тому же Мозес был не вполне обычным карапузом: замечательно ладил с животными, но не с людьми. Он мог запросто уйти в себя и игнорировать все остальное, и никто не знал, что послужило причиной такого отстранения.

Он наслаждался поездкой в машине, однако ему не нравилась разлука с матерью. У очень юных созданий особенно остро проявляется инстинкт распознавания глубоко спрятанных чувств; в частности, Мозес ощущал, что его мать напугана. Даже при всем при том, что она говорила оживленно. Наверное, именно из-за того, что она говорила слишком оживленно.

Мозес не мог четко объяснить, откуда у него подобное ощущение. Некоторые вещи кажутся неправильными. Он ненавидел, когда люди говорили языком одно, а телодвижениями – другое. И именно поэтому любил животных, которые не умели лгать. За исключением бонобов… но они такие очаровательные лгунишки. Хотя дядя и тетя Мвиньи говорили правильные слова и пытались вести себя как настоящие родители, Мозес решил бежать от этих неприятных людей с приклеенными улыбками и жестким взглядом.

Все оказалось на удивление просто. Взрослые не представляют, на что способны дети. Винты, крепящие окно к раме, были разболтаны, и ловкие пальцы ребенка быстро вывернули их ножом для разрезания бумаг, найденным в мусорном ведре под столом.

Мозес остановился, чтобы передохнуть, а заодно осмотреть окрестности в поисках места, где можно спрятаться. Если убегаешь и остаешься на виду, тебя быстро поймают. Взрослые – тугодумы, но на открытых пространствах передвигаются удивительно быстро.

Мальчик добрался до окраины деревни и понесся вдоль кукурузных полей, на которых стебли были вдвое выше его роста и даже больше; на африканском солнцепеке созревали початки, снопы окружающих их листьев высыхали и коричневели, забавные усики метелок поникли, так как ютились поблизости от толстых прямых стеблей.

Внезапно он заметил, что мемимал мяукает. Пришлось резким окриком заставить игрушку умолкнуть.

У Мозеса всегда было врожденное чувство ориентации. Он наблюдал за поворотами полицейской машины, и когда его везли в близлежащий город Намбозу, и когда перевели в резиденцию Мвиньи, что располагалась на краю деревни.

Наконец мальчуган остановился. Перевел дыхание, подыскал подходящее дерево и залез наверх. На полях люди собирали корнеплоды. Вдали справа виднелись знакомые очертания скал, известных в данной местности (согласно племенному мифу, включающему в себя некоторую долю неправдоподобия и довольно забавную изюминку) под названием Крокодилий Нос; мама иногда брала Мозеса туда на прогулку. С мамой все было в порядке, она никогда не лгала Мозесу. Мальчик мог свободно найти дорогу от Крокодильего Носа домой, хотя никогда этого не проверял, ибо его талант был чем-то большим, нежели инстинктивным нахождением знакомого места. Он слез с дерева, выбрал направление, и побежал снова. Инстинкты велели ему скрываться. Но где? Короткая боковая тропинка вывела к брошенному навесу – старой пристройке к ферме. Крыша обвалилась, одна стена рухнула, поверх другой стены птицы свили неряшливое гнездо.

Мозес протиснулся между перекладинами перекошенных ворот, не заметив, что по пути обронил мемимал. Он знал по опыту, что прятаться внутри зданий не всегда правильно, именно в такие места любят заглядывать взрослые. Наверх, туда, где часть упавшей крыши выступала над стеной, взрослые никогда не догадаются заглянуть. Он вскарабкался по наклонному краю стены, используя кирпичи как лестницу, и сжался под выступающим краем листа из восстановленной пластмассы. Мозес был уверен, что никто не видел, как он залезал в свое убежище. Мальчик устал, проголодался и хотел пить, но больше всего он был испуган. Злые люди, которые забрали его от ма, хотят найти его снова и оттащить назад. И еще – мамы не было дома, там, где ей положено быть. Плохие люди забрали ма.

Он прищурился, наблюдая за поднимающимся все выше и выше солнцем. Прежде чем жара станет невыносимой, надо найти что-нибудь попить…

Раздались голоса.

Два полисмена громко разговаривали на тропинке внизу.

– Никаких следов маленького ублюдка, – сказал один. Мозес не понял последнее слово, но узнал униформу, и ему очень не понравился тон. Плохие люди. Он спрятался в тень, пытаясь стать тихим как мышка, подобно героине одной из своих любимых сказок.

– Вомбага вроде видел ребенка, спешащего в этом направлении, – сказал второй полицейский.

– Старый дурак всегда навеселе. Полагаться на его память нельзя. Скорее всего, он все придумал.

– Возможно, и нет! – Полицейский поднял бесформенный комочек пены. – Эта игрушка принадлежала ребенку! – Он сунул ее в карман: послужит доказательством.

Полицейский покрутил головой по сторонам, увидел навес, показал пальцем. Другой кивнул. Они открыли ворота, отломав в процессе несколько хрупких щепок. Их башмаки разъезжались на куче щебня.

– Похоже, никого нет.

– Да? А ну-ка погляди. Почему сорняки примяты?

– Вероятно, какое-нибудь животное.

Мозесу послышался слабый шелест поблизости, хотя люди ковырялась в руинах навеса внизу.

– Не проморгай крыс или змей.

– Да нет здесь никого, кроме букашек и пауков.

– Тогда сваливаем. Должно быть, пацан потерял игрушку, когда пробегал мимо.

– Сваливать рано. У меня собственные дети; ты поразишься, насколько они сообразительны, когда прячутся. Посмотрю наверху. – Полицейский начал взбираться по разбитой стене, выходя прямо на убежище Мозеса.

– Осторожнее, – предупредил напарник. – Там могут водиться скорпионы!

– Верно. А ты не упусти момент появления бешеных носорогов, договорились? Не указывай мне, как надо действо…

За мгновение до того, как он достиг места, с которого нельзя было не обнаружить беглеца, источник шуршания объявился воочию. Огромный питон шести дюймов в обхвате и длиною по крайней мере двенадцать футов прополз мимо Мозеса по направлению к полисмену. Бедняга завопил и свалился на землю. Резво вскочил, и оба блюстителя порядка дали деру, остановившись только тогда, когда выскочили на главную дорогу.