Текст книги "Глаза чужого мира"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Он дернул, напрягся, и веревка слегка поддалась. Кугель потянул изо всех сил. Со дна поднялось великое множество пузырей.

– Водоворот! – в ужасе закричала Марлинка.

– Здесь нет водоворотов, – пропыхтел Кугель и дернул еще раз.

Веревка, казалось, ослабла, и Кугель начал выбирать ее. Выглянув за борт, он обнаружил, что смотрит в огромное бледное лицо. Якорь зацепился за ноздрю. На глазах у Кугеля веки существа дрогнули и поднялись. Кугель отбросил в сторону веревку, подскочил к веслам и начал неистово грести к южному берегу. Рука величиной с дом высунулась из воды, ощупывая воздух. Марлинка закричала. Поднялась мощная волна, чудовищный натиск воды бросил лодку к берегу, как щепку. Перед ними предстал Магнац, он приподнялся и сел в центре озера Вулл.

Из деревни донесся звук предупреждающего гонга, яростный перезвон. Магнац поднялся на колени. Вода и ил стекали с гигантского тела. Якорь, проткнувший ему ноздрю, все еще висел там, из раны вытекала густая черная жидкость. Магнац поднял огромную руку и раздраженно шлепнул по лодке. Удар поднял стену воды, которая поглотила лодку и рассыпала сокровища, а Кугель и девушка кубарем скатились в темные глубины озера.

Кугель задрыгал ногами, рванулся и вытолкнул себя на бурлящую поверхность. Магнац поднялся и глядел в сторону Вулла. Кугель подплыл к берегу и, пошатываясь, выбрался из воды. Марлинка, видимо, утонула. На другой стороне озера Магнац медленно брел по воде к деревне. Кугель не стал больше ждать. Он повернулся и изо всех сил понесся вверх по склону горы.

Волшебник Фарезм

Горы остались позади, темные ущелья, горные озера, скалистые вершины, где гуляло эхо, – все казалось теперь угольночерной стеной на севере. Некоторое время Кугель брел по краю невысоких округлых холмов с густыми рощицами синечерных деревьев вдоль гребня. Потом нашел едва заметную тропу, которая после долгих извивов привела его на юг и наконец вывела на просторную темную равнину. В полумиле справа поднималась линия высоких утесов, немедленно привлекших внимание Кугеля и пронзивших его мучительной болью уже виденного. Он, заинтригованный, уставился на них. Когдато в прошлом ему были знакомы эти утесы. Когда? Память не давала ответа.

Он устроился отдохнуть на невысокой, покрытой лишайником скале, но тут Фиркс потерял терпение и подбодрил его очередным спазмом. Кугель вскочил на ноги, стеная от усталости и потрясая кулаком в сторону югозапада, где предположительно находился Олмери.

– Юкуону, Юкуону! Если бы я смог отплатить тебе хотя бы за десятую долю моих обид!

Он направился по тропе, под холмы, которые навевали смутные воспоминания. Далеко внизу простиралась равнина, заполняя три четверти горизонта красками, очень похожими на цвета покрытой лишайником скалы, только что покинутой Кугелем: черные заплаты лесов, серая россыпь камней там, где руины заполняли целую долину, невзрачные полосы серозеленого, серокоричневого, свинцовый проблеск двух широких рек, исчезающих в дымке у горизонта.

После короткого отдыха у Кугеля занемели все суставы. Он прихрамывал, и дорожный мешок натирал ему бедро. Но мучительнее был голод, сжимающий внутренности. Еще один зуб против Юкуону! Правда, Смеющийся маг снабдил Кугеля амулетом, превращающим несъедобные субстанции, такие как трава, дерево, земля и тому подобное, в питательную пасту. К несчастью – таков язвительный юмор Юкуону, – паста сохраняла вкус исходного вещества, и за время перехода через горы Кугель не пробовал практически ничего, кроме молочая, белокрыльника, стручков акации, дубовых прутьев и дубильных орешков. Кугель ел по минимуму, его длинная худощавая фигура стала изможденной, скулы выступали как жабры, черные брови, некогда выгибавшиеся столь самодовольно, теперь лежали плоско и безжизненно. Дада, Юкуону должен за многое ответить! И Кугель обсуждал сам с собой, какой именно будет его месть, если когданибудь он отыщет путь назад, в Олмери.

Тропа свернула вниз, на широкую каменистую равнину, где ветер вытесал тысячи гротескных фигур. При осмотре местности Кугелю показалось, что он видит среди природных форм некую закономерность. Он приостановился и оценивающе потер длинный подбородок. Рисунок улавливался с большим трудом – по правде сказать, он был настолько трудноуловимым, что Кугель задумался, не является ли картинка порождением его собственных фантазий. Подойдя поближе, путник различил новые сложные детали: извивы, ответвления, завитки, диски, седловины, скрученные сферы, складки и изгибы, веретена, остроконечные копьеобразные выступы – самая трудоемкая, кропотливая и замысловатая резьба по камню, какую только можно было представить. Вне всякого сомнения, создали красоту отнюдь не случайные усилия стихий. Кугель озадаченно нахмурился.

Он пошел дальше и мгновение спустя услышал голоса и звяканье инструментов. А вскоре наткнулся на группу рабочих, человек пятьдесят, рост которых колебался от трех дюймов до двенадцати футов. Кугель осторожно, крадучись, приблизился. Но работники не стали обращать на незнакомца внимание, продолжая долбить, высверливать, процарапывать, зондировать и полировать с преданностью и рвением.

Кугель наблюдал за ними несколько минут, потом подошел к мастеру, человеку трех футов ростом, который сверялся с разложенными перед ним планами, сравнивая их с ведущимися работами при помощи хитроумного оптического устройства. Он, казалось, замечал все сразу, выкрикивая инструкции, отчитывая, предостерегая от ошибок, наставляя менее искусных в обращении с инструментами. Для пояснения замечаний он использовал невероятно удлиняющийся указательный палец, который вытягивался на тридцать футов, когда надо было постучать по участку скалы или быстро нацарапать схему. Мастер отступил назад на пару шагов, временно удовлетворенный работой, и Кугель шагнул к нему.

– Чем вы занимаетесь?

– Работа такая, как видишь, – ответил мастер пронзительным и звучным голосом. – Из природных скал высекаем определенные фигуры по требованию волшебника Фарезма… Эй! Эй! – Крик адресовался человеку ростом на три фута выше Кугеля, бьющему по камню заостренной колотушкой. – Думай, когда работаешь!

Указательный палец выстрелил вперед.

– Будь очень осторожен на этом стыке, видишь, как легко тут крошится камень. Нанеси здесь удар шестой степени интенсивности по вертикали с помощью полусильной хватки. А затем – удар четвертой степени интенсивности по направлению к паху. После используй рашпиль, чтобы убрать неровности.

Когда работа снова пошла споро, он занялся изучением планов, покачивая головой и недовольно хмурясь.

– Слишком медленно! Резчики работают будто в наркотическом дурмане или же проявляют ослиную тупость. Только вчера Дадио Фессадиль – вон тот, трех локтей ростом, с зеленым платком, – использовал для отверстия в бусине небольшого вывернутого четырехлистника замораживающий стержень девятнадцатого калибра.

Кугель удивленно покачал головой, сожалея о столь вопиющей ошибке.

– А к чему эти труды? – поинтересовался он.

– Не могу сказать, – ответил мастер. – Работы идут триста и восемнадцать лет, но за это время Фарезм ни разу не объяснил мотивов. Но он проводит осмотр каждый день и сразу указывает на ошибки.

Тут начальник отвернулся, чтобы проконсультироваться с человеком, едва доходившим Кугелю до колена. Тот высказывал сомнения насчет глубины некоего завитка. Мастер, справившись в указателе, разрешил проблему. Потом снова обратился к Кугелю, на этот раз откровенно оценивая его.

– Ты кажешься проницательным и ловким человеком. Не хочешь наняться на работу? Нам не хватает нескольких резчиков категории поллоктя или, если ты предпочитаешь занятие, требующее большего проявления силы, нам как раз бы пригодился ученик камнедробильщика ростом шестнадцать локтей. Твой рост легко приспособить в обоих направлениях, а перспективы для продвижения и тут и там одинаковы. Как видишь, я отношусь к категории четырех локтей. И достиг положения наносящего удары за один год, создающего формы – за три, помощника щебенщика – за десять и уже девятнадцать лет служу главным щебенщиком. Мой предшественник происходил из категории двух локтей, а до него главный щебенщик был ростом десять локтей.

Он продолжал перечислять преимущества работы, которые включали в себя питание, кров, отборные наркотики, привилегии нимфария, оклад от десяти терций вдень и прочие блага, в том числе услуги Фарезма как гадальщика и изгоняющего бесов.

– Кроме того, Фарезм содержит на свои средства академию, где все могут обогатить свой разум. Я, например, обучаюсь идентификации насекомых, геральдике королей древнего Гомаза, пению в унисон, практической каталепсии и ортодоксальной доктрине. Нет более щедрого хозяина, чем волшебник Фарезм!

Кугель подавил улыбку при виде энтузиазма главного щебенщика. Однако в животе бурчало от голода, и он не стал сразу отвергать предложение.

– Я никогда раньше не думал о подобной карьере, – вкрадчиво заявил он. – Ты перечислил преимущества, о которых я и не помышлял.

– Это так. О них знают немногие.

– Я не могу сразу сказать «да» или «нет». Это ответственное решение, и я полагаю, мне следует обдумать его всесторонне.

Главный щебенщик согласно кивнул.

– Мы поощряем осмотрительность у наших работников, ведь каждый удар должен достигать желаемого эффекта. Для того чтобы исправить неточность размером с толщину ногтя, приходится убирать целый блок и вставлять новый в гнездо от старого, после чего все начинается заново. А пока работа не достигнет той же стадии, что была раньше, всем рабочим отказывается в привилегиях нимфария. Следовательно, мы не хотим, чтобы к группе присоединялись неблагоразумные или порывистые новички.

Фиркс, внезапно встревожившись, что Кугель опять норовит задержаться, выразил протест самым жутким образом. Кугель, схватившись за живот, отошел в сторону и на глазах недоумевающего главного щебенщика завел жаркий спор с Фирксом.

– Как идти дальше без пищи?

Ответом Фиркса было колющее движение шипов.

– Невозможно! – воскликнул Кугель. – Амулета Юкуону теоретически достаточно, но я больше не могу переваривать молочай. Помни, если я упаду мертвым прямо на дороге, ты никогда не встретишься со своим братом в бочке Юкуону!

Фиркс убедился в справедливости аргумента и неохотно успокоился. Кугель вернулся к кафедре, но главный щебенщик в это время отвлекся на кусок большого турмалина, препятствующий изгибу некой сложной спирали. Наконец Кугелю удалось завладеть его вниманием.

– Пока я взвешиваю предложение о найме на работу и противоречивые преимущества уменьшения и удлинения, мне понадобится ложе, на котором я мог бы прилечь. Я желаю также испробовать описанные тобой привилегии.

– Твоя осторожность похвальна, – заявил главный щебенщик. – Люди в наше время имеют обыкновение с ходу соглашаться на действия, а позже сожалеть о содеянном. Все было не так в дни моей юности, когда преобладали умеренность и рассудительность. Я устрою тебе допуск на жилую территорию, где ты сможешь убедиться в истинности всего, сказанного мною. Ты обнаружишь, что Фарезм строг, но справедлив, и только у тех, кто обтесывает камень без всякой охоты, есть причины для жалоб. Но смотри! Вот и сам волшебник. Фарезм прибыл для ежедневного осмотра!

Вверх по тропе поднимался человек внушительного роста в просторных белых одеждах. Выражение его лица хранило благодушие, волосы походили на желтый пух, глаза обращались к небу, словно он предавался созерцанию чегото несказанно возвышенного. Его руки были степенно сложены на груди, а передвигался он, даже не шевеля ногами. Рабочие, сняв шапки и кланяясь в унисон, нараспев произнесли уважительное приветствие, на которое Фарезм ответил наклоном головы. Завидев Кугеля, приостановился, быстро оглядел работу, которая была завершена к этому времени, а потом неторопливо заскользил к главному.

– Все сделано с приемлемой точностью, – сказал он главному щебенщику. – Помоему, полировка на нижней стороне наружной проекции пятьдесят шестьшестнадцать не совсем ровная, и я разглядел крошечный скол на вторичной опояске девятнадцатого выступа. Ни одно из этих обстоятельств не имеет большого значения, и я не стану выражать порицание.

– Недостатки будут устранены, а на неосторожных работников наложено взыскание – по меньшей мере! – с гневом и страстью воскликнул главный щебенщик. – А сейчас я хочу представить тебе возможное пополнение нашей рабочей силы. Он заявляет, что у него нет опыта по данной части, и размышляет, присоединяться ли к нашей группе. Если он вступит в наши ряды, его ждет обычный срок в качестве собирателя мусора, до того ему доверят заточку инструментов и предварительную раскопку.

– Да, это соответствовало бы обычной практике. Однако…

Фарезм легко скользнул вперед, взял левую руку Кугеля и принялся изучать его ногти. Его благодушное лицо стало задумчивым.

– Я вижу противоречия четырех видов. Тем не менее очевидно, что лучше всего твои способности проявятся гденибудь в другом месте, а не в обработке камня и придании ему формы. Я советую тебе поискать другое, более подходящее занятие.

– Хорошо сказано! – вскричал главный щебенщик. – Волшебник Фарезм демонстрирует непогрешимый альтруизм! Для того чтобы не отстать от него, я беру назад свое предложение о найме на работу! Поскольку теперь бессмысленно было бы устраиваться на ложе или проверять соответствующие привилегии.

Кугель скорчил кислую гримасу.

– Такое поверхностное гадание вполне может быть неточным.

Главный щебенщик вытянул указательный палец на тридцать футов вверх в знак оскорбления и протеста, но Фарезм мирно кивнул дерзкому путнику.

– Верно, и я намерен провести более подробное гадание, хотя процесс займет от шести до восьми часов.

– Так долго? – изумленно спросил Кугель.

– Это необходимый минимум. Прежде всего тебе придется обмотаться с ног до головы внутренностями свежеубитых сов, потом погрузиться в теплую ванну, содержащую некоторое количество тайных органических субстанций. После необходимо сжечь мизинец твоей левой ноги и расширить нос так, чтобы в него мог пролезть жукисследователь, который изучит пути, ведущие к сосредоточению твоих чувств.

Кугель, раздираемый сомнениями, пощипал себя за подбородок.

– Я человек осторожный и должен поразмыслить над тем, стоит ли предпринимать подобное гадание. Следовательно, мне потребуется несколько дней покоя и созерцательной дремы. Жилая территория для твоих рабочих и прилегающий к ней нимфарий, повидимому, предоставляют условия. Следовательно… – учтиво поклонился Кугель.

Фарезм снисходительно покачал головой.

– Осторожность, как и любая другая добродетель, не терпит крайностей. Гадание должно начаться немедленно.

Кугель попытался еще поспорить, но Фарезм остался непреклонен и вскоре заскользил прочь вниз по тропе.

Кугель безутешно отошел в сторону, чтобы обдумать парочку уловок. Солнце приближалось к зениту, и рабочие рассуждали, какие блюда им подадут на обед. Наконец главный щебенщик подал знак. Все положили инструменты и собрались вокруг повозки, которая привезла пищу.

Кугель шутливо крикнул, что он может поддаться на уговоры и разделить с ними трапезу, но главный щебенщик не хотел и слышать об этом.

– Как и во всех других действиях Фарезма, здесь должна преобладать точность. Если пятьдесят четыре человека поглотят пищу, предназначенную для пятидесяти трех, приключится неслыханное отклонение от правил, – покачал он головой.

Кугель не смог придумать уместного ответа и сидел в молчании, пока резчики камня жевали пироги с мясом, сыр и соленую рыбу. Никто не обращал на него внимания, за исключением одного человечка в четверть локтя ростом, чья щедрость намного превышала его рост и который хотел было оставить Кугелю немного еды. Но Кугель ответил, что он вовсе не голоден, и, поднявшись на ноги, побрел прочь через стройку, надеясь отыскать чтонибудь съедобное.

Он рыскал тут и там, но сборщики мусора убрали все, до последней крошки. Так и не утолив голод, Кугель добрался до центра работ, где заметил на одном резном диске странное распластанное существо: студенистый шар, в котором плавали светящиеся частицы. Из них выходило множество прозрачных трубок или щупалец, истончающихся к концу и сходящих на нет. Кугель нагнулся, чтобы осмотреть существо, пульсирующее в медленном внутреннем ритме. Потыкал в него пальцем, и из места соприкосновения кругами появились маленькие яркие искорки.

Кугель вытащил из одежды булавку и ткнул ею в одно из щупалец. Оно запульсировало жалобным светом, а золотистые крапинки исчезли, потом снова вернулись. Заинтригованный более, чем когда бы то ни было, Кугель придвинулся поближе и начал экспериментировать, тыча то туда, то сюда и с величайшей заинтересованностью наблюдая за сердитыми искрами и вспышками. Потом ему в голову пришла новая мысль. Существо проявляло качества, напоминающие как о кишечнополостных, так и об иглокожих. Наземная голотурия? Моллюск, лишенный раковины? И что самое важное, съедобно ли оно?

Кугель вынул свой амулет и приложил его к центральному шару и к каждому щупальцу. Он не услышал ни звона, ни гудения, существо было неядовитым. Он вытащил нож и попытался отрезать одно из щупалец, но обнаружил, что оно оказалось слишком упругим и жестким. Неподалеку стояла жаровня, в которой поддерживался огонь для выковывания и заточки инструментов. Кугель поднял существо за два щупальца, перенес его к жаровне и пристроил на огонь. Он осторожно попробовал его, и, когда ему показалось, что оно достаточно зажарилось, Кугель попытался его съесть. В конце концов, после многочисленных и унизительных усилий, Кугель запихал его целиком себе в рот, обнаружив при этом, что существо не имело ни вкуса, ни сколько бы то ни было заметной питательности.

Камнерезы возвращались к своей работе. Кугель бросил многозначительный взгляд на мастера и направился вниз по тропе.

Недалеко стояло жилище волшебника Фарезма, длинное низкое здание из переплавленного камня, над ним поднималось восемь куполов странной формы из меди, слюды и яркосинего стекла. Сам Фарезм праздно сидел перед жилищем, обозревая долину с безмятежным и всеохватывающим великодушием. Он поднял руку в спокойном приветствии.

– Я желаю тебе приятных путешествий и успеха во всех будущих начинаниях.

– Я, естественно, ценю твои чувства, – с некоторой горечью ответил Кугель. – Однако ты мог бы оказать мне более существенную услугу, разделив со мной свою полуденную трапезу.

Мирное благодушие Фарезма осталось неизменным.

– Сие явилось бы актом ошибочного альтруизма. Чересчур обильная щедрость развращает.

Кугель горько рассмеялся.

– Я человек железных принципов и не стану жаловаться, хотя за неимением лучшей пищи был вынужден проглотить огромное прозрачное насекомое, которое нашел в центре твоего скального орнамента.

Фарезм резко повернулся к нему с напряженным выражением на лице.

– Ты говоришь, большое прозрачное насекомое?

– Насекомое, грибок, моллюск – кто знает? Оно не похоже ни на одно существо, которое я видел до сих пор, а его вкус даже после тщательного прожаривания на жаровне был совершенно неразборчивым.

Фарезм взмыл на семь футов в воздух, чтобы обратить всю силу взгляда вниз, на Кугеля.

– Опиши это существо во всех деталях! – хрипло потребовал он.

Недоумевая по поводу строгости Фарезма, Кугель повиновался.

– По цвету это было чтото студенистопрозрачное, переливающееся бесчисленными золотистыми крапинками. Они мерцали и пульсировали, если существо было потревожено. Щупальца, казалось, становились все более тонкими и исчезали, а не просто оканчивались. Существо выказывало определенную мрачную решимость, и переваривание его оказалось затруднительным.

Фарезм схватился за голову, впиваясь пальцами в желтый пушок своих волос, закатил глаза вверх и испустил трагический вопль.

– Ах! Пятьсот лет трудился я, чтобы заманить бесценное существо, отчаиваясь, сомневаясь, размышляя по ночам, однако не оставляя надежды, что мои расчеты точны, а великий талисман действен. И теперь, когда оно наконец появилось, ты нападаешь на него, чтобы удовлетворить свою отвратительную прожорливость!

Кугель, слегка обескураженный гневом Фарезма, стал уверять, что у него не имелось дурных намерений. Но Фарезма невозможно было успокоить. Он указал на то, что Кугель нарушил границы чужих владений и, следовательно, лишился права заявлять о своей невиновности.

– Самое твое существование – это зло, которое усугубляется тем, что ты довел сей неприятный факт до моего сведения. Благодушие побудило меня к снисходительности, что, как я вижу теперь, стало серьезной ошибкой.

– В таком случае, – с достоинством заявил Кугель, – я немедленно избавлю тебя от своего присутствия. Желаю тебе удачи на остаток дня, а теперь – прощай.

– Не так быстро, – бросил холодно Фарезм. – Совершенное зло требует противодействия, способного восстановить в силе закон равновесия. Если бы я разорвал тебя на мельчайшие частицы, то возмещение составило бы одну десятимиллионную долю от преступления. Поэтому требуется более суровое возмездие.

– Я понимаю, что был совершен проступок и последствия его значительны, но вспомни, что мое участие по сути своей случайно! Я категорически провозглашаю, вопервых, свою полнейшую невиновность, вовторых, отсутствие преступных намерений и, втретьих, приношу самые искренние извинения. А теперь, поскольку мне необходимо пройти еще много лиг, я… – в отчаянии залепетал Кугель.

Фарезм остановил его повелительным жестом. Кугель умолк.

– Ты не можешь осознать бедствие, которое навлек на меня. Как я уже мимоходом упоминал, появление этого существа было кульминацией моих титанических усилий. Я определил его природу, проштудировав сорок две тысячи книг, каждая из которых написана шифром: задача, потребовавшая для исполнения сотню лет. В течение еще ста лет я разрабатывал узор, способный притянуть это существо к себе, и подготавливал точные инструкции. Потом я собрал камнерезов и в течение трех сотен лет придавал узору осязаемую форму. Поскольку подобное определяет категорию подобного, варианты и взаимозависимости создают условия для суперпревращения всех областей, качеств и интервалов в кристаллотороидальный вихрь и потенциируют проубиквитарное выпадение. Сегодня произошло сцепление событий, «существо», как ты его называешь, сомкнулось само в себе, а ты, по своей глупости и злобе, сожрал его.

Кугель с оттенком высокомерия в голосе указал на то, что «глупость и злоба», о которых упоминал волшебник, не что иное, как обыкновенный голод.

– И чем тебе так дорого это существо? В любой рыбацкой сети можно найти кучу других, столь же уродливых.

Фарезм выпрямился в полный рост и свирепо глянул сверху вниз на Кугеля.

– Это «существо», – сказал он скрежещущим голосом, – всеобщая сущность. Центральный шар – это все пространство, увиденное с изнанки. Трубки – вихревые переходы в различные эпохи, и просто невозможно предположить, какие ужасные процессы ты вызвал своими толчками и тыканьем, поджариванием и жеванием!

– А как насчет последствий переваривания? – осторожно спросил Кугель. – Останутся ли различные компоненты пространства, времени и существования теми же самыми, пройдя по всей длине моего пищеварительного тракта?

– Пф! Подобное представление бессодержательно. Достаточно сказать, что ты нанес ущерб и вызвал серьезное напряжение онтологической ткани. Отсюда неумолимо следует, что ты обязан восстановить равновесие.

Кугель протянул к нему руки.

– А вдруг произошла ошибка? Что, если это «существо» было всего лишь псевдосущностью? И неужели нельзя предположить, что его удастся приманить сюда еще раз?

– Первые две теории абсолютно несостоятельны. Что же касается последней, должен сознаться, что некоторые отчаянные средства приходят мне в голову.

Фарезм сделал знак, и ноги Кугеля приросли к земле.

– Я должен пойти к себе в гадальню и осознать значимость этих горестных событий во всей полноте. Вернусь, когда придет время.

– К этому времени я ослабею от голода, – беспокойно сказал Кугель. – И ведь действительно, корка хлеба и кусочек сыра могли бы предотвратить все эти события, за которые ты меня теперь упрекаешь.

– Молчать! – прогремел Фарезм. – Не забывай, твое наказание еще не определено. Верх бесстыдства и безрассудства – угрожать человеку, который и так борется с собой, чтобы сохранить разумное спокойствие!

– Позволь мне сказать хотя бы пару слов, – ответил Кугель. – Если ты вернешься после своего гадания и обнаружишь меня здесь на траве мертвым и иссохшим, выйдет, что ты зря потратил время на определение моего наказания.

– В возвращении жизненной силы нет ничего сложного, – сказал Фарезм. – В твой приговор вполне может войти целый ряд смертей.

Он направился было к своей гадальне, но потом вернулся.

– Идем. Легче накормить, чем потом возвращаться за тобой на дорогу.

Ноги Кугеля вновь обрели свободу, и он последовал за Фарезмом через широкую арку в гадальню. В просторной комнате со скошенными серыми стенами, освещенной трехцветными многогранниками, Кугель поглощал пищу, которую сотворил Фарезм. А сам волшебник в это время уединился в рабочей комнате, где занялся гаданиями. По мере того как шло время, Кугель начал беспокоиться и три раза подходил к арочному входу. Каждый раз его задерживало явление, которое показалось сначала в облике вурдалака, потом как зигзагообразная вспышка энергии и, наконец, как два десятка сверкающих пурпурных ос. Обескураженный, Кугель подошел к лавке и стал ждать, подперев ладонями подбородок.

Фарезм наконец появился снова. Его одежды были помятыми, а легкий желтый пушок волос вздыбился и торчал множеством маленьких иголочек. Кугель медленно поднялся на ноги.

– Я установил местонахождение всеобщей сущности, – изрек Фарезм голосом, подобным ударам гонга. – Освободившись в возмущении из твоего желудка, она удалилась на миллион лет в прошлое.

Кугель с торжественным видом покачал головой.

– Не отчаивайся! Возможно, существо решит снова заглянуть сюда.

– Кончай болтать! Необходимо вернуть всеобщую сущность. Идем.

Кугель неохотно последовал за Фарезмом в небольшую комнату со стенами, облицованными голубой плиткой, и потолком в виде высокого купола из синего и оранжевого стекла. Фарезм указал на черный диск в центре пола.

– Встань туда.

Кугель мрачно повиновался.

– В некотором смысле я чувствую, что…

– Молчать! – Фарезм шагнул вперед. – Обрати внимание на этот предмет!

Он продемонстрировал сферу размером с два кулака, тонко вырезанную из слоновой кости.

– Здесь ты видишь узор, который явился основой для моей великой работы. Он выражает символическое значение абсолютного ничто, к которому должна притягиваться всеобщая сущность, согласно второму закону круптороидального подобия Крэтинджея. Ты знаком с этим законом?

– Не во всех деталях, – сказал Кугель. – Но каковы твои намерения?

Губы Фарезма шевельнулись в холодной усмешке.

– Я собираюсь испробовать одно из наиболее действенных заклинаний, которые когдалибо были созданы; заклинание столь капризное, жестокое и чреватое последствиями, что Фандааль, старший волшебник Великого Мотолама, запретил его использование. Если я смогу обуздать его, ты перенесешься на миллион лет в прошлое. И останешься там, пока не выполнишь свою миссию, после чего сможешь вернуться.

Кугель быстро сошел с черного диска.

– Я не тот человек, который пригоден для выполнения миссии, какой бы она ни была. Я настоятельно рекомендую тебе послать когонибудь другого!

Фарезм проигнорировал его увещевание.

– Миссия, естественно, состоит в том, чтобы ввести символ в контакт со всеобщей сущностью.

Он достал клубок перепутанных серых нитей.

– Для того чтобы облегчить твои поиски, я наделю тебя этим инструментом, который соотносит все возможные вокабулы с каждой мыслимой системой значений.

Он сунул переплетение нитей в ухо Кугеля, где клубок тут же соединился с нервом, ответственным за слух.

– Теперь, – сказал Фарезм, – тебе достаточно послушать незнакомый язык в течение трех минут, чтобы свободно изъясняться на нем. И еще один предмет, необходимый для успеха предприятия, – кольцо. Обрати внимание на камень: если ты приблизишься к всеобщей сущности на расстояние лиги, огоньки, вспыхивающие внутри камня, укажут тебе путь. Все ясно?

Кугель нехотя кивнул.

– Стоит подумать о другом. Предположим, твои расчеты неточны и сущность вернулась в прошлое только на девятьсот тысяч лет, что тогда? Я проживу всю свою жизнь в той, возможно варварской, эпохе? – сварливо спросил Кугель.

Фарезм недовольно нахмурился.

– В подобной ситуации возможна ошибка в десять процентов. Моя система вычислений редко дает отклонение больше чем на один процент.

Кугель занялся подсчетами, но тут Фарезм указал ему на черный диск.

– Назад! И не смей сходить с него!

Кугель, обливаясь потом, с подгибающимися коленями, вернулся на указанное ему место. Фарезм отошел в дальний конец комнаты, где ступил внутрь кольца, свернутого из золотых трубочек, которые взметнулись вверх по спирали. Он взял со стола четыре черных диска и принялся жонглировать ими с такой фантастической ловкостью, что они слились у Кугеля в глазах в одно неясное пятно. Наконец Фарезм отбросил диски прочь, они повисли в воздухе, вращаясь, кружась и постепенно перемещаясь по направлению к Кугелю.

Потом Фарезм взял белую трубку, плотно прижал ее к губам и проговорил волшебные слова. Трубка раздулась и превратилась в огромный шар. Фарезм закрутил конец, громогласно прокричал заклинание, швырнул шар на вращающиеся диски, и все взорвалось. Кугеля чтото закружило, схватило, дернуло, потом сжало. Среди слепящих огней и искаженных образов несчастный перенесся за пределы своего сознания.

* * *

Кугель очнулся в сиянии золотистооранжевого солнечного света, яркогопреяркого. Он лежал на спине и глядел в небо, теплое и синее, более светлое и мягкое, чем небо цвета индиго, привычное с детства. Он ощупал свои руки и ноги и, не обнаружив повреждений, сначала сел, потом медленно поднялся, моргая от непривычно яркого света.

Топография почти не изменилась. Горы к северу были более высокими и более суровыми, и Кугель не мог определить путь, по которому пришел (или, точнее, по которому придет). На месте Фарезмовой стройки находился невысокий лес перистых зеленых деревьев, на которых висели грозди красных ягод. Долина была такой же, как и раньше, хотя реки текли по другим руслам, а вдали виднелись три больших города. Воздух, поднимающийся из долины, доносил до Кугеля странный терпкий запах, смешанный с древними испарениями, исходящими от праха и плесени. Кугелю показалось, что вокруг царит почти ощутимая, странная печаль. По правде говоря, он подумал, что слышит музыку, медленную жалобную мелодию, такую печальную, что на глаза наворачивались слезы. Он попытался отыскать источник музыки, но она тут же умолкла и только тогда, когда он перестал вслушиваться, вернулась снова.