Текст книги "Моя двойная жизнь (ЛП)"

Автор книги: Джанетт Реллисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Я кивнула.

– Если кто-нибудь сфотографирует тебя, в худшем случае, она окажется в Интернете с другими сотнями фотографий знаменитостей, которые люди сделали на этой неделе.Не о чем волноваться.

Я откинулась на сиденье, пытаясь казаться такой же спокойной, как Марен.

– Я наняла телохранителя, – сказала она, когда мы приблизились к магазину. – Николай ждет в бутике. Тебе не нужно волноваться о поддержании с ним светской беседы, потому что его английский ограничен. однако, у него великолепные рекомендации. он раньше работал в КГБ.

– Русская секретная полиция?

– Точно, – она улыбнулась, как будто это было хорошо, но это только заставило меня больше нервничать. Я не могла стряхнуть видения того, как какой-то дородный парень допрашивает людей в тускло освещенных комнатах.

Когда мы припарковались, я сразу узнала его. Было бы сложно не заметить парня ростом три фута шесть дюймов, который стоял, охраняя для нас парковочное место. Машина остановилась, и он открыл для меня дверь. Он не улыбнулся, просто осматривал улицу, пока я выходила. Потом он последовал за мной и Марен внутрь, встал рядом со стеной и начал внимательно всматриваться в магазин.

Это был магазин, в который Кари нечасто заходила, поэтому персонал её не знал. пока мы шли к одежде, Марен прошептала:

– Стой прямо, плечи назад, и покажи немного капризов супер-звезды.

Капризы супер-звезды, повторила я себе. Я Кари Кингсли. Я блистаю, когда я на сцене. Продавец, женщина, надевшая на одну руку больше украшений, чем я на всё тело, улыбнулась и рассказала мне какая она поклонница моего творчества, потом принесла мне одежду для рассмотрения.

Я хорошо справилась с ролью Кари. Хорошо, я признаю, что я почти вскрикнула, когда продавец первый раз подала мне блузку и я увидела ценник, свисавший с рукава. За двести пятьдесят долларов Томми Хилфигеру лучше самому приходит ко мне домой и гладить её. Но после этого я прекратила смотреть на цены с открытыми ртом и притворилась, что для меня обычное дело примерять пару туфель за восемьсот долларов.

Я надевала вещи, которые никогда бы не примерила дома. Они были слишком яркими, слишком блестящими, и все же, когда я смотрелась в зеркало, они мне шли. Я уставилась на себя, поворачиваясь то одним боком, то другим, в то время как продавец порхала рядом с примерочной, уверяя меня как шикарно и превосходно я выглядела. Я действительно чувствовала себя красивой – и не так, как когда мама говорит тебе эти слова, пытаясь подбодрить тебя. Я чувствовала силу своей красоты – словно я могла бы выйти в двери, махнуть волосами и мир дал бы мне всё, чего я пожелаю.

Это было частью обычной жизни Кари – это внимание, эта избалованность. И у меня это тоже могло бы быть, если бы я росла как дочь Алекса Кингсли.

Это была неожиданная мысль, она не заставила меня чувствовать себя обиженной, но и не оставляла меня, и она становилась все более навязчивой с каждым моим подходом к зеркалу.

Я могла бы жить здесь, в Калифорнии, и никто никогда бы не воротил от меня нос потому, что я была бедна. Я бы росла вместе с Кари, мне бы давали всё, чего я пожелаю, и, кто знает, может быть я бы тоже стала рок-звездой.

Чувство нарастало и обретало форму до тех пор, пока я не захотела участвовать в этом маскараде просто чтобы узнать Кари, познакомиться с отцом и потом уехать обратно в Западную Вирджинию. Я хотела знать, каково это жить в Беверли Хиллс. Может быть, было еще не слишком поздно. Может быть, этой девушкой в зеркале, на которой было надето одежды на тысячу долларов, я могла бы стать по-настоящему.

Как только мне на ум пришла эта мысль, я вспомнила наставления бабули о том, что не надо менять свою сущность. Я сказала, что не буду этого делать, но это скорее всего невозможно. Я изменилась в тот момент, когда уехала из Западной Вирджинии. Теперь мне нужно было понять, в кого я превращаюсь.

Когда Марен отнесла мою одежду на кассу, в магазин зашла девочка-подросток с подругой. Она наблюдала за мной в течение минуты, потом подошла:

– Извините, вы – Кари Кингсли?

Её слова звучали так, как будто она этому не верила. Конечно нет, я выглядела неправильно. Я ходила неправильно. Возможно, я не могла с этим справиться. Но в следующую секунду она нервно засмеялась, как будто она задала глупый вопрос.

– Я обожаю ваш последний альбом. "Два сердца порознь" – моя любимая песня, – она сунула мне ручку и листок из блокнота. – Вы не дадите мне автограф?

– Конечно, – сказала я с большей благодарностью, чем могла бы показать Кари. Девочка сделала мне прекрасный комплимент, я могла сойти за Кари Кингсли.

Я подписала бумагу и потом оставила размашистую подпись на обороте кредитки. Оба раза мои К были идеальны.

Спустя немного времени, Марен испортила моё хорошее настроение. Когда мы вернулись в машину, она передала мне пакеты с одеждой и сказала:

– Держи. Этого должно хватить, пока ты не похудеешь на размер.

– Что? – спросила я.

Она обвела меня взглядом и она пожала плечами:

– Камера прибавляет десять фунтов.

– Вы думаете, я слишком толстая? – хорошо, я признавала свою слабость к миндальным конфетам, но у меня не было лишнего веса. Я отрабатывала всю высококалорийную еду тем, что мне приходилось везде ходить пешком, включая милю в школу и обратно.

Марен встроилась в поток машин не взглянув на меня.

– Не жалуйся. Это будет не сложно. Я уже наняла для тебя личного тренера.

*

Как оказалось, предложения "Это будет не сложно " и "Я наняла для тебя личного тренера" были противоположными по смыслу. В том, чтобы иметь личного тренера, не было ничего простого. Прямо с моей первой встречи с Ларсом у меня заболели все мышцы. Мышцы, о которых я даже не знала, болели. Даже моргать было сложно. И меня совсем не подбодрили половинки грейпфрута, которые Марен дала мне на полдник и её слова поощрения:

– Через тернии к звездам. Привыкай.

Она также заставила меня тренироваться перед зеркалом часами.

– Плечи назад. Увереннее. Не иди – скользи! – орала она, когда я пыталась скопировать плавную походку Кари на каблуках, который были настолько высоки, что должны быть признаны нелегальными. Мои попытки ни разу не выглядели правильно.

Но опять же, я готова поспорить, что сама Кари не смогла бы скользить, если бы у неё болели все мышцы без исключения.

Марен учила меня говорить как Кари и выступлениям перед обществом. Самая надоедливая часть состояла из того, что она звонила в колокольчик каждый раз, когда я произносила слово "гм". Я не уверена, что в результате этого количество моих "гм" уменьшилось, но это определенно увеличило мой желание растоптать колокольчик.

Мне пришлось запомнить сотни фактов о Кари. Она была вегетарианкой, поэтому я не могла есть мясо. Она была примером для подражания для молоденьких девушек, поэтому я не могла ругаться и пить алкоголь. Она и её парень, с которым она то расставалась, то сходилась, Майкл Джанг, звезда мыльной оперы "Куда уходят ангелы" на тот момент отдыхали друг от друга, поэтому я могла флиртовать с парнями, но не слишком увлекаясь.

Марен запланировала для меня ежедневный часовой урок танцев, потом увеличила время до двух часов, чему я возмутилась. На самом деле, я хорошо умела танцевать, не смотря на то, что говорила Жаклин, мой личный учитель танцев. Очевидно, когда Марен наняла её и сказала, что она будет обучать Кари Кингсли, может быть Жаклин ожидала от меня большего опыта, но она постоянно качала головой, как если бы была ужасно разочарована.

– Гдье твоя йенергия? Убьери этьи движения! Тьи думаешь, льюди хотьят вьидеть ето на MTV?

Словно я брала уроки танцев у инструктора по строевой подготовке.

В общем, Марен управляла моим расписанием с шести утра, когда я просыпалась, и до десяти вечера, когда я уходила в свою комнату без сил. Мне приходилось звонить Лори украдкой между тренировками. Я сказала Лори, что уехала в Калифорнию, потому что обнаружила своего отца и сестру, но не посвятила её в детали. Она рассказывала мне обо всех в школе, включая Тревора и Терезу. Они все еще встречались, но мне было уже всё равно.

Если я разговаривала по телефону больше нескольких минут, Марен появлялась передо мной и начинала постукивать по своим наручным часам до тех пор, пока я не вешала трубку. И не смотря на свои слова, что она позволить мне закончить школу удаленно, она едва ли давала мне на это время. Я несколько раз засыпала, уткнувшись лицом в учебник истории.

– Ключ к успеху, – говорила мне Марен, если я не очень жаждала того, что она для меня приготовила, – это жесткое расписание и тяжелая работа, – потом она добавляла с оттенком презрения – Сожалею, что ты не придавала этому значения ранее, но на самом деле, это время, когда ты можешь поработать над собой.

Мне пришлось запомнить стихи к песням Кари, и когда я путалась, пытаясь повторять их губами под музыку, Марен прикладывала руку к глазам, как будто у неё от меня болела голова и говорила:

– Разве ты не слушала радио в Западной Вирджинии? Я думала, все знают эти слова.

Единственное, чем она была довольна – это тем, как я копировала привычки Кари. Чего я, конечно же, не делала, потому что это были и мои привычки.

День за днем я работала над деталями, которые превратят меня в Кари. Я почти не рассказывала об этом маме. Я знала, что она не одобрит того, что я обманываю людей. Она и без того слишком много вздыхала каждый раз, когда я звонила ей. Она не была рада тому, что я уехала из дома, поэтому я была достаточно сильно удивлена тому, что она прислала мне сапфировое колье.

У моей мамы за всю жизнь была только одна дорогая вещь – сапфировый кулон, окруженный бриллиантами на золотой цепочке. Она никогда не говорила мне, откуда он у неё, но я знала, что он имел для неё сентиментальное значение – иначе она продала бы его много лет назад, чтобы оплатить счета.

Я даже не помню, чтобы она хоть раз надела его. Оно всегда лежало в её шкатулке с украшениями господствуя над более мелкими кольцами и кулонами, которые она носила день за днем. Когда я была маленькой, я взяла его, чтобы поиграть и попала в большие неприятности, но мама всегда говорила мне, что когда я вырасту, оно станет моим.

Когда я обнаружила его в обычной коробочке для ювелирных украшений, рядом с книгами, я подержала его в руке, наблюдая как голубые блики танцевали на его поверхности. Я не могла поверить, что она прислала его. И потом я увидела письмо, которое всё объясняло.

Дорогая Лекси,

Твой отец подарил мне его в ту ночь, когда мы познакомились. Он покупал украшения для своей жены каждый раз, когда уезжал на гастроли, и он купил это для неё, пока был в турне, во время которого она умерла. Он не смог вернуть его или продать, он даже не смог вынуть его из гитарного чехла. Оно лежало там несколько месяцев, и ему было больно каждый раз, когда он вынимал гитару и натыкался на него.

Поскольку я так сильно была похожа на неё, он сказал, что оно мне пойдет и подарил мне его. Я взяла его, потому что хотела помочь ему найти путь к излечению, избавить от болезненных напоминаний.

Я надевала его только в ту ночь. Я всегда думала, что оно не принадлежит мне, но сейчас оно должно принадлежать тебе. Если Алекс не поверит твоим словам, покажи ему это. Даже если он не вспомнит меня, он вспомнит колье.

Люблю, Мама.

Я положила колье обратно в коробку, болезненное чувство разочарования гнездилось у меня в груди. Мне всегда нравился этот сапфир. Он казался чем-то, что могла бы надеть королева. Я с нетерпением ждала, когда смогу его надеть, может быть в день моей свадьбы. Сейчас я даже не хотела, чтобы он был у меня. Он должен принадлежать Кари, не мне. Алекс Кингсли купил его для её матери, женщины, которую он любил, а не для моей матери, женщины, которую он выбросил.

Поэтому оно лежало в коробке на комоде, каждый раз напоминая мне о том, что моя жизнь началась со второго сорта.

Иногда, вместо домашних заданий, я набирала имя Алекса Кингсли в строке поисковика. Я видела множество его фотографий с разных событий, по большей части старые, но попадались и несколько новых. Со старлеткой, висящей на его руке, на церемонии вручения Гремми, когда его включили в Зал Славы кантри-музыки, в качестве народного представителя детей, подвергшихся насилию и детей-отказников. Я нашла это ироничным. Я подумала, что скажут люди, если они узнают, что у него есть дочь, которая была лишена отцовской заботы всю жизнь.

Несколько раз Марен заставала меня за рассматриванием его вебсайта, но она никогда ничего об этом не говорила. Она просто поднимала бровь, бросала на меня многозначительный взгляд и потом уходила.

Я обнаружила, что постоянно думаю о том, сказал ли менеджер Алексу Кингсли, что моя мама была беременна. Иногда я думала, что мой отец знал обо мне всё это время. Тогда я чувствовала гнев, настолько сильный, что он заглушал остальные чувства.

Я даже написала ему письмо. Я выплеснула все свои злые мысли на бумагу.

– Ты не заслуживаешь того, чтобы знать обо мне, – писала я. – Я не покажу тебе свои детские фотографии и видео, и не расскажу тебе о себе. Я никогда тебе не спою.

Но, возможно, ему будет всё равно. Может быть, он подпишет чек, чтобы покрыть расходы на ребенка и скажет мне больше не беспокоить его.

Я удалила письмо, чтобы Марен не смогла его случайно найти. Но оно осталось в моём сердце. Я могла бы повторить его слово в слово.

Потом, в другой раз, я убеждала себя, что менеджер не сказал Алексу Кингсли обо мне. В такие минуты я дрожала от страха и надежды. Могло случиться всё, что угодно. Он мог бы полюбить меня.

Марен сказала, что отведет меня на его сольный концерт 13 мая, до которого оставалось почти два месяца. Поскольку она была ассистентом Алекса прежде, чем начала работать на Кари, для неё будет не сложно придумать повод, чтобы провести меня за кулисы. Она представит меня как дублера Кари для следующего музыкального клипа.

Я не знала, как перейти от этого в более долгой беседе с ним, и я придумывала различные сценарии.

Иногда я передавала ему записку, в которой говорилось, что мне нужно поговорить с ним. Иногда я говорила это в голом. Иногда я мечтала, что он взглянет на меня и поймет правду.

Этот сценарий был маловероятен, но мне все равно нравилось об этом думать.

Я скорее всего просто передам ему записку с моим домашним номером и скажу:

– Ты примерно на девятнадцать лет опоздал, чтобы поговорить с Сабриной Гарсия. Возможно, в этот раз ты захочешь позвонить.

Глава 6

Я до безобразия редко видела Кари во время обучения, и я ни разу не разговаривала с ней без Марен, пристально наблюдающей за каждым моим словом. Поэтому сближение с сестрой оказалось затруднительным. Поэтому однажды я убедила Марен что мне нужно понаблюдать за Кари, чтобы быть уверенной в том, что у меня все под контролем перед моим первым выходом в свет.

Марен отвезла меня на студию звукозаписи, чтобы я посмотрела, что происходит во время сессии. Она сказала мне, что когда Кари закончит, мы поедем к ней домой, чтобы я смогла изучить её без помех. Это было важнее, чем я представляла. Перед нашим прибытием Марен заставила телохранителя Кари и личного ассистента убрать всех, у кого была камера, с парковки. Марен не хотела, чтобы кто-нибудь из прессы заподозрил, что с ней приехал дублер Кари.

Она заранее позвонила и сказала обслуживающему персоналу Кари и музыкантам, что я – актриса, которая работает над фильмом о жизни Кари, но мне всё равно пришлось приехать без макияжа и убрать волосы под бейсболку, чтобы быть как можно меньше похожей на неё. Мы не хотели, чтобы люди сложили два и два, когда я начну ходить по мероприятиям вместо Кари.

– Её водитель отвезет вас обеих к ней домой, когда она закончит запись, – сказала Марен, когда мы вошли в студию. – Не позволяй Кари сделать ничего глупого.

– Например?

– Например, выходить на люди вместе, – после нескольких секунд размышлений, она добавила. – И не купаться голышом, когда рядом могут быть папарацци, не ездить в Вегас, и не покупать в интернете антикварную мебель из Италии. Возвращать вещи на другой континент – это головная боль.

Мы вошли в комнату с пультом, и Марен несколько минут поговорила с ассистентом Кари, потом ушла по делам.

Я стояла среди полудюжины людей, наблюдающих за Кари через огромное окно. Персонал Кари оставил меня в одиночестве. Время от времени её телохранитель бросал в мою сторону холодные взгляды, но он осматривал всех в комнате, поэтому я не принимала это на свой счет. Кари стояла в наушниках в комнате звукозаписи, покачивалась в такт музыке и пела в микрофон.

Я слышала её песни по радио, но было странно видеть её в процессе создания одной из них. От этого она казалась более настоящей, более удивительной. У неё был прекрасный голос, глубже и богаче, чем мой.

В сотый раз с подумала, на что было бы похоже расти, зная, что мы сёстры. Я представляла нас с Кари в походах с палатками, в парке развлечений, бегущих через волны на пляже, обхвативших друг друга руками и кривляющихся в камеру. Она научила бы меня одеваться и как вести себя с парнями.

Вместо этих воспоминаний, во мне была только ноющая пустота. Я хотела как-нибудь восполнить то, что я пропустила, даже не смотря на то, что я знала, что это невозможно.

Через несколько пения, смены бэк-вокалистов, переписывания отрывков, потом перезаписи отрывков, Кари решила закончить на сегодня. Технические специалисты не были этому рады. Очевидно, она не очень прогрессировала.

Это не имело значения. Кари сняла наушники и вошла в комнату с пультом, ничуть не смущаясь. Даже в джинсах и футболке она была воплощением стиля и уверенности в себе. Она отпустила своих сотрудников, сказав им, что она уйдет со мной и кивнула в моем направлении.

– Ты готова убраться отсюда?

Я взглянула на часы. Я слышала, как Марен говорит Кари, что она должна закончить этот альбом. Предполагалось, что она представит несколько новых песен на огромном концерте в Сан-Диего шестого мая.

– Марен не будет сердиться, если ты сейчас уйдешь?

Кари закатила глаза и взяла сумочку.

– Я делаю этот альбом не для Марен. Я делаю его для фанатов, и они будут сердиться гораздо сильнее, если там будет мусор, – она надела солнечные очки, потом прошла в дверь и знаком позвала меня за собой. – Нельзя победить мертвую лошадь, – сказала она через плечо. – А я не только победила эту, я протащила её через восемь октав и хор. На данный момент, мертвая лошадь могла бы петь и получше.

– Это не правда, – поторопилась я, чтобы нагнать её. – У тебя прекрасный голос.

Я думала, что водитель везёт нас к ней домой, но ничто на это не указывало. Она подошла к серебристому Порше, вытащила ключи и открыла его.

– У меня хорошие голос, но хорошие голоса можно найти в любом школьном или церковном хоре. Я хочу хорошо писать песни. Для того, чтобы писать хиты, нужен настоящий талант. Немногие певцы могут это делать.

– Ты делала это раньше.

Она открыла дверцу и скользнула внутрь.

– Мой папа помогал мне с песнями на последнем диске.

– О, – я забралась на пассажирское сиденье, незаметно проведя рукой по спинке. Я просто должна была это сделать. Я хотела знать, каков на ощупь Порше.

– Я написала большинство своих хитов сама, – сказала она и завела машину. – Папа просто послушал и изменил аккорды. Добавил переходы, и всё такое. Переписал несколько стихов.

– Ну, я уверена, что он снова поможет, если ты попросишь.

– Я не буду его просить, – она посмотрела по сторонам, потом выехала с парковки, превышая скорость. – Я могу сделать это сама, и я докажу это ему и всем остальным. Я не хочу больше жить в его тени.

Выражение её лица было напряженным в течение нескольких секунд, она злобно смотрела вперед. Потом она вздохнула и взглянула на меня.

– Извини, что нагрубила тебе. Просто... ты не знаешь, каково это расти с отцом, которого все вокруг обожают и считают совершенством.

Ну, насчет этого она была права.

– Я смогу это написать, – сказала она. – Мне просто нужно вдохновение. Песни никогда не приходят, когда у тебя стресс. Они приходят, когда ты веселишься, когда ты в гармонии с жизнью... – Она помедлила, обдумывая собственные слова, потом перестроилась в другой ряд. – Поэтому я решила, что вместо того, чтобы поехать ко мне домой, где ты будешь изучать меня под микроскопом, мы должны немного повеселиться.

– Хорошо, – сказала я, немного нервничая насчет того, что это могло значить. – Но мы не можем вместе появляться на публике, или купаться голышом, ездить в Вегас или покупать итальянскую мебель. Приказ Марен.

Кари оторвала взгляд от дороги, чтобы послать мне примирительную улыбку.

– Спорю, жить с Марен очень весело. Она дала тебе расписание и список правил на каждый день?

Я выпрямилась.

– Она сказала, что мне нужно так жить, потому что так живешь ты.

Кари фыркнула.

– Она хочет, чтобы я так жила. Эта женщина не знает, что нужно артисту, – она снова перестроилась в другую полосу и притормозила на светофоре. – К счастью, у ей нравится мой отец, поэтому она никогда сильно не сердится, что бы я ни сделала. Она хочет сохранять со мной хорошие отношения.

Я была права. Моё желудок перевернулся, и я не знала почему. Я знала, что Алекс Кингсли встречался со множеством женщин, но я не хотела, чтобы он когда-либо встречался с Марен. Она была такой холодной и осуждающей. Как он мог интересоваться ей и не обращать внимания на мою мать, которая была теплой, забавной, заботливой, и чья красота исходила не из натренированных жестов, а просто была естественной?

Я сохранила спокойную интонацию.

– Так они пара?

– Пока нет. Папа не имеет об этом представления, и я не собираюсь ему рассказывать. Если она добьется чего хочет от него, она сразу прекратит работать на меня.

Выражение моего лица, должно быть, выдало то. что я не очень рада этому. Кари посмотрела на меня и сказала:

– Жаль, что она такая депрессивная. Деру пари, ты хотела бы, чтобы она влюбилась в твоего отца.

К несчастью, она уже влюбилась. Светофор загорелся зеленым, и мы двинулись дальше. Я спросила:

– Так что ты хочешь сделать, чтобы повеселиться?

Она сжала губы, размышляя.

– Мы модем найти каких-нибудь пьяных парней – просто появиться и начать с ними разговаривать. Они подумают, что сошли с ума, когда увидят перед собой двух Кари Кингсли.

Я рассмеялась, но покачала головой.

– Нет. Мы не будем мучить пьянчуг.

Она подумала еще немного.

– Ты говоришь по-испански. Мы можем улететь в маленькую Южноамериканскую страну, где меня никто не знает, и побыть туристами.

– Кари, у тебя куча поклонников в Южной Америке. Ты продала миллион дисков только в Аргентине.

– Правда? – она взглянула на меня. – Откуда ты это знаешь?

– Марен заставляет меня запоминать такие факты, потому что предполагается, что я должна знать то же, что и ты.

– О. Тогда иронично, что я этого не знаю, – она захихикала, но я не присоединилась. Долгие часы вопросов и ответов о жизни Кари могли бы лишить чувства юмора кого угодно. – Как ты обычно развлекаешься?

– Я проводила время в молле или ходила в кино с друзьями. Иногда мы ходили на школьные соревнования а потом шли в Dairy Queen(ресторан быстрого питания). Это звучало дешево, но я слишком долго была заперта в танцевальной студии и спортзале. Я скучала по своей старой жизни больше, чем ожидала.

– Я не смогу сделать ничего из этого, – сказала Кари. – Меня разорвут фанаты.

Она говорила тоскливым тоном, как будто хотела оставаться неузнанной.

В этот момент я прекратила ревновать к ней, ну может быть только немного. На что это должно быть похоже, если ты не можешь проводить время в общественных местах?

– Давай поедем кататься на лошадях, – сказала она. – У меня есть несколько отличных лошадей, и в конюшне хорошо умеют работать со знаменитостями. Я могу позвонить им и сказать, что приеду с гостем, и они всё приготовят. Без вопросов и утечек информации.

Я вскинулась на сиденье.

– Прогулка верхом мне нравится больше, чем охотиться на пьяных парней или бегать от фанатов в Южной Америке.

Мы приехали в конюшню, где находились две лошади Кари. Войдя в отдельный вход, Кари сказала, что у неё на самом деле три лошади. Третья, мерин по имени Шанс, жил на ранчо её отца в Хидден Вэлли. Шанс был подарком отца на её двенадцатилетие. И – подумать только – он был гнедым.

Когда она рассказала мне об этом, я снова переключилась в режим ревности и была близка к тому, чтобы пнуть стог сена и заорать:

– Не могу поверить, что он подарил тебе мою лошадь! Ты получила отца в день своего рождения и лошадь!

Но я этого не сделала. Очко в пользу моего самоконтроля.

Я забралась на огромную лошадиную спину и надеялась, что он окажется более спокойным, чем с виду. Кари быстро рассказала мне как нудно ехать и потом мы последовали по тропинке к холмам неподалеку. В шлемах и солнечных очках, с волосами, забранными в хвост, нас невозможно было узнать. мы могли быть двумя сестрами на прогулке.

Кари говорила о своем альбоме и разочарованиях, с ним связанных. Она не хотела, чтобы студия улучшая её голос на компьютере, потому что если бы её фанаты привыкли слушать песни, которые доведены до совершенства цифровым способом, её живые концерты в сравнении были бы хуже. Ей пришлось бы петь под фонограмму, чтобы звучать правильно. Она также говорила много всего о стилизации манеры произношения, и вибрато, и много всего, чего я не поняла. Девушка возможно не знала, когда празднуют День Святого Патрика, но она знала много всего о музыке.

Наконец, Кари сказала:

– Извини, что вывалила на тебя всё это. Предполагалось, что ты будешь задавать мне вопросы о музыкальном бизнесе и всем таком. Так что ты хочешь знать?

У меня была куча вопросов, но ни один из них не касался музыкального бизнеса. Даже не смотря на то, что Кари рассказала, как трудно ей было расти с отцом, которого все обожали и считали совершенством, мне тяжело было убедить себя, что это на самом деле плохо. Возможно, эта была только видимость, а не правда.

– На что это похоже, иметь такого отца как Алекс Кингсли?

Кари свободно держала поводья, её поза была достаточно расслабленной, поэтому я догадывалась, что она уютно чувствовала себя на лошади.

– Он был достаточно занят записями и турне. Я много путешествовала с ним, пока была маленькой, поэтому я можно сказать выросла в автобусах. Я не знала другой жизни – я думала, что у каждого ребенка есть собственная группа, которая поет ему колыбельные.

Это все равно не дало представления о том, что он был за человек, поэтому я попыталась еще раз.

– Он помогал тебе с уроками и учил тебя кататься на велосипеде?

Кари склонила голову в мою сторону.

– Марен сказала тебе задать этот вопрос, да? Она хочет развить во мне чувство вины, чтобы я позвонила ему и помирилась. Ну, я не буду этого делать, поэтому скажи ей, чтобы забыла об этом, – Кари щелкнула поводьями и её лошадь набрала скорость, но она все равно говорила достаточно громко, чтобы я могла слышать. – Напомни Марен, что он вызвался играть на моем выпускном, чтобы присматривать за мной, испортил мой вечер и выставил меня на посмешище перед друзьями, – она послала мне многозначительный взгляд. – Так же, когда я в последний раз просила у него в долг, он сказал, что он не банк. Мой собственный папа. Поэтому я не буде ему звонить. Я не хочу его видеть.

Я подстегнула лошадь, чтобы нагнать её, слишком поглощенная тем, что она сказала, для того, чтобы волноваться о том, что меня подбрасывает в седле. Я могла понять её негодование по поводу выпускного вечера, но всё же, он казался приятным человеком. Я отогнала эту мысль подальше, вместе с болью и удовольствием, которые она во мне вызвала.

– Мы не будем говорить о твоем отце, если ты не хочешь, – сказала я, снова поравнявшись с ней. – Поговорим о тебе.

Мне нудно было спросить о чем-нибудь обычном, например, как она решает каким фанатам дать автограф, когда они стоят в очереди, размахивая ручками, или что она делает в ожидании выхода на сцену, но я продолжала раздумывать над тем, как она отреагирует, если обнаружит, что я её сестра. Обрадуется она или увидит во мне захватчика? Может быть, она возненавидит меня.

– Тебе нравится быть единственным ребенком? – спросила я. – Ты хотела бы иметь брата или сестру?

Она в удивлении повернулась ко мне и рассмеялась.

– Что? – спросила я, боясь, что она каким-то образом узнала подоплёку этого вопроса.

– Это просто странный вопрос. Раньше никто мне его не задавал. Но конечно, когда я была маленькой, я хотела, чтобы у меня был кто-нибудь, с кем можно играть. Став старше, я поняла, что от братьев и сестер одни проблемы, кто этого хочет? – её взгляд вернулся ко мне. – Признай, что бывали времена, когда ты хотела бы быть единственным ребенком.

– Я единственный ребенок, – сказала я, и потом засомневалась, стоило ли это говорить. Это было не совсем правдой.

– Правда? – она засмеялась с недоверием. – Странно, как много у нас общего.

И это было преуменьшением года.

– Ты поешь, – спросила она.

– Я брала уроки музыки.

– У тебя когда-нибудь был парень по имени Михаэль?

– Неа.

– Хорошо. Держись от них подальше. От них одни неприятности.

Я рассмеялась, и она продолжила задавать вопросы о моей жизни, ища новые сходства. Из было несложно найти. Мы обе любили плавать, и ненавидели бегать. Мы любили комедии и мелодрамы, ненавидели фильмы ужасов и любые фильмы, где умирает собака. Любили горячий шоколад – всё что угодно, где был шоколад, но ненавидели вкус кофе. Это заставило меня заинтересоваться, насколько большую роль играют гены в нашей жизни. Я так же подумала, если бы мы поменялись местами, был ли бы у меня её характер, а у неё – мой, или нет. Может быть, она была бы в Национальном почетном обществе, а я – на YouTube, настаивая что животные – тоже люди.

С каждым вопросом, который она задавала, и каждым восклицанием вроде " Я тоже люблю китайскую еду!" я почти ожидала, что она сама поймет правду. Мы были так похожи, и она уже знала, что моя мама – поклонница Алекса Кингсли.

Однако, она не догадалась, и я не могла заставить себя сказать ей. Не до того, как у меня будет возможность встретиться с Алексом Кингсли. Кроме того, пока только я знала тайну, я чувствовала свою силу. Я могла наблюдать за Кари и узнавать факты о своем отце, и они не могли причинить мне боль. Не по-настоящему. Когда они узнают, сила будет у в их руках. Я не знала, какой реакции я больше боялась – презрения или застывшей, ужасной тишины.

Наконец, когда у неё закончились вопросы, я сказала:

– Ну, между нами есть одно большое отличие. Мы обе выросли единственными детьми, но я всегда хотела иметь сестру.

Я надеялась, что она вспомнит это, когда узнает правду.