Текст книги "2788 (ЛП)"
Автор книги: Джанет Эдвардс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
– Никогда не забуду, как ходил к дедушке в университетскую лабораторию еще десятилетним мальчишкой, – продолжил отец. – Меня по-настоящему вдохновило, когда я своими глазами увидел, чего он достиг. Помню, он тогда посмотрел на меня и сказал...
Семнадцать лет я слушал эту историю по крайней мере раз двадцать в год. Можете разбудить меня посреди ночи, и я выдам ее наизусть слово в слово. Я переключил внимание на лежавшие у меня в тарелке голубые ломтики местной дыни. Отличная дынька, как раз такая, как я люблю: хрустящая, с множеством крохотных кисло-сладких семечек. Многие предпочитают сорта без семян, но мне...
– Ты меня слушаешь? – недовольно спросил отец.
– Да, папа. – Я сгреб со дна последние семечки. Он только что произнес «военные», значит... – Прадедушка рассказал тебе, как военные пытались помешать его исследованиям, заключив под планетарный арест на Геркулесе, который в то время только-только осваивался. Но это его не остановило. Он основал здесь университет и продолжил работать над той же темой.
Папа покосился на меня с подозрением, но продолжил:
– Твой прадед оставил человечеству прекрасное наследие ценнейших знаний. Единственное, чего ему не удалось достичь, – это получить Нобелевскую премию, и то из-за вопиющей несправедливости. Революция в области межсекторных переходов полностью обязана его работам над межзвездными порталами и системой передачи, однако Нобелевский комитет намеренно проигнорировал его вклад.
Это правда, но лично мне кажется, что на то у Нобелевского комитета имелись веские причины. На памятнике в университете Геркулеса выгравирована хвалебная надпись с перечислением заслуг Йоргена Эклунда: его открытий и роли в превращении всего сектора Дельта в форпост науки. О менее достойных фактах биографии прадеда там нет ни слова: ни о весьма сомнительных в этическом плане методах исследований, ни о его возможной связи с событиями на Персефоне, ни о том, что он спровоцировал гражданскую войну на планете Фрейя в секторе Альфа.
Я уже раскрыл было рот напомнить об этом отцу, но увидел умоляющий взгляд мамы и предпочел глотнуть фруджита.
– Жаль, что тебе самому не довелось его застать, – сказал отец.
Я не жалел, наоборот, благодарил судьбу, что Йорген Эклунд достиг ста лет и умер задолго до моего рождения. Мне и так из-за него доставалось, страшно подумать, что было бы, будь прадед жив до сих пор. Я терпеть не мог, когда меня постоянно расспрашивали про сестру, про ее новые научные работы. Еще не хватало, чтобы у меня интересовались, не спровоцировал ли мой предок где-нибудь новую войну!
– В День Начала года тебе исполнится восемнадцать, в две тысячи семьсот восемьдесят девятом ты станешь студентом физфака в университете Геркулеса, – продолжал нотацию отец. – Всего полгода осталось, чтобы подтянуться. Тебя будут обучать мои коллеги, и такое халатное отношение недопустимо! Не забудь, к тому времени я уже получу Нобелевскую премию. Не хочу, чтобы мне было стыдно за сына.
Мама тут же ухватилась за представившуюся возможность прервать лекцию:
– Да, осталось всего несколько дней до конца подачи заявлений на премию, и никто другой в астрофизике ничего существенного не сделал, так что... Как замечательно, что ты наконец-то получишь заслуженное признание!
Отец кивнул:
– С тех самых пор, как дед говорил о ней как о единственном, чего ему не удалось достичь, я мечтал получить Нобелевскую премию. Чтобы исправить ту давнюю несправедливость. Я собираюсь в благодарственной речи посвятить свою премию памяти деда.
Я растерянно заморгал. Церемонию вручения будут проводить на Адонисе. Отец редко заботится о чужих чувствах, но должен же он понимать, что на любой планете Альфы вспоминать про Йоргена Эклунда чревато!
Отец встал, думая явно уже о премии, а не о позоре сына:
– Пойду, набросаю план речи до ухода на работу.
Он пошел в свой кабинет, а я обеспокоенно повернулся к маме:
– Нельзя, чтобы он говорил там про Йоргена Эклунда! Только не в столице Альфа-сектора! Его же помидорами закидают!
Она нахмурилась:
– Да, я знаю, что твоего прадеда выслали из Альфы не совсем без повода.
– «Не совсем без повода»? Мама, это еще мягко выражаясь! Из-за него началась война на Фрейе.
– Не война, а внутренний конфликт. Пока он не вышел за пределы планеты, конфликт войной не считается.
– Формально, может, и так, но для людей, погибших на Фрейе, это была настоящая война.
– Вероятно, ты прав, – вздохнула мама. – Будем надеяться, что уже все позабылось. Времени прошло много.
– Не так уж и много, – мрачно возразил я. – И будто мало той войны, еще и события на Персефоне. Не станешь же ты утверждать, что и про них забыли. Кажется, только про Фетиду и Гумир снято больше ужастиков. Там пострадали все, даже те, кому удалось выжить.
– Причастность Йоргена Эклунда к трагедии на Персефоне не доказана.
– Зато доказано, что он входил в группу, из-за которой все началось. Тебе нужно вразумить папу, заставить понять, что прадеда в речи упоминать нельзя.
Мама опять вздохнула:
– Я постараюсь, но ты же его знаешь. – Она проверила часы. – Почти половина девятого. Что у тебя сегодня в школе?
Моя школа работает по сложному трехнедельному расписанию, в котором даже учителя путаются. Все жалуются, а я считаю, что мне повезло. Папа и не пытался в нем разобраться, он понятия не имеет, чем мне положено заниматься в каждый конкретный день.
– Шестой день первой недели. Выходной для естественнонаучного потока.
– А, значит, ты... «отдыхаешь».
– «Отдыхаю», – кивнул я.
Я взял из шкафа пару коробок с едой и питьем и на цыпочках прокрался по коридору. Дверь отцовского кабинета была закрыта, и мне удалось выбраться, не нарвавшись на новую лекцию. Снаружи я огляделся. Никого не видать, и в саду, у местного портала для района шикарных одноэтажных домов, тоже ни души.
Подойдя к воротам, я в последний раз проверил, не материализовался ли у меня за плечом откуда-нибудь отец, набрал код школы и торопливо перешел, как только портал установился. Бетониловая площадка перед школой была пуста, народ начнет прибывать минут через пятнадцать, не раньше. Я рванул к небольшому корпусу в дальнем конце двора, торопливо набрал код замка и, оказавшись внутри, тут же захлопнул дверь.
Наконец-то я в безопасности. По межсекторным законам каждая школа обязана иметь спортивные сооружения и предоставлять ученикам возможность заниматься физкультурой. Геркулес – самая одержимая из двухсот двух одержимых наукой планет сектора Дельта, поэтому в моей школе это правило выполнялось чисто формально. Пустой купол, в котором я находился, и заросшая травой часть двора за ним считались спортзалом и спортплощадкой. Физкультура предлагалась как факультативный курс, на который никто никогда не записывался, и учителя не держали. За последние четыре года в этот корпус заходили лишь три человека: я и два моих друга.
Единственной мебелью в куполе были стол и три стула, «позаимствованные» нами в соседнем классе. Я уселся, поставил на пол коробки с обедом и вынул глядильник. Увидел, что за последнюю домашку по физике мне поставили высший балл, но примечания учителя читать не стал. Наверняка опять пишет, в чем моя сестра меня превзошла бы.
Насколько было бы легче, учи нас с сестрой физике разные люди. Или ходи она в другую школу. Или если бы у меня вообще не было сестры!
Хотя, конечно, проблема не только в ней. Все Эклунды – блестящие ученые. Сестра, отец, мама, дяди, двоюродный брат, дедушки и, конечно, знаменитый прадед – все в своем роде гении, а я – максимум сообразительный. Перестать быть позором семьи я бы смог, разве что полностью истребив свой род.
На мгновения меня опять охватило глупое и неисполнимое желание родиться в другой семье, у обычных, средних родителей, которые ничего особенного от сына не ждут. Родителей, которые были бы довольны и горды тем, что я занял второе место по школе.
Впрочем, я несправедлив к маме. Знаю, она тоже немного разочарована, куда уж без этого, но старается никогда этого не показывать и помогает мне втайне от папы.
Я вздохнул, убрал в карман свой обычный глядильник и вынул из тайника под полом другой, секретный. Простая дешевка, но с одним огромным преимуществом над навороченной моделью, подаренной мне родителями. Папа не может проконтролировать, для чего я его использовал, потому что не знает о его существовании.
Я услышал, как за спиной открылась дверь, оглянулся и увидел, что оба друга пришли вместе. Они тщательно закрыли дверь, и Маколл раскинул руки:
– Трепещите, угнетенные дельтанцы! Вам грозит тлетворное влияние гаммита!
Валин стукнул его и тут же повернулся ко мне:
– Как твое вчерашнее свидание? Тебе удалось чего-нибудь добиться от подружки?
Я вынул еще два глядильника, передал их друзьям, закрыл тайник под полом, вернул на место плиту, встал и только после этого ответил:
– Получил пощечину, был обозван сексуальным извращенцем и лишился подружки.
– Ох. – Валин плюхнулся на стул и вздохнул. – Свидание явно не удалось.
– Извращенцем? – переспросил Маколл. – Что ты с ней пытался сделать?
– Взять ее под руку, – ответил я. – Мне казалось, что ей хочется, чтобы я вел себя посмелее, но, очевидно, я ошибся.
– И все? Ты точно больше ничего не задел?
– «Ни одна уважающая себя дельтанка не станет даже за руки держаться с парнем без контракта помолвки», – передразнил я свою бывшую подружку, приводя ее отповедь слово в слово. Затем вернулся за стол, положил глядильник и сердито продолжил: – Можно подумать, я отказывался от помолвки! Отец бы, конечно, разъярился и заявил, что нельзя отвлекаться от учебы, но я бы настоял на своем. Мне просто хотелось хоть чуть-чуть уверенности.
Маколл рассмеялся:
– Чуть-чуть уверенности в том, что тебе не придется выдержать жуткие споры с отцом, и оказаться юридически связанным на месяцы, и все это ради помолвки с ледышкой?
– Ну да, – признал я. – Трудно понять, почему тебя держат на расстоянии – потому что ее сковывают дельтанские правила приличия, или потому, что ей самой ничего не хочется.
Маколл сел на последний свободный стул и меланхолично покачал головой:
– Уже пять лет, как родители притащили меня на Геркулес ради своей треклятой карьеры, а я так и не могу привыкнуть к тому, насколько консервативны здешние пуритане. Будь я по-прежнему на Асгарде, в секторе Гамма, и встречайся с тамошней девушкой...
Несколько минут мы молчали, каждый мечтал о том, как здорово было бы встречаться с девушкой в секторе Гамма. Маколл переехал в двенадцать, у него самого настоящей подружки никогда не было, но он видел, как целовался старший брат. А мы с Валином могли судить только по гаммитским фильмам. Вообще-то их не посмотришь до восемнадцати без специального разрешения родителей, но у Маколла двойное гражданство – и дельтанское, и гаммитское, – поэтому у него доступ свободный, он и нам с Валином показывал. Мне больше всего нравился сериал «Сталея из джунглей».
– Хотел бы я встречаться со Сталеей... – вслух размечтался я.
– Дикой девушкой из деревни в джунглях, в отрезанном от цивилизации мире, – засмеялся Маколл. – Да ну, дурацкий сериал, совершенно нелепый сюжет.
– Не такой он и нелепый, – не согласился Валин. – После Исхода цивилизация чуть не распалась. В начале двадцать пятого века многие миры после отказа старых межзвездных порталов действительно оказались в полной изоляции.
– Да, но джунгли? – возразил Маколл. – Военные не допустят колонизацию нового мира, если на континенте для заселения остались джунгли. Да еще такие, в которых чудища водятся.
Я прервал спор друзей:
– До нереалистичного сюжета мне дела нет, я не об этом. А о том, как Сталея перебрасывает своего друга через поляну, запрыгивает на него и зацеловывает. Если бы моя подружка, то есть бывшая подружка, хоть немного...
– Чтобы дельтанка так тебя целовала, одной помолвки мало, – хмыкнул Маколл. – Подозреваю, что и женитьбы может не хватить. А бросок через поляну плохо кончится, если приземлишься на камень.
– Друг Сталеи о камни никогда не стукается, – мечтательным голосом произнес Валин. – Она всегда бросает его на что-то мягкое, а как она целуется! Жаль, что каждый раз титры идут, как только доходит до интересного.
– Какой ужас! Примерным дельтанским юношам не пристало в семнадцать лет предаваться грешным мыслям о целующихся девушках! – Маколл покачал головой в притворном неодобрении.
– Я совсем не примерный, – парировал я. – Не веришь, спроси моего отца. Ладно, главное, что мне нравится в Сталее, – она не скрывает, чего хочет от своего парня. Если бы мне с сразу объяснили правила, может, я и не разошелся бы со своей подружкой. – Я вздохнул, помолчал, потом продолжил: – Ладно, может, и хорошо, что мы разбежались. Одному проще. Я бы не мог уйти с Геркулеса сам, только вместе с невестой, и...
– Забудь о ней! – прервал меня Маколл. – Пора браться за дело, нам задали прочесть, как фракция экспансионистов получила поддержку большинства в две тысячи триста семидесятом.
Каждый из нас включил свой тайный глядильник, и какое-то время мы в полной тишине читали материалы про победу экспансионистов, в результате которой военные продолжили открывать для заселения планеты сектора Бета. Мне казалось, что автор статьи рисует эту победу слишком радужными красками, как несомненное достижение. Поспешная, жадная колонизация чуть не привела к полному краху цивилизации, из-за нее потеряна огромная часть знаний человечества. Если бы мы подождали, пока двести миров сектора Альфа нормально разовьются, наука сегодня была бы на несколько столетий впереди.
Я, конечно, не папа, и не считаю, что наука важнее всего, но катастрофа стоила человечеству не только научных знаний, но и огромной части истории, культуры и...
Громкий звонок из-под крыши купола возвестил о начале первого урока. Мы убрали глядильники, выждали ровно пять минут и осторожно выглянули наружу. Никого не увидев, быстро добежали до соседнего купола, заскочили в открытую дверь и аккуратно прикрыли ее за собой.
– Добро пожаловать, – поприветствовал нас Ларссон, учитель истории. – Я только что объявил, что пришли первые результаты экзаменов.
В первом ряду сидели четверо ребят, посещавших историю официально – естественно, только мальчики. Школы на Геркулесе смешанные, но классы, даже самые малочисленные, всегда ведут раздельно.
Мы трое уселись. Наши парты стояли у огромного стенда, за которым мы могли укрыться, если в класс войдет кто-нибудь посторонний. Впрочем, за последние четыре года прятаться приходилось всего три раза. Историю, литературу и классы по искусству всегда ставили в расписании на выходные дни естественнонаучного потока, и в школе сейчас лишь горстка учеников и учителей.
Как только мы сели, Ларссон продолжил:
– Могу вас порадовать: у каждого из вас высший балл. Жаль, что в официальных результатах школы учитываются только четверо. Будь там все вы, наша школа в этом году по истории оказалась бы лучшей на Геркулесе. – И после паузы: – Должен сказать, что хотя я и восхищаюсь тем, как три наших «зайца» отдают истории свои выходные дни в течение последних четырех лет, очень скоро тайному придется стать явным. Сегодня в университетах открыт прием вступительных заявлений на курсы с начала две тысячи семьсот восемьдесят девятого года. В список экзаменуемых я могу вписать имена так, что никто здесь этого не заметит, но заявление в университет – совсем другое дело. – Он помрачнел. – Я с удовольствием помогу вам с подачей документов на подготовительный курс по доистории, но, раз родители не разрешили вам переводиться на исторический поток, полагаю, они будут крайне недовольны вашим выбором.
Маколл кивнул:
– У нас есть план, как с этим бороться. Вначале мы поступим так, как ожидают родители: подадим на физфак в университет Геркулеса. Заявления можно менять вплоть до дня после праздника Уоллама-Крейна, в любое время, пока идет прием. Мы изменим свои в самый последний день на...
– …подготовительный курс по доистории в университете Асгарда, сектор Гамма! – хором подхватили мы с Валином.
– Надеюсь, вы понимаете, что на самом деле будете учиться не на Асгарде, – заметил учитель. – Все подготовительные курсы по доистории проводятся на Земле. Вы будете изучать времена, когда все человечество жило на одной планете, и исследовать руины древних городов.
– Да, мы понимаем, – сказал я. – Занятия ведут преподаватели Асгарда под юрисдикцией сектора Гамма, но находиться мы будем на Земле, в родном мире человечества. Увидим своими глазами места, где процветали древние цивилизации, пройдем там, где ходили выдающиеся деятели прошлого. Как же это здорово, наконец осуществить свою мечту!
Ларссон покачал головой:
– Ладно. Мы все подготовим заранее, чтобы вы могли быстро переподать документы и заменить рекомендации учителя физики на мои, но все-таки продумайте, как будете разбираться с родителями, когда они обнаружат, что вы сделали.
– Может, они и не очень расстроятся, – оптимистично предположил Валин.
– Они не расстроятся, а придут в бешенство, – не согласился Маколл, – но какая разница? К тому времени, как все выяснится, прием документов в университеты закончится, они не смогут ничего изменить.
– В твоем случае – да, и родители Валина тоже, поскольку они всего лишь школьные учителя. Однако у Фиана ситуация другая. Его отец не просто работает в университете, он декан физического факультета! Он узнает обо всем сразу, как только закончится прием заявлений, шестнадцатого ноября в полночь по межзвездному грин-времени. Собственно зачисление на курсы реально проходит на две недели позже, первого декабря. Профессор Эклунд, вероятно, за эти две недели сумеет убедить своих коллег принять заявление задним числом.
– Мой отец наверняка в силах их убедить, его все на факультете побаиваются, но он не сможет изменить мое заявление без моего согласия. Мне просто придется стоять на своем в течение двух недель.
– Тогда желаю удачи, но тебе придется нелегко, – посочувствовал Ларссон. – После того случая с факультативом по истории я имел сомнительное удовольствие познакомиться с твоим отцом, и хорошо представляю, что тебе предстоит.
Я знал, что придется не то что нелегко, а очень трудно, но рассчитывал на одно смягчающее обстоятельство. Межсекторный Нобелевский комитет официально объявляет свое решение в октябре, а церемония награждения проводится в декабре. Куда я поступил, выяснится как раз в разгар празднования: отец уже будет знать о премии и предвкушать церемонию. Конечно, думать, что он совсем не обратит внимания, не приходится, но я надеялся, что поздравления коллег и торжества по поводу осуществления заветной мечты оставят отцу не так много времени на меня орать.
Больше мы поступление в университеты не обсуждали и занялись разбором текста, который только что прочли. Я утверждал, что победа экспансионистов привела к катастрофе, а Маколл отстаивал противоположную точку зрения. Мол, Земля все равно уже истощила себя, обустраивая колонии в секторе Альфа, и коллапс был неизбежен в любом случае.
– Да, но.... – Я запнулся, потому что получил экстренный вызов. Я проверил – это была мама. Раз она сочла нужным позвонить по секретному глядильнику, значит, что-то очень серьезное. – Прошу прощения, мне обязательно нужно ответить.
Я выскочил наружу, добежал до спортзала и уже из безопасного укрытии ответил на вызов. У мамы был виноватый вид:
– Прости, что так звоню, но мне нужно тебя предупредить... – Она осматривалась, явно пытаясь понять, где я нахожусь и нет ли кого-нибудь рядом. – Нас ведь никто не услышит?
– Нет, я тут совсем один.
Несмотря на мои слова, продолжила мама еле слышным шепотом:
– Твоему отцу только что позвонил друг из межсекторного Нобелевского комитета. Плохие новости.
– Не хочешь же ты сказать, что...
Мама кивнула:
– Два исследователя из университета Мецтли объявили о потрясающем открытии.
– Но... Их исследования не могут получить премию этого года. Пока открытие не проверено и не подтверждено независимо другими учеными, оно не рассматривается, а на номинацию осталось лишь несколько дней!
– Как выяснилось, оно уже проверено и подтверждено.
– Но как? Почему папа об этом ничего не знал?
– Это был совместный исследовательский проект университета и армии, поэтому результаты держались в секрете. Их сообщили ученым в двух других университетах с просьбой проверить, но они тоже должны были соблюдать тайну. Все остальные ничего не знали. А вчера военные официально разрешили публикацию.
– Ох. – Я помолчал. Все были уверены, что Нобелевскую премию по астрофизике в этом году получит отец, но теперь... – У папы есть хоть какой-то шанс?
Мама покачала головой:
– Объективно говоря, у него прекрасное, очень тщательно проведенное исследование, но ничего принципиально нового он не открыл. Все остальные номинанты этого года казались существенно слабее, однако теперь...
Мама не просто жена моему отцу, но и одна из его лучших и преданнейших коллег. Если уж она говорит, что работа отца неплоха, но соперники совершили настоящий прорыв, значит, мечты о Нобелевской премии растаяли как дым. Хоть мы с отцом, кажется, только и делаем, что ругаемся, мне все равно стало его жаль.
– Отец будет ужасно разочарован.
– И не только, – кивнула мама. – Все думали, что премию получит он, все надеялись, что это повысит престиж не только физфака, но и всего университета, и твой папа... – Она поколебалась и продолжила: – Он позволил себе несколько неосторожных высказываний. Найдутся те, у кого есть причины его недолюбливать, и они могут воспользоваться случаем осложнить ему жизнь.
Я застонал. Мама очень корректно выразилась. На самом деле отец постоянно критиковал других и уничижительно высказывался о чужих исследованиях. Его не то что некоторые недолюбливали, его многие по-настоящему ненавидели.
– Ты хочешь сказать, что папа успел похвастаться, что получит Нобелевку, и теперь его враги воспользуются этим?
Мама кивнула:
– Ему в ближайшие месяцы придется очень трудно. Нам нужно приготовиться к тому, что он периодически будет... несдержан. Учитывая, что ты собираешься сделать, все это, конечно, не вовремя.
У меня вырвался еще один стон. Я-то думал, мол, хорошо, что про мое заявление отец узнает между объявлением результатов и награждением, но если его заветная Нобелевка по астрофизике уйдет к другим, да еще связанным с военными, то...
– Ты уверен, что по-прежнему хочешь подавать на историю в университет Асгарда? – спросила мама.
– Не историю, мам, а доисторию, – на автомате поправил я. – На подготовительном курсе изучают доисторический период, до появления межзвездных порталов.
Мама махнула рукой, показывая, что ей все равно:
– Ладно, на доисторию. Мне казалось, что твоя подружка собиралась на физику в местный университет. Разве это ничего не меняет?
– Вообще-то, нет, – мотнул головой я. – Она меня вчера бросила.
Мама вздохнула:
– А! Значит, ты уверен?
Я кивнул. Не мог я идти изучать физику в университете Геркулеса, где надо мной постоянно будет висеть тень великого Йоргена Эклунда, а папа сможет следить за каждым моим шагом и называть позором рода. Я собирался изучать любимую доисторию в мире, где все эти события произошли. Я собирался оказаться на курсе, где никто не знает о моей прославленной семье и никому до нее нет дела, где от меня никто не ждет невозможного. Может, мне повезет и я даже встречу гаммитку, которая не бросит меня из-за того, что я попытаюсь взять ее за руку.
– Уверен.
– Вначале я думала, что твой интерес к истории перегорит, но ты столько трудился последние четыре года... – Мама помолчала. – Я верю, что ты уже вырос и способен сам решать, и имеешь полное право жить так, как сам хочешь. Я тебя поддержу, но твой папа...
Я кивнул:
– Я знаю. Папа придет в ярость. И четыре года назад было непросто, а сейчас тем более. Но я не сдамся. Тогда он мог меня заставить, но больше не выйдет. На этот раз будет по-моему!
Эпсилон, 2788
Действие рассказа происходит на Миранде, планете сектора Эпсилон,
в июне 2788 года, за пять месяцев до событий трилогии.
СЕКТОР ЭПСИЛОН:
201 населенная звездная система;
201 представитель в Парламенте Планет;
колонизирован с 2698 года;
столица еще не выбрана.
Вниманию путешественников:
Эпсилон до сих пор на пограничном этапе колонизации, и большинство поселений представляют собой небольшие фермерские общины. Будьте готовы к примитивным жилищным условиям и отсутствию многих элементарных удобств. Из-за того, что мужчин-колонистов на границе больше, чем женщин, власти охотно поддерживают заключение тройных браков.
Примечание консультационной службы по колонизации Эпсилона:
Если вы собираетесь посетить пограничье Эпсилона, подумайте, не стоит ли остаться в новом мире на всю жизнь. Мы рады всем колонистам, особенно женщинам и специалистам в сфере образования и всякого рода медицины. Мы можем вместе построить будущее! Для получения дополнительной информации свяжитесь с нашей службой.
* * *
Я собиралась в школу на вторую смену к часу дня, но все равно умудрилась опоздать. В основном потому, что все утро пришлось присматривать за тремя младшими братьями и сестрами и в третий раз за неделю чистить водопроводную трубу, ведущую от родника. А еще, услышав испуганное кудахтанье, спасать птиц от лунной обезьяны, которая с любопытством заглянула в курятник. Лунные обезьяны – один из исконно местных видов – совершенно безвредные травоядные, но их круглые светящиеся морды пугают куриц.
Ладно, конечно, это только отговорки. На самом деле опаздывала я нарочно, ибо точно знала, что меня ждет по прибытии в школу. Вообще-то, начиналось все еще по дороге туда, потому что Торрин Саммерхейз поджидал меня у портала, которым пользовались жители десятка близлежащих ферм.
До следующего портала целый час пешком, поэтому я стиснула зубы и протопала к этому, намеренно не глядя Торрину в глаза. Что не помешало ему радостно меня подколоть:
– Старая дева! Старая дева! Амалия – старая дева!
Не поворачиваясь, я отвесила ему подзатыльник.
– Ай, больно!
– Так и было задумано.
Я собралась ввести код места назначения, но в последний момент заколебалась. Этот портал – одна из экономичных моделей. Отсюда можно перейти всего в шесть наиболее важных точек на Миранде: в Центральное поселение Джейна Форда, в школу Джейна Форда, универсальный магазин Моджи, на скотный рынок, к ветеринару и в медицинский центр при Фаллинг Рок.
Если же нужно куда-то еще, то приходится сначала спорталиться в главный поселок – там есть обычный переход, через который можно путешествовать в любую точку на населенном континенте Миранды, хотя, разумеется, цена за поездку намного выше. Я единственный раз воспользовалась им в прошлом году, когда родители взяли всех одиннадцать отпрысков к Мемориалу. Мы видели море и памятник на вершине холма, где военные передали Миранду первым колонистам тридцать один год назад. Потрясный день, не считая того, что близнецы свалились в воду и до самого вечера воняли водорослями.
Сейчас мне захотелось спорталиться в Центральное поселение и вновь перейти к Мемориалу или даже к самому Северному пределу. Я видела изображения высоких скал по телику, а теперь могла бы посмотреть на них воочию и провести замечательный день на свободе, подальше от поселения Джейна Форда, школы Джейна Форда и таких людей, как Торрин Саммерхейз. Загвоздка в том, что в конце концов придется вернуться и встретиться с проблемами лицом к лицу. Трата целой кучи кредитов ничего не изменит.
Я настроила портал на школу и, едва он активировался, шагнула вперед, а потом со школьного поля направилась к ближайшему гибкопласовому куполу, отмеченному большой белой цифрой «шесть» и кривобокой розовой колибри.
Цифре тут и положено быть, а вот розовую колибри оставили парни на год старше нас: напились на выпускном и нашли бесхозную банку краски. Родриш Джейн полез на крышу купола дорисовывать крылья, но остановился, чтобы покричать и помахать зрителям, упал, сломал руку и был спешно спортален в медицинский центр при Фаллинг Рок. Ходили слухи, будто доктор Юми срастила ему кость и поместила бедолагу в суточный карантин на случай, если розоватые пятнышки – признак ранее неизвестной болезни Миранды. Возможно, слухи не врут. У доктора Юми злое чувство юмора.
Торрин тоже спорталился и уже бежал следом:
– Амалия, я помогу решить твою проблему. Выходи за меня замуж!
Я замерла, оглядела его сверху донизу и, печально покачав головой, отказала в стандартной форме пограничной планеты:
– Возвращайся, когда обзаведешься фермой!
Он вздохнул и поплелся за мной в шестой купол. Когда мы вошли, на меня посмотрели двадцать парней, встали и закричали в унисон:
– Старая дева! Старая дева! Амалия – старая дева!
В прошлом году наш класс насчитывал двадцать одного парня и восемнадцать девушек. На Миранде, как и на большинстве планет в Эпсилоне, можно заключать помолвочный контракт в шестнадцать и жениться в семнадцать. В День Начала 2788 года нам всем исполнилось семнадцать, и семь моих одноклассниц тут же показали себя идеальными женщинами пограничного мира и выскочили замуж. Хотя в случае с Риной, в последнюю минуту взявшей в мужья другого, все прошло несколько скандально.
Норрис до сих пор на нее злится, и его вряд ли можно винить. Они с Риной были помолвлены десять месяцев, и ее поступок всех шокировал. А то, что ее мужем в итоге оказался старший брат Норриса, лишь все осложнило. Жители поселения Джейна Форда разделились: одни считали, что Рина поступила правильно, другие – что она должна была оставаться с Норрисом, а остальные – что стоило выйти за обоих. Я же – исключение, ибо уверена, что разумнее было бы отменить свадьбу и хорошенько подумать несколько недель, но это ее жизнь, не моя.
За следующие три месяца еще шесть девушек вышли замуж, хоть и без скандалов. Моя подруга Целла продержалась еще два месяца, но в итоге все равно поддалась давлению общественного мнения. Вчера состоялась ее свадьба. Теперь в помещении находились двадцать один парень, семнадцать пустых парт и я. Старая дева нашего класса. Хуже того – единственная старая дева в поселении, потому что все мои сверстницы, бросившие школу в пятнадцать, тоже уже обзавелись семьями.
Учитель Ломас позволил мальчишкам поразвлекаться минуту, а потом рявкнул:
– Тихо! – Парни неохотно успокоились, и Ломас повернулся к Торрину: – Почему вы опоздали? Нет, не надо отвечать. Мы все догадываемся о причине. И об ответе Амалии тоже.
– Возвращайся, когда обзаведешься фермой! – крикнули все хором.
Торрин покраснел.
– Пора за работу, – напомнил Ломас.
Я села за парту, включила глядильник и нахмурилась, когда экран помигал, прежде чем стабилизироваться. Он начал барахлить пару месяцев назад, и похоже, с каждым днем ситуация лишь ухудшалась. Главное, чтоб совсем не сломался. Я третья по старшинству из одиннадцати детей. Образование на Миранде бесплатное, и мои родители считали, что оно необходимо, но им было трудно достать работающие глядильники для всех нас, чтобы мы могли изучать тексты, получать и отправлять домашние задания. Семнадцатилетней девушке нет особой нужды ходить в школу, поэтому если мой глядильник сломается…
