Текст книги "Чёрному, с любовью (ЛП)"

Автор книги: Дж. С. Андрижески

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

Что бы там Блэк имел или не имел в виду, я не спорила.

Когда он повернулся и побежал, я просто последовала за ним.

***

Мы наблюдали, как свет поднимается над краем Лэндс-Энда, где находился каменный лабиринт, который начинался за лесистой беговой дорожкой, петлявшей вокруг музея Почётного Легиона.

Мы стояли на песчаном утёсе с видом на океан, прямо там, где океан сходился с бухтой Сан-Франциско и мостом Золотые Ворота. Слева от себя я видела ещё больше утёсов. Я знала, что сразу за ними находятся Сатро Батс, Клифф-Хаус, а затем Оушн-Бич.

Справа от себя я видела более каменистый берег с мостом Золотые Ворота вдали – он отражал свет раннего утреннего солнца.

Глядя с утёсов на бьющие волны, мы просто стояли и ничего не говорили, пока вокруг нас проступал пейзаж.

Я слышала птиц, чьи песни становились громче вместе с восходящим солнцем, смотрела на морских котиков, уже готовых принимать солнечные ванны на камнях. Белые завитки пены поднимались и опадали, разбиваясь о подножье утёсов лишь для того, чтобы откатиться и повторить всё вновь.

Мы простояли там, наверное, минут двадцать.

Мы стояли, пока не перевели дыхание от последних нескольких миль то вверх, то вниз по склонам лесистого побережья, через Пресидио вдоль Чайна-Бич, а затем вниз по прибрежной тропе. Мы стояли там, пока я не начала немножко дрожать, потому что потная одежда похолодела на утреннем ветру и прилипла к влажной коже.

Затем Блэк взглянул на меня и заметил, что я обхватываю себя руками.

– Пошли, – сказал он, на мгновение обхватив ладонью мою шею сзади и помассировав мышцы. – Завтрак ждёт.

Не дожидаясь моего ответа, он развернулся на пятках и трусцой побежал вверх по тропе, которая вела обратно к деревьям. Мгновение спустя я последовала за ним. Как только мы вновь вернулись на главные дорожки для бега вокруг утёсов, он направил нас вправо, в сторону Сатро Батс.

Мышцы моих ног, которые страдали всё то время, что мы стояли на месте, запротестовали, как только я сделала несколько шагов бегом след за Блэком.

Они вновь постепенно разогрелись, когда мы вместе сбежали вниз по холму, пробежали мимо Клифф Хауса, пока не оказались над Оушн Бич.

Вскоре после этого Блэк опять завернул вправо, и мы побежали по самому пляжу, прямо по границе накатывавших волн, где песок был плотнее всего.

К тому времени я по-настоящему устала.

Задыхаясь, я сумела ускориться ровно настолько, чтобы побежать рядом с Блэком, который всё ещё умудрялся выглядеть так, будто с лёгкостью пробежит ещё пятнадцать-двадцать миль.

– Я вот-вот выдохнусь, – сообщила я ему между тяжёлыми вздохами.

Он взглянул на меня и слегка улыбнулся.

– Почти на месте, док.

Прежде чем я успела запротестовать, он сменил направление, и мы побежали по песку обратно к дороге.

Чем мягче и суше становился песок, тем сложнее было по нему бежать, и вот я уже задыхалась, вся вспотела, с трудом поднимаясь по слегка покатой дюне, чтобы выбраться с песка на дорожку.

Наконец, добравшись до дороги, я невольно застонала, когда Блэк широко улыбнулся и кивком головы показал мне следовать за ним на другую сторону улицы.

К тому времени мы уже пробежали мимо западного входа в парк Золотые Ворота.

Рванувшись и силой заставив тело двигаться, я последовала за ним.

Он перебежал через шоссе Грейт, направляясь теперь уже обратно на восток, на Норьега-стрит.

«Я не побегу с тобой до самого Маркета, – сообщила я ему в своём сознании. – Ты беги, если собрался пробежать сегодня полноценный марафон. А я возьму бл*дское такси. Наверняка всю дорогу буду фантазировать о буррито и картошке фри с чили».

Он рассмеялся. Я услышала его и ушами, и в своём сознании.

«Не настолько далеко, док, – послал он, вливая в мою грудь жар. – Почти на месте. Обещаю».

«Ты это давно говоришь», – проворчала я.

Мы пробежали ещё несколько кварталов по Норьега, и я начинала думать, что вот-вот грохнусь от изнеможения. Я уже собиралась остановиться по-настоящему, когда увидела, что Блэк замедляет свои длинные шаги и окончательно останавливается перед стеклянной витриной магазина.

Я остановилась вместе с ним, хотя нас разделяла добрая дюжина футов.

Я стояла на тротуаре, хватая ртом воздух и упираясь ладонями в бедра.

Он наблюдал за моим пыхтением, уперев руки в бока.

Он ничего не говорил, пока я не сумела более-менее привести дыхание в порядок, хотя я всё ещё хватала воздух так, словно в моём баллоне заканчивался кислород.

– Давай, лежебока, – сказал он, широко улыбаясь. – Я голоден.

– Ты дьявол, – сообщила я ему, лишь наполовину шутя.

– Может быть, – отозвался он, вскинув бровь. – Но я знаю лучшее место, где в восемь утра подают черничные вафли.

Всё ещё улыбаясь, он схватился за ручку двери магазина, распахнул её и скрылся внутри.

Мысленно застонав и всё ещё бурча на него себе под нос, я заставила себя перейти на хромающий шаг-бег и последовала за ним.

***

По поводу вафель он не ошибся.

Пожалуй, это единственная причина, по которой я не воткнула в него вилку во время еды, когда более-менее отправилась от «терапевтической утренней пробежки» в понимании Блэка.

Я знала, что завтра у меня будет всё болеть.

И, наверное, послезавтра тоже.

– Только если ты опять пропустишь пробежку, – заметил он, запихивая в рот огромную порцию черничных вафель. «…А этому не бывать, милая», – добавил он в моём сознании, принимаясь жевать.

В этот раз я действительно чуть не проткнула ему руку вилкой.

На деле же я лишь рассмеялась.

Он ел вафли как Энджел. Намазывая полсантиметра сливочного масла, а сверху ещё сантиметр кленового сиропа. Он был совершенно бесстыжим в своей избалованности.

– А мне надо стыдиться? – приглушённо поинтересовался он, потому что всё ещё жевал вафли. – Закажи мне ещё кофе, моя секси-леди женушка, и я куплю тебе буррито по дороге домой.

Я снова рассмеялась, хлопнув его по руке, затем махнула официанту.

Хотя кофе был просто фантастическим. Нам не хватило бы по чашке, поэтому мы оба заказали себе по маленькому кофейнику френч-пресса. Я заказала ему ещё один кофейник и принялась за следующий слой вафель на своей тарелке.

У Блэка был отменный вкус на рестораны.

– Нам нужно заглянуть к Кэлу, – сказал он, проглотив вафли и глотнув моего кофе, пока дожидался своей порции. – Он давно зазывает меня поужинать в его ресторане… и привести тебя. Он думает, что после прошлого раза я его избегаю.

Я фыркнула, закатив глаза.

– В этот раз ты будешь угрожать избить его? – спросила я.

– Я постараюсь сдержаться, – он широко улыбнулся, откинувшись на спинку диванчика и потянувшись. – Однако он всё-таки запал на тебя. Он даже по телефону не сумел это скрыть.

Я снова фыркнула, даже не утруждая себя комментированием этого.

Блэк подался к столу, перенёс свой вес на руки и всмотрелся в мои глаза.

– Тебе лучше, док?

Я встретилась с ним взглядом.

Вместо того чтобы ответить на отвали, я задумалась над его вопросом.

После небольшой паузы я кивнула.

– Да, – призналась я.

Он удерживал мой взгляд, и в его золотых кошачьих глазах проступила пытливость.

– Ты знаешь, что хочешь делать сейчас? – спросил он.

Глотнув кофе и не отрывая от него взгляда, я снова задумалась, затем медленно кивнула.

– Да.

Он ждал, сложив руки перед собой на столе. Он уже расправился со своей огромной порцией вафель. Пустая тарелка с плавающим сиропом оказалась отодвинута в сторону вместе с посудой от сосисок и бекона, которые он тоже мгновенно умял.

– И? – подтолкнул он, когда я не заговорила. – Собираешься поделиться, любовь моя?

– Это не совсем… этично, – произнесла я.

– Я весь внимание.

Выдохнув, я поймала себя на том, что скопировала один из его взмахивающих жестов рукой и откинулась на диванчик, держа в другой руке чашку кофе.

– Ладно. Тогда я скажу вот что: мы поставим прослушку на все телефоны Танака, – сказала я, глотнув кофе. Я выдержала его взгляд, поигрывая кофейной чашкой, которую поставила обратно на столик. – Мы получим все записи предыдущих звонков и выясним, откуда поступил тот звонок, о котором говорила Юми, а также посмотрим, не получится ли созвониться с Национальной Безопасностью или другими органами, которые могут нам что-то сообщить. И мы пошлём видящих, чтобы прочли членов семьи Танака. Всех. И его сестёр тоже. И его отца.

Блэк моргнул.

Выражение его лица не изменилось.

– Ты можешь сделать это, дорогой? – невинно поинтересовалась я, затем подняла кофейную чашку и отпила глоток, похлопав ему глазками. – Твои приятели в Пентагоне записывают все международные звонки, верно? Я знаю, что они не заглядывают в эти записи без оснований, но ведь у них есть эти записи, верно?

В глазах Блэка заискрило лёгкое веселье.

– Верно, моя прекрасная жена.

– Так что? – спросила я, пожимая плечами и делая ещё один глоток кофе. – Мы отследим все контакты. Мы послушаем оригиналы, где получится. Затем пошлём наших людей за Бриком.

– А затем?

Я поставила кружку. Мой голос оставался спокойным, хотя челюсти сжались.

– Затем мы выкачаем из него всю кровь, – сказала я. – И будем сдирать с него кожу, пока он не скажет нам, что именно он сделал с Ником.

Воцарилось молчание.

В уголках губ Блэка заиграла лёгкая усмешка.

Откинувшись назад, он положил руку на спинку дивана и отпил большой глоток кофе.

– Я определённо тебя испортил, – заметил он.

Я пожала плечами.

– Это на пользу.

– То, что я тебя испортил?

– Конечно.

Он усмехнулся, качая головой.

– Возражения будут? – мой голос прозвучал чуть резче. – Мне не грозит нотация, Блэк? О том, что вампиры тоже люди, и…?

– Хочешь поплавать? – спросил он с бухты-барахты.

Когда я умолкла и уставилась на него, он улыбнулся мне, потягивая свой свежезаваренный кофе и изучая моё лицо. Я ничего не сказала, а он лишь пожал плечами.

– За нами заедет машина, – сказал он. – Но не хочешь сначала прыгнуть в океан? Знаю, будет холодно, особенно после Таиланда, но я не против, если ты за.

Посмотрев на него, я подавила очередной смешок.

– Значит, нотации будут позже? – уточнила я.

Он покачал головой, аккуратно поставив свою кружку кофе.

– Никаких нотаций, любовь моя. Я говорил тебе… решение за тобой. Я стопроцентно на твоей стороне, как бы ты ни захотела разобраться с этим. Все мои ресурсы в твоём распоряжении. Включая контакты, которые остались у меня в Пентагоне…

– Но что ты сам думаешь? – перебила я, поджав губы.

Воцарилась тишина.

Блэк посмотрел мне в глаза, изогнув губы в лёгкой усмешке.

– Ну… возможно, ты только что наградила меня стояком, – он бросил на меня хищный взгляд. – Это относится к делу? Или лишняя информация?

Я подавила смешок.

– …И моё предложение поплавать, возможно, имеет слегка скрытые мотивы, – добавил он, стиснув мою руку на столе и подтянув меня поближе. – Возможно, я намекаю на перепих после пробежки, просто чтобы попробовать, каково это будет в Тихом океане… при нулевой температуре… по сравнению с безветренными водами Таиланда. Однако нам придётся остерегаться сёрферов. И акул. У тебя ведь месячные не идут, нет?

В этот раз я расхохоталась в голос.

И даже я услышала в этом смехе облегчение.

Блэк поддержит меня в этом.

Он поддержит меня до самого конца.

Рано или поздно мы найдём Брика.

Мы найдём его, и тогда я вытащу из него правду о том, что он сделал с моим самым давним другом – даже если в процессе я потеряю свою бл*дскую душу.

Глава 11
Мягкий подход

Наоко смотрел через железные решётки клетки. Он обхватывал их ладонями, сжимал пальцы до побеления костяшек, стискивал их до боли.

Он гортанно рычал.

Ничего не мог с собой поделать.

К этому времени он едва осознавал, что делает это.

Голод скрутил его внутренности, от сильного желания его тошнило. Его член сделался твёрдым. Слюна наполнила его рот. Клыки до боли удлинились, отчего желание лишь ухудшалось настолько, что ему отчасти хотелось впиться этими клыками в собственное запястье.

Он не мог отвести взгляда от сцены, разворачивавшейся перед ним.

Он не мог зажать уши, чтобы не слышать раздававшихся звуков, тошнотворно чувственного чавканья и сосущих звуков, которые как будто наполнили всю комнату с высокими потолками.

Он ощущал головокружение. Он чувствовал себя одурманенным, затерялся в столь мощном желании, какого никогда не испытывал.

Ему хотелось закричать на другого вампира.

Нет, ему хотелось взреветь на него, разорвать его на куски.

Он хотел кидаться на решётки клетки, пока не истечёт кровью.

Однако он знал.

Он знал, что если скажет хоть слово – если в любой манере повысит голос на этого мужчину, и тем более навредит себе, или станет угрожать ему, или проклинать его – он заплатит за это. Он заплатит за это не болью, потому что такой вариант он предпочёл бы для себя. Он заплатит за это голодом, лишением всего в этой бл*дской клетке.

Раздражение заполонило его сознание, вибрируя в крови, которая пересыхала в его венах.

Раньше его пытали как человека.

Его лишали еды, воды, передвижений.

Его обучали справляться с такими вещами. Его дважды ловили в тылу врага, и ему пришлось применить эти навыки на практике. Даже совсем недавно его поймали на том острове и в некотором смысле пытали, хотя пытки были сравнительно мягкими, если не считать изоляции, темноты, жары, насекомых, жажды.

Ну, и наблюдения, как Джема избивают…

Он бездумно отсек это воспоминание, но оно вернулось секунды спустя. В этот раз оно причудливым образом задержалось, сбивая его с толку.

Его смятение лишь усилилось, когда воспоминание заполнило его сознание, вызывая на его лице гримасу.

Боль рябью прокатилась по его венам.

Боль струилась по нему, смешиваясь с кристально ясными образами, и в его нутре поднялась тошнота. Через считанные секунды на эти образы стало больно смотреть.

Эмоции усилились.

Он впервые отвернулся от кормящегося вампира, ахнув, когда эта боль заполнила его грудь. Он крепче стиснул решётки, затем разжал ладонь и вместо этого прижал её к груди, подавляя резкую, похожую на удар ножом реакцию между рёбер – новую боль, какой он никогда прежде не ощущал.

Такое чувство, будто у него случился сердечный приступ.

Будь он человеком, он бы не сомневался, что у него сердечный приступ.

Дориан перед ним поднял голову.

Уставившись на Ника через решётки, он уронил человеческую женщину, от которой кормился, и позволил ей без сознания упасть на пол. Она обмякла, неуклюже приземлившись на разъехавшиеся колени, и захныкала.

Дориан, казалось, почти не заметил.

Он грациозно подошёл к клетке, затем одним движением присел перед ней.

– Что? – он погладил пальцы Наоко на той руке, что всё ещё стискивала решётки. – Что такое, друг мой? Что происходит?

– Я не знаю, – выдавил Наоко. – Боль.

Он закрыл глаза и покачал головой, пытаясь бороться с этим чувством.

– Что за боль ты чувствуешь? – голос Дориана звучал мягко, уговаривающе. – Это не от крови, юный брат. Что это?

Наоко не ответил. Он мог лишь покачать головой.

У него всё равно не было ответа на вопрос вампира.

Он не мог это осмыслить.

Боль усилилась. Он видел перед своими глазами Джема. Он видел, как голый видящий лежит на чёрном камне, как его пинают, бьют кулаками, швыряют на камни. Наоко вздрагивал от каждого удара, хрипел, хотя больше не нуждался в кислороде для своих лёгких.

– Заставь это прекратиться, – выдавил он полустоном. – Заставь это прекратиться… пожалуйста.

В голосе Дориана слышалось понимание.

– Ты вспоминаешь, – он произнёс это не как вопрос. Его пальцы сделались мягче, нежнее. – Это часть молодого возраста, Наоко. Все твои воспоминания вернутся. Поначалу это происходит постепенно. Ты помнишь информацию, но чувства возвращаются медленнее.

Наоко посмотрел на него.

Он постарался удержать кровавый взгляд вампира, всё ещё с трудом втягивая воздух, в котором он уже не нуждался, всё ещё стискивая свою грудь и морщась от боли. Он видел в кровавых глазах сочувствие, которое ещё сильнее сбивало его с толку, но рассеяло часть его ярости. Он даже подумал, что кровавый оттенок тех глаз немного померк, сделавшись как никогда близким к прозрачному.

– Это потому что мы чувствуем всё намного сильнее, – сказал Дориан, поглаживая его ладонь. Его голос звучал бормотанием, даже тише шёпота. – Мы чувствуем намного больше, мой возлюбленный. Мы не смогли бы справиться с нашими вампирскими эмоциями, если бы вспомнили всё разом. Так что поначалу мы вспоминаем информацию… чувства приходят позднее. Они приходят постепенно, чтобы не ошеломить нас. Они приходят, и мы привыкаем жить тем, кто мы есть на самом деле. Мы привыкаем справляться с полным, неразбавленным спектром наших эмоций.

Дориан повернулся, взглянув на девушку на полу.

Теперь она держалась за шею и хныкала, широко раскрыв глаза от непонимания.

– Они действительно дети, – сказал он мягко. – Живут половинными жизнями. Чувствуют половинные чувства. Они не имеют представления о том, что такое эмоции на самом деле. Они не ведают об их силе.

Он посмотрел обратно на Наоко.

Сочувствие в этих тёмно-красных глазах сделалось более явным.

– Я принесу тебе что-нибудь поесть, – произнёс он таким же мягким тоном. – Ты поешь, и мы поговорим. Ты не против, Наоко?

Молодой вампир к этому времени полулежал на полу клетки.

Он стискивал свою грудь, стараясь думать сквозь боль, стараясь не расплакаться и не разрыдаться. Он не мог полностью осознать слова Дориана. Он не мог осознать, как что-то столь эфемерное, как чувство, могло сотворить с ним такое.

Он вообще не мог придумать название этому чувству.

Он лишь стискивал железную решётку, чтобы Дориан продолжал касаться его.

– Да, – выдавил он.

Слёзы навернулись на его глаза, когда он посмотрел на это прекрасное лицо.

– Да, – сказал он. – Прошу, брат. Пожалуйста.

Он едва выдавил эти слова, когда Дориан уже встал, поднимаясь на ноги.

Наоко и моргнуть не успел, как светловолосый вампир исчез.

Единственное, что свидетельствовало об его уходе – это звук закрывающейся двери и то, что его пальцы уже не поглаживали Наоко.

Он остался один в клетке, стонал от боли, задыхался, не вдыхая и не выдыхая воздух, смотрел на узоры теней, которые огонь отбрасывал на потолок.

Он не мог долго сосредоточиться на виде комнаты.

Образы той пещеры, Джема, крови, воды и исполосованной плоти встали перед его глазами. Он ощущал каждый удар, раз за разом, вздрагивал от пинков, от стонов лежащего ничком видящего, по подбородку которого струилась кровь. Наоко лежал там, парализованный ужасом, страшась за жизнь видящего, страшась за жизнь Энджел, которую любил как сестру.

Он умер бы там.

Бл*дь, он умер бы в той пещере.

Темнота, лязг цепей, вкус крови, укусы насекомых и крыс…

Он хрипел, стараясь дышать. Он не мог дышать.

Он не мог втянуть в лёгкие воздух.

Он помнил драконов.

Он помнил, как ему снились драконы.

Он полулежал там, чувствуя себя сломанным, хрипя без воздуха, парализованный приливом эмоций, приливом ощущений столь интенсивных, что он не мог осознавать ничего, кроме них. Он не знал, как долго он пролежал там, заново переживая каждую секунду тех воспоминаний из пещеры, но уже без смягчения, без онемения, без всех своих предыдущих оборонительных техник.

Где-то в этом промежутке времени, казавшемся ему бесконечностью, он осознал кое-что ещё.

Дориан забрал с собой человеческую женщину.

Наоко был действительно один.

***

Он понятия не имел, как долго отсутствовал Дориан.

Воспоминания о пещерах прошли до того, как вернулся Дориан.

Эмоции смягчились, сделались терпимыми.

Наоко всё так же голышом обмяк в клетке, подавляя сдержанную панику, что воспоминания вернутся, или что по нему ударит нечто новое перед тем, как Дориан вернётся.

У него много воспоминаний.

Он мог бы перечислить их.

Он мог описать каждое воспоминание как многогранный бриллиант, находящийся где-то в закоулках его сознания и сохранившийся нетронутым до последней детали. Он помнил факты с потрясающей точностью, но лишь голую информацию, как и сказал Дориан.

Он знал факты своей жизни.

Теперь он намного яснее пересчитывал эти факты и хронологические последовательности в отношении конкретных деталей каждой секунды, что он прожил до сих пор. Наоко помнил даты, имена, лица, места, произошедшие события, действия, которые предпринял он сам, действия и события, свидетелем которых он стал, его собственные реакции и мысли.

Он мог бы перечислить собственные эмоциональные реакции на те события так, как не мог сделать это, будучи человеком…

Но Дориан прав.

Наоко ещё не чувствовал их.

Если Дориан прав и по поводу остального, вскоре это изменится.

Бл*дь, эта мысль приводила его в ужас.

Как и сказал Дориан, люди постоянно жили в тумане. Их чувства приглушены. Их зрение ни на что не годится. Их слух ещё хуже, не говоря уж об обонянии и вкусе. Они существовали наполовину. Испытывали всё наполовину.

Чувствовали наполовину.

В данный момент Наоко завидовал им из-за этого.

Он хотел вернуть себе ту способность.

Он хотел вернуть свои прежние методы справляться с такими вещами, но он уже чувствовал, что здесь, в этом теле, с таким восприятием мира они не сработают. Это всё равно что пытаться впитать весь океан губкой для мытья посуды.

Так что он мог лишь лежать там, одержимо перебирая в голове факты своей жизни, куски, которые он мог даже сейчас бесстрастно перечислить. Он обозревал этот список, смотрел на костяки историй, и в это время намёки в словах Дориана всё глубже и глубже просачивались в его сознание. Чем дольше он думал о словах другого вампира, примерял их смысл к своей человеческой жизни, тем сильнее становился его страх.

Мысль о том, чтобы вспомнить эмоции, жившие за этими воспоминаниями, чтобы пережить их во всей мощи, приводила его в ужас.

Он гадал, может ли это убить его.

С большей вероятностью это сведёт его с ума.

Он всё ещё лежал там, когда дверь почти бесшумно распахнулась.

Однако Наоко услышал звук.

Он легко вскочил на ноги в присевшей позе, чтобы не стукнуться головой о клетку, которая не позволяла ему выпрямиться во весь рост. Он посмотрел через решётки и увидел смотревшего на него Дориана. Вампир на глазах Наоко тепло улыбнулся.

Мгновение спустя Дориан отвернулся, сбросил с плеч длинный плащ и повесил его на вешалку у двери.

Наоко всё ещё всматривался в лицо вампира, пытаясь осмыслить, что скрывалось за пустым выражением, когда вампир повернулся обратно к двери.

Он затащил человека.

Наоко уже знал, что он привёл с собой человека – он это почуял.

Запах был слишком сильным, чтобы списать его на остаточный аромат на одежде мужчины.

В любом случае, Дориан обещал. Он обещал, что покормит его.

Дориан не нарушал своих обещаний.

– Она подойдёт? – спросил вампир.

Старший вампир вытащил девушку из тени возле двери, захлопнув за ними панель. Её огромные карие глаза уставились на Наоко. Они смотрели достаточно сконфуженно, чтобы указывать на то, что её немного одурманили, но всё же бояться она не перестала.

Наоко затвердел от одного взгляда на неё.

Она прекрасна.

Может, двадцать с небольшим, а может, и вовсе только-только вышла из подросткового возраста. Карие глаза, длинные черные волосы, высокие скулы, роскошное тело. Одета в зауженные джинсы и футболку с текстом песни на груди. На ногах красовались розовые кроссовки.

Она выглядела так, будто Дориан вытащил её из панк-клуба, а может, сдёрнул со скейтборда, пока она катилась по улице.

– Она подойдёт, Наоко? – спросил старший вампир. – Не отвечай слишком быстро, – в его голосе зазвучало лёгкое предостережение. – Не слишком жадничай, Наоко, каким бы голодным ты ни был. Ты можешь трахнуть эту, если хочешь, так что убедись, что она тебе по вкусу. Как я и говорил, мы убиваем, имея на то причины. Мы выбираем тех, которых мы забираем по какой-то причине. Мы не убиваем без разбору… как животные.

Язык Наоко разбух во рту.

Вопреки реакции его тела, аналитическая сторона его мозга не упустила другие важные намёки в словах вампира.

Дориан собирался выпустить его из клетки.

Или он собирался запихнуть женщину сюда, к нему.

В любом случае, дверь клетки откроется.

– Наоко?

После небольшой паузы молодой вампир кивнул.

– Она идеальна, – сказал он, говоря вполне искренне. – Совершенно идеальна.

Полные губы Дориана изогнулись в легчайшей улыбке.

Хоть это выражение было едва заметно, Наоко к тому времени знал вампира достаточно хорошо, чтобы знать, что он доставил ему неимоверное удовольствие своим одобрением.

– Ты не против, если я присоединюсь к тебе? – вежливо спросил Дориан.

Наоко посмотрел на него.

Он был так голоден, что невольно нахмурился.

Он не хотел делиться своим убийством.

Взгляд Дориана пробежался по его лицу. Он расстегнул ремень, снял его с пояса, сложил и убрал в ящик. Затем он сбросил туфли, всё ещё всматриваясь в лицо Наоко, и поставил их внизу гардероба.

– Не в поедании её, – пояснил Дориан после небольшой паузы. – Для этого у меня есть несколько других. Я не стал бы красть у тебя эту пищу, Наоко, когда ты прождал так долго. Эту неделю ты вёл себя хорошо.

Закрыв гардероб после убирания туфлей, вампир подошёл к нему и опустился на кресло с толстой обивкой, которое стояло лицом к железным решёткам клетки. Маленький узорчатый столик стоял возле кресла. Налив себе бокал вина, Дориан вскинул бровь и посмотрел в сторону Наоко.

– Кроме того, – добавил он. – Этим вечером я дважды поел. Другие, которых я принёс, могут быть всецело твоими, если пожелаешь. При условии, что будешь хорошо себя вести. Я не знал наверняка, насколько ты голоден.

Наоко озадаченно нахмурился.

Если Дориан не хотел кормиться с ним, чего он хотел?

Вампир ранее упоминал, что они поговорят.

Наоко не возражал и против этого, уже нет.

Вопреки клетке, вопреки всем играм разума, вопреки попыткам выработать у него стокгольмский синдром, с вампиром было на удивление легко говорить. А ещё он не врал ему, насколько мог сказать Наоко. Не пытался исказить его видение реальности, не запугивал его, не играл в психологические игры, которые Наоко презирал ещё при человеческой жизни.

Наоко докатился уже до того, что даже предвкушал их разговоры, хотя он не был слеп и видел, что происходит.

Он знал, что вампир обрабатывает его.

Он знал, что клетка, доброта, контролируемое кормление, попытки сформировать зависимость, завоевать его доверие, обучить его вампирским законам, даже вампирской этике – всё это часть одного и того же психологического поводка.

Они пытались контролировать его.

Брик наверняка хотел взять его под контроль, особенно после той сцены в ночном клубе возле центра. Он, скорее всего, приказал Дориану найти способ успокоить его.

Военный разум Наоко понимал это.

Та же часть его даже питала к этому уважение.

Черт, да он сам проделывал такое в допросах, где на кону стояло очень многое. Как-то раз его обучали этому самому дерьму. Он знал, как вести такую игру.

Он знал, что в этот раз они пытаются сломать его мягко, а не сурово.

Он знал, что разговоры с ним и завоевание доверия – это фундаментальная часть.

Он знал, что привязанность, подарки, постепенное дозволение свободы, разговоры по душам, обучение вампирской биологии, вампирской культуре, вампирской истории… всё это часть одного целого.

Он также знал, что мягкий подход обычно эффективнее.

Однако в этот раз у него не возникало ощущения, что вампир нацелен именно на разговоры.

Возможно, это всё ещё мягкий подход, но это нечто новое.

Всматриваясь в лицо вампира, он, наконец, просто спросил.

– Если ты не хочешь есть её, тогда… присоединишься ко мне в чём?

Вампир выдержал его взгляд, отпив большой глоток вина. Он ничего не сказал, но взгляд его глаз сделался более жарким, более хищным.

Наоко почувствовал это, не зная, как именно он это ощутил.

Он почувствовал достаточно, чтобы понять – как минимум, на примитивном уровне.

Его разум последовал, сообразив, что говорил ему вампир. Или о чём просил. Или выдвигал теоретический вопрос, может быть.

Часть с разрешениями Наоко всё ещё понимал не до конца.

Когда молчание затянулось, Наоко почувствовал, что его грудь сдавило уже в другой манере. Он уставился на вампира почти в неверии, наблюдая, как другой открыто оценивает его реакции по мере того, как в его разум просачивается понимание. Наоко посмотрел на женщину, затем обратно на Дориана.

Он говорил о том, чтобы трахнуть её? Или трахнуть его?

Или трахнуть их обоих?

Он почти уверен, что знал ответ и на этот вопрос.

Однако опять-таки, он не знал, откуда именно ему это известно.

Но как только он осознал это, информация странным образом ударила по нему, скорее сбивая с толку, нежели вызывая отвращение или даже пугая.

Он знал, что вампиры фактически бисексуальны.

Судя по тому, что он заметил, они все такие… что не так уж отличалось от видящих, если верить его познаниям и словам Мири. Она сообщила ему практически будничным тоном, что Блэк был с мужчинами. Очевидно, Блэк много раз был с мужчинами, хотя это по большей части происходило на Старой Земле и, возможно, не по обоюдному согласию.

В то время эта информация удивила Наоко.

Возможно, она даже шокировала его, учитывая то, как он воспринимал Блэка – хотя Наоко как человек не особенно был гомофобом. Большую часть жизни, пока он рос в Сан-Франциско, у него были друзья-геи.

У него были геи-соседи по комнате, геи-начальники, геи-коллеги, геи-одноклассники.

Блэк удивил его сильнее, потому что…

Ну, потому что это Блэк.

Теперь же Наоко реагировал на бисексуальность Блэка лишь пожатием плеч.

Будучи человеком, Наоко говорил себе, что эти отличия мало значат для него. Теперь они по-настоящему значили для него ещё меньше.

И всё же он ничего не знал об этом.

Он также не знал, что это означало для него.

Теперь он более бисексуален просто потому, что его обратили? Он начнёт искать этого, жаждать этого, как он жаждал женщин? Или это проявится просто как безразличие? Он просто перестанет заботиться о том, какого пола его партнёры по сексу?

Он начнёт замечать мужчин так, как замечал женщин?

Странная мысль.

Этот вампир вообще делал ему непристойное положение?

Или просто сообщал о новом положении дел?

Как бы ни выбивали его из колеи возможности, вызванные молчанием Дориана, намёки, которые Наоко читал в этом молчании, а также то, что это могло значить лично для него, он невольно подумал об этом в свете его заточения.

В основном он думал о том, как может использовать это себе на руку.

Если он нравился Дориану, даст ли это ему власть над вампиром?

Дориан рассмеялся, застав его врасплох.

Подняв взгляд, Наоко увидел, что другой вампир понимающе улыбается ему. Словно он увидел тот самый момент, когда разум Наоко переключился с шока на стратегическую оценку.

– Не дурачь себя мыслью, что ты можешь воспользоваться этой возможностью и опять свернуть мне шею, Наоко.

Наоко напрягся, инстинктивно стиснув решётки клетки.