Текст книги "Отомщенный любовник"

Автор книги: Дж. Уорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 43 страниц)

Глава 12

– У тебя кровь на рубашке… и… о, Боже… на штанине. Роф, что случилось?

Стоя в своем кабинете, в особняке Братства, перед любимой шеллан, Роф сильнее запахнул отвороты косухи, подумав, что, по крайней мере, он смыл с рук кровь лессеров.

– Сколько из того, что я вижу, принадлежит тебе? – понизила голос Бэт.

Она была прекрасной, как и всегда, – единственная женщина, которую он желал, единственная его супруга. В джинсах и черной водолазке, с ниспадающими на плечи темными волосами, Бэт была самой привлекательной женщиной, какую он когда-либо видел. И тем не менее.

– Роф.

– Не вся. – Кровь из раны на плече, без сомнений, залила всю его майку, но он прижимал к груди гражданского мужчину, чья кровь, конечно же, смешалась с его собственной.

Не в силах оставаться на месте, он обошел кабинет, от стола к окнам и обратно. Под ногами лежал Обюссон голубых, серых и кремовых цветов, сочетавшихся с бледно-голубыми стенами, волнистые ворсинки ковра выгодно подчеркивали изящную мебель и витые молдинги времен Людовика XIV.

На самом деле, ему никогда не нравился этот декор. И сейчас отношение не изменилось.

– Роф… как она там оказалась? – судя по настойчивому тону, Бэт уже знала ответ, но надеялась, что есть другое объяснение.

Собравшись с духом, он повернулся к любви всей своей жизни, стоявшей в противоположном конце вычурной комнаты:

– Я снова сражаюсь.

– Ты что?

– Сражаюсь.

Бэт не сказала ни слова, и он был рад, что двери кабинета закрыты. Он знал, к какому заключению она придет, и что оно неизбежно приведет лишь к одному – она вспомнит обо всех тех «ночах загородом» с Фьюри и Избранными. Обо всех тех случаях, когда он ложился спать в футболках с длинными рукавами, скрывающими раны, потому что «простыл». Обо всех извинениях «я хромаю, потому что слишком много тренировался».

– Ты сражаешься. – Она спрятала руки в карманах джинсов, и хотя Роф видел не особо много, он чертовски хорошо знал, что черная водолазка идеально дополняла ее взгляд. – Для ясности. Ты говоришь, что собираешься начать сражаться. Или что ты уже сражаешься какое-то время.

Вопрос был риторическим, но, очевидно, она хотела, чтобы он раскрыл всю ложь:

 – Уже какое-то время. Последнюю пару месяцев.

Его окатил аромат гнева и боли, запах паленого дерева и горящего пластика.

– Послушай, Бэт, я должен…

– Ты должен быть честным со мной, – резко перебила она. – Вот, что ты должен делать.

– Я не думал, что это продлится дольше, чем месяц или два…

– Месяц или два! Как долго, черт возьми… – она прокашлялась и понизила голос. – Как долго ты этим занимаешься?

Когда он ответил, она вновь замолчала. А затем:

– С августа? Августа.

– Прости. Я… Проклятье, мне, правда, очень жаль. – Как бы он хотел, чтобы она потеряла терпение. Накричала на него. Назвала паршивым ублюдком.

Она больше ничего не сказала, запах ее эмоций исчез, развеялся потоком горячего воздуха, исходившим из отопительных отверстий в полу. В коридоре доджен пылесосил ковер, и этот звук то приближался, то отдалялся, приближался и отдалялся. В повисшей между ними тишине Роф цеплялся за этот нормальный, обыденный шум – его слышишь постоянно и редко замечаешь, потому что занят бумажной работой, отвлечен чувством голода или пытаешься решить, хочешь ли ты расслабиться, посмотрев ТВ, или же размяться в тренажерном зале… это звук безопасности.

И в течение этого разрушительного для его брака мгновения, он держался за колыбельную «Дайсона» мертвой хваткой, думая, сможет ли когда-нибудь снова ее игнорировать.

– Мне даже в голову никогда не приходило… – Бэт еще раз прокашлялась. – Мне никогда не приходило в голову, что есть что-то, о чем ты не можешь поговорить со мной. Я всегда считала, что ты рассказываешь мне… все, что можешь.

Когда она закончила, озноб пробрал его до костей. Она говорила с ним голосом, которым обычно отвечала тем, кто ошибся номером – словно он был незнакомцем, в ее тоне не было ни теплоты, ни особого интереса.

– Бэт, послушай, я должен быть там. Я должен…

Она покачала головой и подняла руку, чтобы остановить его:

– Дело не в том, что ты сражаешься.

Бэт мгновение пристально смотрела на него. А затем развернулась и направилась к двойным дверям.

– Бэт.

Этот задыхающийся хрип – его голос?

– Нет, оставь меня. Мне нужно побыть одной.

– Бэт, пойми, у нас на поле недостаточно бойцов…

– Да не в сражении дело! – она резко повернулась к нему лицом. – Ты лгал мне. Лгал. И даже не раз, а на протяжении целых четырех месяцев.

Рофу хотелось возразить, защититься, сказать, что он потерял счет времени, что те сто двадцать дней и ночей пронеслись со скоростью света, что он лишь ставил одну ногу перед другой, шел так минуту за минутой, час за часом, пытаясь удержать расу на плаву, пытаясь сдержать лессеров. Он не планировал, что все так затянется. Не собирался обманывать ее так долго.

– Ответь мне всего на один вопрос, – сказала она. – Один вопрос. И лучше этому быть правдой, иначе, помоги мне Боже, я… – она поднесла ко рту ладонь, поймав рукой тихий всхлип. – Правда, Роф… ты, правда, думал, что собираешься остановиться? Глубоко в душе ты серьезно думал, что собираешься…

Он с трудом сглотнул, когда она не смогла договорить.

Роф сделал глубокий вдох. На протяжении своей жизни он получал ранения много, много раз. Но ничто, никакая причиненная ему боль не сравнится с тем, что он испытывал, отвечая ей:

– Нет. – Он снова вдохнул. – Нет, я не думаю… что собирался остановиться.

– Кто говорил с тобой сегодня. Кто убедил тебя рассказать мне?

– Вишес.

– Мне следовало знать. Он, возможно, единственный, кроме Тора, кто мог… – Бэт скрестила руки, обернув их вокруг себя, и он отдал бы на отсечение правую руку, чтобы получить возможность обнять ее. – То, что ты сражаешься, пугает меня до чертиков, но ты кое о чем забыл… Я стала твоей супругой, не зная, что Королю не положено находиться на поле боя. Я была готова поддерживать тебя, даже если это вселяло в меня ужас… потому что сражение в этой войне – твоя сущность, оно течет в твоей крови. Ты дурак… – ее голос сломался. – Ты дурак, я бы позволила тебе заниматься этим. Но вместо этого…

– Бэт…

– Помнишь ту ночь в начале лета, когда ты вышел на улицы? – оборвала она его. – Когда ты вмешался, чтобы спасти Зи, а потом остался в городе и сражался с другими?

Конечно же, он помнил. Вернувшись домой, он бежал за ней по лестнице, и они занимались сексом на ковре в гостиной второго этажа. Несколько раз. И он сохранил шортики, которые сорвал с ее бедер, в качестве сувенира[73].

Господи… если подумать… именно тогда они в последний раз были вместе.

– Ты сказал, это на одну ночь, – произнесла она. – Одна ночь. И только. Ты поклялся, и я поверила тебе.

– Дерьмо… прости.

– Четыре месяца, – покачала она головой, ее роскошные темные волосы колыхались вокруг ее плеч, так прекрасно ловя свет, что даже его бедные глаза отметили это великолепие. – Знаешь, что больнее всего? То, что Братья знали, а я нет. Я всегда принимала эти тайны, понимала, что есть вещи, о которых мне не положено знать…

– Они тоже не имели понятия. – Ну, Бутч знал, но не стоило пихать его под автобус. – Ви узнал только сегодня.

Она пошатнулась, но удержала равновесие, опершись о бледно-голубую стену:

– Ты был на улицах один?

– Да. – Он потянулся к ее руке, но она отдернула ее. – Бэт…

Она распахнула дверь:

– Не трогай меня.

Та захлопнулась позади нее.

Злясь на себя, Роф развернулся к столу и как только увидел все бумаги, прошения, жалобы, проблемы, его словно к его лопаткам подцепили электропроводы и пустили разряд . Он ринулся вперед, положил руки на стол и смел лежавшее на нем дерьмо.

Когда бумаги, как снег, опустились на пол, он снял темные очки и потер глаза, головная боль пронзила лобную долю. Переведя дух, Роф, спотыкаясь, на ощупь нашел свое кресло и рухнул в него. Не сдерживаясь в выражениях, он позволил голове упасть назад. Эти ужасные головные боли в последнее время возникали ежедневно, выбивая его из колеи, не отступая, как простуда, отказывавшаяся поддаваться лечению.

Бэт. Его Бэт…

Услышав стук, он дал волю слову на букву «б».

Стук повторился.

– Чего, – рявкнул он.

Рейдж просунул голову в щель и замер.

– Эээ…

– Что?

– Ну, в общем… Учитывая грохот двери и –  ничего себе – ураган, который прошелся по твоему столу… ты все еще хочешь встретиться с нами?

О, Боже… как ему вынести еще один подобный разговор?

Опять же, может, ему следовало поразмыслить над этим до того, как он решил лгать самым близким людям.

– Мой господин? – Рейдж сбавил тон. – Хотите ли вы видеть Братство?

Нет.

– Да.

– Нужен Фьюри на громкой связи?

– Да. Слушай. Мальчишек на этой встрече быть не должно. Блэй, Джон, Куин… они не приглашены.

– Понял. Эй, может, я помогу прибраться?

Роф посмотрел на ковер из бумаг.

– Сам справлюсь.

Голливуд доказал, что капля мозгов у него все-таки имеется, не став спрашивать еще раз и не сказав «уверен?». Он просто выскользнул за дверь и закрыл ее.

Пробили напольные часы, стоявшие в углу на другой стороне комнаты. Еще один привычный звук, на который Роф обычно не обращал внимания, но теперь, когда он сидел в одиночестве в своем кабинете, звон разносился так, словно не обошлось без огромных колонок.

Он опустил руки на подлокотники хилого, хрупкого кресла, но те были слишком малы для поддержки. По размеру сиденье подходило скорее женщине, которая могла бы присесть в него перед сном, чтобы снять колготки.

Но это был не трон. Именно поэтому он использовал его.

В течение трех сотен лет ему по стольким причинам не хотелось принимать корону, быть Королем по праву рождения, а не по желанию или воле обстоятельств. Но когда в его жизни появилась Бэт, и все изменилось, он наконец-то отправился на встречу с Девой-Летописецей.

Это было два года назад. Две весны, два лета, две осени и две зимы.

Тогда, в начале, у него были грандиозные планы. Грандиозные, удивительные планы на то, чтобы собрать Братство вместе, поселить всех под одной крышей, объединить усилия, выстоять против Общества Лессенинг. Победить.

Спасти.

Восстановить.

А вместо этого была уничтожена Глимера. Еще больше гражданских мертвы. А Братьев стало даже меньше.

Прогресса не было. Они отступали.

– Мы все здесь, – снова заглянул Рейдж.

– Тысяча чертей, я же сказал, мне нужно немного…

Вновь пробили старинные часы, и, прислушавшись к количеству ударов, Роф понял, что сидит здесь уже час.

Он протер болящие глаза.

– Дайте мне еще минуту.

– Все, что пожелаете, мой господин. Не торопитесь.

Глава 13

Услышав «привет» от Ривенджа, Элена поднялась с подушки, на которой лежала, и проглотила проклятье… вот только потом она задумалась, почему так удивлена. Она позвонила ему, и согласно правилам этикета, применяемым в подобных ситуациях… люди, ну, перезванивают тебе. Ничего себе.

– Привет, – сказала она.

– Я не ответил на твой звонок только потому, что не узнал номер.

Боже, его голос был таким сексуальным. Глубоким. Низким. Каким и должен быть мужской голос.

В последовавшей тишине она подумала: а зачем, собственно, я ему звонила? Ах, да.

– Я хотела поговорить о твоем приеме. Оформляя выписку, я заметила, что тебе ничего не дали для руки.

– Вот оно что.

Она не могла истолковать наступившую паузу. Может, он разозлился, что она влезла не в свое дело?

– Я просто хотела убедиться, что ты в порядке.

– И часто ты так с пациентами?

– Да, – солгала она.

– Хэйверс в курсе, что ты проверяешь его работу?

– Он вообще осмотрел твои вены?

– По мне, так лучше бы ты позвонила по другой причине, – низко засмеялся Ривендж.

– Не понимаю, – напряженно произнесла она.

– Чего? Что кто-то мог захотеть встретиться с тобой вне работы? Ты же не слепая. Ты видела себя в зеркале. И, конечно же, умна, поэтому дело не только в очень приятной внешности.

Ей казалось, что он говорил на каком-то иностранном языке.

– Я не понимаю, почему ты не заботишься о себе.

– Хммм, – тихо засмеялся он, и она чувствовала это урчание так же, как и слышала его. – О… может я симулирую, просто чтобы увидеть тебя снова.

– Слушай, я позвонила только потому, что…

– Потому что тебе понадобился предлог. Ты отшила меня в смотровой, но на самом деле хотела поговорить со мной. Поэтому позвонила спросить о руке, чтобы я говорил с тобой. И вот теперь я на линии, – этот голос стал еще ниже. – Я правильно понял твои намерения?

Она молчала. Пока он не сказал:

– Алло?

– Закончил? Или еще хочешь побегать вокруг да около, в поисках причин моего звонка?

Повисла недолгая пауза, а затем он взорвался в низком богатом баритоновом смехе.

– Я знал, что ты мне нравишься больше, чем по одной причине.

Она отказывалась поддаваться его чарам. Но это не помогло.

– Я позвонила насчет твоей руки. Точка. Только что ушла сиделка моего отца, и мы с ней разговаривали о его…

Она замолчала, осознав, что именно рассказывает ему, словно споткнулась о своеобразный незакрепленный край ковра.

– Продолжай, – притягательно произнес он. – Пожалуйста… Элена? Элена… Ты там, Элена?

Позже, гораздо позже, она поймет, что эти три слова послужили краем пропасти. Ты там, Элена?

Они действительно стали началом всех последующих событий, стартовой линией мучительного странствия, замаскированного под простой вопрос.

Элена была рада, что не знала, куда это ее заведет. Поскольку иногда, единственное, что помогает пройти через ад, – это знание, что ты погряз слишком глубоко, чтобы пойти на попятный.

***

Ожидая ответа, Рив настолько сильно сжал мобильный, что тот затрещал у его щеки, а одна из клавиш издала «Эй, чувак, остынь немного».

Электронное ругательство, казалось, разрушило заклятье, наложенное на них обоих.

– Извини, – прошептал он.

– Ничего. Я, эм…

– Мы остановились на…?

Он не ждал, что она ответит, но Элена… сделала именно это:

– Мы с сиделкой отца говорили о его порезе, из-за этого я вспомнила о твоей руке.

– Твой отец болен?

– Да.

Рив ждал большего, гадая, замолчит ли девушка от настойчивости… но она разрешила дилемму.

– Из-за некоторых своих медикаментов отец иногда теряет равновесие, поэтому натыкается на вещи и не всегда осознает, что поранился. В этом проблема.

– Прости. Должно быть, тебе тяжело о нем заботиться.

– Я медсестра.

– И дочь.

– Поэтому, дело в работе. Мой звонок тебе.

Рив улыбнулся.

– Позволь задать вопрос.

– Сначала я. Почему ты не покажешь руку врачу? И не говори, что Хэйверс видел твои вены. В таком случае он выписал бы тебе антибиотики, а если бы ты отказался, то в твоей карте появилась бы запись, что ты пошел против врачебных предписаний. Слушай, тебе нужны только таблетки, и я знаю, у тебя нет никакой лекарственной фобии. Ты принимаешь чертовски большие дозы дофамина.

– Если ты беспокоилась о моей руке, то почему тогда просто не поговорила со мной в клинике?

– Я говорила, не забыл?

– Не так, – улыбнулся Рив темноте и провел рукой вверх и вниз по норковому одеялу. Он не чувствовал его, но представил мех таким же мягким, как и ее волосы. – Я все еще думаю, что ты хотела поговорить со мной по телефону.

Последовавшая пауза заставила его забеспокоиться, что она бросит трубку.

Он сел, словно таким образом мог удержать ее на линии:

– Я просто хочу сказать… ну, в смысле, я рад твоему звонку. Какой бы ни была причина.

– Я не успела поговорить с тобой в клинике, потому что ты ушел прежде, чем я занесла записи Хэйверса в компьютер. Вот когда до меня дошло.

Он по-прежнему отказывался верить, что звонок нес чисто профессиональный характер. Она могла написать е-мэйл. Сказать доктору. Свалить на одну из дневных медсестер.

 – Итак, есть ли шанс, что тебе неловко из-за того, как грубо ты меня отшила?

Она прокашлялась:

– Прости за это.

– Что ж, я прощаю тебя. Полностью. Абсолютно. Похоже, у тебя выдалась не самая лучшая ночка.

Ее выдох послужил проявлением усталости:

– Да уж, это точно.

– Почему?

Еще одна долгая пауза.

– Знаешь, по телефону с тобой гораздо приятнее общаться.

– Как так? – засмеялся он.

– С тобой проще разговаривать. Вообще-то… довольно легко разговаривать.

– Да, я не плох с глазу на глаз.

Вдруг он нахмурился, вспомнив о букмекере, которого заставил петь в своем офисе. Проклятье, бедный ублюдок был каплей среди огромного количества наркоторговцев, вегасовских лакеев, барменов и сутенеров, которых он выводил на разговор в течение всех этих лет. Он всегда верил, что исповедь благотворно влияла на душу, особенно когда дело касалось  подонков, решивших, что Рив не заметит, как они пытаются его наколоть.  Его стиль управления также посылал важное сообщение в бизнесе, где слабость грозит смертью: сомнительная коммерция требовала твердой руки, и он всегда считал, что такова реальность, в которой он жил.

Но теперь, в уединении, когда Элена так близко, ему казалось, что его «с глазу на глаз» было чем-то, за что нужно извиниться и скрывать.

– Ну, так почему сегодняшняя ночь не была гладкой? – спросил он, отчаянно желая заткнуться к чертовой матери.

– Мой отец. А потом… ну, меня продинамили.

Рив нахмурился так сильно, что на самом деле почувствовал легкую боль меж глаз:

– На свидании?

– Да.

Ему была нестерпима мысль о ней с другим мужчиной. И все же он завидовал ублюдку, кем бы тот ни был.

– Что за осел. Прости, но что за осел.

Элена засмеялась, и в этом звуке ему нравилось абсолютно все, и особенно то, как его тело в ответ немного согрелось. Боже, да к черту горячий душ. Этот нежный, тихий смех – как раз то, что ему нужно.

– Ты улыбаешься, – тихо произнес он.

– Да. То есть, наверное. Откуда ты знаешь?

– Я лишь надеялся.– Что ж, а ты можешь быть очаровательным. – Быстро, словно чтобы скрыть комплимент, она сказала: – Свидание не было чем-то серьезным, вообще-то. Я не так хорошо его знала. Просто кофе.

– И в итоге ты разговариваешь со мной по телефону. Что гораздо лучше.

– Что ж, я никогда не узнаю, каково это, пойти с ним на свидание, – снова засмеялась она.

– Никогда?

– Я просто… ну, я подумала об этом, и решила, что прямо сейчас мне не стоит начинать отношения. – Волна триумфа отступила, когда она добавила: – с кем бы то ни было.

– Хм.

– Хм? Что значит это «Хм»?

– Значит, что у меня есть твой номер.

– А, да, есть… – она запнулась, когда он заерзал. – Подожди, ты, что… в постели?

– Да. И пока ты не задала следующий вопрос, ты не захочешь знать.

– Не захочу знать чего?

– Как много на мне не надето.

– Эээ… – Когда Элена замялась, он понял, что она снова улыбается. И, возможно, покраснела. – Значит, я не буду спрашивать.

– Мудро с твоей стороны. Тут только я и простыни… упс, я только что проболтался?

– Да. Именно, – она понизила голос, словно представила его обнаженным. И ничуть не возражала против этой картинки.

– Элена… – он остановился, потребности симпата ослабили его самоконтроль. Да, Рив хотел ее такой же обнаженной, каким был сам. Но даже более того, он хотел говорить с ней.

– Что? – сказала она.

– Твой отец… он уже давно болен?

– Я, а… да, да давно. У него шизофрения. Хотя, сейчас он на таблетках, и ему лучше.

– Боже… правый. Должно быть, это действительно сложно. Он здесь, и в то же время нет, так ведь?

– Да… именно на это все и похоже.

С ним практически то же самое: его симпатическая сторона – постоянная другая реальность, преследовавшая его, пока он пытался прожить ночи, претворяясь нормальным.

– Итак, не возражаешь, если я спрошу, – озабоченно сказала она, – зачем тебе нужен дофамин? В твоей карте нет конкретного диагноза.

– Наверное потому, что Хэйверс лечит меня уже целую вечность.

– Вполне возможно, – неловко засмеялась Элена.

Дерьмо, что он несет.

Симпат в нем сказал: «Что угодно, просто лги ей». Проблема в том, что откуда ни возьмись, в его разуме появился другой, конкурирующий голос, незнакомый и слабый, но совершенно непреодолимый. Но из-за незнания природы этого голоса, Рив пошел привычным путем:

– У меня болезнь Паркинсона. Или же его вампирский эквивалент.

– О… мне жаль. Вот для чего тебе нужна трость.

– Не все гладко с равновесием.

– Но дофамин тебе помогает. Тебя почти не трясет.

Тот тихий голос в его голове превратился в странную боль в центре груди, и на миг он отбросил притворство и на самом деле сказал правду:

– Я понятия не имею, что бы делал без этого наркотика.

– Лекарства моего отца стали чудом.

– Ты его опекун? – Когда она произнесла утвердительное «угу», он спросил: – А где остальная твоя семья?

– Остались только он и я.

– Значит, на твоих плечах чертовски тяжелая ноша.

– Ну, я люблю его. И если бы мы поменялись местами, он поступил бы так же. Это то, что родители и дети делают друг для друга.

– Не всегда. Очевидно, ты происходишь от хороших людей. – Прежде, чем смог остановиться, Рив продолжил: – Но именно поэтому ты одинока, не так ли? Ты будешь чувствовать себя виноватой, если отлучишься хотя бы на час, но, оставшись дома, не сможешь игнорировать тот факт, что твоя жизнь проходит мимо. Ты в ловушке, кричишь, но ничего не станешь менять.

– Мне пора.

Рив зажмурился, боль в его груди распространилась по всему телу, как пламя по сухой траве. Он силой мысли включил свет, когда темнота начала слишком хорошо отражать его собственное существование.

– Просто… я знаю, на что это похоже, Элена. Причины разные, но суть я понимаю. Знаешь, мысль о том, что ты смотришь, как живут все остальные… О, черт возьми, забудь. Надеюсь, ты будешь хорошо спать…

– Именно так я себя и чувствую большую часть времени. – Сейчас ее голос был нежен, и Рив был рад, что она поняла его, хотя красноречием он смахивал на бездомную кошку.

Теперь неловко стало ему. Он не привык вот так с кем-то разговаривать… или чувствовать себя подобным образом.

– Слушай, я собираюсь дать тебе отдохнуть. Я рад, что ты позвонила.

– Знаешь… я тоже.

– И, Элена?

– Да?

– Думаю, ты права. Прямо сейчас тебе не стоит с кем-то встречаться.

– Правда?

– Да. Хорошего дня.

Наступила пауза.

– Хорошего… дня. Подожди…

– Что?

– Твоя рука. Что ты будешь с ней делать?

– Не волнуйся, все будет нормально. Но спасибо за беспокойство. Оно много для меня значит.

Рив первым повесил трубку и положил телефон на норковое одеяло. Закрыв глаза, он оставил свет включенным. И никак не мог заснуть.