Текст книги "Особый пассажир (СИ)"
Автор книги: Дж. Мас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
Глава 34
– Признавайтесь, вы все это нарочно придумали, а сейчас просто надо мной издеваетесь!
Мы с бывшими соседями собрались в уютной гостиной тети Розы и дяди Мойши. Прошло почти два месяца с тех пор, как я продала квартиру для выплаты долга по Вилли, и почти неделя, как устроилась на работу к судье. И только сейчас впервые пришла в гости. Боялась, что станет очень грустно, но новости, которые преподнесли мои возмущенные друзья, отодвинули грусть и печаль на задний план.
– Как это вас переселяют, а дома под снос? – Уставилась на Айрин.
– Они сказали, что дома в аварийном состоянии, – Айрин уселась на подушку на полу, все другие места были уже заняты, – у городского бюджета нет средств на капитальный ремонт. Все под снос.
– Как же так, – пробормотала я в бокал с вином, – а вас в один дом поселят?
– Да кто ж там знает, – махнула рукой тетя Роза, смахивая слезы, – мы теперь сами по себе останемся.
Как же так? Наш маленький, но такой чудесный мир пытаются отнять. Снесут, а на его месте отстроят какой-нибудь очередной торговый центр для кучек молодежи и массмаркета. Это неправильно. Это очень неправильно и жестоко по отношению к нам всем. Я-то мечтала подзаработать денег и вернуться. Или вначале восстановиться в медухе, но в конечном итоге все равно вернуться сюда.
– Сенечка, – ко мне подсела бабушка Айрин, – а твой прошлый работодатель, он как, общаетесь?
Сколько бы сама себе не врала, но сердце все же каждый раз екает при упоминании его.
– Нет, – буркнула под нос, – и он не поможет.
Тем более, я еще не расплатилась по старым долгам. Ему же.
Тетя Айнюра грустно вздохнула. Ее все поддержали такими же вздохами. Может, это я как-то сглазила тем, что восхищалась нашим мирком? Хотя, нет. Таким сглазить невозможно. А вот тогда, когда я смазывала жуткопахнущим составом следы от укусов клопов, которые пустили корни в матрасе бабы Люды, думая про себя: «Хуже быть просто не может» – вот тогда, наверное, я и запустила разрушающую лавину во Вселенной.
Где-то в голове засела стойкая мысль, что, если всех моих друзей отсюда выгонят, то они резко постареют и исчезнут навсегда, а я потеряю свой дом, в который можно вернуться.
Столько всего здесь произошло, стольких людей видели эти стены, а уж какие руки построили его…
– Народ, а вы помните тётку Федору? – Меня резко осенило, но мысль не сформировалось до конца.
– Которая угрожала своему будущему мужу топором, чтобы тот женился на ней?
– Разве только ему? Она там троим под нос топор-таки всунула, – дядя Мойша закинул в рот виноградинку, сладко прищурившись.
– А вышла-то за кого? Я уж и не помню, не видно никогда было.
– Так за такого и вышла, что видно не было. А чего ты спрашиваешь?
– Она, вроде, рассказывала, что её муж и проектировал эти дома, – я отставила в сторону бокал вина и начала тараторить, пока завладела вниманием всех присутствующих, – и…
– Да, точно! – В гостиную зашла тетя Роза, преследуемая ароматом свежих пирожков с капустой, – забыла, как его там. Он ещё какие-то награды получал.
– Награды? – Айрин вскинула голову.
– Вот и я про это же! Что, если наши дома представляют собой историческую ценность?
– Но право на их выкуп уже приобрел какой-то застройщик, – Айрин вновь наполнила мой бокал вином, – значит, здания не представляют собой никакой исторической или архитектурной ценности.
– А за спрос-таки бьют что ли? – Неосознанно переняла манеру дяди Мойши. – Может, никто не проверял? Имя у него вряд ли громкое.
– А ты знаешь, как проверить?
Все резко замолчали, даже не дожевав закуски.
Тетя Роза подошла к глянцевому шкафу-стенке, где хранила хрусталь, дорогостоящие лекарства, кажется, свою заначку и еще кучу всего ценного.
– А ты все спрашивал, чего я дурью маюсь, – бормотала она себе под нос, листая крошечные странички маленькой записной книжки, – сей час вы меня все благодарить будете.
У тети Розы, как выяснилось, в федеральном архиве работала одноклассница, а потом и сокурсница. Когда они были в стройотряде, наша тетя Роза одолжила той аж целых пятьдесят пять рублей, которые последняя так и не вернула. А вот если учесть инфляцию, то… Но она это вспомнила так, к слову.
– Сейчас уже поздно ей звонить, – заглушив общий гомон голосов, напомнила я соседям.
– Так сообщение написать можно, – деловито заметил дядя Мойша.
Было решено отправиться в федеральный архив мне и Айрин, но с утра все планы изменились: мы настолько засиделись, что с утра проспали даже пенсионеры. А мне вообще на работу надо было лететь.
Возле здания суда заметила до боли знакомый мерседес. Иосиф Штеймлер никогда не любил, когда я открывала ему дверцы машины, на этот раз делать этого я даже не пыталась.
Не факт, что в салоне нового мерседеса находился Архаров, но некое шестое чувство пыталась избегать его во что бы то ни стало.
Почти сползла с сиденья, пока отгоняла авто на парковку. Подальше от машины Архарова. Глупо думать, что тот прямо-таки бросится ко мне с кучей постановлений и предписаний, в которых прописан мой приговор «выплатить» или «не приближаться». Да, меркантильный интерес не встрять в ещё большие долги преобладал над разбитой гордостью не попадаться на глаза тому, кто выставил меня на улицу.
Резко раздался видеовызов. Настолько резко для меня, сканирующей территорию, что я даже подпрыгнула на сиденье.
– Чего ты так громко звонишь? – Возмутилась улыбающейся на экране Айрин.
– Кажешься, мы кое-что нашли!
– Это что, там банка с супом у тебя за спиной?
– Да, котлеты с макаронами мы уже съели.
Айрин перевела камеру. На изображении было видно, как команда по спасению домов разделилась на два лагеря: тех, кто среди стеллажей и папок бесстыдно хихикает и попивает чай с булочками, и тех, кто сладко сопит среди тех же стеллажей и папок.
– Тут целая канитель намечается: подать прошение на проверку, подать заявление комиссии, дождаться ту самую комиссию, причем все госпошлины ложаться на нас. Кажется.
– То есть, у нас может получиться? – Я даже привстала от воодушевления.
– Не факт, – Айрин в задумчивости прикусила губу, – это просто здание именитого архитектора. А среди всех именитых архитекторов он даже в сотку не войдет, просто… Можно начать, а там посмотрим.
Айрин по характеру сорвиголова. Если бы мы были в каком-нибудь тупом американском фильме, она бы была одной из тех подружек главных героинь, которые пользуются любовью зрителей больше, чем сами главные героини. Эдакие умные и с перчинкой, по типу палец в рот не клади, особенно на фоне бесхребетных соплежуек.
О Боже… Я же и есть та самая герония-соплежуйка, подруга которой вытаскивает на себе весь фильм. Хотя бы сейчас на меня посмотреть. Вот что я делаю? Прячусь на парковке от человека, которому на меня скорее всего полностью начхать. А вспомнить, как Айрин вытаскивала меня из депрессии? Ну рассталась с мужчиной, и что? Проблем хуже в этом мире не существует, что ли? Я бы на ее месте мне бы втащила. От души так, чтобы мозг на место встал.
– Ты чего там растоналась? – Айрин поставила телефон на что-то мне невидимое, теперь я четко видела, как она легла головой на локти, растекшись по старому столу с облупленным лаком.
– Ты знаешь, что я тебя люблю?
– Знаю, крошка.
– Ты знаешь, что я размазня?
– Наблюдала, мне не понравилось.
– Мы что-нибудь придумаем с этим домом. Пока не пишите никуда, – задумчиво протянула я, глядя на кусты-ограждения парковки у здания суда.
– Ты выглядишь так, будто у тебя есть идея, – Айрин даже подскочила на месте, задев стол, отчего телефон шлепнулся, явив мне потолок в побелке.
– Пока только в зародыше, даже в слова оформить не получается.
Вот странно, буквально секунду назад в голове роились идеи, которые пропали как по хлопку в тот момент, когда Айрин отключилась. И я просто сидела и смотрела на кусты, время от времени делая глотки крепкого кофе. Кстати, от Эдмундо. Тетя Роза за ним присматривает.
Люди часто говорят про «черные полосы». Вроде, как после них обещаны белые. Что-то мне подсказывает, что слова той песни были очень даже правдивы: «здесь любая полоса на любителя».
Как же чешутся укусы клопов.
Да еще и на лице. Сейчас-то все самое страшное прикрывают волосы, но совсем скоро моим ликом можно будет вытаскивать кошельки прохожих в темных подворотнях. Или устроиться коллектором. Или…
Мысль в заготовке роилась на периферии сознания. Когда я так и не встретила Архарова, я почти поймала ее за хвост. Когда возила господина Штей млера по встречам, казалось, она уже даже сформировалась, вот только, наверное, где-то ну очень глубоко в подсознании.
Когда уже в своей временной норке я лежала без сил, уставившись в потолок, та самая идея, кажется, начала, наконец, обретать здравые формы. А, может, сработал аккомпанемент бабы Люды, которая читала какую-то молитву надо мной со свечкой в руках, но суть от этого не меняется.
Идея родилась. Но мне нужна Айрин.
– Ты сумасшедшая, – в который раз повторяла Айрин, пока мы шагали за секретарем по откровенно вызывающему цыганским шиком коридору.
Как строительная компания может страдать такой безвкусицей? Повсюду позолота, коричневая кожа, инкрустация под бриллиант, тяжеленая хрустальная люстра, от которой становилось тяжело дышать.
– Есть идеи лучше? – Возмущенно шикнула на подругу.
Наши жильцы на днях получили уведомления о выселении. Обычно этот процесс занимал от нескольких месяцев до года, так сказал Штеймлер. Та идея, которая родилась, была сырой и наивной, она просто заключалась в блефе. Прошла всего неделя с тех пор, как я узнала, что моих друзей выселяют, а свой прежний дом я могу и не вернуть. И всего три дня, как мои жильцы получили уведомления покинуть дома в течение месяца. И расселяли их по разных уголкам области.
Штеймлер сказал, что мой блеф может сработать. Еще и снабдил некоторыми инструкциями.
– Мне не в лом давить на жадность застройщиков, но что, если не проканает? – Никогда не видела, чтобы Айрин настолько боялась чего-то.
– Не сработает, придумаем что-то еще, – чуть более резко, чем должна была, ответила я. Мы уже подходили к высоким двустворчатым дверям, покрытым резьбой и… позолотой.
Все просто: мы предоставляем все, что нашли, что может доказать архитектурную ценность дома. Будем давить СМИ и шумихой, а главное – временем. Комиссия может годами доказывать статус архитектурной ценности здания, а им нужно побыстрее. Да и райончик на самом деле – не самый лакомый. Из-за болотистой почвы что-то серьезное там не построишь Нужно переделывать все коммуникации, общественный транспорт оставляет желать лучшего. Да, недалеко от центра, но это единственный положительный момент.
Айрин мне что-то продолжала шептать, пока в глубине души я молилась всем богам и звездам, чтобы план сработал. Потому что, вряд ли мы придумаем что-то получше, а такая история не должна закончится разлукой моих друзей.
– Марк Васильевич, – сказала секретарша вглубь кабинета, открыв дверь, – встреча на десять.
А мы с Айрин так и остались стоять в дверном проеме, разинув рты.
Как мыши за дудочником, мы с Айрин прошли за наши места на другом конце от Архарова стола.
Айрин время от времени бросала на меня косые взгляды, а я же приказала крови не отхлынивать от моего лица. Не хватало еще бледнеть перед ним, как кисейная барышня.
Мне даже удалось сухо поздороваться со всеми присутствующими: помимо Марка, в огромном зале находилось еще двое мужчин, которые рассматривали нас с Айрин, как я клопов в квартиры бабы Люды. В отличие от Архарова…
Черные глаза смотрели прямо на меня неотрывно. Даже как-то злобно. Хотя нет, скорее жестко.
Айрин кашлянула и незаметно ущипнула меня за коленку.
– Иосиф Аркадьевич лично просил о встрече с вами, – завел беседу тот, что справа от Архарова скрипучим голосом, – мы согласились лишь из уважения к нему. Итак, мы вас слушаем, юные леди.
Вот так нас резко и припечатали тем, что мы ещё маленькие несмышленыши, да еще и одолжение нам сделали.
Хорошо, что Айрин была рядом. Начать речь четким голосом у меня не получилось бы ни за что, а вот моя подруга, проигнорировав снисходительный тон архаровского подпевалы, очень бойко стала выкладывать все то, что мы подготовили.
А я же продолжала смотреть в черные глаза Марка. Даже перестала слушать диалог Айрин и двух мужчин, который мало по малу перерастал в спор.
Если в самом начале внутри меня тоскливые эмоции почти заставили сердце плакать, то сейчас они все стали перевоплощаться в нечто иное.
В ярость.
Архаров не слушал спор присутствующих, впрочем, как и я. Он даже слегка улыбнулся, откинувшись в кресле, продолжая рассматривать меня, как бабочку на булавке.
– Хватит.
Мой голос был гораздо тише, но сработал как ушат холодной воды.
– Что ты делаешь? – Шепотом спросила Айрин, – у меня стало получаться.
Я ей не ответила. Зато тихим, нахальным смешком ответил тот, что слева.
– Мы еще не спросили господина Архарова о его планах, – мой голос сочился медом, я даже улыбнулась
Кажется, в его черных глазах проскочило удивление.
– Что на этот раз, Марк Васильевич? – Сидеть я больше не могла. – Вызовите полицию? На сколько метров мне запрещено приближаться к вам?
– Сень, не надо, – он впервые сказал хоть что-то с тех пор, когда начался этот цирк.
– Вы ведь знали, Марк Васильевич, что я здесь буду, но решили остаться, чтобы я нарушила предписание, не так ли? – Я уже медленно обходила огромный овальный стол.
– Нет.
– Мало повеселились? Пришел срок очередного платежа за Майбах?
– Я отозвал требование о возмещении.
– Какое благородство! Он отозвал! – Я почти поклонилась, – зато решил отобрать дом у меня и моих друзей.
– Сенб, все не так.
– Марк Васильевич, – подала голос секретарь, непонимающе наблюдая, как я все ближе подходила к Архарову, сжимая кулаки, – мне вызвать охрану?
– Конечно, вызывай, красавица, – вместо Марка ответила я, – пусть тоже посмотрят на грандиозное представление, которое я сейчас устрою.
Я резко повернулась к Архарову, замахнувшись рукой, сжатой в кулак, которую тот перехватил.
Начался хаос. Айрин что-то вскрикнула, секретарь начала кому-то звонить, Марк твердо удерживал мою руку.
Какая-то красная пелена застила мне глаза. Я Марку еле доставала до подбородка, да и в комплекции ему уступаю. Но внутри вся боль вылилась в желание сделать ему больно. Не так, как причинил боль он мне, настолько сильно не получится. Хотя бы физически.
– Сень, хватит! – Архаров встряхнул меня за плечи.
– А не то что? – Рявкнула ему в лицо, – что еще ты можешь мне сделать? Ты уже исчерпал весь свой арсенал, у меня больше нет ничего, что ты можешь забрать!
Я замахнулась ногой, как почувствовала еще одну пару рук на себе. Кажется, подоспела охрана.
– Все вон!
Тон Архарова не предвещал ничего хорошего. Все присутствующие моментально его послушались, оставив нас наедине.
Я сбросила его руки с плеч.
Сдула челку со лба.
Зачем-то поправила шерстяное платье.
За каждым движением Архаров наблюдал очень внимательно.
– Не буду больше пытаться тебя бить.
– Я ничего не хочу у тебя отбирать, – тихо сказал он.
– Ой, да неужели? – Еще немного и у меня начнется истерика. – А это тогда что? Как ты вообще оказался в этой компании?
– Я не знал, как еще добраться до тебя, Сень.
– Есения, – поправила его сквозь зубы, – для вас, Марк Васильевич, я Есения. Я когда-то уже говорила, что ничего плохого вам не делала, вы мне не поверили, – на мои слова Архаров собрался что-то сказать, только на этот раз я не могла позволить ему взять вверх, – но вот сейчас вы мне поверите: вы отзываете своих собак, иначе я устрою вам ад на земле. Мне действительно больше нечего терять в этой жизни.
Я чувствовала его дыхание на своем лице. Где-то в глубине души робко дернулось то самое чувство, которое я пыталась похоронить так долго. Плевать. Я обращалась к нему то на «ты», то на «вы», выдавая свое истеричное состояние – тоже плевать.
У него на лице была такая тоска, что на секунду мне на самом деле хотелось его выслушать. Но не посмею.
Марк попытался протянуть ко мне руку, а я отступила.
Не надо мне разбираться в его мотивах. Скорее всего, Зинаида Александровна его зачем-то убедила отозвать требование по выплате по Вилли. Что-то мне подсказывало, что и снос домов с расселением он теперь остановит, тоже по ее просьбе.
Не хочу разбираться в этом. Вся скорлупа, которой я силой воли покрылась в попытке защититься, сейчас готова дать трещину. Я не могу позволить себе расплакаться на его глазах опять.
Неважно, что он мне скажет. Надо быстрее уходить.
– Есения, подожди, – рвано выдохнул Марк, когда я от него отвернулась и направилась к двери.
Но я не повернулась.
Королева драмы, мать ее.
Глава 35
– Я не хочу здесь оставаться, – Айрин осматривала халупу, которую я называла свои домом, брезгливым взглядом, – здесь, наверное, тараканы водятся.
– Нет, – буркнула я, – только клопы.
Мне хотелось залезть в душ и согреться в горячей воде, но, во-первых, Айрин увязалась за мной и не отходила ни на шаг, а во-вторых, баба Люда купает там свой чайный гриб – слизкую и дурнопахнущую мерзость.
Айрин никак не прокомментировала то, что я устроила. Когда нам позвонила тетя Роза, она туманно ответила «кажется, получилось».
А я пыталась осознать, что я натворила:
– Меня теперь посадят, да? У меня нет денег оплатить штраф за нарушение предписания.
– Не думаю, что на этот раз он что-то имеет против тебя, – как-то неуверенно ответила подружка.
Мы больше не поднимали тему моей истерики. Айрин хотела остаться со мной на ночь. Но после того, как она больно приземлила свою пятую точку на острую пружину, принялась уговаривать меня переехать к ней.
– Я не хочу выплывать на жалости и слепом везении, пойми, – в очередной раз говорила я ей. Мы не в первый раз поднимали эту тему с тех пор, как я съехала. Просто Айрин впервые увидела, где я живу, – я просто хочу все наладить и вернуться верхом на коне.
– Мне теперь кошмары будут сниться, как тебя съедают клопы, а чокнутая старушка расчленяет твое бедное тело в ванне.
– Ой, да брось. Баба Люда золотко, а не старушка.
– Она уже минут двадцать стоит в дверном проеме и сверлит меня глазами. И крестится.
– Она думает, что ты ее покойная подруга.
Господин Штеймлер не отдавал мне машину на ночь. Каждое утро я вставала в пять часов, чтобы добраться до его дома, где на посту охраны брала ключ от авто и ждала, когда он выйдет.
Этим морозным утром я также выбежала из дома, на ходу дожевывая бутерброд и попивая растворимый кофе (до чего я докатилась?) из термокружки, как почти врезалась в припаркованный почти вплотную автомобиль. То есть, естественно, его не подогнали к двери подъезда, просто здесь вообще машины никто никогда не ставит. Слишком узкое пространство.
Я уже почти обошла его, как резко остановилась, как вкопанная.
– Вилли?
Передо мной стоял красавец майбах. Полностью восстановленный. По крайней мере, так казалось снаружи.
Только сейчас воровато осмотрелась. Половина фонарей не работало, но все равно казалось, что вокруг никого. И в заглушенной машине – тоже.
Мысленно одернула себя. Мне какое дело? Не хочу разбираться, что творится в голове у Марка, и зачем пригнали сюда машину.
Я уже отошла на приличное расстояние, как моя глупая жалость заставила обернуться. Вилли стоял брошенный, покрываясь снегом, как инопланетянин в этом ветхом, грязном дворе.
Не знаю, откуда у меня эта глупая привычка давать предметам имена, но каждый раз, я будто нахожу в них душу. Логически понимаю, что это просто кусок металла, но сердцем казалось, будто я предаю товарища. А что, если с Вилли снимут колеса? А что, если кто-нибудь его поцарапает?
Надо хотя бы позвонить ребятам и узнать, что он вообще здесь делает.
Как мама-коршун, подлетела к машине, уже набирала номер Ильи, но заметила, что двери не заблокированы, а на сиденье валяется ключ и записка.
Размышляла не долго.
Резво нырнула в салон автомобиля, отрезая от себя вездесущие снежинки.
«Он по праву твой» – вот и все, что было в записке.
Внутри разлилось тепло. Я, дурочка, действительно скучала по Вилли. Транспорта лучше его человечество не в силах придумать. И уж тем более, в сердце поселилась щемящая радость, что его восстановили.
Но ледяная реальность быстро остудила голову. Его содержание мне не по карману. Я не разбираюсь во всех юридических тонкостях, но что, если мне выдвинут очередное обвинение? В угоне или еще в чем?
Зло завела двигатель. Даже слезы навернулись от несправедливости всего происходящего. И от того, что я вообще не понимаю, что происходит.
Быстро вытерла мокрые глаза и стала выезжать задним ходом со двора.
Я скучала по тебе, Вилли. Но мне от Архарова ничего не нужно. Тем более, по всей видимости, он со мной еще не закончил.
В каком-то нелогичном страхе подъезжала к своему бывшему месту работы. Не было какой-то ностальгии, только горечь позора от всей той истории, которая со мной произошла.
В это время ребята как раз должны подтягиваться в ангару, но на подъезде было пусто. Из будки охраны вышел незнакомый мне парень, который явно узнал машину, но ничем не выдал удивления, когда увидел меня, выходящую из авто.
Я просто молча отдала ему ключ, и быстро побежала к станции метро. На работу уже жестко опаздываю, но на такси нет денег.
– Баб Люд, – крикнула я, заходя в квартиру, – ливерки не было, но я купила вареную колбасу и сыр! Притворимся, что это ветчина.
Она еще пару дней назад стенала, что соскучилась по блинчикам с ливерной колбасой, которые я так вкусно готовила. Но я-то ни разу их не готовила ей.
Обычно, баба Люда отвечала из глубины четырехкомнатной квартиры сразу или вовсе встречала в коридоре. Но не в этот раз.
Только сейчас заметила мужские ботинки в коридоре и тихие голоса, доносящиеся с кухни.
– Баб Люд? – Тревожно позвала ее, направляясь к голосам.
В последнее время меня жизнь не радовала хорошими новостями, вот и сейчас боялась, что что-то произошло. Да что угодно. Гостей у бабы Люды не бывает. Даже ее дети и внуки не навещали бедную старушку. Сняв комнату здесь, я, в том числе, подписалась в няньки. Меня напрямую спрашивали, как я справляюсь с уходом за пенсионеркой.
– Что вы здесь делаете? – Я застыла как вкопанная, глядя на Архарова, который спокойно расселся на колченогой табуретке, вытянув стройные ноги. Мимолетом злорадно про себя отметила, что он выбрал тот самый стул, который в зависимости от фазы луны разваливается прямо под пятой точкой.
Я-то умею на нем сидеть, надо пяткой подпирать ножку, которая вымазана белой краской.
Марк смотрелся в этой ветхой комнате точно так же, как утром Вилли во дворе – инородно. Только сейчас заметила влажные волосы и фланелевую рубашку на нем.
Я никогда прежде его не видела таким расслабленным. Может быть однажды, когда мы были вместе, но он был еще такой… Приземленный.
– Игорь прочищал вентиляцию, на него столько пыли с паутиной свалилось, – причитала баба Люда, подливая «Игорю» чай в кружку. Мою, между прочим, – а вот если бы прочистил тогда, когда я просила, было бы проще.
– Игорю другое кое-что прочистить надо, – опять во мне эта необоснованная бравада, типа, не он пару месяцев назад жестко припечатал меня к стене долгами и полицией.
– Может, вы снимете верхнюю одежду, Есения? Сейчас под вами будет лужа, – и опять я не готова к этому тягучему голосу и бархатному взгляду черных глаз.
– Нет, – мне было до жути душно, но с детским упрямством я просто облокотилась о холодильник, который тут же пошатнулся, возмутившись звоном внутренностей, и скрестила руки на груди, уставившись на Архарова с немым вопросом.
– Я пришел поговорить в более спокойной обстановке, – он вытянулся еще больше, отчего табуретка опасно заскрипела, но вполне себе устояла, к моему разочарованию.
– Говорите.
– Наедине, – сказал он нетерпеливо, но потом смягчился, – пожалуйста… Есения.
Ну что ж. Всеми своими поступками в последнее время он явно пытался что-то до меня донести. Я еще вчера позвонила приставу и узнала, что требование по выплате на Вилли на самом деле было отозвано гораздо раньше, чем я узнала. Просто уведомление я не получила, а до меня не смогли дозвониться.
– Баб Люд, пойдем, включу вам Жади, – я черти знает сколько потратила времени, чтобы найти все серии на кассетах.
Может, это усталость за день, а может, вчерашняя истерика выжала из меня все эмоции. Но усаживала старушку на диван вполне неторопливо. Также неспеша сходила переодеться в домашнюю одежду, укрыла пледом колени бабы Люды, принесла ей чай с вареньем, и лишь потом уделила внимание Архарову, который все это время наблюдал за мной. Ну, кроме той части с переодеванием.
– Итак, слушаю.
– Я принес конфет с лесным орехом, но осталась только коробка.
Зря он показал сладкое бабе Люде. Ей-то много его и нельзя. Сердце.
Архаров просто стоял и всматривался в мое лицо, что-то пытаясь найти там. Но молчание прерывать я не спешила.
– Я сдержал обещание и отремонтировал Оку дяди Мойши.
– Он вам не друг, вы не имеете право называть его дядей.
– Он сказал мне то же самое, – хмыкнул Марк, и мы вновь замолчали.
Что-то мне подсказывало, что он не соврал, когда сказал, будто всю эту эпопею с выкупом домов для сноса он провернул только чтобы поговорить со мной.
Илья пару раз говорил, что Марк меня ищет, но я боялась его как огня. Но вот сейчас чего он хочет? Неужели на самом деле узнал, что я тогда его не предавала? Пришел только для того, чтобы извиниться? Мог бы прислать цветы с запиской, а не сидеть в этом клоповнике, нацепив вместо своих итальянских рубашек ту, что была сшита еще при Сталине.
– Сень, я хочу попросить прощения, – выдохнул он, приближаясь ко мне.
Ай да Сеня, ай да молодец. Сегодня самый жирный блинчик твой.
– Я вас прощаю, Марк Васильевич, – просто сказала я, – спасибо, что уделили время сказать это лично.
Марк отшатнулся и выругался сквозь зубы. А я так и осталась стоять.
– За всю свою жизнь я много ошибок совершил, – он невесело улыбнулся, упав на ту чертову табуретку, которая разваливалась подо мной каждый раз при полной луне, но стойко выдерживала вес крупного мужчины, так несправедливо, – за каждую ошибку платил сполна. Но с возрастом совершал их все меньше. Строил империю, как сумасшедший, окружил себя армией верных людей, чтобы никто не посмел отобрать то, что принадлежит мне. И по своей же ревнивой тупости потерял самое дорогое, что у меня было, – он опять посмотрел мне в глаза, – тебя.
Я продолжила молча стоять. Но не из-за гордости, а из-за глупого шока. Сейчас я смотрела на бывшего босса сверху. А он, чуть сгорбившись, уперев локти в колени, с невыразимой тоской пытался что-то найти в моих глазах.
Ну почему сердце все еще захлебывалось от дурацкой любви к нему? Он просто уйдет, оставив мою жизнь опять в руинах, я это точно знаю, а мне лишь останется опуститься еще глубже на дно в очередной попытке склеить себя и жизнь по кусочкам.
– Я никогда никого не любил. Я как самый последний идиот не знал, как с этим жить. В тот день, – я машинально поморщилась, а он скользнул взглядом по шрамику на моей губе, – я хотел либо сдохнуть на месте, либо погнаться за тобой, вырвать у него из рук, а потом убить тебя. Я думал, что ты размазала меня по стенке, но потом сдохнул сам, осознав, что я разрушил все своими же руками. И проклинаю себя каждую секунду, глядя на то, что сотворил с тобой.
Марк поднялся и приблизился ко мне. Все мои мышцы окаменели, не позволили мне отшатнуться, когда его пальцы прикоснулись к моей щеке. Но он лишь смахнул слезинку. А я даже не заметила, что начала тихо плакать.
– Мне в руки попалось самое чудесное, что может быть в этом проклятом мире, а я сломал это чудо. Прогнал тебя, вырвав сердце из груди. Сеня, я люблю тебя. Пожалуйста, прости меня.
Сердце сковало тупой болью.
Я точно буду гордиться собой. Или буду проклинать себя, не знаю:
– Как я уже сказала, Марк Васильевич, я вас прощаю. Спасибо за все.
Вместо ответа, он грустно улыбнулся.
А потом ушел.
Я его не провожала, просто услышала, как закрылась дверь с дурацким колокольчиком.
Кажется, только что я вырвала свое сердце.
