Текст книги "Вампирская сага. Часть 1 (СИ)"
Автор книги: Дылда Доминга
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Глава 4
Прямо над головой потолок начал сотрясаться так, словно по нему скоро должен был пронестись поезд. Низкий гул и вибрация пронизывали стены вокруг нее. Это не могло быть реальным, это никак не вписывалось в мирный сон старой многоэтажки, но по мере того, как шум характерно нарастал, приходилось верить.
– Черт, да что ж это такое, – выругалась Сэм. А сама продолжала нервно прислушиваться к окружающим звукам. И так нестерпимо хотелось бежать, что лишь немыслимым усилием воли она заставила себя остаться там, где была. Сэм крепко обхватила себя руками за локти и слегка зашаталась на диване, опасаясь, что все вот-вот начнет рушиться прямо у нее на глазах.
– Так не должно быть, – повторяла она сама себе, как заклинание. – Так не… – И невольно заглянула в середину себя, чтобы понять, что же на самом деле не так, и рассмотрела внутри незнакомый страх, клубком змей шевелящийся в ее сознании, дрожью расползающийся по рукам, заставляющий трепетать все тело. – Черт! – снова выругалась она, теперь уже не без причины. Кто-то поселил этот чертов клубок ужаса в нее, как инфекцию. И у нее были догадки, кто бы это мог быть. По-прежнему пребывая не в себе, она продолжила говорить вслух, даже собственный голос помогал ей хоть немного успокоиться: – Зачем ты делаешь это? Зачем?
И тут напряжение стало отступать, и на его фоне глаза как-то резко стали влажными, и влага неожиданно пролилась из них, без всхлипываний и истерик, просто как знак облегчения, окончания панического страха. Она снова могла рассуждать. И практически сразу подумала о том, каков был их мир – такой же, наполненный невыносимым страхом? Или вся эта демонстрация была лишь эксклюзивным показом для нее персонально. Зачем он сделал это? Хотел напугать? Или это получилось невольно? Но, поскольку, его и близко не было видно, она почему-то склонна была думать, что все это было демонстрацией. Жестокой, продуманной заранее, имеющей какую-то цель. Цель дать ей что-то понять. Возможно, понять, насколько ужасен их мир. И что, если так всегда, если этот ужас не прекращается, если в нем нужно жить и существовать каждую минуту, дни, месяцы, годы. «Так не может быть», – подумала она, – «это прямой путь в дурку, никто не способен непрерывно находиться в таком состоянии. Или способен?» Последняя мысль снова заставила ее напрячься. И одновременно с этим, так хотелось прижаться к нему и вдохнуть его запах, что было совершенно странным и противоестественным в данной ситуации. Происходящее должно было напугать, оттолкнуть Сэм от него, заставить бежать прочь. Вот что было бы правильно. Но почему-то этого не случилось, совершенно. Она свернулась на диване в беспомощный клубок и наблюдала, как тихо высыхают на щеках недавние слезы, и такое же тихое умиротворение наполняло ее душу, словно не было никакого светопреставления несколькими минутами раньше, а были лишь приятные воспоминания и образы в ее голове: вот он наклоняется к ней и локон его волос цепляет ее за щеку, нежно проскальзывает по ней, и тело откликается на это прикосновение бегущими по коже мурашками.
– Черт, – уже в который раз выругалась она снова. И изо всех сил постаралась быть собой: не впадать в истерики, но и не сходить с ума по каким-то романтичным образам в своей голове, словно безмозглая кукла. От этой попытки, самой по себе уже немало странной, отделить в себе себя-привычную от не-себя, нервное напряжение начало отдаваться маленькими покалываниями в кончиках ее пальцев, так, словно бы она прикасалась к сотням маленьких иголочек. Теперь борьба шла внутри нее самой. Ровно в тот момент, как она осознала это, она поняла, что с поездами было бороться легче. Все, что происходило снаружи, по крайней мере, позволяло оставить нетронутым ее внутренний мир, оставалось нечто, отделяющее происходящее от нее самой. Теперь же все было намного хуже. Она тщательно всматривалась вглубь, старалась смотреть беспристрастно, словно со стороны. С таким подходом начало получаться: она стала различать эмоции и то, что их вызывает. И когда она почти разобралась, почти выяснила и победила, заметила, что источник ее наваждений спокойно стоит в ее комнате возле окна, глядя на уличные фонари.
– Не спится тебе по ночам, – произнес он с нескрываемой иронией.
– Да, – ответила она честно. Ночь была ее любимым временем, одиночество и пустота, чистота мира в его тишине и нерожденном состоянии, пока не настанет утро, пока весь он не зашевелится, не закопошится тысячами обитателей, не наполнится звуками и возней машин, толпами, светом, жизнью. Обо всем остальном она промолчала, так, словно оно само должно было уложиться в ее короткое «да».
Он усмехнулся, будто прослушал весь ее молчаливый монолог.
– Зачем ты сделал это со мной? – спросила она, все еще невольно вслушиваясь в себя и так боясь обнаружить там снова признаки чего-то чужого.
– Лучше один раз показать, чем сто раз объяснять, пытаясь подобрать слова, – хмуро, но с каким-то жестоким наслаждением отозвался он.
– И что это было?
– А ты не поняла? – он горько усмехнулся.
Сэм снова вспомнила страх, внутренне сжалась, ей показалось, что теперь, при воспоминании о произошедшем, тело ее словно замерзало от одной попытки.
– Теперь ты знаешь это, – удовлетворенно прошептал он, словно понимая, что она ощущает и лаская холод в ее теле, как старую любимую собаку.
Еще секунду назад ей хотелось задавать ему вопросы, говорить с ним, возмутиться, что он так с ней поступил, и вот – уже ничего, она застыла в безразличии, словно статуя, не испытывая ни эмоций, ни потребности в них. Он стоял у окна точным ее отражением, такой же недвижимый и безразличный. Но все-таки пошевелился, взглянул на нее и, о чем-то задумавшись, спросил:
– Почему ты вспомнила обо мне?
– Прости? – растерянно произнесла она, выныривая из своей прострации. И испытала от этого немыслимое облегчение, так, словно ей наконец позволили размять затекшие мышцы.
– Почему, когда тебе было страшно, ты вспомнила обо мне? – голос его был абсолютно спокоен, но взгляд пробивался внутрь.
Она задумалась на какую-то секунду перед тем, как ответить, но этого было достаточно, чтобы под его взглядом снова захотеть прикоснуться к нему, прижаться к его рубашке, коснуться губами шеи, груди. Сэм невольно замотала головой, пытаясь избавиться от очередной волны наваждения.
Он принял это за отрицание.
– Я знаю, что вспомнила, – повторил он.
– Я не отрицаю, – вздохнула она, подняла на него глаза, и невольно охнула, настолько этот взгляд добавил ее ощущениям. Он сделал несколько шагов ей навстречу и застыл на расстоянии вытянутой руки. Она неосознанно сократила это расстояние, и осталась стоять вот так, рядом, ощущая его всей кожей, но не дотрагиваясь, не смея. – Это заставило меня забыть о страхе, – прошептала Сэм ему в грудь.
– Ты задумывалась когда-нибудь, почему именно боишься умереть? – произнес Дориан.
– Так будет после смерти? То, что я ощутила? – ответила она вопросом на вопрос.
Он рассмеялся.
– Как ты… этот клубок змей внутри – что это было, Дориан?
– Просто способ позволить тебе увидеть. – Затем, заметив, как расширились ее глаза, добавил. – Неважно, что ты увидела, никаких змей не существует. Внутри тебя сейчас нет ничего такого, не беспокойся.
– Вы так ощущаете всегда? Это то, что ты чувствуешь постоянно? – Сэм не могла успокоиться, она наконец дошла до своего главного вопроса.
– Не всегда, – выдохнул он, – но достаточно часто. Я хотел, чтоб ты это знала, знала, как человеческий сон и пробуждение.
– И сколько ты готов был травить меня этим страхом, если бы я не вспомнила о тебе?
– Это как с актером в черном, который управляет своими куклами: пока ты не думаешь о нем, ты его не замечаешь и просто наслаждаешься спектаклем.
– Просто наслаждаешься спектаклем… – повторила за ним Сэм. – Неужели ты действительно так жесток.
– Это не был вопрос? – улыбнулся он.
– Нет, – прошептала Сэм, отстраняясь.
– О, здоровая реакция, – одобрил Дориан и снова заулыбался.
– Ты – псих, – проговорила она, снова охватывая себя руками, словно пытаясь оградиться от него.
– Я бы не пытался меня оскорбить, – спокойно произнес он, но в голосе его ощущалось предупреждение.
Сэм ощутила его предупреждение, как сигнал к собственной ярости.
– И что, черт возьми, это должно значить? Что, если я посмею тебя оскорбить, ты больше никогда не прекратишь потока ужаса, пока я в нем не утону? Ты это имеешь в виду? Ты пережуешь и выплюнешь мой слабенький человеческий разум в своей машине смерти?
Его глаза полыхнули гневом. Дориан подхватил ее за руки и вздернул вверх, так что она оказалась почти напротив его глаз. И это возымело эффект, но совершенно противоположный тому, что он ожидал. Озлобленность ушла из нее, схлынула, как поток мутной воды, и под ней осталась неприкрытая нежность. Он застыл под этим взглядом, плавно отпуская ее руки.
– Прости, я… – прошептал он.
– Ты хотел, чтобы я поняла, – остановила его Сэм. – Я поняла. Я не говорю, что я поняла все до конца, но… я теперь знаю, что означает страх, холод, неподвижность. И, как ни странно, – она взглянула на него, – я чуть больше знаю о том, что означаешь для меня ты.
– Я тот же страх и холод, только облеченный в форму. – Спокойно сказал Дориан.
Именно это он хотел, чтобы поняла Сэм. Хотел, чтобы она знала правду, и не обманывалась оболочками, которые она видит, какими бы красивыми они не казались.
– Тебе нравятся красивые гробы? – спросил он.
Ее передернуло.
– Мне бы вообще, прости, не хотелось об этом думать. Когда я представляю свою смерть, я представляю кровь и тело, но не гроб. Похороны – это то, что остается за занавесом для покойника.
– Разумно, – он развеселился. – Но я не к тому.
– А к чему же?
– К тому что, лакированный из чистого дуба или из фанерных досок, гроб остается ящиком, в котором тебя зароют.
– Я предпочитаю кремацию, – возразила Сэм.
Он не выдержал и расхохотался.
– Хорошо, я учту.
Мороз прошелся по ее коже, и стало дико от сказанных им слов. Было какое-то жуткое ощущение, что если это случится, то именно он и осуществит обещанное. Он заметил ее реакцию и перестал веселиться.
– Я могу избавить тебя от этого. – Сказал он, тщательно выговаривая каждое слово. – Но это не избавит тебя от неизвестности. Люди не боятся поездов, стоя на перроне в ожидании электрички, – люди боятся неизвестности. – Его глаза были серьезными и усталыми, когда он произносил это.
– Я не знаю, что случится с нами, но мне не страшно. – Ответила Сэм. И подумала: – Не страшно, если ты останешься со мной.
Она ощущала его силу, его усталость, его накопленное время и опыт, и понимала, что уже не сможет без него. Никто, кого она знала до этого, не мог бы и близко сравниться с ним. Говорить с другими – это было как общаться с младенцами, а тут – первое взрослое разумное существо за всю жизнь. Единственный вопрос, зачем ему это было нужно: еще один младенец из тысяч, миллионов себе подобных. Даже хоть сколько-нибудь выдающейся красотой она не обладала.
– Зачем я тебе? – неожиданно спросила она.
Почему-то этот вопрос его тоже заставил улыбнуться.
– А я тебе?
Она не знала, что ответить.
– Потому что я часть неизвестности, которую ты можешь пощупать. – Ответил он на свой собственный вопрос. – А теперь сама ответь мне на вопрос, зачем мне ты.
– Потому что я часть известности, которую ты можешь пощупать?
– Ну-ну, не так буквально, – усмехнулся он. – Ты – часть жизни, меняющейся, живой, двигающейся, которую я могу понять, если тебе так будет угодно. «И которая может положить конец моему бессмысленному существованию», – добавил он про себя.
– В процессе «понимания» кто кого съест? – в лоб спросила Сэм.
Он захохотал искренне и весело. Потом резко став серьезным, сказал:
– Я не настолько голоден, Саманта.
Она опустила глаза и подумала, а что, если бы настолько. Куда повез бы ее тогда поезд неизвестности? И, может, не было таким уж глупым выбрать безопасного обычного человека, а не его, который всегда будет для нее частью неведомого? Потом она засунула эти мысли куда подальше, потому что вопрос выбора тут не стоял.
– Может, отправишься спать? – спросил он. – Скоро начнется рассвет, а я знаю, как тяжело уснуть в свете наступающего дня. Да и мне пора.
– Подожди, – прошептала она, и неожиданно для них обоих уткнулась носом в его рубашку. – Подожди, пожалуйста.
– На тебя странно влияют кошмары, – произнес он. Но в этих словах не было ни злобы, ни досады. Ему доставляло удовольствие ее касание и мольба в ее голосе. И совершенно не хотелось окунать ее ни в холод, ни в страх, а наоборот – дарить тепло и безопасность, что-то противоестественно живое для него, но он ощущал себя способным на это, почти что живым.
Усталость накрыла Сэм, как тяжелая бетонная плита, мощно и неотвратимо. Как только плита опустилась, она отключилась и больше ничего не помнила. Ей что-то снилось, какой-то калейдоскоп событий дня и отрывки ночи. Снилось, что она стоит на перроне, а мимо проносятся поезда с ужасным грохотом, снились глаза Дориана и его руки, но он не был во сне ни злым, ни сердитым, потом все замелькало еще сильнее, утрачивая какую-либо связность, и она очнулась на диване в своей комнате с головной болью.
– Вот и довстречалась с поездами, – съязвила она самой себе. Потом спешно и испуганно стала себя осматривать. Первое, что ее очень смутило – то, что она была под одеялом и голой. Другое – она тщательно искала несколько минут отметины по всему своему телу, но ничего нигде не было. И только еще раз осмотрев себя с ног до головы в большом зеркале, и так ничего и не обнаружив, она успокоилась. А потом и вовсе задумалась, был ли здесь вчера в действительности Дориан, или ей это все только приснилось. Она накинула халат и неуклюже затопала в ванную, открыла кран, и так его и бросив, направилась в кухню готовить кофе. Шум воды всегда успокаивал ее нервы, он создавал ощущение заполненности пространства звуками, скрашивал тишину. Отличная альтернатива беседам вслух самой с собой. «Впрочем», – подумала Сэм – «беседы с Дорианом немногим лучше».
Почистив зубы, схватив горячую чашку и чертыхаясь, Сэм завалилась в спальню к компу почитать свежие новости, и обомлела: на кровати спал Дориан. Ну, почти спал. В сущности там просто располагалось его тело. Тяжелые плотные шторы были закрыты. Какое-то достаточно долгое время Сэм размышляла, не спятил ли он. Какого черта он проявил такое безграничное доверие, читай, беспримерную глупость, оставшись у нее дома, без всякого предупреждения? А если бы она, так и не разлепив глаза, прошествовала к окну и распахнула его? Что было бы тогда? Простым извините уже было бы не отделаться. Это было абсолютно и глобально нелепо, и ужасно смущающе. Дориан, неподвижный, в ее кровати. Скользнула забавная мысль засунуть его под кровать, но это было бы уже слишком, да и там, мягко говоря, было немного пыльно и завалено всяким хламом. Но улыбка успела скользнуть по ее лицу, когда она подумала о выражении его лица, если бы он проснулся у нее под кроватью. Да, ради этого, возможно, стоило даже рискнуть. Его тело настолько ее смущало, что она все-таки не выдержала и накрыла его простыней с головой. С глаз долой – и сразу легче. Только теперь ее стал преследовать легкий такой страх, что он вдруг очнется под этой самой простыней, зашевелится и испугает ее. Но была только середина дня, поэтому на самом деле об этом не могло быть и речи. Бедный Дориан, что только она не понапридумывает с ним сотворить, дай ей только время. Поскольку простыня не скрывала контуров его тела, Сэм все-таки накрыла его еще и одеялом, все так же с головой, только тогда для нее наступило счастье – теперь совершенно ничего не указывало на то, что там кто-то есть. Постель, как постель, немного неаккуратная, но и только.
В дверь снизу позвонили: ее неугомонная подруга, проходя мимо, решила заглянуть на кофе.
– Как это мило, – пробурчала Сэм, нажимая на кнопку открытия двери, – у нас же частная бесплатная кофейня, вы не знали? Работаем круглосуточно, особо рады угодить вам в субботу долбаным утром.
– Привет, Сэм, – радостно затрещал голос, проталкиваясь через входную дверь в ее прихожую.
– Привет, Джина, – так же радостно вторила Сэм, а сама пыталась раскрыть глаза пошире, чтобы не встретить подругу с закрытыми. Кофе еще не успел подействовать, да и она даже не успела его допить. Сэм поставила на плиту новую порцию и вполуха стала слушать щебетание Джины. Блин, это было, как слушать телик или какого-нибудь ди-джея на радио – ответные реплики абсолютно не требовались, имело значение лишь ваше гипотетическое присутствие. Сэм открыла пачку печенья, и щебетание теперь сопровождалось активным похрумыванием.
– Ой, ты говорила о маленьком черном платье, которое недавно себе купила, – продолжала Джина, – покажи мне его! – глаза ее горели нетерпением. – Где оно? В спальне?
– Да, – почти бездумно кивнула Сэм, а потом внезапная мысль холодом пробежала по ее спине. Одеяло, конечно, прекрасная маскировка, но… этого нельзя было допустить, нельзя было допустить, чтобы Джина попала в спальню.
– Джина, я и забыла совсем, я посадила на него огромное пятно в кафешке, и вынуждена была отдать его в химчистку. Надеюсь, там его спасут, – с траурным выражением на лице сообщила подруге Сэм.
– Ты же его только купила? – в ужасе произнесла та.
– Да, вот такая я свинья. – Сокрушенно признала Сэм.
– Ну, если сразу, то все будет нормально, – поспешила заверить Джина. – А что-нибудь еще новенькое у тебя есть? – тут же переключилась она.
– Ой, все остальное – несусветное старье. – Почти с облегчением произнесла Сэм. – Включая и Дориана, – мысленно добавила она и улыбнулась.
– Тебе надо обновить гардероб, – серьезно заметила Джина.
– Это предложение к действию? – иронично заметила Сэм. И тут же покачала головой, предупреждая всякие варианты: – Извини, но я вчера очень поздно легла. Мне бы просто прийти в себя. Не до походов.
– А чем ты занималась? – у Джины хитро загорелись глаза.
– О нет, Джина, только не начинай, ничем таким, за что было бы мучительно больно.
– Это не обязательно должно быть мучительно больно, – заметила Джина.
– Перестань, ничего такого не было.
– Чем же ты занималась допоздна? – допытывалась она.
– Читала, – ответила Сэм почти злобно.
Но Джина расценила эту злобу по-своему.
– Ну-ну, – сказала она. – Я же говорю, тебе нужно обновить гардероб. А там смотришь – и читать уже будет некогда. – И радостно захихикала.
Это уже был предел. Сэм встала и пошла мыть чашки, всем своим видом давая понять, что кофепитие окончено.
– Ладно тебе, но все-таки подумай насчет гардероба. Я так и быть составлю тебе компанию, – проворковала она.
Нет, все-таки она это сказала.
– О-кей, Джина, обязательно подумаю, – заверила ее Сэм, а сама уже мечтала о том, как закроет за ней дверь.
Когда Джина наконец ушла и в квартире воцарилась тишина, Сэм ей была на этот раз несказанно рада. И еще долго в растерянности бродила по кухне, не зная, как вернуться в привычный ритм жизни. И почему-то снова потянуло в спальню, проверить, как там Дориан, будто он был маленьким ребенком, а не бездыханным телом.
Он лежал под одеялом, никуда не сбежал. «Если его принарядить, как следует, и посадить с собой за обеденный стол, он даже будет смотреться живенько», – снова проскочила в голове Сэм веселая мысль. Она отогнала ее куда подальше, никогда в жизни она не стала бы с ним так поступать, издеваться над его беспомощным телом.
– Дориан, – вздохнула она, – почему бы тебе сейчас не проснуться. Мы бы пошли с тобой гулять, может, даже покатались бы на каруселях в парке аттракционов, или просто гуляли по набережной, держась за руки. Мне ведь именно этого всегда не хватало. И вот теперь ты лежишь тут весь из себя такой красивый и ни грамма не живой, и будешь лежать до конца дня, который мне придется как-то убить. – Сэм еще тяжелее и безнадежнее вздохнула, глядя на его красивый профиль. Потом нежно погладила его по волосам, поправила выбившуюся прядь и подумала, что сейчас, очевидно, более всего похожа на некрофилку. Потому раздосадованно снова задернула его одеялом и направилась к шкафу одеться.
Когда она возвращалась из мастерской, в которую наконец сдала свои туфли, Сэм снова задумалась над мучившим ее вопросом: зачем он остался? Ведь с момента, когда она вырубилась, до рассвета еще оставалось достаточно времени, чтобы он успел уйти. Так зачем? Может, это опять был какой-то урок, который она старательно прогуливала. День прошел пусто и обычно для ее выходного дня, и она сама не заметила, как он начал клониться к закату. Сегодня у нее был повод помнить о заходе солнца, и спешить в густеющих сумерках домой.
Когда она вошла, сперва подумала, что он еще не проснулся. Но постель в спальне оказалась раскрытой, и там никого не было. На подушке ее ожидала записка: «Спасибо за одеяло. Это было очень мило.» И все, никаких объяснений, никаких планов на будущее. Сказать, что она была разочарована – это не сказать ничего. Сэм фактически прошаталась весь день в ожидании вечера, она ждала от Дориана чего угодно, но только не исчезновения после того, как он весь день провел в ее кровати. «Так нечестно», – хотелось ей орать на весь мир. Орать на Дориана, если б он вдруг подвернулся ей под руку. Больше всего убивало то, что это было абсолютно бессмысленно.
