Текст книги "Волки севера"

Автор книги: Дуглас Орджилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Он снова открыл труд Солдатова и с ужасом прочел: более 180 000 погибших! Это же население такого города, как Солт Лейк Сити!

Стовин взял со свободного кресла «Нью-Йорк Тайме». Па первой странице описание катастрофы и старые фотографии Новосибирска в лучшие дни. Крупные буквы заголовка: «Ледяной Ужас в Советах!» и ниже «Советы отклоняют предложение о помощи из ООН». Он положил газету. Стандартная реакция Советов на катастрофы: спрятать голову как испуганная черепаха. Все газеты – от парижских до пекинских – сейчас взахлеб пишут о катастрофе, высказывают предположения, пересказывают сплетни… Изоляция пораженного города в далекой Сибири помогла русским контролировать поток сообщений, исключить доступ иностранных журналистов, которые смогли бы рассказать все подробно. Единственное свидетельство очевидцев пришло из Белграда. Это были рассказы небольшой делегации, ехавшей из Иркутска в Москву в Транссибирском экспрессе. Однако югославы прибыли на место происшествия через четыре часа после того, как там побывал Танцор, и мало что могли сказать. А что касается сообщения ТАСС, то, как всегда, из него ничего нельзя было узнать: «Произошла трагедия, много жертв». Ни описания, ни цифр. Только Солдатов смог передать точные сведения из России, но они, согласно Мэлу Брукману, были секретными даже здесь, в США.

– Леди и джентльмены, добрый день, – раздался голос командира корабля. – Сейчас слева вы можете увидеть реку Миссисипи. А белое пятно на горизонте – это Спрингфилд, столица штата. Теперь мы пересекли границу штата Миссури. В Денвере холодно, 55 градусов по Фаренгейту, небольшой дождь. Мы предполагаем приземлиться вовремя…

Вот она, Олд Мен Рейвз, сама Миссисипи. Стовин видел ее с воздуха сотни раз. Она была всегда такой же, глубокая морщина на лице Америки, такая же знакомая, как морщины на лице матери. Она тянется на тринадцать тысяч миль от Миннесоты до Мексиканского залива, соединяя собой множество городов… Сент-Пол, Дюбон, Ганнибал, Сент-Луис, Мемфис, Виксбург, Новый Орлеан… Интересно, какова была география Миссисипи 20 000 лет назад? Он со стыдом признал, что не знает. Однако новое поколение будет вынуждено узнать. Может быть, какой-нибудь пилот будущего, ведя свой лайнер над заснеженным Иллинойсом увидит совершенно новое русло Миссисипи. Эта мысль пробудила его воображение, и он стал размышлять о том, какова будет жизнь в Северной Америке. Снова ему на ум пришла фраза Ордри, когда-то поразившая его своей оригинальностью и точностью: «Дефект лежит в нашем воображении, а не в природе… Человек не всегда может представить себе, на что способна природа».

В Степлтонском аэропорту была забастовка местных таксистов. Однако, как всегда, бастовала молодежь, решившая устроить себе небольшие каникулы, а старые шоферы на своих личных машинах, чтобы не возбуждать своих молодых коллег, развозили пассажиров. Так что Стовин без особых трудностей добрался до Булдера. Администрация университета выделила ему комнату, и он сразу же позвонил Дайане. В трубке слышались длинные гудки, но к телефону никто не подходил. Он расстроился, хотя и не хотел признаться себе в этом.

Но в его мозгу проплывали образы, не дающие ему забыться: трупы, которые югославы видели вдоль полотна Транссибирской магистрали, встревоженное лицо Брукмана, перелистывающего сообщение Солдатова, Бисби, рассказывающего о китах, и наконец, серебристая лента Миссисипи, проплывающая под ним. В шесть часов он встал, принял душ, пошел в кафе, поел в одиночестве, принял таблетку модагона и пошел спать. На этот раз уснул он быстро, хотя сон был тяжелым. Однако на следующее утро он чувствовал себя много лучше. Стовин взглянул на часы. Восемь. Повинуясь импульсу, он потянулся к телефону и набрал номер Дайаны. И обрадовался, услышав ее голос.

– Хэлло, Стовин! Что за пожар?

– Я звонил тебе вчера, но тебя не было.

– Я пыталась найти работу.

– Ну?

– Бюро генетики и рождаемости животных. Им нужен специалист по волкам.

Сердце его сжалось.

– Ты получила работу?

– Пока не знаю. Директор назначил мне встречу. Думаю, что получу это место.

– Где находится это бюро?

– Лондон. Англия. Это первые полгода. А потом, Бог знает, где я буду, – рассмеялась она.

– О…

Последовала неловкая пауза.

– По твоему тону скажешь, что у тебя все обстоит блестяще, Стовин.

– Да нет, – сказал он спокойно. – Вернее, да. Я иду сегодня в вычислительный центр. Нужно обработать кое-какие данные. Как насчет того, чтобы завтра вместе пообедать?

– Хорошо, Стовин. Но никаких пирогов с земляникой. И никаких техасских тостов.

– Это будет обед с самым маленьким содержанием калорий, – сказал он.

Когда он час спустя ехал в такси в вычислительный центр, стало холодно и пошел снег. По шоссе 36 несся сплошной поток машин, и лучи бело-золотого диска солнца отражались в стеклах автомобилей.

– Слишком ранний снегопад, – сказал водитель. Это был пожилой человек в красном пиджаке и видавшей виды голубой фуражке. – Похоже на то, что повторяется прошлый год. Не дай Бог.

– Да, прошлый год был плохим, – согласился Стовин.

Комплекс угловатых кирпичных зданий составлял центр Атмосферных Исследований с Вычислительным Центром. Стовин, склонив голову, пошел сквозь снег к широким ступеням лестницы, затем он поспешил по широкому коридору, увешанному цветными фотографиями ледяных кристаллов. Директор приветствовал его, и они сразу же пошли в машинный зал. У директора была своя копия сообщения Солдатова.

– Вы читали это, Сто?

– Да.

– Совсем плохо, да? Разумеется, вполне возможно, что это изолированный феномен. Но вы так не думаете. Верно?

– Нет.

– И я тоже. Даже если это изолированное явление, все равно ничего хорошего оно не сулит в будущем. Удар по Новосибирску может сравниться с атомной бомбой. Посмотрим, что скажет Разл-Дазл. Сто, я попросил одного из сотрудников помочь нам, так как он работает с машиной. Он не будет болтать. Я предупредил его. Его имя Хармон. Дейв Хармон.

Машинный зал находился на нижнем этаже комплекса. Внутри него поддерживалась строго постоянная температура 83 градуса по Фаренгейту. Стовин и директор шли по полу, выложенному красными плитами. Каждая плита была индивидуально сбалансирована и могла поворачиваться вокруг оси, обеспечивая доступ к жизнеобеспечивающим магистралям. В центре зала стояла Разл-Дазл – гигантская ЭВМ, вокруг нее были сгруппированы 12 дополнительных ЭВМ, обеспечивающих ее работу. Это был гигантский мозг Центра Атмосферных Исследований.

Навстречу Стовину и директору вышел молодой человек со свежим загорелым лицом. Вид у него был такой, как будто он собирался угостить гостей домашним обедом, а не вводить в ЭВМ статистические данные.

– Сейчас мы работаем одни, Дейв, – сказал директор. Это был полувопрос, полуприказ.

– Да, – ответил Хармон. – Все остальные пользователи отключены. У нас будет прямой доступ к центральному АЦУ, никакого ожидания, никакого разделения времени.

– Хорошо. Ленты здесь?

Хармон кивнул в направлении стола, где лежали пять кассет с магнитными лентами, присланными из Москвы. Эти контейнеры содержали все данные, которые могли получить приборы о катастрофе, происшедшей в огромном сибирском городе неделю назад. Хармон взял кассеты, проверил номера и вложил одну за другой в один из периферийных компьютеров. Он нажал кнопку «старт», послышалось шипение. Это магнитные ленты вращались относительно магнитных головок, плавающих в вакууме. Через три минуты считывание закончилось, вся информация, присланная из Новосибирска, разместилась во внутренней памяти машины. Стовин подошел к ЭВМ. Хармон с любопытством посмотрел на него.

– Вот лента с моей программой, – сказал Стовин. Снова Хармон вложил ленту, нажал кнопку. Внутри машины началась работа по обработке данных и принтер начал набивать ответы на длинную бумажную ленту. Стовин и директор взяли ленту, и отошли в конец зала, где их ждали стол и стулья. Несколько минут они читали молча, делая для себя заметки. Наконец Стовин поднял голову.

– Что ж, более или менее ясно. На севере и востоке от Новосибирска температура после полуночи начала резко падать. Вследствие этого началось засасывание воздуха в эту область. Типичная модель австралийского торнадо.

Директор кивнул.

– Но нет ответа на главный вопрос.

– Вы имеете в виду, насколько упала температура. Но приборы русских не были рассчитаны на такую низкую температуру. Так что Разл-Дазл не может сказать нам ничего по этому поводу.

– Ясно. Но вы заметили другую странную вещь?

Стовин поднялся, подошел к огромной карте стратосферы на стене. Немного погодя он вернулся. Директор молча смотрел на него.

– Если ЭВМ считала правильно, то мы имеем совершенно новую ситуацию, – сказал Стовин. – Все говорит о том, что воздушный стратосферный поток резко устремился вниз. Если мы раньше считали, что он способен совершать только горизонтальные зигзаги, то теперь он пошел вниз.

– Да, – ответил директор. – Самое неприятное, что мы очень мало знаем атмосферу. Если стратосферные потоки устремляются вниз, то они создают ужасный холод в эпицентре удара и очень низкую температуру вокруг. Именно это и произошло в несчастном городе.

– Это не земная температура, – сказал Стовин. – Это температура воздуха на высоте двенадцать миль. Примерно 112 градусов ниже нуля по Фаренгейту, если я помню учебники.

Директор молча кивнул.

– Так что теперь мы знаем, что такое Танцор, но не понимаем, почему он возникает. Это явление характерно для ледникового периода, или же его природа приберегла для нас?

– Может быть, в Новосибирске вам удастся кое-что выяснить, – устало проговорил директор.

– Может быть. Есть кое-какие исследования, которые мы можем там провести. Например, проделать анализ воздушных пузырьков в толще льда. Если там окажется воздух, характерный для верхних слоев атмосферы, то мы подтвердим гипотезу о том, как возникает Танцор. Но не ответим на вопрос, почему.

– Да, необходимо попытаться, Стовин. Но я думаю, что нас должны беспокоить вопросы не «как» и «почему». Нас будут спрашивать: когда. И на этот вопрос будет трудно ответить.

К ним подошел Харман с кучей диаграмм и графиков. – Я могу сделать фотокопии для мистера Стовина, – сказал он.

– Нет, – ответил директор. – Мы сделаем их для себя, а эти возьмет с собой мистер Стовин.

– Да, – ответил Стовин. – Я возьму с собой и ленты.

Вместе с директором они вышли из машинного зала и поднялись наверх, к главному выходу.

– Не беспокойтесь насчет Дейва, – сказал директор. – Он умеет держать язык за зубами.

– Вы думаете, что он понял?

– Он не дурак и быстрее читает распечатки. Он понял достаточно.

– В таком случае, – сказал угрюмо Стовин, – надеюсь, он будет хорошо спать.

Директор рассмеялся.

– Это мне и вам нужно снотворное. Харман молод, а молодость беспечна.

Стовин сел в такси, ожидавшее его. Белая пелена снега напоминала стальную фольгу. Директор зябко поежился. Стовин опустил стекло.

– Вы помните, что я спросил, характерны ли такие явления, как Танцор, для ледниковых периодов?

Директор кивнул.

– Так вот, я вспомнил. Я все время думал, что Танцоры нигде не упоминаются в литературе, но…

– Что? – спросил директор.

– Я вспомнил записки Себастьяна Мунстера о том, что он видел в долине Рейна в 1546 году. Эта книга есть в здешней библиотеке. Почитайте это место. Страница 330 или где-то рядом.

Скрежеща цепями на колесах по заснеженному гравию, автомобиль уехал. Директор направился в библиотеку Центра. Он попросил у девушки-библиотекаря копию Мунстера. С удивлением девушка взяла ключ, открыла дверь в небольшое хранилище и через некоторое время перед директором на столе лежал толстенный, переплетенный в кожу том. На его титульном листе древним шрифтом было написано: «Космография универсалис. Отпечатано в Базеле. 1552 год». С бьющимся сердцем директор перелистывал старые страницы, пожелтевшие, хрупкие, с гравюрами по дереву, где были изображены монахи и средневековые пейзажи. Наконец он добрался до 330 страницы.

И тут он улыбнулся. Разумеется, Мунстер писал по-латыни – языке ученых. Стовин полагал, что каждый должен знать латинский язык. Но он, директор, не мог. И, вероятно, никто в Центре не сможет помочь ему. Он понес том обратно.

– Вы не могли бы сделать копию этого абзаца для меня? – спросил он девушку. – Я попрошу кого-нибудь сделать перевод.

Она посмотрела на текст.

– О, это же смотрел доктор Стовин. Он сказал, что у Ладури есть перевод. Я сейчас.

Она достала с полки книгу Ладури «Времена неурожая, времена голода» – историю климата Европы за последнюю тысячу лет. Директор просмотрел содержание. Том, глава 4.

«4 августа 1546 года я ехал в Фурку и наткнулся на огромную массу льда. Она была толщиной в две или три пики, шириной в полет стрелы из хорошего лука, а простиралась она настолько далеко, что конца ее не было видно. Нельзя было без содрогания смотреть на это, и впечатление усугублялось тем, что от основной массы отвалились два куска, каждый из которых размером с крестьянский дом.

Если перевести размеры в современные величины, значит сорок – пятьдесят футов высотой и шестьсот футов шириной! Директор сидел, глядя в книгу, а затем заговорил вслух. Девушка удивленно смотрела на него, не понимая, с кем он говорит. Директор смотрел на нее, как бы продолжая разговор.

Да, конечно, это был Танцор. Только один Танцор. Он сигнализировал о приходе Малого ледникового периода, который заморозил Европу на полтора столетия. Л у нас уже четыре Танцора. Что они хотят сказать нам?

Сотни домашних животных и людей подверглись нападению волков.

Волки вернулись, чтобы угрожать русским

Майкл Биньон,

Москва, 20 марта.

Снова крик «волки!» разносится по лесам, полям и деревням России. Традиционный враг крестьян снова набрал силу, нападает на собак, овец и даже на людей…

Прошлой зимой волки загрызли тридцать собак в Кировской области. Волки отважились входить даже в город. В непосредственной близости от города обнаружен огромная стая.

Численность волков возросла по стране до невиданных размеров. В 1960 году в Российской Федерации насчитывалось 2500 волков, сейчас их около 12 000. То же я самое происходит в Белоруссии, на Украине, в Прибалтийских республиках.

А в Казахстане, Центральной Азии их, по самым скромным подсчетам, более 30 000. Недавно они появились в пригородах Москвы…

Участились нападения на людей.

Выдержка из статьи в «Таймс». 21 марта 1978 г.

Глава 8

– Так что насчет волков? – спросила Дайана, загребая своими туфлями на толстой подошве массу листьев припорошенных снегом. Пока они обедали, снег прекратился. Но было холодно, чертовски холодно. Дайана, подумал Стовин, была единственной женщиной из всех, кого он знал, кто принял его приглашение прогуляться.

– В сообщении из России есть место, где говорится, что волки вошли в город, вернее, то, что осталось от города. И в огромном количестве, – сказал он. – Вероятно, их привлекло обилие пищи.

Дайану передернуло, но Стовин, казалось, не заметил.

– Удивительно то, – продолжал он, – что они сумели в таком количестве оказаться поблизости. Они как будто предчувствовали.

Дайана пожала плечами. Они стояли уже далеко от автомобиля и двигались на запад. Впереди пылал закат поздней осени. Розово-золотые полосы украсили горизонт, горы дыбились на его фоне, как струйки черного дыма.

– Говорят, что за последний год в Сибири очень возросло поголовье волков. Русские не сообщают подробностей. Только случайные цифры. А наши люди не могут туда проникнуть, чтобы узнать истинную картину. Впрочем, я думаю, что вокруг Новосибирска было много волков. Обычно они избегают людей, особенно вооруженных. А вокруг Новосибирска сейчас наверняка стоят воинские части. Верно?

– Что-то насчет этого было в сообщении. Да, да, я помню, там указывалось, что за последнюю неделю было убито триста волков.

Она присвистнула. Золотые полосы на горизонте стали погружаться в чернильный мрак и на небе зажглись первые звезды.

– Триста?! Это больше, чем я могу представить. Могу я посмотреть на это сообщение?

– Вообще-то я не имею права… Но ты можешь прочитать.

Она резко остановилась, посмотрела на него насмешливо.

– Ты сам себе устанавливаешь правила, Стовин?

– Только некоторые. – Она с удивлением услышала нотку горечи в его ровном голосе.

Уже стемнело, когда они вернулись на поляну, где Дайана оставила машину. Они сели в кабину, и Дайана потянулась к тумблеру, но Стовин перехватил ее руку и сжал. Лицо его в слабом свете из окна было напряженным.

– Я хочу, чтобы ты прочла сообщение потому… потому, что это может коснуться тебя.

– Как?

– Ты знаешь, что я уезжаю?

– Да.

– Я могу взять двоих. Один – Бисби, пилот, с которым я летал на Аляску.

– Я помню. – Сердце ее забилось.

– Я могу взять еще одного ученого. Мэл Брукман навязывает мне Бонгарда.

– Бонгард… он опубликовал несколько работ по пылевой вуали? Но это не моя область.

– Да. Не твоя. Так же как канис люпус не область Бонгарда. Я не хочу Бонгарда. Я знаю, что он хороший ученый, но я не хочу его. Когда я был на Аляске, я много говорил с Бисби. И он сказал мне… то, что я всегда шал, но понадобился Бисби, чтобы поставить меня перед проблемой лицом к лицу. Мы должны понять не только то, что происходит с климатом. Мы должны понять больше. Мы должны понять, какова будет жизнь после того как это случится. Ты улавливаешь мою мысль?

Она кивнула.

– Бонгарда брать не имеет смысла. К чему там два климатолога? Мне нужен некто другой. Ты, Дайана. Я хочу, чтобы поехала ты. Нет… – он поднял руку, – Молчи. Слушай. Мне нужен зоолог, понимающий меня.

Он говорил торопливо, почти в отчаянии.

– Хорошо, хорошо, – проговорила она. – И незачем выкручивать мне руку. Если я и сомневаюсь относительно твоего предложения, то из-за другого.

– Из-за чего?

– Стовин, это же ответственная миссия. А кто я такая? Я сомневаюсь, знает ли меня кто-либо в Вашингтоне, а тем более в Москве. Им нужен человек с мировым именем. Вот, к примеру, Ван Гельдер.

– Ван Гельдер сведет меня с ума в первые двое суток, – сказал раздраженно Стовин. – И к тому же, сам он говорил, что ты лучшая из молодого поколения.

– Ван Гельдер это сказал?

– Да.

– Отлично. А я думала, что его привлекают только мои голубые глаза.

– Сегодня я буду звонить Брукману.

– Он свалится со стула. – Голос ее прозвучал неуверенно. Впервые Стовин улыбнулся.

– Нет. Он достаточно попотел, чтобы получить визу для Бисби. Получить визу для зоолога будет проще. Но ты поедешь со мной?

– Поеду, ты же знаешь.

– Хорошо. Теперь поедем в Булдер. Мне нужно позвонить. Для начала я позвоню Бисби.

– Какой он… Бисби?

– О, Бисби хороший парень. Парень, с которым можно поговорить. Он тебе понравится, увидишь.

– Хорошо, – сказала она, потянулась к нему и поцеловала в щеку. Он чувствовал сладкий запах ее волос. Тогда он повернулся и поцеловал ее в губы. Она не отстранилась, но почти не ответила на его поцелуй. Он был немного разочарован.

– Ты знаешь, все намного сложней, – сказал он смущенно. – Я приглашаю тебя не только из-за твоей научной специальности.

Она включила стартер, и мотор маленького «фольксвагена» взвыл.

– Об этом не думай, – сказала она. – Я тоже согласилась не только из научного интереса.

Бисби медленно ехал на юг от Анчордайка, слушая скрип цепей на колесах по плотному снегу. Дорога вилась вдоль закованной в лед реки Нинилчик. Через два километра он добрался до дома, который искал. Да, думал он, дом – это слишком пышное слово для этого сооружения. Это были две цистерны, ушедшие наполовину в землю и соединенные между собой фиберглассовым туннелем. Становилось темно.

Металлическая дверь, вырезанная в первой цистерне, была закрыта. Он не стал стучать, просто повернул ручку и вошел. Некоторое время он стоял, пока глаза его привыкали к свету. Телевизор, стоящий в дальнем углу с приглушенным звуком, показывал футбол. Единственная лампа висела на боковой стенке. Бисби прошел к металлической печке, на которой готовили пищу.

Здесь было тепло и стоял удушливый запах тел восьми эскимосов, молча сидящих кружком. Несколько раз открывалась дверь, на мгновение в проеме на фоне снега вырисовывалась темная фигура и дверь снова закрывалась. Вскоре сюда набилось столько людей, что места больше не было. Рядом с Бисби сидел молодой толстый эскимос. Он тяжело дышал, затем откашлялся, прочищая горло. Затем вытянул руку и выключил телевизор. Погасла и лампа, стало совсем темно. Свет проникал только через маленькое окно, когда фары проезжавшей машины скользили по дому. Напротив Бисби сидела женщина средних лет в потрепанной анораке. Она тихо разговаривала с девушкой, сидевшей рядом. Все остальные люди были не более чем молчаливыми тенями, и только случайный кашель выдавал их присутствие. Вдруг прослышалея шипящий шепот: ате, ате, ате…

Бисби не уловил момента, когда в комнате появилась приземистая фигура шамана Юлиуса О'Хото. На улице свистел ветер, снежные удары заглушали все звуки внутри. Вот в кругу никого нет… И в следующее мгновение и центре круга очутился он. Эскимосы верили, что шаманы могут видеть в темноте, что в них есть внутренний огонь, освещающий путь душе. Они верят… Что бы сказал его отец на это? Правда, Юлиус О'Хото не доверялся только своему внутреннему огню. Бисби заметил у него большой фонарь в водонепроницаемой оболочке. И все равно, повинуясь многолетней привычке, руки пилота скользнули под анорак и пальцы судорожно сжали амулет. Он посмотрел на шамана. Это был мужчина средних лет. Бисби вспомнил, что он работал клерком в каком-то учреждении. На нем были тяжелые большие очки, которые делали его плоское лицо карикатурным. Когда он поворачивал голову, на его переднем зубе поблескивала золотая коронка. В руках у него вдруг появилась бутылка пива. Он запрокинул голову и стал пить. Он не изъявил желания предложить пиво кому-нибудь из присутствующих, а поднял длинную палку и постучал ею по бутылке. Молодой толстый эскимос возле Бисби начал петь. Это была песня о карибу, старая песня, которую Бисби слушал еще ребенком. Заунывную мелодию все слушали молча, пока последние ее звуки не затихли в тишине. Шаман О'Хото остался сидеть и остальные ждали. Наконец он вытянул руки и все эскимосы стали протягивать свои руки – мужчины правую, а женщины – левую. Они быстро пожимали руку шамана: ребенок в углу заплакал, но мать его тоже сунула пухлую ручонку в руку шамана. Дошла очередь до Бисби. Пальцы шамана оказались грубыми и холодными, как рыба. Затем Бисби снова нащупал свой амулет.

О'Хото раскорячился в центре круга, достал из-за пояса кожаную рукавицу. Он положил ее рядом с собой, встал, коснулся ее концом палки. Затем еще раз… и еще. И каждый раз казалось, что ему все труднее поднимать палку. Наконец шаман стал делать вид, как будто вытаскивает палку, ушедшую глубоко в землю. И когда он откинул голову, Бисби почувствовал, как на его лицо брызнули капли пота. И вот шаман достиг последней стадии своего заклинания. Он больше не мог тащить палку. И тогда он заговорил, хрипло, задыхаясь.

– Мой торнак с нами.

Судорожный вздох прошелестел по кругу эскимосов. Бисби почувствовал, как волосы на его голове зашевелились. Теперь О'Хото тихонько переговаривался с каждым эскимосом по очереди. Эскимос имел право задать торнаку один вопрос… Покупать ли эту лодку?… автомобиль…? Будет ли эта женщина помогать мне? Отдадут ли мне долг? И каждый раз О'Хото тащил из земли свою палку. Если после вопроса палка поддавалась легко, то спрашивающий счастливый и благодарный покидал круг. Иногда палка оставалась неподвижной. Женщина в потертом анораке спросила, выздоровеет ли ее сын. И палка стояла неподвижно, как вкопанная и залитая цементом. Женщина с всхлипываниями выбралась из дома.

Когда дошла очередь до Бисби, тот понял, что они остались одни с шаманом. Он чувствовал на себе взгляд О'Хото. Затем шаман поднял бутылку, допил пиво с громким бульканьем и швырнул ее в дальний конец комнаты. 5атем он начал петь так быстро, что слова песни неслись сплошным потоком. Это была песня ихованьотов – Бисби понял это по отдельным словам. Голова его кружилась. Интересно, откуда шаман узнал, что Бисби с острова Изовак? Наконец песня кончилась. Шаман схватился за палку.

– Задавай свой вопрос.

– Меня пригласили в путешествие. Стоит ли мне соглашаться?

Палка не двигалась, но О'Хото не старался вырвать ее, как это он делал во время предыдущих вопросов.

– Так какой ответ? – спросил Бисби.

– Ответа нет, – ответил шаман, – Я не могу держать палку. Смотри…

Он убрал руку. Палка осталась стоять без опоры.

– Ты должен задать еще вопрос. Бисби облизал губы.

– Я должен ехать? Палка осталась стоять.

– Ты должен.

Бисби хотел встать, но шаман поднял руку.

– Ты можешь задать еще вопрос. Спрашивай ториака.

Руки Бисби, сжимающие амулет, стали влажными от пота.

– Я вернусь?

Внезапно на него дохнул ледяной воздух, комната как будто наполнилась хлопаньем крыльев. Удивленный Бисби поднял голову и пропустил момент, когда исчезла палка. Он посмотрел на шамана.

– Что… – начал он, но О'Хото покачал головой и положил палец к губам.

– Мой ториак ответил, – сказал он тихо. – Он ушел…

Каменистая скала, на которой лежал волк, находилась на высоте ста футов над скованным льдом озером. Тридцать тысяч лет назад, до того, как пришел лед и озеро улеглось в нынешнюю ледяную постель, это место было побережьем. Тут и там виднелись раковины древних обитателей моря. Кроме того, можно было увидеть свидетельства того, что здесь когда-то жили и другие охотники длинные заостренные кристаллы кварца – такие же острые, как и в ту пору, когда они служили наконечниками стрел доисторических людей. Волк не мигая смотрел на голую блеклую равнину. На ней совершенно не было деревьев, а последние цветы арктического лета давно отцвели. Круглые бока огромных камней покрывали бурые лишайники. На первый взгляд эта равнина была лишена жизни, но волк знал лучше. На берегу озера валялся череп карибу. А возле него прыгала маленькая птичка, одна из последних, собирающихся лететь на юг. Однако внимание волка было устремлено на множество черных точек, видневшихся на заснеженном перевале в трех четвертях мили от него. Он поднял голову, сморщил нос, принюхиваясь. Точки приближались к нему со скоростью три мили в час. Вскоре уже можно было разобрать, что это волки, хотя этот волк давно знал, кто это. Он резко встал, крепко упираясь когтистыми лапами в землю, облизал длинным языком черные губы, закинул голову и завыл. Вожак приближающейся стаи, которая уже была всего лишь в полумиле, тоже завыл.

Волк повернулся и стал спускаться к озеру. Внизу он ровными прыжками понесся к нагромождению камней, где гранитные глыбы образовали натуральный амфитеатр. Вокруг улеглись, ожидая, четырнадцать волков стаи. Сначала волк приветствовал свою волчицу, нежно рыча и обнюхивая ее. До конца своей жизни они составляли пару, а он был вожак стаи. Никто не осмеливался бросить ему вызов. Каждое решение, от которого зависела жизнь стаи, принимал он один.

После волчицы пришла очередь других волков приветствовать его. Они махали хвостами, клали когтистые лапы на его шею, возбужденно урчали, делали вид, что наскакивают на него. Когда формальности окончились, большой волк вытянул хвост и большими прыжками понесся к озеру. Остальные последовали за ним. Они бежали охотничьим строем, где каждый волк знал свое место и знал, что ему надо делать.

Стая, которую он видел сверху, – в ней было двенадцать волков, уже была у озера, когда они прибыли. Древний ритуал закончился очень быстро. Вожак прибывшей стаи – старый волк – помочился возле камня и здешний вожак пренебрежительно понюхал это место. Затем два волка разошлись и глухо зарычали. Старый вожак неожиданно лег на землю в позе подчинения – крепко вжавшись в грунт и поджав хвост. Первый вожак обнюхал его и отвернулся. И тут же две стаи смешались друг с другом. Теперь это стала одна стая – двадцать семь волков. Они помчались за новым вожаком вдоль озера. Волк не остановился возле амфитеатра, где его стая провела два дня. Короткий день сменился сумерками, ветер со снегом подгонял волков.

Волк вел стаю вперед уверенно. Он как будто бежал по компасу. Темно-красный диск заходящего солнца был за его правым плечом. Вожак вел свою стаю на юг.