Текст книги "Спящая невеста"

Автор книги: Дороти Иден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Он домогается до денег, Филип. Хотя и кажется, что у него сколько угодно собственных денег. Он не желает, чтобы что-то досталось бедной Кларе.

– В данный момент вряд ли кто-либо из них что-нибудь получит. У нее вид такой, что, похоже, она будет жить вечно.

– Но это наверняка Бландина, Филип. Она все время говорит с Кларой об их детстве. И она очень деспотична, на что справедливо указывала Клара.

– У Клары довольно скверная память. А сплести целую историю из нескольких точных деталей ничего не стоит, особенно если имеешь дело с человеком, у которого с головой не все в порядке, как у Клары.

– Филип! – На Лидию снова повеяло холодным ветром. За вечер она пережила столько волнений и такое сильнейшее напряжение, что чувствовала себя совершенно обессиленной. Она уже не в состоянии была отогнать от себя надвигающуюся волну страха. – Вы опять думаете об этом неопознанном теле, – с ужасом прошептала она.

– Я не думаю, что такая проблематичная улика вообще способна привлечь внимание полиции, – раздумчиво сказал Филип. – Нам надо прояснить еще один-два факта. Сейчас у нас есть для этого немного времени. Через два-три дня мы должны снова навестить «Гринхилл» – вы не забыли? Преподнести им неприятный сюрпризик, к которому они будут готовы. Так что пока они не могут себе позволить выкидывать какие-нибудь номера. Взбодритесь, деточка. Давайте возьмем бутылочку вина. Остаток вечера принадлежит нам.

– Нам! – ироническим тоном повторила Лидия.

Каким образом вечер мог принадлежать им, если сознание ее ни на минуту не покидало образ Клары Уилберфорс, съежившейся, жалкой, изо всех сил старающейся сохранять веселость, доверчиво сидящей в удобной постели, в комфортабельной комнате? И не только Клары, но и Авроры, играющей столь таинственную роль в этой странной пьесе. Не могла она забыть и о слуге, Жюле, обходительном, молчаливом и постоянно находящемся на страже. Об Арманде, немного преувеличенно игривом и потирающем руки – так, словно ему холодно. И о Бландине – вернее, двух Бландинах – из которых одна суровая, негостеприимная, враждебная хозяйка, длинноносая, деспотичная, а другая – всего лишь призрак, неизвестный, сбитый с толку, забитый…

Было уже за полночь, когда они вернулись в Лондон. Лидия задремала и проснулась, только когда машина остановилась.

– Вот мы и приехали, дорогая. Я поднимусь с вами.

– Правда? – сонно спросила Лидия. – Очень была бы этому рада.

– Вот это уже лучше, – сказал он, широко улыбаясь ей.

Тут она окончательно проснулась:

– Что я такое сказала?

– То, что должны были сказать. Послушайте, если вы не можете идти как следует, мне придется вас нести на руках. Ведь мы не хотим, чтобы наш друг и соседка высунула свой нос в этот час?

Лидия засмеялась:

– Не волнуйтесь. Это как раз такое время, когда она спит «мертвецким сном». Конечно, вы меня не понесете, – добавили она с сожалением.

Тем не менее она позволила ему крепко обнять ее за талию, и они с преувеличенной осторожностью поднялись по лестнице.

Лидия вновь чувствовала себя счастливой. Сонливое состояние и то, что теперь они были далеко от «Гринхилла», заставило всю эту историю с мисс Уилберфорс несколько отступить на задний план. Она уже не казалась требующей их немедленного и притом личного участия. В конце концов, как правильно отметил как-то раз Филип, ничего страшного не произошло. Никто не пострадал, не попал в какую-либо отчаянную беду, не умер… Ну разве что Ханна, но то было вполне законно: она мучалась от хронического сердечного заболевания.

Перед дверью квартиры Лидия начала шарить у себя в сумке, ставшей теперь от натолканных туда писем такой же раздувшейся, как сумка мисс Уилберфорс.

Однако внезапно на ее руку легла ладонь Филипа. Он указал ей головой на не вполне прикрытую дверь:

– Кто-то там есть внутри!

Таинственный друг Авроры?

– Ох! Что же мы теперь будем делать? – ахнула Лидия.

Филип ничего не ответил. Он резким пинком толкнул дверь, одновременно нашаривая на стене в прихожей выключатель. Свет зажегся, но дверь приоткрылась на каких-то шесть дюймов. Что-то ее заело.

Сильно, но осторожно давя на створку двери, Филип в конце концов протиснулся внутрь. До Лидии донесся его преувеличенно спокойный голос:

– Это Джун Берч. Она ранена.

В один миг Лидия была уже в передней. Она склонилась над Джун, а Филип тем временем быстро зажигал свет в остальных комнатах квартиры, чтобы удостовериться, что непрошеного гостя там уже нет.

Джун между тем начала приходить в сознание. На ней были пижама и ситцевый домашний халат. Зажмурившись от яркого света, она застонала:

– О-о-ох! Наконец-то вы пришли. Я думала…

– Успокойтесь, – сказал Филип. Держа в одной руке рюмку коньяка, он другой слегка приподнял ее и стал уговаривать выпить немножечко.

Лидия бросилась за подушками и мокрым полотенцем. Шишка на голове Джун была очень явственной.

– Кто-то ударил меня по голове, – выговорила она наконец с горестной улыбкой. – Черт побери! Голова прямо-таки раскалывается.

– Вы видели, кто это был? – спросил Филип.

– Нет! Совсем ничего не видела, мне показалось, что я слышу, как кто-то поднимается вверх по лестнице – так, знаете ли, тихонечко, и очень-очень поздно. Кстати, сейчас сколько времени?

– Половина первого.

– В таком случае, батюшки мои, это произошло всего десять минут назад. Вы только-только с ним разминулись.

– О господи! – сердито воскликнул Филип.

Лидия испытала страх, смешанный с облегчением. А что, если бы вдруг… Впрочем, не важно. Этого не произошло. Пострадала Джун.

– Я поднялась со своим ключом, чтобы застигнуть его врасплох или, по крайней мере, поглядеть на него. Но как только я открыла дверь, свет погас, и бах – я заполучила вот эту штуковину на голове. – Она откинулась назад. – Проклятие! Всего десять минут назад! Он, конечно, ускользнул по черной лестнице.

– Что-нибудь сдвинуто с места? – спросила Лидия, обращаясь к Филипу.

– Еще как! Тут все перевернуто вверх дном. Но получил ли он то, чего хотел, – это дело другое.

– А чего он мог хотеть? – испуганно спросила Лидия.

– Не знаю. Могу лишь догадываться. Вероятнее всего – фермуар.

– Аврора! – прошептала Лидия.

– Прекратите, – слабо проговорила Джун. – Меня оглушили будь здоров! Это был мужской удар.

– С ней мог быть мужчина, – медленно произнес Филип. – А возможно, тут вообще был только мужчина.

– Арманд!

– Возможно. Почем мы знаем? Давайте устроим Джун поудобнее. Как по-вашему, сидеть вы в состоянии? Мы вас перенесем на кушетку. А потом, я считаю, – что бы вы обе ни думали на этот счет, – надо обратиться в полицию.

В ответ Джун решительно приняла сидячую позу. Обхватив голову руками, она все же достаточно решительно заявила:

– Не глупите! Полиция расценит это как самый обычный грабеж, и мы никогда не узнаем, кто такой этот субъект. Это не грабеж, – добавила она вполне трезвым голосом, – а часть нелепой тайны, касающейся Авроры. К тому же, может, я ошибаюсь, но у меня такое ощущение, что, если вы вызовете полицию, Авроры вам никогда больше не видеть.

– Какие странные вещи вы говорите! – воскликнула Линия.

Джун криво улыбнулась:

– Может, шишка на голове подействовала мне на мозги? Но я именно так считаю. И я хочу встретиться с этим неотразимым любовником. Помимо всего прочего, у меня есть с ним личные счеты.

Филип произнес медленно, взволнованно поблескивая визами:

– Лидия, возможно, она права. Полиция на этой стадии… Черт побери, я не знаю. Станут ли там слушать какие-то сказочные глупости о старухах в деревне и об исчезающих невестах? Они любят факты. Украденные драгоценности. Мертвые тела… Мне бы хотелось узнать, какие результаты даст наше объявление в газете насчет Бландины. Да и помимо всего прочего, мы не потеряли фермуар. Он у меня в кармане.

Джун попробовала хлопнуть в ладоши.

– Ха! Злодею его штучки не удались! – торжествующе заявила она.

XVIII

– Аврора! Вы еще спите?

Знакомый голос возле самого уха пробудил ее, против ее желания, от глубокой дремы. Ей не хотелось просыпаться. Она сама не знала, почему ей так хочется пребывать в бессознательном состоянии. До нее доносилось пение птиц; свет, бивший ей в глаза, говорил о том, что уже утро и солнце сияет вовсю. Когда-то она любила пробуждаться в солнечное утро.

– Нет! Я не сплю, – пробормотала она.

– Молодец. Послушайте, сегодня погожий день, и мы уезжаем.

– Уезжаем?

– Я вам вчера вечером говорил.

– Да? Не помню. Нет, вы мне не говорили.

Она медленно просыпалась. Сев в постели, она увидела ставшую уже знакомой комнату и его голову на подушке.

Комнату с ее запертой дверью она должна была покинуть, раз он так говорит, но его лицо с прищуренными улыбающимися глазами, поднятыми вверх бровями и дразнящей полуулыбкой, это лицо, которое она знала наизусть, как карту любимой местности, всегда будет находиться рядом с ней на подушке. Одурманенная сном и истомой, какое-то мгновение она чувствовала себя совершенно счастливой.

– Милый! – пробормотала она.

Он одарил ее сияющей улыбкой:

– Вот это то, что нужно, радость моя! Я люблю, когда вы так говорите.

Она слегка нахмурилась:

– А разве я не всегда так говорю?

– Не всегда. За последнее время определенно нет. Иногда вы вели себя так, словно вам сама моя внешность ненавистна.

– Ненавистна! Но ведь будь это так, я бы не ушла с вами в ту ночь. Ну сами скажите! Вот так прямо, в чем была.

– Этого было совершенно достаточно, ангел мой.

Вспоминая, она улыбнулась:

– Вы даже не позволили мне вернуться домой, чтобы запаковать чемодан.

– Я боялся, что вы можете опять передумать.

– О нет. Тогда ни в коем случае. Я всегда любила именно вас. И вы прекрасно это знали.

– Да, знал. – Он обнял ее и прижал к своей твердой груди. – И я вас тоже люблю. Когда вы ведете себя хорошо, помните об этом!

Странно, но она никак не могла окончательно проснуться. Руки и ноги у нее отяжелели, голова была затуманена, как если бы она слишком много выпила, но не совсем опьянела. И все-таки ей не хотелось избавиться от этого тумана, так как тогда перед ней предстали бы непонятные страшные вещи, уже не бывшие сном. Такие вещи, как телефонные звонки, кричавшие на нее голоса и ключ, поворачивавшийся в замке ее квартиры…

Так было гораздо лучше – чувствовать себя отяжелевшей, отсутствующей и даже не обращающей внимания на то, что он делал ей больно, прижимая ее груди к себе и словно бы расплющивая их о свои ребра.

– Вы сказали, мы куда-то уезжаем?

– Да, сказал. Вам надо встать и уложить вещи.

– Едем поездом?

– Возможно.

– О, милый! На скольких поездах мы уже ездили. Я просто до ужаса устала.

– Вы хотите, чтобы я уехал без вас?

– Не говорите глупости! Конечно, не хочу.

Его улыбающиеся глаза окинули ее ласкающим взглядом.

– В таком случае проснитесь, моя милая Аврора. И ведите себя умницей. Никаких штучек!

– Штучек?

Внезапно он оттолкнул ее от себя:

– Вы прекрасно знаете, черт побери, что я имею в виду. По-моему, вы по большей части прикидываетесь этакой глупышкой. Или, может быть, вы вчера вечером не принимали свои пилюли?

– Нет, не принимала. Вы были свидетелем.

– Они полезны для ваших нервов. Вам ведь это известно, – не так ли? Понимаете ли, вы серьезно больны, и я не хочу класть вас в больницу. Я сам ухаживаю за вами, насколько только могу. Я забочусь о нас обоих. – Его сверкающие глаза пронизывающим взглядом впились в ее глаза. – Не правда ли? – многозначительно спросил он и тихонько рассмеялся. – Хорошо, ангел мой. Не волнуйтесь из-за этого. Поцелуйте меня.

Она машинально нагнула голову, готовая повиноваться приказу. Но когда его руки обвились вокруг нее, она задрожала. Не из-за боли в груди, которую он немилосердно прижал к себе, а от страха, ставшего теперь уже знакомым. В его руках было заключено жуткое, пугающее колдовство, и спасения от него у нее не было. Она находилась как бы под гипнозом и готова была принимать пилюли и вообще делать решительно все, что он ей прикажет. Она знала, что беспомощна перед ним, и пока она чувствовала, что она для него желанна, ей было безразлично то, что он подчиняет ее своей воле.

Однако когда он вышел из комнаты, сказав, что пошел за кофе, а она устало выбралась из постели и села перед туалетным столиком, ее снова охватил страх.

Дело в том, что лицо, глядевшее на нее из зеркала, очень сильно изменилось. Оно было совсем бескровным и отекшим. Под глазами темные впадины, а сами глаза – тусклые, с отяжелевшими веками. Волосы какие-то поникшие, плотно облегающие голову, совершенно безжизненные.

Он любил ее только тогда, когда она бывала красивой. Это она знала. Красота была ее единственным оружием против него. Так разве он мог любить эту бледнолицую карикатуру на нее прежнюю?

А если он ее не любит, что с ней будет?

Шаги за дверью, говорившие о его возвращении, заставили ее схватиться за головную щетку и попытаться торопливо вернуть хоть немного жизни своей шевелюре.

Однако некоторое время никто не входил. Вместо этого послышались голоса. До нее донесся, по-видимому, конец разговора.

– Но это моя жена, я говорил вчера вечером. Мне надо уехать. Мне необходимо уехать.

– Ничего, на денек-другой можно отложить.

– Но если я не поеду сразу же, она не вернется. Я потеряю ее след.

– Дорогой, если она вас оставила, причину вы знаете. Гоняться за ней – пустая трата времени. И в настоящее время я без вас обойтись не могу. Вам это прекрасно известно, черт побери.

– Ну что ж, тогда я в любом случае уеду.

– Навряд ли. В самом деле, навряд ли – я так считаю.

Голоса умолкли. Дверь открылась. Девушка у туалетного столика начала дрожать.

XIX

Женщина за конторкой портье в отеле на Бейсуотер-Роуд враждебно нахохлилась, когда Филип доверительно перегнулся в ее сторону через барьер.

– Я на днях с вами разговаривал, мисс…

– Перкинс. Мисс Перкинс. Да, я вас помню. Вы расспрашивали про свою тетку, миссис Пакстон. Нашли вы ее?

– В том-то и дело, что не совсем. Во всяком случае, мне так кажется.

Вид у женщины был озадаченный.

– Вы хотите сказать, у вас нет уверенности?

– Да, полной уверенности нет. Вы не можете точно описать, как она выглядела?

– Как вам сказать? Ну просто старая женщина, ничем особенно не примечательная. Ну, конечно, седые волосы. Никаких особых примет нет, как выражается полиция.

– Плохо, – любезным тоном отозвался Филип. – Она была высокая?

– Да, довольно-таки. Для старой женщины держалась очень хорошо.

Внезапно Филипа осенила некая идея. Достав из кармана карандаш, он начал быстро набрасывать на бюваре портье рисунок.

– Похожа она была вот на это изображение?

Мисс Перкинс внимательно изучила рисунок и, нервно хихикая, произнесла:

– О-о-о! Какой огромный нос! Нет, я не думаю, чтобы у нее был такой большой нос.

– Но был ли ее нос длинным?

– Да, пожалуй. Я думаю, можно сказать, что он был довольно длинным. А к чему вы клоните, позвольте спросить?

– Я просто пытаюсь выяснить для себя одну деталь, которая меня тревожит. Видели ли вы когда-либо вот эту вещь?

Когда он положил на стол золотой фермуар, мисс Перкинс так и отпрянула.

– Ах, ну конечно, видела. Эта вещица принадлежит миссис Пакстон. Она часто ее носила. Ну что ж, если вы заполучили это, значит, вы нашли свою тетку, – не так ли? А иначе… – глаза ее чуть не вылезли из орбит, – каким образом она могла очутиться у вас?

– Это уже другая история, – ответил Филип. – Большое спасибо, мисс Перкинс. Вы очень мне помогли.

– Но что вы собираетесь делать? Что здесь – заговор какой-нибудь? Если да, – кричала ему вслед мисс Перкинс, и голос ее был резким от чувства полного бессилия, – почему вы не обращаетесь в полицию?

– Сейчас не могу вам сказать. Следите за газетами.

На улице Филип вошел в телефонную будку и набрал номер квартиры Авроры.

– Алло! – услышал он взволнованный голос Лидии. – Филип, это вы?

– Да. Что случилось?

– А откуда вы знаете, что что-то случилось?

– По вашему голосу, дурашка. – Он не добавил, что прекрасно изучил все ее интонации и мог сразу сказать, когда она счастлива, когда утомлена, когда страдает от разочарования или угрызений совести и даже когда пытается под маской спокойствия скрыть свои истинные чувства. О Лидии ему были известны все эти мелочи, в то время как об Авроре он никогда ничего подобного не знал…

– Мне позвонил какой-то человек, которому попалось на глаза наше объявление.

– Кто это был? Что он говорит?

Филип, находившийся под свежим впечатлением огорчительного и на многое проливающего свет разговора с мисс Перкинс в отеле, испытывал сейчас такое же напряженное волнение, как и Лидия.

– Он говорит, что он держит кафе на Портсмуд-Роуд. Он не знает Бландину, но месяца два назад старая женщина, которую называли этим именем, останавливалась возле его кафе, чтобы выпить чаю. По крайней мере Бландина была пассажиром в машине, где сидели еще два человека. Он сказал, что обратил внимание на имя потому, что оно необычное.

– Вы узнали его точный адрес?

– Конечно! А вы как думали? – спокойно ответила Лидия. – Когда мы туда отправимся?

– Сейчас. Я сию минуту к вам подъеду. Как Джун?

– У нее два роскошных синяка. Она говорит, что в остальном чувствует себя хорошо и даже получает удовольствие от всей этой ситуации. Я покупаю для нее продукты, потому что она не хочет, чтобы люди думали, что ее побили. Когда вы появитесь?

– Через пятнадцать минут. Если вы перестанете разговаривать. Интуиция мне подсказывает, что времени нам терять не стоит.

– Хорошо. Это позволит мне сбегать что-нибудь купить Джун для ленча, – невозмутимо ответила Лидия. – Без меня не уезжайте… – Эти слова эхом отзывались в голове Филипа, пока он нетерпеливо прокладывал себе путь через Лондон в удручающе медленном потоке уличного движения. Если бы только она знала, что за последние недели стала для него больше чем привычкой. Он неизменно желал увидеть ее исполненное напряженного внимания живое лицо, ее короткие всклокоченные волосы, ее быстрый отклик, ее импульсивную и безрассудную доброту. Она зажгла в нем что-то такое, что откликалось на красоту иного рода, нежели изысканное совершенство Авроры. Но он совершал ошибки, – неправильно выбрал момент, чтобы сказать ей об этом, почувствовал себя связанным неким обязательством верности Авроре, на которой как-никак собирался жениться.

К тому моменту, когда он добрался до квартиры на улице Сент-Джон Вуд, мысли его стали бессвязными. Сидя в машине, он нажимал на клаксон до тех пор, пока Лидия стремительно не выбежала из двери, как всегда без шляпы, с розовыми щеками.

– Еле успела. Джун старается никому не показываться на глаза, хотя вас она, наверное, была бы не прочь увидеть. Она оказалась гораздо большим молодцом, чем я думала вначале. Она и сегодня будет внимательно прислушиваться, не будет ли каких подозрительных звуков. Но думаю, после вчерашней ночи у этого малого хватит ума держаться подальше. Он, вероятно, читал газеты, чтобы выяснить, нашли ли тело Джун. – Она бросила на него грустный взгляд. – Опять слишком много говорю.

– Продолжайте, – мягко сказал Филип. – Но только сделайте на минутку передышку, чтобы сообщить, куда нам ехать.

– Простите. Знаете, когда я не болтаю, это жуткое волнение – или как его лучше назвать – просто поднимается во мне какой-то волной. Мы должны искать кафе, устроенное из фургончика и расположенное на обочине дороги перед самым Гилдфордом. Этот мужчина звонил всего полчаса назад.

– Какое впечатление он на вас произвел?

– Довольно медленно говорит и серьезным тоном. Я бы сказала, человек философического склада. Наблюдает жизнь с обочины шоссейной дороги. Удалось вам сегодня утром что-нибудь выяснить?

Филип кивнул и небрежно выложил свою информацию:

– Фермуар принадлежит Бландине. Или принадлежал.

– Бландине?! В таком случае, вы думаете, Арманд его украл? Или взял его на хранение? И именно поэтому так важно его вернуть?

– Мы могли бы съездить в «Гринхилл» и выяснить. Что вы на это скажете? Сообщим ему, что незачем разгуливать и бить женщин по голове, чтобы вернуть свою драгоценность.

– И потребуем, чтобы нам объяснили, что находится во всех этих спальнях, – задыхаясь добавила Лидия.

– Насчет спален не уверен. Но мы можем попробовать взять их на пушку. У меня такое впечатление, что они все настроены настолько всерьез, что блефа ни за что не распознают.

– Арманд будет в Лондоне.

– А мне кажется, нет. Сразу же после моего звонка к вам я позвонил в его контору. Никто не ответил. Я думаю, месье Арманд, возможно, сегодня проводит день у себя дома. Неудивительно, знаете ли, что он уволил свою секретаршу. Ей, возможно, пришлось бы отвечать на слишком многочисленные неприятные вопросы.

Лидия с шумом вздохнула:

– Мне кажется, я просто не выдержу, – так много всего происходит.

– Не волнуйтесь, – успокоил ее Филип. – Мы выпьем по две порции виски с заведующей почтовым отделением. Она в результате, возможно, даже припомнит покойную тетю Ханну. Когда мы завершим воскрешение тетушек, мы…

– Что? – с испугом спросила Лидия.

– Не знаю. Но мне почему-то кажется, как ни странно это звучит, что в результате мы найдем Аврору.

Хозяин кафе был тощим высоким мрачным человеком, погруженным в чтение книги, которую ему не хотелось откладывать в сторону. Наконец он все-таки это сделал, тщательно отметив место, на котором остановился, и спросил, чего они желают.

– Чаю, – весело сказала Лидия. – Мы поговорим, пока будем его пить.

Хозяин был очень проницателен.

– Вы те самые люди, которые спрашивали про старую даму?

– Совершенно верно, – ответил Филип. – Можете ли вы что-либо нам сообщить?

– Ничего, кроме имени. Оно застряло у меня в памяти из-за своей необычности. Еще мне запомнилось, что у нее был какой-то потерянный вид. Она внушала мне некоторую тревогу. Живу я тут одиноко, так что клиенты вызывают у меня интерес. Я отмечаю все необычное в их поведении. Та старая женщина произвела на меня впечатление, и, когда сегодня утром я прочитал ваше объявление, мне тут же пришло в голову: наверняка они разыскивают ту самую даму. Понимаете, имя-то необычное – Бландина. Я никогда раньше его не встречал, даже в книгах, а я много читаю. Мадам, желаете ли молока и сахара?

– Спасибо, – сказала Лидия. Она с восхищением следила за тем, как ловко, экономными движениями он разливал чай. Она заметила, что читал он «Дневник деревенского священника». По-своему, он так же запоминался, как Бландина.

Филип вытащил набросанный им рисунок:

– Было ли у той старой дамы какое-либо сходство с этим рисунком?

Склонив голову на сторону, мужчина внимательнейшим образом изучил лицо, изображенное Филипом.

– Простите, сэр. Вы проделали путешествие сюда напрасно. Если вы разыскиваете вот эту даму, я ее не видал.

– Вы совершенно уверены? – воскликнула Лидия.

– Совершенно уверен, мадам. Дело, правда, происходило поздно вечером, но в машине был зажжен свет, и я разглядел ее совершенно отчетливо. Она была совсем не такая. Более поникшая, сморщенная, если вам понятно, что я имею в виду. Такая, какой становятся старые люди, когда они вроде как усыхают. Можно сказать, как бы сами себя поглощают. Эта старая дама была именно такой и какой-то испуганной и потерянной, как если бы она сама не понимала, каким образом очутилась на заднем сиденье этой машины.

– А какой марки автомобиль это был? Вы заметили?

– Конечно, заметил. – Мужчина выпрямился, понимая, что его наблюдательность поставлена под вопрос. – У меня тут не часто останавливаются «ягуары». Обычно они, так же, как «бентли» и «роллс-ройсы», подъезжают к дорогим пивным барам.

– А с кем была эта старая дама? – тихо спросил Филип.

– С каким-то мужчиной и девушкой. Девушка была хорошенькая. Она, как мне показалось, успокаивала старую женщину. У меня сложилось впечатление, что они как бы невзначай – понимаете ли, что я имею в виду? – остановились выпить чаю, потому что старой даме требовалось что-то укрепляющее. Но им хотелось проделать все быстро, незаметно, не привлекая к себе внимание. Да, вот такое у меня сложилось впечатление. Мужчину звали Армандом. Это я помню. Его имя произнесла девушка. В общем, оба имени были довольно необычными. Но особенно меня поразила Бландина.

– Благодарю вас, – сказал Филип. – Вы очень нам помогли.

– Вы считаете, это та самая дама, которую вы разыскиваете, сэр?

– Да, я думаю, несомненно. Это она.

– Я не могу вам сказать, куда они направлялись. И я уверен, что и старая дама этого не знала. Она что-то такое говорила про незнакомую дорогу. Конечно, поскольку я все время пребываю в одиночестве, я слишком много читаю. Но мне почудилось, что ее просто похищают. Вот так, понимаете ли, везут куда-то, где ей вовсе не понравится быть. Скорее всего, в один из домов для престарелых, где ей совсем не хотелось бы оказаться. Еще чаю, сэр?

– Нет, спасибо. Боюсь, что вы действительно много читаете или у вас слишком богатое воображение.

Мужчина согласно кивнул:

– Думаю, вы правы. Я наблюдаю за всеми этими машинами, проносящимися день и ночь мимо, и спрашиваю себя, куда, черт побери, они мчатся и знают ли о том сами. И вот тогда-то я утыкаюсь носом в книгу про давние времена, когда люди славно так, потихонечку передвигались в экипажах со скоростью несколько миль в час. Вот такая жизнь была бы по мне. Тогда вы твердо знаете, куда направляетесь. Вас не уносят куда-то в ночь, как бедную старую Бландину. Еще чаю, мадам?

– Нет, большое спасибо. Очень хороший чай. Нам надо ехать. Мы тоже спешим. Но мы знаем, куда едем. По крайней мере… – Лидия запнулась. Казалось бы, что могло быть более обычным и нормальным, чем этот автофургон, припаркованный у обочины шоссе, с опущенными бортами, превращенными в стойки, и эти машины, торопящиеся мимо, облака, медленно перемещающиеся по летнему небу, запахи горячего сладкого чая, бензиновых паров и дыма от далекого костра. Тем не менее все вдруг начало казаться совершенно нереальным, таким же нереальным, каким оно должно было представляться сбитой с толку старой женщине, скрючившейся, невзрачной, уносимой куда-то в ночь, в неизвестном направлении.

Лидия начала упражняться в изображении дружелюбной легкой улыбки задолго до того, как они подъехали к «Гринхиллу». Миля мелькала за милей, и дорога начала становиться ухабистой; сердце у нее снова начало биться неровно. Она начала вслух репетировать:

– Это опять мы – можете себе представить?! Как тетя Клара? И тетя Бландина? Наверное, вам не хватало этой вещицы? А вы знали, что племянник Арманд ею завладел и отдал чьей-то невесте? – Она вдруг замолкла. – Филип! Но кто же муж Авроры?

– Меня удивит, если я узнаю, что он у нее вообще есть. – Филип произнес это тихим, но мрачным голосом, от которого легкомыслие Лидии мигом улетучилось.

– Вы хотите сказать, что она всего лишь подсадная утка или что-то в этом роде?

– Она в этом замешана, я уверен. Как именно, не знаю. Но если я не ошибаюсь, мы сегодня же это выясним.

Лидия обхватила себя руками. Она не желала допустить, чтобы ее снова охватила дрожь. Такое жалкое проявление слабости!

– Если Аврора не замужем, а живет «во грехе», для папы она вообще перестанет существовать. Даже если она поступает так под дулом пистолета, он вряд ли одобрит. О господи! Мы почти уже приехали!

– Если вы нервничаете, может, останетесь в машине?

– Остаться в машине? Что вы такое говорите?!

Филип широко улыбнулся и уже знакомым движением накрыл ее руку своей ладонью.

– А знаете что, Лидия? Я вам раньше не говорил. Это казалось как бы нелояльным. Но Аврора сама предложила мне на ней жениться, прежде чем я надумал сделать ей предложение.

Лидия посмотрела на него с удивлением:

– Но ведь, сколь ни важно соблюдать хороший тон и все такое прочее, мужчина отнюдь не обязан принимать предложение женщины?!

– Конечно, нет. Я был от нее без ума. Я бы все равно пришел к такому решению, но так все получилось чуточку быстрее.

Лидия отнеслась к его словам скептически.

– Я думаю, это неверно. Наверное, она боялась вас потерять.

– Нет, дело не в этом. Скорее, она пыталась бежать от чего-то, что пугало ее. Я представлял для нее какое-то решение проблемы. И я в самом деле был от нее без ума. Красивая женщина всегда действует на меня одуряюще. В будущем имейте это в виду – когда я начну вести себя странно, дайте мне хорошего пинка.

– Хороший пинок – это мой конек, – весело срифмовала Лидия.

Он сказал «в будущем». После того, как этот кошмарный визит, который они наносят среди бела дня, при ярком свете солнца, закончится…

Дом казался очень тихим, все его окна были закрыты. Но в этом ничего необычного не было. Он никогда не проявлял заметных признаков жизни. Надо было нажать кнопку дверного звонка, затем послышатся шаги, свидетельствующие о том, что кто-то есть дома.

Лидия, стоявшая рядом с Филипом у порога, ждала. Она обратила внимание на то, что газон не подстрижен. Наверное, у Жюля было последнее время слишком много работы по дому, чтобы он мог уделять внимание своим обязанностям садовника. Странно, что вообще ухаживали за такой небольшой частью сада. Дальше все заросло травой и сорняками, пробивавшимися между заброшенными клумбами роз и кустами.

– Никто не идет, – прошептала Лидия.

Филип снова нажал на звонок и долго не отнимал палец. Он слышал отдававшийся в глубине дома звон. Тем не менее никто не спешил открывать. Дверь оставалась на замке. Окна были закрыты и не освещены.

– Они говорили, что уедут, как только мисс Уилберфорс станет лучше, – сказала Лидия. – Может, они уехали, не считаясь с тем, стало ли ей лучше или нет, – как вы думаете?

– Убрались прежде, чем мы снова появимся? Не может же быть, что они до такой степени нас боятся?

– Бог ты мой! А вдруг – да? Наверное, очень уж у них совесть не чиста! Почему? Филип, мы обязательно должны узнать.

– Я согласен, – коротко сказал он.

– Тогда чего мы здесь стоим? Никто эту дверь не откроет. Давайте подойдем к черному ходу. Если дома никого нет, тогда, понимаете…

– Понимаю. Мы ворвемся внутрь.

– Но нам обязательно надо найти что-то незапертое. Наверное, тут все на таких же прочных запорах, как лондонская Тауэр.

– Если они бежали второпях, тут, возможно, была допущена промашка. Давайте проверим.

Спустя десять минут они уже были в доме. Разболтанный шпингалет на окне кладовки уступил их совместному натиску и позволил тихо проникнуть внутрь.

Однако теперь Лидию одолел страх. А что, если дом все-таки не пустует, а его обитатели сознательно не отвечают на звонки? Вдруг у следующего поворота коридора они наскочат на Бландину, молчаливую, страшную.

В большой комнате видны были остатки торопливого завтрака. В мойке неряшливо оставлены немытые тарелки, на столе валялась яичная скорлупа, стоял стакан с недопитым молоком. Филип быстро сосчитал: четыре чашки.