Текст книги "Цена счастья"

Автор книги: Дороти Иден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 11

Два мраморных джентльмена, оба суровые и длинноволосые – это уж слишком. Холл теперь напоминал кладбище.

Эмма, наблюдавшая за тем, как Барнаби сбрасывает с дедушки Корта саван, с драматической ноткой в голосе спросила:

– Куда ты за ним ездил?

– В Чатхем. Там есть человек, который считается прекрасным специалистом…

– В Чатхем! – воскликнула Эмма. – Но он расположен дальше, чем Кентербери.

– Ну и что?

– Но ты сказал, что собираешься поработать.

– Верно. Но вдохновение оставило меня. И тут позвонил этот человек и сказал, что дедушка готов…

– Он прекрасно справился с задачей, – восхитился Дадли. – Клянусь, ему удалось даже заделать проклятую трещину, обезобразившую деда. Куда мы поставим дедушку? Предлагаю поместить его под гравюрой «Отступление под Монсом». Ведь он получил свою рану именно там.

– Думаешь, деду приятно, чтобы ему постоянно напоминали о поражении? – саркастически спросил Барнаби.

Дадли переменил тон и серьезно ответил:

– Он умер от этой тяжелой раны несколько лет спустя. Ну, а если мы не хотим тревожить прадедушку – не могут же они оба стоять по обе стороны двери, как часовые, – то придется водрузить деда на прежнее место, возле лестницы. Хотя это и небезопасно: стоит неосторожно его задеть – мраморный дедушка обрушится кому-нибудь на голову.

Похоже, дедушка сотворит свое черное дело с превеликим удовольствием, подумала Эмма, глядя на суровое мраморное лицо…

Луиза ни с того ни с сего начала посмеиваться.

– Как это забавно. Все почувствовали себя виноватыми, когда решили, что это мертвое тело… – Гувернантка осеклась, вспомнив о детях.

– В свершении какого преступления, смею спросить? – гремел Руперт, входя в дом. – Кто-нибудь ждал появления трупа?

Словно гостя к чаю, подумала Эмма.

– Ради всего святого, – взмолилась она, – что за чушь мы несем! Да еще в присутствии детей.

– И правильно делаете, – одобрила взрослых Мегги. – Нас не запутаешь никакими трупами. Мы с Диной весь вечер занимались колдовством и ожидали какого-нибудь чудовищного происшествия.

* * *

Но, несмотря на браваду, ни Мегги, ни Дина не могли заснуть в эту ночь. Они трогательно о чем-то просили: то принести воды, то включить свет, чтобы не было так страшно, то выключить его, потому что он мешал им спать, то жаловались на холод… Эмма поднялась в детскую и читала им с полчаса. Она еле держалась от усталости. Буквы сливались в одну неразборчивую черту, но две пары беспокойных глаз бодрствовали, зорко наблюдая за ней.

– Сейчас я погашу свет, и вы заснете, – с надеждой проговорила она.

– Нет, Эмма, не уходи. Пожалуйста.

Мегги в первый раз назвала ее по имени. Обольщаться еще рано, но это один из тех редких случаев, когда девочка хотела к ней подластиться. И все же Эмма засомневалась. Она лишь надеялась, что дети, жившие в таком неустроенном, тревожном мире, потихоньку привязывались к ней – как к надежному другу. Эмма растрогалась.

– А теперь послушайте меня, – обратилась она к детям. – Не могу же я сидеть здесь всю ночь. Нет причин, которые могли бы помешать вам заснуть. Кругом все спокойно, мои маленькие глупышки.

– Мы боимся, – прозвучал жалобный голосок Дины.

– Ничего вы не боитесь. Я не верю, что вас так легко испугать. Если вы способны втыкать булавки в свечи, надеясь, что кто-то от этого умрет…

– Но мы не зажгли свечу, – оправдывалась Дина.

– И я сожалею об этом. – Мегги была неуклонна. – Мисс Пиннер – отвратительная личность. Если она в скором времени не уберется из дома, то останется в Кортландсе навсегда.

– Навсегда?! – Эмма удивилась проницательности девочки.

– Она все время разглагольствует о том, как счастлива будет здесь ее ненаглядная собачонка. Гувернантка почти уверена, что останется у нас – если сможет. Я отравлю ее карликовую собачку!

– Эмма! – Снизу донесся нетерпеливый голос Барнаби. – Хватит развлекать этих несносных детей, спускайся ко мне.

Обе девочки сели в своих кроватках, умоляя:

– Не уходи! Эмма, не уходи!

Эмма с грустью улыбнулась:

– Давно вы ненавидели меня?

– Это мы понарошку, – призналась Дина.

– Ты лучше, чем мисс Пиннер, – преодолев гордость, не выдержала Мегги.

– Эмма!

Она спустилась вниз.

– Ах, Барнаби. Дети крайне возбуждены.

– Мне кажется, они всегда чем-то возбуждены – или прикидываются расстроенными.

Нежелание Барнаби понять своих маленьких дочерей рассердило Эмму. Она защищала близнецов пылко и горячо, как родных:

– А ты не страдал бы, годы ожидая любимого человека и постепенно теряя надежду на его возвращение?

– О боже, опять этот миф о погибшей матери! – Барнаби сдержал резкие слова, готовые сорваться с его губ, и поднялся по лестнице. – Сейчас я их угомоню.

Не будет ли он груб с детьми? Эмма затаила дыхание. Но из детской сперва донеслись взрывы смеха, а потом зазвучал спокойный убаюкивающий голос отца. Когда он наконец вышел из комнаты, там стояла тишина. Лицо Барнаби было растроганным и печальным.

– Дорогой, – нежно обратилась к нему Эмма.

– Я усложнил детям жизнь. Мне только сейчас стало ясно, как же им недостает матери.

– Барнаби, согласись, очень странно, что она так долго не возвращается из Южной Америки, а еще более странной выглядит ее поездка.

– Я понимаю. Но такова Жозефина. Ее поступки необъяснимы. Иногда я сомневаюсь, пойдет ли детям на пользу ее присутствие.

– Конечно, нет! – вырвалось у Эммы. – С ней девочки постоянно взвинчены. Они погружаются в мир сказочных путешествий, дорогих подарков, их безумно балуют – а потом бросают, как надоевшие игрушки. Дети оказываются в мучительном состоянии, как это произошло сейчас. По существу, это трагедия. Для них Жозефина – звезда, сияющая и недостижимая. Возможно, я говорю кощунственные слова, но детям будет лучше, если она вообще не вернется! – Эмма искренне беспокоилась о девочках, но не забывала и о своих интересах: ведь смеющийся призрак красавицы брюнетки преследовал ее ревнивое воображение.

– Но она должна вернуться! – казалось, противоречила сама себе Эмма. Однако зачем лукавить: она больше заботится о своем женском счастье, чем о детях. Нельзя бороться с призраком, но с реальной женщиной можно сразиться и победить. Даже если она исполнена очарования и блеска… Эмма расправила плечи. – Ты должен найти ее, Барнаби.

– Да, я постараюсь. – Он поцеловал ее и прошептал: – Спасибо.

Эмма не сомневалась, что муж понял ее сложные чувства, как чуть раньше понял страхи детей. Она ощутила прилив нежности к доброму и мудрому Барнаби. С ее стороны было непростительной глупостью заподозрить мужа в том, что по дороге в Чатхем он заезжал в Кентербери, перехватил Сильвию и следил за женой в соборе.

Как могла она хотя бы на мгновение подумать, что ее муж способен на такую низость?

Однако на следующий день Барнаби так и не попытался разыскать Жозефину. Почему?

Эмму разбудил мягкий, но настойчивый стук в дверь. Она потянулась, еще окончательно не проснувшись.

– Кто там?

– Это я, Луиза. Ах, миссис Корт, мне так страшно.

Эмма быстро зажгла свет. И обнаружила, что находится одна в постели. Только вмятина на соседней подушке красноречиво напоминала о Барнаби, который перед уходом поправил свое одеяло.

– Что опять случилось, Луиза? Отчего тебе стало страшно?

– Что-то постучало в мое окно, миссис Корт. Это был приглушенный звук, словно стучали пальцы в перчатках.

Дверь тихо отворилась, и Луиза, закутанная халат умопомрачительного оранжевого цвета появилась на пороге, съежившаяся и дрожащая как осиновый лист под ветром.

– Стук разбудил меня, – жаловалась гувернантка. – Сперва мне показалось, что кто-то из детей постучался в дверь. Я сказала: «Войдите». – Рассказывая, Луиза испугалась собственного приглашения, обращенного к неведомому посетителю. – Представляете, что могло случиться, если бы оно вошло?

– Что это еще за «оно»? – спросила Эмма. – Ничего сверхъестественного не произошло: просто ветки деревьев, качавшиеся от ветра, задели твое окно. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что таинственный звук вызван именно этим. Только вы наслушались фантазий девочек. Разве вы еще не поняли, что они мастерицы выдумывать то, чего нет? – Эмма встала с кровати и натянула домашнее платье. Куда пропал Барнаби? – Я пойду с вами и взгляну на вашу комнату.

– Там нет деревьев, ветви которых могли бы постучать в окно, – возразила Луиза. Но она охотно повела хозяйку в свою комнату, семеня перед Эммой в уродливом халате, делавшем ее похожей на восточную женщину, лишенную малейшего вкуса.

Занавески в комнате Луизы были раздвинуты: гувернантка уже пыталась выглянуть в окно.

Эмма распахнула раму и смело высунула голову наружу. Холодный влажный ветер хлестал ее по лицу. Было очень темно, хотя из-за облаков выбывала круглая луна. Луиза была права: рядом не росли деревья. Однако по стене дома вился старый плющ до самой крыши; его усики, колеблемые ветром, могли дотянуться до стекла.

Но мягкие отростки вряд ли способны издать звук, о котором говорила Луиза. Эмма даже постучала усиками по стеклу, но раздался только шорох.

– Звук был совсем другой, – Луиза нервничала. – Вот какой. – Она натянула просторный рукав халата на свой кулачок и постучала костяшками пальцев. – Пальцы в перчатках, – вы слышите разницу?

– Если это были чьи-то пальцы, то они стучали не в окно, – уверенно возразила Эмма. – Хотя бы потому, что человек, исполнивший этот трюк, не смог бы обойтись без лестницы. И вообще все это сплошной бред. Либо стук вам приснился, либо он донесся издалека.

– Нет. Я уверена: стучали в мое окно!

– Тогда это был призрак. – Эмма рассердилась. Она устала, и вид дрожащей Луизы с открытым ртом и испуганными щелочками глаз был ей глубоко противен. – Миссис Фейтфул часто бродит по дому по ночам; мой муж тоже до сих пор не спит. Кто-нибудь из них мог обо что-нибудь громко стукнуть.

– Обо что же, миссис Корт?

– Откуда я знаю? Возвращайтесь в постель и забудьте обо всем. Вам ничто не угрожает.

– Надеюсь, что так. Но дети говорили, что кто-то по ночам стучит в окна нашего дома.

– Это одна из их любимых шуток. – Эмму смутили доводы Луизы, с тяжелым сердцем она припомнила, как в первый вечер ее появления Кортландсе Дина тщательно занавесила окно на кухне, явно чего-то опасаясь. Конечно, ее могла напугать Мегги своими жуткими историями.

И был еще вечер, когда сама Луиза постучала в окно и, как это ни странно, все присутствующие невольно поддались мистическому страху. Словно подобная чертовщина не раз пугала обитателей Кортландса.

– Я взгляну на детей и вернусь к себе в постель, – сказала Эмма. – А вы, Луиза, постарайтесь заснуть. Подумайте сами: кто в этом доме может желать вам зла?

– Никто. Я твержу себе то же самое. – Луиза улыбнулась, обнажив крупные, выступающие вперед зубы, и послушно легла в постель.

Эмма, еще сердитая, но все же озабоченная, на цыпочках подошла к детской. Луна снова выглянула из-за облаков, и при ее свете Эмма убедилась, что девочки спят крепким сном. С минуту она прислушивалась к их ровному дыханию, затем осторожно закрыла дверь. И в это мгновение дом огласился приглушенным криком Луизы.

Казалось, гувернантка не забыла приложить руку ко рту, чтобы не разбудить детей.

Эмма застала Луизу скорчившуюся в постели; ночная рубашка девушки сползла с худенького Плеча, глаза расширились от ужаса.

– Лицо! – выдохнула она. – В окне!

Эмма снова распахнула окно.

– Ах, не надо! Не делайте этого, миссис орт, – умоляла Луиза.

Но Эмма, не раздумывая, высунула голову наружу и вновь ощутила порывы холодного зимнего ветра. И снова не обнаружила за окном ничего, кроме черных деревьев и заиндевевших лужаек. Никто не сидел на дереве и не совершал воздушного полета с целью заглянуть в окно второго этажа.

Эмма закрыла раму и повернулась к лежавшей в постели бледной, дрожащей от страха девушке.

– Там кто-то был, – еле шептала Луиза. – У него было совершенно белое лицо, как у клоуна. Да, он был похож на клоуна: черные глаза, большой нос и вымазанное мелом лицо. Нет, не мелом; похоже, он вывалялся в муке. – Луиза была в истерике.

Эмма показала на круглую серебристую луну, вынырнувшую из-за облаков и плывущую высоко в небе.

– Я думаю, на вас подействовала луна. Посмотрите! Вы узнаете то, что видели в окне?

Луиза дрожащим пальцем показала на нижний угол окна.

– Оно было там, в углу. И смеялось большим черным ртом. – Она в отчаянии закрыла лицо руками. – Ох, это была не луна, это была не луна.

Дверь отворилась. Полусонный Руперт просунул в комнату растрепанную голову.

– Что-то вы, девушки, разговорились на ночь глядя. С вами все в порядке?

Руперт не догадался понизить голос и разбудил весь дом. Через минуту в коридоре послышались шаги Дадли; Барнаби, взбежав по лестнице, спросил:

– Что здесь за шум? Что-то случилось с мисс Пиннер?

Прежде чем Эмма успела ответить, к ним быстрыми семенящими шажками приблизилась тощая фигурка с седыми волосами и подслеповатыми глазами.

– В чем дело? – спросила миссис Фейтфул своим скрипучим голосом.

– Уже все прошло. – Эмма поспешила успокоить домочадцев. – Мисс Пиннер показалось, что кто-то заглянул в ее окно. Я пытаюсь убедить ее, что это была луна.

Луиза, снова накинув свой немыслимый оранжевый халат, подошла к двери:

– Это была не луна, миссис Корт. Как вы думаете, способна луна смеяться?

– А что вы ели за ужином? – поинтересовался Руперт. – В Кортландсе происходят поразительные вещи, но до смеющейся луны чудеса не возвышались.

Дадли поморщился.

– Девушка пережила сильный испуг, – заметил он. – Сострадание в этом случае не помешает.

Барнаби подошел к окну и распахнул его.

– Там ничегошеньки нет, ни одного смеющегося клоуна.

– У того, кто заглядывал в окно, было время бежать, – прошелестела Луиза. Она смущалась в присутствии стольких мужчин, ей не хотелось выглядеть полной идиоткой, но у нее был насмерть испуганный вид. Луиза неуверенно прошептала: – Дети говорили мне, что другая гувернантка – я имею в виду Сильвию – тоже была чем-то напугана ночью.

– Глупости! – Скрипучий голос миссис Фейтфул прозвучал воинственно. – Та девушка в жизни ничего не боялась. Чего у нее не было, так это страха и совести. – Глаза миссис Фейтфул сузились от ненависти к хорошенькой кокетливой Сильвии. – Все эти женские штучки, непристойные ужимки… лишь бы привлечь к себе внимание… вот в чем корень зла. Будет лучше, если мы сейчас ляжем спать. Мисс… – Миссис Фейтфул преднамеренно сделала вид, что не помнит имени Луизы. – … эта молодая леди, скорее всего, увидела белую сову, когда та пролетела мимо окна. Обычно только я ее вижу. Дадли, почему ты ничего не надел на ноги?

Дадли посмотрел на свои босые ноги и смутился:

– Боюсь, что я слишком спешил. Вы знаете, Луиза, возможно, миссис Фейтфул права. Это была белая сова. Или луна.

Эмма взяла Барнаби за руку:

– Я проснулась и обнаружила, что тебя нет рядом со мной.

– Я не мог заснуть и решил поработать у себя в кабинете. – Барнаби говорил словно под гипнозом, едва замечая присутствие жены.

Эмма опустила глаза, чтобы скрыть, как она задета равнодушием мужа.

Луиза робко обратилась к присутствующим.

– Может быть, вы все правы и ничего не произошло. Но я больше не могу спать в этой комнате. Правда, не могу. – Она еле сдерживала слезы.

Барнаби, поддавшись порыву жалости, гувернантку за обе руки и тепло ей улыбнулся.

– Обещаю, вы больше не будете спать в этой комнате, моя дорогая. Эмма, ты холодная, как лягушка. Я собираюсь поработать еще несколько часов. Пускай Луиза переночует в нашей спальне.

Луиза Пиннер, это запуганное, как заяц, и в то же время хитрое создание, ляжет в их супружескую постель! Эмма с возмущением посмотрела на мужа. Ему, видимо, невдомек, что у нее могут быть весьма деликатные чувства, связанные с интимной стороной их жизни, если он позволяет вторгаться в эти заповедные сферы постороннему человеку. Судя по всему, мужчины не особенно чувствительны к душевным тонкостям. Ведь Барнаби и раньше спокойно отнесся к тому, что в этой же спальне… нет, кажется, он говорил правду, утверждая, что его не было в Кортландсе, когда здесь гостила Жозефина. Надо верить любимому мужу, иначе останешься одна.

– Идите спать, – распорядилась Эмма, обращаясь к Луизе. – Но боюсь, что мне, как и Барнаби, больше не хочется ложиться. Пожалуй, я посижу у огня.

Утром ночное происшествие должно было показаться нелепостью, потревожившей сон. Однако для Эммы, подавленной и усталой после ночи, проведенной в кресле у камина – в то время как Луиза, слегка похрапывая, нежилась в ее постели, а Барнаби работал внизу, – ночной кошмар все еще продолжался. Ей не стало легче от того, что Барнаби пребывал в веселом и игривом расположении духа: за ночь упорного труда ему удалось преодолеть затруднения, связанные с развитием криминального сюжета, и он был доволен собой. Когда Барнаби поднялся наверх, приговаривая со свойственной его брату Руперту театральной сердечностью: «Как поживают мои дорогие девочки?», а Луиза, лукаво склонив голову набок, промурлыкала: «Ну, разве не душка? Я нахожу, что ваш супруг необыкновенно мил», Эмма готова была надавать пощечин им обоим. Она всю ночь ждала прихода Барнаби, но больше не испытывала уважения к его творчеству; она оставалась равнодушной к льстивым речам преуспевающего писателя.

Снова пошел дождь, ненастный день казался нескончаемым. С трудом ей удалось угомонить расшалившихся детей; затем пришлось убеждать Луизу в том, что в своей комнате она может чувствовать себя в безопасности, если не хочет перебраться в одно из чердачных помещений; стараться не замечать сентиментальной мечтательности, появлявшейся в глазах Дадли, когда он смотрел на Луизу (как мог он, полжизни оставаясь равнодушным к женщинам, увлечься истеричной и бесцветной особой, то есть мисс Пиннер?); подыгрывать фальшивой сердечности Руперта и прислушиваться к злобному бормотанию миссис Фейтфул. На пестром фоне немыслимо сложных характеров обитателей дома горстка вымышленных персонажей, роившихся в воображении Барнаби, не представляла для Эммы ни малейшего интереса.

Эмма не сомневалась: ее дурное настроение прежде всего объясняется смертельной усталостью, а тут еще нескончаемый дождь, точно слезы, струящиеся по оконным стеклам. Ни одна живая душа не разделяла ее тоски. Даже плаксивая Луиза, которую Дадли окружил приторным вниманием, чувствовала себя героиней, хотя один бог знал почему. Но самым тяжким испытанием была неудержимая болтливость Ангелины, которая тяжелой шаркающей походкой шмыгала по дому с сияющим лицом и неотвратимостью надвигающегося смерча.

Сейчас служанка распоряжалась на втором этаже, и Эмма слышала, как она рассказывает детям очередную бессмысленную историю, время от времени разражаясь громким хохотом.

– Ха! Ха! Ха! Кто же это сотворил такую шалость? Летучая мышь, не иначе! Чего вы добиваетесь, маленькие дьяволята? Знатная шутка!

Дети кинулись вниз, чтобы поделиться рассказом о невероятном событии.

– Ангелина нашла летучую мышь в комнате мисс Пиннер! Фу, мы ненавидим летучих мышей! Они приносят несчастье.

Появилась Ангелина, шедшая вразвалку, с расплывшимся в тупой улыбке лицом. Она не испытывала никакого отвращения к дохлой, со скрюченными ланками, летучей мыши, которую держала в руке.

– Я нашла ее на полу в вашей комнате, мисс, – торжественно сообщила она, глядя на Луизу. – Кто-нибудь сыграл с вами злую шутку или вы коллекционируете дохлых мышей?

Дети оценили юмор Ангелины и залились веселым смехом. Луиза, сильно побледнев, вскрикнула:

– Господи! За что? В прошлый раз мне подложили дохлую мышку. – Она в отчаянии заломила руки и с мольбой посмотрела на Эмму, которая не знала, что сказать.

По правде говоря, ее тоже охватил страх, который легким ознобом пробежал по спине. Эмма слышала от детей, что Ангелина таскала в своих необъятных карманах всякую пакость, вроде дохлых пауков, может быть, и мышей… Но служанка выглядела такой веселой и беззаботной, словно не имела к мерзким жестоким проделкам ни малейшего отношения.

Подошел Барнаби и тут же вполне правдоподобно объяснил случившееся:

– Теперь все ясно, Луиза. Вот виновник испугавшего вас зловещего стука. Бедная мышь металась по комнате, прежде чем околеть. Вы не видели ее?

– Не-ет! – Луиза содрогнулась всем телом и заплакала. – Ах нет. Я этого не вынесу!

Ангелина взглянула на гувернантку с нескрываемым презрением.

– Это существо совершенно безвредно, мисс. Бедное маленькое создание. Скажу Вилли, чтобы он сделал из несчастной жертвы чучело в знак памяти. Как-нибудь приходите посмотреть мою коллекцию, мисс. Там и бабочки, и стрекозы, пауки, и жуки, и чудесная пятнистая сова…

Барнаби, как и в первый раз, взял Луизу за руку и рассмеялся, глядя ей в лицо.

– Глупышка, – снисходительно пожурил он девушку, – вы не должны бояться таких пустяков.

Луиза жалобно всхлипнула.

– А я боюсь! Ничего не могу с собой поделать. – Но ее глаза вспыхнули от удовольствия, она была польщена вниманием Барнаби.

Ангелина наконец-то удалилась, но Мегги подлила масла в огонь:

– Неужели летучая мышь действительно хлопала крыльями у вас в комнате, мисс Пиннер? О-о, я бы не выдержала и закричала!

– Не беспокойся, детка, мисс Пиннер так и поступила, – заверил дочку Барнаби. Луиза смутилась:

– Летучие мыши, луна и прочая чертовщина… Я, должно быть, схожу с ума.

– Но что помешало летучей мыши спокойно висеть на потолке вниз головой? – иронизировала Эмма. – Почему она сдохла?

– Я думаю, от старости, – пошутил Барнаби. – Все живое рано или поздно умирает.

– Но мы до сих пор не встречали мертвых летучих мышей, – заупрямилась Эмма.

– Что ты предлагаешь, дорогая? Вскрыть ее труп?

– Ничего. – Если бы Эмма так не презирала любимого способа защиты мисс Пиннер, она разразилась бы слезами. Но она не представляла себе несклонного к сентиментальности Барнаби с двумя рыдающими женщинами на руках.