Текст книги "Огонь ласкает"

Автор книги: Дорис Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава 12

В понедельник утром мистер Фоли остановился у моего стола и сказал с затаенным огоньком в глазах:

– Мистер Фрейзер передает вам привет.

Я сделала серьезное лицо и поблагодарила его, представляя себе бесстрастное лицо Кена, когда он передавал этот привет. Одной из его основных забот было попасть домой до того, как к нему начнут приезжать посланцы с работы.

– Его не будет еще неделю, – продолжил мистер Фоли. – Этот грипп здорово его подкосил. Мистер Пратт видел его в субботу и считает так же.

Сладостно опьяненная своим успехом в качестве распространителя ложной информации, я сидела и печатала, как вдруг дверь распахнулась и в комнату влетели Хэзел, Пег и еще две девушки. Зазвенели их взволнованные голоса. Хэзел не просто кричала, она чуть меня не придушила.

– Ах ты, вонючка! Почему ты нам ничего не сказала?

– Что я вам не сказала? – выдохнула я.

– Рождество с К.Ф.!

– Корь с К.Ф.! – поправила Пег.

– Заткнитесь! – завопила я, отдергивая голову. – Заткнитесь и оставьте его в покое. Вы, похоже, думаете, что весело пошутили. Так вот, все совсем наоборот: вы отвратительны!

Пег, самая добрая из нас, успокоилась первой. Но не Хэзел, она была слишком похожа на меня.

– Ну не надо так, Кон, – сказала Пег. – Ты же знаешь, мы просто хотели поразвлечься.

– И все же кто вам сказал? – кисло спросила я.

– Брайан.

Брайан – который сегодня вернулся с трехдневного больничного… Брайан и Саймон – связь, о которой я не подумала. На этот раз я не стала накидываться на Пег. Я поберегла силы для Брайана. У нас была роскошная ссора. Я сказала ему, что он – неотесанный чурбан и сплетник, он ответил мне в том же духе. Он вовсе и не думал о скандале, мило заявил Брайан, но я-то лучше знала.

Когда вскоре после этого я услышала от Пег, что Брайан неважно выглядит, мне стало немного стыдно, особенно когда кое-кто еще заметил, что его брат хотел, чтобы он остался дома еще на день.

Перед самым дневным перерывом на чай над моим плечом появилась рука и положила на пишущую машинку плитку шоколада.

– Мир? – спросил Брайан.

Нос, мягкие серые глаза и улыбка были, как всегда, неотразимы.

– Думаю, я виновата не меньше, – вздохнула я. – Мне надо было предупредить Саймона.

– Он и не думал, что вы это скрываете. Он, собственно, думал, что ты злишься на Фрейзера.

– Знаю. – Я снова вздохнула. – Сначала так все и было.

Билл отсутствовал, так что Брайан сел на его место и принялся рассказывать мне про Гэлуэй. Я неправильно осудила его (это уже начало входить у меня в привычку). Я думала, что больное горло – отговорка, чтобы без справки продлить отдых насколько возможно, но, судя по его хриплому голосу, он не врал, говоря, что провалялся в постели со вторника до субботы. Когда он уже уходил, с лестницы вбежала Хэзел.

– Кон! Как ты думаешь, кто сейчас внизу? Твой больной корью!

Я не могла поверить, что Кен оказался настолько глуп, чтобы так рано вернуться на работу, и действительно, вид у него был достаточно изможденный, чтобы дать мне право так считать.

– Вы совсем с ума сошли? – Слова вырвались у меня прежде, чем я сообразила, что рядом стоит мистер Фоли.

Кен чопорно ответил, что приехал за бумагами, над которыми хотел поработать.

– Но вам нельзя, – протестовала я. – Я-то знаю, как выматывает грипп.

– Ну, видя, что все здесь в курсе, что я болел не гриппом, а корью, причем у вас дома, не вижу смысла продолжать придерживаться этой версии, – отрезал он, закрывая чемодан. – Вы не знаете, на месте ли мистер Пратт? Я хочу поговорить с ним.

Подчеркнутая официальность была последней каплей.

– Я ничего им не говорила! – возмутилась я. – Я просто забыла о том, что Саймон может рассказать Брайану.

– Что он и сделал? – Голос был тихим. Я кивнула. Он хмыкнул, и это рассердило меня.

– Он просто не подумал, что так может получиться!

– Да. Он опять не подумал – а следовало бы.

– То есть?

– То есть все мы в каком-то смысле хранители своих братьев. Мы обязаны думать, прежде чем сказать. А Поррит не… – Он вдруг смолк, странно глядя на меня. – Ну, не имеет значения. Думаю, мы это переживем.

У него в голосе звучало сомнение.

– Я знаю Саймона лучше, чем вы, и он прекрасно заботится о Брайане. Ничего нельзя добиться, постоянно распоряжаясь людьми. Или все время твердя им, чего они не должны делать. Так будет только хуже.

– Ну что ж, мы вернулись к тому, с чего начали, – бесстрастно заметил он. – Это твое мнение, а не мое.

И он вышел из комнаты. Мы натянуто попрощались на улице перед офисом в пять часов. Шел дождь, воздух был влажным и очень холодным. Я подумала, что бы сказала моя мама, если бы увидела сейчас Кена, стоящего на улице без шляпы и шарфа. В этот момент подъехал Брайан и притормозил возле меня:

– Тебя подбросить?

Мне не очень хотелось ехать с ним, до стоянки было и пешком холодно идти, не говоря уже о том, чтобы добираться на дряхлом мотоцикле Брайана. Но я чувствовала себя виноватой перед ним и хотела показать, что не сержусь на него.

– О'кей, спасибо, – ответила я.

– Ты не поедешь на этой машине, – раздался из темноты суровый голос.

– Извините, вы что-то сказали? – осведомился Брайан.

– Да, и могу повторить еще раз. – Кен подошел ко мне. – Вы не будете подвергать опасности жизнь мисс Гибсон на этой развалюхе.

Это прозвучало так торжественно, что я захихикала. Брайану было не до смеха. Он слегка наклонил мотоцикл и взял меня под руку.

– Я сказал – нет, – предупредил Кен.

– Послушайте, пожалуйста… – начала я. – Спасибо, мистер Фрейзер, но со мной все будет в порядке…

Я собралась перекинуть ногу через сиденье, но в этот момент чьи-то руки поймали меня и потянули назад.

– Если вы хотите совершить самоубийство, то идете правильным путем…

Фраза осталась незавершенной, так как мотоцикл упал и Брайан бросился между нами.

– Ах ты, свинья!

– Нет, Брайан, пожалуйста! – выдохнула я.

– Успокойтесь, Уэст. – Кен говорил сурово и властно. Он был достаточно силен, чтобы удерживать на расстоянии своего более молодого и легкого противника, и делал это, не теряя при этом достоинства. – Это вам не поможет.

Дальше все произошло буквально в считанные секунды. Мотоцикл лежал на боку, тускло светил фонарь, под ним выделялись два лица, напряженные и зеленовато-белые в его неровном свете. Брайан бросился вперед, ударил Кена кулаком в лицо, правый кулак Кена поднялся тяжело, словно кувалда, последовал ответный удар, Брайан попятился, споткнулся и упал.

Я помню, что закричала, а в нескольких ярдах от нас вскрикнули Хэзел, Пег и Мэри. Кен молча стоял и искал в кармане носовой платок, у него из носа капала кровь. Брайан поднялся на ноги, и я с ужасом поняла, что он совсем расклеился.

– Будь ты проклят, Фрейзер… будь ты проклят… тебе это так не пройдет! – Он поднял мотоцикл и взглянул на меня. – Едешь, Кон?

– Ты хочешь, чтобы я еще раз свалил тебя с ног? – Голос был приглушен платком, но угроза была явно нешуточной.

– Нет, – начала я. – Нет, Брайан!

Слава богу, все вроде бы кончилось. Брайан бросил на меня полный отчаяния взгляд и побежал, толкая мотоцикл, пока двигатель не заработал. Он прыгнул на седло и понесся в потоке машин в западном направлении. Около десяти секунд я наблюдала за ним, его кудрявые волосы развевались – он редко надевал шлем, – галстук бился на ветру за спиной. Я видела, как предательски блестела широкая улица, видела автобус и такси. Я видела, как резко дернулся мотоцикл и тело Брайана взлетело в воздух. Завизжали тормоза и прохожие. Я молчала, словно не понимая, что произошло. А потом руки Кена сжали меня, повернув спиной к улице, лицом я до боли прижалась к куртке. Никто ничего не сказал, никто не пошевелился. Весь мир теперь состоял из темноты, в которую я спрятала лицо, и рук, удерживавших меня, чтобы я не могла ничего видеть.

На следующее утро Колледж-Грин с неизменными статуями и фонтанами была широкой, холодной и шумной, как и всегда незадолго до девяти часов. Стекло подмели, потоки машин неслись по засыпанному песком участку асфальта. «Добро пожаловать в Новый год». Новый год был вчера. Я позвонила Марии. В больнице мне бы опять ответили обычное: «Без изменений». Мария сказала, что Саймон почти всю ночь провел в больнице и что Брайан борется. Она пообещала позвонить мне, как только что-либо изменится.

Когда она позвонила, была уже середина дня. Саймона вызвали обратно в больницу. Я передала новости мистеру Фоли и остальным. Отсутствие комментариев было молчаливым доказательством того, что они, как и я, слишком боялись думать, что это означает. Дома я даже не смогла ничего толком рассказать родителям. Они были шокированы случившейся аварией, но не знали о том, что произошло перед ней.

В три часа включились первые неоновые лампы, видные из моего окна, к половине четвертого солнце уже село. Вчера в это время Брайан положил шоколадку на мою машинку. Следующей вехой были четыре часа. Это было время перерыва на чай.

Телефонный звонок застал меня врасплох.

– Саймон только что заходил, – сдавленным голосом произнесла Мария. – Все кончено.

– Если хотите, можете уйти. – Мистер Фоли проницательно посмотрел на меня, и, поскольку всю мою жизнь я убегала при первой же возможности, я поблагодарила его и надела пальто. Сегодня я убегала от вида Колледж-Грин в темноте, какой она была вчера вечером, и по иронии судьбы вышла на Колледж-Грин, какой она была, когда я последний раз уходила с работы рано. Тогда слабый свет фонарей и синее предвечернее небо возвещали Рождество. Рождество. Я стояла у фонтана и пыталась ни о чем не думать. Если бы я не пригласила Саймона, если бы мама не пригласила Кена, если бы в детской больнице не началась эпидемия кори… сказав или сделав даже пустяк, никогда не знаешь, к чему он приведет.

То есть все мы в каком-то смысле хранители своих братьев.

– О господи, – вслух произнесла я. Как из больницы известят о смерти по телефону? Нельзя же ждать, что они скажут: «Не вините себя. Это был очень дряхлый мотоцикл. У него никогда не работали нормально тормоза». Скорее всего, они вообще ничего ему не скажут без разрешения Саймона. Но завтра утром об этом будет написано в газетах.

Я повернулась и почти бегом направилась к остановке автобуса, идущего в Боллсбридж.

Миссис Винсент, собравшаяся домой, только закрыла за собой парадную дверь, когда я подошла к дому Кена. Она снова открыла ее передо мной и ушла.

В холле, белом с бледно-зеленым, было очень тихо, и эту тишину подчеркивало тиканье больших напольных часов. Я открыла ближайшую дверь, обнаружила за ней что-то вроде гостиной, отделанной в белых, голубых и бирюзовых тонах, она была пуста. Я закрыла дверь и подошла к следующей. Еще одна просторная комната со светлыми стенами и медно-красным ковром, в камине ярко горит огонь, перед камином черный кожаный диван. Из-за его высокой спинки едва виднеется темноволосая голова.

– Привет, – нерешительно сказала я и вошла; голова в изумлении повернулась в мою сторону.

– Кон! – Его лицо расплылось в сияющей улыбке. – Привет. Как здорово, что ты пришла.

Он явно еще ничего не знал.

– Ты спустилась по каминной трубе? – спросил он. Так же шутил Саймон, мне тяжело было отвечать.

– Нет. Я встретила на пороге миссис Винсент. Пожалуйста, не вставай, – добавила я, перейдя на «ты», когда он начал торопливо скидывать на пол разложенные на диване папки.

– Тут достаточно места. – И я села на пол у его ног. – Ты не должен работать, – упрекнула его я.

– Это позволяет мне отвлечься, – коротко ответил он. – Думаю, ты тоже не знаешь подробностей. Они все время говорят мне «без изменений».

В автобусе я подбадривала себя словами «пройди через это», но я не рассчитывала увидеть круги у него под глазами или то, что он явно был благодарен за то, что не пришлось вставать с дивана. На столе его ждал поднос с чаем, к которому он и не притронулся. Мне никогда еще не приходилось приносить плохие новости, и я смутно представляла, что делать дальше.

– И мне они больше ничего не сказали, как и всем на работе, – убедительно ответила я и посмотрела на поднос… ячменные лепешки, бутерброды с ветчиной и фруктовый пирог… если бы я могла заставить его сначала что-нибудь съесть…

За чаем он прочитал мне письмо от своей матери, полное рассказов про внуков. Самая младшая была очень застенчивая.

– Пошла не в мать, – заметил Кен. – Джанет всегда была боссом. Если бы она сейчас была здесь, то наверняка отчитала бы меня за то, что я разговариваю с набитым ртом. – Вдруг он отставил тарелку и радостно заявил: – Пора еще раз позвонить в больницу. Знаешь, у меня такое чувство, что теперь новости будут лучше.

Я автоматически поймала его за запястье.

– Нет, не надо! – выпалила я, забыв про свои тактические хитрости.

Его лицо резко изменилось, глаза расширились, казалось, даже нос и губы стали тоньше.

– Ты хочешь сказать…

– Да.

– Когда?

– Около половины четвертого. Мария позвонила мне. Я не хотела говорить тебе, пока ты не поешь.

Сначала я подумала, что он не слышал меня, потому что он не пошевелился и молчал. Я не знала, что он видит, полусидя-полулежа на диване. Но мне казалось, что он видит то же самое, что и я видела каждый раз, закрывая глаза. Казалось, прошла вечность, прежде чем он пошевелился – он вдруг перевернулся так, что оказался ко мне спиной, уткнувшись лицом в руку.

– Хранители своих братьев – я сам говорил это за полчаса до случившегося…

– Не надо, – сказала я.

Я сидела на диване, голова и плечи Кена лежали у меня на коленях. Я села рядом с ним, не в силах больше смотреть на его неподвижную фигуру. Внутри меня шептали голоса… давай, зачем же ты пришла?.. он не против тебя…

Он не был против, я знала это. С той ночи на корабле я была младшей сестрой, спасательным кругом. Не знаю почему. Но он не будет против. Я дотронулась до него, сначала нерешительно, а потом, как тогда во время шторма, это стало так же просто, как успокаивать Линду или Марию.

– Это была не твоя вина, ты не должен брать ее на себя. Я этого не допущу.

Он повернулся под моими руками, послушный, как ребенок, и вот он лежит, прижавшись ко мне, такой оцепеневший, что мне показалось, будто он больше никогда не заговорит.

– Тебя спровоцировали, – подчеркнула я.

Он взглянул на меня. «Если бы он мог оказаться на моем месте, – с жалостью подумала я, – хотя бы на пять минут, он мог хотя бы выплакаться».

– О да, конечно. Я не смог стерпеть, что из меня делает посмешище девятнадцатилетний мальчик.

– Нет, нет, Кен. Он первый тебя ударил. – Я прижала руки к его груди. – И его мотоцикл почти разваливался на части. Это могло случиться в любое время.

– Я виноват в том, что это случилось именно тогда.

– И я.

– Ты?

– Я должна была сказать «да» или «нет». Я сказала и то и другое. Он не знал, что я имела в виду.

– О Констанс! – Обычно четкий голос звучал неотчетливо, две большие ладони накрыли мои руки. Это была странная ситуация – он хотел, чтобы я была Фионой, а я – чтобы он был Саймоном.

Я шла по проходу за отцом и Марией, в моих ушах все еще звучали слова гимна:

Отведи домой эту заблудшую овцу, ибо Ты искал ее,

Сохрани в безопасности эту душу,

ибо Ты заплатил за нее.

В церковном дворе Кен, стоявший рядом с мистером Праттом и мистером Фоли, подошел к нам.

– Ужасное происшествие, – заметил мой отец. – А ведь этого так легко было избежать.

Я затаила дыхание.

– Да, – без выражения произнес Кен.

– Пратт сказал, что вы отказались застраховать мотоцикл.

Это было для меня новостью. Кен кивнул:

– Мы думали, это удержит его от езды на ней, но, к несчастью, он смог получить страховку где-то еще.

– Трагично, – сказал отец. – Слава богу, что с ним не было пассажира.

Я не слышала ответа Кена, потому что в этот момент подошел Саймон. Во время службы я видела только его спину, а когда позже он шел за гробом, я не смогла посмотреть на него. Теперь мне пришла в голову нелепая мысль, что он похож на школьника, возвращающегося к занятиям после каникул, – темный костюм, гладко причесанные волосы, черный галстук. Он даже не казался таким высоким, как обычно, а в его глазах застыло выражение болезненного удивления.

– Мистер Гибсон. – Он протянул руку. – Хорошо, что вы пришли.

Через секунду его холодная рука сжала мою.

– Кон.

– Саймон, – ласково сказала я. – Как ты?

– Я в порядке. – Казалось, он был удивлен вопросом.

– Я могу что-нибудь сделать?

– Нет. Думаю, моя тетя вместе с Марией обо всем позаботились.

Он улыбнулся Марии. Я знала про тетю, некую миссис Ридли из Белфаста. Она с мужем приехала в город вечером во вторник и остановилась у Саймона. Мария приготовила для них комнату и купила все необходимое, даже сделала что-то поесть.

Мы с Марией не ехали на кладбище, но перед отъездом Мария представила меня миссис Ридли. Та с минуту смотрела на меня.

– Да, если бы я про вас не слышала, то могла бы подумать, что вижу привидение. Я бы хотела, чтобы Саймон все бросил и приехал к нам. Если оставить его здесь одного, он изведет себя работой. Он всегда так уходил от неприятностей.

– И заработал себе этим отличную репутацию, – вмешался отец.

– Могу сказать вам, мистер Гибсон, – продолжила миссис Ридли, – он, может быть, хороший дантист, но как человек он еще лучше. Он все взвалил на свои плечи с тех пор, как умер мой брат, включая долги. Брайан всегда был непредусмотрительным человеком, и младший Брайан тоже. – Она понизила голос. – И я знаю, вы поймете меня правильно, если я скажу, что этот мальчишка был сущим наказанием! Не знаю, что бы из него вышло. Нет, чего я хочу, так это чтобы Саймон действительно начал все сначала, подальше от Дублина, и еще было бы неплохо, если бы за ним приглядывала разумная жена. Он и Жаклин совершенно не подходили друг другу.

Она улыбнулась нам, папе, Марии и мне.

Глава 13

Следующие недели принесли первые признаки весны – раньше, чем когда-либо на моей памяти. Над холмами пели жаворонки, воздух был такой спокойный, что их голоса разносились далеко-далеко. Трава, казалось, стала в два раза зеленее. И все, кроме меня, собирались или уже уехали куда-нибудь.

У мамы должен был родиться ребенок где-то через шесть недель. Линда собиралась в круиз с одноклассниками. Папа сходил к врачу, который прописал ему молочную диету, а Мария съездила на север на собеседование в детскую больницу и была принята. Ее подвез Саймон по дороге к своей тетке; массовый отъезд дополнил Кен своей очередной поездкой в главный офис. С тех пор как он вернулся на работу после кори, я почти не видела его, так как он дважды уезжал в долгие командировки, а его обязанности брал на себя мистер Фоли.

– Тут что-то затевается, – заметила Хэзел на следующий день после отъезда Кена.

Я наблюдала за чайками, кружившими над крышами соседних зданий.

– То есть?

– К.Ф. Наверняка он вернется и скажет, что его куда-нибудь перевели.

– Может быть.

Я чувствовала себя такой же спокойной, как воздух, в котором парили чайки. Слишком многое произошло за короткое время. Мария с завтрашнего дня начинала работать в больнице, и никого не волновало, как я буду скучать по ней. Саймон все еще жил у тетки, и, скорее всего, его следующим шагом будет отъезд в Штаты. Ему действительно необходимо было уехать, миссис Ридли была права. Лучше мне не думать о том, какие мысли она оставила при себе. Но я все равно думала об этом, ночь за ночью. «Господи, если есть хоть какой-то способ помочь ему пережить это, пусть это я помогу ему».

На следующий день Мария уехала от нас, такая взволнованная своей переменой в жизни, что казалась совсем другим человеком. Взять хотя бы Робина. Я с изумлением узнала, что это она была инициатором их разрыва.

– А почему это так удивляет тебя? – спросила мама. – Даже худший твой враг вряд ли назвал бы тебя девушкой-однолюбкой. Я имею в виду, когда тебе было восемнадцать.

– Мария не похожа на меня.

– Видимо, это не совсем так, как ты думаешь, – улыбнулась мама. – Почему бы тебе не перестать раскладывать людей по полочкам, детка? У тебя это не очень хорошо получается.

– Мы прерываем программу для кратких новостей, – объявил отец на следующий день за ужином. – Мистер Джо Гибсон из «Тир-на-Ног», Ардбаун, наконец, после титанических усилий, решил перестать постоянно ворчать. А теперь к прогнозу погоды.

Он улыбнулся, Линда рассмеялась, а мама побледнела.

– Что ты хочешь сказать?

– В основном то, что я не особый любитель молока.

– О Джо, будь серьезнее!

– Ладно. – Он с отвращением посмотрел на молочный пудинг в своей тарелке. – Я решил расстаться с этим чертовым аппендиксом. Если бы вы много лет назад привели такой весомый аргумент, – он снова взглянул на пудинг, – это произошло бы гораздо раньше.

Мы с Линдой радостно захлопали в ладоши, но мама к нам не присоединилась.

– Когда, дорогой?

– Ну, нет смысла совмещать наши два события. – Он посмотрел на нее. – Так что я подумал – в воскресенье. У них есть свободное место в больнице.

Это решение, казалось, подняло ему настроение, но, как ни странно, оказало обратный эффект на маму.

– Ну же, мама, – подбадривала ее я. – Это же замечательные новости. Операция в понедельник, он будет дома самое позднее через две недели. И тебе не надо будет беспокоиться о диетах вдобавок к кормлению малыша.

К нашему замешательству, операция, очевидно, не была назначена на понедельник, и никто из медперсонала ничего не мог сказать нам об этом.

– Что ж, тогда, я думаю, во вторник, – невозмутимо сказал отец.

Но когда я зашла к нему в понедельник после обеда, все еще ничего не было решено. Отец сказал, что хирург простудился.

– Ну и что теперь?

– Не знаю. – Папа взял виноградину. – Но предпочитаю подождать. Мне как-то не по себе от мысли, что он может чихнуть в самый неподходящий момент.

В среду все оставалось по-прежнему.

– Бедный мой папочка, – сказала я Хэзел. – Прямо злой рок какой-то. Все эти годы он отказывался делать операцию, а теперь отказывают ему.

Незадолго до пяти позвонила мама.

– Как ты думаешь, детка, ты сможешь вернуться домой чуть пораньше? Я… – Она заколебалась.

Я похолодела:

– Мама, ты в порядке?

– Да, в полном, – рассмеялась она. – Вообще-то мне больше нужна машина, а не ты.

Это успокоило меня. Сейчас она не садилась за руль, так что, возможно, она хотела, чтобы я куда-нибудь отвезла ее. Но беспокойство вернулось, когда я приехала домой и обнаружила в холле чемодан. Мама была наверху, хладнокровно причесываясь. Пока она ждала автобуса, возвращаясь от папы, она почувствовала один или два приступа боли и решила, что стоит позвонить врачу. Врач в свою очередь решил, что ей стоит ехать в роддом.

– Но это же намного раньше срока! – выдохнула я.

– А это значит, что это опять кто-то из вашей компании! – философски заметила она. – Мальчики всегда рождаются вовремя.

Не буду отрицать, первой моей реакцией был ужас и негодование. Папа мог вырезать аппендикс в любое время за последние пять с лишним лет. Почему все должно было произойти одновременно, да еще, ко всему прочему, в отсутствие Марии? «Мерзавка», – обозвала я сама себя и сменила тон и выражение лица.

– Так, не волнуйся о доме и о папе, мама. Я увижу его сегодня вечером.

– И ты не должна ничего ему говорить, – твердо заявила она.

– Не говорить ему? – У меня отвисла челюсть.

– Нет, пока все не кончится. Пообещай мне это, детка, я совершено серьезно. Ему ни к чему волноваться.

Я представила себе, как папа смотрит телевизор и ест виноград.

– Волноваться? – немного язвительно повторила я. – Да он и слова-то такого не знает.

– Вот пусть все так и остается. Я надеюсь на тебя, Кон. – Мама встала. – А теперь мне бы хотелось, конечно, чтобы ты сначала поела, но, боюсь, нам надо ехать. Врач сказал, что будет ждать меня в половине седьмого.

Она пошла вымыть руки, а я – взять радио, которое отдавала ей с собой. Я только успела взять его, как зазвонил телефон, и незнакомый женский голос спросил, как мне показалось, мисс Си [2]2
  Си – английская буква «С», первая буква имени Констанс.


[Закрыть]Гибсон.

– Слушаю, – ответила я.

– Подождите, пожалуйста, я соединю вас с… – Она назвала фамилию хирурга, чья простуда доставила нам столько беспокойства.

– Добрый день, миссис Гибсон. Наконец есть новости для вас.

Какое-то шестое чувство удержало меня от объяснения, что я не миссис Гибсон. Вместо этого я молча стояла и слушала фразы типа «закончили анализы, сделали все нужные снимки, остается посмотреть поближе».

– Вы имеете в виду – оперировать? – До меня доходило постепенно… у него не было никакой простуды, как глупо я попалась на эту папину ложь… они делали анализы… для простого аппендицита? – Что вы подозреваете? – резко спросила я.

Приятный голос слегка замялся. Я слышала слова «признаки закупорки» и другие фразы… «на данной стадии никакой опасности», «может быть, и не о чем беспокоиться». Разговор, практически односторонний, завершился словами:

– На данный момент это полная картина, миссис Гибсон, как вы и хотели. Я снова свяжусь с вами, когда буду знать больше.

Я пришла в себя как раз вовремя, чтобы успеть спросить:

– Когда вы оперируете?

– Завтра в пять часов.

– Кто это был? – Мама спустилась по лестнице, как раз когда я положила трубку.

– Не туда попали, – выдавила я.

– Что-то долго.

– Да это один из этих придурков, которые не понимают слово «нет».

– А теперь домой и поешь, – скомандовала мама, когда мы приехали в роддом.

Ночь была бесконечной. Не успела я лечь, как все следы усталости покинули меня, и я лежала, глядя в темноту, пока у меня не заболели глаза. Я встала в шесть и позвонила в роддом. Мама провела ночь хорошо, но предположение о ложной тревоге не подтвердилось.

– Позвоните опять в одиннадцать, может, к этому времени мы сможем что-то сказать, – радостно объявила медсестра. Однако и в одиннадцать мне не смогли ничего сказать. – Вы знаете, все протекает очень медленно, – объяснила та же медсестра.

Мистер Фоли дал мне выходной, и я весь день действовала словно автомат – звонила Марии, отвозила Линду к миссис Лэйн, которая приютила ее, пока мамы нет дома, потом поехала в роддом и увидела там маму, прогуливающуюся в халате по коридору.

– Разве ты не должна быть в постели?

– Всему свое время.

Мы вернулись в ее комнату, следом за нами вошла медсестра, спросила маму, «считает ли она», измерила ее пульс и приложила стетоскоп к животу. Я отвернулась к окну, но мама все-таки успела заметить мое лицо.

– Езжай, детка, я знаю, что тебе сейчас нелегко.

– Вернусь, когда повидаюсь с папой, – не без облегчения пообещала я.

– Я буду здесь. – Она неожиданно улыбнулась. – Иди, иди, детка. Ты, должно быть, умираешь от голода.

Это была шутка. Я не могла есть даже под угрозой смертной казни, хотя позже в больнице мне все-таки пришлось съесть печенье из папиной тарелки, а когда он предложил мне еще одно, я с отчаянием ответила, что уже поела. Я сидела и пыталась подбодрить себя мыслью, что он не выглядит больным, просто немного похудел. Он сказал, что час назад звонила Мария. Она не хотела отпрашиваться с работы, не успев приехать туда, но надеялась, что сможет приехать на следующей неделе.

– Подозреваю, что это намек на то, чтобы мы купили ей билет, – улыбнулся папа. – Если только Саймон не будет возвращаться в тот же день. Она сказала, что видела его вчера.

– Видела Саймона? – настороженно повторила я.

Но подробностей папа сказать не мог – разговор по телефону был слишком короткий. Вскоре после этого сестра сказала, что мне пора уходить. Когда я вернулась в роддом, мне лишь на минутку дали увидеться с мамой. Она лежала в постели, ее рука была влажной.

– Ну как он?

– Не стоит за него волноваться, по крайней мере пока у него есть образование, – сказала я. Я не знаю, что об этом подумала сестра, но мне достаточно было слабой маминой улыбки.

– Думаю, вы можете подождать здесь. – Другая сестра проводила меня в комнату внизу. – Думаю, все будет быстро.

В комнате уже сидел один ожидающий, но он был погружен в газету и не посмотрел на меня. Я села напротив него, стараясь не вспоминать рассказ, прочитанный мной когда-то, в котором рождение ребенка у жены рыбака совпало со смертью ее мужа на море. Только я из всей семьи была настолько глупа, чтобы думать в такой момент о подобных вещах. «Это безумие, – говорила я сама себе. – Бог этого не допустит», но мысль не отставала, перемешиваясь с воспоминанием о ласковых голубых глазах, выступающих скулах и шее, которая в пижамной куртке казалась тоньше, чем обычно.

«Я не хочу, чтобы ребенок родился в пять часов, пожалуйста, Господи, Ты слышишь меня? Кон Гибсон, не будь такой тупицей: как ты думаешь, дети рождаются по расписанию?.. Послушай, Господи, пожалуйста, если этот ребенок – вместо папы, он нам не нужен. Если это как одна закрывающаяся дверь, а вторая открывающаяся, мне все равно, во что это выльется, нам не нужен этот ребенок…»

Дверь открылась.

– Врач хотел бы переговорить с вами, мисс Гибсон, – сказала сестра.

Я посмотрела на часы – было без одной минуты пять.

– Насколько я понимаю, ваш отец сейчас в больнице, – начал врач. – В какой именно?

Он был потрясен и взволнован, когда я рассказала ему, что происходит в этот момент в тайне от мамы. Он хотел связаться с отцом, потому что возникло осложнение. У меня уже не осталось ни эмоций, ни слез. Я довольно спокойно спросила, стало ли маме хуже. Оказалось, дело не в маме. Если верить гинекологу, она была «в поразительно хорошем состоянии», но схватки длились уже очень долго, более двадцати четырех часов, а ребенок не выходил. Его сердцебиение вызывало беспокойство. Поэтому они предлагали сделать кесарево сечение. Мама знала и согласилась. Сейчас ее готовили к операции.

Мама! Я недостаточно думала о маме. Мы с ней были так похожи, а я здорова как лошадь. Я считала само собой разумеющимся… Господи, я недостаточно думала о маме, я даже не молилась толком, подожди…

– Я хочу видеть ее, – громко сказала я. Врач заколебался. – Я хочу видеть ее, – повторила я. Он взял меня за руку.

– Привет, дорогая. – Мама говорила слабым шепотом, видимо, ей дали успокоительное. – Теперь уже недолго.

Я глубоко вдохнула. «Поразительно хорошее состояние» не казалось мне ни хорошим, ни поразительным. Ее лицо стало таким маленьким, а глаза такими большими…

– О мама, – сказала я дрожащим голосом, взяв ее за руку, – хорошо бы так.

Я дошла с ней до лифта, все еще держа ее за руку. Когда я открыла дверь в комнату ожидания, сидевший там мужчина взглянул на меня и вернулся к своей газете, но я успела заметить несчастное выражение его лица и вдруг поняла, что он держит газету вверх ногами. Через минуту он отложил ее и предложил мне сигарету.

– Вы уже давно ждете? – спросила я.

– С одиннадцати. Они сказали мне, чтобы я ушел, но я не мог ничего делать, у меня все валится из рук.