Текст книги "Огонь ласкает"

Автор книги: Дорис Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Я согласен с тем, что она красива, – тем временем говорил Кен, – но не с тем, что у нее темные волосы. Он только что сказал мне, что они у нее точь-в-точь как у тебя. Насколько я знаю, рыжие на фото часто кажутся темными. Но у тебя усталый вид. Хочешь сесть?

– Нет. Я просто не понимаю, почему он сказал это все вам.

– Ну, видишь ли, я спросил его, не помешал ли я чему-нибудь важному, когда вышел на улицу. Вы так странно выглядели, что на секунду мне показалось, будто он привез тебе плохие новости. И тогда он сказал, что с такой прической ты еще больше стала похожа на нее и поэтому у него буквально перехватило дыхание. Не знаю, заметила ли ты, – бесстрастно заключил он, – но это твое неотъемлемое свойство.

В конце концов мне удалось остаться наедине с Саймоном.

– Мне очень жаль, – с отчаянием сказала я. – Я должна была заметить, что он пошел за мной.

– А, ты про Фрейзера. – Он рассмеялся. – Не обращай внимания, у него были самые лучшие намерения.

– Очевидно, про тебя он так не думает! – выпалила я. – Потащил нас сюда с собой, словно он…

– Защищал твою честь? – предположил Саймон. – Что ж, кто знает? Возможно, так оно и было.

Его темные глаза были веселыми. До меня наконец начало доходить, что он, видимо, прекрасно проводит время.

– Не надо недооценивать себя, мисс Кон! – поддразнил он. – И меня тоже!

Он подвез до дому трех девушек, и потом мы поехали ко мне. Я ехидно поинтересовалась, получил ли он разрешение Кена.

– Можно и так сказать. Только не злись! Он просто проследил, чтобы всех довезли до дому, и отправил тебя со мной. Ты против?

В его глазах снова появилась нежность, и я вдруг забыла все гневные слова, вертевшиеся у меня на языке.

– А ты? – мягко спросила я. – При том, что я выгляжу – вот так?

– Так Фрейзер рассказал тебе?

Я кивнула:

– Я очень похожа на нее?

– Да.

– И поэтому ты проводишь время со мной?

– Этого я не говорил. – Но он покраснел. – Я буду откровенен, Кон. Я бы хотел сказать, что это не так. За последние недели ты открыла для меня многие двери, которые, как я думал, закрылись для меня навсегда. Но все-таки это так. Я… любил Джеки. Естественно, первое время ты привлекала меня тем, что иногда мне казалось, будто она вернулась. – Он вздохнул. – Как бы то ни было, теперь мы во всем разобрались – или это сделал Фрейзер, – так что с этого момента никаких призраков, только мы с тобой.

Сама не зная почему, я вдруг выпалила:

– Почему бы тебе не приехать на Рождество к нам?

Его удивленное лицо отрезвило меня.

– Нет. Это глупо. Конечно, ты не захочешь.

– Так ли это? Ты будь поосторожней. А то проснешься рождественским утром и увидишь, что я вылезаю из каминной трубы.

– Ты серьезно?

– Про трубу? – Мы рассмеялись. – Вот теперь я говорю серьезно, – добавил он. – Это очень, очень мило с твоей стороны, и я действительно это ценю. К сожалению, я и правда не знаю, сколько пробуду в Лондоне, так что не могу сказать ничего определенного.

Он, как обычно, нежно поцеловал меня и открыл дверцу автомобиля.

В воскресенье днем пришлось приводить офис в порядок, но кое-что осталось незамеченным. В понедельник утром Билл взял с подоконника карнавальную шляпу и нахлобучил ее мне на голову. Я совсем забыла про нее, когда меня позвал Кен, закончив разбирать почту. Я впорхнула в его кабинет:

– Доброе утро! Все кости целы?

Его суровый взгляд обдал меня холодом.

– Доброе утро. Может быть, ты снимешь это с головы, прежде чем мы приступим.

Я покраснела, сняла шляпу и положила ее на стол.

– Нет, не туда! – раздраженно сказал он. – Избавься от нее.

Когда я поднялась, чтобы уйти, он взялся за телефон.

– Кстати, после праздников ты можешь вернуться вниз. Я только что разговаривал с мистером Фоли.

Казалось, комната поплыла у меня перед глазами.

– Вниз?

– Да. На третий этаж. Туда, откуда ты пришла. Это же была не смена работы, а временное назначение. Я думал, это ясно.

– Да.

– Что ж, значит, все в порядке. Извини, что так долго держали тебя здесь, но перед праздниками всегда уйма работы. Эту неделю ты мне еще понадобишься, разумеется, но меня часто тут не будет, так что ты сможешь опять помогать в отделе транспорта.

Не глядя на него, я сказала «да» еще раз и вышла.

– Ну и как там босс сегодня утром? – радостно поинтересовалась Хэзел.

– Заткнись и слушай, – оборвала ее я. – Когда вы тут вчера убирались, кто-нибудь что-нибудь говорил про него и меня?

– Наверное, да, – беззаботно ответила она. – На эту тему много шутили. Не будь дурой, Кон, ты прекрасно знаешь, как это бывает!

– Да уж, знаю! – вспылила я. – Полагаю, он был здесь и слышал вас, так?

– Он заглядывал, – признала она, – хотя пробыл тут недолго. Не знаю, что ему удалось услышать.

Зато я знала и никогда в жизни так не злилась. Даже не на Хэзел и Джима, это было обычным делом в любом офисе, а на Кеннета Августа Фрейзера. Как он смел думать, что я влюбилась в него?

На следующий день из окна офиса я увидела его и Фиону. Его не было с половины одиннадцатого, он отвозил родителей в аэропорт, и, по-видимому, она ездила с ним. Вернувшись, он поставил машину у офиса, они вместе вышли из нее, поболтали пару минут, потом он пожал ей руку, и она пошла по улице прочь. Я подумала, что рукопожатие – это абсурд… но вполне в его стиле.

– Кен, кажется, немного не в духе, – заметила на следующий день за обедом Хэзел. Это был наш ежегодный рождественский обед. В ресторане поставили елку, правление угощало вином. Мистер Фоли и Кен разливали его по бокалам.

– По-моему, он выглядит как обычно, – твердо ответила я. Хэзел еще не знала, что я возвращаюсь обратно.

Кен стоял около выхода, когда я вышла дождаться Брайана, который должен был подвезти меня на мотоцикле.

– Надеюсь, ты не собираешься ехать на этом? – осведомился Кен, когда подъехал Брайан. Я шагнула вперед, но он поймал меня за руку. – Ты что, с ума сошла? Я уже говорил Уэсту, что эта развалина не должна находиться на дороге. Это опасно.

Боясь сказать что-нибудь грубое, я стряхнула его руку и села позади Брайана. Мне показалось, что Кен пробормотал что-то вроде «придется предупредить твоих родителей», но на мотоцикле не было глушителя, и слова потерялись в шуме двигателя.

В тот вечер я раздевалась перед сном, когда в мою комнату вошла мама.

– Я пришла поговорить с тобой насчет Кена Фрейзера, – начала она.

Я напряглась:

– Он не… он не разговаривал с тобой?..

Если он сказал что-нибудь про мотоцикл, это будет последней каплей.

– Разговаривал, – ответила мама. – Или по крайней мере, я разговаривала с ним. Я позвонила ему и пригласила к нам на Рождество.

Что она сказала? Я конвульсивно дернулась, глядя на нее во все глаза.

– Мама, нет, ты не могла! – Мой голос сел. – Он не приедет, да?

– Ну, он пытался придумать какие-то отговорки, но я его убедила. Ты знаешь, я думала о нем с понедельника. – В тот день она ходила в больницу попрощаться с миссис Фрейзер. – Я узнала, что он будет совсем один. Если он заговорит с тобой об этом завтра, ты… – она заколебалась, – ты подтвердишь мое приглашение, ладно?

Я все еще ничего не понимала.

– Но он не будет один, мам. Где же будет Фиона?

– Она поедет в Швейцарию, – довольно сказала мама. – Она с родителями едет к родственникам. Дорогая, у меня было подозрение, что ты будешь не в восторге, но сделай мне одолжение, не показывай ему этого. Быть одному в Рождество – это ужасно.

– Да, я знаю, – ответила я, думая совсем не о Кене.

Два дня спустя, вскоре после того, как я пришла домой, зазвонил телефон. В трубке раздался хрипловатый голос:

– Тот обед, которого у нас так и не получилось. Как насчет завтра?

Мое сердце подпрыгнуло. Я на это уже не надеялась.

– С удовольствием, только где ты? Когда ты вернешься?

– Я вернулся.

У меня голова шла кругом. Почему он передумал? Почему он позвонил мне? Могла ли я… смела ли я… и тут я вспомнила про Кена. Это было слишком жестоко.

– Саймон, прежде чем ты продолжишь, – он рассказывал о поездке, – серьезно, это будет не совсем такое Рождество, к какому ты привык, я знаю, но… Если ты хочешь приехать к нам… – Тишина смущала меня. – Скажи «нет», если хочешь, – выдавила я.

– Сказать «нет», если я хочу приехать? – с интересом спросил он. Я так и видела, как он улыбается.

– Да… нет, – запиналась я.

– Да… нет в таком случае, – тут же отозвался он. – Вот что называется сказать наверняка – сказать и то и другое.

– Ты хочешь сказать… – У меня горели щеки. – Ты хочешь сказать – ты приедешь?

– Если ты хочешь, если ты уверена…

Десять минут спустя я все еще сидела, не веря своему счастью, как вдруг открылась дверь и в комнату заглянула мама.

– Вот ты где, – начала она. – Ты не видела… Что-то случилось?

Мои руки сжимали телефонную трубку, частью из-за волнения, частью потому, что мне казалось, что так я ближе к Саймону. Я сжала ее еще крепче.

– Я пригласила Саймона к нам на Рождество. Я должна была.

Мама стояла с минуту – она показалась мне очень долгой – и не говорила ни слова. Потом она вытерла руки о фартук и села рядом со мной.

– Кон, ты любишь его?

– Мам, – защищалась я, – не обязательно любить человека, чтобы хотеть, чтоб он не был одинок на Рождество. Ты же пригласила Кена.

– Да, не правда ли? – заметила она. – А это значит, что у нас нет места. Если бы тебе было просто жаль Саймона Поррита, ты бы этим и ограничилась.

– Но у нас есть место.

Именно об этом я и думала последние десять минут, и это будет непросто. У нас было две нормальных свободных комнаты и одна малюсенькая, на самом верху. К несчастью, одна из гостевых комнат сейчас была непригодна для жилья – ее переделывали в детскую. Что ж, в одном я была уверена. Саймон не мог ночевать в мансарде – значит, придется это сделать Кену.

– Я так не считаю, – твердо сказала мама. – Извини, дорогая, но Кена мы пригласили первым.

– Он не будет возражать. Он не такой человек. – Я знала, что это правда, и мама тоже. – Саймон, конечно, тоже не будет, но… ну мама, пожалуйста… Я хочу, чтобы он чувствовал себя…

– Особенным? – подсказала мама. Я вдруг поняла, что нет смысла притворяться. Правда, или хотя бы ее часть, была самым действенным моим оружием.

– Очень особенным, – согласилась я.

Снова воцарилось молчание, а потом мама вдруг взяла меня за руку.

– Ты не говорила об этом раньше.

– Разговор не заходил, – рассеянно ответила я. Мама казалась взволнованной, даже обеспокоенной, и, поскольку она не знала про его жену, причиной могло быть только то, что он ей не нравился как человек.

– Он тебе понравится, мама, – упрашивала я.

– Но он и так мне нравится. Он мне понравился еще в тот вечер, когда привез домой Марию. Просто, – она заколебалась, – мне показалось, что он сложный человек. И это сыграет свою роль, детка. Поверь мне на слово.

Я пробормотала:

– Эту проблему я решу, когда до нее дойдет дело. Я не хочу, чтобы что-либо испортило Рождество.

– И я тоже, Кон, – ответила мама. – Особенно это Рождество.

Совершенно неожиданно она поцеловала меня.

Глава 10

Прогноз погоды обещал, что это Рождество не будет снежным, и действительно, в субботу холмы были чернильно-синими, а небо чистым.

– Зеленое Рождество, зеленые могилы! – весело распевала Линда. – Ну что? Никто же не собирается умирать, – беззаботно заявила она, когда я выгоняла ее на улицу нарезать падуб.

Она простила меня за то, что Кена выселили в мансарду, и показала это, втянув меня в игру в салки. Ножницы лежали на траве, она пряталась за деревом, а я подкрадывалась, чтобы дотронуться до нее, как вдруг меня поймали чьи-то руки и веселый голос спросил:

– А можно поиграть с вами?

– Саймон!

– Когда мне приходить?

– В любое время. Чем раньше, тем лучше.

– И как я тогда буду готовить обед? – осведомилась мама.

Первый раз в жизни я пожелала, чтобы мы питались одними ягодами, и возмущенно заявила об этом. Линда душераздирающе завопила, и мама мягко заметила ей, что у меня, похоже, не все дома. В это время Саймон ненадежно угнездился на дереве падуба и кричал Линде: «Бревно летит!» – каждый раз, когда отрезанная ветка падала на землю.

– Что за манера обращаться с гостями! – заметила мама, когда он внес охапку веток в дом.

– Этот гость совсем не против! – рассмеялся Саймон, глядя на нее. – Я не делал этого с тех пор, как мне было семь или восемь. У меня был дедушка в Хэмпшире. Мы всегда ездили к нему на Рождество. Это были самые светлые времена в моей жизни. – Он сменил тему. – Не думайте, что я собираюсь свалиться на вас так рано. Я, собственно, пришел предложить, чтобы мы все вместе пошли куда-нибудь пообедать. Или это не подходит? – спросил он, глядя на маму.

Я знала, что не подходит. Мама так ему и сказала с сожалением, потом улыбнулась и добавила:

– Но вы с Кон идите, если хотите. Я тут никого не держу.

– Ну? – Саймон улыбнулся мне.

Я бегом бросилась наверх, надела колготки и кремовое платье, накинула на плечи пальто, сбежала по лестнице вниз и поспешила к машине.

Саймон не спросил меня, куда мы поедем, он сам инстинктивно догадался, что, когда мы вместе, надо ехать к морю. Мы пообедали в Скеррис и остались посмотреть, как к причалу подходят лодки в облаке чаек. Одна из них камнем бросилась вниз и поймала рыбу. Моряк кинул веревку на пристань, Саймон поймал ее и завязал вокруг столба. Было совсем не похоже на Рождество, но все равно здорово. Был отлив, серели отмели, но, кроме чаек и болотных птиц, вокруг не было никого.

– Как странно быть здесь на Рождество, – заметила я.

– Я приезжал сюда на прошлое Рождество, – сказал мне Саймон.

– И что ты делал?

– Сидел, думал, потом поехал в отель обедать, а на следующий день принимал пациента. Честно! Это был не мой пациент. Он постеснялся беспокоить своего семейного врача.

Несколько минут я с чувством расписывала, что Саймону следовало бы с ним сделать.

– Ну не мог же я прогнать его, – с улыбкой заметил тот.

– Ладно, но ты же не всегда встречаешь Рождество один. Как же Брайан?

– Обычно он уезжает. И это к лучшему. Он – общественное животное. А я нет.

– Но ты же рискнул приехать к нам, – мягко заметила я.

– И это самое приятное, что произошло со мной за последние несколько лет, я не шучу, – сказал он. Его рука легонько обнимала меня за плечи. Я оперлась на нее поудобнее. Это было самое приятное, что произошло и со мной, но не за сколько-то лет, а за всю жизнь.

– Тогда обещай, что снова придешь на следующий год?

Он молчал. Я вопросительно вздернула голову:

– Ты же не уедешь?

– Вполне возможно. Если решу, что делать с Брайаном.

Он воспринял мое ошеломленное молчание за вопрос и рассказал, что месяц назад ему предложили двухлетнюю научную поездку в Нью-Йорк. Он должен был все решить до конца января, и если согласится, то уедет в июне.

– А практика?

– Я продам ее. Нет смысла оставлять заместителя. Когда два года пройдут, я вряд ли вернусь назад.

Он смотрел на отмели, медленно исчезающие в сумерках. Я вдруг подумала, что это лучшее место для того, чтобы разбить кому-либо сердце. Серые отмели и стального цвета вода были отражениями моей опечаленной души.

– Вот почему я сказал Марии, чтобы она забыла про меня, – сказал Саймон.

Его слова причинили мне боль.

– О боже, только не говори, что ты ничего не знала. – У него был виноватый вид. – По-моему, она собирается теперь попытать счастья как нянечка. Твой друг Фрейзер рассказал ей о какой-то детской больнице на севере, с которой она сможет начать.

Это было еще одно неожиданное доказательство независимости Марии, но я пропустила его мимо ушей.

– Перестань называть его моим другом Фрейзером. Я знаю, он приезжает на Рождество, но это мама его пригласила. Если бы она знала обо всем этом, у нее бы поубавилось энтузиазма.

– Приезжает на Рождество. – Саймон изумленно смотрел на меня. – То есть к вам в гости?

Я кивнула.

– Черт меня побери! А я взял и увез тебя! Почему ты не остановила меня?

– Потому что не хотела, – коротко ответила я. – Я уже сказала: я не приглашала его, и я не знаю, во сколько он приедет.

А в моих ушах звучали слова Фрейзера: «Я приеду где-нибудь в половине четвертого. Вы как раз успеете спокойно пообедать».

– Он мне не нужен, – по-детски добавила я. – Мне нужен ты.

– Не может быть! – усмехнулся он. – Я ем чеснок и бросаю пустые сигаретные пачки посреди улицы.

Он замолчал, нежно положил руку мне на шею и повернул лицом к себе. Никто не целовался так, как Саймон, – нежно, медленно, немного лениво. Теперь я знала, что мечтала об этом с того момента, как впервые вошла в его кабинет.

Вдруг он отстранился:

– Наверное, мне не стоило этого делать…

– Вот еще, почему это? – поинтересовалась я.

– Мы с тобой должны хорошенько все обдумать.

Я молча пожала плечами, но на душе стало как-то печально.

Мы вернулись домой около девяти. Венок из падуба с красными лентами висел на двери, лампа на стене была зажжена. «Тир-на-Ног», надо признать, был очень красив на Рождество. Саймон так долго сидел и смотрел на него, что я наконец тихо сказала:

– Мы дома.

– Да, – ответил он. – Именно об этом я и думал.

– Есть кто живой? – Я распахнула дверь в гостиную, и передо мной открылась пустая комната. Вдруг послышалось осторожное покашливание.

– Простите, – вежливо попросил голос. – Боюсь, тут только я.

Говоривший отложил газету, которую читал, и поднялся. Сегодня он казался особенно большим и впечатляющим. Я только надеялась, что он заметил, что мы с Саймоном держимся за руки, это должно убедить его в абсурдности подозрений, будто я имею на него виды. Странным было и неизменное рукопожатие и приветствие:

– Привет. Заходите, вы, наверное, замерзли.

Я не должна была бы рассердиться, но рассердилась. Я даже подумала, не встречает ли он нас так торжественно потому, что я не встретила его. Но все же что происходит?

– А где все? Вы что, один здесь? – недоуменно спросила я.

– Нет. Твоя мама наверху с Марией, а папа поехал за Линдой.

Он закончил объяснения, и тут меня позвала мама.

– Я сейчас, – торопливо сказала я Саймону. – Садись. Чувствуй себя как дома.

– Ты очень опоздала, Кон.

Как только мама затащила меня в спальню, я поняла, что происходит, и готова была защищаться. Мы ничуть не опоздали. Девять часов – я никогда в жизни не возвращалась с ужина с кем-то так рано.

– Но мы ждали тебя после обеда. Ты забыла про Кена?

– Едва ли, – коротко ответила я.

– Тогда от тебя бы не убыло, если бы вы взяли его поужинать с собой. Могли бы поехать вчетвером.

– Мама, нет! – сердито выпалила я. – Кен бы все испортил. Ну мам, честно, он такой зануда, и если за ним надо ухаживать, как за младенцем, почему он не поехал с Фионой в Швейцарию? В конце концов, они, – я запнулась на слове «помолвлены» и быстро выкрутилась, – давние друзья.

Мама не ответила. Она в ужасе смотрела на дверь, которую я не закрыла, и тут я услышала то, что она услышала секундой раньше – шаги на лестнице. Уверенные, тяжелые, они простучали мимо нашего этажа наверх.

– О нет! – выдохнула я. – О нет! Думаешь, он слышал? Если да, я не смогу смотреть ему в лицо. Я не смогу…

– Ну, не знаю, как ты теперь будешь выпутываться, – сухо заметила мама и добавила, что истерики еще никому не помогали. – В любом случае, если и теперь он ничего не понял, то я ошибалась на его счет.

– Ох, мама, мне очень жаль, – сказала я.

– И мне тоже. Мне не следовало уговаривать его приехать, теперь я это понимаю. Это значило требовать от тебя невозможного, уж я-то должна была понимать. Когда я познакомилась с человеком, которого полюбила, я тоже ни о ком больше не думала, – мягко добавила она.

Я выиграла, но чувствовала себя ужасно. Мама хотела устроить для Кена настоящее Рождество так же, как я для Саймона, а я все испортила в самом начале.

– Конечно, это не твоя вина, мама, во всем виновата я. Я найду Кена и извинюсь.

– Кон, побойся Бога! – Она удержала меня. – Это поставит его в неловкое положение и только все ухудшит. Думаю, нам остается только надеяться, что он ничего не слышал, и постараться забыть об этом. К тому же у нас есть еще проблемы. Слушай.

Оказалось, что Скэмп, наш кот, умер. Мария нашла его, пока мы резали падуб, и весь день была сама не своя. Сейчас она лежала в постели с головной болью.

– Не мигрень, – сказала мама. – Просто она слишком много плакала.

На следующее утро Кен кашлял, но это не особенно волновало его. Он сказал, что это продолжается уже неделю, так что вряд ли он может кого-то заразить.

Сразу после завтрака он и мой отец отправились на долгую прогулку. Они прекрасно ладили. Саймон, честно объявив, что предпочитает взбираться вверх на машине, был вполне согласен пойти погулять с Марией, Линдой и Лулу. Я отказалась, сославшись на то, что должна помочь маме.

– Не стоило этого делать, детка, – сказала мама, когда я пришла к ней на кухню. Она провожала глазами эту компанию. Когда они поравнялись с деревом, на котором любил сидеть Скэмп, мы обе заметили, что Мария отвела глаза. Вчера вечером я много думала о ней. Она очень уж глубоко ушла в свои планы насчет работы медсестрой… Робина мы за всю неделю вообще не видели, и, как ни странно, он куда-то уехал на Рождество.

– Не хочешь взять пальто и догнать их? – предложила мама.

Я бы так и поступила, но надо было вытащить Марию на улицу, даже если пришлось внушить ей неверную мысль, что она должна пойти, чтобы не оставлять Саймона на растерзание Линде. Были и другие причины. У меня из головы не шел наш вчерашний разговор. Я покачала головой, и мама продолжила говорить:

– Ну, я все равно рада, что Мария пошла. Я за нее очень переживала вчера. Было так неудобно, еще при Кене. Он старался помочь, но не думаю, чтобы он знал, что надо делать.

– Еще бы, – заметила я. – Если бы он увидел, как кто-то плачет, готова поспорить, он убежал бы за милю.

– Ты думаешь? – небрежно спросила мама.

– Вот Саймон бы понял, – рискнула я.

– Возможно. – Она задумчиво посмотрела на меня. – Он очень милый человек, детка. Он нравится и мне и папе. Как жаль его жену.

Я уронила нож. Они знали! Но кто рассказал им? Не Мария, я была уверена. Она сама сказала, что это никого не касается.

– Я не говорила об этом, мам, – напряженно сказала я. – Он не любит вспоминать об этом.

– Разумеется нет, и мы не будем. Кен нам вчера обо всем рассказал.

– Рассказал о чем?

– Ну, о том, что он потерял ее, когда они были женаты всего год. Правильно?

Насколько я знала, да. С какой стороны ни посмотри, Жаклин была потеряна для своего мужа. Кен, все равно по каким причинам, намного облегчил мое положение.

– Да, совершенно верно, – сказала я.

Одеваясь на следующее утро в церковь, я решила надеть шляпку из золотистого меха, которую купила для свадьбы кузины. Саймон, Кен, Мария и я шли на раннюю службу, родители – на позднюю. Когда я спустилась, Кен в куртке из овечьей кожи уже ждал.

– Счастливого Рождества! – радостно окликнула я.

Он повернулся, но больше не сделал ни одного движения. Это был один из тех моментов, когда он выглядел умиротворенным, совсем не таким, как на работе. Потом он неторопливо пошел мне навстречу, широко улыбаясь:

– Счастливого Рождества! Честное слово, ты выглядишь просто ослепительно!

– Ты про шляпку? Я купила ее для свадьбы, – призналась я. – Когда вернемся, вы не хотите позвонить Фионе?

– Нет, – вдруг ответил он. – У меня нет ее телефона.

– Для этого и существует справочная служба.

– Нет. Эти трехминутные разговоры совершенно бессмысленны.

Я в замешательстве сдалась.

Дорога до Рэтнези была просто сказочной. Звонили церковные колокола, фонари все еще горели, золотые на фоне темно-синего неба. Саймон, Мария и я пели «Я увидел три корабля». Кен не пел ни с нами, ни в церкви. Он много кашлял и не пошел причащаться, но, когда я спросила его, не обострилась ли его простуда, он отрезал:

– Я же сказал, что уже выздоравливаю. После завтрака пришло время открывать подарки.

Саймон подарил нам красиво упакованную корзину разных вин. Кен, в противоположность ему, купил каждому по подарку. Когда он выложил охапку свертков, у меня как-то глупо сжалось горло. Сколько хлопот! Я еще не встречала мужчину, которого не раздражали бы походы по магазинам перед Рождеством.

Под восторженные вопли Линды я получила свой подарок и уставилась на него, открыв рот. Я уже видела эту упаковку. Она приехала в офис у Кена под мышкой в пятницу, и он выглядел усталым, но довольным. Тогда я подумала, что это что-нибудь для Фионы, но вот карточка, на которой летящим почерком написано: «Для Кон. Наилучшие пожелания в это Рождество и все последующие. Кен».

– Ой, ну зачем вы так! – Я начала сражаться с оберткой. – Это же…

Я замолчала, подняв крышку.

– О Кон! – воскликнула мама. – О Кон, он чудесен!

Он действительно был чудесен – золотой свитер из ангоры.

– Он слишком красив, – неуверенно произнесла я. – И я никогда не видела такого цвета. Это мой любимый.

И снова остановилась. Я уже говорила ему об этом, когда благодарила в больнице за хризантемы. Неужели он запомнил? Было не похоже. Он довольно бесцеремонно отмахнулся от моей благодарности.

День был просто потрясающий, и после обеда мы отправились покататься на машине – впятером плюс Лулу; родители остались дома у камина.

– Повяжите что-нибудь на шею, – попросила мама Кена. – Вы уверены, что горло не болит?

Он сказал, что нет, и долго сопротивлялся, но мама была непреклонна, и наконец он взял один из папиных шарфов.

– За вами нужен глаз да глаз!

– Это предложение? – Он весело взглянул на маму.

Это был единственный проблеск оживления за весь день. Он вроде бы любил Ардбаун и его окрестности, но сегодня смотрел по сторонам молча, со скучающим видом. Мы приехали на холм возле Пайн-Форест, с которого открывался самый замечательный вид на много миль вокруг. Я думала, Кену хоть здесь что-то понравится, но он стоял, засунув руки в карманы, и явно не мог дождаться, пока все вернутся в машину.

– Вы сняли шарф, – упрекнула его я.

– Да, слишком жарко.

– Что-то по вашему виду не скажешь, будто вам жарко.

– Ничего не могу поделать со своим видом, – огрызнулся он, и я сдалась.