Текст книги "Заключенный на воле (СИ)"

Автор книги: Дональд Маккуин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

– Здесь! – выдохнул Лэннет и тут же задохнулся от боли в груди. – Я здесь. Животное… Что произошло?

– Это лизо. Он мертв. Я не могу вас разглядеть. Вы стоите?

– Встаю.

Лэннет ухватился за дерево и со стоном поднялся.

В то же мгновение Джарка воскликнул:

– Вижу! Ну, вы даете! Я думал, зверюга вас прикончила! Какого черта вы тут делали?

Пленник. Лэннет выругался.

– Поджидал кое-кого. Не знаю теперь, где я находился, когда эта зверюга на меня накинулась, но я оставил этого человека там.

– Сюда. – Джарка заколебался. – Вы можете идти? А то вы цепляетесь за это дерево, как за лучшего друга.

– Я в полном порядке.

Лэннет оттолкнулся от своей опоры, исполненный решимости сделать эту ложь правдой. Джарка фыркнул, но спорить не стал. Он двинулся вперед, велев Лэннету не отставать.

Пленник отыскался в нескольких ярдах от того места, куда его швырнул Лэннет. На первый взгляд капитану показалось, что человек мертв, погиб в тот момент, когда пытался бежать, невзирая на связанные конечности. Джарка присел и пощупал пульс пленника. Лэннет опустился рядом.

– Он без сознания, – сказал Джарка. – Не могу его за это винить. Лизо чуть не затоптал его.

– Что с ним случилось? Зверь уже готов был прикончить меня и вдруг отвлекся.

– Я его убил.

Джарка произнес это так спокойно, словно сообщил: «Я открыл книгу».

– Вы как раз ударили его снизу, под броню. А я подобрался вплотную и проткнул ему сердце.

– Что, все так просто? И чем вы его, копьем?

– У лизо большое сердце. У всех крупных животных оно большое – вы разве не знали? Так или иначе, лизо даже не подозревал о моем присутствии. Он полностью сосредоточился на вас.

– И он меня доконал. Еще несколько шагов – и больше не было бы Лэ… Вэла Борди. Вы спасли мне жизнь.

Джарка негромко хмыкнул и подхватил пленника, по-прежнему пребывающего в обмороке, под мышки.

– Вы говорите, как персонаж скверного фильма.

– Зачем так грубо? Отныне этот сюжет станет моим любимым штампом.

Лэннет ухватил пленника за ноги и помог Джарке поднять его.

– И еще я очень рад, что вы решили последовать за мной. Когда вы обнаружили мое отсутствие?

Джарка перехватил пленника поудобнее и двинулся в сторону лагеря. Поколебавшись, он произнес:

– Мне редко что-нибудь снится. А сегодня ночью меня разбудил сон. Про вас. Я увидел вас и понял, что вы потерялись. Какой-то жутковатый пейзаж: равнина, и насколько видно глазу – кустарник высотой по колено. Странное дело – вы несли на спине человека, но не похоже было, чтобы он был ранен или что-нибудь такое. Он просто там был, понимаете? Вроде как ехал верхом. Потом рядом со мной появилась старая женщина в черном и сказала: «Он беспомощен…» Я проснулся, а вас нет. Как только я выглянул наружу и не увидел вас, то сразу понял, что вы ушли устраивать засаду.

Джарка умолк, а когда он заговорил снова, в его голосе послышался отголосок прежней враждебности:

– Это снова расчет, да? Сперва Реталла, теперь этот несчастный ублюдок. Вы заставили всех поверить, что ужесточите меры безопасности. Вы его выкурили.

– Я сказал об этом двум людям.

Джарка немного замедлил ход, потом неохотно признал:

– Верно. Мне и Сулу. Я ничего никому не говорил. Должно быть, вас это удивит. Вы думали, что мы скажем.

– Я сделал на это ставку. И оказался наполовину прав. И меня не слишком-то это радует. Хотите – верьте, хотите – нет.

На этот раз Джарка умолк надолго.

– Вы что, действительно считаете нас дураками?

– Человека, который спас мне жизнь? Нет. И ваших друзей не считаю. Если у вас и есть какой недостаток, так это излишняя субъективность. Грехом его не назовешь, но для тайной организации такой образ мыслей опасен. Не каждый, кто называет себя вашим другом, говорит правду, Джарка. Это очень неприятно узнавать. И еще неприятнее обнаруживать.

И Лэннет хрипло рассмеялся. В конце концов Джарка негромко произнес:

– Я ручаюсь за этого человека. Вы считаете его шпионом. А я говорю, что просто для него это все оказалось чрезмерным. Он попытался уйти, потому что вы запугали его вашими разговорами об убийстве и смерти.

– Вам виднее.

Лэннет почувствовал в собственной отстраненности жестокость человека, оказавшегося слишком умным для окружающих. Капитан был рад, что Джарка не стал больше ничего говорить, и еще больше он обрадовался тому, что Джарка притормозил и заткнул пленнику рот, когда тот начал подавать признаки жизни.

В лагерь они вернулись в исключительно драматический момент. Повстанцы в растерянности кружили вокруг входа в подземный комплекс. Толпа расступилась перед Лэннетом и Джаркой, и они стащили связанного пленника вниз, в главную столовую. В столовой пахло завтраком, но когда двое мужчин положили пленника на пол и отступили, этот запах показался неуместным. Сул, побледневший до пепельного цвета, стоял чуть в стороне от гудящей взволнованной толпы.

Джарка взглянул на Лэннета. Лэннет повернулся к нему спиной, неловко прихрамывая, добрался до электрочайника и налил себе чашку чая. Джарка, волей-неволей оказавшийся в роли рассказчика, принялся монотонно излагать суть событий. Закончив, он взглянул на Сула. С коренастого командира повстанцев сейчас можно было писать картину «Человек в шоковом состоянии». На лице его явственно читался гнев и наряду с ним – вина. Судя по виду, Сул сильнее всех страдал от этого предательства. Но когда он заговорил, в его словах звучал вызов.

– Нет никаких доказательств того, что он бежал потому, что был доносчиком. Как только стало ясно, кто исчез, я сам обыскал его вещи. В них не было ничего подозрительного.

Пленник затряс головой и яростно замычал сквозь кляп.

– Возможно, у него просто не выдержали нервы, – сказала одна из женщин.

– Вы можете поспорить, – сухо произнес Лэннет. – Слушайте, вам нужны доказательства того, что этот человек – агент? Так найдите их. Выясните, откуда он узнал о вас, кто его к вам прислал. Джарка сказал, что ручается за этого человека. Это значит, что он как-то одурачил Джарку, но кто-то научил его, как это сделать. Я лично думаю, что патрули Помощников шныряют по этому району и ничего не обнаруживают лишь потому, что они и так уже точно знают, где вы находитесь. И узнали они вот от этой дряни. Помощники просто не хотят хватать вас. Пока что не хотят.

Связанный человек скорчился, словно от боли, и у него вырвался пронзительный крик, которого не заглушил даже кляп. Это навело Лэннета на мысль о подступающем ужасе.

– Если это правда, если они знают об этом лагере, нам надо уходить, – сказал Сул. – И быстро. А что будем делать с этим? – И он едва заметно кивнул в сторону пленника.

Лэннет вернулся на прежнее место. У него все болело, а выпитый чай стремился обратно. Капитану казалось, будто чья-то холодная, влажная рука давит ему меж лопаток, и каждый вдох давался ему с трудом.

– Его нужно допросить. Это работа для профессионала. Если в этой компании есть хоть один такой. От этого зависят ваши жизни и жизни ваших родственников.

Воцарившееся молчание оказалось мучительным для всех присутствующих. Елубоко похороненные страхи и сомнения внезапно разгорелись – так разгораются тлеющие угли под ветром.

Первым решился Джарка.

– Мы отведем его к Бетаку. Он знает, что делать.

Остальные повстанцы громко выразили свое одобрение. Двое тут же подхватили пленника под руки. Один из них потянулся было извлечь кляп, но окрик Сула остановил его. Прежде чем повстанец сообразил, что делать дальше, Сул уже оказался рядом и оттолкнул его.

– Оставьте его! Если у него есть что сказать, он сможет сказать это Бетаку. Я не стану сам выслушивать его и никому из вас этого не доверю!

Вытянувшись в струнку, Сул гневно оглядел собравшихся, словно выглядывая – не вздумает ли кто возразить. В конце концов он перевел взгляд на Лэннета.

– Я иду с вами. Это мои люди. Я отвечаю за их проступки.

Лэннета так и подмывало возразить, напомнить Сулу, что большинство его людей остаются в лагере и что место командира – рядом с ними. Но он никогда еще не видел Сула таким. В нем прорезалась жесткость и суровая решимость, какую можно видеть в людях, готовых выполнить свой долг – даже если он оказался более жесток, чем они могли предположить.

Когда Сул и Джарка отправились в охотничий домик, Лэннет пошел с ними. К счастью для его синяков и ссадин, они шли медленно и осторожно. Вокруг не было туристов, от которых стоило бы прятаться, но повстанцы предпочли оставаться под покровом леса до наступления ночи. Когда стемнело, Джарка отправился разведать путь и вскоре вернулся.

– Путь свободен. Бетак там, но при нем еще трое из его совета. Они собрались на совещание. Бетак хочет, чтобы они тоже были в курсе этого дела.

Не тратя больше времени на разговоры, повстанцы потащили пленника в дом.

Бетак вышел им навстречу. Его поведение удивило Лэннета. Прежде Бетак был страстным и яростным. Теперь же он явственно был настороже, но в нем не чувствовалось больше внутреннего огня. Напротив – он был холоден, словно зима. В его кабинете, у дальней стены, сидело три человека в наспех сооруженных масках. Спутники Лэннета тяжело дышали, напоминая капитану курсантов, только-только выбравшихся из электробуса.

Джарка снова описал события прошедшей ночи. Когда он закончил, Бетак взглянул на Лэннета. Лэннет подтвердил, что так оно и было.

Бетак перенес внимание на пленника.

– Вы останетесь здесь. В подвале. Я буду задавать вам вопросы. И вы мне ответите. Можете не сомневаться. Если вы шпион, вы предали своих братьев и сестер. Нет такого слова, какое подошло бы вам в полной мере. За такое преступление может быть лишь одно наказание.

Пленник застонал. До этого момента он молчал, и теперь в его стоне звучало стенание и мольба человека настолько испуганного, что даже надежда казалась ему ловушкой. Пленник рухнул на колени. Это его движение застало Сула врасплох. Они оба пошатнулись и стукнулись об стену. Едва не уткнувшись лицом в Сула, пленник что-то замычал.

Сул грубо отшвырнул его и с неимоверной быстротой выхватил меч. Он вскинул меч и склонился над съежившейся от страха фигурой. Из-под кляпа вырвался сдавленный и искаженный отчаянный визг.

Лэннет перехватил вскинутую руку Сула. Но Сул обратил на это не больше внимания, чем на поднявшийся в комнате шум. Он попытался заколоть пленника. Джарка бросился на помощь Лэннету. Вдвоем им удалось оттащить Сула и удерживать его до тех пор, пока он не взял себя в руки.

Когда переполох улегся, один из людей в маске дернул Бетака за рукав.

– Вы сказали, что может быть лишь одно наказание. Вам не кажется, что это уже крайность?

Лэннет фыркнул и двинулся прочь, мимо Джарки и безвольно застывшего Сула.

– Вас никто не отпускал! – прикрикнул на него Бетак.

Лэннет резко развернулся.

– А почему, собственно? Я свое дело сделал. Вы получили своего шпиона. Я ухожу, потому что мне стыдно здесь оставаться. Я поймал его и передал людям, которые не желают расхлебывать ими же заваренную кашу, которые знают, что они должны делать, но не хотят этого делать.

Капитан угрожающе шагнул в сторону троицы в масках. Те вжались в спинки стульев.

– Вы желаете вести славную борьбу? Ну так узнайте то, что уже знает Джарка и его друзья! У любого, кто попытается сокрушить эту власть, руки будут в крови. А вы надеетесь, что такие люди, как мы, позволят вам самим остаться чистенькими. Тьма вас побери!

– Мы сделаем то, что должны сделать, – сказал Бетак. – Во имя всех наших товарищей-хайренцев, во имя Взыскующего, обещавшего, что любой, последовавший этим путем, обретет свою истинную суть. Вы ничего о нас не знаете. Наше оружие – наша вера. Вы это поймете.

Лэннет хмыкнул и развернулся, чтобы уйти, но Бетак снова остановил его.

– Кстати, что касается надлежащих процедур, – кто-нибудь обыскал пленного?

Лэннет покачал головой.

– Не думаю. Мы только забрали у него оружие.

– Я обыскал его вещи там, в лагере, – хрипло произнес Сул. – Это я за все отвечаю. За все это.

Коротко взглянув на остальных, Сул положил меч на пустующий стул и подошел к пленнику. Тот принялся отчаянно извиваться. Мгновение спустя Сул, держась неестественно прямо, отступил от него. Голова и плечи повстанца поникли – он словно пытался защититься от чего-то. Когда Сул повернулся к остальным присутствующим, оказалось, что он держит в руках небольшую прямоугольную коробочку. Сул смотрел на нее, как на ядовитую змею.

Бетак застонал.

– Коммуникатор. Коммуникатор Помощников.

Никто не успел шелохнуться. Сул отшвырнул коммуникатор прочь, подхватил свой меч и с силой вонзил его в грудь пленнику.

Пленник задохнулся, словно от сильного изумления. Когда Сул рванул меч на себя, на лице пленника появилось хмурое, почти забавное раздражение. Он взглянул на Сула, и Сул закричал. Выронив меч, он подхватил человека, которого только что казнил, и осторожно опустил его на пол. Упав на колени рядом со своей жертвой, Сул одной рукой поддерживал голову умирающего, а другой закрыл лицо.

Глава 15
▼▼▼

Рана была очень опасна и выглядела отвратительно. Нэн Бахальт изучала голограмму пробитого черепа пациента и одновременно переодевалась в одежду хирурга. Раздевшись в туалетной комнате, женщина продолжала изучать снимок, время от времени подправляя настройку и рассматривая его в разных ракурсах. Нэн машинально взяла с полки запечатанный пакет. В пакете находились удобные оранжево-красные брюки и куртка, пропитанные антибактериальным раствором. Все хирургические операции выполнял лишь старший медперсонал, а это, в свою очередь, требовало старших цветов Люмина. Многие возражали против этих ярких оттенков, утверждая, что они возбуждают нервную систему, а не успокаивают ее. Нэн же они оскорбляли. Люмин отказывался открыто признать ее мастерство врача, потому что на нее была наложена епитимья – возможно, пожизненная. Ей запрещено было носить любые оттенки красного, желтого и оранжевого. Нэн приходилось одеваться в полагающиеся подчиненным сине-зеленые цвета – иначе ее ожидало бы крупное дисциплинарное взыскание. Но все же во всех серьезных случаях вызывали Нэн, и тогда ей приходилось одеваться соответствующим образом. Это лицемерие раздражало молодую женщину сильнее прямого остракизма и всех ограничений, которым она подвергалась с момента высылки с Паро.

Паро. Лэннет. Они сказали, что он бежал из односторонней камеры. Куда он мог отправиться?

Неужели это и есть ее жизнь? Слуга тирана, представитель религии, которая лишила ее всякой веры…

А вдруг он погиб? Вдруг это единственный для всех них способ бегства?..

Нэн поймала себя на том, что думает о Дилайт, малышке, жившей при миссии Люмина на Паро. Очаровательная маленькая девочка часто вспоминалась Нэн, и воспоминания эти были горьковато-сладкими. Припомнив, какие теплые отношения сложились между Лэннетом и малышкой, Нэн невольно улыбнулась.

Потом женщина сделала глубокий вдох и медленный выдох. Словно по контрасту, ей вспомнился диктат ее ангела мести, ее дяди. «Наиболее полное поражение – это капитуляция». Нет, этого от Нэн Бахальт не дождется ни он и никто другой!

Нэн отвлеклась от голограммы ровно настолько, чтобы завязать ремешки на щиколотках, потом продолжила изучение снимка.

Пострадавший – молодой мужчина. Нонк.

В любой другой культуре человек, замешанный в антиправительственном заговоре, считался бы мятежником. Но на Хайре советник Уллас объявил, что мятеж не только невозможен, но и невообразим. Помощники вышли из этого затруднения, взяв в обыкновение называть мятежников и прочих нелояльных граждан нонконформистами. Естественно, вскоре это слово сократилось до «нонка».

Нэн презирала это выражение. В нем не было ни достоинства, ни точности. Она отказывалась употреблять это слово и продолжала говорить «мятежники». Такое поведение лишь убеждало начальство Нэн в ее неисправимости.

Женщина взглянула на голограмму и снова подумала о Лэннете. Подбородок у пациента упрямо выдавался вперед, но не так, как у Лэннета. («Упорный. Лэннет упорен, а вовсе не упрям. Может, он слишком крепко держится за свои убеждения, но это упрямством не назовешь».) И глаза у пациента посажены ближе. И у Лэннета они были другого оттенка. Синие. Необыкновенные, постоянно изменяющиеся синие глаза – в одно мгновение льдистые и хрупкие, а в следующее – уже огненно-яркие и пылкие. И скулы…

Нэн встряхнула головой, отгоняя посторонние мысли.

Пациент был ранен при аресте. Помощники настигли его, когда он пытался бежать. Согласно уставу, для проведения операций в городских условиях в качестве оружия использовались покрытые пластиком металлические пруты в два фута длиной и в дюйм толщиной. Та часть прута, что располагалась между рукояткой и жесткой верхушкой, делалась гибкой. Для того чтобы правильно рассчитывать суммированное воздействие мышечных усилий и энергии, передающейся через гибкую часть, требовался определенный навык. Пострадавший парень являл собою свидетельство служебного рвения кого-то из Помощников.

Войдя в операционную, Нэн кивнула двум ассистентам в масках и получила в ответ такие же кивки и неразборчивое бормотание. Она знала, что сотоварищи по Люмину общаются с ней с крайней неохотой. И страшилась того дня, когда она начнет воспринимать такое обращение как нечто нормальное. До тех пор, пока оно причиняет ей боль, она все еще человек.

Кожа пациента была лишь слегка рассечена. Травма представляла собой полукруглую вмятину над правым ухом. В самой глубокой ее части располагалось красное пятно, сочащееся сукровицей. Нэн взглянула на непрерывно работающий магнитный сканер, установленный на вращающейся подставке рядом с пациентом. Его изображение было не таким выпуклым, как на голограмме, но зато оно более ясно позволяло представить себе объем повреждений. Неровные фрагменты черепной кости, явственно сломанные, удерживались на месте за счет мягких тканей и твердой мозговой оболочки. Нэн невольно скривилась; удар, проломивший череп, нанес необратимые повреждения поверхностным тканям мозга. Нэн немного повозилась со сканером, изменив настройку. Пока она трудилась над этим, один из ассистентов сообщил:

– Мы это уже проверили, доктор. Предыдущее ответвление средней мозговой артерии разорвано.

Нэн поблагодарила ассистента за подсказку.

– Насколько я могу видеть, серьезнее всего повреждены височная кость и часть теменной. Кто-нибудь проверял, не смещена ли косточка? Есть ли кровь в среднем ухе?

Задавая эти вопросы, Нэн продолжала подстраивать сканер. Прежде чем ассистент успел ответить, она и сама уже увидела ранее не замеченное ею повреждение косточки. Нэн пробормотала себе под нос:

– Выздоровеет он не скоро, но по крайней мере слух пострадать не должен. И, похоже, все переломы без смещения.

Женщина надела операционный шлем и опустила забрало. Когда Нэн склонилась над операционным столом, в пределах ее бокового зрения вспыхнул экранчик, на котором постоянно высвечивались данные о пульсе пациента, дыхании, сердцебиении и содержании кислорода в крови. Лазерный датчик измерял расстояние до ближайшего предмета, на который был устремлен взгляд, и автоматически подстраивал линзы таким образом, чтобы обеспечить наилучшую видимость, учитывая заранее заложенную в него остроту зрения самой Нэн.

Приступив к операции, Нэн всецело сосредоточилась на ней. Она лишь изредка бросала взгляд на какой-нибудь из многочисленных экранов, отслеживающих все, что сейчас происходило с мозгом раненого. Ее ассистенты были приучены сообщать доктору обо всех необычных изменениях.

Главными заботами Нэн были контроль над артериальным кровотечением, удаление сгустков крови и омертвевших тканей мозга и восстановление черепа. Она разрезала кожу, чтобы обеспечить себе доступ к ране, и рассекла твердую мозговую оболочку. Когда артерия обнажилась, Нэн пережала ее, а затем обернула поврежденный участок тонкой полимерной сеткой. Ассистент обрызгал сеть протеиновым материалом для уплотнения, а потом наложил второй слой протеинового раствора, чтобы нарастить поверх сети новую ткань.

Нэн в это время работала над удалением крови и омертвевших тканей. Она очень не любила эту работу. Ткани мозга отличались неприятной мягкостью, и от прикосновения к ним Нэн начинало подташнивать. А лазерный скальпель, прижигавший мелкие кровеносные сосуды, создавал в процессе этой процедуры такую вонь, что Нэн постоянно опасалась, как бы ее не вывернуло наизнанку. По сравнению с этим останавливать кровотечение было сущим пустяком. Накладывающиеся друг на друга тончайшие штрихи на забрале операционного шлема позволяли определить точное местоположение цели. Мини-лазер измерял расстояние. Нэн перемещала перекрестье штрихов, чтобы очертить требуемую зону. Затем информация поступала непосредственно к лазерному скальпелю. Прикосновение к контрольной кнопке у правого виска – и яркое пятнышко света вспыхивало на миг и гасло. Раздавался тихий хлюпающий звук. Вверх уплывала крохотная струйка дыма. Нэн была непоколебимо уверена, что каждый атом едкого дыма безошибочно устремлялся к ней в ноздри. Все это время вакуумная машина, отсасывающая омертвевшие ткани мозга, издавала отвратительное прихлюпывающее хихиканье. Единственным светлым моментом в этой части операции оказалось то, что поврежденных тканей оказалось меньше, чем опасалась Нэн.

После этого восстановление черепа было почти отдыхом. Все фрагменты совместились без проблем. Слой клея на один край разлома, слой фиксирующего состава – на другой. Потом соединить и удержать в этом положении две секунды, чтобы клей застыл. С последним небольшим осколком пришлось повозиться, но на этом работу можно было считать выполненной. Нэн отступила в сторону, кивком велев ассистентам заканчивать.

Сняв шлем, женщина позволила себе на мгновение отдаться искренней радости от хорошо выполненной работы. Цвет кожи парня был хорошим, дыхание – нормальным. Теперь нужно было проверить, не продолжается ли где незамеченное кровотечение, порождая новую опухоль, но Нэн считала такую возможность маловероятной. Пациент потерял так мало тканей мозга, что даже никогда не заметит этого. И она проделала всю эту операцию собственными руками! Никаких разрезов, выполненных при помощи компьютера, никакой прямой электронной связи между ее шлемом и больничным банком данных. Диагностировка и операция были произведены самой Нэн и ее помощниками – и только ими.

Остальные врачи ненавидели ее за это. Нэн платила им презрением и называла придатками машин, их слугами, а не господами.

Прежде чем покинуть операционную, Нэн поблагодарила тех, кто работал с ней. Ассистенты пожали ей руку. Они относились к ней немного иначе, чем все остальные. Нэн знала, что другие доктора не позволяют своим ассистентам ставить диагноз или высказывать собственное мнение. Ее ассистенты никогда не благодарили ее, даже в операционной, но Нэн видела их гордость и уважение.

Приняв душ и снова переодевшись в сине-зеленый наряд, Нэн отправилась туда, где проживал женский персонал Люмина.

Путь был неблизок. Двор занимал немалую площадь. В древние времена он был крепостью, но старинные стены давно уже затерялись в лабиринте разнообразных офисов, бюро, министерств и департаментов. Вооруженные враги на протяжении многих поколений пытались пробить это каменное кольцо. Но никто так и не преуспел в этом. Чиновники же попросту тихонько присоседились к крепости и без лишнего шума, втихую, поглотили ее. В нынешнем Дворе для того, чтобы разобраться, где высились прежние гордые укрепления, требовалась карта и хороший обзор. Новые же стены – последние, возведенные после очередного расширения территории, – были чистой фикцией.

С точки зрения Нэн, во Дворе было лишь одно приятное местечко – Дворик. Это был довольно большой парк, разместившийся в южной части комплекса. Его зелень радостно сияла, словно ограненный изумруд среди грубых камней. Нэн не могла покидать пределов Двора. И Дворик был ее убежищем. Он дарил молодой женщине деревья, цветы, небольшой пруд с водоплавающими птицами. И утешение – ненадолго.

Из окна, у которого спала Нэн, можно было заглянуть в глубину кроны одного могучего дерева. Прежде чем войти в здание, Нэн остановилась и погладила шершавую кору, здороваясь со старым другом. А ведь и в самом деле – они были старыми друзьями. Они были знакомы вот уже четыре сезона, целый год.

Эта мысль поразила Нэн: с Лэннетом она провела куда меньше времени. Лицо Нэн вспыхнуло. Первые месяцы их знакомства она презирала капитана Стрелков, так что вряд ли их можно считать временем, проведенным вместе. Как могла она так быстро и так безоглядно влюбиться в человека, который?..

И снова Нэн заставила себя не думать об этом. Она нырнула в здание и поднялась к себе в комнату. Остановившись на пороге, женщина оглядела свои владения. Справа – развлекательный центр, неизменное головидео и рядом стандартный набор аудиоаппаратуры. Дверной проем, ведущий в крохотную кухню. Обеденный стол, два стула. Над столом – пейзаж с изображением хайренских гор, чуть выше – книжные полки. У окна – мягкое кресло, приставной столик, монументально уродливый торшер. Слева диван и еще два приставных столика. Ближе к двери – стенной шкаф. Между дверцей шкафа и одним из диванных столиков дверь в спальню. При спальне – смехотворно маленькая ванная комната. Повсюду красивые, яркие цвета. Недостаточно яркие, чтобы предотвратить депрессию, но достаточно веселенькие для того, чтобы превратить мысли о самоубийстве из навязчивых в случайные.

Нэн прошла на кухню и включила чайник. Первые поселенцы, направленные на Хайре Прародителем, накопили обширные знания о травах. Принюхавшись к десяти коробочкам, извлеченным из буфета, Нэн мысленно благословила неустрашимых исследователей и выбрала траву, запах которой ей показался наиболее успокаивающим.

Едва она сделала первый глоток, как в дверь постучали. Нэн нахмурилась. Всякий посетитель обычно означал появление дурных вестей. Нэн открыла дверь – и на мгновение онемела от удивления. Потом она кое-как умудрилась пробормотать:

– Доктор Ренала? Мне никто не сказал, что вы желаете видеть меня…

Гостья, не дожидаясь приглашения, отстранила Нэн и вошла. Выглядела она устрашающе. Довольно было одного взгляда, и любому наблюдателю становилось ясно, что ее оранжево-красный наряд служил предупреждением, точно так же, как окраска некоторых ядовитых насекомых. Промаршировав через комнату, гостья развернулась и остановилась спиной к окну, едва не касаясь его. Солнечные лучи пронзили ткань одеяния и заставили ее вспыхнуть. Нэн знала, что и место, и поза – руки в боки – были выбраны доктором Реналой с таким расчетом, чтобы представить свой наряд и собственные немалые размеры в наиболее выгодном свете. Гостья весила около двухсот фунтов, а ее манера двигаться заставляла предположить, что из всех этих фунтов мало что приходилось на жир. Воинственно вскинутый подбородок – красный выступ между такими же красными круглыми щеками – был устремлен в сторону Нэн. Доктор Ренала запустила руку за пазуху, и та исчезла где-то среди двух объемистых грудей. Когда рука снова вынырнула наружу, в ней был зажат голодиск.

– Это только что прибыло. На межзвездном корабле.

Нэн кивнула, ожидая, что же будет дальше.

Доктор Ренала усилила натиск.

– От Солнцедарительницы. Лично. Письмо адресовано мне, но тут есть и пара слов для тебя. Думаю, будет лучше, если мы прослушаем его здесь, в твоем жилище.

Нэн не сомневалась в подтексте последнего замечания. Но доктор Ренала и сама сочла нужным пояснить:

– Нам никогда не удавалось доказать, что мой кабинет прослушивают, но можно не сомневаться, что так оно и есть. Послание Солнцедарительницы наверняка конфиденциальное, а мы практически уверены, что младший персонал вроде тебя слишком незначителен, чтобы вас кто-нибудь подслушивал.

Доктор Ренала постоянно мимоходом оскорбляла своих собеседников – у нее был к этому настоящий талант. Нэн пропустила оскорбление мимо ушей, забрала диск и вставила его в проигрыватель. Указав на диван, Нэн подождала, пока Ренала усядется, а потом сама уселась на другом конце дивана – как раз в тот момент, когда проигрыватель включился и изображение ожило.

С экрана на них взглянула Солнцедарительница.

– Это закрытое послание. Если его посмел просматривать человек, не имеющий соответствующего допуска, знай, что ты вмешиваешься в дела Люмина в лице его высших служителей. Возмездие будет неотвратимым, – жрица сделала короткую паузу. – Приветствую вас, доктор Ренала. Я доверила это послание надежному курьеру. Он должен передать вам мои инструкции: просмотрите письмо вместе с Бахальт, потом уничтожьте. Уверена, что вы все выполните в точности. Я выяснила, что командор Этасалоу находится на Хайре. Слухи отправляют его в самые разные уголки галактики, но мои сведения точны. Он на Хайре. Я не знаю, поддерживается ли связь между Этасалоу и его племянницей. Несмотря на вопли командора о том, что он ненавидит ее и что она предала всех, кто ей доверял, включая самого командора, лично я убеждена, что они будут искать возможность примириться и воссоединиться. Их примитивное стремление ставить семью превыше всего прочего общеизвестно. А потому наложенную на Бахальт епитимью следует усилить. Она не должна никуда ходить без сопровождения. Она в долгу перед Люмином за полученное образование и никогда не оплатит этого долга. Тем не менее, он существует, и это следует учитывать. Искусство Бахальт следует использовать в полной мере. Доктор Ренала, я поручаю вам проследить, чтобы она трудилась в соответствии со своими обязанностями и чтобы она была изолирована от вероотступника Этасалоу.

Нэн почувствовала, что ее распирает безудержный смех. Солнцедарительница ничего не понимала! Она никогда не примирится с Этасалоу, это невозможно! Даже если она бы и желала примирения, он постарается убить ее, прежде чем она успеет сказать хоть слово. И она не уверена, что сама не поступит точно так же. С того самого момента, как Нэн оказалась на Хайре, ее терзали слухи о присутствии здесь беглого Этасалоу. Их упорство заставляло Нэн верить. А страх заставлял отказываться верить. Теперь же опасность сделалась неоспоримой. Солнцедарительница боится, что она будет искать возможность воссоединиться с Этасалоу? Воссоединиться с вечной тьмой!

Солнцедарительница тем временем продолжала:

– Из Коллегиума также поступило еще одно известие. В течение года с момента исчезновения предателя Лэннета никаких его следов обнаружено не было. Гражданский суд с согласия императора Халиба официально объявил Лэннета мертвым. Бахальт, я знаю, что твое нежелание раскаяться основывается на вере в то, что в один прекрасный день твой лихой капитан вернется к тебе. Возможно, теперь ты опомнишься и проникнешься духом истинного раскаянья.