Текст книги "Весы"

Автор книги: Дон Делилло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

– В каком-то смысле, интересные. Но при этом странные. В основном имеют в виду меня. Из нас двоих я страннее.

– Не люблю такие разговоры. Я не знаю, что положено говорить в таких случаях.

– Возможно, зря об этом заговорили.

– Так что давай сменим тему.

– Хотя на самом-то деле, дорогой мой, ты гораздо страннее, чем при всем желании могу быть я.

– Как это страннее? Я не странный. Мне это все не нравится.

– Странный как мужчина. Странный, потому что мне никогда не удавалось разгадать, что у тебя на душе, в чем твоя суть.

– Слава богу, это не по моей части.

– Прожив с мужчиной долгие годы, я все равно не могу и отдаленно представить себе, каково это: быть им.

– Забавно. Я думал, женщины – загадочные существа.

– Нет-нет-нет, – мягко ответила она, будто поправляя обидчивого ребенка. – Это мудрость, которая передается от мужчины к мальчику годами, опыт и знания сотен поколений. Но это всего лишь очередная ложь Управления.

С той минуты как ЦРУ засекло передачу повстанцев от 1 января 1959 года, провозглашавшую, что тиран Батиста покинул страну в 2 часа ночи и доктор Фидель Кастро Рус стал верховным лидером Кубинской революции, – с той самой минуты и до теперешней, четыре с половиной года спустя, когда он в своем полосатом халате готовил для жены коктейль, Ларри постоянно занимался то одним, то другим заговором с целью вернуть Кубу. Никак не навоюешься, говорила Берил. Ей нравилось напоминать, что он по натуре не мстителен, не имеет стойких политических убеждений, не испытывает к Кастро ненависти и не желает ему телесных повреждений. На самом деле Ларри прославился тем, что однажды явился на маскарад Фиделем Кастро, с бородой, сигарой, в военной форме цвета хаки – где-то за месяц до вторжения. Тогда это казалось смешным.

Ларри очень не нравилось только одно. Тип людей, с которыми ему время от времени приходилось иметь дело, чтобы совместными усилиями вернуть свои кубинские капиталовложения. Держатели азартных притонов, казино и отелей, люди, которые привычно подкупали чиновников, регулярно отправляли с Багамских островов курьеров с тяжеленными сумками в Международный кредитный банк Женевы – эти люди стремились вернуть миллионы, которые когда-то загребли с игровых столов в Гаване. Он не хотел иметь ничего общего с этими приземистыми итальяшками.

В тот же день, но чуть раньше, в приемную «Гай Банистер и партнеры» в Новом Орлеане вошел молодой человек. Дельфина Робертс сидела за столом и перепечатывала исправленный список правозащитных организаций для картотеки Банистера. Молодой человек терпеливо ждал. Подвернутые джинсы, на подбородке двухдневная щетина. Дельфина прервалась только для того, чтобы поправить свои начесанные волосы, – нервная привычка, с которой она намеревалась бороться. Затем снова принялась печатать, при этом видела, что молодой человек изучает календарь на стене, убеждая себя, будто его не заставляют ждать. Ей были знакомы самые разные повадки. Она могла одновременно печатать сложный текст и скрупулезно изучать посетителя. Улыбочка этого парня как бы говорила: «А вот и я – тот самый, кого вы ждали».

– Я хотел бы заполнить заявление о приеме на работу в вашу фирму.

Дельфина продолжала печатать.

– Я полагаю, у вас есть люди, которые занимаются подпольной работой, например, втираются в доверие к студентам или ходят на политические собрания. Я имею в виду сбор информации. Я хотел бы работать у вас секретным агентом. У меня есть надежная кличка. Я служил в армии. И жил за границей в условиях, которые позволили мне постичь глубину коммунистического склада ума.

Дельфину это не удивило. К ним на Кэмп-стрит, 544 частенько захаживали без приглашения индивиды, заставляющие призадуматься. Этот адрес притягивал людей с самыми цветистыми биографиями.

Она прекратила печатать и протянула молодому человеку бланк заявления. Он сказал, что должен вернуться на работу в кофейную компанию за углом, но заполнит бланк и принесет утром. Затем ушел.

Из задней комнатки вышел Дэвид Ферри и своим всегдашним недоверчивым шепотом спросил:

– Это еще кто?

– У него надежная кличка.

– У нас что, есть бланки для секретных агентов?

– Нет. Я дала ему стандартный бланк.

– Там, где рост и вес?

– Наверное. Я не знаю.

– Есть ли психические заболевания в семье. Или сообщите нам историю болезни.

– Как хочешь, так и думай, Дэйв. Я занята. Очень занята.

– Как можно описать заболевание на стандартном бланке?

Дэвид Ферри прошел в пустой кабинет Гая Банистера и выглянул на улицу, в надежде увидеть молодого человека, чей голос он только что слышал. В его манере говорить было что-то знакомое. Сможет ли он узнать его внешне, судя по голосу? Ферри вглядывался в толпу пешеходов. Черномазых полно, думал он. Но ни намека на сладкоголосого паренька, который хочет стать шпионом.

В Форт-Уорте

Даже вернувшись из армии, он оставался военным. Его отец был ветераном. Оба брата служили. Мой собственный брат был военным моряком. Мы семья военнослужащих. Он каждый месяц высылал мне часть своего жалования, и когда узнал о моем увечье, о чем я написала в письме, то подал заявление об увольнении по семейным обстоятельствам, так как я была недееспособна и полгода пыталась накопить, чтобы подать иск. Тогда их часть размещалась в Калифорнии, и его быстро отпустили на помощь матери. Меня покалечило банкой с леденцами, упавшей с полки; четыре врача делали мне рентген носа и лица, плюс там еще время и стоимость проезда, а магазин по-прежнему не желает раскошеливаться. Я инвалид, я не в состоянии копить деньги. Это как во времена мистера Экдала, у которого ежегодный доход в десять тысяч, а жил он за казенный счет и обстряпал все так, что мне не досталось никакого пособия.

Я не говорю про то, что у Ли был замечательный голос и что в шесть лет он прекрасно пел в Ковингтоне, штат Луизиана. Он солировал в лютеранской церкви, «Ночь тиха», и это можно подтвердить.

И теперь мальчик возвращается из армии и говорит, что будет работать на торговом судне и посылать мне деньги. Больше мы и не поговорили за те три дня, что он спал на раскладушке в кухне, потому что у меня не нашлось другого места, плюс он сказал: мама, я сдал экзамены за среднюю школу и это уж я совсем не понимаю, зачем, если собираешься таскать ящики на грузовом корабле. Он побыл здесь всего несколько часов за эти три дня, собрал сумку и уехал. Потом я получила письмо со штампом почты Нового Орлеана, что он забронировал место на судне в Европу. Мне трудно с этим примириться, ваша честь. В письме ничего не сказано про торговое. Про то, что он будет работать некоторое время, пока я не найду для нас обоих квартиру побольше. Там сказано: «Я забронировал место». Там сказано: «Моя система ценностей сильно отличается от твоей и Роберта». Там сказано: «Я не сообщил тебе о моих планах, потому что ты вряд ли поняла бы меня».

Эта извечная борьба всей моей жизни заставила его уехать.

Открытка № 3. На борту фрейтера «Марион Лайкс», направляющегося в Гавр. Одинокому чудаку не о чем говорить с остальными тремя пассажирами в этом шестнадцатидневном плавании. Серое море, сильное волнение, пропущенные завтраки, обеды и ужины. Он говорит им, что едет учиться в Швейцарию, но не упоминает ни названия учебного заведения, ни профессии, которой намеревается себя посвятить. Он отказывается сняться на память, как ни уговаривают его дружелюбные попутчики. Она – вполне славная дама, ее муж – подполковник армии США в отставке. Уж казалось бы, посреди океана он мог бы спокойно сидеть на палубе, а не отвечать на вопросы какого-то вояки с ясным взором. Меньше всего он общается с четвертым пассажиром, соседом по каюте. Парнишка только что окончил школу и направляется во Францию учить французский. Он родом из Техаса, и внешне похож на Ли, только в более удачном исполнении для окружающего мира.

Будто тень его собственной жизни то и дело ложится поперек дороги.

Он наблюдает за ними на ужине в кают-компании, и, кажется, понимает, почему они так довольны собой. Они уже почувствовали незримые узы: все они американцы. Они чуть ли не светятся от осознания этого факта, направляясь к чуждым берегам, в окружении отчасти иностранного и по преимуществу чернокожего экипажа, восхищаясь своей прямотой и положительностью, своими демократическими ценностями, своей моральной силой, тем, как они держат нож и вилку, как улыбаются в этом великолепии и блеске – именно поэтому он не ел вместе с ними и не вступал в разговор.

Перед ним на белом блюдце лежит спиральная кожура мандарина. Он думает о девяти месяцах, которые провел на аэродроме морской пехоты Эль-Topo в Калифорнии, вернувшись из Японии. Он продолжал изучать русский, подучил испанский (это было время Фиделя Кастро) и обдумал изящный обман, который позволил бы ему оказаться там, где он находился сейчас.

В библиотеке базы он нашел каталог зарубежных колледжей. Просмотрел список на предмет малоизвестных школ, расположенных в нужных ему местах, и запросил бланк заявления о приеме. Колледж Альберта Швейцера. Хурвальден, Швейцария. Ему нужно было придумать повод для поездки за границу, потому что морской пехотинец после демобилизации еще два года находится в резерве.

На бланке в качестве основных интересов он перечислил: философия, психология, идеология, футбол, бейсбол, теннис, коллекционирование марок.

Профессиональные интересы (если они определены): написание рассказов о современной американской жизни.

При определенном освещении море становится зеленым, он наблюдает с палубы неторопливую однообразную рябь. Вернувшись в свою каюту, он лежит на койке и слушает неспешное поскрипывание корабля, будто вокруг него шевелится какой-то гигантский мозг. Перлини – это канаты для швартовки.

На бланке заявления о приеме в колледж он счел необходимым указать, что по окончании семестра намерен посетить летние курсы университета Турку – в Финляндии.

Хайдел пробирается все дальше на Восток.

19 июня

Мэри Фрэнсис оставила машину под дубом на круговой автомобильной дорожке рядом со зданием Педагогического Колледжа, иначе говоря – Старым Главным Корпусом. Ей было приятно, что Уин работает в самом старом строении на территории колледжа. Ей нравилось само здание: арки подъездов, колонны высотой в два этажа. В Дентоне есть потаенные улочки, хранящие томный дух истории, староамериканское спокойствие, задумчивость и неизменность, есть и еще более древние черты, идеи и ценности, запечатленные в известняке и мраморе, в завитках, венчающих колонны, и в деталях фриза, как на банкноте. Старый Корпус, здание окружного суда, широколобые фасады, дома с большими тенистыми верандами, деревья, улицы, названные в честь деревьев, – все это радовало, наводило на мысль, что счастье каждую минуту живет во всем, что она видит и слышит. Счастье состояло в том, чтобы замечать мелочи – много мелочей, день за днем, каждую минуту, – и теперь она ощущала это не только всем сердцем, но и всей кожей, каждым волоском.

Сюзанна сидела рядом с матерью, вытянув руки по швам, поставив прямо худые незагорелые ноги, вся – притворное послушание. Они друг с другом не разговаривали.

Можно быть счастливой прямо сейчас. Не обязательно переживать счастье только в воспоминаниях, подобно Уину. Он любил доказывать это в своей мягкой манере, с миной «профессора-неудачника» (как он сам выражался), слегка наклонив голову вправо. Счастье не имеет отношения к труднодостижимому сиянию или медитации. Его можно почувствовать прямо сейчас, собрать из названий окружающих предметов: персидской сирени, дуба, вяза. Ей нравилось жить здесь после Майами, Гаваны, Мехико, Гватемалы, непродолжительного пребывания в юго-восточной Вирджинии (ИЗОЛЯЦИЯ), прямых улиц с одинаковыми домами на побережье Каролины (ТРОПИК ИЗОЛЯЦИИ).

Сейчас они поедут в «Стейк-Хаус» на Саут-Локаст – полакомиться гигантскими креветками с салатом, картошкой фри и горячими булочками, потом Уин предложит зайти в «Лэйнз» за мороженым.

Жаркие голубые небеса.

Тишина в машине, тишина на выгорающих лужайках.

Сюзанна задерживала дыхание.

Из своего кабинета в подвале Старого Главного Корпуса Уин Эверетт разговаривал по телефону с Парментером.

– Откуда Мэкки все это знает, если он не выходил с ним на контакт?

– Ти-Джей получает информацию из конторы Банистера. Один из людей Банистера – доверенное лицо Освальда.

– Что дальше?

– В январе он заказывает у одной фирмы в Лос-Анджелесе тупорылый 38-го калибра. В марте выписывает из Чикаго итальянский карабин со снайперским прицелом.

– Вооружен и опасен, – тихо произнес Уин.

– Это еще не все. Ты там хорошо сидишь? Он раздает на Улице прокастровские листовки. Два или три дня назад вручал их морякам с авианосца.

Эверетт уставился в пространство.

– И как это согласуется с тем, что он работает в одном здании с детективным агентством Банистера, непосредственно над конторой Банистера, то есть, черт побери, над опорным пунктом всей антикастровской кампании в Луизиане?

– Никак не согласуется, – ответил Парментер.

– Я рад, что ты это сказал. А то я уже начал думать, что чего-то недопонимаю.

– Мне известно только то, что сообщил Ти-Джей. А именно: объект появляется в конторе Банистера и предлагает свои услуги в качестве секретного агента. Банистер определяет его в чулан этажом выше. Комнатенка превращается в новоорлеанский штаб комитета «Справедливость для Кубы». И объект в белой рубашке и галстуке кидается на улицы раздавать листовки.

Между собой они называли Освальда «объектом», президент же обозначался кодовой кличкой «Улан», принятой в Секретной службе. Человек всеми силами стремится ограничить поверхность, на которой могли бы задержаться боль и раскаяние – чья угодно боль. Темя для вечерних раздумий.

– Дай-ка разобраться, – произнес Уин. – Значит, объект покидает Даллас. Он испаряется, исчезает из нашей жизни – перспективная часть операции навеки утрачена.

– Потом он внезапно всплывает там, где мы меньше всего ожидаем его увидеть.

– Он возникает из ниоткуда в конторе Гая Банистера в Новом Орлеане и ищет подпольную работу. Тот же самый парень, который дезертировал в проклятый Советский Союз, а потом из заказной винтовки выстрелил в генерала Уокера. Забредает прямо в центр вражеского лагеря.

– Мэкки должен поручить Гаю Банистеру подыскать замену нашему мальчику. И что же? С улицы забредает подлинник собственной персоной.

Эверетт обшарил карманы: где сигареты?

– Ты должен сблизиться с объектом, – сказал он.

– Только не это.

– Послушай, Ларри…

– Я не больше тебя жажду личного контакта, дружище. Поручи его Мэкки.

– Он сейчас где?

– На Ферме, насколько мне известно.

– Хорошо. Знаешь что? Добудь образец почерка этого парня.

– Я сейчас же свяжусь с Ти-Джеем.

Коридор был пуст. Уин поднялся по лестнице на первый этаж. За стойкой никого. Он вышел на улицу. Учебный год закончился. Вдалеке не спеша двигались люди – летние студенты, обслуживающий персонал; поливальная установка на газоне разбрызгивала воду непрерывными дугами, трава лениво посверкивала.

Покушению должна предшествовать провокация.

Он разрабатывал сверхсекретную директиву избранным членам «Высшей исследовательской программы» от заместителя директора по планированию, датированную маем 1961 года. В ней убийства зарубежных лидеров рассматривались с философской точки зрения. Также цитировался фрагмент из Псалтири, о котором внешний мир и не подозревал. «Уничтожайте с крайним пристрастием». Парментер изготовил эту директиву на соответствующих бланках и пишущей машинке.

Второе. Через своих людей в Маленькой Гаване Эверетт разместил в эмигрантском журнале, издававшемся в Нью-Джерси, зашифрованную новость. В этой заметке «из анонимного источника» речь шла об операции, которую Военно-морская разведка проводила из Гуантанамо, базы США Рядом с восточной оконечностью Кубы, в июле 1961 года. История была сфабрикована, но сам по себе план убийства Фиделя Кастро и его брата Рауля существовал в действительности. Вырезку из этого журнала должны будут найти среди вещей объекта после неудачного покушения на жизнь президента США.

Третье. Он работал над схемой записей телефонных разговоров на листах бумаги из Отдела технических служб. Закорючки, номера телефонов, аббревиатуры быстродействующих ядов, произведенных в спецлаборатории этого Отдела, которую в шутку именовали «Комитетом модификации здоровья». Расшифровщику последовательности телефонных номеров придется проделать извилистый путь, в котором наряду с большим количеством тупиков (цветочная лавка, супермаркет) будут фигурировать домашний телефон ссыльного лидера в Майами, мотель в Ки-Бискейне, которым владеет мафия, яхта, пришвартованная у пристани Майами, – местожительство резидента ЦРУ.

Он направился к машине.

Местный колорит, биографические данные, связи, над которыми исследователям придется поломать голову. У него были и другие схемы, другие, подлинные документы, относящиеся к попыткам покушения на Кастро – попыткам, в которых он лично участвовал на стадии планирования. Парментер устроит так, чтобы это чтиво окольным путем попало в руки журналистов, членов подкомитетов и прочих людей, способных выставить их на всеобщее обозрение. Стоит народу понять, что покушение на президента – кубинский ответ на многочисленные попытки американской разведки убить Кастро, как остров снова почти у нас в кармане.

Уин издалека увидел их в машине. Его лицо расплылось в улыбке. Прикрывая ладонью глаза от солнца, он двинулся к правой передней дверце. В жарком слепящем свете казалось, что мокрая трава усыпана блестками. Он на цыпочках подкрался еще ближе и, широко улыбаясь, стал ждать, когда Сюзанна его заметит.

Гай Банистер в одиночку сидел в баре «Кац и Джеммер», на любимом месте в ближнем углу, где барная стойка закругляется и упирается в стену. Ему нравилось сидеть, привалившись спиной к стене, глядя на улицу, на неоновые головы прохожих, что, покачиваясь, проплывали мимо рекламы пива «Фальстаф» в высоком окне.

Доктор запретил ему пить. Он пил. Запретил курить. Он курил. Посоветовал уйти из детективного агентства. Он стал работать больше обычного, составлял более длинные списки, перевозил оружие, хранил боеприпасы, заправлял славными ребятами, шпионившими в местных университетах.

Дэйв Ферри вечно зудел по поводу опухоли, растущей у него в мозгу. Но если кого и донимали провалы сознания и головокружение, так это Банистера; он сидел за письменным столом и наблюдал, как собственная рука начинает дрожать где-то в отдалении, будто чужая.

Ему шестьдесят три года, из них двадцать лет он провел в Бюро. Агент, кавалер многих орденов сидел в баре один и пил.

Под пиджаком он носил «кольт» из вороненой стали, рассверленный для патронов «магнума-357». Гай искренне полагал, что старого доброго «особого тридцать восьмого» недостаточно для тех ситуаций, в которые человек его положения мог попасть в любое время дня и ночи. Аминь. Красивая золотистая жидкость поблескивала на дне стакана. Он залпом проглотил остатки бурбона и уставился на подошедшего бармена.

– Мы взяли его на выходе из «Биографа» в Чикаго, в июле тридцать четвертого, застрелили в переулке в трех домах от театра.

– О ком идет речь? – уточняет лопоухий бармен.

– О мистере Джоне Диллинджере. Вот о ком. Налей мне, блядь, еще.

– Со льдом или без?

– Знаменитый финал. Поклонники старины Диллинджера могли бы сказать тебе, какой шел фильм, когда мы его пристрелили.

– Ума не приложу.

– «Манхэттенская мелодрама» с Кларком Гейблом.

Бармен рассеянно наполнил стакан.

– Если знаменитый финал случается неподалеку от кинотеатра, надлежит знать, что там показывали.

– Не сомневаюсь, мистер Банистер.

– Это был большой, блядь, фурор.

Он доставлял боеприпасы на острова южной Флориды – бомбить нефтеперегонные заводы и для залива Свиней. У него в конторе скопилось такое количество оружия, что Ферри пришлось забрать часть домой. На кухне у Ферри складировали противопехотные мины. Судя по тому, что десятки группировок склонялись ко второму вторжению, должно было что-то произойти. И правительство знало об этом. Рейды и аресты теперь стали обычным делом. Все переворачивалось с ног на голову.

Он увидел, как мимо окна прошел юнец Освальд, он направлялся домой со своей работы в «Кофейной компании Уильяма Рейли». Еще одна голова покачивается в великом новоорлеанском потоке.

Рука начала дрожать где-то вдали. К нему это не имело отношения.

Он стал работать еще больше, составлять еще более длинные списки. То и дело его люди обнаруживали новые имена. Ему нужны были списки подрывных элементов, профессоров левых убеждений, конгрессменов, голосовавших за сомнительные законопроекты. Списки негров, любовниц негров, вооруженных негров, беременных негритянок, светлокожих негров, негров, состоящих в браке с белыми. Негра невозможно сфотографировать. Он ни разу не видел фотографии негра, на которой можно было бы распознать черты лица. Такова их природа: они не излучают света.

«Таймс-Пикайюн» была набита россказнями о правозащитной программе Дж. Ф.К. Кого-кого, а Кеннеди сфотографировать можно. Для этого Кеннеди и нужен. От человека с секретами всегда исходит сияние.

Мы профукали Восточную Европу. Мы профукали Китай. Мы профукали Кубу, всего в девяноста милях от нашего берега. Мы вот-вот профукаем Юго-Восточную Азию. Дальше пойдет белая Америка. Мы отдадим все негритосам. Во всех этих маршах и демонстрациях против дискриминации Гай не выносил одного. Когда проклятые белые принимаются петь. Все трещит по швам. От этого всем становится не по себе.

Он подозвал бармена:

– Ты знаешь, что Кеннеди повсюду возит с собой десять или пятнадцать человек, похожих на него как две капли воды? Знаешь?

– Нет.

– Ни разу не слышал?

– Ни разу не слышал, что возит.

– Возит, – сказал Банистер.

– Таких же, как он?

– Их что-то около пятнадцати. Куда ни поедет, они вместе с ним. Они, блядь, всегда на стреме. Знаешь, зачем? Чтобы отвлекать внимание. Потому что он знает, что многие из-за него сбрендили.

Банистер – ровесник века, двадцать лет работал в Бюро; был большой шишкой в местной полиции, пока не выстрелил из пистолета в потолок одного туристического бара.

Он допил виски и собрался уходить.

Враг народа номер один. Душная июльская ночь. Мы разделались с ним в переулке у «Биографа».

Контора его располагалась в двух шагах от бара, но он не хотел заходить с Кэмп-стрит, потому что именно там его будут поджидать, чтобы уничтожить, рано или поздно, днем или ночью, когда придет время. Он зашел через боковой вход с улицы Лафайет и тяжело поднялся по лестнице на второй этаж.

Дельфина сидела за своим рабочим столом в приемной. Она улыбнулась ему ханжеской улыбочкой, означавшей, что она догадывается: он пил. С такой любовницей никакая жена не нужна.

– Ты кое-что обязательно должен узнать, – сказала она.

– Скорее всего, я и так знаю.

– Нет, об этом не знаешь.

Он сел на виниловый диванчик, который, по мнению Ферри, распространяет раковую заразу, неторопливо вытряхнул сигарету из пачки и закурил. Зажигалка «Зиппо», которую он пронес через всю войну, до сих пор исправно работала, выбрасывая шипящий язычок пламени.

– Насчет этого Леона этажом выше, как бишь его, который работает в свободной комнате.

– Освальд.

– Я поднялась туда после обеда, искала папки – они словно встали и ушли. В кабинете никого не было. Только стопки рекламных листовок на столе. Знаешь, что в них? «Руки прочь от Кубы». «Справедливость для Кубы». Эта прокастровская пропаганда лежит на столе прямо у нас над головой.

Гай Банистер повертел сигарету в руке.

– Ну и что дальше? – В его глазах светилась усмешка.

– Я не шучу, Гай. В этом кабинетике лежит подрывное чтиво.

– Ты, главное, проследи, чтобы эта рекламка не встала и не пришла сюда. Я не хочу, чтобы она оказалась здесь. У него своя работа, у нас своя. Все ради одного и того же.

– То есть ты об этом знал.

– Мы просто посмотрим, как оно подействует.

– Так что же ты знаешь о нем!

– Лично я – не то чтобы много. В основном он работает с Ферри. Ферри поручился за него. Это проект Дэвида Ферри.

– Хотела бы я знать, к чему это, – сказала Дельфина.

Банистер улыбнулся и встал. Ткнул сигарету в пепельницу. Затем подошел к Дельфине сзади и принялся массировать плечи и шею. На столе лежал недавний выпуск «В цель», бюллетеня «Минитменов». Его внимание привлекла фраза, напечатанная курсивом: «Даже сейчас ваша шея находится в перекрестье оптического прицела». Что-то витает в воздухе. Некая сила, которую разные люди ощущают в один и тот же исторический момент. Ее можно почувствовать кожей, кончиками пальцев.

– Что насчет парня, который звонил сегодня утром? – спросила Дельфина. – Он будто бы говорил издалека – во всех смыслах.

– Ты выслала ему пятьдесят долларов?

– Все, как ты сказал.

– Это один из людей Мэкки. Мне он не знаком. Я сказал ему, как связаться с Ти-Джеем.

Она прикоснулась к волосам, глядя в дымчатое стекло входной двери.

– Увижусь ли я с моим агентом сегодня вечером?

Он потянулся за сигаретой через ее плечо.

– Прежде чем уйдешь, заведи папку, – сказал он. – «Справедливость для Кубы». Пусть она будет в славной розовой обложке.

– И что туда класть?

– Дельфина, главное – завести папку, а наполнить ее содержимым – дело времени. Материал будет: заметки, списки, фотографии, слухи. Мелочи и сплетни, которые молчат, пока кто-то не начинает их собирать. Все они ждут, когда ты заведешь папку.

Этим холодным утром Уэйн Элко, безработный чистильщик бассейнов, сидел на длинной скамье в зале ожидания вокзала Юнион в Денвере.

Ему пришло в голову, что уже бог знает сколько времени он постоянно то уезжает, то приезжает. Никогда не сидит на месте – да и нет для него места. Он ни здесь, ни там. Прямо философский вопрос.

Рядом на скамейке лежал рюкзак цвета хаки и допотопная хозяйственная сумка из какого-то супермаркета «Эй-энд-Пи» на Побережье. Вся материальная составляющая его жизни умещалась в этих двух старых торбах.

Он был человеком «рисковым». Это словцо с настоящего фронтира, ему уже сто лет. За двадцать долларов он мог подкрутить вам одометр на двадцать тысяч миль. Дело пятнадцати минут. А за сотню долларов – установить пластиковую бомбу и отправить машину в автомобильный рай, если того требовала ваша страховка. Правда, это он мог сделать и бесплатно. Из чистого научного интереса.

Свет раннего утра проникал сквозь высокие арочные окна. Скамейки были длиной тридцать футов, с высокими, хорошо отполированными закругленными спинками. На потолке висели гигантские люстры. В зале никого, за исключением двух-трех вокзальных завсегдатаев, двух-трех призрачных людей, которых он встречал на каждой остановке, людей, живущих в стенах, будто ящерицы. Тишина, арочные окна, деревянные скамейки и люстры – похоже на церковь, думал он: туда приезжаешь на поездах, из грохота и пара ныряешь в высокое пустое пространство, где можно размышлять о самом сокровенном.

Он проспал на скамейке десять минут, когда полицейский треснул его дубинкой по задранному колену. Звук был такой, будто стукнули полую деревяшку. Добро пожаловать в Скалистые горы.

Уэйн поднялся, собрал вещи, перешел через дорогу и тут же заснул на бетонной погрузочной платформе товарного склада. Теперь его разбудили грузовики. Он миновал район со складскими холодильниками, где на мощеных булыжником улицах пересекались старые двухколейные рельсы. На углу Двадцатой и Блейка человек мыл шваброй мусоровоз. За колючей проволокой стояла сотня разбитых автомобилей, и на каждый квадратный фут приходилась тысяча осколков стекла. Денверский район битого стекла. На углу Двадцатой и Лаример ему попалось несколько мужчин с нетвердой походкой. Ранние пташки-алкоголики на прогулке. «Баптистская Миссия». «Денежные ссуды». Парень в остроконечной шляпе – индеец или мексиканец, а может, полукровка, кто его разберет, – спускался вниз по улице и бормотал проклятия на каком-то придуманном языке. Напомнил Уэйну людей из Эвеглейдз и с Безымянного острова, когда он тренировался с бригадой «Интерпена». [8]8
  Боевая группа «Силы межконтинентального проникновения» (Interpen) была основана под эгидой ЦРУ в 1961 г.


[Закрыть]Всех этих парней, сражавшихся за Кастро и перешедших на другую сторону. Мрачная ярость на лицах. Фидель предал революцию.

Ему доводилось жить среди постоянно обновляющейся популяции лихих коммандо в пансионате на Юго-западной 4-й улице в Майами. Они неделями тренировались в мангровых болотах и на тридцатипятифутовом баркасе совершали вылазки на кубинское побережье, в основном чтобы высадить агентов и пострелять по силуэтам. Или же, не отходя далеко от дома, обшитого вагонкой, чистили автоматы на заднем дворе. Инструкторы по дзюдо, капитаны буксиров, бездомные кубинцы, бывшие парашютисты вроде Уэйна, наемники с тех войн, о которых никто не слыхал, в Западной Африке или Малайе. Вылитые персонажи любимого фильма Уэйна «Семь самураев», воины без господина, которые держатся вместе, чтобы спасти деревню от мародеров, отвоевать родину, а кончилось все тем, что их предали. Сначала реактивные самолеты ВМФ начали совершать рекогносцировочные полеты над Безымянным островом и щелкать на пленку грязных ребят. Затем пятерых коммандо «Интерпена» забрали за бродяжничество – любезность шерифа округа Дэйд. Потом к ним ворвались таможенники США и арестовали дюжину парней, в том числе Уэйна Элко, в боевом обмундировании и с маскировочной раскраской на лице, они как раз отплывали на Кубу на своем двухмоторном баркасе.

Дж. Ф.К. заключил сделку с Советами, чтобы Кастро оставили в покое. Невероятно. Тот самый человек, за которого Уэйн голосовал бы, если бы вовремя почесался зарегистрироваться. Он верил в свою страну, в преданность, в горы и реки. Все это было связано между собой.

Он отыскал телефон и позвонил в Новый Орлеан по номеру, который Т. Дж. Мэкки дал ему около года назад, за счет абонента. Он сообщил женщине, взявшей трубку, что хочет поговорить с мистером Гаем Банистером.

– Алло, это Уэйн Элко. Меня тут прибило к берегу в Денвере, Колорадо, передайте Ти-Джею. Мне бы работу.

Уин Эверетт сидел в подвале у себя дома, сгорбившись над столом. На столе было разложено все для работы, в основном – обычные бытовые предметы, небольшие и недорогие: ножницы, лезвия, ацетатная калька, несколько видов клея, мягкий ластик, дорожный утюг.

Он чувствовал себя на редкость бодрым и уверенным, создавая человека с помощью ножниц и клейкой ленты.

Его снайпер возникнет и вновь растворится в лабиринте выдуманных имен. Следователи найдут заявку на почтовый ящик, военный билет морского пехотинца США, карточку социального страхования, заявление о выдаче паспорта, водительские права, украденную кредитную карту и еще полдюжины документов на два или три разных имени, каждое из которых выводит на Управление разведки Кубы.