Текст книги "Бои местного значения (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Зурков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

* * *

Почти всю обратную дорогу Княжна провела в глубокой молчаливой задумчивости. И только когда до въезда в Институт осталась пара километров, вернулась в реальность.

– Денис Анатольевич, Дарья Александровна, Пётр Всеславович, я очень благодарна вам за столь познавательную… экскурсию. Правда, вопросов у меня появилось теперь ещё больше… Я, конечно, буду настаивать на проверке всех приютов… Но вот как предотвратить… ситуации, подобные той, что мы видели в последнем месте… Ведь по чистой случайности всё вскрылось… И я, честно говоря, не знаю, что теперь делать…

– Если позволите, Ольга Николаевна. Не моё дело давать советы в подобных ситуациях, но… Есть два варианта. Первый – создать авторитетную комиссию, которая буквально частым гребнем пройдётся по всем подобным заведениям как в Москве, так и в Петрограде. А если хватит времени и денег, то и в других губернских городах. В этом очень может помочь Николай Павлович Гарин. Ныне, насколько я знаю, он числится по ведомству Петра Всеславовича. Как раз по аудиторским проверкам специализируется. По результатам работы комиссии можно будет сделать оргвыводы, широко освещённые в прессе, и на несколько лет наступит тишь да гладь.

Второй вариант… Сегодняшние дети – это завтрашняя Империя. Мысль не моя, за авторством князя Феликса Юсупова. Он недавно к такому выводу пришёл. И я его в этом полностью поддерживаю. У приютских детей Судьба отняла всё. Папу с мамой, родных и близких, свой дом. Неважно по какой причине, просто примите факт к сведению – им гораздо тяжелей, чем обычным детям. И, попав в приют, они видят, что никому, за редким исключением, до них нет дела, никому они не нужны. Власть и люди, ею поставленные, откупаются от них жалкими крохами, да и те умудряются разворовывать. Какое отношение к Власти будет у них, когда они вырастут?..

– Денис, у тебя есть конкретные предложения, или просто пар надо выпустить после такой… прогулки?.. – Даша прерывает «лирическое отступление», излишне резко открывая свою сумочку, чтобы достать платочек.

– Есть. Подвести абсолютно все заведения, где содержатся дети-сироты под централизованное подчинение. Пусть в Министерстве народного просвещения станет на один Департамент больше, не обеднеет Империя! Финансирование сделать полностью казённым, что отнюдь не исключает благотворительной помощи… Не знаю, правильным ли будет сравнение, но всё должно быть как в армии. Должны быть определённые нормы довольствия, сколько каждому ребёнку положено в день хлеба, мяса, крупы, ну и так далее, вплоть до того, как часто бельё меняется. Но не это главное…

Нужно, чтобы все эти дети видели, что о них помнят, заботятся. Очень многие, начиная от нянечек-кухарок-воспитательниц и заканчивая августейшими особами. И подбирать людей, которые будут болеть душой за своих воспитанников, которые не побоятся пойти в случае чего против всяких мерзавцев. Нужно, чтобы каждый ребёнок видел, что Императрица Ольга Николаевна помнит и заботится о нём. И через таких, как Татьяна Филлиповна и «Деля Симундовна», и сама лично. И что всяким там Верховцевым и тем более Сорочинским за одни только намёки прилетит такая плюха, что… Ну, вы понимаете, что я хотел сказать…

– Может быть, Вы, Денис Анатольевич, подскажете где найти таких вот пламенных энтузиастов? – Воронцов задаёт вопрос вместо вновь умолкшей Цесаревны.

– Может, и подскажу… Дополнительный старший класс Смольного, там готовят домашних учительниц… Бестужевские женские курсы, Женский педагогический институт. Да и любая гимназия, где есть восьмой дополнительный класс… Что касается мальчишек… Создать специальные кадетские корпуса. Именно для сирот, если нельзя отменить сословные ограничения при поступлении в уже существующие. И, как знать, может, через лет семь-восемь, появится фанатично преданный лично Вам, Ольга Николаевна, офицерский корпус…

Глава 12.

Пару дней, пока имели место быть «следственные действия», меня по данному вопросу никто не беспокоил, всё шло своим чередом. Сначала просто допрос в достаточно вежливой форме, то есть без трёхэтажных матерных конструкций и явных угроз типа «утоплю в сортире». Потом настал черёд скополамина с последующим собственноручно написанным сочинением на тему «Как я стал геем», ну и в конце искренность этого эссе проверялось полиграфом. Академик, правда, в очередной раз предупредил, что подопытные не будут делать разницы между реальными фактами и своими фантазиями, но всё, что было сказано и написано играло нам только на руку.

Воронцова с коллегами через пару дней должны были сменить следователи по особо важным делам. С бульдожьей хваткой и горячим желанием восстановить справедливость после аудиенции у Великой княжны Ольги Николаевны. Регент, узнав на что наша весёлая компания случайно наткнулась, мягко говоря, был в бешенстве и тотчас повелел явиться пред его ясные очи статскому советнику Тверскому, действительному статскому советнику Степанову и надворному советнику Шевелкину с аналитической запиской, где будет указана статистика обвинительных и оправдательных приговоров по мужеложцам. Первые двое были из прокурорского племени, последний же – мировой судья по делам несовершеннолетних. Его задача была только присутствовать, смотреть, слушать и мотать на ус абсолютно всё усмотренное и услышанное.

Результат встречи был вполне предсказуем, оба прокурора, даже покраснев до состояния варёной свеклы, не смогли внятно объяснить почему за последние годы из двухсот пятнадцати обвиняемых было осуждено только девяносто два. Причём эти дела касались только совершеннолетних, заявления подростков, насильно сделанных «молодым мясом», полиция даже не принимала к рассмотрению. Напоследок ВэКаэМ предельно ясно дал понять, что количество дел по данной статье и количество осужденных должны различаться максимум на три единицы, и что соответствие занимаемой должности прокуроров Московского окружного суда и Московской судебной палаты напрямую зависит от результатов ожидаемого вскоре громкого и знакового судебного процесса по продаже приютских мальчиков в качестве «наложниц» разным извращенцам.

Павлов взял на себя прессу, предложив Дяде Гиляю, как в народе звали Гиляровского, собрать десяток-другой журналистов и приехать на званый обед, на котором будет озвучены некоторые сенсационные новости. Поскольку присутствовавший на мероприятии Регент Империи Великий князь Михаил Александрович предельно ясно и недвусмысленно изложил свою точку зрения по данному вопросу, эти новости оказались настолько сенсационными, что репортёрская братия едва дождалась послеобеденного кофе, после чего сразу ломанулась писать, разоблачать, клеймить и жечь глаголом сердца обывателей.

Мне же пришлось принять участие в другой его задумке. Иван Петрович связался с председателем Петроградского совета присяжных поверенных Николаем Платоновичем Карабчевским, который ещё в двенадцатом году выручил академика, выступив его представителем на суде чести против какого-то профессора по вопросу пользы алкоголя. Знаменитый адвокат тут же откликнулся на приглашение САМОГО Павлова и на следующий день мне пришлось прикрывать его появление в Первопрестольной. То бишь встречать его на вокзале, везти в Институт на самом лучшем авто, нашедшемся в гараже, попутно выполняя роль справочного бюро из-за обилия вопросов. Что вполне понятно. Когда тебя на вокзале встречает целый полковник, сверкающий на шее Владимиром, на груди – Георгием и внушительным количеством новомодных орденских колодок, причём миниатюрные скрещенные золотистые мечи и банты вкупе с нашивками за ранения просто вопят о том, что получены на поле брани, – это немного настораживает, если не сказать хуже. Появление колодок явилось своего рода компромиссным решением Регента, с одной стороны не желавшего рушить орденские традиции Империи, а с другой – стремлением «прорекламировать» фронтовиков за их ратные подвиги, особенно среди низших сословий. Потому что если дворяне, хоть далеко и не все, правила ношения орденов знали, то мещанам, крестьянам и прочим подданным Российской империи эти высокоумственные завихрения были абсолютно ниже пояса. Поэтому и было дано Высочайшее дозволение на повседневной форме носить планки с лентами всех полученных орденов, чтобы и награды были видны, и ежедневно не блистать, как рождественская ёлка и не бренчать, как трамвай на перекрёстке…

Так вот, а если вышеупомянутый полковник ещё и сам лично подрабатывает простым шофёром – событие начинает казаться выходящим за пределы разумения. Пришлось отбрехиваться тем, что чисто по знакомству оказываю Ивану Петровичу небольшую услугу по пути со службы домой…

– Василь Семёныч, будь добр, сообщи академику Павлову, что мы приехали. – Притормозив на Институтском КПП, прошу о маленькой услуге старшего наряда. Что ещё раз заставляет моего спутника почувствовать себя немного не в своей тарелке. Ничего, господин адвокат, вечер приятных и не совсем открытий у Вас ещё впереди…

Красавица Иринка, секретарша Ивана Петровича, незамедлительно сопровождает нас в кабинет и моментально исчезает, получив указание сообщить кое-кому о нашем появлении.

– Здравствуйте, дорогой мой Николай Платонович, безмерно рад Вас видеть! А Вы почти не изменились за эти десять лет!.. Присаживайтесь, пожалуйста… Прикажете подать чаю?.. Кофе?.. Нет?.. Зря, зря! У меня великолепные купажи… – Академик воплощает в себе само радушие и гостеприимство в превосходной степени. – Денис Анатолич, будьте любезны, составьте нам компанию…

– Добрый вечер, Иван Петрович! Я тоже рад видеть Вас в полном здравии! – Карабчевский также упражняется в красноречии. – Ваша телеграмма стала для меня полной неожиданностью, но коль великому и всемирно известному Учёному понадобилась моя помощь, я отложил все свои дела и примчался настолько быстро, насколько смог. И готов Вас выслушать.

– Дело в том, Николай Платонович, что сегодня я выступаю в роли своеобразного посредника. Ваша помощь нужна… некоей высокопоставленной особе, которая и попросила Вашего покорного слугу устроить ей встречу с Вами инкогнито. А вообще-то, сейчас Ваша помощь необходима, скажу без малейшего преувеличения, всей Империи!

– Заинтригован!.. Вы сказали – ей? Значит, речь идёт о женщине?..

– Да… И прошу Вас не удивляться ничему!.. Я, кажется, уже слышу шаги…

Мах, распахнув дверь и окинув нас суровым взглядом, торжественно, как заправский гофмаршал, мажордом, или кто там объявлял о прибытии августейших особ, выдаёт в пространство:

– Ея Императорское Высочество Великая Княжна и Цесаревна Ольга Николаевна!..

Вошедшая вслед за титулованием будущая Государыня с улыбкой наблюдает немую сцену, затем нарушает тишину.

– Здравствуйте, господа!..

Мы с Иваном Петровичем привычно исполняем дуэтом традиционное «Здравжелам», а вот Карабчевский впадает в ступор. Кроме «Ваше Императорское Высочество, я…» адвокат, красноречие которого давным давно стало эталоном судебных процессов, ничего из себя выдавить больше не может.

– Николай Платонович, сегодняшняя встреча не совсем официальна, поэтому попрошу без чинов. – Княжна приходит ему на помощь.

– Чем я могу быть полезен Вашему… Вам… Ольга Николаевна? – Адвокат начинает приходить в себя.

– Дело в том, что на днях совершенно случайно стало известно о том, как попечитель некоего детского приюта продавал своих воспитанников в качестве «любовниц» богатым любителям запретного греха. Ведётся следствие, вскоре состоится судебный процесс. Мы хотели бы предложить Вам принять в нём участие…

Судя по слегка выпученным и совершенно ошалевшим глазам Карабчевского, пауза может затянуться надолго, поэтому, заметив брошенный на меня августейший взгляд, вступаю в разговор.

– Николай Платонович, дело в том, что пострадавшими являются мальчики семи-двенадцати лет от роду. Поэтому, как Вы прекрасно знаете, их даже к присяге не допустят. Мы хотели бы предложить Вам выступить на процессе в роли представителя гражданского истца.

– … Но… Почему именно я?..

– Вы – адвокат, знаменитый своей честностью и не боящийся заступаться за своих подзащитных против сильных мира сего. Этого мало?.. Когда-то в «Процессе 193-х» и «Процессе 17-ти» Вы защищали революционеров от нападок Власти. Теперь же сама Власть предлагает Вам защитить обездоленных и униженных детей от разного рода извращенцев. Невзирая на их богатства и положение в обществе.

– Прошу не понять меня превратно… Но насколько всё, что я услышал, соответствует действительности? – Карабчевский уже пришёл в себя и начинает задавать правильные вопросы. – Не может ли это быть… некоей мистификацией?..

– Я лично принимал участие в задержании с поличным двух обвиняемых. Если Вам недостаточно слова офицера, довожу до Вашего сведения, что Великая княжна Ольга Николаевна также лично присутствовала при этом.

– … Я… Я согласен. – Адвокат наконец-то принимает правильное решение. – Прошу ещё раз простить мои слова… Великий князь Михаил Александрович знает об этом?..

– Да. Сейчас он занят, но позже Вы получите аудиенцию, на которой Регент Империи выскажет своё мнение по данному вопросу.

Ага, как только закончит объяснять господину Пуришкевичу, что массовые демонстрации «Союза Михаила-архангела» им возглавляемого, по этому поводу будут восприниматься полицией благожелательно при условии отсутствия алкогольных интоксикаций, разбитых витрин и телесных повреждений.

– Ну, что ж, Николай Платонович, я очень рад, что в Вас не ошибся. – Подводит итог беседе Павлов. – Сейчас Вы можете отправиться в подготовленные для Вас апартаменты, Ваш багаж туда уже доставлен. Денис Анатольевич Вас проводит, а заодно ответит на все вопросы, относящиеся к его компетенции…

Во время неспешной прогулки по направлению к гостевому коттеджу (господин адвокат еле сдерживался, чтобы не ускоряться с места в карьер) Карабчевский, вдруг показывая на мой флигель-адъютантский аксельбант, выдаёт неожиданную сентенцию:

– А я всё не мог понять, господин полковник, что меня смутило в Вашем облике…

– А это имеет какое-то значение, Николай Платонович? Кстати, нам предстоит ещё тесно работать вместе, поэтому, я думаю, лучше перейти на общение по имени-отчеству. Если Вы не против.

– Согласен. Тогда расскажите мне, Денис Анатольевич, каким образом в этом деле оказались замешаны… замешана Великая княжна. Или это секрет?

– Нет, не секрет. Но и использовать эту информацию, по моему мнению, нигде не стоит. Ольга Николаевна решилась на экскурсию по Москве в духе Харуна Ар-Рашида. И абсолютно случайно нам пришлось защитить мальчишку, обвинённого в воровстве, после чего мы привезли его в приют, где и поймали, что называется, на горячем попечителя приюта и одного из его клиентов. Подробности Вы сможете узнать у воспитательницы приюта после того, как подпишите все нужные бумаги. Также Вам будут предоставлены застенографированные показания нескольких мальчиков, чистосердечные признания обвиняемых, «интимная» бухгалтерия и своего рода дневник попечителя приюта, из которого можно почерпнуть много интересных для следствия фактов… В частности, в своих записях он жалуется, что одному из клиентов пришлось срочно искать другого «воспитанника» в связи со смертью предыдущего. Арестованный клиент на допросе показал, что совершил убийство по неосторожности (как я тогда сдержался, чтобы не порвать эту суку на тряпочки – сам не знаю!), затем показал место, где втихаря закопал труп. Произвели эксгумацию, всё подтвердилось…

– Не подскажите, кто именно проводит следствие? – Адвокат переключается на другую тему.

– Насколько я знаю – статские советники Владимир Васильевич Соколов и Роман Романович Вольтановский.

Карабчевский с уважением кивает головой, типа, таких «зубров» припахали.

– Да, Николай Платонович, хочу сразу предупредить. Ввиду специфики предстоящего процесса Вам могут угрожать. В таких случаях, особо обращаю Ваше внимание, – немедленно ставьте меня в известность! И больше не ломайте голову над этой проблемой. Засим разрешите откланяться. – Последнюю фразу озвучиваю уже перед крыльцом.

Теперь надо снова смотаться в Москву, в приют к Деле Симундовне. Узнать как там мальчишки, не приходил ли в гости кто-нибудь слишком любознательный и тонко намекнуть, что поскольку она является свидетелем обвинения, во время процесса вполне допустима поддержка её товарищей по партии. Пусть организуют мирную и, главное, разрешённую демонстрацию. Но без бомб и револьверов. Иначе ядерное возмездие будет неотвратимо!..

* * *

Училка-воспиталка, несмотря на свою партийную принадлежность, встретила довольно приветливо и даже пригласила на чашку чая. Во время употребления которого почти по-военному доложилась, что на все телефонные звонки отвечала, как и было условлено, о внезапной тяжёлой болезни господина Верховцева… Угу-м, там болячка действительно тяжёлая, сам бы хирургическую операцию провёл. Ректотонзилоэктомией без наркоза называемую!..

Посетителей за всё время было всего трое – пара «фуражиров», жаждущих сбыть просроченное продовольствие по принципу «На тоби убоже, що мэни нэ гожэ», и один скользкий тип в образе мелкого чинуши из канцелярии городского головы, очень желавший знать, куда это господин попечитель запропал и почему до сих пор не заявляется к старым друзьям перекинуться в картишки. В качестве ответной любезности сообщил ей, что этому скользкому типу, после того, как коллеги из «Летучего отряда» довели его до дома, из крепких объятий группы захвата выскользнуть не удалось. И что он теперь мечтает только о том, что бы ещё вспомнить про своего начальника, пославшего его «в разведку», и о переодевании в свежие подштанники взамен испачканных во время первого же допроса. Напоследок в меру своих лингвистических возможностей эзоповым языком рассказал ей всё, что знаю о мирных, организованных и разрешённых городскими властями демонстрациях любых партий по любому, особенно нынешнему поводу, и собрался уже восвояси, как прибор «телефона-телефона» внезапно сообщил голосом Воронцова, что есть очень важная и, главное, – очень срочная информация, которую надо сначала услышать, а потом переварить и обмозговать. А посему, типа, господин полковник, Вам – аллюр «три креста» в родной батальон…

Пётр Всеславович ждал меня в моём же кабинете, предоставленном ему по дружбе на время, и задумчиво измерял его длину и ширину размеренными шагами.

– Денис Анатольевич, простите за внезапный вызов, но мне кажется, дело того стоит. Сорочинский просится на беседу. Именно на беседу, не на допрос. Мне заявил, что без Вас говорить не будет, полномочий моих ему, сволочи такой, маловато…

– Интересно, что же такого с ним могу сделать я, чего не можете Вы, Пётр Всеславович?

– Сейчас его приведут, я уже распорядился. Вот и спросим…

Пару минут, пока некогда прилизанный и вальяжный, а ныне смахивающий на полубомжа, хлыщ не появился в дверях, я пытался понять, что же мы за компанию со скополамином и прочими методами, не совсем совместимыми с законностью, упустили. Но тема действительно была и важной, и очень неожиданной…

– Господа… Я бы хотел поговорить с Вами… Насколько я понимаю, судебный процесс вскоре состоится и по нему будет осуждено около пятнадцати человек… Включая меня… – Гадёныш нерешительно мнётся и нервничает, вон аж бисеринки пота на лбу блестят.

– И что такого важного из этого следует, чтобы нас отвлекать от дел? – Воронцов задаёт вопрос тихим спокойным голосом, но от него чинуша бледнеет ещё больше.

– Могу ли я рассчитывать на определённые послабления, если помогу организовать другой процесс, не уступающий, а, может быть, и превосходящий мой по скандальности?

Нихрена себе заявочки!.. И чего же мы такого ещё не знаем? И не узнаем с помощью медикаментозной и технической?..

– А ты, тварь, не боишься, что мы сами из тебя эту информацию вытянем? – Накатывающая ярость хорошо диссонирует со спокойствием Воронцова. – Расскажешь всё, как миленький! А потом, то, что от тебя останется, где-нибудь закопаем! Без отпевания!..

– … Господин полковник… Вы можете сделать мне уколы и я Вам всё расскажу… Но тут тонкость в том, что именно в этом случае просто информации мало… Чтобы арестовать людей, которых я имею в виду, недостаточно знать где они находятся, без моего добровольного участия у Вас не будет ни одной улики, ни одной, даже малейшей зацепки…

– Хорошо, рассказывай, а мы посмотрим, насколько ценна твоя информация. – Пётр Всеславович говорит по-прежнему спокойно и негромко.

– Господин полковник… Можно… папиросу?..

Блин, всё по классике жанра!.. Типа, покурит и расколется. Или он так изощрённо издевается? Покурить захотелось, двум полканам лапши на уши навешал и пошёл обратно в камеру?.. Да нет, он же не самоубийца…

Протягиваю портсигар, Сорочинский подрагивающими пальцами с пятой, наверное, попытки достаёт папиросу, боязливо подкуривает от поднесённой зажигалки, делает осторожную затяжку, потом ещё одну… Через полминуты с сожалением затушив окурок в пепельнице, он начинает свою сказку… Очень хотелось бы чтобы всё сказанное действительно было только страшной сказкой…

– … Театр называется «Нарциссиум»… Он – для очень узкого круга… зрителей… Для представления снимаются разные отдалённые усадьбы, но обязательно с бальным залом, там всё и происходит. Актёры – приютские дети, взятые в опекунство… Разыгрываются э-э-м… эротические пьесы, но всё происходит на самом деле… Я имею в виду… определённые эпизоды… После спектакля гости… зрители… сами участвуют в… Вы же меня понимаете?.. Прямо там, на сцене… Все сразу…

Сижу на краешке стола и даже не знаю, что сказать. Воронцов тоже молчит… Вот нихрена себе!!! Театралы, бл…!.. Уроды!.. Суки!.. Твари!.. Нелюди!..

– Сколько детей в труппе? – Сам не узнаю свой голос. – Сколько⁈..

– … Семь… Три девочки, четыре мальчика… Была ещё одна… Играли «Отелло», один из… зрителей задушил её по-настоящему, когда… совокуплялся…

– Что было потом⁈..

– Заплатил штраф… Пятнадцать тысяч… Тело спрятали… Куда-то…

– … Денис Анатольевич!!!..

Прихожу в себя от окрика Воронцова, дверка шкафа – в щепки, кулак немного саднит, Сорочинский сполз по стене на пол и тихонько поскуливает, обхватив голову руками…

– Денис Анатольевич, успокойтесь! – Побледневший Пётр Всеславович протягивает мне стакан с водой… Дверь тихонько отворяется, дежурный унтер окидывает взглядом присутствующих, понятливо кивает в ответ на мой успокаивающий жест и также беззвучно исчезает…

– Вставай, мразь!.. Встать!!! – Команда оказывает нужное воздействие, клиент, цепляясь дрожащими ручонками за боковушку шкафа, поднимается и замирает на подгибающихся ногах.

– Почему же ты решил, что у нас без тебя ничего не получится, а? – Потихоньку сам тоже прихожу в себя.

– … Во время… спектакля вокруг усадьбы хозяин труппы выставляет своих мордоворотов… У него шесть… или семь человек работают охраной, извозчиками и следят за… артистами… И потом… Вы… Вы просто не сможете угадать… нужный момент… Раньше, или позже… не будет никаких доказательств… Я… Я смогу подать сигнал…

Ну, мордовороты – это не проблема, этот сучонок просто не знает с кем связался. «Призраки» слепят эту семёрку быстро и беззвучно. Это мы перед ним корочками трясли и чинами давили, а там совсем по-другому будет. А вот насчёт раньше, или позже, – похоже, он прав. Доказательства должны быть железобетонными… Какая-то мысль на эту тему крутится в голове, но пока не до неё…

– Кто-нибудь из детей пытался бежать? – Воронцов продолжает выпытывать подробности. И от них хочется ещё что-нибудь разнести в щепки…

– Нет, их охраняют… И с самого начала заставляют употреблять кокаин… Хозяин считает, что он помогает в спектакле… Душевный подъём, яркие эмоции… И потом, – они уже привыкли и не могут без ежедневной дозы…

Почти запредельным усилием воли заставляю себя не поддаться ещё одному приступу бешенства… Уроды, бл…!!!.. И эта сволочь так спокойно об этом рассказывает!!!..

– И ты обещаешь подать сигнал в нужный момент, чтобы мы смогли зафиксировать происходящее для следствия… – В голосе Пётра Всеславовича сквозит явное недоверие. – Что помешает тебе сбежать оттуда, воспользовавшись благоприятным моментом?

– Меня объявят в розыск… а я не хочу на каторгу… Если вы пообещаете мне новые документы и свободный выезд в Европу…

Ах ты, вонючий хорёк-липкие лапки!!!.. Но придумал красиво!!!.. Знал же, мразь, что наверняка согласимся!..

– Мы подумаем над твоими фантазиями. – Воронцов подходит к двери и, открыв её, зовёт конвой.

– До следующего спектакля осталось три дня… – Выдавливает из себя Сорочинский и замирает в испуге, что эти слова мы расценим, как своеобразный шантаж.

– Я же сказал, что подумаем! – Пётр Всеславович отворачивается от гадёныша и командует конвойным. – Увести!..

Оставшись вдвоём, несколько секунд с Воронцовым вопросительно смотрим друг на друга, затем утвердительно киваем друг другу, молчаливо соглашаясь с тем, что овчинка выделки стоит. Тем более, что про состояние здоровья при пересечении границы разговора на было, а жить в Европе можно и в инвалидной коляске. А потом голову пронзает мысль, которую раньше уловить не мог!..

В четырнадцатом году французы из «Шнейдера» и «Крезо» построили завод по производству различной оптики, но из-за войны его законсервировали, не до того было. Неугомонный Павлов не без подачи суперэрудита-чегэкашника Келлера выкупил по дешёвке простаивающее предприятие и начал колдовать там с фото– и киноаппаратурой. Отысканный хрен знает где никому не известный инженер Поляков, взятый на работу и обласканный академиком аж по самую маковку, вскоре представил опытный плёночный фотоаппарат, который быстро пошёл в серию и моментально стал ну очень большим дефицитом среди фотографов. А Иван Петрович решил добить забугорных конкурентов, изобретя с этим же инженером одноразовые фотоколбы, заменившие вонючие и ненадёжные магниевые вспышки. Фёдор Артурыч сказал тогда, что они появились в нашей истории только в конце двадцатых… И если во время задержания всех поперефоткать, то…

– Пётр Всеславович, скажите, мы сможем найти пяток надёжных фотографов, состоящих на службе у Вас, или в Департаменте полиции?..

Наше блиц-совещание пополам с мозголомным штурмом, во время которого мы тщательно перетёрли, разжевали и даже обслюнявили все возможные варианты развития событий, длилось ещё минут двадцать, в результате чего я придумал, каким образом с небольшой помощью Мартьяныча заиметь гарантию «честности» Сорочинского во время акции. Только вот после упоминания имени Целителя меня ждал большой облом от «кровавой гэбни»:

– Лично Вы, господин полковник, в этой операции участия принимать не будете. – Лицо Воронцова непроницаемо, только в интонации слышен оттенок еле заметного веселья. – Дело не в том, Денис Анатольевич, что кто-то опасается, что Вам не хватит самообладания. Одновременно будут проводиться две операции. И если в первой главной задачей стоит задержание, то во второй – ликвидация… Между прочим, во второй очень заинтересован сам доктор Марцинович. Мы чисто случайно обнаружили человека, который ему очень интересен. Но, чтобы их сотрудничество было долгим и плодотворным, нужно всего лишь перестрелять на Хитровке одну банду… Кстати, в Вашей будущей… э-э-м… работе этот человек тоже будет очень полезен… Так что придётся ещё раз поиграть в «Лёньку Пантелеева»…