Текст книги "Бои местного значения (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Зурков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– А этот вьюноша точно с тобой? – Прямой вопрос подразумевает не менее прямой ответ. Который и следует, только вот услышав его, тут же хочется переспросить в надежде, что ослышался.

– Со мной. Мы с жёнкой его здесь на вокзале встретили. Он Христа ради милостыньку просил. – Штакет, тьфу ты, Тимофей говорит об этом спокойно, как об обыденном явлении. – И решили взять с собой.

– А он сам этого хочет?

– Хочу!!! – Выкрикивает подобравшийся поближе мальчишка, сжимая кулачки, аж костяшки белеют.

– Помните, Вашбродь, как с нами повстречались? Вы ведь тож тогда…

Твою-то мать!!!.. Я ж Лесечку точно также забирал! И потом Данилку из цепких блатных ручонок выцарапывал! Ситуация почти один в один!..

– … Я ж когда-то так же начинал, мальком ещё… На него похож был… А тут увидел, как его грызуны постарше мутузят, будто в спину кто пнул, раскидал сволочёнков, как полешки… И Алёнка моя, супружница то есть, сразу сказала – давай с собой возьмём…

– А эти придурки чего к вам прицепились? – Спрашиваю первое, что приходит на ум, лишь бы сменить тему.

– Так не хотели они Ванятку отпускать. – Тимофей обнимает присевшего рядом и крепко прижавшегося к нему мальчишку. – А потом предложили в карты сыграть. Если выиграю, – забираю его, если нет…

Ну, тут и продолжать не надо. Всё просто, как мычание.

– А ты их карт не видел? – Спрашиваю уже поднявшегося, правда, со стоном, Тимофея.

– Когда увидел, поздно было. – Мрачно бурчит он. – Сами же знаете… Взял карты в руки – играй…

Со стороны сарая доносится негромкий хлопок выстрела и голос Буртасова:

– В следующий раз не в рукав, а в руку попаду. Сказано – лапы на затылок, значит – держим и слушаем, как мухи снош… жужжат.

– А супружницу твою где искать теперь?

– Так я велел ей на вокзале оставаться, перед тем, как с этими в трактир играть пошёл.

– Так поезд ушёл уже.

– Не, Вашбродь, она меня дожидаться будет. – На изрядно отрихтованном лице появляется неожиданно для меня какая-то мягкая улыбка.

Мельком смотрю на часы, до отправления нашей «шайтан-арбы» ещё около сорока минут, вполне всё успеваем, только здесь надо закругляться.

– Значит так, господин переселенец… и лицо, к нему примкнувшее. У меня в поезде теплушка с оборудованием, но место для вас найдётся. Едем мы в ту же сторону, других рельсов тут нет. Можем подвести. Согласны?.. Ну вот и ладушки… Осталось жёнку твою найти. С багажом помочь не смогу, а по деньгам… Сколько они у тебя взяли?

– Пятьсот осемнадцать рублёв. – Уставившись в землю, мямлит новоиспеченный крестьянин Яковлев.

– Ну, вот мы их сейчас и поищем…

Не перекрывая сектор обстрела Буртасову, начинаю обыскивать гопников. Удар по копчику, следом – хорошая затрещина, чтобы стоял и не дёргался, затем всё содержимое карманов – на землю.

Так, у этого – простая свинчатка, позеленевшие копейки, кисет с махрой, обрывок газеты и спички… Следующий побогаче будет! Нож в берестяном чехле, клинок уже основательно сточен, в чёрных точках коррозии, но попугать и зарезать и таким можно. Его откидываем подальше… Копеек побольше, вон и серебро блеснуло… О, чекушка в штанах нашлась! В карман! Тимофею надо будет позже раны обработать! И антишокового глотнуть!.. Нет, нафиг, вдруг она чем-нибудь «заряжена» для сговорчивости клиентов. Выкидываем…

Второй – почти точная копия первого с разницей в количестве мелочи и без горячительного…

Третий, честно сказать, удивил. И где только такой клинок нашёл? Штык-нож от 98-го Кара обрезан пополам и заточен под кинжал. Ручка самопальная, щёчки из берёзового капа сделаны. Даже ножны родные, тоже пополам обрезанные… В трофей!.. Смотрим дальше…

А вот последний точно на главаря машет. Ничего колюще-режущего при себе не имеет. Ну да, катале, насколько я знаю, «перо» не по чину таскать. Да и пальчики шкодливые под другую работёнку заточены… Носовой платок, причём относительно чистый… Часы на медной цепочке… Папиросы, только начатая пачка… Зажигалка… Пижон, блин… Стоять!!! На, с…ка!!!..

Внутренний карман вожак почему-то очень не хотел показывать. Настолько, что сильно дёрнулся в сторону и получил в качестве воспитательной меры рукояткой по бедовой головушке. Потом по инерции врезался носом в бревно и затих. Лезем внутрь пиджака… Ага, вот это уже интересно!.. Затёртый кошелёк-портмоне в комплекте с тысячей и двумя сотнями целковых, колода бэушных карт и спичечный коробок с… канифолью, если мой нос мне не врёт. Нюхаем карты… Вроде, запашок тоже есть…

– Так ты у нас дергач, оказывается? – Радостно спрашиваю у жертвы, снова «дружески» хлопнув по затылку и заставив опять поцеловаться со стеной. – Ох, не люблю я вашу породу!.. Ладно, постой пока, я скоро вернусь. Не скучай!..

– Вот тебе тысяча двести. – Протягиваю бывшему Штакету шулерский кошелёк. – Твои денежки плюс за беспокойство процент. Если что, новую рухлядь себе купите, да и Ванюшку твоего приодеть бы надобно. Сейчас идёшь с моим другом к вокзалу, ищешь свою Алёнку. Как найдёшь, покажем, где располагаться… Илья, будь добр, проводи семейство, они едут с нами. А я тут закончу дела и вас догоню.

– Отпустите их, Вашбродь? – Глухо интересуется глава семейства Тимофей.

– Ты помнишь, чем закончилась наша прошлая встреча? – Дождавшись кивка, продолжаю. – Вот и тут будет примерно также. Или чуть хуже…

Илья поддерживает Тимофея с одной стороны, с другой подставил своё плечико мелкий приёмыш.

А мы сейчас раздадим каждому по заслугам. Хотел поначалу пристрелить крысюков, но всё же решил проявить несвойственное мне милосердие. Ведь сказано в Писании – не убий. Хотя, как сказать…

– Тэк-с… Ну-ка, повернись, голуба, мордочкой своей сюда. – Первым на раздаче оказывается бугай, грозивший мне ножиком. – Я так понимаю, это ты мальчишку об стену приложил? Ручки сильно чесались?.. На!..

Чпуф… Выстрел легонько отдаёт в руку, пиджак блатаря на правом плече расцветает красным, его владельца кидает на стену, и он с воем сползает вниз…

Не убий!.. А я и не убиваю… Да воздастся каждому по делам его!.. Кажется, – Евангелие от Матфея… Двое пинавших Штакета тоже валяются в пыли, один – с раздробленным коленом, другому свинцовая пилюля прилетела в ступню…

Теперь – картёжник-главарь… Стоит на коленях спиной ко мне, упёршись лбом в стену и задрав ручонки как можно выше. Браунинг – за ремень, захват кисти, рывок на себя разворачивает тушку, подбиваем второй рукой локоть вверх-наружу, захваченную грабку резко тянем вертикально вниз… Такие переломы, если и лечатся, то очень долго и трудно. И не держать ему больше карты. Ни краплёные, ни другие… Лёгкий хлёст ребром ладони по кадыку, чтобы сипел, а не орал…

Когда вернулся на перрон, поиски «мадам» Яковлевой уже закончились. Девица, упражнявшаяся в челночном беге, и оказалась той самой Алёнкой-супружницей… А ничего такая. Одета «чистенько, но скромненько», держится с достоинством, невзирая на катастрофическое положение. Только взгляд настороженный и совсем чуть-чуть испуганный. Ну да на ангела я сейчас вряд ли очень похож…

– Документы хоть с собой? – Тимофей задаёт самый животрепещущий вопрос.

Не совсем ещё пришедшая в себя путешественница инстинктивно проводит рукой по груди, затем утвердительно кивает.

Ну да, где же ещё прятать важные бумажки, как не там. В то место уж точно никто не сунется. Почти. Говорим-то про нормальных людей, таких, как те, что только что познали, что такое «неотвратимое возмездие», за таковых не считаем.

– Вещей много было?..

* * *

«Проводники», «разнорабочие» и «носильщики», ехавшие по армейской привычке в теплушке с вполне достаточным комфортом, отгородили неожиданному пополнению брезентом «семейный» угол, помогли вымыться, да и вообще привести себя в порядок. А на следующие сутки, окончательно озверев от приличного общества в купейном вагоне и оставив на растерзание ехавшим сударям, мадамам и мадмуазелям ни в чём не повинного Илью Лексеича, перебрался к своим бойцам. И полночи вёл разговор за жизнь с бывшим блатным.

Тогда и узнал, что Клеща прикончили молодые и голодные «шакалята», чтобы расширить свою территорию. Что его, Штакета, очень сильно порезали на разборке, и ему чудом удалось сховаться за каким-то заборчиком.

Что его, истекающего кровью, затащила к себе в подвальную каморку Алёна, которую в округе называли по-разному. Алёной-травницей, блаженной Алёнушкой, Ленкой-ведьмой. За то, что могла наложением рук и молитвой человека вылечить…

И вытащила парня в прямом смысле слова с того света, молилась за него, а он, едва встав на ноги, ушёл из блатного мира, поверив тихому девичьему голосу, всё говорившему и говорившему ему о Боге…

А после венчания решили уехать туда, где их никто не знает, и начать жизнь «с чистого листа». Потому и рванули в Приамурье. И, случайно увидев, как кодла нищих попрошаек лупила одного из своих, а Тимофей вдруг вспомнил и своё детство, и как я забирал Лесю из «весёлого» дома, и эпопею с Данилкой. И, даже не раздумывая особо, отогнал крысёнышей от избитого Ванятки.

Потом подошли «смотрящие» и предложили попытать счастья. Которое должно было закончиться за теми сараюшками, но тут, как чёрт из табакерки, появился знакомый Вашбродь…

Глава 20–24

Глава 20.

Наконец-то наш поезд дополз до очень долго ожидаемой конечной станции «Вылезайка», хотя обычно её именуют Суражевкой. Потому, как основали её в тысяча девятьсот первом году три «отца-основателя» со чады и домочадцы из Суражского уезда Черниговской губернии. Типа в память об исторической малой Родине. Хоть все первопроходцы были плодовитыми и многосемейными, да ещё новые пилигримы прибывали, но несмотря на это и через два годика на двадцать пять дворов приходилось всего лишь около семидесяти человек, не считая крупного и мелкого рогатого скота.

Вот так и жили бы они тихо, дружно и счастливо, охотились, рыбачили, хлеб растили, но прилетела благая весть-сенсация о том, что железную дорогу тут строить будут, – и началось! На девятьсот одиннадцатый год в селе проживало уже под две с половиной тысячи человек, причём черниговские бесследно растворились в интернациональной массе русских, белорусов, татар, ну и, конечно же китайцев с корейцами, куда ж без них-то. В шестнадцатом году населения – уже за семь тысяч. Напрочь забывших что такое крестьянский труд.

Вот паровая лесопилка, винный и пивной заводики, куча забегаловок, фотосалон, парикмахерская, постоялые дворы, гостиница для благородной публики и аж целых сорок восемь магазинов, среди которых, между прочим, «Кунст и Альберс» и «Чурин и Ко», испытывающих друг к другу ту самую незамутнённую и всепоглощающую ненависть, которую могут испытывать только истинно русские купчины к германским буржуям, – это да, это – цивилизация, среди великолепия которой затерялись пара церквушек, больничка и полицейский околоток. А всё остальное… Так, ерунда, пыль под ногами…

Всю вышеперечисленную информацию получил перед отъездом от Павлова, который напряг свой аналитический отдел, и они составили для всего маршрута постанционные справки вплоть до фамилий разных начальствующих и просто значимых людишек. Но даже они не могли предугадать того, на что я сейчас смотрел, как баран на новые ворота, слыша за спиной еле сдерживаемый хохот Ильи и Гордея… Нет, мне просто интересно, это вот так вот выглядит тихо ползучая китайская экспансия? Или пока мы тащились по рельсам за нашим паровозом, нас обогнала реформа правописания?..

Над грязными дверями не менее грязной и зачуханой избы висит вывеска, криво написанная русскими буквами на незнакомом языке. «Дишовастолова Абеды и Ужын Чай». Охренеть! Данон и Кюба однозначно нервно курят в сторонке…

Мы разгрузились в тупичке, куда наши теплушки загнали, отцепив от состава. Потом, оставив «сторожей», отправился со своими замами поглядеть на местную цивилизацию. Семейство Яковлевых в полном составе двинуло сначала за нами, потом – по лавкам и магазинам.

Я всё-таки успел связаться по телеграфу со следующей станцией, но когда прибыли туда, местные только руками развели. Багаж отставших от поезда за время перегона каким-то непостижимым образом растворился в воздухе. И никто из соседей-попутчиков не углядел, как это произошло. Наверное, за долю малую. Больше всего этому опечалился Ванятка, ни разу в глаза не видевший этих узлов с рухлядью. Алёна же вполне спокойно подвела итог фразой «Господь дал, Господь взял».

На всякий случай отправил вместе с ними пару наших ребят, одних отпускать не рискнул, тут нравы – Доусон нервно курит в сторонке. Есть деньги – можно всё. Нет денег – можешь песочком заплатить, золотым, само собой. Не опасаясь ни полиции, ни чиновников, приставленных бдеть, чтобы всё в казну капало. Но в кабаке тебя опоят, обсчитают и обыграют, у «весёлых» девок по карманам пробегутся, пока в томной неге валяться будешь. А могут и просто по голове чем-нибудь тяжёлым приласкать, благо, Зея рядом, до Амура всего-то вёрст сто восемьдесят по течению, а там и до Тихого океана недалече…

Не успеваю прокомментировать уровень грамотности местного населения и диагноз писавшего вывеску, как сзади раздаются торопливые шаги, на звук которых и оборачиваюсь… Ёшкин-Матрёшкин! Етишкин-Шишкин! Едрид-Ангидрид!.. Что-то там ещё было, но – не помню, буквы кончились!..

Передо мной стоит собственной персоной амурский казак! Весь такой празднично сияющий! Шаровары с жёлтыми лампасами заправлены в зеркально начищенные сапоги, гимнастёрка со «старлейскими» погонами, фуражка с жёлтым же околышем сбита на затылок, выставляя на всеобщее обозрение шикарный чуб. Потёртая казачья портупея, слева шашка с «клюквой» в видавших виды ножнах, справа кобура с трофейным люгером, на груди над медалями серебристо блестят два Георгия. А ещё ярче в улыбке от уха до уха из-под шикарно закрученных усов блестят никогда не знавшие стоматолога тридцать два зуба… Его благородие сотник Дмитрий Парфенков, он же для узкого круга посвящённых – Митяй, он же – Рэмба!!!.. В десяти шагах сзади переминаются с ноги на ногу трое казаков такой же раскраски…

– Здравствуйте, господа! Не Вы ли инженером Буртасовым будете? – Игнорируя меня, Митяй, явно играя на публику, обращается к Илье, обрядившемуся по случаю и для конспирации в свой горный мундирчик и нахлобучившему на голову соответствующую фуражку.

– Да, это я, Буртасов Илья Алексеевич. – Мой зам сходу принимает правила игры. – А вы кто будете?

– Кумарского станичного округа Уссурийского казачьего войска сотник Парфенков. Назначен в охранение и сопровождение Вашей экспедиции.

– Очень приятно, господин сотник! – Илья протягивает руку, продолжая ритуал. – Вас по имени – отчеству как величать прикажете?

– Дмитрием Андреевичем. – Митяй отвечает на рукопожатие и поворачивается ко мне, продолжая спектакль.

– Рад знакомству, Дмитрий Андреевич! Позвольте представиться, Пупкин Порфирий Дормидонтович, заместитель начальника экспедиции. – Теперь моя очередь поручкаться.

– Очень приятно, Порфирий Дормидонтович!.. Пупкин… Пупкин… – Казачина весело скалится, в глазах озорные бесенята аж по три в ряд прыгают. – Где-то я слышал эту фамилию… Ах, да, когда германца воевали, точно!.. Только вот не припомню уже из-за чего именно. Наверное – по мелочи какой.

– Да-с, бывал на фронте, до штабс-капитана выслужился, ныне же в отставке. Кстати, встречал там похожего на Вас казачонка. Митяем, кажется, его звали. Раззвиздяй был ещё тот был…

– Ну, что ж, господа, будем считать знакомство состоявшимся. – Еле сдерживающий улыбку от уха до уха Буртасов на правах начальства прерывает упражнения в эзоповом красноречии.

– Павло, Андрей, кликните Антоху, пусть телеги подгоняет, да проследите за погрузкой. Михайла, дуй к нашим, передай сбираться, через часок-другой выступим. – Митяй быстро раздаёт указания своим казакам, затем снова оборачивается к нам. – Илья Алексеич, скажите вашим, чтобы грузились, потом пущай на постоялый двор подходят. Позавтракаем, да в путь тронемся. А мы с вами прям сейчас туда и направимся чайком малость побаловаться…

* * *

Дорога кажется узенькой ленточкой, случайно прокинутой среди вековой тайги. Мы не спеша проезжаем мимо высоких стен всех оттенков зелёного цвета. Изумрудные сосны, ярко-зелёные пихты, их здесь огромное количество, но они только создают светлый фон, на котором красиво оттеняются высоченные тёмно-малахитовые ели…

Митяй, после того, как в трактире заняли отдельный кабинет и поздоровались уже по настоящему (пальцы до сих пор слегка ноют, надеюсь, что и у него тоже), ввёл нас в курс дела, авторитетно разъяснив городским никудышникам, что хоть по прямой до станицы менее сотни вёрст, но тайга на то она и тайга, чтобы внушать всем посетителям чувство собственной никчёмности. А посему намотаем мы на свои кирзовые «спидометры» как бы не в два раза больше. И хорошо ещё, что полпути на телегах проедем. Никого особо это не расстроило, вон, полесские болота излазили в своё время, чем приамурская тайга хуже?

Что же касалось спектакля, устроенного возле «Дишовастолова», Митяй решил перестраховаться потому, как вокруг нас уже засуетились разные не очень заметные, но ужасно любопытные личности из «Собачьего ящика» – криминальной слободки на краю села. И теперь слушок расползётся, что пришлые «гости» не сами по себе, за них, ежели что станица Береинская впишется. Да так, что никто обделённым не уползёт.

Народ, закончив погрузку, с превеликим удовольствием позавтракал уже не консервами, или кулешом, сваренном на ходу, а очень даже аппетитными вкусностями, приготовленными профессиональной трактирной стряпухой, и после короткого перекура наш караван тронулся в путь. Причём личного состава увеличилось на три персоны. Тимоха вдруг попросился с нами и далее, мотивируя тем, что на переселенческом пункте теперь их законопатят неизвестно куда, а мы, вроде как знакомые и даже местами – друзья. На моё предупреждение о том, что едем на самую границу и на месте сидеть не будем, они с Алёной и Ваняткой просто махнули руками, сказав чуть ли не хором «Всё в воле Господней»…

Как писалось в одной умной книжке «Дорога – комплекс инженерных сооружений, либо полоса земли, предназначенные и используемые для движения в установленном порядке транспортных средств и пешеходов». То, что считалось дорогой здесь, соответствовало вышесказанному лишь одним признаком – направлением движения. Да и оно, направление это соответствовало больше народной присказке «Как бык посс…л».

Из всех дорожных развлечений нам были доступны только три. Свежий воздух, настоянный на таёжном аромате и бездумно-ленивое наблюдение за неторопливыми облаками, проплывающими над головой. Первым мы дышали, вторым занимались из положения полулёжа, удобно устроившись во второй телеге на мягких мешках. И слушали третье, нашего возницу, по совместительству старшего над обозниками. Именно того Антоху, которого упоминал Митяй. Только вот вместо стандартного русского детинушки мы увидели представителя одной из местных народностей, невысокого коренастого мужичка, которому можно было дать и тридцать пять, и пятьдесят годиков, а то и больше. Чёрные волосы, ещё не меченные сединой, узкие смешливые глаза, обрамлённые сеткой мелких морщин и почти незакрывающийся рот. По настоящему звали его Антанай, но на Антоху он тоже отзывался без какого-либо неудовольствия. И как только телега тронулась, началась беседа ни о чём. Возникло такое ощущение, что ему даже собеседники не нужны, разговор очень был похож на «что вижу, то и пою». Поначалу Илья, как более молодой и любознательный пытался поддерживать беседу, но через часик опустился до утвердительных, или вопросительных междометий. Митяй потихоньку отстал и теперь ехал рядом с Гордеем и его парнями, причём разговор там был действительно интересный, судя по взрывам хохота. Им было что рассказать друг другу.

Ну, а я, вполуха слушая неумолкающего гида, впадаю в какое-то дремотно-блаженствующее состояние, будто бы сливаясь с шёпотом ветерка в высоких вершинах, с запахом хвои и летнего ельника, с весёлыми чвирками мелких жизнерадостных пташек, с тихим ритмичным скрипом тележных колёс… И даже монотонная лекция по истории здешних краёв от Антохи-Антаная воспринималась на уровне комариного писка…

– … Пришли годиков десять, да пять назад. Издалёка, аж с самой Румындии. Оне в бога вашего верят-то, да не так. Вот и убежали от царя. А опосля он их миловал, оне сюда-то и пришли. Землянки порыли, потом дома себе строили, да смехом только. Жерди в землю вбивали и землицей обмазывали. Ну, а потом научили их как надо. И сельцо своё назвали, как тама – Климоуцами. Эт, значитца, «круча» на ихнем…

Речка тама Талалями зовётся, вот и выселок тако же прозвали. Туда казачки с-под Симоновского хутора отселились. А потом и другие людишки за землю присели-то…

… А сами мы-то гуранами будем. Эт от прозванья села так зовут. Ране тама стойбище бурятское было, потом две русские семьи прижились, потом ешо добавилось. Переженилися промеж собой, вот новый народец и появился. А так по-нашенски гуран – то козёл по русски…

А потом перестал слышать и это. В голове поселилась звенящая пустота и будто всплыло ниоткуда «Здрав будь, человече. Доколе не нарушишь наших законов и обычаев, будь гостем». После чего неожиданно зачесалось то место, куда несколько лет назад нанёс Велесову лапу дед Мартьян…

Глава 21.

Вскоре Антоха достучался до моих ушей и сообщил важную новость о том, что скоро будут две придорожные заимки – места, где можно с относительным комфортом переночевать, а поутру отправиться дальше в Талали. Подъехавший Митяй с ним согласился, пояснив городским «чечако», что верхами успели бы и за день добраться, а с тихоходным обозом приедем в село заполночь и там не найдётся ни одного дурня, который пустит такую компанию на ночлег. Поэтому скоро будет несколько приспособленных для ночлега полянок возле дороги, где будет возможность разжечь костёр, сварганить чего-нибудь на ужин и «посидеть на спине» до утра.

Придорожная заимка явилась нам в виде большой поляны с вырубленным до дороги кустарником. И помимо всего прочего представляла собой наглядную иллюстрацию допотопной истины «Кто первым встал, того и тапки». Этаким «вагенбургом» в самом центре составлены телеги, к задкам привязаны их однолошадиносильные «двигатели», неторопливо выстригающие вокруг себя травку, или уткнувшиеся мордами в торбы с чем-то вкусным. На этом таёжная пастораль заканчивалась. Во-первых, из-за телег доносился финальные звуки драки, перешедшей в стадию избиения, перекрытый затем пронзительным женским вскриком, а во-вторых, дорогу нам заступили сторожа. Два похожих друг на друга мужичка с обильно заросшими чёрным курчавым волосом мордами очень неприветливо глядели на нас, держа в руках довольно увесистые дубины из лиственницы. И глядя на них сразу приходила на ум мысль, что сеньор Ломброзо был прав на все сто процентов.

– Ехайте далей, тутова ужо занято. – Один из них наконец-то подаёт голос.

– А не жирно вам будет всю полянку под пяток телег прибрать? – Миролюбиво пытаюсь наладить диалог. – Да и свара у вас там какая-то…

– Нету тута места! Гуляйте отседова!

Мой доброжелательный пацифизм был напрочь проигнорирован, и я уже собирался тихо и интеллигентно объяснить собеседнику его неправоту, как всё испортил подъехавший Митяй.

– Случилось чего, Командир?

– Да вот, сотник, пускать не хотят. Говорят – самим места мало.

Митяй, судя по выражению лица успевший мысленно уже раз десять похоронить незадачливых сторожей, наконец-то сообразил, что мы – очень тихие и очень мирные картографы-топографы-геологи. И решил взять инициативу в свои руки. Слегка тронув пятками коня, он подаётся вплотную к мужикам и, слегка наклоняясь, почти ласково спрашивает у переднего:

– По нагайке соскучился, урка?

Мужик не успел не то, что ответить, даже не смог заметить лёгкое движение кистью, как сплетённая из сыромятных ремешков «змея» наискосок перечёркивает его лицо, заставляя вскинуть руки, уронив деревяху, а выпростанный из стремени сапог, попав в солнечное сплетение, моментально превращает громкий вопль в тихий «Апф-ф», после чего незадачливый сторож со стоном оседает на землю.

– Тоже хочешь? – С такой же устрашающей ласковостью в голосе задаётся вопрос охреневшему от такого развития событий второму «часовому». – Нет? Тогда дрекольё в сторону, и сел рядом… И ни звука мне тут!..

Мы подходим к тележному полу-Колизею, двое диверсов идут со мной остальные берут в кольцо этот театр абсурда. Поспели как раз вовремя, веселье было в самом разгаре. Костёр в большом круге закопченных камней добавляет даже какой-то яркой праздничности в этот трэш-хоррор-перфоманс. Вокруг валяются пустые бутылки, пахнет подгоревшей кашей, то ли сивухой, то ли перегаром, то ли спиртом, – так сразу и не определишь. Причём концентрация такая, что все комары сейчас, скорее всего валяются на земле в состоянии тяжёлой алкогольной интоксикации. Два полудурка, одетых в стиле «первый парень на деревне» пытаются привязать к тележному колесу какую-то бабу, третий, наверное, чтобы не очень сопротивлялась, с размаху навешивает ей хороший такой шлепок по нижним округлостям, заставляя ещё раз взвизгнуть.

Блин, когда же это кончится⁈ Долго мне ещё работать дежурным принцем на дежурной белой лошади и спасать местных принцесс⁈ Урою, блин, гадёнышей!!!.. Метрах в пяти от этой эротической сценки ещё двое, матерно хекая, пинают лежащее на земле тело.

– Хорош, ребятушки, взденьте-ка его, да водой отлейте. – Распоряжается, сидя у костра на обрубке бревна, персонаж, более всего похожий на мелкого купчину. По капиталу мелкого, брюхо там очень даже немаленькое, да и такую корму не каждая лавка выдержит.

– Всё, Михайла Михалыч, готова девка. – Подаёт голос шлёпальщик. – Вам-от первому честь и отведать.

– Посадите-ка энтого, дабы видел, как мы с его доченькой таёжную свадебку-то сыграем. – Купчина поднимается на ноги. – А то приехали тута! Наши отцы-деды своими ногами сюда пёхом по два-три годика шли, многих в дороге и похоронить успели. Сами лес рубили, избы ставили, землицу распахивали. А энтии вахлаки тута по чугунке, да на всё готовое…

Закончить мысль он не успевает, заметив появление новых зрителей. Но права качать пытается сразу же:

– Эт-та хто такие⁈ Пошто припёрлися⁈..

– А ты сам, жирдяй, кто таков, чтобы спрашивать? – Наконец-то появляется возможность интеллигентно поговорить с хорошим человеком, заодно и размяться. Делаю знак своим, что вмешиваться пока не надо.

– Што-о?!!.. А ну его!!!.. – Даже в начинающихся сумерках видно, как цвет рожи меняется с просто красного на помидорно-багровый.

Первый кинувшийся исполнять повеление хозяина холуй получает расслабленными пальцами хлёст по горлу и тут же, хрипя, ложится… Ну да, это очень больно и неприятно, когда бьют по кадыку. Второй, подскочив сбоку, пытается огреть по голове дубинкой… Которая, не встретив сопротивления, по инерции летит вниз и заканчивает траекторию в ширинке своего обладателя… Ну, батенька, надо же поосторожней с тупыми тяжёлыми предметами.

Третий, освежив атмосферу чем-то невнятно-матерным, кидается к телеге, где, скорее всего, лежит какое-нибудь охотничье ружьишко, но у самого бортика натыкается лбом на дульный срез тренш-гана в руках одного из диверсов и замирает столбом. Остальные тоже резко передумывают дёргаться, обнаружив возле себя внезапно появившиеся фигуры с помповушками и дробомётом Браунинга.

– Ну что же, толстый, твои собачки команды не слушаются? Кормишь плохо?

Жиробас так и стоит с раззявленным ртом, глядя как его людей «прислоняют» к тележным бортикам и, тщательно обыскав, вяжут и складывают на землю. Ражий детинушка, которому, впрочем, больше подходит прозвище не Иванушка-дурачок, а Ванька-дебил, пытается рыпнуться, но получив по печени, тут же передумывает и ложится рядышком с остальными.

– Эй, круглый и волосатый! Поведай-ка нам что тут происходит! – Пытаюсь отвлечь внимание вожака от процесса шмона телег.

Моё послание адресату доходит только со второго раза и только подкреплённое вежливым подзатыльником.

– Кто такие, спрашиваю⁈ И что тут делаете?

– Дык эта… Купца Бочагина люди мы. С обозом вось идём… В Климоуцах лабаз наш…

– В телегах только ханка… Самогон китайский, ханшином называют. Не иначе с той стороны тишком перекинули. – Проясняет картину подошедший казак.

– А с мужиком этим и с бабой что?

– Дык… Провинился он, вот и поучили малёха для острастки…

Ага, не так давно другое тут говорилось… Да и поучили как следует, вон наш доктор Ванечка до сих пор над ним колдует…

– А бабу тоже учить собрались всем скопом?

– Ага! Кулеш вон подгорел, не уследила сучка!.. – Видя, что сразу убивать его, вроде, не собираются, вожак снова начинает потихоньку борзеть.

– Мужик этот – переселенец недавний, ехал попутчиком с вами! Девушка – его дочь! – Подошедший доктор Ваня, не привыкший до сих пор к проявлениям обычной человеческой сущности, говорит гораздо эмоциональнее обычного. – Землю здесь его сын, как фронтовик получил, вот они всей семьёй и переехали!..

Угу-м, наверняка, как член РОВСа по призыву Великого князя Михаила поехал Дальний Восток осваивать. А тут свои же люди русские вот так вот помогают. Ну, что ж, имеем налицо явное противодействие и наплевательское отношение к указам Регента. Да и помимо этого я, как РОВСовец прям-таки должен за своего вступиться!..

– Гэть!.. Да ты поднимайся, тварюга жадная, поднимайся…

Брюхо приказчика от хорошего пинка подпрыгнуло вверх, потом ринулось обратно, да с такой силой, что коленки у болезного не выдержали и подкосились. А может и потому, что я куда-то там удачно попал…

– Чем его трогать, с…ка, лучше об меня кулаки почеши! – Слышится злой выкрик от лежащих. Кто-то из диверсов дёргается «прекратить недозволенные речи», но машу рукой, типа, – не надо. Пинаю груду мяса ещё пару раз и иду смотреть, кто ж там такой громкий нашёлся… Ага, Ванька-дебил оклемался.

– Думаешь, мне интересно будет тебя по косточкам разбирать?

– А ты спробуй!.. Понравится!..

Лежащий на земле зло сплёвывает на мой сапог, чтобы обратного пути мне уже не было. Наглый… В себе уверенный… Значит, чего-то там знает и умеет. Или думает так. Вот и повеселимся!..

Один из казаков разрезает верёвку на руках и детина поднимается, растирая запястья.

– А чё будет, ежели побью?

Нет, точно наглый. Не стоит вот так радостно бежать впереди паровоза.

– Отпустим всё ваше стадо, нахрен вы кому нужны. Только побей сначала…

Бугай отвечает мгновенно. Две размашистые плюхи, скручиваясь, принимаю на «кошачьи лапки», неожиданно последовавший лоу-кик смазываю, двигаясь к противнику, а не разрывая дистанцию, и с разворота правым крюком попадаю в солнечное сплетение. Стою, жду секунд десять, пока этот клоун очухается… Он уже в стойке… Плюха… Плюха… Ах ты ж, с…ка! «Вилкой» в глаза⁈.. Отдёргиваю голову, скручиваясь по часовой, правая подхватывает руку противника снизу, левая, заехав по пути локтем в висок, фиксирует запястье сверху, большие пальцы – на кентосы мизинца и безымянного, разворот обратно, руки по дуге от себя и вниз. Ой, кажись, там чё-то хрустнуло… Широко известный в узких кругах рычаг руки наружу. Судя по сдавленному стону, – удачный, противник даже не пытается подняться…