Текст книги "Бои местного значения (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Зурков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Чтобы соответствовать легенде Пётр Всеславович «перекрасил» их в военврачей. Повседневная форма украсилась узенькими серебряными погончиками с одним синим просветом, а в руках появились почти докторские саквояжи. Всё различие заключалось в маленькой кнопочке на торце ручки. При нажатии на которую обе половинки саквояжика, раскрывшись наподобие ракушки падали на землю, являя на свет божий ту же «бету», но уже заряженную и прикреплённую снизу к ручке. Оставалось только кинуть вторую руку к спусковому крючку, не забыв снять с предохранителя. Когда-то давно, в другой жизни по телику показывали такой гибрид кейса-«дипломата» и АКСУ-74.

«Мышки» тоже не с пустыми руками в путь отправились, да и у моей ненаглядной слишком уж многозначительный вид. Не иначе, как подаренного когда-то «Малыша» с собой прихватила. Это не считая вышеупомянутых пистолетов-пулемётов у «извозчиков»…

Первый пункт нашего вояжа впечатления особого не произвёл. Дом как дом, два этажа, красный кирпич, стандартная белая лепнина между этажами, вокруг окон и двери. Над последней белая табличка с надписью в одну строку «Детский приют трудолюбия святой равноапостольной княгини Ольги». Мы высаживаемся и шагаем к крыльцу, «лихачи» тем временем, перекрывая проход пролётками, распределяют между собой сектора стрельбы. Берусь за ручку звонка, и вежливо дёргаю три раза. В ответ – тишина. «Троечку» сменяет уже более настойчивая «десяточка», на которую следует долгожданный и вежливый отклик «Кого ето там ешо принесло?». Так как разговаривать через дверь неприлично, отстукиваю ещё одну порцию. Дверь, скрипнув, начинает открываться, за ней появляется борода, за которой следует дежурная фраза всех сторожей и дворников.

– Вот я щас метлой… Виноватый, Вашбродь!.. – Увидев меня, обладатель обильной волосяной растительности на лице моментально соображает, что что-то пошло не по обычному сценарию, и озвучивает дежурную отмазку. – А я уж подумал, что шпана балует.

– Я тебе дам шпану! – Негромким рыком привожу привратника, или кто он там, в состояние, более удобоваримое для конструктивного диалога. – Открывай! Инспекционная комиссия из санитарно-эпидемиологического Департамента! Есть кто из начальства⁈

– Э-э… Эта… – Бородач пытается уловить в услышанной галиматье что-нибудь знакомое и понятное, но потом быстро решает перевести стрелки. – Так точно, Вашбродь! Сам господин попечитель!.. Да Татьяна Филлиповна, дама… энтая… классная!..

– Веди! – Просачиваемся внутрь, сначала я с Дашей, затем Воронцов с Великой княжной, а затем и наш эскорт, включая спецбарышень. Одна из которых тоже одета медсестричкой, вторая играет «училку-воблу очкастую».

Сторож-дворник-истопник-и-ещё-кто-то-там-по-совместительству ведёт нас по скрипящей давно не крашенной лестнице на второй этаж и останавливается перед ближайшей дверью.

– Вот туточки господин попечитель Андрей Михалыч и заседают…

– Свободен. – Отпускаю облегчённо выдохнувшего работягу и открываю дверь…

М-да… Кабинетом это можно назвать с большой натяжкой. Комнатушка три на четыре метра с одним окном, места хватает только на пару шкафов с какими-то папками и письменный стол. Из-за которого, отложив в сторону очки и тощую пачечку бумаги, навстречу нам поднимается сухонький старичок. Седая «чеховская» бородка, большая лысина, обрамлённая редкими волосами, старомодная пиджачная пара в состоянии, среднем между «ещё вполне благопристойно» и «изрядно поношено».

– Добрый день, господа! Попечитель приюта статский советник Андрей Михайлович Томышев. Чем обязан визиту?

– Здравствуйте, господин статский советник. – Озвучиваю легенду нашего появления. – Чиновник по особым поручениям при Министре народного просвещения Денис Анатольевич Гуров-Томский. Мы коллегиально с Российским обществом Красного Креста прибыли к Вам с инспекцией по указанию Её Императорского Высочества Великой княжны Ольги Николаевны.

– Осмелюсь поинтересоваться, чем именно наш приют привлёк Ваше внимание? – Несколько натянуто интересуется «пан директор». – Были конкретные указания на этот счёт?

– Нет, что Вы, Андрей Михайлович. Была своеобразная лотерея, дабы исключить всякую показушность. – Пытаюсь как-то выкрутиться, не ожидал-таки прямого вопроса в лоб.

Томышев обводит нас взглядом, который на несколько мгновений дольше, чем нужно, останавливается на Великой княжне. Затем в его глазах что-то этакое мелькает, даже бровки вверх чуть дёргаются, вот чую одним местом, узнал он одну из медсестричек! Кирдык всей нашей конспирации!..

– И что же Вас интересует? – Если старичок и сообразил «ху из ху», то виду не подаёт, правила игры принял.

– Мы хотели бы посмотреть в каких условиях живут Ваши подопечные, чему и как они обучаются, чем занимаются в свободное время. – С едва заметным волнением в голосе объясняет Ольга Николаевна.

– Ну, что ж, прошу следовать за мной… Ваше… Э-э… Дамы и господа… – Андрей Михайлович, выпустив нас из кабинета, возглавляет процессию, давая по ходу необходимые комментарии…

Экскурсию мы начали с дортуаров, находившихся, как и кабинет попечителя, на втором этаже. Правда, дортуарами эти небольшие комнатки можно было назвать очень условно. Проходики сантиметров по пятьдесят между койками, протиснуться взрослому можно только бочком, многое повидавшие на своём веку тумбочки с облупившейся краской, старые потрёпанные солдатские одеяла, посеревшие от времени и бесчисленного множества стирок наволочки с множеством заплаток на подушках… На вешалках у двери пальтишки, в моё время такие называли «очень б/у»… Штукатурка на потолке вся в трещинах, полы немилосердно скрипят на каждом шагу… Но всё по возможности вымыто, вычищено, чисто и опрятно, если только это слово здесь применимо…

На первом этаже – три «учебных класса», совмещённых, как я понимаю, с мастерскими и библиотекой. В последней слышен женский голос, декламирующий что-то из «Сказки о царе Салтане». Заглядываем внутрь и наблюдаем живописную картину. Чуть ли не на головах друг у друга сидит десятка три девчушек от шести до двенадцати-тринадцати лет в одинаковых платьишках и передниках, вскочивших при нашем появлении и достаточно слаженно выдавших «Здрасти-и». А возглавляет это женское царство пожилая полноватая дама, как раз и извещавшая молодёжь насчёт того, что «пушки с пристани палят, кораблю пристать велят».

– Татьяна Филлиповна, это – инспекция из Министерства народного просвещения и Красного Креста. – Объясняет наше вторжение Томышев.

– Татьяна Филлиповна Ярославцева. – Представляется в свою очередь дама. – Классная дама и учительница.

– Простите великодушно, что помешали Вам. – Великая княжна, похоже, забыла, что по сценарию она – простая медсестра, а говорить должны мы с Воронцовым. – Мы просто хотели подробно ознакомиться с условиями проживания.

– Ознакомились? – Немного вызывающе осведомляется классная училка. – Андрей Михайлович показывал Вам наш второй этаж?

– Татьяна Филлиповна, прекратите, пожалуйста! – Старичок пытается воззвать к благоразумию своей подчинённой. Хотя, судя по тону, она-то и играет тут первую скрипку.

– Отчего же? Если господам так интересна правда, то они должны её знать. А если нет… Ну, что ж, пусть даже меня уволят от службы, зато моя совесть будет чиста!..

– Мы уже осмотрели дортуары, Татьяна Филлиповна. Тесно, скученно – да. Но с точки зрения порядка – выше всяких похвал. – Пытаюсь подольститься и перехватить разговор.

– И в правом крыле тоже побывали? – Ледяным тоном осведомляется грозная дама.

Угу-м, а вправо-то мы так и не пошли, задурил-заговорил нас хитрый старичок. Ответ, как видно, был явственно написан у меня на лице.

– Варенька, почитай девочкам вот отсюда. – Татьяна Филлиповна подзывает к себе одну из старших девчонок. – А мы скоро вернёмся…

* * *

– Этой зимой крыша прохудилась окончательно, пришлось дортуар старших девочек переселить. Частично – к младшим, частично – в кабинет попечителя. – Видя наше недоумение, боевая «училка» поясняет. – Андрей Михайлович на время переселился в кладовку.

– Татьяна Филлиповна!.. – Вновь пытается заткнуть источник откровений покрасневший статский советник.

– Продолжайте, сударыня. Нам желательно знать истинное положение дел. – Продолжаю играть ревизорскую роль. – Никаких гонений не будет, это я Вам обещаю.

– Денис… Анатольевич, если я правильно запомнила? Я ничего не боюсь! В худшем случае уеду к племяннице в имение и заберу нескольких девочек с собой. Надеюсь, уж на это Вам хватит твёрдости, Андрей Михайлович!.. – Поворачивается она к своему непосредственному начальству, затем обращается снова ко мне. – Заходите осторожней!..

М-дя… Правый дальний угол потолка еле держится на прогнивших почерневших балках, стены в плесени, штукатурка пластами аж отваливается… Пол тоже гнилой…

– … Неоднократно обращался в Московское отделение Попечительства о трудовой помощи, но вспомоществование обещалось только на словах. – Томышев пытается оправдаться перед Великой княжной. – Казна выделяет только четверть от необходимого, да ещё и с задержками. Частным образом помогает нам только купец Фёдор Григорьевич Котин, но пока все деньги уходят на повседневные нужды. Да ещё булочник местный, Иван Иванович Большаков, по выходным девочек булками балует.

– Татьяна Филлиповна, если завтра в приют подъедет человек, сможете то же самое показать ему?

– Да, конечно. – Ответ звучит несколько удивлённо. – Я же здесь, можно сказать, квартирую, вот дверь моей комнаты…

Теперь приходится удивляться уже нам с Воронцовым, но далее следуют пояснения, скажем так, не совсем укладывающиеся в обычную логику.

– После кончины мужа свой дом в Тарасовке я сдаю внаём, аренда небольшая, вся уходит на приютские нужды. А я сюда, к девочкам поближе переселилась, свои-то уже повыходили замуж и разъехались кто куда…

– Денис Анатольевич, я думаю, Иван Петрович сможет оказать помощь и людьми, и материалами. – Подошедший Воронцов предлагает альтернативный вариант.

Ну и пусть его, не будем конкуренцию по пустякам разводить. Не выгорит, я своих спецов-мастеров из нестроевой роты сюда отправлю. И с материалами как-нибудь разберёмся. У меня в полку Мой Батальон над Макаренковскими архаровцами шефствует, молодую смену себе готовит, а второй и третий пока не при деле. Подкинуть им идею с этим приютом, что ли?.. А вообще, с Княжной об этом надо поговорить. Благотворительность – это, конечно, здорово, но… Короче, есть кой-какие мысли на этот счёт. И идею недавно подкинули. Причём, не кто иной, как князинька озорной наш Феликс Юсупов, душегуб распутинский. Я тогда ещё ему наобум брякнул про благотворительность и образование. А он с этим посылом к графу Игнатьеву сунулся, да так и прилип, как банный лист к министру народного просвещения. Сейчас и продвигает, и спонсирует помимо казны, естественно, программу ликбеза по всей Руси-матушке. Так вот, когда мы случайно с ним пересеклись, он и выдал мне хорошую такую и очень даже логичную идею о том, что какими мы сегодня детей воспитаем, такую страну завтра они и построят…

Из приюта наш путь лежал, естественно, в места, очень обожаемые женщинами и поэтому непроизвольно ненавидимые мужчинами. В будущем моём сей увлекательный и длящийся порой почти до бесконечности процесс получил название «шопинг». Половину пути до Фирсановского пассажа Княжна сидела очень задумчивая, потом озвучила свои мрачные думы. Её очень шокировало, что при посещениях питерских приютов и на Васькином острове, и в Кронштадте, и в Царской Славянке положение дел там было на пару порядков лучше, чем здесь. Пришлось мне своими грязными ручищами сдирать розово-наивные очёчки с княжьих глаз и объяснять, что, во-первых, рядом с Царским Селом основная задача каждого, находящегося на мало-мальски значимой должности, состоит в пускании пыли в глаза, дабы не отвлекать августейшие особы от привычного времяпрепровождения. А, во-вторых, посоветовать Ея Высочеству вот так же инкогнито наведаться в какой-нибудь приют, чтобы увидеть реальное статус кво.

Глава 11.

В Пассаже дамы оживились и, весело щебеча, двинулись вперёд, оставляя нас в арьегарде. Впрочем, спецбарышни не забывали где они и для чего, хотя со стороны мы выглядели группкой не очень богатых провинциалов, дорвавшихся до благ цивилизации в Первопрестольной. И, переходя из одного «райского уголка» в другой, никто не забывал контролировать остальных посетителей на предмет возможных агрессивных действий. Кроме, естественно, Княжны в роли экскурсанта и её персонального гида Дашеньки. Когда все магазинчики закончились, посидели в кафе, наслаждаясь кофейком с эклерами. Насытившись, наконец, деликатесами и созерцанием атрибутов счастливого женского существования, вся компания двинулась к последнему пункту маршрута – Сухаревскому рынку. Там пришлось немного потяжелей. Потому, что походка и манеры поведения у благородной публики отнюдь не аналогичны таковым у подвыпивших лавочников, шустрых лотошников и прочих завсегдатаев любого базара. Пришлось перестроиться, один из конвойцев со своей барышней ледоколом рассекал толпу, второй взял правый фланг, Воронцов с Ольгой Николаевной шли в центре, а мы с Дашей двигались левей и немного сзади. Под аккомпанемент зазывальских речёвок, громогласных споров покупателей с продавцами и прочим сопутствующим шумом, неторопливо насыщая великокняжескую память картинами жизни простого народа, прошлись по «благородным» рядам и собрались уже уходить, когда Его Величество Случай подкинул нам финальный штришок.

Что-то маленькое и шустрое на большой скорости пыталось пробиться через частокол ног. Причём, сопровождаемое сзади азартным криком «Держи вора!!!». Наш «ледокол», в последний момент шагнув навстречу, поймал мальчонку лет семи-восьми, одетого, скажем так, очень бедно и прижимавшего к груди маковый калач. Дитёнок, в отчаянии заверещав, забился в руках, пытаясь вырваться, но весовая категория была абсолютно не та. Его тут же, не опуская на землю, передали внутрь «оцепления», и через мгновение прискакавший следом довольно объёмный то ли лавочник, то ли трактирщик еле успел затормозить перед кителем с погонами. И достаточно недовольным взглядом. Расценив последний, правда, на свой лад.

– Прощеньица просим, Вашбродь! Спасибочко Вам преогромное, што сволочонка ентова спаймали! Ща я ему горяченьких-то всыплю!..

Толстяк одной рукой пытается расстегнуть ремешок, другой уже тянется к мальчишке. За спиной ухмыляются в предвкушении забавы то ли его подручные, то ли очень инициативные борцы за справедливость, и, как всегда в таких случаях, вокруг нас моментально собирается толпа, охочая до халявного зрелища. Ну да, ещё в Средневековье любимым развлечением черни были публичные казни…

– Кольцо… – Командую негромко, но понятно всем знающим что к чему. Моментально Княжна, Даша и неудачливый воришка оказываются заслонёнными от потенциального агрессора со всех сторон.

– Вашбродь, мелюзгу-то отдайте на правёж! Виноватый патаму шта! – Доносится из толпы пьяненький голос, тут же подхваченный «общественным мнением». Никто из нас на шум не реагирует, каждый держит свой сектор.

– Да как так-то⁈.. Да што ж такое творится-то, а⁈.. Люди добрыя!.. – Жиробас, видя, что остаётся без добычи, начинает митинговать.

– Да не крал я! – Доносится из-за спины плачущий детский голосок. – У меня пятак был, Деля Симундовна дала!..

О, какие интересные имена на Руси встречаются! Даже приблизительно не представляю как сие записано в метрике…

– … Хотел калач купить, а меня на входе половой придержал, сказал деньгу показать!.. Потом пятак забрал, да подзатыльника отвесил, мол, неча тут оборванцам разным шастать!.. Вот не вру, ей-Богу! Пятак тот приметный был, с решки крестом поцарапанный!..

– Кто отобрал? – Голос Княжны звенит негодованием.

Мах делает полшага в сторону, чтобы мальчишке лучше было видно.

– Вон этот, слева который!.. – Тощая ручонка указывает на одного из помогальников, одетого типичным трактирным служкой. Тот как-то суетливо суёт руку в карман, но незаметно кинуть монету на землю не получается. Не та, всё-таки, реакция против Маха. Смазанное движение, резкий вопль, бедолага уже упирается носом в свои колени, задранная рука смотрит вертикально в небо, конвоец подхватывает медный кругляш, выпавший из ослабевших пальцев, осматривает его и, ухмыляясь в усы, громогласно объявляет:

– Вот он, пятак! А вот и крест на нём!..

Потом его колено почти незаметно пробивает по рёбрам «фисианта», и тушка закономерно переходит в положение «Дяденька, не бейте лежачего!». Толпа опять начинает шуметь, на сей раз по другому поводу…

Блин, надо как-то отсюда выбираться, нельзя на такой дистанции оборону держать!.. Выход подсказывает какой-то подмастерье, настойчиво пробивавшийся в первые ряды, чтобы увидеть все подробности своими глазами. Он запинается о чью-то ногу и, стараясь удержаться, хватается за мой рукав. Одновременно чувствую шаловливую ручку, пытающуюся прогуляться по моему карману… Доворот влево, правая жёстко фиксирует запястье «рабочей» грабки, левая по дуге летит к локтю, большой палец находит нужную точку. «Мастеровой» с диким криком выгибается вперёд и поднимается на носки, потом встречается со мной взглядом, полным боли и отчаянии. Толпа переключается на лицезрение нашей застывшей в непонятном танце пары…

Ох, ты ж мой хороший! Как здорово, что ты очутился здесь и сейчас!..

– Вот он, воришка! – Подпускаю в голос истерично-радостные нотки, затем ослабляю захват. Бедолага моментально соображает, что другого шанса спасти свою шкуру у него не будет. Вырывает руку, толкает «нижней частью спины» стоящую сзади толстую тётку так, что она приземляется на пятую точку, перекрывая доступ её спутнику, уже сообразившему что почём и тянущего руки к заветной цели. Потом, не разгибаясь, рвёт с низкого старта, скользким ужом ввинчиваясь между двух других тёток…

– Держи вора!.. – Народ, почувствовав, что праздник всё же состоится, ломится на азартный крик в другую сторону, освобождая возле нас пространство.

– Ну, а с тобой, любезный, мы сейчас пойдём и поговорим. – Воронцов одной только интонацией побуждает застывшего соляным столбом трактирщика испуганно ожить и взять курс на своё заведение, вывеска которого видна метрах в тридцати…

* * *

Чай, несмотря на все уверения лебезящего толстобрюха, был так себе и я даже посочувствовал Ольге Николаевне, привыкшей в Царском Селе к другим вкусовым нюансам напитка под этим названием, но, тем не менее, мужественно заевшей аж целую чашку трактирного «эликсира» действительно свежими изюмосодержащими сдобными булками. Мальчонка, назвавшийся Ванькой-мелким поначалу впал в ступор из-за такого пристального внимания к себе со стороны благородных дам и господ, но постепенно освоился и тоже принял посильное участие в чайной церемонии. И так же постепенно рассказал свою краткую биографию.

Они с братом стали безотцовщиной после того, как папка не вернулся с войны, затем, после смерти матери их забрала к себе двоюродная тётка. Но в связи с тем, что в семье появилось два «прожорливых байстрюка», её мужу пришлось несколько уменьшить количество потребляемой водки. Полгода он терпел такое безобразие, потом волевым решением отвёз их в Москву и сдал в приют. Который не относился ни к Ольгинским заведениям, ни к Синему Кресту, а был инициативой какого-то коммерсанта и не слишком даже по поверхностному рассказу отличался от ночлежки для нищих. Поэтому торгаш старался всеми правдами и неправдами отдать воспитанников в ведение частных лиц, в основном почему-то чиновного звания и возрастом далеко за сорок.

Одному такому хозяин и «сосватал» Ванюшкиного старшего брата, но он в тот же день сбежал и вернулся в приют весь избитый. Хозяин-благодетель, узрев такое попрание его воли, добавил бедному парню от себя лично и пригрозил, буде такое ещё раз повторится, запороть до смерти. Единственным человеком, вступившимся за братьев-сирот стала та самая загадочная Деля Симундовна. Она-то и стала выхаживать избитого мальчишку и, пользуясь выходным, отправила Ваню на рынок купить брату тех самых злополучных калачей. Ну, что ж, судя по выражению лица Ольги Николаевны, предстоит навестить ещё один приют…

Ехать было не очень далеко, и минут через пятнадцать мы уже стояли возле неказистого особнячка, лет сто назад построенного каким-нибудь мелким чиновником по его понятиям о тогдашней моде на постройки. Из меня, конечно же, ещё тот архитектор, но, по-моему, такое называется «московский ампир». Обшивка тёсом, семь узких высоких окон, портик с шестью колоннами и обретающийся возле двери сурово настроенный дворник, явно не желающий пускать нас внутрь. Явно и безуспешно. Мах с Клёном, почти не заметив сопротивления, перемещают работника метлы в сторону от крыльца, освобождая нам проход.

– Всех впускать, никого не выпускать. – На ходу провожу краткий инструктаж «извозчиков», замыкавших шествие, после чего догоняю ушедшую вперёд «комиссию».

– Я покажу! – Мальчонка несётся по полутёмному коридору так, что мы едва поспеваем за ним, и испуганно тормозит перед одной из дверей, шёпотом объясняя причину. – Тама хозяин…

За дверью действительно слышится разговор, причём на сильно повышенных тонах.

– Я не позволю!..

– Молчать, мерзавка! – Гневный женский голос перебивается мужским, но с каким-то истерично-бабским подвизгиванием. – Ты тут только из милости! Думаешь, я не ничего не знаю про твои делишки⁈ Эсерка-бунтовщица! У меня много знакомых в полиции, стоит только намекнуть, они тебя быстренько к ногтю прижмут! В Сибири сгниёшь, тварь!.. Ай!!!..

Открывшаяся дверь являет нам всем очень интересную картину. В дальнем углу, закрывая собой съёжившегося мальчишку, стоит довольно молодая и очень агрессивно настроенная барышня с кочергой в руках. А перед ней, выдерживая безопасную дистанцию, топчутся два каких-то непонятных шпака. Один из них, обернувшись на скрип петель и заметив нашу компанию, снова начинает орать:

– Вы кто такие⁈.. Ты и своих дружков-подружек сюда вызвала, мразь⁈..

Последняя фраза снова относится к фехтовальщице каминным инвентарём.

– Любезный, прекратите орать! – Без труда перекрываю возмущённый визг, аж форточка задребезжала, всё-таки столько лет командный голос на плацу отрабатывал. – С нами дамы, так что вспомните о правилах приличия!

– Кто вы такие⁈..

– Ревизор из Петербурга, инкогнито. Да ещё и с секретным предписанием. – Очень серьёзно вступает в разговор Пётр Всеславович. Затем улыбается, глядя на вытянувшиеся лица оппонентов, и поясняет. – Вы что, господа, сочинения господина Гоголя не читали? Зря, ей-Богу!.. Коллегиальная комиссия от Министерства народного просвещения совместно с Российским обществом Красного Креста. Прибыли с инспекцией. С Министерством внутренних дел всё согласовано.

– Какая инспекция? Меня бы давно преду… – Говорливый шпак обрывает себя на полуслове, сообразив, что может ляпнуть лишнего.

– Представьтесь, господа, и объясните, что тут, в конце концов, происходит. – Воронцов берёт роль птицы-говоруна на себя.

– Верховцев Николай Михайлович, основатель этого приюта. Частного, между прочим, не понимаю, какое вообще отношение мы имеем к Вашему министерству и РОККу!.. А происходит здесь следующее! Этот мальчик был официально отдан на воспитание господину Сорочинскому. – «Директор» указывает на стоящего рядом слащавого прилизанного хлыща. – Но за проступок был наказан и сбежал под защиту вот этой… особы!

– Это неправда!..

– Представьтесь, мадмуазель! – Пётр Всеславович обращается теперь к барышне, до сих пор сжимающей в руках кочергу.

– Кстоновская Аделаида Сигизмундовна! Кастелянша… и воспитательница!.. – Та отвечает напряжённым голосом, пока не решив к чему может привести наше неожиданное появление… Ага, кажется, теперь я знаю, как переводится с детского на русский «Деля Симундовна».

– … спросите у него самого! – Она оборачивается к мальчишке. – Митя, расскажи всю правду!

– Ну… Меня отдали вот этому… Антону Антоновичу… – Паренёк кивает в сторону хлыща. – Тот меня к себе домой привёз, потом сказал, чтоб я как следует помылся в этой… там такая большая-большая белая лохань стоит…

– В ванне… – Подсказывает барышня.

– Во-во, в ей самой… А когда я вытирался уже, зашёл он… Схватил сзади… Нагнул… И хотел… Как бабу…

Твою ж маман!!!.. Вот это мы зашли – так зашли!.. Ловлю себя на том, что рука уже почти добралась до кобуры. Нет, я тебя, пид…ра прилизанного, голыми руками на запчасти разбирать буду! Медленно и с удовольствием!..

– Денис Анатольевич, давайте не будем давать волю эмоциям… – Предостерегающая фраза Княжны приводит меня в чувство.

– Господин основатель и попечитель, не будете ли Вы так любезны предъявить разрешение от городского головы на содержание этого мальчика и его брата в Вашем приюте. И остальных детей заодно. Вот прямо сейчас… Что ж Вы молчите, забыли, куда бумажки засунули?.. Даю минуту, чтобы вспомнить… А Вы, дражайший мой Антон Антонович, можете предъявить письменное свидетельство о разрешении земской управы на опекунство над этим мальчиком? – Леденящим тоном Воронцова можно в секунду заморозить даже кипяток. – Очень интересно кто и с чьей подачи его выдал.

– Э-м-м… Господа, с вами можно поговорить конфиденциально?.. – Слащавый просит отойти в сторону. – Давайте решим этот вопрос мирно… И к обоюдному удовольствию… Сумма в тысячу рублей вам позволит не принимать во внимание бредни мальчишки? Ваши барышни тоже не будут обижены. Я ведь прекрасно всё понимаю, у вас же невысокие чины?.. Десятый?.. Девятый?.. А тут такая возможность показать себя. Но учтите, в этом деле замешаны очень влиятельные люди… Включая высокопоставленных и титулованных особ… Несогласие может сильно повредить вашей карьере…

Чего там девятый-десятый?.. Запоздало понимаю, что он имеет в виду табель о рангах.

Ты, придурок, совсем берега попутал? Ты за кого меня принял, тварь нетрадиционно ориентированная?.. Оторопело смотрю на гадёныша, не в состоянии даже сказать что-либо! Охренеть, блин!!! Ты ж, сука, сейчас кровью умоешься!!!..

– Денис Анатольевич, похоже, мы тут немного задержимся. – Пётр Всеславович опускает меня на землю, за что ему большое спасибо, и обращается к нашей спецбарышне-«училке». – Анастасия Павловна, свяжитесь с нашим отделом, пусть на этот адрес вышлют дежурную следственно-оперативную группу. Надеюсь, Аделаида Сигизмундовна подскажет Вам где находится ближайший телефон.

– В кабинете господина попечителя… – Кастелянша пытается скрыть волнение в голосе. – Но… То, что он здесь про меня наговорил – неправда! Да, я состою в партии эсеров! Но ничего противозаконного ни я, ни мои товарищи не совершали!..

– Помилуйте, мадмуазель! Есть указ Регента, разрешающий в том числе и Вашей партии вести легальную деятельность. А всё остальное – от лукавого…

– Э-э-э-м… – Слащавому после фразы Воронцова что-то вдруг резко взбледнулось. – А-а… Кто Вы, господа?..

– Полковник Воронцов, Отдельный Корпус Государственной Безопасности… – Пётр Всеславович вычеканивает каждое слово.

– Так какие, говорите, высокопоставленные и титулованные особы, а также очень влиятельные лица замешаны в этом деле? – Вежливо интересуюсь у двух моментально побелевших лицом после услышанного и увиденного моральных уродов.

– Да, очень интересно, кто ещё пойдёт с вами по 996-й статье Уложения о наказаниях уголовных? – Подхватывает тему Воронцов. – Вам напомнить подробности?.. Лишение всех прав состояния и ссылка на каторжные работы сроком от десяти до двенадцати лет…

– Пётр Всеславович, я, пожалуй, позвоню в батальон, пусть готовят гауптвахту. Она у нас не хуже арестного дома, а эти мерзавцы там в кружке с чаем не утонут и на простынке не вздёрнутся от угрызений совести, пока всё нам не расскажут. Да и остальных туда же можно будет отправлять, места всем хватит. – Затем обращаюсь к эсерке-кастелянше. – Аделаида Сигизмундовна, господин Верховцев с этой минуты вряд ли сможет выполнять свои обязанности, да и сам приют вскоре перейдёт под казённое управление. Вы представляете положение дел, знаете детей… Сможете хотя бы какое-то время руководить здесь? Я так понимаю, мальчишек больше не на кого оставить…

Деле Симундовне требуется не менее полминуты, чтобы осмыслить сказанное, затем она, не в силах издать ни звука, энергично кивает головой, выражая своё согласие.

– Вот и отлично. Я оставлю Вам номер телефона, по которому можно звонить круглосуточно. Если появятся хоть малейшие проблемы… Кто-то будет спрашивать, что произошло, угрожать, не выполнять Ваших указаний по обеспечению детей всем полагающимся, в общем, вести себя неправильно – звоните немедленно, считайте, что это – приказ. Тут же приедут компетентные в разрешении подобных проблем господа, и всё образуется…

Ольга Николаевна в сопровождении Дашеньки и барышень подходит к новоявленной директрисе и начинает о чём-то негромко беседовать. А я возвращаюсь к нашим «баранам», которых надо колоть, пока не очухались…

А не очень-то они и напуганы. В наличии только лёгкая взбледнутость, ни дрожащих коленок, ни трясущихся ручонок, ни слёз-соплей-слюней на мордочках. Непорядок!

– Ну, что, гниды, продолжим разговор? Я так понимаю, никаких бумаг у тебя нет и не было. – Тычок пальцем в солнечное сплетение обозначает собеседника. – Иначе давно бы уже стоял тут с ними… А ещё я понимаю, что имею дело с преступной шайкой содомитов, насильно использующих малолетних детей для удовлетворения своей похоти. И, как уже было сказано, корячится вам 996-я статья Уложения о наказаниях.

– Вы ничего не докажете! – Самодовольно усмехается пидор-опекун. – Любой адвокат добьётся в суде оправдательного приговора. И вот тогда вы сильно пожалеете, что не согласились на мои условия… Кстати, в отличие от полковника, вы не представились!..

– Мила-а-й!.. – Легонько похлопываю его по щеке, отчего голова господина Сорочинского болтается, как… цветок в проруби. – Я сильно сомневаюсь, что найдётся хоть один адвокат, который взялся бы защищать тебя и твоего дружка… Особенно после того, как мы с ним побеседуем. А насчёт представиться – пожалуйста!

Достаю из внутреннего кармана пиджака новомодные «корочки», только не красного, а чёрного цвета, и показываю хлыщу. Там с одной стороны моя фотка при полном параде, с другой – несколько строчек каллиграфическим почерком: «Полковник Гуров-Томский Денис Анатольевич является офицером для особых поручений Регента Российской империи Его Императорского Высочества Великого князя Михаила Александровича. Его указания обязательны к немедленному и беспрекословному исполнению всеми должностными лицами независимо от чина». Размашистая подпись «Михаил» и малая государственная печать также присутствуют. Во-от, теперь и ручки-ножки задёргались, завибрировали в нужном режиме. Ну, а слёзы-сопли-слюни ещё будут. Это я вам, с…ки, гарантирую!..