Текст книги "Полуостров сокровищ (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Зимин
Соавторы: Татьяна Зимина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
– Вот еще… – проворчал наставник. Сверкнула синяя вспышка, пес покатился кубарем, а мертвяк с наставником грузно перевалились на ту сторону.
Выругавшись, Олег сиганул следом, я же, обдирая ладони, перелез с трудом – наверное, сказывалась усталость последних дней. Сердце в груди трепыхалось, как жаба, застрявшая в бутылке.
Следующий забор дался еще тяжелее. Устроили строевую подготовку, закопай их комар…
– И почему он не бежит по улице? – посетовал я Олегу, уперев руки в колени. – Там ровно, ни собак, ни заборов…
Водички бы. В горле совсем пересохло.
– Он движется к какой-то одному ему ведомой цели, – предположил воевода. – По кратчайшему пути.
Следующий забор был особенно высок: каменный, с битым стеклом по верху. У меня упало сердце. Через эту махину я точно не переберусь…
– Тут лаз. – сказал Олег, раздвинув крапиву. Мертвец с твоим наставником тоже по нему лезли – вон, лохмотья прилипли и след от каблука… Заглянув внутрь, он поморщился и помахал рукой перед носом. – Может, всё-таки через верх?
Я представил, как карабкаюсь опять на верхотуру, переваливаюсь, разодрав ладони и пузо, через стекло, а потом, как мешок с картошкой – вниз.
– Не. Лучше так, – я скинул пиджак.
Кряхтя, опустился на брюхо и сунул голову в дыру. Темно. Воняет мертвечиной. Но протиснуться можно.
Лаз оказался узким и длинным, как кроличья нора. Вытянув руки, я начал извиваться и отталкиваться, и сначала всё шло хорошо, а потом… Сжав зубы, я рванулся изо всех сил. Плечи заткнули проем, как притертая пробка бутыль с шампанским.
– Ты чего валандаешься? – попинал меня по пятке Олег.
Я в ответ только брыкнул ногой. Говорить не мог – грудь сдавило, дыхание сперло. Вдалеке, кажется, на другом краю вселенной, приветливо подмигивал выход из норы, перед глазами переплетались какие-то корни, тонкими струйками осыпалась земля и мелькали хвосты червей…
– Эй! Ты что, застрял? – раздалось от моего северного конца.
Нет блин, устал. Отдохнуть прилег. Ну что за идиотский вопрос! Я опять дернул ногой.
– Ваня? – это послышалось уже с другой стороны. Видно, Олегу надоело ждать, и он перемахнул через забор.
– Бя… – задушенно выдал я. Перед глазами уже всё плыло.
– Хватайся, – вытянутых рук коснулась веревка. – Держись, я тебя вытащу.
Ага, щас. Тут тягач нужен, или ломовая лошадь на худой конец. В крайнем случае – лаз расширить, дак для этого лучше киркомотыга подойдет… Но веревку я взял. Обмотал слабину вокруг запястий и крепко схватился обеими руками.
– Готов?
– Хрю…
Рвануло так, что хрустнули плечи, но меня чуток сдвинуло. И только я вздохнул, как рвануло опять. Пуговицы от рубахи поотлетали, на спине тоже лопнуло, хребет ободрало, но голова выскочила на белый свет. Брезжило утро. Серенькое, мутное, но всё равно чудесное. Я подслеповато прищурился на Олега. Тот, молодецки подбоченясь, только усмехался в усы.
Почувствовав дуновение свежего воздуха, я завозился и задрыгал ногами.
– Давай, вытаскивай скорей!
Отбросив веревку и взяв меня за руки борцовским хватом, воевода покрепче уперся ногами, крякнул, и рванул. Вылетел я, как та самая пробка. Остановил только забор, на другой стороне улицы.
– Спаси-бо…
– Цел? – Олег вытер рукавом трудовой пот.
– Главное цело, – я потряс головой. – Остальное нарастет. Спасибо еще раз, что не бросил.
– Время себе сэкономил. – ответил воевода.
– В смысле?
– Обглодали бы тебя к утру псы, а на мне – еще один труп. Вноси тебя в отчет, да рапорт пиши…
Я непроизвольно поёжился. А потом накатило такое облегчение, какого я, наверное, еще никогда не испытывал. Будет время – поставлю Олегу четвертную. А Его Святейшеству Летучему Макаронному монстру сварю целую кастрюлю пасты а-ля болоньезе. С фрикадельками.
С проспекта донесся визг тормозов и глухой удар, будто столкнулись две железные цистерны.
– Т-твою дивизию, – воевода вновь перешел на рысь. – Ни на минуту оставить нельзя…
Я поковылял за ним.
Перед Олегом расступались. И комментировали.
– Поглянь, сам сыскной воевода пожаловали.
– Где, где?
– Да не мельтеши. Не видишь, человек на работе. Отступи в стороночку, мы на него с заду полюбуемся. Ну, видишь?
– Вижу, конечно. Я ж не слепая, когда такой видный мужчинка прет. И всё при нем: и усы, и пистолеты…
– Вот дура баба. При чем здесь усы?
– Усы всегда причем. Верное средство знаю: если усы торчком, то и всё остальное…
Я зашелся кашлем.
– А как выступает… Смотри, Матрена, у него не только усы, а еще и грудь колесом. Бронежилет-то как завлекательно топорщится…
– Красавец-мужчина, что есть, то есть. Весь в отца… – где-то за спиной сладко вздохнули.
Столкнулись черный, с лоснящимися боками Геллендваген и раскоряченный, как черепаха в случке, пятнистый Хаммер. Я вздохнул от зависти. Кучеряво живут господа Мангазейские золотопромышленники. Сколько такие движки топлива жрут…
Перед машинами топтались владельцы. Пузатые дядьки в кожаных куртках, кепках и с такими здоровенными цепями на бычьих шеях, что могли бы выдержать вес небольшой яхты. Дядьки были похожи, как двое из ларца. Да, и самое главное: они крепко держали за руки Лумумбу.
Под глазом учителя рдел синяк, щека была ободрана. На пыльные бакенбарды капали густые капельки крови. Я уже навострился рыбкой нырнуть в драку, чтоб, хотя и ценой собственной жизни, отбить драгоценного учителя…
– Спокойно, Ваня, я разберусь, – поймал меня за шиворот воевода и сам шагнул в центр композиции. – Нарушаем? – обратился он к мужикам.
– Прикинь, сыскной воевода, мы Душегубца словили. – радостно осклабился первый.
Вот это поворот! За преступника бвану еще никто не принимал…
– А… с чего вы взяли, что он и есть душегубец? – осторожно спросил Олег.
– А кто же еще? – ощерился золотыми зубами второй. – Черный, одет не по-нашему, воняет мертвечиной. И денег у него нет…
Как последний аргумент работал в пользу Душегубца, я не представлял.
– Схватили, можно сказать, на месте преступления. – подключился первый.
Бвана молчал. И не удивительно: как только наставник порывался что-то сказать, бдительные стражи встряхивали его так, что лязг зубов слышался в последних рядах толпы.
– Докладывайте, – приказал Олег.
– Он мертвяка тащил.
– Ага, прямо посредь дороги. Совсем офонарел, маньячина.
– Ну. Еду, смотрю: прет через перекресток, и мертвяк на шее…
– Я его как увидел, так и дал по тормозам.
– И я дал. Чудом не зашибли, аккурат меж бамперов проскочил. Так что вот: бери его тепленького, сыскной воевода, да чтоб живого места на ём не осталось.
– Столько народу сгубил, ирод. – подхватили в толпе.
– Ничего, отольются кошке мышкины слезки! Уж сокол наш ясный, батюшка сыскной воевода, постарается, приложит ручку свою белую…
– А плечи-то какие широкие… И профиль мужественный.
– У Душегубца чтоль?
– Тьфу, дура! У воеводы. Как у Феба…
– Эт кто такой? Почему не знаю?
– Потому, что Феб – это латинянский бог любви. Где б ты о нем слыхала, темнота подзаборная?
– А ты где?
– А мне кузнец наш, дядь Филип, сказывал, когда на сеновал водил. Амор, говорит. И глазами зырк…
Пытаясь вытрясти из ушей бабскую брехню, я перебрался поближе к Олегу. Тот деловито осматривал поврежденные автомобили, на Лумумбу пока не обращая никакого внимания.
– Протокол составим? – спросил он владельцев.
– Да на хрена козе баян? – махнул рукой первый. – Я такие тачки – пачками, паромом из Европы…
– Не будем бакланить, – кивнул второй, звякнув пудовой цепью. – Ты лучше этого черного чисто – конкретно разъясни. Ну и нас не забудь, когда дело состряпаешь. Медаль там какую, или грамоту… В рамку повешу, братаны обзавидуются. А если помощь нужна… Прижать кого, или язык развязать, ты только свистни.
– Разберемся.
Лумумбу торжественно передали с рук на руки.
– Расходитесь, граждане. – повысил голос воевода. – Больше ничего интересного не будет.
– А ведь воевода-то еще не женат… – да что, преследуют меня эти сплетницы, что ли?
– Эт кто говорит-то? Ты, что ли?
– А хоть бы и я. Мне ихняя ключница сказывала: подыскал папаня невесту, да сынок заупрямился. Не хочу, говорит, на купцовой дочке жениться, а хочу прынцессу заморскую, магии обученную…
– Ага. Чтобы и его в гроб свела. Как князя…
Я поспешил за Олегом, ненавязчиво уводящим наставника в ближайший темный переулок.
– Извините, господин сыщик. Народец у нас темный, столичных методов поимки преступников не разумеет… – говорил воевода с совершенно каменным лицом, даже не моргая.
– И вы на меня не серчайте, – ровно в таком же тоне отвечал наставник. – Увлекся, вспомнил молодость… – он осторожно потрогал разбитую скулу. – Жаль, мертвец сбежал.
– Ничего, найдем. – пообещал Олег.
– Вряд ли. – Лумумба достал платок, и принялся вытирать руки. – Скорее всего, он уже далеко.
– Значит, мы о нем так ничего и не знаем? – спросил я, наконец-то отдышавшись.
– Ну отчего же? – поднял брови учитель. – При жизни это был мужчина лет сорока. Лысеющий, с бородой и солидным брюшком. Авантюрист и неудачник, но в последнее время дела его шли на лад. Скорее всего, был артистом. Смею предположить – певцом. Насколько я знаю, князь Игорь учредил в городе оперный театр, так что остается сходить и узнать, не пропадал ли у них сотрудник.
– Откуда вы всё это взяли? – удивился Олег.
– Дедуктивный метод. Возраст я узнал по зубам. Зубы у него так себе, кривоватые и мелкие, но на левых коренных – новые золотые коронки. Множество шрамов и травм позволяют заключить, что жизнь покойный вел бурную и беспорядочную. Одним словом – авантюрную. В Мангазею подался, как и все – за счастьем, и здесь ему наконец-то повезло. В момент смерти одет был во фрак, пластрон, хорошие кожаные туфли… Вечерние фраки в будние дни носят или артисты, или официанты, но, судя по возрасту – он скорее артист. Так как актеры обычно держат себя в форме и не разъедаются между гастролями, заключаю, что покойный был певцом – для их братии солидный вес только на пользу…
– Круто. Я тоже так научусь, – кивнул воевода. – Хотя, я думал, вы его магическими методами допросите.
– Магическому допросу, к сожалению, помешали обстоятельства непреодолимой силы. – Лумумба вновь потрогал скулу. Шишка была уже заметно меньше. – На шее с левой стороны – глубокая колющая рана, – продолжил он отчет. – Повредили яремную вену, человек скончался от потери крови. И палец: его отрезали уже после смерти… Зачем – пока сказать не могу. Зарыли неглубоко – или сил не хватило, или торопились. Он потому и проснулся: почуял заклятье поиска, которое применил мой помощник.
– Можно спросить мадам и девочек, – вставил я. – Ходили ли к ним артисты… – вспомнился образ, который я мельком уловил от ножниц.
– Спросим. – кивнул Олег.
– И откуда под кроватью орудие убийства, – напомнил я.
– Это еще доказать надо, – возразил Лумумба. – Чья кровь была на ножницах, мы не знаем.
– Вопрос в другом. – воевода глубокомысленно взялся за подбородок. – каким местом этот старый мертвец соотносится со свежим трупом, который, кстати, тоже пропал?
Глава 6
Иван
Приснилось, что я снова в учебке. Сплю на своей койке, и тут влетает наш инструктор, Сан-Саныч, и, пронзительно дуя в свисток, объявляет побудку…
Скатившись с лавки, я ощупью надел штаны, пятерней приглаживая волосы, вытянулся по стойке смирно, и только после этого проснулся. Оказалось, это не Сан-Саныч, а бабкин петух. Мелкий тиран гаремных кур, в перспективе – суп с лапшой. Взлетев на подоконник, он орал так, будто началось Второе Пришествие Марсиан. Я запустил в него тапком. Пернатый паршивец с достоинством удалился, а в комнате раздался громовой хохот.
Визгливо каркала Гамаюн, устроившая гнездо на полатях, подальше от кота. Смеялся кот – он нашел пристанище в ногах кровати Лумумбы, и теперь совершал утренний туалет с помощью собственных слюны и лапы. Ржала Машка. Сидя на своей раскладушке и разложив вокруг разнообразные железные детальки и промасленные тряпочки, она чистила пистолет.
Пылая праведным негодованием, я набрал воздуха, чтобы отчитать супостатов, испортивших такой хороший сон, но в лицо прилетела подушка. Не удержавшись на ногах, я плюхнулся обратно на лавку, а она, коварная, вывернулась, встала на дыбы и огрела меня по кумполу. Из глаз посыпались искры.
Под грудой одеял, где по идее, должен был почивать драгоценный наставник, раздался драконий рык. На столе, прикрытые вышитым полотенцем, зазвенели чашки и блюдца.
Из подушек возникла встрепанная голова. Свирепо оглядев единственным здоровым глазом комнату, она оскалилась и гаркнула:
– А-а-а, черти полосатые, покою от вас ни днем ни ночью! Лейтенант Спаситель! Паччему личный состав бьет баклуши? Назначаю приказ: марш на улицу, делать зарядку, а не то… – не в силах продолжать, голова рухнула обратно в подушки и вновь накрылась одеялом.
Хулиганы притихли. Машка юркнула к себе за шторку, птица Гамаюн, остекленев глазами, прикинулась чучелом, кот быстренько вымелся за дверь, а я, согласно приказу, пошел во двор. Во-первых, добежал до нужника, устроенного в дальнем конце огорода. Санитарное сооружение радовало свежей зеленой краской, в дверце, на уровне глаз, было прорезано окошко в виде виноградной грозди. Внутри царили уют и благолепие: пауки таращились без привычного плотоядного блеска в глазах, на стульчаке, обмотанном несколькими слоями тряпок, сидеть было тепло и мягко, а в пределах досягаемости, на гвоздике, нашелся толстенный календарь-ежегодник за тысяча девятьсот семьдесят пятый год, с мягкими страничками и напечатанными на другой стороне анекдотами.
Потом я решил умыться. В комнате был рукомойник, но я подумал, раз во дворе имеется колодец, лучше не беспокоить наставника. К тому же, всегда приятно поплескаться в чистой ледяной воде…
Пробираться к колодезному срубу пришлось с боем. Плети колючей ежевики царапали руки, исполинский репейник цеплялся за штаны и рубаху, на голову сыпалась тонкая пыльца с каких-то желтых цветов, от нее свербело в носу и хотелось чихать. Бадейка отыскалась и вовсе случайно – я об нее, затерянную в кушарях, споткнулся.
Когда начал поднимать железную крышку, всю в кружевах ржавчины, бока прошило острой болью, и я вспомнил весь вчерашний день. Похороны князя, суровую княгиню, знакомство с пестрым населением старухиной избы, кабак и погоню за мертвяком. Ах да, был еще шоппинг… Зубы заныли от дурного предчувствия: во что всё это выльется?
Привязав к бадейке оборванную веревку, я сбросил её в колодец, наклонился, чтобы удобнее было тащить, и… Из колодца на меня уставились звезды. Они колыхались в далекой черной воде и негромко пели. Потом, став светлячками, сорвались с мест и закружились в хороводе, меня начало затягивать в этот хоровод, в голове создался вихрь, я понял, что падаю…
Очнулся весь мокрый на траве. Надо мной склонились три морды. Точнее, две морды – кота и вороны, и одно любопытное веснушчатое лицо.
– Кажись, пришел в себя, – сказала Машка, нежно пиная меня в бок.
– Хто? Што? – я ничего не понимал. – Почему я мокрый? Что случилось?
– Еще немного, и искали б тебя на реке Смородине, у камня Алатыря, – промурлыкал кот.
– Меня благодари, – каркнула Гамаюн. – Если бы я тебя в окно не заметила…
– Остались бы, как говориться, от козлика рожки да ножки, – заключила Маха, помогая мне сесть. – В последний момент успели, – похвасталась ворона. – Машка тебя за пояс ухватила, кот за Машку уцепился, я – за кота. Ну, и петух помог. Надо будет наведаться к нему в курятник, отблагодарить… – ворона кокетливо оправила перышки, а Машка прыснула. Птица Гамаюн тут же оскорбленно напыжилась. – А что смешного? Петух, между прочим, мужчина хоть куда. В полном расцвете сил…
– Хорошо, хозяйки нет, – шепнул кот, заботливо обмахивая меня лапками. – Вчерась еще на Лысую гору отбыла… Путь-то неблизкий, туда да обратно – больше ста верст. А была бы дома – сама бы голову тебе отвинтила. За то, что к Водокруту полез.
– Чего? – спросили мы с Машкой в один голос.
– Водяной. Живет он там, в колодце… – пояснил кот и постучал меня по лбу. – Мозг иногда включать надо!
– Я умыться хотел.
– Так на этот случай в доме водопровод есть. Набрал ванну – и плещись сколько влезет! А закаляться вздумал – так холодной напусти и вся недолга. А то могу баньку истопить, только скажи… – раскипятился пушистый домохозяин.
– И правда, Вань, чего ты к колодцу полез? – Маха выдрала у меня из волос репей. – Я, например, в душ сходила. Красотища!
– Ты теперь от водоемов подальше держись, – предупредил кот. – Водокрут на тебя глаз положил.
– Ну, что вы там прохлаждаетесь? – в окне, всё такой же встрёпанный, возник Лумумба. – Завтрак стынет.
– Бабке не говори, – попросил я кота, взбираясь на крыльцо.
– Всё одно, узнает, – вздохнул тот. – Попадет мне.
– Тебе-то за что?
– Не углядел за порядком да за гостями. Три шкуры спустит.
Кот задумчиво почесал спину.
– Тогда я сам скажу. Объясню, что ты ни в чем не виноват, а это меня бес попутал.
У кота на глаза навернулись благодарные слёзы. Встав на задние лапы, он пожал мне руку и промурлыкал:
– Спасибо, друг. Век не забуду…
Когда мы ввалились в горницу, громко обсуждая приключение, Лумумба любовался своим отражением в боку самовара, время от времени прикладывая к синяку под глазом холодную ложку.
– А, явились, не запылились.
Мы с Машкой молча проскользнули за стол, ворона, цапнув ватрушку, убралась на полати, и только кот, как ни в чем ни бывало, принялся разливать чай.
– Я вот всё думаю, – завел я издалека. – Должно же у всех убийств быть что-то общее? Если Душегуб – серийный убийца…
– Напарники называются, – вдруг буркнула Маха, погрузив нос в чашку с чаем.
И только сейчас я заметил на её веснушчатой щечке глубокие царапины. Запястье, перевязанное чистой тряпочкой, свежий кровоподтек над локтем… Стало стыдно.
– Слушай, Маш, ты извини, – начал я. – Там такое дело… А как ты вообще дома оказалась?
– Меня благодарите, – каркнула ворона с печи, расклевывая булочку. – Отыскала сиротку, привела домой за ручку…
– Ага, щас, – ощерилась Машка. – Деду Фире скажите спасибо. Послал эту бестию прожорливую узнать, как у нас дела. А «нас» – то уже и нету…
– От бестии слышу! – возмутилась птица Гамаюн. – И чужим куском меня попрекать не надо!
– Бестия, – нравоучительным тоном процитировала Машка, – Животное, не существующее на самом деле. Крылатые кони, говорящие птицы и рыбы – всё это выдумки досужих умов. Геродот, трактат «Физиолог». – она торжествующе посмотрела на птицу. – Тебя не бывает. А значит, и кормить тебя не нужно.
– Много ты понимаешь…
Ворона, угрожающе лязгнув крыльями, спорхнула на лавку.
– Молчать! – рявкнул учитель, стукнув по столу кулаком.
Ворона брыкнулась на пол, однако Машка сдаваться не собиралась. Выпятив челюсть и сжав кулаки, она свирепо уставилась в глаза наставнику. Мы с котом прикрылись, как щитом, серебряным подносом. Даже гадать не берусь, во что он её превратит: когда я, будучи молодым и зеленым, вздумал перечить пребывающему не в духе учителю, на неделю стал ужом. Сидел тихонько в банке из-под огурцов и перебивался случайными мухами. Килограмм на пять похудел…
Минуты через две Лумумба сдался.
– Ладно, – сказал он, и как ни в чем ни бывало подвинул к себе чашку с горячим чаем. – Рассказывай, что узнала.
Я восхищенно выдохнул. Переглядеть наставника еще никому не удавалось. Как в городе буду, надо ей что-нибудь купить. Гребешок красивый или конфет шоколадных…
– Покойная была странная, – не тая более зла, начала моя напарница. – Ну, так считали остальные девчонки. Не очень-то они её любили.
– Почему?
– Скрытная. Прижимистая. Они заработки на сласти да украшения тратят, а Лидочка – в кубышку прятала.
– Так может, просто бережливая, – предположил я.
– Задавалась много, – продолжила перечислять Маха. – Вела себя так, будто лучше других. Ну, это опять же со слов девушек. Нос, говорят, задирала, и ни с кем дружить не хотела. Хвасталась, что в скором времени уйдет от них, а веселый дом забудет, как страшный сон. С клиентами переборчивая была…
– А что хозяйка? – перебил её Лумумба.
– А ничего, – Машка насупилась. – Найду, говорит, чертовку живой, сама глаза выцарапаю… Уж больно, говорит, доходная девка была. В последнее время, правда, не так уж много от нее того доходу… После того, как её артист бросил. Тихая стала, да печальная – клиенты таких не любят.
– Артист? – переспросил наставник.
– Певец один, итальянец. Энрико Базилика. Каждый день к ней шлялся. Лидочка про него и хвасталась, что он её в театр заберет и артисткой сделает. А девки дразнили: никуда её итальяшка не заберет, уж больно жаден: цветы с концертов да дармовое шампанское – вот и весь с него гешефт… А недавно он к ней ходить перестал. Наверное, другую себе нашел, или уехал куда…
– А ты-то почему вся поцарапанная? – спросил я.
– Пусть сами не лезут, – буркнула напарница и уткнулась в чашку.
– Она уличных девок пыталась феминизму учить, – встряла птица Гамаюн. – Когда я за ней прилетела, учение полным ходом шло…
– Это как? – уточнил наставник. Мне тоже стало любопытно.
– Я им всего лишь сказала, что промискуитет – не выход. Осыпая их деньгами и драгоценностями, мужчины заявляют своё право на гендерное превосходство, а значит, в широком социо-психологическом смысле, и на женщин. Как на собственность. Я просто им объяснила: чтобы освободиться, нужно перестать спать с мужиками за деньги.
Мы немного помолчали, переваривая концепцию Машкиного феминизма.
– Ну, а у вас-то какое важное дело было, что даже про меня забыли? – спросила она, допив чай.
– Да так… – рассеянно ответил Лумумба, потирая фингал. – То, да сё…
– Ясно, – вздохнула напарница с завистью. – Весело, поди, было?
Постучав, в горницу шагнул батюшка сыскной воевода.
– По-здорову ли, гости дорогие? Всем ли довольны? Хорошо ли о вас тетушка заботится?
– А ты её откуда знаешь? – вчера мы с Олегом как-то незаметно и легко перешли на «ты».
– Дак кормилица моя бывшая, Арина свет Родионовна… Вырос, можно сказать, у нее на руках. – пройдя в комнату, Олег по-хозяйски уселся на лавку. Кот подскочил с новой чашкой. – Не надо, милый, – остановил кота воевода. – Дела у нас.
– Что за дела? – вскинулась Машка, но тут же притихла. Олега она немного робела.
– Воевода обещал нас с бваной в княжеский терем свести. – объяснил я. – Осмотреть место преступления…
– А я? – глаза у напарницы сузились, как у ястреба, вообразившего, что его вот-вот лишат законной добычи.
– А ты, – пожал плечами наставник, – Работай дальше по Лидочке. Сходи в театр, попробуй найти этого певца – как единственную пока зацепку…
Я хотел напомнить, что певец, скорее всего, и есть тот самый мертвяк, но вовремя захлопнул варежку: раз бвана так себя ведет – значит, свой расчет имеет.
– Но… я города не знаю, – от перспективы самостоятельного расследования Машка растерялась.
– А мы тебе проводницу дадим, – ласково улыбнулся наставник. – Гамаюша, милая, иди сюда…
Фыркнув, ворона отвернулась.
– Да я лучше с котом пойду! – взбрыкнула Машка, а сам кот тяжело вздохнул и скрылся под скатертью.
– Матвей – каргоруша, – сказал Олег. – Со двора уйти не может.
– Ну тогда… тогда я сама. – Машка упрямо сжала губы. – Она же на каждого червяка кидаться будет, меня люди засмеют…
– Я бы всё ж не отпускал девушку одну, – посоветовал воевода, не обращая на Машкино бахвальство никакого внимания. – Не ровен час, обидят.
Ох, зря он это сказал.
Машка, громко топая, прошла в свой отгороженный шторкой угол и, пыхтя, выволокла из-под раскладушки одну из сумок с вчерашними покупками. Демонстративно достала здоровенный пистолет, щелчком вогнала обойму, дослала патрон, и, прокрутив на пальце, убрала в кобуру. Проделала всю процедуру еще раз, со вторым пистолетом. За спину, в длинные ножны, вставила тесак с тусклым зазубренным лезвием. К лодыжке прикрепила еще одну кобуру, поменьше, а к другой – выкидной ножик на липучке. В свой любимый рюкзачок упихала несколько запасных магазинов, и, улыбнувшись особенно нежно, связку гранат.
У Олега отвалилась челюсть. А я поразился: как она стоять-то может под всей этой тяжестью? Но ничего не сказал. Себе дороже. Еще и отвернулся, чтобы она, не дай Макаронный монстр, не увидела, как я смеюсь… Но где-то в затылке трепыхалась ревнивая мысль: а ведь напарница хочет произвести впечатление на Олега!
– Этого хватит? – невинно спросила она, хлопнув ресничками и мило улыбнувшись. – А то у меня еще гранатомет есть.
– Хватит, – с каменным лицом одобрил Лумумба.
– Когда город взлетит на воздух, мы хотя бы будем спокойны: ты сделала всё, что могла, – добавил я. – А потом тихо соберем вещички и слиняем, так как в противном случае нас вываляют в смоле и перьях. – я покосился на Олега. – А потом сбросят в Кольский залив, на корм Левиафану…
– Вообще-то, носить оружие у нас не запрещено, – пожал плечами воевода. – А за порядком следят дружинники. Всё просто: бузотеров помещают в поруб, дают несколько дней на осознание пригрешений, а когда они хорошенько заколдобятся – казнят, назначают штраф или отправляют на прииски. В зависимости от ущерба…
– Тоже неплохо, – согласился наставник. – Мы будем вести расследование, а ты, пока суть да дело, золотишка намоешь. В возмещение убытков.
Машка, не глядя на нас, вытащила из-за спины нож и с грохотом бросила его на пол. Затем сняла одну кобуру, но бросать не стала, а аккуратно положила на раскладушку. Посмотрела на наставника, вздохнула, сняла вторую кобуру, положила к первой, а затем вытащила из рюкзака гранаты. Опять посмотрела на Лумумбу. Тот милостиво кивнул и глазами указал на птицу.
– Отправляете голую и босую на смерть лютую…
– Но-но. Слезливое нытье – Ванькина прерогатива. Что-нибудь другое придумай, – безжалостно оборвал её наставник.
– Ладно, – сдалась напарница. – Только я её таскать не буду. Сама пусть ходит.
– Да как ты… – взвилась ворона.
– Суп сварю, – флегматично сообщил учитель. Ворона сорвалась с печи, приземлилась на пол рядом с Машей и важно прошлась туда-сюда.
– Птица Гамаюн отличается умом и сообразительностью. – возвестила она. – Умом, – многозначительно покосилась на мою напарницу, – И сообразительностью.
– Топай уже, горе луковое, – Машка, подхватив рюкзак, вышла за дверь.
– Это кто тут горе? – донесся до нас возмущенный вопль. – Нет, подожди, давай разберемся…
– Ох, натерпимся мы еще от этой парочки, – посетовал учитель и тоже пошел собираться.
Жизнь на центральном проспекте, у терема князя, била ключом. Ревели автомобили, воняли солярой тяжело груженые фуры, переругивались грузчики и водители, им не уступали торговки с тяжелыми корзинами овощей и тележками яблок. В голове с недосыпу тихонько позванивало, а действительность временами растворялась в зыбком мареве.
Один раз меня спас Олег, дернув буквально из-под колес выскочившего из-за угла гоночного «Мазерати». В другой я чуть не прошел сквозь громадное стекло, которое тащили по тротуару двое неприветливых дядек… Чувствовал себя деревенщиной, честное слово. Куда до Мангазеи нашей Москве, с её распахнутыми во все стороны улицами, неспешным течением жизни и высоким, темнеющим по ночам, как ему и положено, небом…
Лумумба тоже был не в форме. Под глазами у него набрякли мешки, а настроение так и не улучшилось.
– Вы плохо выглядите, – придержал наставника Олег, когда тот споткнулся на ровном месте. – Не удалось отдохнуть?
– Чертово солнце, – буркнул учитель.
– Скажите тетушке, – посоветовал воевода. – Она вам сон-травы даст.
Не знаю. Мне, после вчерашних приключений, отдыхать ничего не мешало: спал, как младенец. Только мало.
Терем был большой, возведенный по старинной технологии без единого гвоздя, из золотистых кедровых бревен. Напротив, через площадь, высилось здание из стекла и металла, которое я видел в день нашего приезда.
– Что сие? – спросил, опережая меня, наставник, тыкая в здание пальцем.
– Офис золотодобывающей компании. Там сейчас бояре.
– Ясно. Надо будет заглянуть… – учитель оглядел высотку так, будто она угрожала чем-то лично ему.
…Заходите, не стесняйтесь. – пригласил Олег, отпирая дверь. – Здесь никого нет, даже охрану сняли. Можно начать с кабинета…
Внутри терема было прохладно, пусто и гулко. Воевода щелкнул выключателем, под потолком зажглась цепь электрических лампочек. Я посмотрел на них с интересом: у старухи Арины и на Веселой улице пользовались керосиновыми лампами…
– Игорь сумел запустить плавучую атомную электростанцию, – пояснил Олег, перехватив мой взгляд, и открыл очередную дверь. За нею обнаружилось большое, похожее на библиотеку помещение. – Её собрали в Мурманске, как раз перед Распылением. Мы запитали деловой центр, жилые многоэтажки, но на частный сектор не хватает – население с каждым годом растет.
– Князь, я так понимаю, был лидером харизматичным, – заметил Лумумба, рассматривая огромную карту, занимающую всю северную стену кабинета.
– Если учитывать то, что без него здесь было бы одно болото, – усмехнулся Олег, – То да.
– Но как так получилось? – спросил я. – Как он умудрился поднять город за неполные пятнадцать лет?
– Игорь знал, где залегает золото, – ответил Олег, раздвигая бархатные зеленые шторы. С тяжелых складок взлетело облачко пыли. – Он просто приходил и тыкал пальцем, в этом месте и обнаруживалась главная жила. А уж золото… – он пожал плечами, – Открывает все двери и служит отменным стимулом для привлечения людей. После разрушения Мурманска многие остались не только без работы, но и без крова. Можно сказать, он нас спас. Всех нас. Мой отец, как и другие, служил на военной базе в Североморске. Вы должны знать эту историю…
– Разумеется, – буркнул Лумумба, не отвлекаясь от изучения карты. – После смерти князя… Кто-нибудь владеет информацией о месторождениях?
– Ходили слухи, что у Игоря была карта, но её никто не видел. Князь создал Компанию, он же был председателем правления и держателем основного концессионного пая.
– Стало быть, после его смерти… – небрежно заметил наставник.
– По брачному договору все его полномочия отошли к Оль… к Великой Княгине. – сказал Олег.
Задумчиво кивнув, Лумумба поджал губы, а затем, кивнув сам себе, неторопливо вышел в коридор.
– А где нашли князя? – спросил он.
– Вот здесь. – воевода распахнул двустворчатые двери, за которыми угадывалась богато обставленная комната в голубых с серебром тонах. – Выходя из спальни, он почувствовал себя плохо. Схватился за сердце… а потом упал. Когда прибежал дежурный, было уже поздно.
Супружеское ложе, утопавшее в ненормальном количестве вышитых подушек, высилось в алькове. Там же, рядом с кроватью, на подзеркальном столике лежали ноутбук с надкушенным яблочком на крышке и часы «Ролекс» в золотом корпусе.
– Вещи князя, – пояснил Олег. – Пока что ни у кого не хватает духу их забрать.
