Текст книги "Полуостров сокровищ (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Зимин
Соавторы: Татьяна Зимина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Глава 13
Иван
Вместо того чтобы сразу приземляться, Олег повел машину над городом.
– Сделаем кружок, оглядимся, – бросил он через плечо.
На площади, как перевернутая многоножка, колыхалась толпа. Она окружала высотку, черную и закопченную, но целую. На крыше догорал раскуроченный вертолет.
– Всё-таки не удержали, – прокричал Олег, и взял курс обратно за городскую стену, на пляж. Сесть можно было только там.
– Что не удержали? – спросил я.
– Людей не удержали. Не нужно было праздник устраивать. После смерти князя прииски встали, а старатели в город подались. В порту докеры вторую неделю бунтуют… Я предупреждал отца, что надо подождать.
Самолет коснулся песка, ткнулся колесами во что-то твердое, подпрыгнул и пошел вдоль прибоя, медленно забирая к стене. Остановился метрах в полутора от ржавой громадины. Выскочив из самолета я, не стесняясь парней, рухнул на колени и прижался лбом к Земле-матушке. С Лумумбой, на ковре-вертолете, и то безопасней было…
На плечо, лязгая железными крыльями, рухнула Гамаюн. Угнездившись, она нежно прижалась к моей щеке и обняла крыльями, больно сдавив уши.
– Откинулся, родимый! Уж и ждать перестали, и слёзы выплакали, одна я, горемычная, вторые сутки дозором, глаз не смыкая, крыльев не покладая, сладкий кус не доедая…
– Постой, как вторые сутки? – осторожно сняв ворону с плеча, я поставил её на песок. – Нас не было одну ночь.
– Для кого одну, а для кого и вечность прошла.
– Наши целы?
– Да целы, целы, что им сделается… – ворона, откопав в песке какую-то дрянь, уже трепала её клювом.
– А в городе что творится?
– Всё хорошо, прекрасная маркиза. Народ взбунтовался, бояре бежали, власть перешла к военному правительству. О, почти целый пирожок!
Олег вдруг как-то сдулся. Плечи его поникли, глаза запали, а кончики усов опустились. Он сел на песок и уткнул голову в руки.
– Я должен был это предвидеть, – сказал воевода глухо. – Батя еще Игорю всю плешь проел… Ну, о том, что нельзя отдавать власть в руки Маммоны.
– Маммона – это демон наживы, – прокаркала Гамаюн с набитым клювом.
– О, я знашь, – кивнул Сигурд. – Наша карга так же речет. Не можно, чтобы в жилах вместо крови золото булькало…
– Когда народ окружил высотку и полез за золотом, боярам ничего не оставалось, как бежать.
– А Сварог? – спросил Олег.
– Дал сутки. На грабеж и разгул. А в остальном, прекрасная маркиза…
– Ты говорила, нас два дня не было, – перебил Олег.
– А на второй день, – она покосилась на нас и отскочила подальше, – Он отдыхал. Вывел патрули, на площади танки поставил… Ну, и виселицу, конечно. Какое ж народное гулянье без виселицы?
…Пока мы с Олегом шли к центру, Гамаюн летала над головами и вещала:
– Когда люди пошли на приступ, Сварог приказал дружине не вмешиваться. «Они не возьмут больше, чем им уже должны». Когда взломали ворота Монетного двора, на улицу в буквальном смысле потекли золотые реки… Да, к слову: «Молот Дьюрина» принял горячее участие в путче, – добавила птица.
– Викинги пошли на баррикады? – переспросил Олег.
– А чего удивляться? Они же за любой кипишь, кроме голодовки. Как услыхали, что золото можно из канавы прямо ковшом черпать, соскочили со своего траулера и всем скопом ринулись помогать восстанавливать справедливость. Ну, а в остальном, прекрасная маркиза…
– Но почему бояре сбежали? У них же охрана, маги, в конце концов…
– Не надо было детей под джипы бросать. Но в остальном, прекрасная…
– Погоди, каких детей? Ты что несешь?
– Один из бояр во время паники сбил ребенка.
– А с чего паника-то началась?
– Так Жадина замочили. Прямо в сортире, ей богу не вру. А в остальном…
– Убили финдиректора? – быстро переспросил Олег. – Кто?
– Кабы знать… Половина думает на Душегубца, другая – на самих бояр. Кое-кто, мол, устраняет конкурентов… С этого путч и начался: не остановить гнев народный, за детушек своих, за кровиночек…
– Дальше рассказывай!
– Нагрузившись золотом, народ решил линчевать бояр – а что, виселицу зря строили? Те – ноги в руки и айда. Нагрузили вертолеты… Да только жадность фраера сгубила: один даже в воздух подняться не смог, так и опрокинулся на крышу вверх колесами. Это его уже потом подожгли, когда выпотрошили…
– Гамаюн. Ближе к делу.
– В порту как раз «Король Георг» стоял, так они на него и перепорхнули. Выпросили политическое убежище у английского посланника, за мешок золота… Теперь в Европу подадутся, из тамошнего народа кровь пить станут. Так что Сварог-батюшка власть вовсе не захватывал, а взял то, что плохо лежало. А в остальном…
– А что маги? – перебил я.
– Маги… – Гамаюн как-то замялась. – Да, собственно, никак. Сначала встали на защиту башни – зарплату им, в отличие от докеров, выплачивали исправно. Окружили её силовым кольцом… Но потом почему-то разбежались.
– Папаня вмешался? – хмуро спросил Олег.
– Через дружину. Точнее, через патрульных. Они с магами долго щи одним лаптем хлебали… Этим воевода и воспользовался. Надавил на одних, чтобы повлиять на других. А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо!
Олег выругался. Отвернувшись, он остановился, и задрав голову, стал смотреть в белесое небо. Там, на почти неразличимой высоте, медленно летела стая птиц. С земли не было видно, что это за птицы, различались только черные крестики, идущие друг за другом.
Улица, ведущая к площади, была пуста. Стояла тишина, но призрак тревоги витал в воздухе. Среди бела дня закрытые ставни, крепко запертые двери – в их неподвижном безмолвии чувствовалась настороженная готовность. Миг – и ощетинятся стволами…
Я потряс головой. Возможно, ничего такого и нет, просто беспорядок. Поваленная скамейка, большая ветка дуба, упавшая на дорогу, и никем не убранная, машина с разбитыми стеклами, кривобоко притулившаяся у обочины… И мусор. Груды мусора – я такого здесь еще не видел. Пустые коробки, упаковочный пенопласт, гоняемый ветром вместо сухой листвы, хрустящее под ногами стекло, какое-то тряпье, наваленное под забором… Поравнявшись с этой бесформенной кучей, я остановился. Сердце подпрыгнуло и провалилось куда-то в желудок. Никакой это не мусор – в тени забора лежал мертвый человек. Лица я не видел, но зато видел глубокую вдавленную рану на затылке. Кровь давно засохла, над ней деловито жужжали крупные зеленые мухи…
– Это не последний труп, который мы сегодня увидим, – я не заметил, как подошел Олег. – Так уж повелось… – не договорив, он пошел дальше.
Чуть приоткрыв завесу, я извлек из Нави огненного мотылька. Посадив на ладонь, подул на него, давая разгореться, и направил к погибшему. Магическое пламя перескочило на тело, разрослось, вспыхнуло, и погасло, оставив только хрупкие очертания пепельной фигуры. Чешуйки пепла тут же подхватил ветер.
Издалека доносился мерный глухой гомон, похожий на рев прибоя.
– Если переворот свершился, почему на площади до сих пор буянят? – спросил Олег Гамаюн, вновь вцепившуюся в моё плечо.
– А кто сказал, что буянят? Митингуют. Вот, как утречком зенки залили, так и митингуют. Решают, кого бы повесить…
– Мой отец – не злой человек, – Олег говорил, резко отмахивая рукой. В пятнистом десантном комбезе, с всклокоченной бородой и волосами и перемазанным лицом, он был похож на Че Гевару со старинных плакатов. – Отец любит Мангазею. И хочет для неё только самого лучшего. Только лучшего – как ОН это понимает.
Воевода повернулся ко мне:
– Вам с майором М'бвеле лучше покинуть город как можно быстрее. Отец не даст вам вести расследование. После того, как он захватил власть…
– Я понял. Княгиня Ольга – главная претендентка на престол, Сварогу она не нужна. Но знаешь, бвана не уйдет. Он никогда не бежал с тонущего корабля. Тем более, тебе понадобится наша помощь.
– С чего ты так решил?
– Слепому видно, что у вас с батей «непростые» – я сделал кавычки в воздухе – отношения. Он потребует от тебя официального признания его власти. Захочет, чтобы ты публично ему подчинился. Но ты не подчинишься.
– Я не буду провоцировать гражданскую войну.
– М-да, ситуация, – встряла птица Гамаюн. – Как удачно батя тебя в Зону сбагрил, не находишь?
– Слушай, а это идея, – я приободрился. – Ты можешь где-нибудь спрятаться, а? Ну, хотя бы у старухи Арины… Пока не выяснится, что к чему. А мы с Сигурдом скажем, что ты в Зоне…
– Никогда не любил крыс.
– Ну разумеется. Все мы принципиальные… Предлагать Ольге сбежать в Москву тоже бесполезно? – покосившись на меня, Олег усмехнулся. – Ясненько… Ну, тогда я домой. Мои, наверное, от беспокойства с ума сходят.
– Спокуха, хрящ, болото наше, – буркнула ворона, ковыряя железным когтем в клюве. – Я их предупредила.
– И каким образом, если ты всё время с нами была? Может, у тебя встроенный радиопередатчик имеется? Или видеокамера? – что-то я устал от сногсшибательных новостей. Запарился.
– Никакого радио. Обыкновенная телепатия, – фыркнула ворона и, оттолкнувшись от моего плеча, с лязгом расправила крылья. – Блудный сын вернулся! – прокаркала ворона, поднимаясь над крышами.
Поди разбери, о ком это она…
– Ванька! Живой!
Повиснув на шее, Маха принялась слюнявить мне щеки. Я осторожно обнял её в ответ. В животе разлилось приятное тепло.
– Я вас на площади искал, – сумел вставить я промеж её телячьих нежностей. – Знал бы, что вы дома, давно бы прибежал.
За столом, как в старые добрые времена, сидели кот и деда Фира. Гамаюн, гордо встопорщив хохолок, гордо прохаживалась по столу.
– А где бвана? – спросил я. – Нашел Душегубца?
Кот отвел глаза. Машка сделала вид, что лихорадочно увлечена ощупыванием меня на предмет ранений и не совместимых с жизнью травм. Дед Агасфер меланхолично дул на чай, налитый в блюдце.
– Да ты садись, служивый, – пригласил он, шумно отхлебнув. – В ногах правды нету.
И точно. Ноги подкосились, будто меня сильно шибанули под коленки, и я плюхнулся на край лавки. Другой край тут же вздыбился, я рухнул на пол, а лавка – сверху. Послышался треск, с каким обычно раскалывается грецкий орех. В потолке отразилось звездное небо…
– Это могло бы стать трагедией, достойной Царя Эдипа, если б не было так смешно, – услышал я голос нашей не в меру умной птицы. – Пройти Зону без единой царапины, а дома скончаться от черепно-мозговой… Но! Были бы мозги – было б и сотрясение. А так – полежит чуток, да и оклемается. Вот я на него чаем побрызгаю…
Я сел. Содрал с головы рушник, отбросил лавку и повторил громовым голосом:
– Спрашиваю в последний раз: где Лумумба?
– Пьет, – вздохнув ответил кот. Я не поверил ушам и повернулся за разъяснением к Машке. Она-то уж врать не будет, правда? Не про учителя же?
– Помнишь, когда ты решил участвовать в соревнованиях, наставник сказал: нельзя мешать человеку, если душа подвига просит, – сказал кот, забирая у меня рушник и помогая подняться. Усадил, придерживая за локоток, погладил мягкой лапкой по шишке и пододвинул чашку с горячим чаем. – А еще нельзя мешать человеку, когда душа горит. Понимаешь?
– Вчера, пока тебя не было, он к княгине Ольге ходил, – тихо сказала Машка. – А как пришел, спросил у Арины Родионовны самогону, заперся в бане и с тех пор…
– Не беспокойся, всё путем, – утешил кот. – Я с банником договорился: тот ему компанию составляет и закуску подсовывает.
– Ну вы блин даете, – не глядя, я хватил стакан раскаленного чаю, и ничего не почувствовал. – Стоило на минутку отвернуться…
На моей памяти Лумумба уходил в запой два раза. Первый – когда с женой развелся, а второй – когда мы с ним Умруна проморгали. Бвана тогда уверен был, что мы идем за ним по пятам и вот-вот схватим, а Умрун в это время, совсем в другом месте, целую деревню в плесень превратил. До сих пор иногда снятся мягкие и ноздреватые, как сыр, дома. С коньков крыш капает слизь, из окон текут зеленые сопли, деревья, как травинки под дождем, льнут к земле, а уж люди… Давно это было, года три тому. Когда мы его наконец убили, наставник заперся в номере на постоялом дворе и никого к себе неделю не подпускал.
Но сейчас-то дело еще не окончено, так ведь? Ведь так? До суда еще три дня, да и Душегубца пока не поймали…
Сбил с мысли кот, насильно запихавший мне в рот ватрушку. Чтобы не подавиться, пришлось начать жевать. Творог с изюмом… Вкусно однако.
– А вы почему не на работе? – спросил я деда Фиру. Получилось как-то не так. Хотел вежливо поинтересоваться делами, а получилось, будто я чем-то недоволен. – Я хотел сказать…
– Да понял, не в обиде, – махнул рукой Агасфер Моисеевич. – Расформировали наши Летучие отряды, Ванюша. Котлеты, как говориться, отдельно, а мухи – отдельно. А еще ввели комендантский час: после семи вечера из дому не выйдешь. Так что кабак тоже отменяется, – деда Фира тяжело вздохнул. – И Пыльцу не продают…
Ватрушка во рту вдруг стала напоминать мокрую вату. Проглотить смог, только отхлебнув чаю.
– Получается, это такие намеки, чтобы магов из города попросить? – опередив меня, спросила Маха. Она всегда быстро схватывала.
– Даже не намеки, а конкретный указ: в семь дней собрать манатки и на выселки. За сто первый километр, – тихо пожаловался кот. – Причем, не только пришлым, а и коренным. Мы с хозяйкой на этом самом месте двести сорок лет обитаем. Пережили и норманнских пиратов, и разбойничков Емельяна Ивановича, и голландских купцов… А теперь вот, будем голь перекатная, – соскочив с лавки, он принялся убирать со стола. – Но ничего… Отольются кошке мышкины слёзки. Уйдем – с Водокрутом сами пусть разбираются. Да и еще много с чем.
– Сварог собирается на тот берег бомбу сбросить, – вдруг сказала Машка.
Я чувствовал себя Алисой, нежданно-негаданно угодившей в Зазеркалье. Только и оставалось сказать: – Всё страньше и страньше.
– Какую бомбу, Машунь?
– Точно не знаю. Но Сварог прямо с трибуны объявил, что бомба у него есть, и он не постесняется её применить. Если нойды не откроют прииски…
– Нойдам бомба по барабану, – вздохнул Агасфер, устало потирая уши ладонями. – Тут другое: как бы они её обраткой на город не отправили…
– Так объяснить это надо Сварогу! Не совсем же он сбрендил, в конце концов.
– Великий Князь Сварог прекрасно знает, что делает. Точнее, думает, что знает. Нойды в Зоне выращивают Пыльцу. Он решил, если припугнет их лишением источника силы, они подчинятся.
– А как же Бел-Горюч камень?
Установилась неподвижная, совершенно мертвая тишина. Даже муха, пролетавшая над столом, вдруг замерла, будто попала в каплю меда…
– Где ты про него слышал, касатик? – откуда ни возьмись, нарисовалась Арина Родионовна. Стоя в дверях, она глядела на меня совершенно черными и круглыми, как у совы, глазами.
– Дак… В Зоне и слышал, – не стал отпираться я. – Наверное. Я уснул, и увидел во сне нойду. Он сказал, что многие хотят до Бел-Горюч камня добраться, да немногим это удается. Сказал, что именно он, камень, охраняет их владения… Как-то так.
– Во сне, говоришь? – скептически поднял бровь деда Фира.
– Я думал, что не сплю. Но Олег с Сигурдом никакого нойды не видели, и тогда я подумал…
Они рассмеялись. Старуха даже как-то обмякла и подобрела. Подойдя, она ласково погладила меня по голове, и уселась рядом.
– Дурак ты, Ванюша, – пробасила ведьма. – И не лечишься… Ежели видел его только ты – значит, только тебе в том нужда и была… Что еще припомнишь?
Я наморщил лоб. События прошлой ночи казались далеким фантасмагорическим сном. Электроволки, гигантский тигр, спящие чутким сном самолеты в ангарах… Нойда. Невысокий узкоглазый паренек с льняными волосами, стриженными под горшок.
– Он сказал, что Игорь к ним приходил. Ну, после своей смерти… И они ему что-то дали.
Старуха неторопливо взяла ватрушку, разломила пополам и стала крошить творог в блюдце. Тут же подскочила ворона и стала выклевывать у нее из-под рук распухшие в выпечке изюмины.
– Ясно дело, – кивнул Агасфер. – Куда ж ему, сердешному, податься было?
– А раз он на том свете… – встряла Машка, – Нельзя ли у Игоря напрямую спросить, кто его убил? Ну, как Лумумба у нас в городе, на кладбище, спрашивал…
Я живо повернулся к старухе.
– Он уже далеко, – вместо нее ответил маг. – До того берега не всякий докричаться сможет.
Ну, может, и не всякий… Я вскочил. Возбуждение распирало изнутри, как крылья созревшей бабочки распирают тесную клетку куколки.
– Мне нужен наставник. Покажите, где баня.
Кот с готовностью соскочил с лавки.
– Сиди, Бегемот. Я сама, – Арина Родионовна тяжело поднялась. – Идем, дурачок.
– Я с вами! – подхватилась Маха, но старуха властно повела рукой.
– Сиди, девка. То будет мажий базар. Других не касаемый.
Глава 14
Иван
Гром гремел не переставая. Над головой, казалось, опрокинули еще один океан, и он падает, падает на меня, и всё никак не кончится. Под ледяными струями дождя вода в заливе казалась почти теплой.
Вдох-выдох…
Руки устали, глаза щипало от соли. Меня окружала кромешная тьма, которую принесла с собою буря. Оставалось надеяться что магический компас, подаренный Ариной Родионовной, продолжает показывать верное направление. Его иногда засвечивали молнии, но ярко-синяя стрелка упорно пробивалась сквозь волны и брызги.
Вдох-выдох…
Когда я впервые плыл через Кольский залив, было легко. Рядом был Олег, рядом был Сигурд… С Лумумбой, моим первым и единственным наставником, тоже было легко. И в горе и в радости, как говорится. Когда в Москве, на разборках со шпаной я схлопотал пулю в живот, он не отходил от меня ни на шаг. Поил своими унганскими зельями, помогал ходить до ветру, ночевал рядом с моей постелью… Я тогда выжил только благодаря ему.
А потом, когда Лумумба, разругавшись в пух и прах с тогдашним руководством, с треском вылетел из АББА, причем без права применения магии в Москве, я ушел вместе с ним.
Мне предлагали остаться. Поступить к любому из практикующих наставников, на выбор, и жить не тужить… Но я даже не раздумывал. Полтора года мы с бваной перебивались случайными заказами на воспитание полтергейстов и расшалившихся домовых. Чуть не загнулись на голодном пайке от абстиненции. Для нас, бывших штатных сотрудников, оказалось неприятным сюрпризом, что Пыльца на черном рынке стоит сумасшедших денег, а найти чистый продукт почти невозможно… Так бы и сгинули под каким-нибудь Смоленском, если б не товарищ Седой. Возглавив Агентство, он первым делом нашел Лумумбу и попросил вернуться.
Вдох – выдох… Дождь перешел в противную морось, но плыть от этого не легче.
…Увидев наставника сейчас, я натурально испугался: поначалу он меня даже не узнал. Сидел в жарко натопленной бане – она ему, видите ли, напоминала родную Африку – пил самогон и разговаривал с лоа. Банник, добрая душа, всё пытался сунуть ему соленый огурец…
Если останусь жив, никогда не буду вспоминать того, что мы с наставником друг другу наговорили. Но самое страшное было вот что: Лумумба поверил в виновность Ольги.
Пока меня не было, он перебрал все способы, которыми могли умертвить князя Игоря и пришел к заключению, что был применен магический яд. Доза микроскопическая, укол почти незаметен, поэтому добрый доктор Борменталь ничего не заметил. Будучи безупречным профессионалом, он оказался элементарно подслеповат.
– Нельзя бежать с тонущего корабля, – сказал я бване, вспомнив давешний разговор с Олегом.
– Я вовсе не бегу, – Лумумба, попытавшись сфокусировать на мне взгляд, чуть не свалился с лавки. – Как преданный капитан, я тону вместе с ним.
– Никто не верит в виновность Ольги.
– Вера в невиновность – это катахреза, – глотая, как воду, самогон из граненого стакана, возразил наставник. – Существуют факты. Если отбросить всё невероятное – то, что останется и будет истиной.
– Мы можем вернуть душу Игоря…
– Пусть мертвые сами говорят со своими мертвецами.
Лумумба, унган в шестом поколении, отказался говорить с духом мертвого князя. А как это было бы красиво! Игорь, собственной призрачной персоной, является в суд и заявляет, что любимая супруга невиновна. И, конечно же, называет настоящего убийцу…
Впрочем, убийцу мы отыщем и сами: следователи мы, или где?
Вдох-выдох. Вода становится медленной и тягучей, как кисель. В её глянцевой поверхности отражается луна…
Надо мной нависает громадная оскаленная пасть, но я только цыкаю зубом, и она скрывается в пучине: запрет на Пыльцу в моем личном заплыве отсутствует. Бабка расстаралась. Намекнула, конечно, что из своих кровных запасов отрывает, но ведь ради правого дела… Я, конечно же, обещал не остаться в долгу.
В Москве, найдя частную точку торговли Пыльцой, я был бы обязан доложить куда следует, и бабку бы замели. Но здесь, в Мангазее, слава Макаронному монстру, были иные законы. То есть, раньше были…
– Вот эта, – говорила старуха, выдвигая ящик комода, разбитый на аккуратные ячейки, – С Гоа. Очень хорошая. Действует быстро, не оставляет послевкусия и почти не дает отката…
Комнатка её, сплошь заставленная фарфоровыми пастушками, глупого вида собачками и кошками, помахивающими поднятой передней лапкой, корицей пропахла необычайно. От этого казалось, что Завесу можно даже не сдвинуть, а просто сдуть.
На деревянных полочках вдоль стен красовались валенки. Расписные, с вышивкой, с меховой оторочкой…
– А вот эта, – ведьма достала следующий мешочек, перетянутый современным пластиковым зажимом, – из Индонезии. Не такая, как с Гоа, но тоже очень, очень хорошая. А это, – следующий пакетик с ярко-синим порошком, – Сырец из Китая. Бьет, как паровой молот, возможности – уровня Дарта Вейдера. На время, конечно, да и откат – только держись. К сырцу нужно загодя привыкнуть, так что не предлагаю.
– Мне нужно переплыть залив.
За окном сверкнуло, на миг высветив на лице бабки каждую морщинку. Затем громыхнуло так, что не только стекла задрожали, а и половицы приподнялись.
– Охо-хо… – старуха подошла к окну и задернула занавески. – Не часто в наши широты гроза приходит, ой как нечасто. Разок лет в пятьдесят. Свезло тебе, дурачок. Как утопленнику.
– Не каркайте.
– А я и не каркаю. В грозу Океан – чистая смерть. Волна такая – танкеры опрокидывает. А ты говоришь, переплыть…
– И сколько она продлится?
– Гроза-то? Да кто ж его знает. Может, к завтрему стихнет, а может – на седмицу зарядит.
– Я всё равно поплыву.
А что мне остается? Ковры-Вертолеты, как бвана, я еще не умею…
Бабка пожевала губами.
– Не вместно мне спрашивать, но всё-таки: на хрена тебе, касатик, на тот берег? Подвиг ты уже совершил, силу молодецкую показал…
Я вздохнул.
– Не вместно мне отвечать, но всё-таки: – ключ к нашим проблемам надо искать там. Нутром чую.
– Ах, нутром… – старуха понимающе кивнула. Ну… тогда сырец – то, что доктор прописал.
– А как же обратка?
Я помнил, что такое закинуться Синькой – так у нас называли сырую, необработанную Пыльцу. Возможности она и вправду давала исполинские. И так же быстро выжигала мозги. Как порохом.
– Есть один способ. Но об этом – молчок. Рот на замок, замок – в огород. Поклянись.
Я ударил себя в грудь.
– Могила.
Усадив меня в изножье застеленной белым кружевным покрывалом кровати, бабка достала из комода потертый кожаный нессесер, гнутую, закопченную снизу ложку и зажигалку «Зиппо». Затем протянула руку и щелкнула кнопкой старенького кассетного магнитофона «Романтик».
– Это так, для настроения. Муж-покойник любил говорить: блюз – это такая музыка, когда хорошему человеку плохо… – она подмигнула. – Расслабься, дурачок, я не сделаю тебе больно.
В нессесере, как гильзы в газырях, лежали стеклянные шприцы и иглы с канюлями старинного литья. Достав один, старуха аккуратно нацепила иглу и затянула покрепче.
– От мужа инструмент остался. Он ведь доктором был, Михайло свет Афанасьевич… Уж восемьдесят лет скоро, как помер, пусть земля ему будет пухом, а всё в гости ко мне, старой, захаживает… Не ссы, касатик. Всё стерильно.
Кинув мне резиновый жгут, приказала перетянуть руку, а сама, отмерив на электронных весах дозу, высыпала её в ложку и щелкнула зажигалкой…
Вдох-выдох. Вдох…..Выдох. Холода я уже не чувствовал. И не потому, что привык, а просто руки-ноги онемели. Я еще мог ими как-то шевелить, но ощущение того, что это не мои конечности, а деревянные колоды, всё усиливалось.
Вдох… Выдох.
Из воды, прямо передо мной, воздвигся голый бородатый мужчина. От пояса он был покрыт крупной чешуей и стоял на хвосте, как дельфин. В руке мужчина держал трезубец. Отплевываясь от соленой воды, я перевернулся на спину, выпучив глаза на новое морское чудо.
– Ну вот мы и встретились, красавчик. Долгонько же тебя ждать пришлось, – трубно проревел мужик и махнул трезубцем. Сверкнула молния, небо, как фарфоровое блюдце, раскололось пополам.
– Ты Водокрут! – догадался я и схватился за запястье. Оберега, подаренного котом после приключения у колодца, не оказалось. Потерял, растяпа.
– Я на тебя сразу глаз положил. Уж больно пригож ты, молодой маг.
Морской царь, призывно поведя могучим голым плечом, подмигнул и подкрутил усы. Я чуть не захлебнулся. Нет, честно! Всякого можно было ожидать: и магического поединка, и игры в загадки, и требования отдать того сам не знаю чего… Но заигрываний?
– Пойдем ко мне, на дно морское, – томно пел Водокрут. – Там ложе мягкое, шампанского три бочонка, а еще икра заморская, баклажанная…
Ветер нес ледяную крошку и она намерзала в бороде и усах хвостатого мужчины.
– Окстись, морской царь, – выкрикнул я, отчаянно работая руками и ногами. – Парней любить – себя не уважать. И вообще… Я в такие игры не играю. Просто мимо плыву.
– Ну, давай хоть водки выпьем, да в картишки перекинемся, – совсем другим тоном попросил Водокрут. – Скучно мне. Русалки – дуры набитые, только о женихах и думают.
– Прости, морской царь, дело у меня. На тот берег надо…
Вода превратилась в снежную кашу. Еще немного – и схватится ледяными глыбами.
– Если водки со мной выпьешь, я тебя куда хошь в один миг доставлю. Время так и сяк сэкономишь.
Я задумался. На самом деле, согреться бы не помешало, но…
Ногу свело судорогой.
– А приставать не будешь?
– Слово Морского Царя.
…Когда я открыл глаза, в небе сияло солнце, а в ушах звучала музыка. В спину больно впивались острые камешки, и я сел. Синие волны с белыми гребешками накатывали на идиллический берег, сверкая, как бриллианты в короне Морской Царевны…
Этот образ потянул за собой цепочку воспоминаний: дно залива сплошь усыпано песком. Да не простым, а золотым. Кое-где из песка торчат якоря, сундуки с распахнутыми крышками и разбитые кили кораблей. Сломанные мачты с истрепанными парусами колышутся над ними, как диковинные водоросли.
А еще была она. Морская Царевна. Русалочка. Сидя на крышке старинного сундука, из которого свешивалась нитка крупных, как орехи, жемчужин, она расчесывала зеленые волосы, призывно улыбалась и пела:
Если хочешь быть богатым,
Если хочешь быть счастливым,
Оставайся, мальчик, с нами,
Будешь нашим королем…
Словом, Водокрута можно понять: дочка – в самом соку. Брачного, что ни на есть, возраста. По ночам выползает на берег и песнями заманивает любого, кто окажется рядом. Сколько народу утопила – страсть, уже слухи пошли, воевода на берег гарпунную пушку поставил… Вот папаня и решил лично озаботиться счастьем дочери: подыскать зятя не на одну ночь, а как бы на подольше. С перспективой. Чтобы не подстрелили дуру хвостатую…
Чего мне стоило отмазаться – лучше не спрашивайте. В какой-то момент пожалел, что сходу отмел намеки на нетрадиционную ориентацию… Потом вспомнил, что являюсь правоверным адептом Его Пастафарианского Святейшества, приплел обет безбрачия и это решило дело в мою пользу. Обеты Морской Царь уважал.
В результате мы с Водокрутом так накидались – он с горя, что упустил жениха, я – с радости, что отвертелся от почетной участи, – что перебаламутили к морскому дьяволу всё дно и утопили корабль. Я сначала расстроился – всё-таки невинные люди, а потом понял, что это тот самый, на котором бояре в заграницу намылились. И отошел. Бог шельму метит, как говорится.
Йо-хо-хо! И бутылка рому…
Придя в себя, я вытряхнул воду из ушей, проверил, на месте ли руки-ноги, нож на поясе, подарки для нойд в непромокаемом пакете, примотанном к пузу скотчем – бабка строго-настрого велела первым делом гостинцы отдать…
Затем прокричал, приставив ладони рупором ко рту:
– Спасибо, Водокрут! Большое спасибо!
Развернулся и побежал прочь от берега.
Сначала боялся, что вновь набегут электроволки и не дадут пройти. Но вокруг было пусто. Точнее, жизнь вокруг била ключом, но жизнь безобидная: пересвистывались, сидя рядом с норками толстые сурки, в озерках заливисто квакали лягушки и плескала рыба, а высоко в небе, зависнув прямо над моей головой, пел жаворонок.
Я ничего не узнавал. Возможно потому, что сейчас не было никакого тумана и равнина, лишь кое-где вздыбленная холмами, просматривалась до самого горизонта. Далеко, на самом пределе видимости, чернели столбы – вход на Североморскую базу. Они-то и служили единственным знакомым ориентиром.
Где искать нойду, я не представлял. Надеялся, что как в прошлый раз, он сам меня найдёт.
К вечеру – здесь по-прежнему солнце садилось нормально – я вышел к обрыву, за которым как язва чернел развороченный котлован. В центре его булькало грязевое озеро, по краям громоздились ярко-желтые экскаваторы, утопшие по самое брюхо гигантские самосвалы и рабочие вагончики.
Никогда не думал, что добыча драгоценного металла выглядит так отвратительно. Наверное, даже после того, как жила иссякнет и машины уберутся, здесь уже никогда и ничего не будет расти.
Золото. Единственный металл, который нельзя создать магически. Кровь и слава Мангазеи… В то, что князь Сварог, крутой, как отвесный склон и скорый на расправу, как вскипевшее молоко, спокойно сбросит на Зону бомбу, почему-то верилось. Сбросит, подождет пока осядет пыль, а потом явится и установит над сурками диктатуру пролетариата.
– Здравствуй, Нав.
Тот же узкий прищур, светлая челка, добрая, несколько растерянная улыбка… В первый раз я не понял, сколько ему лет, но сейчас сразу увидел, что нойда – совсем молодой пацан. Младше Машки наверное…
Рядом чуть дымил костерок, на прутиках жарилось несколько карасей и крупные, с мясистыми шляпками, подберезовики. Чуть дальше, почти не выделяясь на фоне зеленой травы, притулился шалашик из еловых веточек.
Пару минут назад я здесь проходил. Вот лужа, в грязи темнеет отпечаток моей ноги. Вот примятый стебель Иван-Чая, сдвинутый с тропинки камушек… Стукнув себя по лбу, я закрыл глаза и посмотрел на Завесу. Она была прозрачная, будто саван из белесой кисеи или тумана.
– Я уж думал, ты никогда не прочухаешь, – хитро прищурился старый знакомый. – Меня, кстати, Куксой звать.
– Очень приятно… – взявшись за твердую ладошку пацана, я шагнул в Навь.
Здесь было тепло. Это первое, что я почувствовал. Ветер, мягкий и ласковый, дул в лицо, принося запахи меда, душистых трав и свежевыпеченного хлеба. Больше всего это напоминало стойбище оленеводов, которое я видел на картинке в старой энциклопедии: высокие, покрытые шкурами шатры, в центре – громадное, выложенное камнями костровище. Вокруг суетятся беловолосые женщины, одетые в платья из оленьих шкур и бегают дети в одних рубашонках.
