Текст книги "Роза в цепях"
Автор книги: Дмитрий Суслин
Соавторы: Сергей Лежнин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Валерий шел по мощеным улицам города, запахнувшись в длинную тогу. Капуя уже давно проснулась. Рабы спешили на рынок, держа в руках большие корзины. Отворялись ворота домов, из которых в лектиках осторожно выносили знатных римлян, чуть видимых за голубыми занавесками, легко колыхающихся на ветру. Запоздало кукарекали петухи. В небе, медленно поднимаясь, засиял огненный диск солнца. Валерий едва успел отпрыгнуть в сторону, услышав за спиной быстро приближающийся грохот дребезжащей повозки. Возница, встав во весь рост, громко погонял пару гнедых лошадей. Его сдвинутая на затылок шляпа и кожаные штаны давно уже были известны горожанам. Кучером был Юлий, сенаторский сынок, видимо, возвращавшийся с очередной ночной пирушки, везя в повозке своих неистово орущих друзей. Юлий не окликнул Валерия. Видимо, не узнал. Прохожие ругались на всю улицу, проклиная скрывшуюся за поворотом галдящую компанию и их предводителя в варварской одежде, недостойной римского гражданина. Эти веселящиеся римляне вывели Валерия из задумчивости. Он, словно проснувшись от неспокойного сна, огляделся вокруг. Несколько рабов, сопровождавших господина, друга его отца, шли навстречу Валерию. Номенклатор, раб, подсказывавший своему хозяину имя встречного знакомого, наклонился к уху рабовладельца и что– то быстро прошептал ему. Юноша, первым поздоровался с другом отца, и осведомился о его здоровье. Тот, доброжелательно глядя на Валерия, ответил, что, благодаря богам, он здоров, того желает и ему. Узнав о болезни отца и его лечении в Байях, господин пожелал своему старому приятелю скорейшего выздоровления и, попрощавшись с молодым человеком, продолжил утреннюю прогулку по улицам Капуи.
Загородные виллы блестели в лучах восходящего солнца. Вскоре Валерий очутился за городом, в безмолвном мире, окруженном ослепительной красотой, созданной природой. Валерий подошел к богатой вилле, по великолепию не уступающей императорскому дворцу. Длинная белая стена, высотой в два человеческих роста, окружала дом, делая его неприступной крепостью. Юноша устал. Пыль осела на его царственной одежде и башмаках с ремнями. Два невольника поспешили навстречу Валерию. Подбежав, они образовали скамейку, сплетенную из рук, и молодой человек сел на нее, обхватив шеи рабов. Приподняв своего господина, рабы осторожно понесли его в распахнутые ворота, окованные медью и раскрашенные рисунками военных сражений. Несколько полуобнаженных людей подрезали кусты букса. Аллея, ведущая к дому и обсаженная кустарниками и деревьями, хранила прохладу. Валерий приказал слугам опустить его на мраморную скамью, укрытую от знойных лучей.
Рабы сняли со своего хозяина тогу и башмаки, но принесенные сандалии юноша не стал надевать, разминая пальцы ног на дорожке, покрытой мелкозернистым песком.
Освежающий ветер приятно ласкал лицо. Отдохнув в тени зелени, Валерий босиком пошел к обвитому акианфом портику. Он не спеша взошел по холодным мраморным ступеням в длинную галерею с колоннами. Усевшись в кресло, юноша приказал принести письменные принадлежности. Быстро написав короткую записку Фабии, он подозвал письмоносца и повелел ему как можно быстрее доставить послание по адресу.
– Ванна готова, наш господин, – маленький человек с толстыми щеками возник перед Валерием.
– Хорошо, Модерат. Я сейчас приду.
– Господин, вы будете слушать стихи Энея?
– Да! Но только после обеда. Мне необходимо немного отдохнуть. Позови ко мне тех людей, которые были здесь два дня назад. Ты помнишь их?
– Хорошо помню, хозяин, – раб, загибая пальцы, перечислил друзей Валерия.
– Славно, друг мой, славно. Вели приготовить хорошее вино для ужина.
Модерат, управляющий виллой, поспешил удалиться.
Искупавшись в прозрачной воде бассейна, Валерий, массажируемый двумя прелестными рабынями, лежал на позолоченной скамье. Нежные прикосновения женских рук убаюкивали его. В изголовье стоял раб с точеной фигурой, навевавший прохладу павлиньим опахалом. Валерий, погруженный в дремоту, с улыбкой на лице вспоминал обжигающий поцелуй рабыни Фабии.
Актис… Актис… Актис…
Имя обаятельной невольницы стучало в висках, билось в сердце, разрывая тонкую душу Валерия на части. До него доносилось журчание бьющих фонтанов. Сквозь веки он видел расплывчатые силуэты рабов, готовивших мази для натирания.
Валерий вдруг вспомнил день своего совершеннолетия. Два года назад на этой же вилле перед алтарем Ларов, богов-покровителей семьи, он снял детскую тогу, окаймленную пурпурной полосой. Его любимец – вольноотпущенник Фицимер, воспитывавший его с детства, торжественно преподнес своему воспитаннику совершенно белую тогу. Был месяц март, и пригревавшее солнце заглядывало на торжественную церемонию, происходившую в кругу родных и знакомых. Отец со слезами на глазах подошел к сыну, затем крепко обнял его и поцеловал. Друзья поздравляли Валерия, пожимали руки, хлопали дружелюбно по плечу. Затем компания двинулась на Форум. Толпы зевак глядели на процессию, которая шумно двигалась по улицам Капуи. Валерия занесли на форуме полным именем в список членов трибы. Была произнесена напыщенная речь о долге перед отчизной, выражена уверенность, что Валерий не посрамит отца и чести города. Торжественная часть семейного праздника кончилась, потом предстоял веселый пир в честь ставшего «мужчиной» Валерия.
Два года пролетели незаметно. Буйные бессонные ночи, похожие одна на другую остались позади. Как все изменилось с того времени. Отец, недовольный поступками сына, время от времени корил его за непристойные увлечения. Отношения между ними стали ухудшаться. И хотя Валерий был все так же почтителен к родителю, все так же благосклонно слушал его увещевания, какая-то невидимая стена протянулась между ним и отцом. Возвращаясь после очередной попойки, Валерий незаметно пробирался в свою спальню. Утром же отец мрачно встречал в триклинии, приветствовавшего его сына. Боязнь потерять своего единственного наследника, которого затягивали в омут вино и женщины, сильно тревожила Гая Веция. Огромные богатства, нажитые на откупах в провинции Галлия, могли попасть в плохие руки. Вот это и беспокоило отца Валерия. Страдая неизлечимой болезнью, выворачивавшей словно кинжалом все внутренности тела, Гай Веций уже составил завещание, по которому его состояние, оцениваемое в пятнадцать миллионов сестерциев, переходило к Валерию. В своих беседах с сыном старик намекал о возможности лишения его наследства, если тот не откажется от позорящих семью похождений по грязным притонам. Но Валерий лишь отшучивался, приводя примеры с молодым Нероном, их императором. Отец угрюмо молчал, не зная что сказать в ответ. Но боль за сына не утихала, разгораясь с новой силой после того, как Гай Веций узнавал о новых проказах Валерия.
Все чаще и чаще отправлялся Гай Веций на лечение в знаменитый на всю Италию курорт Байя. Но пробыв там несколько дней и насмотревшись на сладострастные утехи, царившие в тех стенах, отец возвращался в Капую. В Байю, «гостиницу пороков», съезжались со всех концов Римской империи молодые юнцы и убеленные сединой старики, блистающие красотой матроны и разношерстные проститутки. Казалось, что здесь поправляют свое здоровье только те, кто очень крепко знаком с Бахусом или является приверженцем богини Пандемус. Лечились здесь странным образом – веселыми пирушками и необузданными оргиями. Достойные граждане, отцы семейств изменяли здесь своим женам; высокочтимые матроны влюблялись в красивых юношей, со всеми чувствами отдаваясь им. Разврат не знал здесь границ.
Гай Веций, в сердцах проклиная всех и всякого, допустивших такое распутство, тем не менее, провалявшись на мягких подушках в прохладной тени платанов на своей вилле, вновь оказывался в Байях. Его врач умоляюще упрашивал его поехать на курорт, говоря, что бальзам плохо помогает, что в Байях лучшие целебные серные ванны во всей Италии, да и веселый смех отдыхающих окрасит однообразную жизнь в Капуе. Старый всадник уступал просьбам врача, уезжал в Байю, но, полечившись там немного, опять спешил на свою виллу. В этот раз отец Валерия вновь отдыхал и лечился на знаменитом курорте. После особенно сильных болезненных резей в животе, происшедших в одну из ночей, Гая Веция, часто хватавшего воздух ртом, вынесли на носилках в сад. Казалось, смерть уже сжимала его в своих объятиях. Но вскоре старый патриций пришел в себя, а на следующее утро его увезли в Байю.
Валерий очнулся. Пережитые воспоминания куда-то улетели. Юноша лежал на скамье, укрытый прохладной простыней. Два раба, державшие в руках тунику и сандалии, замерли с правой стороны мраморного ложа.
– Господин, стол накрыт, – приятным голосом произнес Модерат. Он стоял в нескольких шагах от Валерия, склонив в почтении голову. Молодой патриций резво вскочил со скамьи, надел прозрачную тунику и молча пошел за управляющим.
Валерий съел лишь несколько фруктов и, пригубив виноградный напиток, отправился в спальню, чтобы вздремнуть после обеда. Сон моментально сморил его. В восьмом часу после восхода солнца Валерий проснулся и, крикнув к себе раба, прислуживавшего в спальне господина, повелел позвать Энея.
Вольноотпущенник Эней худощавый молодой человек с грустными глазами получил свободу от Гая Веция. Эней не покинул господский дом после освобождения. Крепкая дружба между ним и Валерием не отпускала его отсюда. Молодой господин делился с Энеем своими самыми сокровенными мыслями, просил у него совета, когда сам не знал, как поступить в том или ином случае. У обоих были одни и те же увлечения: они любили поэзию, декламируя наизусть Вергилия, восхищались греческими трагедиями, гонялись за новыми произведениями Аннея Сенеки, до хрипоты спорили о достоинствах того или иного автора. Оба писали стихи, поочередно читая их друг другу. Валерий признавал, что его товарищ более талантлив, более впечатлителен и что речь Энея дышала жизнью, наполненная свободой и душевным спокойствием. Вот и на этот раз перед молодым господином стоял его милый друг, державший в руках вощеные таблички.
– Привет тебе, Эней, друг мой! – с радостью воскликнул Валерий. – Ты принес почитать новые стихи?
– Нет, господин! – Эней печально смотрел в сторону.
– Я же тебе говорил, чтобы ты перестал называть меня господином. Зови просто – Валерий. А почему ты не будешь читать новые стихи? Ты их не написал?
– Дело не в этом. Я хочу прочесть, Валерий, – вольноотпущенник попытался улыбнуться, – написанное год назад. Наши с тобой стихи, друг мой.
– Ну что же, начинай, – молодой патриций сел на стул и, скрестив руки на груди, приготовился слушать. И Эней начал читать. Голос его, словно журчащий ручей, растекался по комнате. Стихи очаровывали, заставляли замирать сердце, врывались в самые глубины души, воплощая в прекрасные видения, проносились перед глазами.
Вольноотпущенник уже давно закончил читать, а Валерий все еще задумчиво сидел, неотступно глядя в одну точку.
– Благодарю тебя, Эней, ты напомнил мне наши прежние мечты. – Молодой господин, подойдя к другу, крепко обнял его.
– Валерий! Перестань губить себя. Ты слишком юн, а жизнь коротка. Обильные пиры и неумеренность женских ласк не доведут тебя до добра…
– Ты прав, Эней. Такая жизнь уже наскучила мне. Я подражал друзьям, хотел утихомирить душевные страдания в безудержном веселье. Но постепенно все опостылело мне. Я искал любви, искал сочувствия со стороны. Но все напрасно. Горячие объятия женских рук лишь на время воспламеняли во мне страсть, поиски новых, еще не изведанных утех, так и не дали ответов на терзавшие мою душу вопросы. Я так и не испытал настоящей любви, хотя мое сердце жаждет ее, оно не в силах принять навязанное чувство.
– Довольно, друг! Я не виню тебя. Ты честен и не признаешь лицемерия. В твоих словах звучит неутихающая боль, бьются наружу, рождаясь в муках, душевные искания. Я по-прежнему с тобой, как бы не было тебе плохо, я не оставлю тебя, Валерий!
Два друга, обнявшись, стояли посредине комнаты. Со стен на них смотрели боги, пирующие на белоснежных облаках. Кругом была тишина. Ни звука не доносилось снаружи.
– Сегодня вечером соберется компания молодых людей, – произнес Валерий, глядя пристально в глаза своему собеседнику. – И ты почитаешь нам свои стихи. Это будет дружеская трапеза. Вино только в маленьких бутылочках.
– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, – рассмеялся вольноотпущенник и шутя ткнул Валерия кулаком в грудь.
– Вот и славно. А сейчас пойдем прогуляемся по аллее.
Напряжение, ощущавшееся в начале разговора между Энеем и Валерием, исчезло, и два приятеля, ведя беседу, зашагали на послеобеденную прогулку. Друзья шли по утоптанной дорожке. По сторонам тянулись длинные ряды кустарников. Валерий, сняв сандалии, подхватил их на руки и со смехом побежал вперед. Эней последовал его примеру. Они были одни и словно маленькие дети, носились по тропинкам парка, перепрыгивая через канавки с водой, прячась за густыми зарослями зелени, и, неожиданно выскакивая оттуда, со скоростью леопарда бежали дальше. Наконец, уставшие и взмокшие, друзья присели на широкой скамье, ножки которой были сделаны из слоновой кости. За душевной беседой они не замечали никого вокруг. Уже два раза подходил управляющий, предлагавший господину и его собеседнику подкрепиться легкой закуской, но Валерий взмахом руки приказывал ему удалиться. И тот, с улыбкой глядя на спорящих друзей, медленно уходил прочь. Время шло.
– Пойдем в дом, – сказал наконец Валерий. – Скоро гости соберутся.
Неторопливо шагая по мягкой дорожке, приятели продолжали беседу.
– Природа хранит свои тайны, – продолжал разговор Валерий. – Вокруг нас одни загадки, раскрыть которые мы не в силах. Только боги знают все.
Эней глядя куда-то вдаль, молча слушал друга.
– Каждое живое существо устроено по-особому. У кого-то есть крылья, другие же лишены этого; змея охраняет себя от врагов при помощи яда, кошка использует для этого когти. Да взгляни хотя бы на букс, – Валерий кивнул в сторону ближнего кустарника. – Он любит зной и жару, солнечные лучи только радость для него, а посади его вблизи морского берега, он вмиг засохнет, если только его слегка обрызгает Нептун из своей ладони. А розмарин? Он не выносит жаркого дня, он ищет прохладу и укрытие для себя. Посмотри, как этот вечнозеленый кустарник прячется в тени мраморных стен и колонн.
– Ты прав, Валерий. Я согласен с тобой, когда ты говоришь об окружающей тебя вечной природе. Но разве люди тоже не устроены по-разному?
– Посмотри вокруг! Там раба ведут в кандалах, чтобы отправить в каменоломни, откуда нет выхода. Лишь смерть избавит его от мучений. Тут господин бросает рабу со своего пиршественного стола слюнявые объедки, которые даже собака отказывается есть. Таких примеров можно приводить много и много. Ты сам мне рассказывал, как Деция Фабия, жена твоего дяди, обращается со своими рабами. Пытки и жестокие наказания рабов вошли в привычку, они стали так же необходимы, как глоток вина во время обеда.
Эней умолк. По его лицу было видно, что он сильно взволнован.
– Обрати внимание, друг, – ответил Валерий, – что с моими рабами я обращаюсь как с равными. Наказание редко практикуется в нашей семье. Мой отец не обидел по своей прихоти ни одного их них, – молодой господин кивком головы указал на рабов, очищавших парк от мусора.
– Я знаю, что ты не жесток с рабами. Без причины ты никого не накажешь. Но я говорю о другом.
– О чем же? – удивился Валерий. – Рабы нашей семьи довольны своей судьбой. Они одеты в добротную одежду, всегда накормлены. Лишь несколько из них умерло на моей памяти либо от болезней, либо от старости. А что я могу сделать еще? Я не в силах повлиять на своих знаемых, когда они плохо обращаются со своими слугами. Это их право. Мои пожелания мало что значат для тех, кому я высаэываю свое мнение.
Друзья стояли в портике, обвеваемые ветерком.
– Закончим наш разговор, – предложил вольноотпущенник. – Но еще не все сказано, друг мой.
– Хорошо. Как всегда ты утешил меня, Эней. А сейчас иди. Мне надо на время остаться наедине с собой. К ужину жду тебя, – молвил Валерий и, не сказав больше ни слова, вбежал в дом.
Вечерняя пирушка собрала на вилле Валерия шестерых молодых людей. Старшему из них не было двадцати трех, младшему исполнилось семнадцать. Юношам прислуживали рабыни в полупрозрачных туниках. На овальном столике перед ними стояли небольшие бутылочки с вином. От кроликов, лежавших в серебряных блюдах и приготовленных в специальных керамических сосудах, исходили аппетитные запахи. Молодые повесы возлежали на изящных ложах, повернув головы в сторону двух мимов, которые, потешно жестикулируя и корча рожи, играли сценку из жизни содержателей трактиров. Друзья Валерия от души смеялись, от восторга хлопали в ладоши, игриво подмигивая кому-нибудь из соседей. Юноши медленно потягивали вино, бросали короткие комплименты по поводу игры актеров. Эней полулежал на широкой скамье рядом с Валерием. Лишь улыбка на его лице да редкие хлопки за удачную шутку были отданы Энеем в награду потешавших гостей мимам. На террасе, где пировали приятели Валерия, горели факелы, бросавшие свет в надвигавшуюся темноту. Игра актеров окончилась. Настало время поделиться городскими слухами.
– Вы слышали, друзья мои, новость? Секст Полибий взял в жены свою племянницу. А ей еще не исполнилось и тринадцати, – юноша с острым подбородком и глубоко посаженными глазами говорил приглушенным голосом, словно боясь подслушивания разговора.
– Болтают, что этот Секст любит девчонок с еще не развившейся грудью. Встретил я как-то его на узкой улице, – рябой парень быстро подхватил реплику приятеля, – там и вдвоем не пройти, а он еще был окружен толпой рабов и клиентов. Куда они спешили, этого я не знаю, но только вот что, братцы: поздоровался я с ним и уже собирался идти своей дорогой, но гляжу – проходит мимо нас девчонка-рабыня, а рядом с ней идут три симпатичные девушки, – юноша облизал губы. – Так вот этот Секст своими поросячьими глазками прямо впился в девушку и приказал одному из своих рабов разузнать, кто ее хозяева. А на друмх рабынь он даже внимания не обратил.
– Собака этот Секст! Я и раньше презирал го, но после того, как услыхал, что он проделал со своей племянницей, этот ублюдок вообще превратился в животное, – высокий темноволосый юноша вступил в разговор. – Мой отец с ним еще и дружбу водит и уверяет меня, что это милый и добродушный человек. Я ему привожу примеры бесстыдства Секста, а он мне отвечает, что это клевета и ложь. Отец заявляет мне, что уже давно знаком с этим человеком, и что у него больше доверия к нему, чем к злым слухам, позорящим порядочного римлянина.
– Довольно, друзья. Мне уже надоели такие разговоры, кто и с кем изменил, кого запрятали в тюрьму, кто вдруг неожиданно разбогател. Давайте лучше послушаем Энея. Он приготовил для нас что-то совсем новенькое, – звонко прозвучал голос Валерия среди сотрапезников.
– Порадуй нас, друг мой, – обратился Валерий к вольноотпущеннику.
Эней обвел грустными глазами молодых людей, хором просивших его прочесть новые стихи, поднялся с ложа и, встав посредине террасы, начал декламировать свое произведение ясным чарующим голосом. О благородной любви и честной дружбе, о предательстве и лицемерии поведал Эней заворожено слушающим молодым людям. Беззаботный смех куда-то улетел. Лица гостей сосредоточились. Тела юношей застыли в неподвижности…
Взрыв восторга и восхищения был похвалой Энею. А тот стоял на мозаичном полу, смущенно улыбаясь и взъерошивая волосы на голове.
Близилась полночь. Рабы уносили грязную посуду со стола. Гости разошлись. Кто ушел пешком, кого-то унесли в носилках слуги. Валерий сидел в кресле, задумчиво глядя в темноту. Он был один. Где-то залаяла собака, и вслед за ней уже целая собачья песня доносилась из укутанных мглою окрестностей.
На коленях молодого господина лежала записная книжка. В нее уже были занесены события, происшедшие с ним на вилле Децим Фабии. Но Валерий лишь несколькими словами описал празднество. В записной книжке большая часть была отведена описанию чувств, клокотавших в его душе. Он изливал свою боль и страдания на вощеные страницы, на мгновение задумывался и вновь брал грифель в руки, чтобы исторгнуть свои душевные муки.
«Женщины… женщины… – думал про себя Валерий. Привлекательные, красивые, горячие и грубые в ласках. Чего же не хватает мне? А Фабия? Она высокомерна и горда, хотя искусна в любви. Но как меня поразила ее рабыня? Актис очаровательна…»
Сердце молодого господина приятно защемило.
«Я непременно увижу ее завтра. Я хочу испытать восторг от встречи с ней». Постепенно мысли Валерия перелились в восхитительные сновидения, и вскоре он уже спал в кресле, уронив голову на плечо.
