Текст книги "Роза в цепях"
Автор книги: Дмитрий Суслин
Соавторы: Сергей Лежнин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
На следующий день, когда Корнелий вечером после того, как девушки выполнили свою миссию в пиршественной зале, запирал за ними дверь, он внимательно посмотрел на Актис. Та заметила его взгляд, но не придала ему значения. Она как всегда направилась к нарам, и с удовольствием растянувшись на своем тюфяке, моментально заснула. Через час сюда снова заглянул Корнелий и напряженно вслушался в дыхание спящих невольниц. Убедившись, что все рабыни крепко спят, он снова запер дверь.
Актис проснулась, когда кто-то стал гладить ее волосы. Она захотела спросить, что это значит, но чьи-то руки мягко коснулись ее губ, и тихий голос прошептал в самое ухо:
– Молчи. Не говори ни слова. И не бойся меня, – голос был такой ласковый. Он шептал словно утренний ветерок. – Поднимайся и иди за мной.
Актис привыкла к темноте и различила силуэт. Кто-то стоял у ее постели. Это не женщина. Она смело пошла за незнакомцем.
– Ты что, хочешь вывести меня отсюда? – шепотом спросила Актис. – Но как ты собираешься это сделать? И как ты попал сюда?
– У меня есть ключ, – ответил незнакомец. – Актис!
– Валерий! – Актис сама не ожидала, что скажет это. Слово само сорвалось с ее губ. Она тут же смутилась. – Что ты сказала? Повтори! – это действительно был Валерий.
– Господин, – растерянно пробормотала Актис.
– Замолчи! – взмолился Валерий. – Я же просил тебя не называть меня так. Пойдем сейчас же отсюда?
Скрипнула дверь. Валерий запер ее и спрятал ключ на земле. Молодую пару встретила ночная прохлада. Актис поежилась. Увидев это, Валерий накинул на нее тогу. Он даже не подумал о том, что совершил кощунство, накидывая столь священную одежду на рабыню.
– Я же говорил тебе, что приду, – сказал Валерий, глядя на Актис.
Рабыня не отвечала. Глаза ее блестели от восторга, потому что она ни разу не видела розарий, в котором работала, ночью. И зрелище это заворожило ее. На небе ярко светила луна и ночь была на редкость светлой. Лунные лучи обливали серебряным светом деревья и кусты. Весь сад был словно покрыт сединой: кусты цветов, мраморные и бронзовые статуи, соседки и фонтаны, деревья и скамейки, вазы. Все это будто светилось в темноте, создавая таинственную и прекрасную картину.
Но Валерий смотрел только на Актис. Сейчас, при свете луны, он увидел ее совершенно по-новому. Она стала еще красивее. Что-то неожиданное появилось в облике девушки. Что-то таинственное и неуловимое. Легкая улыбка играла на ее губах, волосы отливались золотистым светом. Лицо былосчастливым. Это Валерий почувствовал сразу, как только они вышли из душного помещения на воздух.
– Я знала, что придешь, – тихо сказала Актис.
Ее голос неожиданно прозвучал в тишине ночи, которую нарушали лишь струи фонтанов, сливая с ней свое журчание. Где-то еще ухнула сова.
Актис взяла Валерия за руку и прижала ее к своей щеке. Такая доверчивость поразила юношу. Когда он почувствовал кожу Актис, сердце его тревожно забилось в груди, и сразу стало трудно дышать.
– О боги! – простонал Валерий.
Он упал на колени и уткнул свое лицо в живот Актис. Живот был горячим и от дыхания шевелился. Валерий впился губами в платье девушки, стараясь добраться до ее тела. Руки рабыни обняли его голову и стали слегка теребить густые волосы. Внезапно Валерий поднял Актис на руки, и покрывая ее лицо горячими и страстными поцелуями, понес по дорожке. Мраморные купидоны и нимфы игриво и хитро поглядывали им вслед. Строго и грозно смотрели на Валерия бронзовые герои и боги. Только серебряная Венера была занята лишь собой. Она смотрелась в зеркало и вспоминала, как по воле Юпитера она родилась из пены морской и сразу заняла самое почетное место на пирах Олимпа.
С Актис на руках Валерий вскоре оказался в чаще кипарисов. Он бережно положил на теплую землю свою ношу. Актис, завернутая словно ребенок в его тогу, молчала. Да что было го ворить. Слова были излишни. Юноша и девушка смотрели друг на друга и не могли наглядеться.
– Как тебе удалось сделать все это? – оглядываясь вокруг, спросила Актис.
– Никакие преграды не помешали мне увидеть тебя, говорить с тобой! Любить тебя! – Валерий еще раз прикоснулся к ее руке.
Ему не хотелось рассказывать Актис о том, как он подкупил Корнелия и взял у него ключ. Не было желания разрушать идилию.
Актис счастливо улыбнулась.
– Ты вчера утром называл меня колдуньей, а напротив сам творишь чудеса. Ты красив, как Аполлон и видимо также могуществен, если вызволяешь меня, бедную рабыню, из темницы. Скажи, прошу тебя, зачем ты все это делаешь? Сначала спас меня от ужасного наказания, теперь осыпаешь ласками, носишь на руках. Кто ты? Чего тебе нужно? – сказала она.
– Говори, – ответил Валерий. – Твой голос я готов слушать до утра. Он слаще пения самых сладкоголосых птиц.
– Хорошо, – согласилась Актис. – Я думала о тебе со вчерашнего утра. Когда ты, подобно золотому дождю Юпитера, предстал передо мной, такой красивый и великодушный и сказал, что пришел за благодарностью, я очень испугалась. Испугалась и огорчилась. Огорчилась от мысли, как же и чем я смогу отплатить тебе, о добрейший из смертных? У меня ничего нет. Нет даже самой себя. Я рабыня. Рабыня.
Актис задумчиво и тихо, опустив глаза, проговорила это слово, затем снова обратила взгляд на слушавшего ее юношу.
– Вот, ты, свободный и, судя по твоим одеждам, очень богатый человек, вдруг обратил внимание на меня. Почему? Я не устаю задавать себе этот вопрос. Ты, как бог, явился на следующее утро после того, как одним своим словом спас меня, может быть даже от смерти, потому что вряд ли бы мое сердце выдержало такое испытание, оно разорвалось бы на мелкие части, и стал говорить мне волшебные слова. И целовал, – Актис с трудом перевела дыхание. – Ты целовал меня, как любимую женщину, хотя видел лишь второй раз. Может быть и не было любви? Разве можно любить рабыню? Но твои слова так мне были приятны! Я не видела человека лучше, чем ты. Ты взял в рабство маленькую Актис несколькими словами. Ах, почему я не твоя рабыня? Я бы служила тебе, и выполняла даже самые нелепые приказания.
– Бедная девочка, – пробормотал в растерянности тот, к кому обращались эти дышавшие искренностью слова. – Однако, как ты красиво говоришь, словно брала уроки по риторике у самого Сенеки.
Валерий в очередной раз открыл в рабыне новое, неизвестное и неожиданное для себя свойство. Умение мыслить в юной девушке, которая является всего лишь цветочницей, он никак не ожидал. И восхищение перед Актис за мгновение превратилось в поклонение, подобное которому он не испытывал еще ни перед одной самой блистательной женщиной из самых знатных семей.
Он уже забыл о том, что лишь каприз богатого юнца привел его к этой, такой не похожей на остальных, рабыне. Теперь юношу переполняли самые чистые и нежные помыслы по отношению к ней. Именно сейчас, в эту прелестную ночь, он понял, что то, чего он так ждал, пришло. Валерий влюбился. Безумно и крепко. Простое влечение сменилось необходимостью быть всегда рядом с той, которую он любит. И мысль о невозможности этого, вдруг камнем легла на сердце.
– Почему, на самом деле, ты принадлежишь не мне? – в сердцах воскликнул Валерий. – Ведь я так люблю тебя!
Увидев, как на глазах Актис навернулись слезы, он кинулся к ней и, обняв, стал осушать ее лицо своими губами. Девушка обвила его шею руками и с нежностью прижалась к нему. Когда губы Валерия нашли ее губы, Актис первая впилась в них с неожиданной для себя страстью.
Поцелуй был долгим. Когда дыхания уже стало не хватать, Валерий, захотев перевести его, и набрать воздуха, немного осла бил объятия и почувствовал, как почти невесомое тело девушки, выскальзывает из его рук.
Актис в блаженной истоме падала вниз, но юноша успел подхватить ее и снова губы его сомкнулись с устами рабыни. Почувствовав вкус ее губ, нежность языка и твердость зубов, он уже не мог остановиться. Голова кружилась, и они, чтобы не упасть, легли на землю, не прерывая поцелуя.
Поцелуй следовал один за другим, и их все не хватало. Влюбленные продолжали ласкать друг друга, нарушая тишину ночи блаженными стонами и нежными словами любви.
За этим занятием их застало приближение рассвета. Почувствовав его, Актис забеспокоилась. Она встрепенулась, и отстранившись от юноши, произнесла, глядя в сторону востока:
– Наверно, мне пора. Скоро наш надзиратель Корнелий будет будить нас на работу.
– Дъявольщина, – выругался Валерий. – Тебе попадет, если мы опаздаем. Трудно будет уломать этого идиота Корнелия в следующий раз, если я сразу нарушу его условия.
Проклиная жестокую судьбу, влюбленные, стараясь не шуметь; побежали к эргастулу Актис.
Когда Валерий уже собирался закрыть за любимой дверь, он еще раз поцеловал ее и сказал:
– Прощай. Как только у нас будет возможность, я тут же приду к тебе опять.
Положив ключ у порога, он быстро направился к дому Фабии.
Пройдя розарий, сад и парк, он залез в окно дома и оказавшись в одной из комнат для гостей, блаженно растянулся на расстеленной с вечера кровати. Сон долго не приходил. Уже начало всходить солнце, когда утомленный Валерий отдался в его власть.
Когда в полдень он выходил из своей комнаты, то тут же встретился с Фабией. Незаметно для нее он поморщился, но тут же сделал приветливое и виноватое лицо.
– Ты что же, мой друг, – стала укорять его Фабия, – забыл дорогу к моей спальне?
– Твой муж так долго топал из таблиния в атрий, что я не решался выходить, – виновато забормотал Валерий. – А потом вдруг на меня такая сонливость напала, что я крепко заснул.
Ему было неприятно врать, и юноша с облегчением вздохнул, когда увидел приближающегося Леонида.
– Ну, как тебе спалось, дорогой племянник? – спросил легат.
– Я прекрасно выспался, дорогой дядя! – ответил вежливо Валерий.
– Признаться, ты нас вчера удивил, когда вечером, после ужина, вдруг упал нам на голову, прямо, как Ганнибал в старину. Твой отец тяжело болен, а ты бродишь по городу один, без охраны. Не слишком ли это легкомысленно, молодой человек?
Валерий понурил голову. ЗаМетив это, Леонид рассмеялся.
– Ну, не унывай, – похлопал он племянника по плечу, – я имею право изредка дать тебе нагоняй. Не так ли?
– Разумеется, дядя, – сказал Валерий.
– Ну, тогда пойдем к столу. Пообедаем, поговорим. Затем, может, сходим в баню.
За столом, где присутствовала Фабия, Леонид, уже приступая к фруктам, завел разговор о жене.
– Ты знаешь, Тит, – сказал он, обращаясь к Валерию, – .моя супруга получила письмо от своей тетки из Помпей, в котором та требует, чтобы Фабия обязательно навестила ее в ближайшие дни.
Услыхав эту новость, Валерий сильно обрадовался, хотя, естественно, не подал виду. Он вежливо спросил о необходимости такой поездки.
– Да, придется ехать, – ответил Леонид. – Видишь ли, тетка эта, была близка с матерью нашего принцепса и никому не позволяет игнорировать свои просьбы.
Немного все помолчали, поедая персики и запивая их белым яблочным вином. Затем Леонид, внимательно наблюдая за юношей, сказал:
– Ты знаешь, моя жена хочет, чтобы ты поехал вместе с ней, чтобы она не скучала. Что ты на это скажешь?
Тень легла на чело Валерия. Это не ускользнуло от внимания Леонида. Фабия тоже ждала, что он скажет. Валерий молчал.
– Что же ты молчишь? – спросил Леонид.
– Мне неловко, – проговорил Валерий. – Но, понимаете ли, я, видимо, не смогу.
Он с трудом посмотрел на Фабию. Женщина при этих словах закусила от обиды губу. Это тоже заметил Петроний Леонид.
– Я должен поехать к отцу, – продолжал лгать Валерий. – Он совсем плох. Врачи уж не надеются.
– Что же, Тит, ты действительно прав. Дело достаточно важное, чтобы быть причиной твоего отказа, – Леонид говорил эти слова, не глядя на жену, но видно было, что он доволен. – Я бы непременно сам с тобой отправился к брату, но, к сожалению, дела службы, не выпускают меня за пределы Капуи. Ты уж меня прости. И перед стариком, своим отцом, тоже попроси за меня прощения.
– Разумеется, дядя, – Валерий ополоснул руки в поднесенной рабом чаше с розовой водой. – Я так огорчен, что вынужден тебе отказать.
– Ну что ты, какие могут быть разговоры! – легат стал утешать племянника.
– Видишь, Фабия, – обратился он наконец к жене, – тебе придется искать себе другого спутника.
Фабия была бледна и кусала губы. Она старалась не смотреть на Валерия. Видеть довольную физиономию супруга ей тоже не хотелось. Сославшись на головную боль и жару, она покинула столовую и ушла к себе. Из ее комнат сразу же послышались звуки пощечин и затрещин, раздаваемых ни в чем не повинным служанкам.
Проводив жену удовлетворенным взглядом, Леонид велел собираться в баню.
– Пойдем со мной, – сказал он Валерию. – Я тебя, сынок, там кое с кем познакомлю. Вот увидишь, Тит, ты останешься доволен. Уже будучи в бане, Леонид представил племяннику Аполлония Муску. Валерию понравился бесхитростный старый вояка, и между ними завязался оживленный разговор.
Актис качало от усталости. Спать! Страшно хотелось спать. Но лишь мысли о Валерии помогали девушке пересилить себя. Она с волнением и беспокойством думала о том, как же в будущем встречаться с молодым человеком по ночам, а днем работать в цветнике.
Задача перед ней стояла, можно сказать, не разрешимая. Актис надеялась только на то, что Валерий сможет что-нибудь придумать. Иначе их встречи будут просто невозможны. К рабыне, работавшей рядом с Актис, вдруг подошел Корнелий. Сделав ей пару замечаний, он отослал девушку к пруду за листьями кувшинок, а сам подошел к Актис и, хитро поблескивая глазками, спросил:
– Что это ты так вяло работаешь?
– Работаю не хуже других, – ответила рабыня.
– В том то и дело, – вздохнул садовник, что вы все ужасные лодыри. Работаете только из-под палки.
– А как же нам еще работать? – удивилась Актис.
– Работать надо с любовью к нашим господам, которые нас кормят и одевают.
Садовник помолчал немного, затем отошел от Актис и пустился поучать другую рабыню. В сущности, Корнелий не был вредным, но его назойливость и ворчливость порой сильно досаждала рабам.
Ночью Актис спала, как убитая, и утром ее еле добудились подруги-цветочницы. Последовал очередной день, ничем не отличавшийся от других. Все также было жарко, также кололи шипы роз, и старший садовник также не давал девушкам покоя. Корнелий, видя, как кто-нибудь кончает работу, тут же давал ему новое задание. Было странно, что в этот вечер девушек впервые не пустили к ужину с цветами. Не было никакого ужина. Не было ни одного гостя. Госпожа приказала нести кушанья в свои комнаты, где и поужинала без мужа. Леонид ел один, и ему не понадобились венки из роз. Весь вечер девушки провели в помещении. Корнелий, чтобы они не сидели без дела, тут же нашел им занятие; он заставил их чинить прохудившиеся корзины для цветов. Рабыни занялись делом, радуясь, что не увидят госпожу, и болтая между собой.
Актис тоже чинила корзинки и думала о Валерии. Воспоминания о ночных ласках юноши заставляли девушку вздрагивать от счастья. Она думала о том, чтобы это никогда не кончалось, чтобы продолжалось вечно.
«О боги, – молилась Актис, – сделайте что-нибудь, чтобы Валерий стал моим господином».
Горячая молитва девушки, ее блестевшие глаза выдавали сильное волнение Актис.
Некоторые рабыни косо поглядывали на нее и обменивались многозначительными взглядами, однако Актис не обращала на них внимания.
Когда стали ложиться спать, Актис, дрожа от возбуждения, думала только о том придет ли этой ночью ее любимый или нет. И он пришел.
Актис не спала и услыхала, как щелкнул в двери замок и тихо заскрипели петли. Тенью метнулась она к выходу, и не успел Валерий даже войти, как девушка очутилась в его объятиях.
Влюбленные целовались тут же, у входа в эргастул. Наконец, Актис прошептала:
– Пойдем скорее отсюда.
Валерий запер дверь, положив ключ на землю, как и в прошлый раз. Затем, увлекаемый Актис, он пошел за ней. Девушка вела его к пруду, где громко квакали лягушки и плавали сонные белые лебеди, напоминающие в темноте огромные кувшинки. Пруд находился сразу за розарием. За ним ухаживали специальные рабы, но сейчас они спали. Вокруг никого не было. Юноша с девушкой спустились по плиточному спуску прямо к воде, затем по мосткам вошли в плетеную из ивовых веток беседку, которая плавала на зеркальной поверхности пруда.
– Здесь нам будет удобней, – смущенно пробормотала Актис. – И никто нас не потревожит.
Увидев людей, прожорливые и доверчивые лебеди поплыли к ним в надежде на подачку. Ничего не получив, они, недоумевая, изогнули свои изящные шеи, затем обиженно покачав хвостами, поплыли прочь.
– Правда, они красивые? – произнесла Актис, глядя счастливыми глазами на Валерия.
Когда она так на него смотрела, у Валерия начинала кружиться голова, словно он вдыхал аромат свежей розы.
– Ты должна быть царицей, – говорил он с нежностью в голосе. – И эти создания должны сопровождать тебя в твоих прогулках по озерам. Они совершенные и прекрасные создания богов. Но даже они не могут сравниться с тобой.
Говоря эти слова, Валерий стоял перед сидящей на скамье Актис на коленях и целовал ее руки, не пропуская ни одного пальчика, ни одного ноготка. Потом он положил свою голову ей на колени, и руки девушки нырнули в его кудри и стали их разглаживать. Валерий почувствовал вдруг себя маленьким мальчиком, вспомнив, что когда-то, точно так-же играла его волосами давно умершая мать. Тогда ему не было еще и семи лет. И больше никто ни разу так его не ласкал, ни одна жен щина. Он поднял голову, и Актис поцеловала его в глаза. Валерий в свою очередь обнял ее и стал целовать в шею. Актис вздохнула, затем, почувствовав поцелуи Валерия на груди, закрыла глаза. Влюбленные ничего не говорили друг другу, они были безмолвны, как луна, взиравшая на них с бархатного италийского неба… Но вместо языка и губ, которые были заняты, все говорили руки. Они сплетались, подобно морским водорослям, исполняя прекраснейший танец– танец любовных ласк. Только пальцы влюбленных, да, пожалуй, музыкантов, способны извлекать и дарить людям самые сладкие и волшебные ощущения. Уже когда они расстались, Актис, вспоминавшая эту ночь, ворочалась на своем тюфяке. Среди спящих рабынь она одна лежала с широко раскрытыми глазами, глядела в темноту потолка и минуту за минутой восстанавливала всё, что произошло. Она была счастлива. Счастлива и почти безумна. Ее тянуло опять к Валерию. И от бессилия и невозможности этого лились слезы, обжигая лицо и грудь. Она была счастлива и глубоко несчастна одновременно. Хотелось плакать и смеяться, рыдать и петь, танцевать и кататься на земле.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Солнечные лучи проникали в таблиний. Водяные часы, стоявшие на столике из эбенового дерева, указывали третий час после восхода солнца. Петроний Леонид сидел в кресле, обдумывая текст письма, которое он хотел отправить со своим доверенным лицом к старшему брату в Байи.
«Дорогой Веций, привет! Пишу тебе, и боль сжимает мое сердце. Только вчера узнал от твоего сына и моего любимого племянника, что ты отъехал в Байю. Пусть бог дарует там тебе покой и скорое выздоровление. Наша семья принесла богатые дары Юпитеру, чтобы он смилостивился над твоей судьбой. Я пока не могу навестить тебя, но посылаю в Байю Кимона, ты его хорошо знаешь.
Положись на него. С любым делом он справляется блестяще, и ты найдешь в нем надежную поддержку для себя. Он умен и бесхитростен, умеет ловко позабавить и поднять настроение, так что пользуйся им по своему усмотрению».
Подумав немного над тем, упомянуть в письме или нет о своих отношениях с Фабией, Петроний Леонид написал несколько слов о прошедшем дне рождения, о ссоре с женой, а об ее причине посчитал не нужным сообщать. В конце письма он добавил: «И послушайся моего совета, Веций. Не покидай курорта раньше времени. Серные, грязевые источники пойдут тебе только на пользу. Будь здоров. Твой Леонид».
Вольноотпущенник Кимон стоял перед своим патроном. В левой руке он сжимал свернутый пергамент, предназначавшийся для Гая Веция. В его голубых глазах светилась безграничная преданность господину. Волосы на его голове, более похожие на парик актеров в комедиях, выгорели на солнце и блестели, умащенные мазями. – Кимон! Брат мой серьезно болен. Я по делам службы не могу покинуть Капую. Этим вечером ты отправишься в Байи и передашь Гаю Вецию свиток, который я тебе дал, – Леонид говорил неторопливо. – Знай, что в твои обязанности входит исполнение его приказов, и обо всем, что касается моего брата, ты должен докладывать мне. А если здоровье его ухудшится, то известие об этом я должен узнать первым. Ты меня понял, Кимон?
– Да, мой господин. Я буду вашими глазами, ни одного слова не упустят мои уши. Мой патрон, вы же меня знаете!
Это точно! Он знал, что Кимон, благодаря своим незаурядным способностям, просто незаменим в таких делах, где нужно что-то пронюхать и войти к кому-то в доверие. Семь лет было этому греку, когда он его купил. И вот уже более десяти лет Кимон повсюду сопровождает своего патрона и предан ему, как собака.
Отослав вольноотпущенника, Петроний Леонид остался наедине со своими мыслями. Через час он собирался зайти в городскую магистратуру, а теперь надо было решить, как быть с долгами, оставшимися за ним и проигранными в кости неделю назад. Сумма набегала немалая. «Сто тысяч сестерциев! Дьявол дернул меня согласиться на игру. Да, плохой я игрок. Но к утру деньги нужно достать, иначе долг увеличится. Где же взять столько золотых монет? Фабия не даст и асса. А если она узнает, что я задолжал приличную сумму, то закатит такой скандал… и, возможно, даже лишит и тех жалких подачек, которые выделяет иногда на развлечения. У Тита за душой нет и динария, Вилла и имущество в руках брата, а просить у него, все равно, что просить денег у нищего. Брат еще чего поднимет на смех, если проведает о моих взаимоотношениях с Фабией. Обзовет тюфяком, сопливым солдафоном, – он на это дело мастер. Нет! К брату не стоит обращаться».
Петроний Леонид перебрал в уме всех своих знакомых. Осталось три человека, которые могли бы достать сто тысяч сестерциев. И после обеда легат решил пойти навестить своих приятелей и заодно попросить у них денег взаймы…
День был знойный, но в аллее сенатора Квинта Юлия было прохладно. Мягкий аравийский песок шуршал под ногами. По бокам тенистой дорожки возвышались статуи из желтого мрамора. За зелеными кустами скрывался пруд, где плавали черные лебеди. Несколько рабов кормили их мелкой рыбешкой.
Леонид пришел к своему старому приятелю, другу юношеских забав, сенатору Квинту, когда тот прогуливался по парку. И вот они уже полчаса наслаждались дивной красотой, созданной природой и трудом рабов.
– Пойдем в дом, друг мой. Там и поговорим о деле, которое привело тебя ко мне, – предложил сенатор Леониду.
Легат согласился, и Квинт повел гостя в таблиний. На этой вилле, построенной лет пятьдесят назад, Леонид бывал редко. Постоянные разъезды, учения легионеров давали мало времени для посещения старых знакомых. Он бы и теперь не пришел сюда, если бы не такие обстоятельства…
Сенатор был хмур. Брови сошлись на переносице, словно Квинт и не рад приходу Леонида. Но дело было не в этом. В последнее Время Квинт Юлий вел уединенную жизнь. В город выходил нечасто, гостей почти не принимал. По Капуе поползли слухи, что он болен. Некоторые говорили о немилости, в которую будто бы попал сенатор, якобы повздоривший в цирке с приближенным цезаря. Квинт Юлий уединился, а его богатая вилла стала островком среди бушующего моря страстей кампанского города. Пиры здесь были редки, примерно раз в месяц, в то время как другие патриции устраивали их так часто, что уходившие под утро домой гости обнаруживали у себя новое приглашение на застолье к тому же человеку, у которого они только что были.
Квинт и Леонид сидели в креслах напротив друг друга. Между ними стоял трехногий столик, на котором красовалась бронзовая ваза, наполненная фруктами. Около вазы были небольшие кубки для вина. Красивый раб – мальчик лет тринадцати-четырнадцати прислуживал двум знатным господам.
– Леонид, я дам тебе сто тысяч сестерциев на год. Проценты с них я возьму небольшие.
Квинт говорил тихим голосом, смотря за плечо легата на то место, где застыла в страхе и мольбе статуя Необы, прикрывшая от гнева Аполлона и Артемиды своего последнего оставшегося в живых ребенка.
– Спасибо, Квинт. Я уже не знал, к кому еще обратиться. Ты здорово выручил меня.
Леонид подошел к своему приятелю и крепко пожал ему руку.
– Не надо благодарностей, друг мой. Я думаю, будь у меня беда, ты поступил бы таким же образом.
– Я получу деньги сейчас?
– Да, через десять минут.
Квинт хлопнул в ладоши. Вбежал раб и низко склонился перед господином.
– Позови Красса. Пусть принесет сюда мешочек с динариями, – приказал сенатор слуге.
Тот бесшумно удалился. Квинт встал с кресла. Стоя спиной к Леониду и глядя в окно, затянутое слюдой, он произнес:
– Дошла новость до меня, что брат твой снова в Байях. Говорят, он совсем плох, харкает кровью, все время задыхается. Это правда?
Леонид вздрогнул. Вопрос привел его в замешательство.
– Отчасти. Но я думаю, что он скоро поправится.
– Все в руках богов. Даже медицина бессильна против неумолимого рока судьбы. Рассказывают, что нашего божественного Августа спас от смертельной болезни врач по имени Антоний Муза, лечивший императора холодными ваннами и припарками. Но я не верю этому. Наверное, сам Юпитер избавил цезаря от страданий. Это так, к слову. Желаю же твоему брату здоровья.
Пусть быстрее поправляется. Передай ему от меня наилучшие пожелания, – Квинт замолчал.
Вскоре казначей Красс начал отсчитывать золотые монеты. Леонид стоял в стороне и наблюдал за поднимающимися вверх башенками, сложенными из динариев.
– Сто тысяч сестерциев, – наконец объявил Красс.
Легат пересчитал деньги и ссыпал их в роскошный кошель. Когда он уже собирался подписать бумагу, удостоверяющую сделку, в комнату ввалился сын сенатора – Юлий с кабацкого вида девицей. Оба были пьяны. Квинт и Леонид удивленно глядели на парочку молодых людей.
Юлий, тот самый парень, который чуть было не сшиб Валерия и известный на всю Капую своим бесшабашным поведением, сделал несколько шагов к отцу.
– Отец, – сказал он, – я ищу тебя. Рабы сказали, что ты беседуешь в таблинии с легатом Кампанского легиона. Мне некогда дожидаться окончания вашего разговора. Слышишь, как мои друзья кричат в саду, чтобы отметить свадьбу Гелия. Помнишь того парня, Который веселил нас здесь. Родители женят его. И мне Крайне необходимы деньги на подарок. – Юлий слегка пошатывался, но тем не менее говорил отчетливо:– Гони монету, отец!
Сенатор смутился. Ему была неприятна выходка сына, к тому же здесь был гость.
– Так ты дашь мне денег на подарок или нет? – Юлий воспринял замешательство отца как размышление над его просьбой.
Но Квинт потребовал от Юлия покинуть комнату. Тот даже не пошевельнулся.
– У меня нет для тебя денег, – Квинт сделал еще одну попытку выставить сына за дверь. – Иди в другую комнату и подожди меня там..
Юлий усмехнулся.
– Ну нет! Никуда я не пойду! Я не собираюсь ждать конца вашей беседы. Ты говоришь, что у тебя нет золотых для меня, а ему ты сколько отвалил? Небось, не один динарий. – Юнец недружелюбно взглянул на Леонида.
Квинт резко ответил сыну:
– Что ты говоришь? Леонид мой друг, и если у человека неприятности, я не могу отказывать ему в помощи. А твои дружки вытянут из нашей семьи все, что мы имеем. Не останется даже медного асса, чтобы сходить помыться в баню. Я тебе дам двести сестерциев. На большее не рассчитывай.
– Отец, ты что, смеешься надо мной? Да такие деньги каждый день имеет самый оборванец-плебей, получая подарки от цезаря, а я, патриций, должен довольствоваться тем, что ты мне предлагаешь? Пять тысяч сестерциев! На меньшее я не согласен!
Квинт побагровел. Глаза засветились недобрым огоньком.
– Юлий, ты ворвался в таблиний, где я разговаривал с другом! Ты не поздорвался с гостем, как того требуют правила приличия, да к тому же ты требуешь Кучу денег. Тебе не кажется, что ты стал слишком неумерен в желаниях?
– Скажи пожалуйста, отец, а сколько ты отсчитал своему другу?
– Тебя это не касается!
– Возможно! Но почему твой сын не может получить нужную сумму. Ты же даешь деньги всякому, кто к тебе приходит. Почему этот человек торчит в нашем доме? Наверное, и в самом деле его женушка обеднела.
Девица захихикала. Легат порывался уйти, но Квинт удержал его. Юлий же, нисколько не смущаясь, продолжал:
– Послушай, отец. Да твой друг богаче нас, хотя род его не знатен. Неужели ты полагаешь, что легат Кампанского легиона ничего не имеет за душой? Нет же! Сами боги одарили его своей милостью. На их вилле устраиваются такие пиры… Пальчики оближешь! Его жена, Фабия – женщина, богаче и развратнее которой не сыщешь во всей Капуе. Как же Фабия даст ему денег, если она сама мне жаловалась, что он плохо ласкает ее по ночам.
– Заткнись, щенок? – вскипел Леонид. На его лбу выступили капельки пота.
Юлий дерзко ответил:
– Это мой дом! В этих стенах я могу говорить все, что думаю, а ты здесь только гость!
– Юлий! Сейчас же извинись перед Петронием Леонидом! – голос сенатора прозвучал резко и негодующе.
– Я же сказал то, что думаю! Фабия, эта потаскуха, кидается на шею каждому юнцу. И меня она затащила в трактир. Хотела, чтобы я всю ночь играл ей на кифаре. Но, разумеется, на этом она не остановилась.
– Подонок, – прошипел Леонид, – мало того, что ты порочишь мою семью. Тебе надо больно сделать отцу. Ты презрел достоинство римского гражданина, превратившись в варвара. Где твоя одежда, которую веками носили твои предки? Ты променял тогу римлянина на эти штаны, – легат презрительно хмыкнул.
– Я римлянин, – гордо сказал Юлий. – А вот ты действительно тряпка. Ты думаешь, что никто не знает, как ты, солдат, служишь у своей жены, подобно бездомному псу. Если бы это было не так, ты не пришел бы просить у моего отца денег?
– Убирайся! С тобой я поговорю вечером, – Квинт угрожающе показал сыну на дверь.
– Хорошо! Я уйду. Но не отстану от тебя, отец, пока ты не дашь мне денег на подарок.
Юлий кичливо посмотрел на Леонида, а затем обняв девицу, с достоинством вышел из гостиной.
Леонид и Квинт, оставшись вдвоем, молчали, не решаясь продолжить разговор. Наконец сенатор сказал:
– Друг мой, прости меня.
– Кажется, ты не обидел меня. Я зол на твоего сына. Этот юноша не только нагл. Он не воспитан и не имеет никакого представления о чести римлянина и о почтительности перед старшими.
– Извини меня за сына, – пробормотал Квинт. – Он еще молод… Ты же видел, что он пьян и наговорил здесь такого, что никто не стал бы слушать его… Он тебя оскорбил и за это я приношу свои извинения, а с ним я еще побеседую. Он попросит у тебя прощения за свое поведение.
