Текст книги "Мушкетер. Кто Вы, шевалье д'Артаньян?"

Автор книги: Дмитрий Яшенин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

– Ровно как и в позапрошлом, и вообще за последние полгода! – завершил Атос.

– Ай-ай-ай! – Де Тревиль потрясенно покачал головой. – Послушайте, люди добрые! Им не было выплачено жалованье! А мне было выплачено жалованье?!! – взревел он, грохнув кулаком по столу. – А другим вашим сослуживцам оно было выплачено?! Стыдитесь, господа! Не вы одни жалованье не получаете! Все мы в одинаковом положении! Почему другие не жалуются?! Почему не жалуется господин Портос?! Да, кстати, где господин Портос? Почему его нет с вами? Что с ним? Почему я не вижу моего храброго Портоса, господа?!

– Господин Портос дома, – ответил Арамис. – Он очень плох.

– Очень плох?! – воскликнул де Тревиль. – Что с ним?! Он ранен?! Я хочу знать правду, господа!

– Он умирает, сударь! – дрогнувшим голосом сказал Арамис. – Он умирает с голоду…

– Портос умирает с голоду?! – ошеломленно повторил де Тревиль. – Не может быть!

– Увы, сударь, но это правда, – подтвердил Атос– Наш храбрый, наш мужественный Портос, ни разу в жизни не дрогнувший на поле боя, в эту минуту лежит дома в своей постельке и умирает, тихонечко постанывая: «Господи Иисусе, я так люблю моего короля! Я отдал лучшие годы жизни службе его величеству! Я не жалел себя на полях сражений, а теперь я умираю дома от голода, потому что мой любимый король, тварь неблагодарная, уже полгода не выплачивает мне денежное довольствие и мне не на что купить себе хотя бы немножечко еды! Мне, мушкетеру его величества, не на что покушать!»

– Господи, какой ужас! – воскликнул капитан и уточнил: – То есть он прямо вот так, открыто, назвал короля «тварь неблагодарная»?

– Да, сударь! – ответил Арамис– Представляете, до чего эти задержки жалованья довели нашего славного Портоса?! Вы можете представить, чтобы он мог позволить себе такое?!

– Да ни за что в жизни! – искренне ответил де Тревиль. Подумав немного, он запустил руку в ящик своего стола, за который уселся во время разговора, и выудил оттуда несколько монет. – Вот вам, господа, три экю. Все, чем богат! Из личных резервов! Практически от сердца отрываю! Идите накормите вашего друга и велите ему более не хулить его величество.

– Господин капитан, но так же нельзя! – воскликнул Атос, принимая монеты. – Нельзя же не платить королевским мушкетерам, от которых зависит жизнь государя!

– Атос! Я всегда говорил: вы – провидец! Вы – ясновидящий, Атос! – Де Тревиль патетическим жестом вскинул руки к потолку. – Вот ровно эти же самые слова я каждый день говорю его величеству! Я говорю ему: «Сир, но так же нельзя! Нельзя не платить королевским мушкетерам, от которых зависит ваша жизнь!»

– А он что? – спросил Арамис.

– А он начинает гнать всякую пургу про какие-то там инфляции пополам с гиперинфляциями! Про дефицит государственного бюджета! И все остальное в том же духе! Словом, мозги пудрит…

– Но что же нам делать, господин капитан?! – возмутился Арамис– Как же нам жить?!

– Арамис, ну вы прямо как дите малое! – вспылил в ответ де Тревиль. – Как вам жить?! Да как все живут, так и вы живите! В конце-то концов, мужчины вы или кто?! Шпаги у вас для красоты или для боя?! Вы же говорили, что контролируете несколько торговых точек в городе? Так или нет?

– Так, господин капитан, – ответил Атос. – Но гвардейцы кардинала день ото дня становятся все наглее и наглее. Они уже практически выжили нас с рынка Пре-о-Клерк[3]3
  Центральный городской рынок Парижа.


[Закрыть]…

– Извольте прекратить эти сопли, сударь! – Господин капитан грохнул кулаком по столу. – Людям, которые не в состоянии отстоять свое место под солнцем, нечего делать в королевской гвардии, равно как и нечего цеплять шпаги! Ступайте, господа! Ступайте и не тревожьте меня более!

Униженные и оскорбленные, не имеющие, видимо, более ничего сказать, Атос и Арамис поклонились своему командиру, надели шляпы и, дружно развернувшись, вышли прочь.

Дверь захлопнулась, и д'Артаньян, сидевший в своем кресле ни жив ни мертв, смог наконец-то перевести дух. Как тон, так и содержание яростной перепалки капитана со своими подчиненными произвели на него самое угнетающее впечатление, заставив иначе взглянуть на «дорогого дядюшку де Тревиля».

Но так или иначе, а нужно было приводить в исполнение свой план. С этой мыслью молодой дворянин поднялся из кресла и, восстановив этот самый план в голове, пролепетал, обращаясь к капитану мушкетеров, уткнувшемуся после ухода Атоса и Арамиса в какие-то бумаги на своем столе:

– Д-д-дядюшка…

– Денег нет! – не поднимая головы, отрезал «дядюшка де Тревиль».

– Д-дорогой дядюшка… – сделал еще одну попытку д'Артаньян.

– Я же на чистом французском языке сказал: нет денег! – повторил капитан.

– Да что вы все – деньги да деньги! – возмутился д'Артаньян. – Я к вам совсем не по этому вопросу!

– Не по этому? – удивился капитан, оторвавшись наконец от бумаг. – А по какому же тогда? И вообще, вы кто, юноша? Как вы здесь оказались и что, черт возьми, вам от меня нужно?!

– Дорогой… – заново начал д'Артаньян, довольный установленным контактом, но капитан строго перебил его:

– Давайте-ка договоримся так, молодой человек: во-первых – я вам не дядюшка. Во-вторых – я вам не дорогой. Ну и в-третьих – вы мне не милая! Договорились?

– Договорились, господин капитан, – промямлил д'Артаньян, чувствуя, что план его, похоже, летит ко всем чертям.

– Вот и чудненько! – кивнул де Тревиль. – А теперь извольте отрекомендоваться!

– Чего изволить? – спросил д'Артаньян, просто не понявший последнего слова.

– Отрекомендоваться, молодой человек! Отрекомендоваться! – начал терять терпение капитан. – Чей вы сын?

– Чей сын? – окончательно потерялся юноша, недоумевая то ли от простоты, то ли от коварства вопроса. – Ну как – чей сын? Ну… мм… мамкин и п-папкин, разумеется!

– Замечательно! Значит, мамкин и папкин? – уточнил де Тревиль. – Великолепно! Ну а фамилия у мамки и папки есть?

– Есть, господин капитан! Конечно же есть! – воскликнул молодой человек. – Д'Артаньяны мы!

– Д'Артаньяны?! – поразился капитан. – Черт возьми! Уж не сын ли вы моего старинного боевого товарища д'Артаньяна из Гаскони?

– Именно так! – ответил разведчик, обретая почву под ногами.

– Сын? – переспросил де Тревиль. – Но мне всегда казалось, что у него две дочери…

– О Катрин! О Марго! – Д'Артаньян наполнил свой взор нежным светом братской любви. – Мои милые сестрички! – прибавил он, смахнув с ресниц невидимую миру слезинку.

Само собой разумеется, подобный вариант развития событий был предусмотрен, многократно отработан, и ответ сам собой скользнул на язык, едва прозвучал вопрос.

– А, так у вас две сестры? – уточнил де Тревиль.

– Именно так, господин капитан! Именно так! Мои милые Катрин и Марго! Они старше меня на несколько лет, и матушка хотела поставить на них точку, но мой неугомонный старикан все тормошил и тормошил ее: «Давай-ка, мать, еще один заход сделаем! Бог троицу любит! Может, хоть с третьего раза у нас все как надо получится и родится наследник фамилии, а не очередная бесполезная юбка!» Ну вот и получилось! – закончил д'Артаньян свою речь.

– В смысле – получился? – поправил его капитан. – Получился наследник, то есть вы?

– Так точно, господин капитан!

Де Тревиль между тем вышел из-за стола и подошел к молодому дворянину, придирчиво оглядывая его с головы до ног.

– Одно лицо, – вымолвил он наконец.

– Простите, сударь? – не понял д'Артаньян.

– Я говорю – одно лишь лицо и выбивается из общей картины! – ответил капитан. – В остальном же вы вылитый д'Артаньян! Такой, каким я знал его тридцать с лишним лет назад! Фигура! Стать! Акцент! Ай, дарагой, какой же пириятный у тебе акцент, да! – восхитился он. – Едва услыхал – как будто снова на родине, в Гаскони, очутился! А вот лицом на отца вы совершенно непохожи, – прибавил де Тревиль.

– Это верно, сударь. Сразу видать, что у вас глаз – алмаз! Все говорят, что лицом я пошел в мать.

– Да? Ну не знаю, не знаю, – сказал де Тревиль, явно купившийся на лесть относительно глаза и алмаза. – Матушки вашей я, к сожалению, не знаю.

И не узнаешь никогда, фраер ты парижский, подумал шевалье д'Артаньян, но вслух ничего не сказал, ожидая продолжения от самого капитана.

– Ваш почитаемый батюшка конечно же снабдил вас рекомендательными письмами, друг мой? – не обманул его ожиданий де Тревиль.

– Разумеется, господин капитан! – ответил ему взаимностью д'Артаньян. – Но, – прибавил он, изображая давно подготовленное и тщательно отрепетированное возмущение, – в городе Менг, в гостинице, где я остановился на постой, их у меня украли!

– Украли?

– Именно так, господин капитан! Подло и коварно похитили! – Д'Артаньян врал без малейшей опаски: этот ход был подготовлен им заранее.

В Менге перед самым отъездом из «Вольного мельника» он закатил грандиозный скандал, уверяя, что у него украли рекомендательные письма, заключавшие, в себе его светлое гвардейское будущее. Запугав достопочтенного мэтра Давида гневом самого короля, он заставил трактирщика перетряхнуть всю прислугу на предмет похищенных бумаг. Когда же вожделенные письма не обнаружились ни в карманах повара, ни в сапогах мальчишки-конюшего, ни под подолом посудомойки, хозяин «Мельника» и его гость сошлись на том, что их присвоил некий дворянин, заглядывавший в трактир пропустить стаканчик вина, пока там сидел д'Артаньян. Мэтра Давида такой вариант исключительно устроил, а шевалье д'Артаньяна устроил вдвойне, принимая во внимание изначальное отсутствие подобных писем в природе. Подробно выспросив, в какую сторону направился злокозненный дворянин, д'Артаньян бросился за ним в погоню, пребывая в полной уверенности, что поднятый на уши персонал гостиницы не скоро теперь его позабудет…

И потому вел себя как человек абсолютно уверенный в своих тылах.

– Ужасно! – посочувствовал ему де Тревиль, покачивая головой и не выражая как будто сомнений в правдивости услышанной истории. – Ужасные времена, мой юный друг! Просто ужасные! Подумать только, молодой человек, исполненный помыслов и мечтаний, устремляется в столицу, спрятав поближе к сердцу рекомендации, данные ему любимым папой, и какой-то прохиндей, место которого за решеткой и нигде более, подло обворовывает его, лишая всякой надежды на будущее! Это ужасно! – в последний раз, уже просто для порядка, ужаснулся господин капитан. – Не знай я так хорошо вашего отца и не будь я уверен, что передо мной доподлинно шевалье д'Артаньян, ваше будущее, юноша, действительно могло бы оказаться под угрозой, – прибавил он. – Но поскольку я ничуть не сомневаюсь в искренности ваших слов, мой юный друг, то охотно выслушаю, с чем же явился ко мне сын моего старинного боевого товарища.

Д'Артаньян, ощущавший себя путником, перебирающимся через реку по тонкому, едва схватившемуся ледку, каждую секунду готовому треснуть у него под ногами, в этот момент словно нащупал твердую землю берега и перевел дух. Самое трудное осталось позади…

– Сударь, направляясь в Париж, я надеялся в память той дружбы, о которой вы не забыли, просить у вас плащ мушкетера! – выпалил он.

– Ах вот оно что! – Де Тревиль снова уселся за стол и жестом предложил собеседнику занять уже нагретое им кресло. – Стало быть, вы хотите стать королевским мушкетером, мой юный друг?

– Именно так, господин капитан! – радостно подтвердил д'Артаньян.

Де Тревиль кивнул, смерил его задумчивым взглядом, потом обмозговал что-то и спросил:

– Скажите, а капитаном дальнего плавания вы стать не хотите?

– Кем? – ошеломленно переспросил молодой человек.

– Капитаном дальнего плавания, – повторил де Тревиль. – Ну моряком! По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там! – напел он, разъясняя таким образом свою мысль.

– Моряком? – снова переспросил д'Артаньян, не понимая: шутят с ним, что ли?! – Нет, сударь, моряком я стать не хочу! Я хочу стать мушкетером!

– Мушкетером? – Капитан королевской гвардии вздохнул. – А моряком вы точно стать не хотите?

– Точно сударь! Абсолютно точно!

– Жаль, жаль! – Де Тревиль снова вздохнул. – Моряков-то у нас сейчас как раз сильно не хватает. Новые земли к королевству присоединяем, д'Артаньян, колонии расширяем, Америку осваиваем. Такие дела! Моряки у нас нынче на вес золота! Что же касается мушкетеров… – На лице капитана поселился скепсис. – Что же касается мушкетеров, то их у нас явный перебор, ввиду чего новых зачислений пока что не предвидится!

– Не предвидится?! – ахнул д'Артаньян. – Совсем-совсем не предвидится?

– Совсем-совсем, мой юный друг! – развел руками капитан. – Только вчера я имел на этот счет разговор с его величеством, поставившим меня в известность, что набор в роту следует приостановить. Ах, да что я вам объясняю! Вы же только что собственным ушами все видели и собственными глазами все слышали… то есть наоборот. Атос и Арамис, мои славные оболтусы, мои храбрые рубаки! Они же только что сказали, что жалованье не платят уже полгода, жить им не на что, а их третий друг, Портос, и вовсе с голоду помирает! Ну насчет помирает – это конечно же полная чушь, дешевая разводка, как говорят у нас в Париже, однако ситуация и впрямь довольно безрадостная! В мирное время, д'Артаньян, а именно такое у нас сейчас время, армия – структура сугубо убыточная и тратится на нее государство с большой неохотой. Если даже нам, гвардейцам, жалованье задерживают на полгода, представляю, что творится в обычных частях! А вы говорите – мушкетеры… Право слово, д'Артаньян, лучше бы вам действительно подумать о карьере моряка! А что? Дальние страны – моря и океаны! Романтика и… своевременная выплата денежного довольствия!

– Господин де Тревиль! – воскликнул несчастный юноша, охваченный смятением и отчаянием. – Ну я же иду служить не ради денег, а ради…

– Чести и славы! – закончил вместо него капитан. – Вот ровно это говорят и все остальные, а потом каждое пятое число каждого месяца являются за авансом, а затем каждое двадцатое не забывают заглянуть и за остальной частью денег! На одной чести и славе долго-то не протянешь…

– Господин капитан! Ну как же я могу обмануть ожидания своего отца и вашего друга?! Он же меня наследства лишит, узнав, что я не смог пробиться в гвардию! – возопил д'Артаньян.

– А большое наследство-то? – уточнил де Тревиль, но тут же махнул рукой: – Хотя какая разница! Если его еще нет, значит, и говорить не о чем!

Капитан погрузился в задумчивость и пробыл в ней без малого пять минут. За все это время д'Артаньян не проронил ни единого звука, боясь спугнуть мысль, возможно спасительную для него.

– Вот что, друг мой, – сказал де Тревиль, выйдя наконец из прострации, – я постараюсь помочь вам как сыну моего старинного товарища, моему протеже, если уж на то пошло…

– Благодарю вас, господин капитан! – воскликнул д'Артаньян, но де Тревиль остановил его взмахом руки:

– Вероятно, вам придется послужить года два-три в каком-нибудь полку поскромнее нашего, зарекомендовать себя, а после мы подумаем, как устроить вам перевод к нам…

– Два-три года?! – ахнул д'Артаньян, потрясенный услышанным.

Капитан развел руками:

– Да, не меньше.

– Так что же, господин де Тревиль, у меня нет никаких шансов стать мушкетером раньше чем через несколько лет?! – Д'Артаньяну не требовалось напрягать свои актерские способности, изображая отчаяние.

Отчаяния и без того хватало. Несколько лет горбатиться во второсортном полку, не имея возможности даже приблизиться к Лувру, этой цитадели зла, где уже сейчас, возможно, разрабатывались планы нападения на Россию! Было от чего прийти в ужас! Да это равносильно провалу операции, на подготовку которой Центр потратил столько сил! Полному срыву планов Москвы!

А он-то думал – главное уже позади! Поверил капитан в его легенду, а остальное пустяки!

– Господин капитан! – умоляюще прошептал д'Артаньян. – Ну ведь должен же быть какой-то выход! Хоть какая-то возможность обойти закон! Ну господин де Тревиль, вспомните же нашу старинную гасконскую мудрость: «Закон что дышло – куда повернешь, туда и вышло!»

– Не припоминаю такой, – ответил де Тревиль, задумчиво почесав за ухом. – Наверное, сказывается долгая разлука с родиной. Скоро, глядишь, и язык родной начну забывать! А мудрость вообще-то правильная. Наша, гасконская, мудрость! Вот что, д'Артаньян, давайте напрямую…

– Давайте!

– Вот видите этот стол? – Капитан королевской гвардии похлопал по крышке своего письменного стола. – Так вот, если завтра вы, милейший, положите на этот стол две тысячи экю, то послезавтра я преподнесу вам плащ королевских мушкетеров, собственноручно накрахмалив его перед этим…

– ДВЕ ТЫСЯЧИ ЭКЮ?!! – завопил д'Артаньян, вскакивая с места.

– Ну хорошо! Хорошо! – Де Тревиль примирительно поднял руку, призывая молодого человека к тишине. – Исключительно вам, как своему земляку и протеже, – тысяча восемьсот.

– Тысяча восемьсот!.. – застонал несчастный юноша, падая обратно в кресло и обхватывая голову руками. – Боже правый! Да где ж я возьму такие средства?! Я же малообеспеченный гасконский дворянин! Мне родители всего-то четыре экю на дорогу собрали!

На самом деле сумма, находившаяся в распоряжении д'Артаньяна, была ровно в пятьдесят раз больше заявленной, но при этом все равно в шесть раз меньше требуемой.

– Ну это уж ваши проблемы, д'Артаньян! – махнул рукой капитан. – Хотите покрасоваться перед фрейлинами в коридорах Лувра – достанете!

Д'Артаньян испустил еще один стон, страшнее прежних, но мгновение спустя, под влиянием свежей мысли, забредшей в его мятущийся разум, поднял голову и спросил де Тревиля:

– Однако, господин капитан, если я все же наскребу необходимую сумму, каким образом вы объясните… контролирующим органам столь быстрое производство меня в мушкетеры?

– А это уже не ваша проблема, д'Артаньян! – Главный мушкетер Франции снова махнул рукой. – Ну накатаю я специально для… контролирующих органов представление о ваших невероятных заслугах перед короной Франции, и все дела. Это моя проблема. Вы, главное, о денежках позаботьтесь, а остальное моя головная боль! Понятно?

– Понятно, – вздохнул разведчик, поднимаясь с кресла.

Аудиенция была окончена.

Охваченный глубочайшим унынием, прижимая к груди свой узелок, д'Артаньян вышел из кабинета де Тревиля, пересек приемную и направился к выходу. Не видя ничего перед собой, потрясенный внезапно возникшим на его пути препятствием, юноша очутился на ступенях дома, по которым всего пару часов назад взлетал воодушевленным и полным надежд.

Он едва успел пересечь верхнюю площадку лестницы и начать спускаться, как вдруг налетел на человека, неторопливо шедшего впереди него. Кивнув ему и механически извинившись, д'Артаньян направился было дальше, но в ту же секунду железная рука ухватила его за перевязь, остановив на ходу.

– Извольте повременить, сударь! – услышал д'Артаньян, разворачиваясь и стряхивая задумчивость, сыгравшую с ним злую шутку.

Прямо перед ним стоял тот самый мушкетер, которого он полчаса назад видел в кабинете де Тревиля вместе с его товарищем… э-э-э… Арамисом.

– Господин Атос? – Молодой человек поклонился, теперь уже при свете дня рассматривая его благородное, поистине королевское лицо и гордую осанку.

– Именно так, господин… – Бровь мушкетера скользнула вверх немым вопросом.

– Д'Артаньян.

– …господин д'Артаньян. – Атос едва заметно наклонил голову. – Господин д'Артаньян, – продолжил он, не упуская инициативу из своих рук, – как мне помнится, вы присутствовали при нашем разговоре с господином де Тревилем. Не так ли?

– Да, сударь, именно так, – ответил д'Артаньян, не зная, стоит ли напомнить господину Атосу, что первым в кабинет капитана вошел именно он, а сей господин со своим товарищем вломились туда уже после него. Потом все же решил не напоминать.

– Очень хорошо, сударь, – кивнул мушкетер. – Итак, вы присутствовали при нашем разговоре и решили, видимо, что коль скоро его величество не платит нам денег, то каждый, кому вздумается, волен пинать нас, отталкивать с дороги, оскорблять и унижать?

– Ну что вы, сударь! – воскликнул д'Артаньян. – Я ничего такого…

– По-видимому, вы решили, что коль скоро капитан де Тревиль разговаривает с нами таким тоном, какой он позволил себе при вас, то и вам дозволительно вытирать о нас ноги? – не слушая его возражений, продолжил Атос.

– Сударь, но я же…

– По-видимому, вы решили, что коль скоро гвардейцы кардинала с каждым днем позволяют себе все новые и новые наглости по отношению к нам, – опять перебил его мушкетер, – то и вам не мешает проявить хотя бы самую малость?

– Сударь, но я же извинился! – воскликнул юноша, почувствовав, что Атос договорил-таки.

– То есть вы, господин д'Артаньян, всерьез полагаете, что, отпихнув со своей дороги королевского мушкетера, достаточно просто пробормотать «извините, сударь» и считать инцидент исчерпанным? – Атос мрачно усмехнулся.

– А что же вам еще угодно, сударь?! – всплеснул руками д'Артаньян, искренне не понимая, какие еще извинения потребны господину королевскому мушкетеру.

– Мне, сударь, угодно встретиться с вами сегодня, в… в двенадцать часов дня возле монастыря Дешо для полного и окончательного выяснения отношений между нами! – ответил Атос, положив ладонь на эфес шпаги.

Д'Артаньян удивленно моргнул, сопоставляя его слова с тем, что узнал от Старого Маркиза.

– Так вы что же, господин Атос, вызываете меня на… – Он промедлил, не решаясь произнести это слово.

– Именно так, господин д'Артаньян! – подтвердил мушкетер. – Я вызываю вас на дуэль и очень просил бы не опаздывать, ибо свой лимит наглости на сегодня вы уже исчерпали с лихвой.

Сказав это, он уставился на д'Артаньяна, ожидая ответа.

А сам д'Артаньян, почувствовавший очередную подножку, подставленную ему жизнью, лихорадочно размышлял над двумя вопросами: не достаточно ли жизнь уже над ним поиздевалась сегодня и что, во имя всех святых, ему ответить господину Атосу?! Конечно, можно было упасть перед тем на колени и запричитать как можно более жалостливым голосом: «Ой, дяденька, простите меня Христа ради! Ой, мы сами-то люди неместные! Ой, мы не знаем, кого в Париже можно толкать, а кого нет! Ой, не губите меня во цвете лет! Ой, простите меня, добрый господин!» Вполне возможно, добрый господин Атос и сжалился бы над несчастным провинциалом, однако репутации шевалье д'Артаньяна был бы нанесен непоправимый урон. После этого уже глупо было бы рассчитывать не то что на место в королевской гвардии, но и на элементарное уважение со стороны столичного общества! А без этого миссия, возложенная на него Родиной, обречена на провал.

Все эти мысли пронеслись в голове молодого человека за время, необходимое его руке, чтобы лечь на эфес шпаги, повторив тем самым жест агрессивного собеседника. Нет уж, твердо решил он, придется играть по местным правилам, положившись на боевую выучку и Прасковью…

– Мне искренне жаль, что я причинил вам неудобство, господин Атос, – молвил он, тщательно, словно на аптекарских весах, взвешивая каждое слово, – и, если уж вам угодно получить сатисфакцию, я буду к вашим услугам в назначенное время и в указанном месте!

– Прекрасно, сударь, – Атос поклонился, – постарайтесь не опаздывать.

– Мы в Гаскони не имеем привычки опаздывать на дуэли! – дерзко ответил д'Артаньян.

Он круто развернулся на каблуках и продолжил прерванный спуск, более не оборачиваясь.

Вот черт, думал он, пока браво печатал шаг по лестнице, мало мне проблем, так еще и на дуэль нарвался! Не то что ни на шаг не приблизился к выполнению задания, так еще и собственную жизнь под удар поставил! Ну и кто я после этого, как не законченный болван?!

Впрочем, по мере того как лестница подходила к концу, самобичевание понемногу уступало место практическим мыслям, и юноша, не забывший рассказы своего наставника, начал припоминать, что же помимо вызова необходимо для дуэли.

Первыми на ум пришли секунданты – лица благородного происхождения, дворяне, гарантирующие честность поединка. Эти самые секунданты обязаны были наличествовать у обоих поединщиков, и явиться на дуэль без них означало грубо нарушить правила.

Да, подумал шевалье д'Артаньян, останавливаясь на последней ступеньке лестницы, ну и где, во имя всех святых, я возьму секунданта в совершенно незнакомом мне городе, да еще за… он извлек из кармана свои швейцарские часы и, откинув крышечку, обнаружил стрелку на десятичасовой отметке… за два часа, черт возьми?!

Досадливо сплюнув и еще раз чертыхнувшись, д'Артаньян скользнул взглядом по улице Старой Голубятни, тянувшейся в обе стороны от дома капитана королевских мушкетеров. Старый Маркиз говорил, что секундантом может быть любой дворянин, вне зависимости от того, друг он поединщику, знакомый или простой прохожий. Был бы человек хороший – и все дела!

Только где ж его взять-то, этого хорошего человека? – подумал д'Артаньян, озираясь по сторонам. Он едва не решил вернуться к капитану де Тревилю (какой ни на есть, а все же знакомый!), однако в этот самый момент заметил на пересечении улицы Старой Голубятни и маленького переулка высокую фигуру в лазоревом мушкетерском плаще. Черт возьми, мелькнула в его голове шальная мысль, а не уговорить ли мне этого вот мсье стать моим секундантом? С одной стороны, я соблюдаю таким образом правила, с другой – завожу себе знакомого из роты господина де Тревиля, через которого, глядишь, смогу подобрать ключик и к самому капитану. Юноша решительно направился в сторону замеченного им мушкетера. В конце-то концов, не может же такого быть, чтобы, просто подойдя к дворянину и осведомившись, не согласится ли тот стать его секундантом, он нарушил бы некие неизвестные ему правила!

Несмотря на уверенность в том, что не делает ничего предосудительного, д'Артаньян максимально осторожно приблизился к мушкетеру, по-прежнему стоявшему на перекрестке и задрав голову смотревшему, кажется, на часы, украшавшие высокое здание готического стиля, снял шляпу и, откашлявшись, начал:

– Тысяча извинений за беспокойство, сударь, сам я человек неместный…

Мушкетер спокойно, неторопливо обернулся к нему, и оставшиеся слова, заготовленные для кандидата в секунданты, тут же упорхнули с языка д'Артаньяна, а челюсть его рухнула если и не до самой мостовой, то уж до груди-то однозначно!

Рост мушкетера равнялся по меньшей мере двум метрам, в плечах он был пошире косой сажени, ноги в широких штанах напоминали кряжистые, вековые дубы, а руки, обтянутые плотными рукавами камзола, запросто могли сравниться с телячьими ляжками. Словом, перед изумленным д'Артаньяном стоял подлинный былинный витязь! Но изумление д'Артаньяна было вызвано отнюдь не габаритами мушкетера, а цветом его кожи, отливавшей смоляной чернотой. Мушкетер оказался негром! Помимо иссиня-черной кожи об этом со всей убедительностью говорили и черты лица, разительно отличавшиеся от европейских, и тугие завитушки кучерявых волос, выбивавшиеся из-под широкополой шляпы.

– Тебе чего, землячок? – качнул головой чернокожий богатырь.

Д'Артаньян нашел в себе силы захлопнуть рот, но ответить ничего путного не смог, изумленный пуще прежнего тем, что гигант обратился к нему на чистейшем французском языке, лишенном малейшего намека на акцент, а также тем, что он назвал его земляком. Вот уж чего псевдогасконец совершенно не ожидал, так это встретить в Париже земляков, да еще такого удивительного, такого странного вида!

– Ты чего, землячок, глухонемой, что ли? – дружелюбно оскалился негр.

– Сударь, да вы негр?! – ахнул д'Артаньян, обретая-таки дар речи.

– Ну и чего дальше? – Негр набычился, мгновенно растеряв все свое дружелюбие.

– Дальше? – не понял юноша.

– Чего с того, что я негр? – угрюмо поинтересовался гигант.

– Да нет… нет… ничего! – смутился д'Артаньян, сообразив, что снова попал впросак. – Я лучше пойду, – прибавил он, намереваясь развернуться.

– Какой ты, однако, странный, землячок! – заставил его остановиться негр, повысив голос. – То есть ты полагаешь, что можешь налететь на меня, поносить королевского мушкетера, на всю улицу обзывая его негритосом, арапом, гориллой черномазой, а после сказать «я лучше пойду» и удалиться?

– Да разве же, сударь, я называл вас негритосом и гориллой черномазой?! – возмутился молодой человек, даже и не знавший таких слов!

– А вам, сударь, – откровенно передразнил его арап, надувая свои и без того немаленькие губы, – известно выражение: «Лучше всяких слов порою взгляды говорят»?

– Нет, сударь! – с достоинством ответствовал Д'Артаньян. – Неизвестно.

– Ну так вот, землячок, я ставлю тебя в известность о существовании такого выражения, а также о том, что за такие взгляды, какие ты бросал на меня, любого другого я убил бы не сходя с места! – Чернокожий мушкетер сверкнул зубами и щелкнул по эфесу своей шпаги. – Но поскольку ты представляешься мне славным, хотя и безалаберным пареньком, я дам тебе возможность исповедоваться перед смертью и убью тебя в…

– Час дня, господин… – перебил негра д'Артаньян, вопросительно взглянув на него.

– Портос, – подсказал тот.

– Портос?! – удивился юноша.

– Именно так, землячок! – не проявил ни малейшего интереса к имени своей грядущей жертвы арап.

Д'Артаньян же смотрел на него и думал, какая все же отменная интуиция у капитана де Тревиля, мгновенно сообразившего, что рассказ Атоса и Арамиса про товарища, умирающего с голоду, – полная чушь, дешевая… разводка. Да, непросто будет с ним сладить, решил он и тут же одернул себя: ты сначала с его подчиненными разберись, дуэлянт!

– Итак, в час дня… – Д'Артаньян поклонился чернокожему мушкетеру, намереваясь удалиться.

– В час дня за Люксембургским дворцом, – кивнул Портос.

– Замечательно! – Д'Артаньян улыбнулся и взмахнул шляпой.

Он уже сделал несколько шагов, когда мысль, вызревавшая в нем подобно цветку, распустилась и предстала во всей красе. Псевдогасконец обернулся вслед удаляющемуся арапу:

– Кстати, господин Портос! Вы уже получили экю, причитающееся вам от разводки капитана де Тревиля?

Чернокожий гигант застыл на месте, ошеломленный наглостью малолетнего нахала, а потом взревел:

– Чего-о-о?! – и схватился за шпагу.

Д'Артаньян расхохотался:

– В час дня, сударь! В час дня! – и припустил что было мочи вниз по улице, крепче прижимая к груди свой узелок и от души радуясь удачной шутке.

Он мчался по булыжной мостовой, чувствуя, как ветер обдувает его лицо, унося прочь невеселые мысли. Вслед ему неслись проклятия негра. Не желая оставаться в поле его зрения, юноша на полном ходу свернул направо на первом же перекрестке и врезался в мужчину, шедшего ему навстречу.

Они треснулись лбами с такой силой, что из глаз у обоих брызнули искры. Во всяком случае, у д'Артаньяна-то уж точно брызнули. За своего товарища по несчастью он, разумеется, поручиться не мог, но проклятия, которыми тот сыпал, позволяли предположить, что его состояние немногим лучше.