Текст книги "Мушкетер. Кто Вы, шевалье д'Артаньян?"
Автор книги: Дмитрий Яшенин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)
Далеко, на колокольне церкви Сен-Жермен-Локсеруа, раскатисто и гулко ударил колокол.
– Время, друзья! – сказал Атос, размыкая нерушимый круг дружественных объятий.
– Ступайте, д'Артаньян, и да пребудет с вами Господь! – осенил его крестом Арамис.
– Давай, земеля, двигай! – ободрил его Портос. – Если что – ори погромче! Выручим!
– Спасибо, Портос! Воистину вы кладезь оптимизма! – расхохотался псевдогасконец, чувствуя, как тяжелый осадок, накопившийся в его душе, растворяется в дружественной ухмылке афроанжуйца, крестном знамении Арамиса и крепком рукопожатии Атоса.
Он отсалютовал друзьям взмахом руки и, отбросив последние сомнения, в три прыжка одолел лестницу. Очутившись перед гвардейцами, стоявшими на часах у главного входа, д'Артаньян назвал свое имя и ступил под своды дворца, волнуясь как еретик, проникающий в священнейший из храмов.
Прямо у входа его встретил камердинер, предложивший расстаться до конца аудиенции со шпагой, а также иным оружием, ежели таковое имеется. Шпагу д'Артаньян отстегнул, а про остальное оружие слукавил, что оставил дома. Оставить-то он его оставил, но не дома, а у Портоса, дежурившего снаружи.
Удостоверяться в этом камердинер счел излишним и, поклонившись, предложил разведчику следовать за ним. Поднявшись по парадной мраморной лестнице, выстеленной не менее великолепной ковровой дорожкой, д'Артаньян, шествуя за своим провожатым, очутился на втором этаже. Коридоры дворца пустовали. По пути на глаза псевдогасконцу попалось от силы два-три лакея, тенью промелькнувших в сумрачных закоулках. Похоже, сегодня в этом дворце неприемный день, думал разведчик, маршируя за камердинером. Привычка подмечать и осмысливать любую мелочь почти автоматически, не загадывая, пригодится это в дальнейшем или нет, как всегда сработала безупречно. Д'Артаньян шел длинными коридорами и переходами, размышляя: случайно ли так сложилось или же эта безлюдность – заранее спланированный и качественно исполненный штрих к его визиту?
Разумеется, так могло сложиться и случайно, однако, будучи уже достаточно наслышан о всемогущем кардинале, теневом правителе Франции, д'Артаньян советовал сам себе не слишком-то полагаться на случай. В самом деле, у такого знатного вельможи должно быть немало челобитцев, просителей и посетителей вообще. Скорее даже много. И глупо было бы предполагать, что для их приема Ришелье использует какую-то иную резиденцию. Вряд ли. Скорее всего, принимает он их тут же, в своем дворце. А поскольку сейчас в этом самом дворце пусто, хоть шаром покати, стало быть… Стало быть, день сегодня и вправду неприемный. Так-то вот.
Д'Артаньян задумчиво хмыкнул себе под нос. Однако почему же для его ничтожной персоны сделано исключение? Почему кардинал изволил назначить ему аудиенцию именно сегодня, именно в такой день? Вопрос? Вопрос!
Единственное, что приходило в голову: господину Ришелье не угодно афишировать свою встречу с молодым гвардейцем роты Дезессара. Ему не хотелось, чтобы д'Артаньян мелькал в коридорах его резиденции в день, когда эти коридоры будут заполнены посетителями, способными так или иначе приметить и запомнить гасконского дворянина. С другой стороны, назначать аудиенцию в тайном месте, на явочной квартире, скорее всего, показалось кардиналу… перебором. На первый-то раз.
Ну что ж, нежелание господина Ришелье демонстрировать свой интерес к нашей персоне – фактор исключительно интересный и требующий серьезного осмысления, решил д'Артаньян, однако осмыслить что-либо не успел ввиду того, что камердинер остановился наконец у приметной двери темного дуба и, распахнув ее, с поклоном предложил псевдогасконцу войти.
Д'Артаньян собрался внутренне, одернул колет и хотел было переступить порог, как вдруг камердинер сказал ему:
– Шляпу сними.
– А? – от волнения не расслышал д'Артаньян.
– Шляпу сними, да? – охотно повторил камердинер, сопровождая свой совет жестом.
– Вот черт! – спохватился разведчик, сообразив, что чуть было не прокололся, и быстро сдернул с головы широкополую шляпу.
Других замечаний не последовало, и д'Артаньян беспрепятственно вошел внутрь, спиной почувствовав, как закрылась позади него дверь. Он помедлил несколько мгновений, собираясь с духом, а потом вышел на середину большой комнаты, ну или же небольшой залы. Это уж как посмотреть.
Д'Артаньян посмотрел повнимательнее. Что ж, если размеры помещения и могли вызвать спор, то относительно его предназначения разночтений, что называется, не было. Оружейная палата.
Он неторопливо скользил глазами по стенам, отягощенным геральдическими щитами, с пышными или, напротив, скромными родовыми дворянскими гербами. Между щитами было развешано оружие – как холодное, так и огнестрельное, – но все в исключительно богатом исполнении. Изящная резьба и чеканка, а также драгоценные металлы в изобилии украшали рукояти кинжалов и стилетов, эфесы мечей и шпаг, ложи и приклады мушкетов и аркебуз. Подсвеченные редкими солнечными лучиками, что проникали сквозь высокие стрельчатые окна, до половины забранные тяжелыми гардинами, поблескивали самоцветы различных оттенков.
Красивые безделушки, думал д'Артаньян, неспешно рассматривая оружейное изобилие. Выглядят-то они шикарно, да вот толку от них в реальном бою никакого. Вот эту нарядную шпагу, пожалуй, и ладонью-то не ухватишь, столько серебряных ужей и золотых змеек сплетаются над ее эфесом, образуя гарду, призванную защищать руку бойца от вражеского клинка. А этот чудовищно грозный с виду мушкет решительно непригоден к бою: такое количество драгоценных камней на прикладе! Да, мастер явно не был стеснен в средствах, даже на пяту приклада, которая должна упираться в плечо, и то не забыл камушки приладить. Да отдача при выстреле со страшной силой вгонит все это изумрудное великолепие прямиком в плечо стрелку! Неизвестно, нанесет ли такой выстрел урон противнику, но то, что он изувечит самого стрелка, – неоспоримо!
Невзирая на серьезность момента, разведчик позволил себе сдержанную усмешку. Сколь бы глубокие различия ни лежали между народами и культурами, всех властителей на земле, похоже, объединяет страсть к симпатичным сувенирам, этаким пародиям на настоящее оружие. Спросить бы у Портоса, не увлекался ли вождь его племени коллекционированием луков и копий, инкрустированных драгоценными камнями! Почти наверняка ответ был бы положительным.
Размышляя подобным образом, д'Артаньян подошел к щиту, висевшему рядом с диковинным мушкетом, опасным более для самого владельца, нежели для его врага. На гербе, украшавшем щит, были изображены какие-то птицы. То ли дятлы, то ли канарейки…
– Лотарингские дрозды!
Д'Артаньян вздрогнул и резко обернулся, едва удержав руку, метнувшуюся было к эфесу шпаги. Чего уж тут метаться-то, коли эфес вместе со шпагой остался у камердинера. Да и негоже гостю так реагировать на появление хозяина.
Напротив него, шагнув из тени междуоконного простенка, стоял высокий, статный, сухощавый мужчина в красной сутане. Голова его была покрыта красной же кардинальской шапочкой, пленявшей темные локоны, стекавшие на плечи, а тонкие, благородные черты лица дышали решительностью и целеустремленностью.
Псевдогасконец склонился до пола, обмахнув перьями ботфорты, мысленно поблагодарив камердинера за то, что шляпа была снята заблаговременно. Перед ним стоял кардинал Ришелье, тайный властелин Франции, правая рука его величества короля Людовика XIII и оба полушария его головного мозга.
– Это лотарингские дрозды, шевалье, – произнес кардинал, подходя к д'Артаньяну, вернее, к стене, на которой висел щит, привлекший внимание разведчика.
Распрямив спину, д'Артаньян робко взглянул на кардинала. Он даже не понял, ответил ли Ришелье на его приветствие.
Кардинал же, не обращая на псевдогасконца внимания, смотрел на герб, украшенный пернатыми, и был увлечен, казалось, исключительно ими.
– Это лотарингские дрозды, шевалье, – повторил он снова, на тот, видимо, случай, если шевалье оказался глуховат и не расслышал с первых двух раз. – Древний герб династии Гизов. Вам известна история династии Гизов, шевалье? – Он обернулся наконец к д'Артаньяну.
Разведчик просто физически ощутил давление его острых, пронзительных глаз и опять, почти против воли, склонил голову:
– Разумеется, ваше высокопреосвященство.
Ришелье кивнул и снова повернулся к геральдическому щиту.
– Гизы – боковая ветвь Лотарингской династии, – задумчиво, словно обращаясь не к д'Артаньяну, а к кому-то третьему, незримо присутствовавшему в оружейной палате, произнес кардинал. – Считали себя прямыми потомками созидателя Французского королевства Карла Великого. Стремительно начали возвышаться с конца пятнадцатого века. Наибольшего расцвета достигли в середине прошлого столетия. При Франциске Первом Валуа занимали многие ключевые посты в королевстве, а при его сыне Генрихе Втором контролировали уже почти все сферы внешней и внутренней политики Франции.
Кардинал умолк.
Стоя сбоку, в шаге от него, д'Артаньян внимательно, но в то же время осторожно и ненавязчиво рассматривал фактического властителя Французского королевства. Теперь, глядя на Ришелье в профиль, он отметил легкую сутуловатость, являвшуюся, видимо, следствием многих часов, проведенных за письменным столом. Помимо этого д'Артаньян дополнил портрет первого министра высоким, интеллектуальным лбом, орлиным носом с едва заметной горбинкой и упрямым, волевым подбородком.
Молчание между тем затягивалось, акцентируя на себе атмосферу оружейной палаты и насыщая ее отсутствовавшим доселе напряжением. Впрочем, псевдогасконец в любом случае не решился бы нарушить это молчание, сколь бы напряженным оно ни было. Тут уж все находилось в руках Ришелье.
Кардинал помолчал еще немного, а потом продолжил, по-прежнему больше разговаривая с собой, нежели со своим гостем:
– После трагической смерти несчастного короля Генриха Второго… Кстати, шевалье, вы помните, как погиб Генрих Второй?
– Разумеется, ваше высокопреосвященство. – Д'Артаньян вновь поклонился и добавил, желая блеснуть познаниями в истории «родной» страны: – Этот злосчастный рыцарский турнир!
– Верно, юноша! Большое несчастье для Франции. – Кардинал благосклонно кивнул. – Еще больше усугубленное тем, что Гизы, воспользовавшись восшествием на престол несовершеннолетнего сына Генриха Второго – Франциска Второго, женатого на их племяннице Марии Стюарт, стали регентами и фактически узурпировали власть в стране, оставив в распоряжении юного монарха лишь его собственную жену да псарню с конюшней. Если бы не ранняя, преждевременная смерть Франциска, могла бы произойти полная узурпация власти, вплоть до смены августейшей фамилии. Только преждевременный уход из жизни Франциска Второго заставил Гизов немного отступить, передав регентство при новом монархе, Карле Девятом, ближайшим родственникам Валуа – Бурбонам. Но горький яд власти уже отравил кровь лотарингских принцев, алкавших ее теперь, как алкоголик алчет очередную бутылку. Вы помните, шевалье, чем прославился Франциск де Гиз?
– Его высочество вернул Франции порт Кале, в течение многих веков оккупированный англичанами, – ответил д'Артаньян. – Это случилось в тысяча пятьсот пятьдесят восьмом году от Рождества Христова, – прибавил он, довольный тем, как быстро и умело перевел дату с правильного, русского, летоисчисления на европейское.
– Отлично! – Ришелье одарил его еще одним кивком и спросил вдруг: – Ну и как вам Кале, сударь?
Разведчик смешался на мгновение, но, сообразив, что лобовой вопрос кардинала не оставляет ему пространства для маневра, пожал плечами и ответил:
– Прекрасно, ваше высокопреосвященство. Единственно только, система здравоохранения у них там немного хромает, а так вообще все нормально.
– Отлично! – повторился Ришелье, ничем не выдавая своего интереса к посещению д'Артаньяном порта Кале.
Словно и не было вовсе такового интереса.
– Сын Франциска де Гиза – Генрих де Гиз – вписал свое имя в историю государства французского не столь доблестным деянием, – продолжил он исторический экскурс (или, может быть, экзамен?). Увидев, что собеседник совсем уже было изготовился отвечать на очередной вопрос, кардинал улыбнулся и покачал головой: – Нет-нет, шевалье! Конечно же я не стану спрашивать, известно ли вам о Варфоломеевской ночи! Как человек в высшей степени образованный, уж этого-то у вас не отнимешь, вы просто-напросто сочтете подобный вопрос оскорблением! А оскорблять вас я хочу меньше всего. Такую трагедию невозможно забыть за полсотни лет. Вряд ли в истории какой-либо другой страны имеется столь же кровавая страница.
Оставшись с виду недвижимым словно Тауэр, д'Артаньян вместе с тем мысленно пожал плечами. Подумаешь, трагедия! Ну зарезали несколько тысяч человек в Париже да десяток-другой тысяч в провинции! Делов-то! Полистать бы его высокопреосвященству «Повесть временных лет» монаха Нестора да изучить некоторые странички русской истории! Быстро бы перестал горевать о Варфоломеевской ночи! И вообще, с какой это стати прелат католической церкви, известный своим суровым отношением к протестантам, вздыхает по убиенным гугенотам? Новый подвох? Очень может быть.
Разведчик собрался до предела, стараясь четко держать линию разговора и быть готовым к любому ее излому.
– Избиение гугенотов в ночь на двадцать четвертое августа тысяча пятьсот семьдесят второго года принесло герцогу Гизу популярность среди французов, и в особенности среди парижан, чем он не замедлил воспользоваться сразу же после смерти Карла Девятого и вступления на престол его брата Генриха Третьего, последнего монарха из династии Валуа. – Кардинал продолжал разматывать нить исторического повествования, пока что не обозначив, правда, его цели. – Он довольно грамотно рассчитал свои силы и даже сумел вынудить короля Генриха Третьего бежать из Парижа. Не учел он только одного… – Ришелье вдруг прервался и со значением посмотрел на д'Артаньяна. – Он не рассчитал того, что законным наследником престола Франции в это время был не он, а Генрих де Бурбон, король Наваррский, отец нашего нынешнего государя – Людовика Тринадцатого. Однако большая часть французов, в отличие от герцога, этого не забыла, в результате чего династия Гизов не просто в очередной раз оказалась далеко от престола Франции, но была повергнута в прах, лишившись своих лучших представителей, а также шансов вновь стать той грозной силой, какую она представляла в минувшее столетие. – Завершив свой монолог, кардинал резко развернулся к д'Артаньяну и заглянул разведчику в глаза. – Скажите, шевалье, какой вывод лично вы можете сделать из этой истории?
В очередной раз склонив голову перед непреодолимым напором его взора, псевдогасконец ответил:
– Ваше высокопреосвященство, мой вывод из этой истории таков: король есть помазанник Божий. И никто из простых смертных, сколь бы много он о себе ни возомнил, не имеет права идти против его воли. Ибо идти против воли короля – все равно что идти против воли Господа Бога!
Кардинал внимательно выслушал его и благосклонно кивнул:
– Шевалье, я все сильнее убеждаюсь в том, что вы человек умный и рассудительный. Печальная история дома Гизов, чья звезда вспыхнула весьма ярко, но закатилась очень быстро, иллюстрирует ту нехитрую истину, что во Франции, как и в любом другом государстве, недопустимо двоевластие. Только лишь абсолютная и безраздельная власть одного человека может предотвратить смуту и междоусобицу в королевстве. Только при таком порядке вещей государство может жить в мире и покое, двигаясь по пути процветания. Не так ли… господин д'Артаньян?
Ришелье впервые назвал его по имени, и разведчик, не ожидавший этого, немного опешил.
– Я ведь не ошибся? – Кардинал едва заметно усмехнулся. – Вы шевалье д'Артаньян, год назад прибывший в Париж из Гаскони и поступивший на службу в гвардейскую роту господина Дезессара?
– Ваше высокопреосвященство совершенно правы. – Псевдогасконец низко поклонился.
Он не успел выпрямиться, как Ришелье протянул ему правую руку, украшенную дорогим печатным перстнем, снова заставив принять подобострастную позу и приложиться губами к своим тонким, нервным, аристократическим пальцам.
Запечатлев уважительный поцелуй, д'Артаньян распрямился и выжидательно уставился на кардинала.
– Я давно наблюдаю за вами, шевалье, – молвил тот. – И чем дальше, тем сильнее ощущаю необходимость в личной встрече. Однако ваша служба, а также ваши… путешествия все время оттягивали этот долгожданный момент, но теперь! – Кардинал сделал широкий жест, приглашая своего гостя проследовать в глубь комнаты. – Но теперь вы здесь, и мы можем наконец поговорить по душам. Не так ли?
Д'Артаньян поклонился, не видя нужды сотрясать воздух словами.
– Ну а чтобы разговор наш шел веселее, я предлагаю выпить по бокалу шампанского и сыграть партию в русские шашки! Вы играете в русские шашки, д'Артаньян?
Идеально гладкий пол внезапно подставил разведчику подножку, заставив его запнуться. Сердце забилось в груди пойманной в силок перепелкой, а дыхание рухнуло, поскользнувшись на омерзительном сгустке слизи, запечатавшем горло.
Неимоверным усилием воли взяв себя в руки, д'Артаньян откашлялся, прочищая горло, и переспросил, молясь, чтобы голос не отразил ураган эмоций, захлестнувший его душу:
– Простите, ваше высокопреосвященство, вы что-то сказали? Я… не расслышал, извините, бога ради!
– Я спрашиваю: вы в русские шашки играете? – Кардинал не отрывал своего острого, пронзительного взгляда от лица псевдогасконца. – Вы вообще представляете себе, что это за игра?
– А что, должен? – Разведчик понимал, что хамит самым натуральным образом, раз за разом отвечая встречным вопросом второму лицу Французского королевства.
А то и первому. Опять же – как посмотреть.
Понимать-то он понимал, но подобрать нужный, единственно верный в данной ситуации ответ не мог! Не мог – и чувствовал, что находится на грани провала! Русские шашки!
Вот черт! Русские шашки! Откуда, черт возьми, Ришелье знает?! А может статься, он и не знает, а только догадывается? Просто проверяет его? Все одно! Для подобной проверки опять же необходимо иметь веские основания! Где же он прокололся? Что сделал не так?
Покуда все эти мысли яростным вихрем крутились в его голове, д'Артаньян недоумевающе смотрел на кардинала, словно предлагая ему уточнить смысл его предложения. Открыть, так сказать, его второе дно. Если таковое, разумеется, имелось.
Ришелье ответил ему столь же недоумевающей улыбкой:
– Да что вы, господин д'Артаньян! Ничего вы не должны! Как такое могло прийти вам в голову?
Чувствуя, как его постепенно отпускает, псевдогасконец натужно пожал плечами и сказал:
– Ну не знаю! Мало ли, вдруг ваше высокопреосвященство решили, что я похож на русского.
– Да что вы, шевалье! – пуще прежнего развеселился Ришелье. – Ни на кого вы не похожи! Тем более на русского!
– Серьезно? – не поверил д'Артаньян.
– Серьезно! – подтвердил Ришелье. – Я вообще не знаю, на кого похожи русские.
– Не может быть! – поразился разведчик, стараясь раскрасить свое изумление яркими штрихами разочарования. – Как жаль! Если бы ваше высокопреосвященство знали, на кого похожи русские, мы бы их, наверное, давно уж всех переловили!
– Пожалуй, – согласился кардинал, пораженный логикой молодого гасконского дворянина, и спросил, помедлив мгновение: – А зачем?
– Ну! – Д'Артаньян сделал неопределенный жест рукой. – В свете грядущих событий, монсеньор… – Он замолчал, пристально глядя на Ришелье.
Тут уж одно из двух: либо он закинул удочку в неверном направлении, либо перед ним великолепный актер. Так или иначе, но при упоминании о «грядущих событиях» на лице Ришелье отразилось такое искреннее недоумение, что д'Артаньян опешил. Стоп! Стоп! Что же это получается, а?!
– Я имел в виду игру, которую вы мне предложили, монсеньор! – сказал он, маскируя свое замешательство и уводя разговор в безопасное русло.
– Ах игра! – вспомнил кардинал. – Так вот вы о чем, шевалье! Прошу вас, присаживайтесь!
Кардинал уселся возле маленького столика, на котором была установлена обыкновенная шахматная доска, и жестом предложил д'Артаньяну занять место напротив.
Когда разведчик последовал его приглашению, Ришелье посвятил его в правила игры:
– Как видите, самая обычная шахматная доска, д'Артаньян. По двенадцать шашек у вас и у меня. Белые, как правило, начинают и выигрывают! Вы какими играть будете?
– Черными, ваше высокопреосвященство! Только черными, ибо я даже не допускаю мысли о том, чтобы начать прежде вас и… – Псевдогасконец замешкался.
– И выиграть у первого министра Франции, сударь? – улыбнулся Ришелье.
Д'Артаньян склонил голову в знак того, что его замешательство понято верно.
– Полно вам, юноша! Полно! – рассмеялся кардинал, разворачивая тем не менее доску белыми шашками к себе. – Я люблю противника крепкого, умного и упертого!
– Надеюсь на благосклонность вашего высокопреосвященства! – ответил д'Артаньян в тот момент, когда Ришелье сделал первый ход, попутно объяснив ему, что ходят шашки подобно шахматному слону, наискосок клеток, а по длине перемещения скорее напоминают шахматную же пешку – не больше одной клетки, за исключением случаев «боя» вражеских шашек.
Впрочем, до этого самого «боя», думал д'Артаньян, робко делая первые ответные ходы, нам, судя по всему, еще шагать и шагать.
Строго говоря, игра не была особо сложной. Смысл ее, судя по всему, заключался в умении грамотно выстраивать цепочку ходов, просчитывая наперед тактическую обстановку на доске. Мат здесь было объявлять некому. Шах – тем более. Ну и слава богу! Обойдемся без мата, думал псевдогасконец, погружаясь в расчет возможных комбинаций перед очередным ходом. Вообще-то с его логическим мышлением и умением просчитывать каждый шаг можно было бы вполне серьезно побороться с его высокопреосвященством, если только…
Д'Артаньян незаметно стрельнул глазами в своего оппонента. Если только это не проверка, придуманная кардиналом специально для того, чтобы заставить его раскрыться. А что, мысль интересная! В самом деле, если Ришелье хочет изобличить его как вражеского разведчика или хотя бы удостовериться, что он таковым является, не оповещая об этом до поры самого д'Артаньяна, можно ли придумать лучший способ сделать это, как не за партией в такую вот интеллектуальную и логическую игру?
Пожалуй что нет, подумал разведчик, пересматривая в связи с этим тактику. Не стоит так уж откровенно демонстрировать свои способности, не свойственные по большей части служащим как роты господина Дезессара, так и прочих рот французской гвардии.
Верно просчитав три-четыре верных игровых комбинации, способных нанести ощутимый урон Ришелье, д'Артаньян пошел иным путем, преднамеренно совершив несколько ошибок, в результате чего кардинал за пару ходов «съел» едва ли не половину всех его шашек, поставив псевдогасконца в опасное положение. Чего тот, собственно говоря, и добивался. Памятуя о любви его высокопреосвященства к противнику умному да еще и упертому, лазутчик не собирался сдаваться и под конец партии, когда ее исход уже не вызывал сомнений, даже позволил себе маленькую дерзость в виде стремительной контратаки на позиции кардинала, стоившей Ришелье нескольких шашек.
Это, разумеется, уже не могло ничего изменить, и пару минут спустя кардинал с видом триумфатора снял с доски последнюю шашку разведчика.
– Партия, шевалье! – провозгласил он, протягивая д'Артаньяну руку, на этот раз явно не для лобызания.
– Ваше высокопреосвященство подлинный виртуоз! – поздравил его с победой псевдогасконец, почтительно пожимая руку Ришелье. – При всем желании я не смог бы одолеть вас…
– Ну-ну, д'Артаньян! Не прибедняйтесь! Не стоит! – покачал головой кардинал, довольно щурясь и демонстрируя тем самым, что лесть в состоянии подобрать ключик даже к самому осторожному и проницательному сердцу. – Вы держались прекрасно и под конец даже разыграли очень неплохую комбинацию! Немного бы пораньше, глядишь и… Ну так что? Может быть, желаете взять реванш? – улыбнулся Ришелье.
– Пощадите, ваше высокопреосвященство! – Разведчик вскинул руки в жесте, который нипочем не позволил бы себе в реальном поединке. – Состязаться с вами в том, что касается логики, сизифов труд! И вообще, я, знаете ли, больше люблю шашки не русские, а международные. Там, знаете ли, и шашек побольше, да и доска пошире, есть где разгуляться! А если уж говорить совсем серьезно, то всем шашкам в мире, как русским, так и международным, я предпочитаю олимпийские виды спорта: бег, плавание, метание копья…
– Эк, д'Артаньян, куда вы загнули! – рассмеялся кардинал, откинувшись на высокую резную спинку стула и с явным удовольствием рассматривая собеседника. – Бег! Плавание! Метание копья! Это все несерьезно, д'Артаньян! Ну скажите мне, бога ради: ну вот от кого бегать доброму католику, а? Неужели от своего духовного пастыря? Да и на воскресную мессу следует шествовать степенно и неторопливо. От кого же ему бегать, д'Артаньян?
Захваченный врасплох неожиданным вопросом, псевдогасконец задумчиво помассировал переносицу, потом поднял глаза к потолку и в конце концов развел руками, капитулируя.
– То-то же! – усмехнулся Ришелье. – А копье? Нет, ну в кого станет метать копье добрый католик? А, шевалье?
– А если в проклятого гугенота? – быстро нашелся на этот раз д'Артаньян.
– Не беспокойтесь, шевалье! – Кардинал чуть не расхохотался. – Для войны с проклятыми гугенотами святая католическая церковь предоставит вам современное оружие с высокими техническими характеристиками.
Разведчик учтиво поклонился в знак благодарности и тут же поспешил уточнить полученную информацию:
– А что, ваше высокопреосвященство, у нас завтра намечается война с гугенотами?
– А вас это беспокоит, шевалье? – поинтересовался кардинал.
– Конечно, беспокоит, – ответил д'Артаньян и прибавил, опасаясь быть неправильно понятым: – Беспокоит в том смысле, что если завтра война, то сегодня нужно пораньше лечь спать, чтобы завтра встать со свежей головой. Свежая голова на войне – первое дело, ваше высокопреосвященство!
– Свежая голова – первое дело по всей жизни, шевалье! – поправил его Ришелье, довольно, впрочем, улыбаясь. – Нет, д'Артаньян, олимпийские виды спорта полностью себя изжили. Будущее спорта за шашками. Не зря же в самом деле святая католическая церковь запретила это чудовищное языческое действо – Олимпийские игры!
Разведчик кивнул. Он явственно ощущал беспокойство, нарастающее с каждой секундой. Эта бессмысленная болтовня, пустопорожний треп все сильнее напоминали ему еловый лапник, хвойные ветви, укрывающие под собой волчью яму, подготовленную прозорливым и дальновидным собеседником. Прием этот конечно же не являл собой никакой новации и был прекрасно известен д'Артаньяну: заболтать оппонента, усыпить его внимание бестолковой, но складной беседой, а потом в самый неподходящий момент огорошить самым неподходящим вопросом, уклониться от которого будет так же трудно, как и обогнуть западню на узкой лесной тропке.
Д'Артаньян снова кивнул. На этот раз мысленно. Похоже, именно так оно и было задумано кардиналом. Ну что ж, единственное, что можно сделать в данной ситуации, – поддерживать разговор, не теряя нити повествования, и постоянно быть настороже…
– Но, ваше высокопреосвященство, а если все же кто-нибудь пожелает возродить Олимпийские игры? По новой начать это чудовищное язычество?
– Не позволим, д'Артаньян! Не позволим! – Ришелье улыбнулся. – Не для того святая католическая церковь в прошлом запретила это святотатство, чтобы кто-то, понимаете, начинал его по новой!
– Стало быть, если какой-нибудь француз, ну или другой человек, пожелает снова… – начал было псевдогасконец, но Ришелье возмущенно перебил его:
– Да как вам только такое в голову могло прийти, шевалье?! «Какой-нибудь француз»! Не совестно ли вам, юноша, так скверно думать о своих соотечественниках, которые помимо всего прочего являются моей паствой?! – сурово сдвинув брови и укоризненно качая головой, спросил он. – Да я более чем уверен, что ни одному французу, будь он даже нераскаявшимся гугенотом, никогда не придет в голову столь чудовищная мысль! Возродить Олимпийские игры! Может быть, эти… как вы их там назвали… русские и способны на такое, но французы – никогда!
– О! Извините, ваше высокопреосвященство! – Разведчик вскочил было с места, всем своим видом демонстрируя бесконечное сожаление и раскаяние за свою нелепую мысль, но после опять сел, повинуясь жесту кардинала. – Я ни в коем случае не хотел оскорбить ни вас, ни вашу паству! Я просто думал…
– Ладно, шевалье, будет вам! – Ришелье примирительно махнул рукой. – Ляпнули не подумавши. Бывает. Давайте-ка лучше поговорим с вами за плавание.
– За плавание? – не понял д'Артаньян.
– Ну да, за плавание! – Ришелье улыбнулся. – Как вам понравилась Англия, шевалье?
Оп! Разведчик просто физически ощутил, услышал, почувствовал, как мягкий еловый лапник предательски хрустнул под его ногами, обнажая черный зев бездны, оскалившийся клыками кинжально отточенных кольев. Англия! Ну вот и… приплыли! Теперь только держись!
– Как вы сказали, монсеньор? – переспросил он. – Англия? Нет! Англия мне совсем не понравилась! Этот ужасный сырой климат… Дожди с туманами…
– Да бог с ним, с климатом, д'Артаньян! В Париже зимой тоже бывает несладко. Кроме климата есть много чего другого…
– Например? – Псевдогасконец посмотрел на кардинала, но тот лишь пожал плечами, и д'Артаньян продолжил: – Букингемский дворец не выдерживает никакого сравнения с нашим Лувром. Тауэр, конечно, оригинальнее будет, но тоже ничего особенного. А это омерзительное английское пиво! – Д'Артаньян едва не облизнулся, вспомнив вкус «омерзительного английского пива», но удержался-таки. – Мне, истинному французу, нипочем не понять, как можно пить такую гадость, да еще в таких объемах!
Хотя, подумал он мимоходом, у нас в Вологде еще и не такую гадость пьют, и в гораздо больших объемах…
– Ну а люди, д'Артаньян? Люди вам тоже не понравились? – в упор глядя на псевдогасконца, поинтересовался Ришелье. – Герцог Бекингем, например? Или же миледи Винтер? Мне кажется, они встретили вас на удивление радушно! Накормили, напоили…
Ага, подумал разведчик, вспоминая, как его встретили миледи с герцогом, только что в русской баньке не попарили! Ввиду отсутствия таковой в радиусе нескольких тысяч миль от столицы Английского королевства…
– …даже сувенирчик с собой в дорожку собрали. Не так ли? – закончил меж тем кардинал.
– Сувенирчик? – изумился д'Артаньян.
– Сувенирчик, – подтвердил Ришелье. – Алмазные подвески.
