Текст книги "Спящие боги"

Автор книги: Дмитрий Щербинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Сыночек, вижу – истомился ты с дороги. Бледный-то какой, усталый. И в душе твоей усталость чую. Что же ты дрожишь?.. Ну, ничего не говори. Забудь о своих бедах. Они были, прошли, и больше не вернуться. Ты покушай, что я тебе приготовила. Тебе и полегче станет…

Творимир резко кивнул, и затем только, чтобы угодить, стал прожевывать блины. Первый стакан с соком разлил, но второй выпил уже спокойно.

Тепло разлилось по телу, ушла дрожь, кушать блины было истинным удовольствием…

– Вы когда-нибудь слышали о городе Гробополе? – спросил Творимир.

И мать и сестра покачали головами. Мать спросила:

– А что это за город, сыночек?..

– Да вот… – Творимир печально улыбнулся бледными губами и провел рукой по лбу. – Вроде привиделся мне такой город, ну и, в общем, были какие-то страсти – вроде осаждали этот город, вроде кого-то там ненавидел, а кого-то любил. И так все это было отчетливо, будто бы на самом деле. А теперь, совсем немного времени прошло, и, кажется – все это такой бред. И страсти те бред, и ненависть, и любовь… Еще немного времени пройдет, и совсем забудется. Хотя – нет – не забудется! Это нельзя забывать. И я знаю, за что мне такое наказание – тридцать лет в аду…

– Брат, брат. – Любава положила свою ладонь поверх его дрожащей, пылающей ладони.

Творимир покорно кивнул, опустил голову, и уже одними губами прошептал:

– За то, что сестру свою Любаву, за Жару принял…

Они сидели за столом, живо разговаривали – вспоминали детство, еще кушали и пили. Матушка не могла наглядеться на своего сына, и все приговаривала:

– Ты только не уходи, а то уж и не знаю, когда вновь тебя увижу…

…Незаметно промелькнуло время до рассвета, и тут с улочки раздался топот, и в дверь сильно забарабанили. Творимир побледнел:

– Это от царя, за мной…

Мать встрепенулась, прошептала:

– А ты в погреб спрячься.

– Нет – от них не спрячешься. Я сам скажу, что остаюсь.

Творимир шагнул к двери, распахнул. На пороге стоял Бриген Марк, и еще несколько землян. Бриген Марк выглядел очень сердитым. Он сказал громко:

– Ты уже в третий раз убегаешь! Что, остаться здесь решил?!

– Да…

– Что?! – Бриген Марк надвинулся и схватил Творимира за грудки. – Совсем спятил? Да?! Сейчас, когда каждый землянин на счету?! Ты что – предатель?!

– Да… То есть – нет…

– Ты, верно, забываешь, что я командир экспедиции? Мои приказы исполняются безоговорочно. Не хочешь идти миром – поведем силой.

– Здесь моя семья. – неуверенно прошептал Творимир.

– Да куда вы моего сыночка забираете! – взмолилась мать. Видите – как истомился. Ну, дайте ему хоть неделю дома побыть…

Но тут Творимир понял, что сопротивление глупо – так или иначе, его все равно уведут. Потому он опустил плечи, вздохнул:

– Что ж – подчинюсь царской воле…

Сестра старалась вести себя сдержанно, но мать разрыдалась, и, когда Творимир уже сел на коня, и полетел к повороту улицы, крикнула:

– При этой жизни не увидимся больше, сыночек!

Творимир из всех старался сдержать слезы, но одна все же прорвалась. Он сжал побелевшие губы, но, когда они уже вырвались из города – губы все же разжались, сорвалось с них единственное слово:

– Прости!

Глава 6
"Горы"

Это были последние дни лета, почти осень, но погода стояла жаркая, июньская. Небо калило, перегретая земля исходила жаром, и воздух дрожал миражами.

Вот уже третий день, почти без останова, но спешно меняя на постоялых дворах лошадей, скакали к югу. Царь был мрачен, напряженно раздумывал, его приближенные также молчали – боялись неосторожным словом прогневить Тирана. Молчаливость передалась и на остальную часть войска, и на землян.

…Творимир и без того скакал мрачный – ему было больно, что столь неожиданно пришлось покинуть город; все казалось, что должен был вести себя как-то иначе, и вновь и вновь просил прощения у матери: "Прости… Прости…"

На одном из коротких привалов, все ж спросил у подвернувшегося землянина:

– А что с Гробом Весны?

Землянин – обветренный и сильно загоревший, уже почти не отличающийся от коренных жителей планеты, ответил:

– Мужиков «разбойников» словами припугнули, да добавили – если сами Гроб вернут, будет им царская милость. Они, дурни, и поверили. Утром принесли, а им и объявили «милость»: вместе смерти долгой – смерть быстрая. Ну, и порубили всем головы. Я, знаешь, уже ко всем этим зверствам привык – будто век средь них рос…

Творимир нахмурился, хотел отойти, но землянин перехватил его за рукав, и зашипел на ухо:

– …Теперь ясно, почему Царь нас сразу в темницу не упек. Он из всего этого выгоду собирается поиметь. Знаешь, какую?

– Нет… – устало вздохнул Творимир.

– А такую: хочет в Ясли Богов с нами пройти, да обрести божественную, вечную жизнь. Прежде были какие-то смельчаки – пытались туда пробраться – всех смерть забрала. Ну, а с нами, Царь откуда-то это знает – будет ему удача.

– …Бог с ним. – вздохнул Творимир и добавил. – А мы-то что ищем?

– Как, что? – искренне изумился землянин. – Ясли Богов, конечно…

– А зачем они нам?

– Так ведь…

– Когда была атмосферная станция, цель ясна: остановить процессы, разрушающие нашу технику. Тогда мы еще надеялись основать колонию… А теперь? Связь с Землей навсегда утеряна – сам Бриген Марк говорил это. Мы навсегда здесь. Никакой техники больше нет, и не будет. Так зачем нам останавливать некие естественные здесь процессы?..

– Затем, чтобы… – быстро начал землянин, однако осекся.

– Не знаешь – так я скажу. Нам просто больше нечего делать. От Царя не убежишь. Он нас использует, и, пока что – кормит, поит. А, когда получит выгоду, о которой ты только что сказал – нас кокнет.

– Но…

– Ни к чему себя обманывать. Все мы земляне, во главе с Бригеном, храбримся. Но ведь мы в темнице, и мы – смертники.

Ни Творимиру, ни Володу-живописцу, не доводилось видеть гор. Ну, разве что на отображениях. Творимиру – в стереотелевизоре, а Володу – на фресках. Но ни стереотелевизор, ни фрески не передавали холодного, беспредельно спокойного величия исполинов. День ото дня они росли, белыми вершинами попирали небо. Все чаще срывались порывы прохладного ветра. Местность повышалась, и все чаще разрывали ее каменные холмы…

…Они скакали вдоль русла прыгучей, пенистой, стремительной реки – река с мрачным задором ревела, и иногда металась в людей клочьями холодной и чистой пены – словно приглашала вступить в поединок. Но они не принимали этого вызова – сила была явно на стороне реки.

Горы заполонили половину небосклона, и немыслимым казалось пройти среди этого нагромождения пиков…

На очередном закате впереди забрезжили огоньки селения. Домишки были маленькие, словно бы сжавшиеся в испуге, перед громадами гор. Зато встретившие их люди все как на подбор были стройными, высокими. И говор был смелый, не то что у запуганных, вечно трясущихся крестьян. Каждый день сталкивались они со смертными опасностями, Царь был одной из таких опасностей – не более того.

Тем не менее, народ этот был в подчинении, и они кланялись, приглашали разделить кров. Мест в домишках хватило только для знати, остальные разместились под яркими звездами. Творимир, Бриген Марк и еще несколько землян попали в дом, где принимали Царя.

Тирану подносили местные кушанья: сыр, молоко, шашлык. Он отмахнулся – крикнул, чтобы несли вино.

И за вином завязался разговор. Глава этого селения: седой старец с крючковатым носом, с сильным телом, и ясными как небо глазами, внимательно выслушал царя, ничем не выразил своего удивления, хотя дело, конечно, было исключительное.

Старец отпил молока, и спокойным голосом проговорил:

– Подходы к Яслям сторожит ОН. Никто не осмелится упрекнуть нас в трусости, но встреча с НИМ – это хуже чем смерть…

– Есть много вещей худших, чем смерть. – скривил зубы Царь.

– Вы, ваше Величество, выслушайте меня. Никто из живущих не управиться с НИМ. Он поглотит вас в свою плоть, и век будет носить. Раз ОН подходил к нашему селению. К счастью, Река остановила его. Одна девочка стояла на берегу. Волосы ее поседели, она лишилась рассудка и бросилась в воды.

– Мы пройдем…

– Ну, мне вас не переубедить.

– Мне нужны проводники.

– Что же – ваша Царская воля. На три перехода дневных они с вами пойдут. В конце каждого из этих переходов вас ждет ночной приют. Это каменные дома, внутри которых развешены магические колокольчики. Колокольчики могут остановить ЕГО. Но не думайте, брать колокольчики с собой – на открытом воздухе они бессильны, а пещеру вы вряд ли найдете. Дальше этих трех переходов с вами никто не пойдет. Можете грозить смертью, пытками – все это ничто перед страхом встретиться с НИМ.

Царь сжал губы, глаза его по вороньему почернели, кулаки сжались – кажется, сейчас крикнет, учинить расправу. Но нет – не крикнул, сдержался…

Творимиру стало душно, и он быстро вышел. Яркие, безжалостно холодные звезды, серебром перекрывали половину неба, на другой половине чернели горы. Творимир шел, глядя вверх…

И вдруг среди звезд мелькнул силуэт, он узнал – то была дева-птица.

– Эй! – крикнул Творимир. – Ну, давай, спустись ко мне. Я слишком долго ждал, и испытал немало… Расскажи все! Я готов выслушать! Или я еще недостаточно страдал

Рядом грубо рванул окрик:

– Эй, куда?!.. Один в горы собрался?!

От неожиданности Творимир вздрогнул, огляделся. Оказывается, он подошел к краю горского селения, и здесь, у маленького, скрытного костерка грелись поставленные на караул воины. Творимир испытал сильное раздражение, и даже кулаки сжал. Сказал громко, грубо:

– А вам какое дело, а?! Вечно за мной следите, да?! Куда хочу, туда и иду! Я свободный человек! Свободный! – и еще несколько раз повторил про себя «свободный», потому что чувствовал себя как никогда "несвободным".

Воины без особой злобы ругнулись на него, и сказали, что, если он сейчас же не повернет, придется его зарубить. Творимир еще раз глянул вверх – там была чернота и звезды, но девы-птицы не было.

Со сжатыми кулаками вернулся Творимир в селение, он приговаривал:

– По-твоему, еще не готов?.. Ну, ладно – пойдем дальше.

А в небе лили ровный, сильный свет яркие, безжалостно холодные звезды.

Только расцвело, а уже выходили.

Из тюков, которые прежде были прицеплены к лошадиным крупам, достали теплую, меховую одежду; были там и варежки, и шапки, и валенки.

С гор веяло холодом, и повсюду лежал иней. Холодный, звонкий голос реки стремительно напевал какую-то недобрую песнь, что-то о смерти.

Теперь впереди, на невысоких, но выносливых лошадях, скакали провожатые – три молодых, похожих один на другого парня. Несмотря на близость грозного царя, они оживленно переговаривались на родном языке, смеялись шуткам, хмурились своим проблемам.

Чем дальше, тем под большим углом забирала вверх тропа. Довольно быстро зеленые лужайки лугов сменились почти сплошным камнем. Каменные стены, каменная почва – лишь иногда попадались неприхотливые, вжатые в камень кустики. Тропу окружили, и, казалось, сдавливали морщинистые, выщербленные стены; где-то очень высоко прорезывалась полоса холодного синего неба. Ветер выл, свистел в трещинах – было неприятно его слушать; но и говорить, и петь не хотелось – казалось, кто-то неведомый внимательно за ними следит.

Весь день подымались – казалось, уже до самого неба можно было достать; ан нет – небо оставалось таким же далеким. Хотя в вышине еще светило солнце – ущелье полнилось тенями. Тени росли, густели – иногда, как живые дергались, тянулись к лицам. И дрожь продирала от их холодных, безжизненных прикосновений. Воины испуганно оглядывались, старались держаться поближе друг к другу. Все чаще слышались вопросы:

– Скоро ли доедем? А кто этот ОН? А может ли ОН прямо сейчас появиться? А можно ли ЕГО одолеть?

Вблизи от Творимира ехали Бриген Марк и маленький человечек с большим черепом. И этот маленький человечек усиленно выдавливал слова:

– Ясно, что ОН – одна из энергетических субстанций, слепленных живой планетой. К сожалению, у нас нет необходимого оборудования, иначе можно было бы вполне конкретно сформулировать функциональные возможности данного существа. Но, по имеющимся сведениям, он поглощает энергию жизни, с тем чтобы…

Но тут маленький человечек сбился. Научные, земные формулировки казались бесконечно далекими, сну подобными – главным сейчас был животный страх перед неведомым, необъяснимым, и сильнейшее желание укрыться, хоть где – хоть за какими-то колокольчиками – лишь бы укрыться!

И уже холодным цветком расцвела первая звезда, когда стены подались в стороны, и открылось широкое, обледенелое поле, в центре которого, словно некий горный гриб, прямо из тверди вырастало кажущееся несокрушимым сооружение.

Вот они подошли. Из темной каменной глубины дверей выступали фигуры древних, грозных воинов. Они глядели вверх, на горы – они казались совсем живыми, хоть и вмерзшими, но при приближении беды готовыми проснуться, и защищать своих постояльцев.

Твердая чешуя льда облепила створки, и пришлось отбивать их клинками. Лед забился и в замочную скважину – его вымораживали факелом. И, пока расчищали проход, уже совсем стемнело. Наползла тучевая завеса – тысячью голодных глоток выл ветрило, а в оставленном недавно ущелье что-то шевелилось, ухало. Несся снег, наползали тени. Но приближалось еще нечто – и это «нечто» было самым страшным.

Наконец двери открыты. Толкая друг друга, неся армии снежинок, вваливались внутрь воины. Наконец все вошли – створки закрыты – десять сильных человек едва смогли установить гранитный брус-запор.

Теперь их провожатые пошли вдоль стен – зажигали вставленные в выемки факелы. И постепенно высветилось их убежище. Главенствовал цвет старого золота. С низкого свода свешивались тысячи и тысячи цепочек, а на конце каждой – железный язык, окруженный литыми бусинами на тончайших нитях. Один воин качнул язык – бусины ударились – раздался тонкий, мелодичный, и очень разнообразный звук. Казалось, стоит внимательнее прислушаться и можно понять слова.

– Нет, не делайте этого! – крикнул один из их провожатых. – Колокольцы не должны петь понапрасну! Вот, когда приблизиться ОН – они запоют все разом. Будет очень громко. Наверно, сегодня вы услышите.

И они действительно услышали.

Только перевалило за полночь, как один колоколец звякнул. До этого все молча сидели, слушали, как снаружи ревет вьюга. А тут, без всякого ветра – этот звон – подобно тончайшей, ледяной игле впился он в воздух. Никто слова не смел сказать, никто и вздохнуть не смел. И только Царь раздраженно ворочал своими черными, вороньими глазами.

Вслед за первым звоном, раздался второй – уже с другой стороны убежища; потом еще и еще. И вот уже раскачиваются, звенят все колокольцы. Звон накатывался валами, в нем тонула наружная буря, однако никто не смел заткнуть уши. Согнанные в дальнем углу лошади, сбились тесной кучей, и тряслись – на их телах выступила пена, глаза безумно выпучились.

И вдруг все почувствовали – буря оборвалась. Снаружи – тишь. Колокольцы напротив раскачивались все сильнее, и иногда выбивались из них рыжие искры. И вдруг звон стал тонуть в чем-то ватном – мертвая тишь пыталась проникнуть внутрь. Несколько минут продолжалась эта незримая борьба, и, наконец тишь отступила. Пуще прежнего грянула на улице буря – теперь это, казавшееся несокрушимым здание, сильно тряслось от чудовищных ударов. Били и в стены, и в крышу – причем одновременно. Некоторые факелы попадали на пол, также и некоторые люди пали – молили о счастливом исходе…

Несколько часов продолжалось неистовство… наконец удары прекратились; колокольцы тоже успокоились. И только люди не могли успокоиться, хоть и усталые – понимали, что до скорого уже рассвета не смогут заснуть.

…На рассвете выходили не выспавшиеся, настороженные. Снаружи открылась мрачная картина: ледовое поле покрылось трещинами, а окружающие скалы были изодраны.

Но ушли тучи, а заря поднималась морозная, ясная – и люди приободрились. Неизвестно откуда пошел слух, что впереди только два перехода, а там все они обретут бессмертие. Этому с готовностью верили, это слушали и пересказывали по сотне раз. На самом деле и земляне, и Царь и ближние к нему люди знали, что до Яслей Богов еще неведомо сколько.

Целый день подъем. Ни единого кустика не попадалось на пути. Кругом лишь снег, лед, да промерзший на многие метры камень. Ветер был холоден и зол – налетал порывами, хлестал лица, слепил глаза.

И вновь пришла мрачность…

Творимир ехал, понурив голову, приговаривал сквозь зубы:

– Ну, дева-птица, куда ж ты пропала? Чего ждешь?..

Ответа не было, и тянулись однообразные, мучительные минуты.

Вместе с сумерками, оказались на ледовом поле с каменным укрытием в центре. Это место ничем не отличалось от первого, за исключением того, что было еще холоднее, и свирепее ревел в скалах ветер.

И ночью вновь пришел ОН. Из всех сил старались колокольчики, и вновь Нечто пыталось поглотить их пение, а потом буянило, и дрожали стены, и падали факелы. Несмотря на сильную усталость, многие не могли заснуть. Не спал и Творимир…

Следующим день поднимались в окружении стен из черного, могильного гранита, которые, словно глянец покрывал твержайший лед. Холод был нестерпимый, больно было дышать. Волосы и одежда покрывались ледовой коркой, и при движении скрипели.

Молодые горцы-провожатые подъехали к Царю и говорили:

– Сегодня мы заночуем в последнем убежище. Да будет вам известно, что убежища эти воздвигли наши предки, чтобы было, где ночевать во время горной охоты. У последнего убежища не достроена одна стена, и мы увидим ЕГО. Тогда вы наверняка повернете.

– Нет. – угрюмо отвечал царь.

– Раз ОН охотиться за Вами – Вы обречены. Только чудо вам поможет.

– Чудо нам и поможет. – отчеканил Царь.

И вот последнее убежище. Над ним, на сотни метров дыбилась стена ледяного гранита, а вокруг застыли жуткие, выдолбленные неведомо кем фигуры. Невозможно описать это ополчившееся каменное море, но больше всего оно напоминало один вопль, одну расползшуюся глотку с тысячами ветвистых клыков. Один воин оступился, повалился на такой клык, и, несмотря на кольчугу – грудь его была пробита. Пористый лед жадно впитал кровь, а клык заметно вырос…

И вот они внутри убежища. Действительно, одна стена оказалась не достроена – зиял пятиметровый проем. Колокольцев здесь было не меньше, чем в первых убежищах. Несмотря на то, что в проем врывался ветрило, колокольцы висели без движенья.

Вместе с сумерками, сгущалось напряжение. Воины сбились кучей, и приготовились провести еще одну бессонную ночь. Истомленные кони дрожали в углу.

И вот снаружи стало совсем темно. Казалось, что в этом мраке ожили каменные зубья, и теперь алчно извиваются, наползают.

Зазвенели колокольцы – сначала тихо, но потом все громче… громче…

Юноши-горцы крикнули:

– Чтобы ни случилось – не смотрите в пролом.

Воины закрывали глаза. Это было невыносимой мукой: недвижимо сидеть, знать, что нечто надвигается; слышать рев. Кто-то не выдержал, заплакал.

Колокольцы раскачивались в полную силу, и, сталкиваясь, метали рыжие искры.

Вдруг наружный рев оборвался, а звон колокольцев притупился.

– Не… двигайтесь… Не… открывайте… глаз… – эти крики горцев поблекли, и ничего не значили.

Сильный жемчужный свет долгожданным теплом обдал Творимира. Он даже вскрикнул от неожиданности, и открыл глаза.

В проломе плавно пролетал ковер глубокого жемчужного цвета. Только вместо нитей сплетали его тела. Они были живы, и счастливы – улыбались Творимиру и звали его негромкими, спокойными голосами:

– …Здесь так хорошо… Тебе незачем идти дальше… Незачем больше страдать… просто шагни к нам – и ты узнаешь ответы на все вопросы…

Все сомнения отпали. Невозможными казались недавние страхи – зачарованный Творимир шагал через застывшие тела.

Когда до живого полотна оставалось не более десяти шагов, среди иных Творимир увидел себя! Зеркального сходства не было, но все же… Преодолев общее течение, этот лик остановился – глаза его расширились, в них была боль…

Творимир остановился, и дальше, с немалым усилием, смог отступить на шаг. Полотно преображалось. Стремительно неслись рваные, темные полосы. Бил не жемчужный, но темно-серый свет. Вместо сплетенных танцем тел, была разодранная в снежинки костяная плоть, из которой проступали перекошенные страданием лики.

– П-р-и-и-и-и-д-и!!! – словно сто тысяч змей разом зашипело, а затем убежище задрожало от титанических ударов.

До самого рассвета бушевала стихия…

Рассвета не было. Убежище окружал плотный и холодный серый туман.

Обнаружилось, что пропало тридцать человек, их звали, но крики бесследно тонули в тумане.

Маленький человечек с большим черепом приговаривал:

– Что ж, ясно – из долины этот туман виделся бы облачной завесой. Поздравляю – мы поднялись на уровень облаков.

Но никто эти поздравления не принял. Да и сам человечек был мрачен, а на голове его появилось несколько седых прядей. Он ни с кем не поделился, что пережил прошедшей ночью.

Молодые горцы собирались уходить, на прощанье говорили:

– Если выше кто и понимался, то не возвращался… Там сплошные ледяные пики, бездонные, и… там ЕГО обитель. Прощайте…

Горцы ушли, а воины – мрачные, едва сдерживающие ропот, продолжили свой путь. И тут среди каменных зубьев обнаружились остатки тридцати ушедших. Это были ссохшиеся мумии, без глаз, без волос, с темно-желтой, влипшей в кости кожей. Они вмерзли в каменные зубы, и почти уже слились с ними.

Шедший рядом с государем воевода прокашлялся:

– Ведь ночью та Нечисть вновь придет. Нам укрыться негде будет. Все ведь погибнем…

Царь ничего не ответил, и воевода, до самых сумерек не посмел сказать ни одного слова…

И уже в темном вечернем свете, каменно-ледовые стены раздались, и открылся широкий вид. Прямо под их ногами начинался отвесный склон; бездна терялась во мраке, но с другой стороны, верстах в двух высилась иная, еще более гора. Склоны были чернейшие, но в них горели тысячи красных огней.

Первое впечатление было – это не скала, но исполинский многоглазый паук – сейчас прыгнет, раздавит!..

– Нам туда. – сказал Царь.

Бриген Марк нахмурился, проговорил негромко:

– Я помню сведения предварительной разведки. Все эти скалы, пропасти – они действительно были, но окна. Ведь это – исполинское здание. Откуда оно здесь?.. Хотя сведения могли быть неточными. Да и так давно это было…

Бриген осекся: с одной стороны, от падения атмосферной станции прошло не более недели, а с другой, казалось – уже годы минули.

Угрожающе взвыл ветрило, и из бездны пропасти столбом вздыбился снежный вихрь – они поспешили дальше: дорога ныряла в окружение каменных выступов, но, конечно, укрытием это нельзя было назвать. Несколько воинов погибли тогда: их кони обезумели, понесли в сторону, и там, уже не в силах остановиться, заскользили по ледовому пласту – несчастные, вопя, полетели в бездну, где вихрь поглотил свои жертвы.

Совсем стемнело. То ущелье, по которому они двигались, заполнилось непроницаемым, ледяным туманом, который стремительно несся, бил, валил на камни. Выло столь оглушительно, что, для того, чтобы услышать своего соседа, требовалось из всех кричать на ухо.

Творимир не видел ничего, кроме выступающего из черноты, покрытого ледовой коркой крупа соседского коня…

Спереди, с трудом прорезая мрак, плеснул сильно выгибающийся пламень факелов. Десятки мрачных голосов помчались назад по колонне:

– Государь приказывает – привал!.. Привал!..

Творимир понадеялся, что найдена пещера, но нет – лишь выемка в каменной толще. В выемке могло уместиться от силы человек десять, и все места уже были заняты. Конечно, среди укрывшихся был Царь. Также там понабилось несколько знатнейших людей. Иные, также чтившие себя значимыми, начали было орать, доказывать свое первенство, но Царь так на них зыркнул, что они замолкли. Творимир оказался рядом, и увидел, как, зацепляя за трещины, развешивают в выемке колокольцы.

Тут же он увидел и Бриген Марка – ему, единственному среди землян, довелось укрыться. И, хотя Творимир ничего не сказал, Бриген раздраженно забормотал:

– Нам говорили – колокольцы не снимать – но они же не знали, что здесь есть еще укрытия. Колокольцы действуют в каком-либо помещении, а эту выемку можно назвать помещением. Не так ли? И все распределилось по справедливости. Ведь я начальник экспедиции. А кто, как не начальник экспедиции имеет право здесь укрыться?.. Логично, не так ли?

Творимир ничего не ответил, отошел на пару шагов, и присел – прислонился спиной к скале. Из каменной толщи исходил такой холод, что даже и через меховую одежду пробирал. Воины присаживались бок к боку, по рукам пошли бутыли с горячительными напитками. Пили много, но это не помогало. Ужас перед неведомым оставался. Некоторых прямо-таки трясло от страха, кто-то молился, кто-то рыдал, кто-то уже смирился со смертью и сидел тихо.

И вдруг кто-то завопил, и сильно схватил Творимира за плечо. Творимир резко обернулся – там было перекошенное ужасом лицом, но оно быстро и бесследно кануло во мраке…

И разом с нескольких сторон, перебивая друг друга, прорвалось:

– Идет!.. А-а-а!.. Смилуйтесь!.. А-а-а!.. Бежим!.. А-а-а!!!

Вопль перешел в пронзительный визг, и резко оборвался.

Кто-то пробежал с ветром, еще несколько контуров, прорываясь сквозь бурю, устремились в другую сторону. Скала стала сотрясаться от сильнейших ударов; все заполнил нечеловеческий вопль. Сосед Творимира вскочил, и, завывая: "Бежим!" – слепо куда-то бросился.

Творимир сразу решил, что никуда не побежит. И, право, слепо носиться в этом мраке было совершенно бессмысленно.

Вот маленький человечек с большим черепом подполз к выемке, и, сильно трясясь, заголосил:

– Пустите меня! Пустите!

– Прочь! – рявкнул, окруженный раскачивающимися колокольцами Царь.

Человечек потянулся к Бригену Марку, вцепился ему в ногу:

– Пожалуйста… Вы же видите – я маленький… Я как-нибудь калачиком свернусь. Я же очень-очень полезен.

– Отойди, отойди… – раздраженно говорил Бриген, и отпихивал его ногою.

– Да уйди же ты, собака! – рявкнул Царь, и отпихнул несчастного ногою.

Тот забился на темном, смерзшемся снегу, громко зарыдал…

И вдруг навалилась мертвая тишь. Из мрака выступили сцепленные из снежинок тела, перекошенные ужасом лики с темными глазницами. Творимир вжался в каменную стену, и не в силах пошевелиться, глядел на это…

Уже совсем близко страшная завеса. Вот среди иных ликов он увидел и свой… И Творимир зашептал:

– Ведь должен быть какой-то выход… Не может такого быть – чтобы поглотило меня, и все и навсегда… – и закричал. – СПАСИТЕ!!!

И тут он услышал знакомый голос – громом он разрывался, каменные стены дрожали:

– ОТЕЦ!!! Я ПРИШЕЛ!!! ВРЕМЯ ИСКУПИТЬ НАШИ ГРЕХИ!!!! ОТЕЦ!!!!

А теперь расскажу о Володе-младшем.

О том самом юноше, который родился во время войны, под стенами осаждаемого Гробополя, который ничего кроме войны не видел, и почти каждый день убивал "врагов".

Как помнит читатель, в ночь перед решительным штурмом, в палаты, где спали Творимир, Волод и Любава, пробрался убийца. Шеи Волода и Любавы были перерезаны, и все приняли их за мертвых. Любава действительно была мертва, но Волод чудом выжил. Спустя две недели он пришел в себя, и первое, что услышал от лекаря:

– Ну, можешь порадоваться – Гробополь, после тридцатилетней осады взят.

– Где мой отец? – спросил Волод.

Лекарь пробормотал что-то невразумительное, и выскочил из палаты…

Вскоре Володу стало известно, что во время штурма его отец был найден у ворот мертвым. Отважного пятитысячника готовились с почестями хоронить, но тут его тело пропало. Похитители не оставили никаких следов и, разве что кто-то видел, как в ночи пронеслись снежные буруны, а меж ними – призрачные фигуры (а ведь был август). Волод стал расспрашивать людей сведущих, и от них добился, что похитителями скорее всего был Древний Хранитель Гор…

Выслушав это, Волод вскочил, и хриплым от раны голосом, воскликнул:

– Так я и знал – отец не мог погибнуть!..

Странный, им самим незамеченный переворот произошел в душе юноше. Если прежде отец был лишь средством в продвижении его военной карьеры, то теперь, потеряв и отца и мать, он впервые почувствовал одиночество. Окружающие люди, хоть и льстили всячески – были чужды. О военной карьере он и не вспоминал, да и осада Гробополя казалась давно минувшей, и ненужной. Одно было значимо – найти родственные души. Иных родственных душ, кроме отца и матери он не знал.

Невозможно было вернуть из мертвых мать, но отец… Услышав раз про похищение, Волод уже не мог успокоиться. Его и не волновало, что похищен был не живой человек, но мертвое, подготовленное к похоронам тело.

И он вздумал скакать к горам. Расспросил дорогу, краем уха выслушал, что оттуда никто не возвращался, и со следующей зарею поскакал на самом быстром и выносливом коне.

Третьи сумерки застали его в дремучем лесу. Появились волки – сколь огромные, столь и голодные. Они окружили взмыленного коня. Конь пытался через них перескочить, но вожак изловчился и на лету распорол коню брюху. Тут Волод проявил ловкость – он вцепился в одну из ветвей, подтянулся – взобрался еще выше. Снизу, из мрака, неслось голодное чавканье, сильно несло кровью. Так он остался без коня.

Стал перебираться с ветви на ветвь, а волки не отставали – перебегали по земле, жадно глядели на него тускло мерцающими глазами, щелкали челюстями. На войне Волод выучился выносливости, а потому до самого утра, перебираясь с ветви на ветвь, все двигался в единожды выбранном направлении (благо, деревья росли там почти впритык). Он ожидал, что с рассветом волки отстанут, но ошибся: значительная часть стаи действительно удалилась, но пять здоровенных волчищ остались сторожить.

До заката полз Волод по ветвям, а в ночи вновь вернулась стая. Волки были голоднее прежнего, прыгали – силились его достать. Раз Волод едва не свалился, и тогда волк вцепился ему ногу, разодрал икру до кости. Теперь волки слизывали капающую кровь, и приходили в большее неистовство…

И вновь рассвет. На этот раз осталось лишь три волка. Ослабленный потерей крови, и голодом Волод продолжал двигаться в выбранном направлении. День прошел. Ночь. Вновь собралась стая. Вновь, и до самого рассвета, кровожадный рык, и щелканье клыков.

На следующий день стражем остался один волк. Волод совсем ослаб, в глазах его мутилось. Он прошипел:

– Еще один день, и я стану беспомощней ребенка. Сейчас или никогда!

И он сверху прыгнул на своего стража. Завязалась отчаянная схватка. Они катались по земле, выли, оставляли за собой кровавые следы. Волод наносил удары охотничьим ножом, а волк терзал его клыками. Наконец волк жалобно взвизгнул и отдал концы. Волод остался… Но как же он ослаб! Кровь сочилась из многочисленных ран, а ноги предательски дрожали; чтобы не упасть, ему пришлось вцепиться в ствол ближайшего дерева. Затем, покачиваясь, хватаясь то за стволы, то за ветви, пошел. При этом, не слыша своего голоса, громко говорил: