Текст книги "Спящие боги"

Автор книги: Дмитрий Щербинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

И душа чувствовала, что в ней часть этой Анны.

Какой же она была?.. Среди потоков мыслей была и такая:

"Посмотри, у этого художника во всех женских образах есть что-то общее. Будто из мрака проступает его прекрасный идеал. У каждого, ведь, есть свой идеал, и он старается найти его в жизни. Быть может, он видел когда-то женщину, которая и была его суженой, и пытался найти ее черты в лицах иных – старался придать им ее черты…"

И вот этот образ: густые волосы, ясные очи, и стройная, как совершеннейшая часть природы, фигуры. Задумчивая, небесно-чистая, но в то же время легкая, стремительная, страстная и таинственная. Иногда – дева-птица. Она появлялась во снах, Она проходила пред глазами художников и поэтов, и все самое лучшее, созданное на этой планете, было вдохновлено ЕЮ…

Но шли годы, а истинного счастья не было – оставалась печаль. Призрачной тенью скользила она в вуалях лунного света; в тенистых рощах, в шелесте древесных крон вздыхала; плыла над гладью задумчивых озер. И шептала, глядя в перемигивающиеся звездами небеса:

– Творимир, где ты?.. Ведь я, твоя Анна – и я здесь, я жду тебя.

Но не было ответа… и текли без конца, без счета, однообразные столетия…

…А потом полыхнуло в небе, и появилась космическая станция. Это был корабль землян из двадцать пятого века – корабль прорвавшийся через пятьсот миллионов лет. И потянулись вниз механические отростки… нет – эти стальные, урчащие чудища были чужды планете – и по ее воле заглохли.

А потом появился Творимир – ничего не понимающий, недоверчивый…

Творимир отпрянул. Густой свет выплеснулся из его ладоней, брызнул на пол, и скатился в сияющее озерцо. Творимир ждал, что в этот торжественный момент затрясутся стены, грянет глас. Но ничего такого не произошло – спокойствие и свет лила эта небольшая зала.

Он приложил ладони к вискам, и отпрянул к стене – стена оказалась мягкой и теплой.

– Так, так… – шептал Творимир. – Выходит, вот что получилось. Я улетел с Земли двадцать первого века, и прорвался на пятьсот миллионов лет световых и временных, и встретился с этим… Будущим Человечеством, которое тоже прожило пятьсот миллионов лет, но над которым не властны ни законы Эйнштейна, ни какие-либо иные законы.

Он быстро прошелся от стены к безмятежному озерцу знания, и обратно, потом еще и еще раз прошелся – Творимир так волновался, что даже не замечал, что ходит.

– Подождите, подождите!.. Ведь у меня был брат Петр Бруно – он на Земле остался, и он, стало быть, написал «Ожидание»! Ведь он, задумчивый, замкнутый – сколько его помню, все литературой занимался. Про меня написал! Точно-точно – как там в сюжете: "улетает на миллионы световых лет, а она остается, и ждет, и Верит, что они вновь встретятся". А девушки у меня не было! Среди бетонных стен одна мечта и была. Я не поэт, не мог выразить себя стихами, но все окружающие казались тенями Идеала, и не хотелось на эти тени растрачиваться. Брат знал это – быть может, прочитал мои дневники. Бог знает, что я в дневниках понаписал – сам не помню!.. Но книга вошла в классику, кажется – стала наиболее сильной книгой тех веков. Хотел бы я ее почитать!.. Итак, девушка Анна жила, говорила, чувствовала, на страницах «Ожидания», но в реальной жизни ее не было. Для миллиардов людей ее ясная, возвышенная жизнь была гораздо более реальной, нежели их темное, бесцельное существование… А потом, избавившись от тел, путешествуя среди бессчетных миров, познав бесконечность пространства, они хранили эту прекрасную мечту… Думаю, образ Анны – это не только образ «Ожидания» – здесь вообще, все прекрасное созданное человечеством. И Лаура Петрарки, и Дантевская Беатриче… Но какая мне честь!.. Ну, а что же дальше…

Он огляделся. В дальней части залы сиял сильным солнечным светом выход. Творимир хорошо помнил, что прежде его там не было. Он подошел – вверх вели ступени, казалось – к самому Солнцу. И он мог чувствовать поцелуи живого золота.

– Ну, что же… – прошептал Творимир. – Поднимемся по этой лестнице, и начнем Новую жизнь.

Он начал восходить, но и тогда, в сердце чувствовал: впереди ждут испытания более значимые и тяжкие, чем все пережитые прежде, и ему предстоит сделать некий выбор.

Глава 9
"Начало Новой Жизни"

Теплом, ароматом нагретой земли, трав, цветов, листьев дыхнула навстречу просторная, летняя долина. Неподалеку, пробиваясь сквозь каменные толщи, озорно звенел прыгучий, чистейший ручеек, а ниже, сливаясь с горной пенной рекой, стремился в долину.

На долину любо-дорого было глядеть: живые ковры полян с цветами, солнцем полные, высокие рощи. Мирная гладь озер; а в потоках небесной лазури – юркие птицы, и их милое пение. Мостом перекинулась через долину радуга – так близка была, что, казалось, можно руки вытянуть и дотронуться; так ярки ее краски, словно рукодельный Богов Мост – можно взбежать на нее и взглянуть на землю из самой высочины.

И долго любовался этой красою Творимир, долго и полной грудью вдыхал воздух – после ледяных склонов, после кровавых городов, воздух этот был воистину целителен. Он все не мог налюбоваться на гармонию природы, хотел, чтобы прежнее, безумное полностью смылось. Склонился над ручьем, умылся и испил его студеной водицы.

Обернулся – там чернела пещера, вниз уходила обвитая мхом лестница. Он уже знал, что обратно пути нет – путь к источнику знания перегорожен…

Тогда повернулся к долине. Только теперь заметил, что со всех сторон окружали ее высочайшие горы – ни единого ущелья; но неприступные, почти отвесные стены. И белели на их вершинах вечные снега. А потом увидел город: несмотря на удаленность, в два, а то и в три десятка верст, можно было разглядеть отдельные дома, и особенно центральный, высящийся на холме дворец. Город резко контрастировал с цветущий долиной, и темно-оскаленными очертаньями напоминал израненного и озлобленного хищника.

И Творимир сказал:

– Из этой долины мне не уйти. Стало быть, придется иметь дело и с этим городом…

И по маленькой, приваленной каменным крошевом тропке, он пошел вниз.

Спуск был долгим, но из-за чистого воздуха и веселой звонкой песни горной реки – вовсе не утомительным.

Вот и затеплилась под ногами земля. Творимир даже снял обувку – шел, и наслаждался ее приветливой мягкостью. Руками вел по цветам и травам – они благодатно шелестели – приглашали полежать.

Творимир воспользовался этим приглашением, улегся и, глядя в лазурную высь, прошептал:

– Неужели и здесь есть какая-то боль? Судя по этому настороженному городу – да… Но, господи, зачем устраивать какую-то боль, когда кругом такая красота! Благодать какая… И ничего-ничего мне больше не надо. Нет – не пойду я в этот город… Здесь останусь…

Так он лежал на земле, кругом шелестели травы, а в бездонных тайниках неба пели птицы… В безмятежности пролетели часы, и вот уже темнеет небо. Неописуемыми оттенками старого золота перекинулся закат, а у грани одинокого, задумчивого облачка покоем дыхнула первая звезда.

И усмирились дневные ветры. Пришла та дивная, живая тишина, которую не хочется нарушать ни словом, ни громким дыханьем. Творимир лежал и слушал тишину.

И вот в этой тишине лениво, медленно забухали конские копыта, и жалобно заскрипело несмазанное колесо. В унисон зазвучали два сонных голоса:

– …и теперь старый Лорен не отвертится…

– Лорен всегда отвертится. У него же, знаешь – мозгов палата.

– Его мозги – его проклятье. А было бы мозгов поменьше – не изобретал бы свои дьявольские штучки… Ты, вот, говоришь – вывернется, а как же он вывернется, ежели схвачен с поличным; и есть высочайшая бумага об его аресте.

– Высочайшая?.. Что – от самого…

– Ага – от самого Бригена Марка.

Творимир насторожился. Он беззвучно перевернулся на живот, приподнялся, осторожно раздвинул травы.

Оказывается, поблизости проходила разлитая недавними дождями проселочная дорога, по дороге этой тащилась дряблая, облезлая лошаденка. Воз, в которой она была впряжена, явно был лошадке не по силам: она совсем истомилась, и понурила голову. На возу сидели бородатые крестьяне, в ветхой, бедной одежде, но с оттопыренными, пивными животами. На телеге высились бочки.

Несмотря на то, что Творимир довольно высоко высунулся – крестьяне не заметили его – они были едва не ли не более сонными, чем лошадка, и клевали носами.

– Да-да… – зевал один. – От самого Бригена Марка. С ним, знаешь – лучше шуток не шутить. Говори о ним только почтительно, и все такое…

– Бедный, бедный Лорен, что с ним будет! А-ах… – зевок.

– Будто не знаешь, что будет. Закуют его в цепи, да в подземелье. Там всю душу вытянут.

– А, если на кого-нибудь из наших под пытками наговорит?

– Лорен не наговорит – он, хоть и старик, а духом крепок.

– А потом его сожгут?

– Да, конечно.

– Надо будет выбраться в Бригеград, поглядеть на него в последний раз…

Воз уже довольно далеко отъехал, и Творимир едва различал слова. Тогда он, пригибаясь, устремился следом. Он выбежал на дорогу, и, ухватившись за торчавшую сзади деревянную скобу, подтянулся, запрыгнул, укрылся в каемке за бочками. Пока он хотел оставить свое присутствие в тайне – узнать, как можно больше, и уж тогда решать, как действовать дальше.

С запозданием в полминуты один крестьянин заявил:

– А мне показалось – кто-то на телегу запрыгнул.

– А-ах… – зевнул второй, – вот именно, что показалось.

– Сейчас я погляжу…

Творимир согнулся в три погибели, и вжался в бочку – почувствовал, что от нее идет винные дух. Крестьянин, кряхтя, и бормоча проклятья, поднялся, и ухватившись рукой за край бочки глянул назад, на дорогу. Край его волосатой руки навис над Творимиром.

– Не-а, никого нет… – облегченно вздохнул он и, кряхтя, уселся на прежнее место.

– Ну, а я тебе о чем говорю, а ты: «погляжу», "погляжу".

– А ты вспомни, историю и Михелем-пустозвоном. Он тоже вез вино в бочках. Помнишь, куда вез то?

– Ко двору Великого Судилища!

– Ага. И доверили ему дорогущее столетней выдержки вино. И что же: как ехал лесом запрыгнул к нему на воз ученый волк. А Михель и не заметил – ветки на деревьях считал. Волк на то и звался ученым – почуял, какой запах от бочек шел, клыками затычку у одной из них ухватил, да и выдернул. Вино ему в пасть и хлестнуло. Он пьет-пьет и никак напиться не может. Приехал Михель, к нему Судьи выходят. Он, говорит – так, мол и так – вот привез, как и уславливались, а теперь, извольте, денежку. И тут все слышат – громкий-прегромкий храп. Глянули, а в телеге – волк ученый спит, пузо у него от вина раздулось. Ну, конечно Михель, побледнел, затрясся, на колени пал, молит, чтобы его помиловали. Ну, в других бочках вина еще достаточно было, потому Судей это только насмешило. Велели они Михелю всыпать сто плетей, да гнать пинками. Легко отделался!

– Да брешет этот Михель! Небось сам не удержался, и вино выдул. А то – "ученый волк", да где ты таких волков видывал? Таких и в природе не бывает… И вообще – черт с эти Михелем, давай лучше думать, что мы говорить будем.

– А ты ничего не придумал?

– Нет. А ты?

– Я тоже. Э-эх… А славно погуляли!.. Сколько мы выдули?

– Полбочки – не больше.

– Ну, стало быть, эту бочку только в конце подадим. Они уже такими «хорошенькими» будут, что и не заметят ничего.

– А как их Маргарита окрутила!

– Да, уж. Ты вспомни – прискакали к нам – с дороги злые, ругаются, плетьми бьют, разве что не рычат. Так бы и увезли нашего Лорена в первый день, и болтался бы он уже на дыбе. Так она их окрутила, ласковыми разговорами к себе в дом заманила – так у нее и сидят, никого не тронут. Будто и подобрели даже.

– Да. Маргарита – девка что надо. Только вот кое-кто уже шипит, что она гулящая. Будто заманила их с тем, чтобы… Ну, ты понимаешь…

– А, нет – она может за себя постоять, и с характером. Умная!.. Да я тебе говорю – на расстояние вытянутой руки их к себе не подпустила, а все ж обаяньем своим удерживает.

– А, вот уже и приехали…

Творимир и не думал, что они так быстро приедут, а теперь, когда осторожно выгнулся и огляделся, понял, что окружающая тишь была обманчивой. Они уже минули деревенскую улочку, и теперь остановились возле широкого, аккуратного дома, из окон которого обильно лился и трепетал приветливый свет. И из этого дома вышло несколько крепких, широкоплечих воинов – они тут же окружили телегу, и крикнули возчикам:

– Эй, что так долго!.. Еще ко вчерашнему вечеру вас ждали!.. Чего расселись?! Или плетей захотели!.. А ну – помогайте бочки таскать!..

Чувствовалось, что они старались придать своим голосам злые нотки, но это у них не выходило, и даже радовало их, что мужики задержались, и удалось провести еще один день в этом доме.

А на порог, закутанная не только в длинное, целомудренное платье, но и в таинственные, глубокие тени позднего вечера, выпорхнула стройная девушка. Раздался ее мягкий, негромкий голос:

– Ну, что же вы, господа солдаты? Зачем вы так кричите?.. Поглядите – никто из своих домов и не покажется – все вас бояться. Неужели это может быть приятно?.. Думайте о том, чтобы и другим людям хорошо было.

И это "господа солдаты" она так подчеркнуло, что они невольно почувствовали себя пристыженными. Вот они – грубые, неотесанные, но есть, и совсем рядом – она, с этим мягким, таинственным голосом… привыкшие к грубости и зверствам, они невольно тянулись к ней. Подольше не хотелось возвращаться к обычной бессмысленно-напряженной жизни, и, забыв о грозном Бригене Марке, они коротали здесь уже третьи сутки. И, когда они решили послать воз за вином, к знаменитым пригорным виноградарям, Маргарита согласилась…

– Ладно. – улыбнулся один из солдат. – …Больше не станем орать…

Творимир оглядеться, и понял – убежать не удастся. Рядом (правда, повернувшись спиной), стоял здоровенный детина – клинок был обнажен, и, если бы Творимир бросился, он бы наверняка его настиг.

Да и не хотел Творимир бежать. Хотя он и не успел разглядеть лицо девушки – он был уверен, что эта ТА САМАЯ девушка – девушка-птица, исцелившая его, не раз им преданная, но все же любившая его, ждавшая его…

И он решил забраться в винную бочку. Приподнялся на четвереньках. Так и есть: крышка одной бочки (той из которой пили), была малость приподнята. Он подцепил пальцами, надавил – крышка поддалась. В это время девушка негромко разъясняла, как надо вести себя, чтобы не мешать другим, а солдаты и возчики внимательно ее слушали.

Крышка поднята – сильно дыхнуло вином. Творимир нырнул в эту терпкую темень. Сжался среди округлых стенок, как мог закрыл крышку. Вино доходило ему до шеи, и, судя по запаху – это было очень крепкое вино.

Вот бочку подхватили, понесли. Несли мужики, и Творимир слышал их испуганный шепот:

– Ух, тяжеленная какая – забрался туда что ль кто?

– Я ж тебе говорил…

– Тише ты!.. Это та самая бочка, из которой мы пили. Не должна она такой тяжелой быть.

– Ничего говорить не будем. Может, и обойдется…

Бочку внесли в ярко освещенную, аппетитно пахнущую горницу, хотели было убрать за иные бочки, но раздался повелительный голос начальника этого отряда:

– Куда, куда?.. Там негде!..

– Так ведь… – испуганно залепетали мужики. – В этой бочке… не лучшее вино… ее лучше на потом оставить…

– А-а, знаю я вас, лентяи, мужичье! Небось половину выдули!.. А ну – несите ее сюда!..

Мужики лепетали что-то совсем невнятное, но противиться не смели, и поднесли бочку.

– Крышку открывайте! – рявкнул начальник.

Тогда Творимир набрал побольше воздуха, и нырнул под вино, лбом вжался в дно. Он ничего больше не слышал, и надеялся только, что его спина не топорщиться сверху.

А начальник склонился над вином, которое, благодаря телу Творимира поднялось на приемлемый уровень. Он хмыкнул:

– Что, и вправду не пили?.. Ну, сейчас попробуем его…

И он ладонями зачерпнул (только по случайности спину Творимира не задел), хлебнул, похвалил:

– А вино-то знатное!..

В это мгновенье в горницу вошла девушка Анна.

– Так, и не стыдно вам! – укоризненно сказала она. – И кто это вино будет пить?

– Мы и будем. – совсем негрозным голосом отвечал начальник.

– Вот уж нет. – мягко молвила Анна. – Грязными руками в еде-выпивке лазить, а потом это в себя потреблять – это не подходит для Человека. Вы же не звери, господа солдаты.

Невозможно было противиться ее чарам. Начальник опустил голову.

– Что ж, выливать теперь?

– Конечно, а в следующий раз – ведите себя культурно.

Начальник кивнул, сам отошел в сторону, и шепнул одному из солдат:

– Вы бочку несите, но и выливать не вздумайте. Это ж сколько вина даром пропадет!.. Вы спрячьте его в прихожей за занавесью. Как остальные бочки закончатся – мы за енту примемся.

– Угу. – кивнул солдат.

И вот два солдата подняли бочку с Творимиром, и, пригнувшись под неожиданной тяжестью, вынесли ее в коридор. Здесь, с трудом подняли ее на полку у входа, и занавесили.

Творимир больше не мог выдержать без воздуха, и он приподнялся – глубоко вздохнул – по счастью солдаты уже отошли.

Он хотел выбраться из бочки, но на полке было не разместиться, к тому же – тогда с него потекло бы вы вино. И он остался в бочке. Он только приподнялся над ее краем, немного отодвинул занавеску, и глазом приник к щели.

Да – это она. ТА САМАЯ девушка.

Была видна значительная часть горницы. По меньшей мере дюжина солдат пребывала там. На хорошо уставленный стол, уже подавали вино, и уже пили – славили хозяйку. Видно – солдаты привыкли к галдежу, к брани, но сейчас сдерживались – разговаривали вполголоса. Анна явно главенствовала над ними.

Вот сказала с мягкой, материнской укоризной:

– И не стыдно Вам?

– Что угодно? – почтительно склонил голову начальник.

– А как же один старый человек, который вам в отцы годиться? Вы тут кушаете, пьете, веселитесь. А ему – голодному сидеть? Я про Лорена говорю.

– Ах, про колдуна! Ну, отнесем его поесть. Хотя какой смысл его кормить, когда его самого скоро на вертел насадят…

– Неужели вам нравятся все эти зверства?.. Не верю. Не могут нравятся… Вы же люди

– Не нравятся. Но мы честно исполняем свою работу. Тем более, на вертел насаживать не мы будем…

– Довольно. Не говорите, не оправдывайтесь. Сейчас я сама отнесу ему поесть…

Анна собрала на поднос самых лучших кушаний, нацедила графин вина, и, поставив свечу, пошла к погребу. С ней отправился и один солдат. Он открыл погреб, проводил Анну, затем, когда она вышла – защелкнул замок.

– Как он там? – спросил начальник.

– Книгу читает. – ответила девушка.

– Хмм… У нас ведь предписание – все книги изъять. Только по твоему уговору одну оставили… Но что если в этой книге какое колдовство? Если прочтет заклятье, и всех нас, скажем, пламень сожрет.

– Не сожрет, а поглотит. – поправила Анна. – Учитесь говорить вежливо. Правильная речь показывает человека высокой внутренней культуры. Речь же перемешенная с неконтролируемыми ругательствами, выявляет человека внутренне распущенного, бесхарактерного. С таким человеком мне было бы неинтересно обращаться… У Лорена таких книг нет, и вы это знаете. А сейчас он читает стихи.

– Ишь. Ну, ладно – будем повежливее… Хммм… Ну, стало быть, продолжим наш праздник… Хорошо тут у тебя, хозяйка… Ну, стало быть, за тебя…

Все подняли чарки и разом их осушили.

Анна подносила новые, но солдаты хотели услужить девушке, и попросили ее сидеть, не волноваться – дальше разливали сами.

Видно, в иное время солдаты орали бы всякие мерзости, но сейчас все разговоры направляла девушка, и больше говорила сама. О разлитой в природе благодати, о том, как счастливо бы жили все люди, если бы оставили злобу и жили в мире и братской любви. Ее внимательно и почтительно слушали, кивали.

Так продолжалось час или два. Солдаты были уже в изрядном подпитии, и один из них, покачивая головой, вздохнул:

– А не попеть ли нам?

– Хорошо. – сказала Анна. – Но только петь будем не громко. Помните, что в иных домах уже спят, и там есть дети малые. Не станем их тревожить…

– Ну что ж… – начальник почесал аккуратную рыжею бородку. – Быть может, ты, хозяйка, сама нам чего-нибудь исполнишь.

– Отчего же нет…

Печальный и красивый голос заставил Творимира податься вперед, и если бы, эта часть прихожей не была в тени – солдаты увидели бы его высунувшееся из-за занавеси лицо.

Вот, что пела девушка:

 
– Годы-годы золотые,
Птиц весенняя молва,
Зимы снежные, пустые,
Свет звезды – тоска.
 

 
Долгий шепот небу —
А в ответ – дождем,
Вздохнет над полем верба:
До рассвета доживем.
 

 
В горах – как эхо грозы,
А в сердце – голос част.
В полях – песчинки-росы,
Веков на сердце пласт.
 

Она пела это так, что у некоторых выступили слезы. Они, привыкшие к зверствам, в иное время устыдились бы этих слез – сейчас поддались ее чистому, печальному обаянию.

А кому, как ни Творимиру было знать, о чем она поет?!..

Летели минуты. Девушка спела еще несколько печальных песен. Воины качали головами, и все подливали себе. Уже очень много выпили, и клонились к столу.

Начальник качнул тяжелой головой, и прохрипел:

– Спать пора…

– Вы тут посидите, подождите, а я вам постелю. – отозвалась Анна.

– Угу…

Солдаты склонились над столом, о чем-то бормотали, и не видели, но видел Творимир. Девушка подошла к одной из бочек, и быстро плеснула в них какой-то порошок. Затем наполнила из этой бочки кружки, расставила их на поднос, и подала к столу. Сказала:

– Вот – напоследок, выпейте за мое здоровье.

– За ваше здоровье! – забыв о приличествующей тиши, взревели воины.

Осушили кружки…

– Спать… спать… – захрипел начальник. – Как же хочется спать… Прямо здесь засыпаю…

И он рухнул головой в тарелку – поддал своего храпа к храпу иных. Кое-кто из воинов скатился на пол, кое-кто растянулся вдоль лавки.

Анна, для проверки потрясла одного из них за плечо – воин продолжал ровно, сильно храпеть. Тогда девушка подбежала к тому, у кого был ключ, и ловко этот ключ отцепила, бросилась к двери погреба – распахнула ее.

И вот из погреба шагнул старик седой, с горбатый, но с очень живым, добрым лицом, с проницательными глазами мудреца.

– Еще раз здравствуйте, дедушка Лорен! – вздохнула Анна. – Вот я вас освободила, и теперь вам бежать надо. Селитесь в лесу, а я вам еду носить стану…

– Подожди, подожди. – остановил ее старик. – Ты что же их – снотворным?

– Ага.

– Ну, ты вот подумай. Я убегаю, они утром просыпаются – тебя хватают. Ты же хозяйка.

– Так в том то и дело – это такое снотворное, что завтра они ничего не вспомнят. Я скажу – сама утомилась, спать пошла; а вы и без меня ушли – заклятье прочли, сквозь стены прошли. А ключ я на место повешу. И что они докажут?

– Докажут, доченька. Им виновного нужно будет найти, они и найдут. Так что, лучше уж мне старому обратно под замок.

– Что вы такое говорите? Как можно?.. Ну, я вас до последней калитки провожу, а сама вернусь.

Творимир спрятался обратно за занавесь и все не решался выйти – он, пропитанный вином, боялся показаться нелепым, смешным.

И тут с улицы рванул стремительный перестук копыт – мгновенье и уже остановился у крыльца. Девушка бросилась к окну, чуть отогнула занавеску, выглянула, шепнула:

– Всадник какой-то. Судя по одежде – богатый очень. И с ним еще один – маленький. Уже сюда идут.

По крыльцу затопали стремительные шаги. Дверь резко распахнулась, и высокая, вся в темном фигура шагнула в избу. Еще из сеней грянул напряженный, сильный голос:

– А, спят, бездари! Плетьми засеку!..

Он шагнул дальше, встал вполоборота – и Творимир едва не вскрикнул. Это был Бриген Марк. А нем был черный камзол, а камзол усеивала роспись драгоценных камней, в основном – кровавых рубинов. Лицо у Бригена было сильно бледное (видно, мало на свежем воздухе бывал), щеки впалые, а под глазами – синие мешки бессонных ночей и нервов. Губы тонкие, белые, сжатые в волевую полосу. Он носил небольшую бородку, но и на щеках темнилась щетина. Глаза у него всегда были чуть выпучено, что выдавало натуру страстную, в волосах была проседь – что он пережил, бог знает…

Девушка куда-то юркнула, и потому Бриген сначала ее не заметил. Но он быстро и сильно пнул непробудного солдата, и уставился на Лорена, просипел:

– А – заговор!

Его рука потянулась к клинку – из-за угла метнулась Анна – она держала полено, и, быть может, и успела бы оглушить Бригена, но появилась еще одна фигурка. Это был маленький человечек с большим черепом – он сильно толкнул девушку, и полено только вскользь задело Бригена по плечу.

А Бриген уже перехватил ее запястье – сильно рванул к себе. Сощурился:

– Так… так… так…

И вдруг его глаза сильно полыхнули, он оттолкнул ее, и сам отпрянул назад, прошипел:

– А мы уже встречались с тобою!..

– И я Вас знаю. – холодно отвечала Анна. – Была в Бригеграде и видела издали. Вы – тот, кто несет людям страх и боль. Лучше бы мы не встречались. Вы мне неприятны…

– Молчи! – Бриген топнул ногой. – Проклятье! Где же я тебя видел?!.. Но не в толпе – это точно…

Творимир мог бы ответить «где», но он затаился.

Бриген снова надвинулся на девушку, и все шипел:

– Я не привык, к такому обращению. Но тебе это сойдет с рук… Черт, тебе все сойдет с рук!.. Я тебе вот что скажу – я тебя Полюбил.

Глаза маленького человечка расширились, и он плюхнулся на лавку.

– Но вы мне неприятны. – уже тихо сказала девушка. – Ваша страсть – нездоровое чувство.

– Откуда тебе знать?

– Потому что сейчас вы мучаетесь. Настоящая Любовь не может приносить мук. Даже и в печали – Любовь это поэзия, и творчество. Но… довольно переливать из пустого в порожнее. Что же дальше?..

– А дальше вот что. Я забираю тебя в Бригеград. Ты можешь говорить, что угодно, но от меня ты не убежишь. Когда предстанет выбор Я, или костер…

– Я выберу костер. – спокойно сказала Анна.

– Перед этим тебя ждут пытки.

– Я выдержу.

– Ты потеряешь рассудок.

– Я все выдержу. – по ясному, спокойному голосу чувствовалось, что она действительно выдержит.

– Ладно – время пройдет, и все измениться.

– Вам уже не измениться.

– Все – довольно. Ты, Фран (так звали коротышку), вяжи старика. Ну, а мы – выйдем на крыльцо…

И тут Творимир понял – это время воспользоваться его инкогнито. Бриген уже в двух шагах – ведет Анну. Тогда Творимир из всех сил качнул бочку.

Девушка успела отпрянуть в сторону, а вот Бриген не успел. Тяжеленная бочка рухнула ему на голову, придавила к полу. Он застонал, и судорожно дрожащей рукой перехватил Творимира за горло – вдруг выдернул его из бочки. Грозные глаза поверженного уже затемнило забытье, из рассеченного лба обильно стекала кровь.

– И тебя я знаю… – рычал Бриген. – …Ты – мой злейший враг. Я не помню, где мы встречались. Но мы встречались… Ты умрешь, щенок…

При последних словах, он притянул Творимира к себе, и дыхнул в него кровавой пеной. Но вот забылся – железная хватка не ослабла. Творимир хрипел, задыхался. Только сложенными усилиями Анны и Лорена удалось его освободить…

Отшатнулся, кашляя, держась за горло, покатился по полу.

А девушка бросилась через горницу – достала мешочек, пояснила:

– Я здесь еды Лорену собрала, но теперь ясно – всем уходить надо. Сейчас еще побольше соберу…

И она схватила другой мешок – быстро складывала в него пожитки. Творимир приподнялся, и, держась за горло, уселся на лавку. Маленький человечек трясся рядом с ним, лепетал:

– Только меня не троньте…

– Не тронем, не тронем. – раздался от окна голос Лорена, и тут же возвестил громко. – Сюда еще конники скачут – с факелами…

– Ах да, ах да! – зачастил человечек. – Извините, что сразу не предупредил. Вы знаете – Бриген так коня гонит, что… Ну, а я с ним в седле, потому что я писчий…

– Ну, ясно-ясно. – говорил Лорен. – С вами был отряд – по дороги они отстали. Все – побежали!..

Девушка протянула Творимиру мешок с провизией, и освободившейся рукой перехватила его у локтя. Так выбежали они на крыльцо. В черном небе сильно светили звезды, а по стенам домов и среди ветвей метались блики факелов, стремительно нарастал топот. Уже совсем близко заорали грубые голоса…

Побежали по аккуратным огородным дорожкам, перемахнули через заборчик (Лорена пришлось подсаживать) – потом, пригибаясь, в тихо вздыхающих ночных травах.

А за спинами заголосили:

– Они были здесь недавно!.. Дьявол – псов то у нас с собою нет!..

И вот уже сомкнулся лес. Нырнули в овраг, под ногами, рассыпаясь в прах, затрещала древняя, пересохшая листва.

Бежали долго, а остановил их Лорен. Он едва мог говорить:

– Вы… молодые… вам бегать да бегать, а я… едва на ногах… держусь…

– Ах, извините нас. – взмолилась Анна.

– Ничего-ничего… Как-нибудь, с Божьей помощью… – чуть отдышался, и спросил. – Ну, братцы, знаете ли, что вы натворили?

Анна глубоко вздохнула:

– Защищаясь, отбились от одного разбойника и бандита, известного под именем Бриген Марк. Но это я так говорю. Официально же: совершили небывалое святотатство – покусились на жизнь Верховного Судьи. Мы теперь сами такие бандиты, каких свет не видывал. За наши головы назначат награду. Ну, скажем – мешок золотых. Нечего и думать возвращаться назад. Прощай, милый дом… Но я ни о чем не жалею…

– А ты что – одна в этом доме жила? – спросил Творимир.

– Да. – ответила Анна. – Никто в деревне не помнил моих родителей. Будто вместе с этим домом из-под земли поднялась и ждала кого-то.

– Ну, да. – пробормотал Творимир.

Вдруг девушка приблизилась и обхватила его за шею:

– Ты ведь знаешь, что так и было – из-под земли поднялась и тебя ждала.

Также неожиданно отпрянула. Сказала страстно:

– Ну, пойдем дальше.

Шли еще с час. Чтобы сбить возможных преследователей, делали замысловатые круги, переходили холодные, прыткие ручьи и речушки; и, наконец, скользнув через черную чащу, вышли к затянутым туманом озерцу.

С трех сторон озерцо сторожил высокий, густо сцепленный ветвями лес; с четвертой – ребристыми уступами напирал горных кряж, и Луна скользила в частых выбоинах.

– А – вот и ночлег нам. – Лорен указал на три целомудренных дупла в коряжистых дубах.

Анна сказала:

– Да. Вы устраивайтесь здесь, а мы пройдемся.

– Что ж – счастливо вам. – Лорен забрался в дупло и сразу захрапел.

Анна подхватила Творимира за руку, и быстро повела к озеру. Там легко скинула с себя одежду. Ее прелестное, мягкое и плавное тело, упруго высветилось в лунном свете.

– Вот… – Творимир смущенно вздохнул, но не мог отвести взгляда – понимал, что сейчас видит самую совершенную в природе красоту.

– Ну и что же ты?.. – девушка приблизилась, и сама стала раздевать Творимира.

Обнаженные, стояли они друг перед другом, туман нежно обволакивал их тела. Творимир вздрогнул, опустил голову, шепнул:

– Я со многими тебе изменял. Ты извини…

– Ничего. Главное – любил меня одну. А я только тебя ждала. Ты первый. А сейчас – пойдем в озеро.

Воды оказались на удивление теплыми, и почти такими же мягкими как туман.

– Здесь – глубинные источники. Целебные. – пояснила девушка. – Матушка земля заботится о нас.