Текст книги "Адмирал Эндрю Каннингхем"
Автор книги: Дмитрий Лихарев
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 37 страниц)
В отместку за этот успех фашистская авиация устроила 4 декабря массированный налет на Бон. На портовых пирсах и причалах громоздились пирамиды ящиков со снарядами, бочки с бензином и другие грузы. Начались сильные пожары и взрывы, которые привели к ощутимым потерям боеприпасов, ценных материалов и большим человеческим жертвам.
Зимой 1942–1943 гг. на тунисских коммуникациях развернулась ожесточенная и бескомпромиссная борьба. Главный маршрут снабжения противника проходил от Сицилии в Бизерту и город Тунис. Он включал короткий переход открытым морем, протяженностью чуть более 100 миль, который итальянские конвои покрывали за 10 часов или даже меньше. Первоначально противник совершал переходы как днем, так и ночью. Однако сокрушительный удар, нанесенный соединением Хэркорта в ночь на 2 декабря, внес коррективы в действия итальянцев. С этого времени они стали отдавать предпочтение дневным переходам, несмотря на риск подвергнуться нападению с воздуха. Чтобы обезопасить жизненно важный маршрут, фашисты выставили две линии минных заграждений, одну – к западу от Бизерты, а другую – к востоку от Туниса. Обе линии протянулись от африканского берега, почти до Сицилии. По этому каналу, если его можно так назвать, между двумя минными барьерами итальянцы намеревались проводить конвои ночью, без особого риска подвергнуться нападению со стороны легких надводных кораблей англичан.
Однако Каннингхэм нашел управу и на эту хитрость противника. По его распоряжению, быстроходные минные заградители «Абдиель» и «Уэлшмэн» скрытно выставили несколько линий мин поперек «канала». Как выразился командующий, «положили на лесенке перекладинки». Минозаградительная операция увенчалась полным успехом. Первой жертвой стал большой транспорт «Анкара», специально оборудованный для перевозки танков, за которым англичане уже давно и безуспешно охотились еще в Восточном Средиземноморье. Почти одновременно за ним последовал еще один танковоз – «Менее» – вместе с которым на дно отправились 34 танка. Эта было равносильно крупной победе на суше. Особенно если учесть, что на 30 ноября 1942 года Роммель располагал в Тунисе всего 64 танками.
Итальянцы также старались не оставаться в долгу. Ранним утром 14 декабря соединение Хэркорта возвращалось в Бон со скоростью 26 узлов, после очередной ночной экспедиции в Сицилийский пролив. В этот предрассветный час итальянская подводная лодка выпустила две торпеды в крейсер «Аргонавт», попав одновременно в нос и в корму. По прибытии в гавань «Аргонавт» представлял собой странное зрелище. Нос и корма у него были начисто оторваны, а загнутые и искривленные листы обшивки бортов и палубы живописно торчали в разные стороны. Рулевые лопасти крейсера также отсутствовали, но его командир капитан 1 ранга Э.У.Лонгли-Кук привел свой корабль в порт, маневрируя одними винтами, которые сохранились в рабочем состоянии.
Несмотря на успешные действия английских надводных кораблей и подводных лодок, Каннингхэм понимал, что в Тунис еще прорывается слишком много транспортов противника. Эту проблему он обсудил с Эйзенхауэром. Последний поручил командующему американскими ВВС в Северной Африке генералу Карлу Спаатцу оказать посильную помощь английским морякам. Каннингхэм охарактеризовал Спаатца как «энергичного маленького человека, всегда готового на любой риск, и хорошего друга». Американский генерал безапелляционно заявил, что его парни в кратчайший срок решат эту проблему. Каннингхэму показалось, что Спаатц явно переоценивает способности армейской авиации обнаруживать и эффективно бомбить суда в море. Адмирал тактично намекнул, что все может оказаться не так просто, как ему кажется: для операций над морем потребуются специально подготовленные штурманы. Пилоты армейских самолетов наверняка будут испытывать затруднения с определением своего местонахождения, с распознаванием своих и чужих кораблей и т. д. Но Спаатц, неисправимый оптимист, отмел все сомнения и энергично взялся за дело.
В течение последующих 10 дней Каннингхэм внимательно следил за результатами, но с итальянским судоходством, казалось, ничего не происходило. Наконец, командующий флотом получил от Спаатца записку с просьбой о встрече. Спаатц прибыл в штаб Каннингхэма и с порога закричал: «Адмирал, я только пришел сказать, что мы ни черта не понимаем в этой работе над морем. Не могли бы вы нам помочь?» Такая простота привела Каннингхэма в полное умиление. Он направил в американские эскадрильи несколько опытных штурманов и наблюдателей из состава британской палубной авиации. Проведенный ими интенсивный инструктаж очень скоро дал отличные результаты. Впоследствии Каннингхэм с удовольствием выставил американским пилотам несколько ящиков виски, которые он обещал за уничтожение некоторых конкретно названных кораблей.
Вторая важнейшая задача флота, как уже говорилось, заключалась в снабжении наступающей армии через Бон. Алжирские дороги оказались совершенно неприспособленными для перемещения большого количества войск, техники и грузов. Пропускная способность одноколейной железной дороги, идущей вдоль побережья из Алжира в Тунис, также оставляла желать много лучшего. К тому же почти весь подвижной состав был уничтожен. Отчасти из-за этого, отчасти из-за того, что переброски грузов и солдат по морю всегда были быстрее и экономичнее, прибрежное судоходство приобрело приоритетное значение. Перевозки осуществляли малые суда и десантные плавсредства, поскольку большие войсковые транспорты не рисковали заходить восточнее города Алжира из-за противодействия немецкой и итальянской авиации.
Конвои, сопровождаемые эсминцами, выходили из Алжира в восточном направлении через каждые 14 дней вплоть до окончания тунисской кампании. Даже за 7-недельный период самых интенсивных бомбежек они перебросили в Бон 128.000 т. грузов. Особенно успешно действовали быстроходные паромы «Кущ Эмма», «Принсес Беатрис», «Ронял Алстермэн» и «Тойял Скотсмэн», до войны осуществлявшие перевозки через Ла-Манш. За один рейс 4 парома принимали на борт 3300 солдат. До середины февраля 1943 г. они перебросили в Бон 52.000 бойцов.
Тем временем в историю французского военного флота была вписана очередная трагическая страница. В ответ на высадку союзников во Французской Северной Африке 18 ноября 1942 г. немецкие войска вступили в не оккупированную часть Франции. Накануне Дарлан по настоянию союзников направил обращение к адмиралу К. де ла Борду, командовавшему французским флотом в Тулоне, с предложением увести корабли в Гибралтар. Но де ла Борд, по всей видимости, ненавидел Дарлана не меньше, чем немцев. Он прислал ответ, составленный исключительно в непечатных выражениях, суть которого сводилась к категорическому отказу передать французский флот союзникам. 27 ноября немцы заняли Тулон, и в тот же день французские моряки потопили либо взорвали свои корабли. На дно тулонской гавани отправились 1 линкор. 2 линейных корабля, 4 тяжелых и 3 легких крейсера, 24 эсминца и 16 подводных лодок – целый флот в большинстве своем отличных новеньких кораблей.
Месяц спустя не менее печальная участь постигла и созидателя французской морской мощи 20 – 30-х гг. 24 декабря 1942 г. адмирал Франсуа Дарлан погиб в результате террористического акта. Некий Боньер де ла Шапель проник в кабинет адмирала и, дождавшись его возвращения после обеда, разрядил в Дарлана свой револьвер. Французы немедленно провозгласили, что Дарлан пал жертвой тех, кто не мог простить ему, что они вновь вступили в борьбу с Германией на стороне союзников. Каннингхэм сильно сомневался в такой версии: «…Я не думаю, что в этом есть сколько-нибудь правды. Истинные виновники преступления так никогда и не были установлены. К нему многие приложили руку, и к союзникам это не имеет никакого отношения».
Эйзенхауэр и Каннингхэм присутствовали на официальных похоронах Дарлана. Надо сказать, что Каннингхэм в целом положительно относился к Дарлану и не проявлял склонности выставлять его в сугубо черных тонах, как это делала английская и американская демократическая пресса. «..Совершенно ясно, что если Дарлан принял решение перейти на сторону союзников в конце 1942 г., он сотрудничал с нами абсолютно искренне и он был единственным человеком, который смог привести на нашу сторону Северную и Западную Африку. Лично ко мне он относился очень дружелюбно, я даже отобедал с ним и с его женой в Палас Д'Эте за день до его убийства. Я часто размышлял относительно того, что он делал в Северной Африке в день нашей высадки. Конечно, это было представлено, что он навещал больного сына. Но он сидел там больше 6 недель – необычно долгое время для человека его положения. Не получил ли он намек на то, что должно произойти, и не имел ли он желания оказаться на стороне победителей»?
Несмотря на крайне огорчительный момент, связанный с утратой для союзников французского флота, Каннингхэм имел все основания встречать новый, 1943-й год, с гораздо большими надеждами и оптимизмом, чем предыдущий 1942-й. 8-я британская армия неудержимо наступала из Египта на Триполи, тесня перед собой немецкие и итальянские войска. Союзники наращивали силы для финального броска в Тунис. За тысячи километров от Африки в заснеженных волжских степях началось наступление русских армий под Сталинградом. «Впервые мы увидели, как над темным горизонтом сверкнула красная заря победы».
12 января 1943 г. президент Рузвельт, премьер-министр Черчилль и сопровождавшие их начальники штабов обеих англосаксонских держав, прибыли в Касабланку для обсуждения вопросов совместной стратегии в новом году. 15 января в Касабланку вылетел Эйзенхауэр, а два дня спустя первый морской лорд Дадли Паунд вызвал туда и Каннингхэма. За организацию и обеспечение безопасности Касабланкской конференции отвечал Джордж Паттон. Он все организовал с самым широким размахом, включая огромное количество колючей проволоки, грозных часовых и военной полиции, которая проверяла документы у всех, невзирая на лица. Каннингхэм провел две ночи на роскошной вилле генерала Паттона, который показался ему «весьма очаровательным и занимательным хозяином».
Каннингхэму довелось поприсутствовать на встрече с участием всех начальников штабов, а также принять участие в нескольких специфических «военно-морских совещаниях», которые провели Дадли Паунд и Эрнест Кинг. Последний пребывал в отличном расположении духа и всячески демонстрировал свое дружелюбие и безвредность. В один из вечеров Каннингхэм получил приглашение на званый ужин с участием самых высокопоставленных лиц. «Я сидел по левую руку от президента», – вспоминал он, – «и имел счастье внимать беседе двух великих людей. Большую часть времени мы провели в качестве слушателей».
На конференции в Касабланке был принят целый ряд важных решений, не в последнюю очередь касавшихся перемещений на ключевых командных должностях. Положение Каннингхэма осталось без изменений, хотя поднимался вопрос о желательности расширения сферы его командования и включения в него всего Восточного Средиземноморья. Адмиралу казалось ненормальным, когда два крупных военно-морских соединения, чьи операции преследуют одну и ту же цель нарушения североафриканских коммуникаций противника, подчинялись двум независимым командующим. Однако Паунд не счел возможным пойти ему навстречу в решении этого вопроса.
Большие надежды возлагались на встречу двух французских генералов Жиро и де Голля, но эти надежды оказались иллюзорными. Они не пришли ни к какому действенному соглашению. Жиро в глазах де Голля являлся реакционным генералом, одним из тех, кто несет ответственность за поражение Франции в 1940 г. В свою очередь. Жиро считал де Голля своего рода выскочкой, который несет какой-то бред о механизированной войне и исповедует опасные политические взгляды слишком левой ориентации. По мнению Каннингхэма добиваться соглашения от этой парочки было равносильно попыткам смешать воду и масло.
Самым важным итогом конференции в Касабланке стало решение начать вторжение в Сицилию сразу после разгрома итало-германских войск в Северной Африке. Черчилль и Рузвельт согласились сохранить за Эйзенхауэром пост главнокомандующего операцией «Хаски». Его заместителем по наземным операциям назначили генерала Гарольда Александера, маршала авиации Артура Теддера – по военно-воздушным силам, а Каннингхэма – по военно-морским силам. Такое решение было интригой начальника королевского генерального штаба Алана Брука. Брук, вспыльчивый ирландец, через всю войну пронес предубеждение против американцев. Его мнение об Эйзенхауэре с начала и до конца осталось одинаковым: Брук заклеймил его как ничтожного типа, начисто лишенного стратегического чутья и умения командовать. Именно он добился, чтобы все три заместителя Эйзенхауэра были англичанами, к тому же все трое оказались старше его по званию (21 января 1943 г. Каннингхэма произвели в адмиралы флота – высшее воинское звание в военно-морской иерархии Великобритании). По поводу такой странной структуры командования Брук высказался вполне откровенно: «Мы подняли Эйзенхауэра в стратосферу и высшую атмосферу верховного командования, где он сможет посвятить себя политическим и межсоюзническим проблемам, в то же время мы поместили под ним наших собственных командующих; они займутся военной ситуацией и восстановят напор и координацию, которых так не хватало в последнее время».
4 февраля штаб Каннингхэма был наэлектризован слухами, будто на следующий день в Алжир собирается прибыть сам премьер-министр. После окончания конференции в Касабланке Черчилль предпринял большой вояж по Средиземноморью. Он побывал на Кипре и в Турции, а затем – в Каире и Триполи, где провел смотр 8-й английской армии. Военное министерство в Лондоне тщетно предупреждало главу правительства, что ехать в Алжир чрезвычайно опасно, поскольку он может стать жертвой покушения. Эйзенхауэр также категорически противился его визиту, но это только укрепило решимость Черчилля настоять на своем.
Его самолет приземлился ранним утром 5 февраля. Союзное командование приняло строжайшие меры по обеспечению его безопасности. Черчилля встречали на аэродроме Мэйзон Бланш, после чего официальная процессия во главе с Эйзенхауэром отправилась обратно в Алжир прямой дорогой. Тем временем Каннингхэм с Черчиллем уселись в специальный бронированный лимузин с пуленепробиваемыми стеклами и в сопровождении двух «Виллисов» отправились в резиденцию адмирала окольными путями. «Ты не представляешь, что такое настоящая свита» – писал адмирал по поводу визита Черчилля, – «Все виды прихлебателей, детективы, прислуга, секретари. В спальне Ройера Дика разместилось целое министерство иностранных дел»!
В честь Черчилля на вилле Эйзенхауэра устроили официальный обед, на который были приглашены Жиро, де Голль и другие высокопоставленные французы. В самый разгар обеда покой официальных лиц потревожила неожиданная автоматная очередь, раздавшаяся прямо перед парадной дверью. Оказалось, что адъютант Эйзенхауэра майор Ли решил проверить оружие в одном из «виллисов» сопровождения. Он случайно задел курок и всадил очередь в стену виллы. Когда несколько дней спустя Каннингхэм поинтересовался у адъютанта, что сказал ему по этому поводу главнокомандующий, тот ответил: «Самое ужасное, адмирал, что он до сих пор пока еще не сказал мне ни слова»!
Одним словом, когда самолет Черчилля поднялся в воздух и взял курс на Гибралтар, все испытали большое облегчение.
В Тунисе все еще продолжались ожесточенные бои. 13 февраля немцы начали наступление на южном фланге союзников в ущелье Фаид. Считая, что немцы нанесут главный удар на севере, Эйзенхауэр расценил эту атаку как отвлекающий маневр и решил отправиться в свой передовой штабной пункт в Константину, откуда он мог бы следить за развитием событий на всем фронте.
Прибыв в Константину 14 февраля, он узнал, что удар через ущелье Фаид является главным. Танки Роммеля уничтожили американский танковый батальон, обошли артиллерийские батареи и окружили американские части. 15 февраля Роммель продолжил наступление, уничтожив 98 американских танков, 57 бронемашин и 29 артиллерийских орудий. Американская танковая дивизия практически перестала существовать. 16 февраля Африканский корпус продвинулся до следующей гряды гор и подошел к ущелью Кассерин, за которым лежало равнинное пространство с основной базой снабжения союзников Ле Кеф. Положение становилось нетерпимым.
Однако, несмотря на чувствительные потери, Эйзенхауэр не впал в уныние. Он понял, что все его увещевания о необходимости избавиться от самоуверенности и укрепить боевую дисциплину в американских частях пошли прахом. Но он также понимал, что столкновение с атакующими частями вермахта выполнит за него эту работу. Самой лучшей новостью явилось то, что американские солдаты, прежде не склонные атаковать под огнем противника, быстро приходили в себя после первоначального шока. Им перестало нравиться, что их гоняют с места на место, и они начали вгрызаться в землю и сражаться.
Тем не менее, 21 февраля Роммель прорвался сквозь ущелье Кассерин. Эйзенхауэр, как опытный штабист, сразу увидел слабые места в позиции противника. К тому времени он уже добился подавляющего перевеса над немцами в артиллерии. Роммель имел единственную, очень протяженную линию снабжения, проходившую сквозь узкую горловину ущелья, что делало ее очень уязвимой. Он потребовал от Фридендалла немедленной контратаки во фланг Роммеля, захвата ущелья, окружения и уничтожения Африканского корпуса. Но Фридендалл побоялся начать контратаку и продолжал настаивать на обороне. Роммель быстро понял. в какую ловушку он попал и ночью отвел свои войска Его отступление прошло без потерь, и американцы потеряли возможность контратаки.
Тактически Роммель одержал победу. Малой кровью он сумел вывести из строя 5000 американских солдат, уничтожить сотни танков и другого вооружения. Более всего в американских неудачах виноват был сам Эйзенхауэр. Он не отстранил Фридендалла от командования, несмотря на самые серьезные и обоснованные сомнения в нем, В критический момент, когда Роммель оказался в уязвимом положении, он не сумел вдохновить своих командиров на контратаку, что позволило немцам вовремя и без помех отступить. Кассерин стал, по существу, первой битвой Эйзенхауэра. Оценивая ее в целом, приходится признать, что провел он ее отвратительно. Только американская огневая мощь и недостаток ресурсов у немцев спасли его от еще более унизительного поражения.
Бои на южном фланге Тунисского фронта породили проблемы во взаимоотношениях между союзниками. Каннингхэму это очень не нравилось: «Американские офицеры были здорово обескуражены этим поражением, а они, несомненно, потерпели поражение. Некоторые из них до того говорили очень много, а потом стали очень скромными. С обеих сторон заработали длинные языки, и нехорошие чувства поставили под угрозу отношения между солдатами. По поводу боевых качеств американских войск разгорелись глупые и злонамеренные споры. Были поставлены под сомнение отвага американцев, боевое мастерство и желание сражаться, что являлось явной несправедливостью. Их солдат называли „зелеными“, что возможно, и было правдой, но храбрости им было не занимать. Они находились на том же уровне, на каком были англичане через год после начала войны, молодые и неопытные, но им сразу захотелось переломить ход войны, едва они вступили в бой. Их быстро научили, что по чем».
Прорыв Роммзля через Фаид и Кассерин стал, по сути дела последней крупной наступательной операцией Африканского корпуса. Кольцо морской блокады сжималось вокруг Туниса все теснее. С марта по май 1943 года союзники потопили 108 итальянских транспортов, суммарным тоннажем 340 тыс. тонн. Из них 63 судна уничтожила авиация. Львиная доля – 56 кораблей (168 тыс. тонн) – приходилась на американскую армейскую авиацию Карла Спаатца. К началу мая итало-германские части в Тунисе нуждались уже практически во всем. Если зимой 1942–1943 гг. итальянскому флоту удавалось доставлять в Тунис в среднем 64 тыс. тонн грузов в месяц, то в марте этот показатель снизился до 43 тыс. тонн, а в апреле до 29 тыс. тонн. По сравнению с тем количеством боеприпасов, продовольствия и техники, которые получали англо-американские войска, это была капля в море. В порту Алжира ежедневно находились не менее 80 транспортов, как груженых, так и порожних. Объем грузов, доставленных в зону операции «Торч» с момента первого десанта до 12 марта 1943 года, составил колоссальную цифру в 8.029.929 т. При таком громадном неравенстве сил развязки в Северной Африке оставалось ждать недолго.
К концу февраля британское Адмиралтейство все же решило ликвидировать ненормальное положение вещей, когда эскадры в Боне и на Мальте, выполнявшие одну и ту же задачу по нарушению тунисских коммуникаций противника, подчинялись разным командующим. Точно также как 8-я английская армия, вступив в Тунис, перешла в подчинение Эйзенхауэру, зона ответственности Каннингхэма также расширилась. Его вновь назначили командующим военно-морскими силами на Средиземном море. С той лишь разницей, что теперь Каннингхэм отвечал за все проблемы, касавшиеся Средиземного моря в целом. Даже распределение сил между Западным Средиземноморьем и Левантом Адмиралтейство оставило на его усмотрение. Соответственно, командующий Средиземноморским флотом, базировавшимся в Александрии, адмирал Генри Харвуд сменил статус на командующего военно-морскими силами в Леванте.
«Признаюсь», – писал Каннингхэм, – «я испытал чувство большой личной благодарности за то, что меня вновь назначили командующим Средиземноморским флотом, и Мальта, за которую мы так отчаянно боролись в первые годы войны, опять перешла в зону моего командования! Если память мне не изменяет, только одному военному моряку в истории довелось дважды послужить на посту командующего Средиземноморским флотом, и то не во время войны. Это был вице-адмирал сэр Палтни Малькольм, который занимал эту должность в 1828–1930 гг. и в 1933 г.».
В апреле Каннингхэм принимал у себя в резиденции дорогого гостя в лице адмирала Уолтера Кауана. под началом которого служил в бытность свою капитаном 1 ранга на Балтике и в Вест-Индии. Хотя старику уже исполнился 71 год, он не усидел дома и в чине капитана III ранга отправился на войну. Кауан сражался в составе индийской механизированной бригады. Однажды ранним утром на них напали врасплох итальянские бронетранспортеры. Кауан, расстреляв все патроны, попал в плен. Подивившись солидному возрасту комбата, итальянцы просто отпустили его домой.
«Если бы у меня нашелся хороший напарник и побольше патронов, я бы захватил итальянский бронетранспортер»! – горячился старик. У Каннингхэма Кауан провел 6 дней. Большую часть времени он гулял по саду и собирал цветы. Возможность отправиться домой на крейсере привела старого адмирала в полный восторг. Несколько месяцев спустя до Каннингхэма дошли слухи, что Кауан опять где-то воюет, на сей раз в составе отряда командос.
С конца апреля начался окончательный этап разгрома армии держав Оси в Тунисе. Гитлер, предвидевший неизбежное, приказал Роммелю возвратиться в Германию. Командование перешло к генералу фон Арниму. После ожесточенных боев, к первой неделе мая плацдарм Арнима сузился до районов, непосредственно примыкавших к городам Бизерта и Тунис. Бросалось в глаза отсутствие в небе самолетов Люфтваффе. Они предоставили Африканский корпус своей судьбе. ВВС США и Великобритании делали в небе что хотели. 7 мая британские войска вошли в город Тунис. Три дня спустя толпы итальянских и немецких солдат, оборванных и деморализованных, были загнаны на полуостров Бон. Британская бронетехника полностью отрезала им путь на юг.
Каннингхэм не исключал возможности попыток эвакуации войск противника с полуострова Бон морем. Действительно, вскоре поступили сообщения, что там сооружаются пирсы и причалы. Каннингхэм немедленно собрал все боеспособные эсминцы и легкие крейсеры и снарядил их на круглосуточное патрулирование в Сицилийском проливе и вблизи побережья, занятого противником. В условиях, когда на суше шли крупномасштабные бои, Каннингхэм даже не требовал авиационного прикрытия для надводных кораблей в дневное время. Впрочем, им вполне удавалось обходиться своей зенитной артиллерией. Действия германской авиации над морем теперь были лишь жалким подобием того, с чем англичане столкнулись во время эвакуации Греции и Крита.
Командование ВВС США пыталось возражать против присутствия английских надводных кораблей в. Сицилийском проливе в дневное время. Им хотелось бомбить все плавающие объекты, какие попадут в поле зрения. После длительных препирательств Каннингхэму удалось достичь компромисса с американскими летчиками. Самолеты могли атаковать все, что им встретится в пределах 5-мильной прибрежной зоны противника, т. е. в пределах досягаемости береговых батарей. Об остальном должен был позаботиться флот.
8 мая, когда морское командование двинуло все имевшиеся в его распоряжении эсминцы в дневное и ночное патрулирование близ полуострова Бон, Каннингхэм направил им радиограмму: «Топите, жгите, уничтожайте. Не дайте ускользнуть никому». «Большинство командиров эсминцев я знал лично. Многим из них и в еще большей степени командам их кораблей пришлось пережить эвакуацию из Греции и Крита два года тому назад. Мы назвали эту операцию „Воздаяние“ не потому, что в отместку собирались расстреливать беззащитных людей, барахтавшихся в воде, как это делали Люфтваффе в 1941 году, а потому что мы надеялись, и с полным на то основанием, что если противник попытается предпринять рискованное путешествие морем на родину, он получит урок, который никогда не забудет».
Действия эсминцев у тунисского берега были не лишены опасности и нервотрепки. Патрулировать приходилось в водах, густо уставленных минами, как вражескими, так и своими. К тому же имелся риск попасть под бомбы своих же самолетов, поскольку пилотов армейской авиации не учили распознаванию кораблей в море, а 5-мильная зона для их быстроходных машин была пустяковым расстоянием.
Чтобы облегчить пилотам распознавание своих эсминцев, их носовые надстройки выкрасили в красный цвет, но эта мера предосторожности не всегда срабатывала. Эсминцы «Байчестер» и «Зетланд» с отличными экипажами и опытными командирами подверглись атаке американских самолетов. «Байчестер» получил попадание бомбой, которая, по счастью, застряла в емкости с мазутом и не взорвалась. Командир эсминца капитан-лейтенант С.У.Беннетс, бывший офицер-подводник, прозванный сослуживцами «Барон Байчестер», слыл глубоким знатоком ненормативной лексики английского языка. Настроившись на волну радиопереговоров американских пилотов, он принялся честить их на все корки. Словарный запас «Барона Байчестера» шокировал даже американцев. Вскоре он услышал в наушниках исполненный восхищения голос ведущего: «Послушай-ка, это же свой парень»!
Отдельные группы немецких и итальянских солдат пытались уйти морем на моторных, парусных или гребных лодках и даже на резиновых плотиках. В общей сложности англичане взяли в плен на воде около 4000 человек. Фактически, морем не смог ускользнуть никто. Один только вид небольших серых кораблей, крейсировавших вдоль берега, заставил отказаться от таких попыток и предотвратил любую организованную эвакуацию.
12 мая в 7.52 – официально установленное время – всякое организованное сопротивление на полуострове Бон прекратилось. Союзники захватили 275.000 пленных, половину из которых составляли немцы, и огромное количество материальных ценностей. Англичане и американцы безраздельно овладели Африкой. Весь берег Магриба с запада на восток был свободен. Теперь господство на море открывало союзникам возможность атаковать итальянцев на их собственной земле.
Первый транссредиземноморский конвой вышел из Гибралтара 17 мая, обогнул мыс Бон и 26 мая прибыл в Александрию. Первый конвой с 1940 г. беспрепятственно добрался из Гибралтара до Мальты 24 мая.
После разгрома итало-германских войск в Тунисе все помыслы союзного командования были заняты подготовкой к операции «Хакси» по вторжению и захвату Сицилии. Флоту под командованием Каннингхэма предстояло осуществить самую крупную десантную операцию из всех, какие когда-либо предпринимались до этого. Для захвата Сицилии Эйзенхауэр планировал задействовать 160.000 солдат, 14.000 единиц автотехники, 600 танков и 1800 орудий. Все это нужно было десантировать на территорию противника в условиях ожесточенного сопротивления. После этого флоту надлежало обеспечить регулярный подвоз по морю подкреплений, продовольствия и боеприпасов для высадившихся войск. В первом броске Каннингхэм планировал задействовать около 200 кораблей всех типов, как транспортных, так и боевых. Всего в операции предстояло задействовать не менее 3200 судов.
При предварительной подготовке операции военно-морскому командованию пришлось решать массу проблем. Прежде всего требовалось собрать огромное количество подходящих грузовых судов. Этим вопросом занимались министерства морского транспорта США и Великобритании. Выделение необходимого количества транспортов неизбежно вело к значительному сокращению грузового тоннажа союзников в наиболее критический период Битвы за Атлантику. Потери от действий германских подводных лодок в феврале 1943 г. составили 63 судна, общим тоннажем 360.000 т. На март пришелся пик активности германского подводного флота. В Северной Атлантике одновременно находились 112 немецких подводных лодок, уничтоживших в общей сложности 180 судов, суммарным тоннажем 627.000 т. После этого интенсивность действий подводных лодок противника пошла на спад. Апрель и май 1943 г. стали переломным периодом в Битве за Атлантику. С этого времени потери торгового тоннажа союзников начали неуклонно снижаться, а потери германских подводных сил – возрастать.
Транспорты, предназначенные для вторжения в Сицилию, с солдатами, техникой, боеприпасами и продовольствием на борту следовало организовать в конвои, выделить для них эскорт и проложить маршруты. Конвои должны двигаться со строго предписанной скоростью, с тем, чтобы прибыть к месту назначения в установленное время и в установленной очередности. Впереди транспортов с десантом должны двигаться минные тральщики. На крейсеры и эсминцы возлагалась задача обеспечения огневой поддержки во время высадки десанта и в дальнейшем. Также надлежало предпринять меры противолодочной и противовоздушной обороны, обеспечить необходимое авиационное прикрытие и наладить тесное взаимодействие с ВВС. В операции также предусматривалось участие мощного соединения линейных кораблей, чтобы дать бой итальянскому флоту, если он вздумает воспрепятствовать десантной операции.