Текст книги "Адмирал Эндрю Каннингхем"

Автор книги: Дмитрий Лихарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 37 страниц)

Все попытки адмирала Уилсона насаждать на эскадре спартанский образ жизни и условия службы, максимально приближенные к боевым, Каннингхэма нисколько не тяготили и он относился к ним с юмором. «Несколько дней спустя после того как он (Уилсон. – Д.Л.) приступил к своим обязанностям, в самый разгар обеда он приказал просигналить: „Поднять носовые якоря!“ А однажды, когда мы проходили через Гибралтарский пролив, он поднял всю эскадру по боевой тревоге в 4.15 утра. Мы считали это в высшей степени несправедливым. Боевые тревоги – это дело, которое требует нескольких дней обдумывания и подготовки. проводить их лучше до 10 вечера, а потом подавать плотный ужин с пивом, сардинами и свежим луком».

На «Ганнибале» Каннингхэм прослужил около 7 месяцев и ему там нравилось. На броненосце были относительно просторные помещения и веселая компания младших офицеров – не сравнить с мрачным перенаселенным закутком на «Дорисе». Один из люков их кают-компании выходил прямо на платформу стационарного трапа левого борта и активно использовался молодыми людьми во время стоянок в портах, когда им не хотелось чтобы вахтенный офицер видел, как они уходят или возвращаются с берега.

В июле 1901 г. Каннингхэма перевели на парусный бриг «Мартин», состоявший при стационарном учебном корабле «Сент-Винсенти», на котором размещалась школа юнг в Портсмуте. К тому времени на действующем военном флоте парус уже окончательно и бесповоротно уступил место паровой машине и курсантов учили хождению под парусами только во время специальной шестинедельной практики на парусном бриге или шлюпе. Каннингхэм до конца своих дней остался убежденным сторонником такой системы подготовки. Он считал, что плавание под парусами давало непревзойденные возможности развить в париях такие качества, как точность, аккуратность и физическую силу. Действительно, чудеса проворства и ловкости, демонстрируемые теми 15 -16-летними мальчишками на парусных бригах, в наши дни могли бы привести в изумление кого угодно.

Командовал «Мартином» капитан-лейтенант Сэмюэль Агню, моряк от бога, буквально помешанный на хождении под парусами. Он управлял своим бригом с такой виртуозностью, как если бы это был не парусник, а мощный двухвинтовый пароход. Агню имел вспыльчивый характер и был горазд на саркастические замечания и злые подначки. Эти качества его натуры и. особенно, привычка говорить гадости вышестоящим офицерам сильно подпортила его карьеру. В ответ на сигнальный запрос, почему на его корабле постиранная одежда развешена для сушки в неположенное время, он мог просигналить: «Потому что она мокрая».

Служба на «Мартине» пришлась Каннингхэму по душе и он сожалел только о том, что она слишком быстро закончилась. На бриге из офицеров помимо командира были всего два мичмана, и каждый из них имел отдельную каюту Если на «Ганнибале» Каннингхэм был всего лишь одним из многих в многочисленной компании младших офицеров, то на «Мартине» мичман представлял собой значительную фигуру с обширным кругом обязанностей. Агню часто давал им возможность попрактиковаться в управлении кораблем. Редко какой маневр не заканчивался тем, чтобы обоим мичманам обещали не давать увольнительную на берег до самого окончания службы на «Мартине». Тем не менее, если на следующий день вежливо попроситься на берег, в просьбе никогда не отказывали. Все прощалось и забывалось.

Летнюю практику парусные учебные корабли проводили в Портленде. К концу октября, когда парусная навигация заканчивалась, все бриги и шлюпы отправлялись оттуда в Портсмут на зимовку. По традиции, во время этого перехода между ними устраивалась гонка, старт которой давался в полночь. В тот момент стоял почти полный штиль, но Агню все-таки исхитрился вывести «Мартин» из гавани Портленда. Весь день и всю ночь парусник кое-как тащился под легким восточным бризом, а утром следующего дня был вынужден вообще стать на якорь по причине густого тумана.

Только к полудню туман рассеялся и задул свежий юго-западный ветер. Команда немедленно поставила все паруса и бриг резво помчался к цели. «Мартин» на полном ходу буквально ворвался на рейд Спитхэда, но там, к величайшему разочарованию Каннингхэма и всех его сослуживцев, уже стоял систершип «Мартина» «Сифлаер», который успел бросить якорь и готовил такелаж к зимовке. Причина победы соперника вскоре выяснилась. По дороге к Портсмуту «Сифлаеру» повстречался военный буксир, двигавшийся в том же направлении. Он-то и протащил за собой бриг большую часть пути. Непобежденный Агню сигналом запросил разрешения подойти к месту стоянки под парусом. Получив таковое, часом позже «Мартин» лихо подошел к своему бую, продемонстрировав высший класс хождения под парусами.

Покинув «Мартин» в конце октября 1901 г., Каннингхэм начал готовиться к экзамену на представление к очередному званию, который должен был состояться 7 января 1902 г., как раз в день его 19-летия. Согласно существовавшим в то время на английском флоте правилам, мичману надлежало прослужить не менее трех с половиной лет, прежде чем он получал право сдать экзамен на чин младшего лейтенанта. При этом претендент обязательно должен был достичь возраста 19 лет. Многие однокурсники Каннингхэма, уже прослужившие в плавсоставе по три с половиной года до исполнения им 19 лет, ждали этой даты, причем некоторые по пол года и более. Каннингхэму пришлось ждать только 3 недели, но и из-за этого он пропустил солидное число мест в списке по выслуге лет.

Экзамен, проходивший на борту старого эскадренного броненосца «Рипалс», Каннингхэм сдал с легкостью, получив сертификат 1 класса. В январе 1902 г. он распрощался с мичманскими знаками различия и получил одну лычку младшего лейтенанта.

После 12-дневного отпуска Каннингхэму, как и всем остальным новоиспеченным младшим лейтенантам, предстояла довольно длительная учеба: вначале обучение навигации и судовождению в Королевском военно-морском колледже в Гринвиче, а затем курсы по артиллерийскому и торпедному делу в Портсмуте. Выпускные экзамены в Гринвиче и Портсмуте были очень важны. От их результатов зависело, какую строчку выпускник курсов займет по старшинству в списке младших лейтенантов военно-морского флота. Это, в свою очередь, очень сильно влияло на всю дальнейшую карьеру.

Каннингхэм очень скоро осознал, что ему крайне недостает знаний, которые давались только длительной практикой в море под руководством хорошего инструктора. Служба на берегу в Южной Африке сказалась негативным образом. Каннингхэм безнадежно отстал от своих сокурсников по «Британии», которые прослужили по три с половиной года на кораблях и имели возможность хорошо попрактиковаться. Следует также признать, что наш младший лейтенант, попав в Гринвич, отнюдь не трудился не покладая рук с целью наверстать упущенное. Уж очень близко это место находилось от Лондона с его многочисленными соблазнами. В результате, по окончании курсов по математике, гидростатике, физике, магнетизму и электричеству, морскому ориентированию, паровым механизмам и французскому языку Каннингхэм получил только сертификат II класса.

После летнего отпуска последовал курс судовождения, итоговый экзамен по которому состоялся 15 октября в Лондоне, в гидрографическом отделе Адмиралтейства. И здесь экзаменаторы присудили Каннингхэму II класс. Он сильно расстроился, поскольку судовождение ему очень нравилось, и к тому же он получил неплохую практику у лейтенанта Дикса во время службы на «Фоксе».

Одновременно Каннингхэма постигло еще одно обидное разочарование. Всех оставшихся в живых мичманов с «Дориса» представили к досрочному производству в следующее звание. Фамилия Каннингхэма в этом списке отсутствовала, хотя он провел на берегу времени больше, чем любой из его сослуживцев по «Дорису». Полагая, что произошло какое-то недоразумение, профессор Каннингхэм написал письмо в Адмиралтейство, но получил холодный ответ, что капитан I ранга Бйаркрофт не рекомендовал мичмана к досрочному производству. Выяснить что-либо по поводу причин отрицательной характеристики Биаркрофта оказалось делом безнадежным. Видимо сыграл свою роль личный интерес лорда Робертса к персоне юного мичмана. В конечном итоге Каннингхэму пришлось довольствоваться боевыми наградами: «Южно-Африканской медалью королевы Виктории» и четырьмя наградными нашивками – «Белфаст», «Дайомонд-хилл», «Свободное Оранжевое государство» и «Капская колония».

В октябре 1902 г. слушатели курсов перебрались из Гринвича в Королевский военно-морской колледж, располагавшийся сразу за воротами портсмутских доков, для изучения артиллерийского и торпедного дела. Это было старинное здание, некогда являвшееся частью Королевской Военно-Морской Академии, учрежденной специальным приказом от 1729 г. «для наилучшего обучения и подготовки 40 молодых джентльменов (ежегодно. – Д.Л.) для морской службы Его Величества».

Курсанты жили в этом здании и каждое утро переправлялись через бухту на Китовый остров, где стоял стационарный корабль «Экселлент» – «альма матер» морской артиллерии британского флота, на котором они проводили целый день. Об этих курсах у Каннингхэма остались самые неприятные воспоминания. Много лет спустя он писал: «Там было сделано все возможное, чтобы испортить жизнь младшим лейтенантам. Нас травили и всячески запугивали, но не думаю, что это было так уж необходимо или принесло нам какую-то пользу. Когда на нас орали во время построения или распекали за малейший проступок, у меня это вызывало желание просто взбунтоваться. Я был очень рад, когда, наконец, покинул это неприятное место 13 марта 1903 г. с сертификатом II класса по артиллерии и еще одним сертификатом, свидетельствовавшим об окончании всех курсов и гласившим, что я вел в целом трезвый образ жизни, но в принципе мое поведение не было удовлетворительным. Эта черта моего характера была подчеркнута совершенно несправедливо…».

С тех пор Каннингхэм на всю жизнь сохранил неприязненное и подозрительное отношение к морским артиллеристам. Сам он утратил всякое желание специализироваться в какой-либо области и так никогда и не стал узко профессиональным экспертом. Хотя в «эру Фишера» специализации всячески приветствовались и специалисты-«оружейники» имели хорошие шансы сделать на флоте успешную карьеру.

С другой стороны, жалобы Каннингхэма на несправедливое к нему отношение следует принимать с определенными оговорками. Справедливости ради заметим, что у «отцов-командиров» с «Экселлента» все же имелись некоторые основания для претензий к поведению младшего лейтенанта. По окончании экзаменов на Китовом острове курсантам надлежало сдать парадную форму и перчатки, в которых их выпускали на парадном плацу. Младший лейтенант Каннингхэм и пятеро его товарищей плотно пообедали и на радостях от окончания артиллерийской эпопеи хорошо выпили. После этого они отправились сдавать свою форму. Склад оказался закрытым и внутри никого не было. Не желая пропустить шлюпку, уходившую на «большую землю», веселая компания решила забросить свои пожитки в склад через открытое окно. При этом они их не просто забросили, а зашвырнули так, что разбили окно и опрокинули большую бутыль с чернилами. Возвратившийся каптерщик застал в своем хозяйстве весьма живописный беспорядок.

«Вычислить» дебоширов не составило большого труда. Результатом их демарша стали неудовлетворительные сертификаты. Причем Каннингхэм и здесь умудрился остаться крайним. Позднее он узнал, что все соучастники, кроме него, написали жалобы по инстанции и добились замены своих сертификатов. Каннингхэма известили об этом слишком поздно и его сертификат так и остался в первоначальной редакции.

Завершающим этапом обучения стали 6-недельные курсы по торпедному делу на учебном корабле «Верной». Инструктаж там давали отличный, курсанты учились с большим интересом и действительно много узнали. Там Каннингхэму наконец-то удалось получить сертификат 1 класса. 14 марта 1903 г. он стал «полноценным» младшим лейтенантом. Однако с двумя сертификатами 1 класса и тремя П класса, полученными по окончании выпускных экзаменов, он уже не мог рассчитывать на скорое продвижение по службе. Они надолго закрепили его фамилию в списке младших лейтенантов. Наверное, не будет ошибкой предположить, что именно в ходе этих курсов у Каннингхэма закрепилось недоверчивое и даже неприязненное отношение к «всезнайкам» и «отличникам», ко всему показному, к тем, кто делал карьеру не в плавсоставе, а на кабинетных паркетах. Такая жизненная установка в полной мере проявилась при первом назначении, которое Каннингхэм получил уже в качестве штатного кадрового офицера.

После месячного отпуска Каннингхэму пришло предписание прибыть для прохождения службы на броненосец «Имплекейбл» в составе Средиземноморского флота. В те времена в британском Адмиралтействе по традиции рассматривали Средиземное море как главный потенциальный театр военных действий. Только с приходом Дж. А.Фишера на пост первого морского лорда в 1904 г. пришло и осознание того, что главным потенциальным противником в борьбе за господство на морях в обозримом будущем станет Германия, а не Франция и Россия. Лишь тогда началась передислокация главных сил флота и сосредоточение их в водах метрополии.

Пока же лучшие корабли и лучшие командиры направлялись на Средиземное море. Ядро Средиземноморского флота составляли 12 новейших эскадренных броненосцев, к числу которых принадлежал и «Имплекейбл», вступивший в строй всего 2 года тому назад. При водоизмещении в 15.000 т., он мог развивать скорость до 18 узлов и нес стандартное по тем временам артиллерийское вооружение: четыре 305 мм орудия в двух башнях, 12 пушек калибром 152 мм и еще 22 ствола малокалиберной артиллерии.

«Имплекейбл» по праву считался образцовым кораблем. До прибытия Каннингхэма им командовал капитан 1 ранга принц Луи Баттенберг – немецкий аристократ на английской службе. Человек огромного честолюбия, желавший непременно во всем быть впереди, он с чисто немецкой педантичностью добился от своих подчиненных самого высокого уровня боевой подготовки. Все офицеры и матросы корабля были отлично натренированы и преисполнены гордости за свою образцовость. Царившая на «Имплекейбле» атмосфера Каннингхэму с самого начала, пришлась сильно не по душе. Много лет спустя он писал в своих мемуарах: «Я не вижу ничего хорошего в том, чтобы попасть на корабль такого рода. Там каждый был таким докой в своем деле, что человеку со средней подготовкой или ниже средней даже не позволяли ни к чему притронуться… В составе команды я оказался в таком положении, когда у меня не было практически никакой ответственности и практически нечего было делать. Мне ни разу не доверили вахту в море, и не часто доверяли во время стоянки…. Кают-компания жила по завышенным стандартам и я находил, что мне трудно им соответствовать. Каждый день мы должны были переодеваться к обеду, – в те времена дело неслыханное, – и несвежие воротнички и белые рубашки мичманов могли доставить им много неприятностей».

Ситуация усугублялась тем, что незадолго до прибытия Каннингхэма Луи Баттенберг сдал командование Реджинальду Протеро. Старый знакомый Каннингхэма по «Дорису» к тому времени сбрил свою знаменитую бороду, но тяжелая челюсть, отливавшая синевой, делала его внешность еще более устрашающей. Протеро начал руководить с присущим ему самодурством. Баттенберг в своей требовательности никогда не переходил пределов разумного. Он, например, позволил каждому мичману иметь помимо обычного матросского сундучка еще и сундучок для одежды. «В первый же воскресный обход», – вспоминал Каннингхэм, я заметил, как злобный взгляд Протеро вперился в сундучок для одежды, стоявший на палубе в мичманской каюте. Он буквально взорвался от злости. «Когда я был мичманом, я обходился одним сундучком, и иногда принимал в нем ванну»! – заорал он, – «Старший офицер, выбросить все это барахло за борт»!

Не удивительно, что младший лейтенант Каннингхэм тяготился такой службой. По истечении примерно полугода пребывания на «Имплекейбле» он прослышал, что на миноносце «Локуст» открылась вакансия младшего лейтенанта. Правда, командир «Локуста» лейтенант Э.Б. Даттон пользовался дурной славой среди младших лейтенантов, поскольку спровадил одного или двух со скандалом со своего корабля. Тем не менее, это не остановило Каннингхэма и он немедленно обратился к старшему офицеру «Имплекейбла», чтобы тот испросил разрешения у Протеро о переводе на миноносец. Разрешение дали с легкостью. «У меня сложилось впечатление», – вспоминал Каннингхэм, – «что они оба были рады от меня избавиться».

С «Локуста» начались долгие годы службы Каннингхэма на миноносцах. «Локуст» построили на верфях Лайярда в 1896 г. Он имел водоизмещение 300 т., скорость хода – 30 узлов, был вооружен двумя однотрубными торпедными аппаратами для 18-дюймовых торпед, одной пушкой калибром 76 мм и пятью 47 мм пушками. Команда миноносца состояла из 58 человек.

Жизнь на этом корабле оказалась совсем не легкой. Условия обитания были чрезвычайно стесненными. Отдельная каюта, напоминавшая тесную конуру, полагалась только командиру корабля. Во время шторма «Локуст» подвергался потрясающей болтанке. О том, чтобы приготовить в это время для команды горячую пищу, нечего было и думать. Когда миноносец развивал ход до полного, из его четырех труб вырывались не только клубы дыма, но и языки пламени, что демаскировало корабль ночью. Котлы «Локуста» работали на угле, и во время похода команда машинного отделения была чумазой как ведьмы из «Макбета». Здесь нелишним будет напомнить, что миноносец, согласно канонам того времени, был выкрашен в белый цвет. Поддержание чистоты на этом маленьком, постоянно осыпаемом угольной пылью и сажей, кораблике требовало громадных усилий. Командир же настаивал, чтобы палуба была всегда «белой, как зубы гончей», а металлические и медные части ярко сверкали на средиземноморском солнце. Он вообще был весьма требовательным, этот лейтенант Даттон, получивший командную должность в очень молодом возрасте, благодаря своим способностям и энергии. Младший лейтенант Каннингхэм, если можно так выразиться, оказался на миноносце в роли старшего офицера и потому отвечал за дисциплину, боеготовность и порядок. Другими словами, он получил то. к чему стремился – широкий крут полномочий и большое поле деятельности. Даттон, действительно, многое доверял своему младшему лейтенанту, а тому, в свою очередь, удалось соответствовать высоким требованиям молодого командира. Впоследствии он очень гордился своей службой на «Локусте» и благославлял случай, предоставивший ему возможность попасть на миноносец.

Британский Средиземноморский флот часто совершал походы, как правило, к островам у побережья Греции в Эгейском море, которые Каннингхэм неплохо изучил. Однажды командование флота затеяло учения, максимально приближенные к боевым. Впоследствии они считались образцовыми и были подробно описаны в «Военно-морском ежегоднике» Брассея.

Суть операции состояла в ночной атаке линейного флота миноносцами в бухте порта Итея, в заливе Патрас. Задачу миноносцам чрезвычайно усложнили, поскольку броненосцы стояли в бухте в состоянии боеготовности, поменяли все разметки фарватера и установили несколько включенных прожекторов на буях близко от берега, чтобы создать у нападающих впечатление, будто он находится гораздо дальше, чем на самом деле. Поначалу они так и подумали. Эксперимент вообще получился зубодробительным, по все же миноносцам удалось избежать всех опасностей, проникнуть в бухту и выпустить учебные торпеды. Правда, большинство из них поймались в противоторпедные сети броненосцев. Каннингхэм проявил себя во время этих учений наилучшим образом. Когда три месяца спустя Даттона перевели служить на эскадренный броненосец «Британия», он дал своему младшему лейтенанту великолепную характеристику.

Вскоре после этого «Покует» списали в резерв, а его командой укомплектовали однотипный миноносец «Оруэлл», которым командовал лейтенант Ф.Р. Роттесли. «Оруэлл» в течение 18 месяцев проходил капитальный ремонт после столкновения с крейсером «Пайонир» в результате которого ему отрезало носовую часть. Служба на «Оруэлле» носила вполне рутинный характер, а его командир представлял собой самую заурядную личность, так что об этом отрезке биографии Каннингхэма можно было бы вообще не упоминать, если бы не один примечательный эпизод.

Современники знаменитого флотоводца отмечали, что одной из сущностных черт его характера было полное отсутствие пиетета перед начальством, а также самостоятельность в суждениях и действиях. Если он считал выбранное решение правильным, то выполнял его даже в том случае, если оно шло вразрез с распоряжениями высших инстанций. Эта сторона натуры Каннингхэма стала проявляться уже в самом начале его карьеры. На «Докуете» имелся отличный парусный вельбот, который часто брал призы в парусных регатах. Команда просила разрешения взять его с собой на «Оруэлл», но адмирал-комендант военных доков ответил отказом. Однако Каннингхэма это не остановило. Пока миноносцы стояли борт о борт, он с помощью нескольких матросов поменял шлюпки. На следующий день пришло официальное письмо, вопрошавшее, откуда на шлюпбалках «Оруэлла» новый вельбот. Роттесли сильно распереживался, но Каннингхэм успокоил его, вызвавшись лично ответить на запрос, поскольку уж он несет полную ответственность за это нарушение. На самом деле он попросту бросил письмо в топку и, что удивительно, больше с этой проблемой команду миноносца никто не тревожил!

После относительно недолгой службы на средиземноморских миноносцах Каннигхэму пришлось почти два года пробовать свои силы, если можно это так назвать, на педагогическом поприще в качестве инструктора юнг и матросов-новобранцев. В конце июля 1904 г. он получил назначение на «Нортгемптон». Это двухтрубное плавсредство, несущее также и парусную оснастку, и именуемое крейсером, имело водоизмещение 8.000 т. и вступило в состав флота в 1878 г. Проектная скорость «Нортгемптона» составляла 14 узлов, но к 1904 г. из его паровых машин едва ли удавалось выжать больше 10. Тем не менее, он продолжал исправно служить в качестве учебного судна.

В 1904 г. «Нортгемптон» в сопровождении двух тендеров «Клеопатра» и «Калеоне» переходил из одного порта Англии в другой, имея на борту мальчишек, поступивших на морскую службу. Командовал кораблем капитан I ранга А.Дж. Хорсли. Из офицеров, помимо командира, на «Нортгемптоне» было всего два лейтенанта. Основная задача экипажа заключалась в обучении около 300 мальчишек азам морской службы.

Службу на учебном корабле Каннингхэм находил очень интересной. В первый же день командиру захотелось посмотреть, как новый лейтенант может управляться с парусами. Каннингхэм, получивший в свое время отличную выручку на «Мартине», блестяще справился с задачей. «.. Я поднялся на мостик и отдал надлежащие приказы. Общими усилиями мы справились не так уж плохо, хотя это и близко нельзя было сравнить с той бешеной скоростью, с какой такая работа проделывалась на „Мартине“. Парни на „Нортгемптоне“ карабкались наверх и работали на реях как какие-то крестьяне». Один из лейтенантов должен был непосредственно заниматься обучением новобранцев, т. е. разрабатывать детальный учебный план и организовывать инструктаж. Каннигхэма очень радовало, что этот вид деятельности Хорсли поручил именно ему. Работа с молодежью его очень увлекала и доставляла ему большое удовольствие.

В ноябре 1904 г. в Адмиралтействе сочли «Нортгемптон» слишком устаревшим для учебного корабля. Всю команду перевели на более современный крейсер «Хок», вошедший в состав флота в 1892 г. Одновременно была сформирована новая учебная эскадра, которую подчинили командующему военно-морскими силами в водах Северной Америки и Вест-Индии. В ее состав вошли учебные корабли «Хок», «Сент-Джордж» и «Эдгар» с мальчишками-новобранцами на борту, а также «Айсис» и «Хайфлаер», укомплектованные кадетами военно-морских училищ. «Эдгар», «Хок» и «Сент-Джордж» были однотипными броненосными крейсерами постройки 1890–1892 гг. По тому времени они могли считаться еще вполне боеспособными кораблями. При водоизмещении в 7.350 т. они могли развивать скорость 18,5 узлов (для крейсеров такая скорость была уже явно недостаточной, почему их и перевели в учебную эскадру), и несли по два 203 мм орудия, 10 пушек калибром 152 мм и двенадцать 76 мм.

Хорсли назначили старшим офицером соединения и поручили привести эскадру в Вест-Индию, где ей надлежало присоединиться к кораблям командующего, стоявшим в заливе принца Руперта острова Доминика. Хорсли очень переживал по поводу предстоящей встречи с командующим. Желая продемонстрировать отменную выучку своих экипажей, он решил, чтобы корабли его эскадры на стоянке непременно выстроились строго в кильватер флагману. К большому неудовольствию командиров других кораблей эскадра всю дорогу отрабатывала этот маневр.

На пол пути через Атлантику штурмана эскадры скосила какая-то болезнь и обязанности по прокладке курса возложили на лейтенанта Каннингхэма. Впоследствии он не без юмора вспоминал об этом переходе: «Под моим руководством в качестве начинающего Христофора Колумба мы отыскали остров Доминика, залив принца Руперта и стоявший там на якоре флагманский корабль „Ариадне“. Там, несмотря на все наши тренировки, мы полностью опарафинились с постановкой на якорь». В целом же Каннингхэм очень ценил свою двухлетнюю службу на кораблях учебной эскадры в качестве инструктора. «Я считаю этот период своей службы одним из самых счастливых и доставивших мне большое удовлетворение. Я по-прежнему придерживаюсь мнения, что каждый молодой лейтенант должен как минимум год прослужить инструктором. Учить других – значит учиться самому».

В мае 1906 г. «Хок» списали в резерв, а лейтенант Каннингхэм вновь попал в плавсостав Средиземноморского флота. После непродолжительного пребывания во время летних больших маневров на легком крейсере «Сцилла», его переводят на крейсер «Суффолк».

В то время Средиземноморским флотом командовал адмирал лорд Чарльз Бересфорд. Наряду с Фишером и Уилсоном он был одним из самых известных военных моряков Англии начала XX века. Как личность, Бересфорд был, пожалуй, чересчур прямолинеен, импульсивен и подвержен влиянию со стороны некоторых морских офицеров из его окружения. В числе слабых сторон характера адмирала называли любовь к показному блеску, стремление быть все время в центре внимания. Несмотря на аристократическое происхождение и титул лорда, Бересфорд не очень-то обременял себя какими-то моральными заповедями, и многие его поступки не давали повода квалифицировать его как джентльмена. Тем не менее, на флоте Бересфорд пользовался известным авторитетом и популярностью. Многие матросы и офицеры, служившие под его началом, отзывались о «Чарли Би» с симпатией и уважением. Громкую славу Бересфорду сделали участие в ряде сражений и активная самореклама. Во время штурма Александрии в 1882 г. Бересфорд командовал канонерской лодкой «Кондор», проявившей себя в этом сражении наилучшим образом. Выражение «Отлично сработано, „Кондор“!» тогда обошло все газеты. Позднее им приветствовали выступления адмирала в парламенте.

Как известно, Бересфорду удавалось совмещать военную службу с активной политической деятельностью. Он неоднократно избирался депутатом парламента. Нельзя сказать, что адмиралу сопутствовал большой успех на политическом поприще. Уровень интеллекта и профессиональной подготовки этого адмирала-аристократа не мог соперничать с обаянием его личности. Его публичные выступления были эмоциональны и, на первый взгляд, Бересфорд производил впечатление опытного оратора. Однако адмирал был слабоват по части аргументирования выдвигаемых им положений. Частенько он выступал просто не по существу.

Уинстон Черчилль весьма едко высказывался по поводу парламентской карьеры адмирала. Когда Бересфорд выступал в палате общин, Черчилль, по его словам, не мог отделаться от впечатления, что адмирал, идя к трибуне, не знал, о чем будет говорить: когда стоял на трибуне, не соображал, что говорит; когда садился на место, не отдавал себе отчета о том, что сказал. Известный в то время журналист Джеймс Гарвин однажды назвал Бересфорда «самым большим из всех существующих воздушных шаров».

Как флотоводец и командир. Бересфорд имел редкий дар управлять людьми и, при необходимости, выжимал из них все что можно. Он мог неплохо осуществлять маневры большими соединениями кораблей, но как стратег котировался невысоко. Тем не менее, сторонники адмирала искренне верили, что из него получился бы лучший первый морской лорд, чем из Фишера.

Командование Средиземноморским флотом Бересфорд осуществлял в лучших традициях времен «чистки и надраивания». Один из офицеров эскадры Лайонел Даусон впоследствии вспоминал: «Никогда в своей жизни я не видел более „флагманского“ флагманского корабля… Все вертелось вокруг персоны адмирала и церемония была возведена в абсолют. Главное воспоминание, которое моя память сохранила о тех днях, это бесконечные свистки, окрики, построения и постановки на вид». Флагманский корабль Бересфорда и подчиненный ему штаб флота скорее напоминали двор феодального сеньора, окруженного верными вассалами, нежели командный состав крупного военно-морского соединения начала XX века. «Он (Бересфорд. – Д.Л.) блистал „великими манерами“! К команде корабля он обращался с такой торжественностью, как будто произносил речь в палате общин или на большом политическом митинге. Хорошо поставленным голосом он с расстановкой произносил: „Команда моего флагманского корабля… Ваш корабль, капитан Пелли…“. По мере того, как он продолжал интересно было наблюдать за восхищенными лицами матросов, которые с равным успехом воспринимали бы и лекцию о биноме Ньютона в его исполнении»!

«Суффолк» принадлежал к большой серии крейсеров типа «Каунти», построенных в 1901–1903 гг. Он имел водоизмещение 9.800 т., проектную скорость хода 22 узла, нес четырнадцать 152 мм пушек и восемь пушек калибром 76 мм. По тем временам это был отличный новый корабль с отборной опытной командой, укомплектованной в основном выходцами с западного побережья Англии. Среди матросов «Суффолка» Каннингхэм повстречал около 60 человек из числа своих прежних подопечных по «Нортгемптону» и «Хоку», причем большинство из них оказалось в его подразделении. На крейсере также служил бывший командир Каннингхэма с миноносца «Локуст» теперь уже старший лейтенант Э.Б.Даттон.