Текст книги "Пророк поневоле (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Шахтаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Я хотел рассказать ему о гонке вооружений, но и так разговор часто приходилось оживлять жестами из арсенала глухонемых.

– Потому, кочуя, и невозможно иметь такие мастерские ,– размышлял эмир.– А как же Рим, он ведь имел всё?

– Причины падения Рима не столько внешние, сколько внутренние, – сказал я.– Ожиревший народ…

– Всегда сам подставляет горло под нож, – захохотал Едигей.

– Истинно так. Но уже через пятьдесят лет из разоренной Византии на запад побегут ученые и мудрецы, мастера и художники. Они поднимут Европу на новый уровень, укрепляемую потоками золота из разграбленных ими земель в Индии и за морем.

– Ты заставляешь меня задуматься, Халег из неведомой страны. Ты не передумал пробовать кофе?

– По-турецки?

– Ты знаешь и это? Поистину знания твои напоминают неисчерпаемый источник и поэтому очень опасны. Не зря попы так охраняли тебя. Мне доносят, что их лазутчики обыскивают всех и вся, как и то, что имеют надежду, что ты уже мертв. Что за тайну они знают, что неведома и мне?

– У них осталось мое оружие и некоторые предметы, неизвестные им. Но им не по силам изготовить нечто подобное еще века.

– Ты знаешь тайну пороха?

– Знаю и даже умею его улучшать.

Надо подкинуть конфетку, а то пустит в расход от несбывшихся надежд.

После встречи с эмиром я пришел к выводу, что дела мои плохи. Уж извините, но долгая работа в ментовке весьма развивает чутье на жареное. И опасения полностью подтвердились. Вечером к нам зашел Салех. Он пристально, как будто впервые рассматривал меня.

Я пошутил:

– Уважаемый Салех, ты так рассматриваешь меня, как будто хочешь узнать о тайнах наргиле-кальяна?

Совершенно спокойно Салех констатировал:

– И об этом ты тоже знаешь. И это было последней песчинкой , переломившей хребет верблюда. Нет, я пришел, чтобы убить вас. Мой повелитель еще раз убедился, что ты лазутчик и, похоже, лазутчик из иудеев. Ты упорно подталкиваешь его к походу на юг, отвращая его взоры от Руси. В то же время ты так же упорно отказываешься изготовить ему новое оружие, рассказывая сказки о неведомой стране, хотя ты наверняка пришел из стран ,поклоняющихся самому Иблису.

– Зачем же такие долгие разговоры?Ты хочешь узнать еще что-нибудь?

– Ответь мне, только честно, как долго еще просуществует Орда и что будет с Персией?

– Пройдет совсем немного времени, сменится пять поколений и об Орде уже забудут. Персия же станет крепкой державой и через века посмеет бросить вызов самым сильным странам мира. Ты доволен?

– Да. Приятно услышать о возрожденной родине. Я принял решение. Я не могу убить тебя потому, что чувствую, что за твоей спиной встает такая мудрость веков, что не мне принимать решения, которые принимают сами боги. На убийц пророков ложаться вековые проклятия. Вы будете проданы в рабство, а я позабочусь, чтобы приказ повелителя был исполнен . Все люди, с кем ты имел дело, будут казнены. Все следы, оставленные вами, должны быть преданы забвению. Да будет так.

Он негромко хлопнул в ладоши и в юрту тут же влетели нукеры. На этот раз никто не бил нас по различным частям тела. Ноги связали под брюхами лошадей, руки спереди и небольшой отряд понесся во мглу.

Глава седьмая

С восходом солнца стало понятно, что нас везут на запад и заметают следы. Обращались с нами почти корректно . После короткого роздыха нас развязали и придали нам вид членов отряда, закрыв большую часть лица шлемами-мисюрками. С бородами пришлось расстаться. Бритье в полевых условиях – это по-моему уже вид допроса.

Вот так и не удалось посмотреть столицу Орды. Все встречи с Едигеем проходили в его стойбище, где он ,наверно, размышлял о высоком. В два дня мы прошли до Дона. Все это время я размышлял, чей приказ выполняют воины. Было понятно одно – в силу каких-то странных обстоятельств нас оставили в живых. Еще через два дня открылись берега Азовского моря. Вот здесь – то корректность в обращении с нами кончилась разом. В замусоленную шаланду или ладью нас грузили в виде двух подозрительных оборванцев. Наш конвой исчез. Будут ли его зачищать, согласно законам шпионского жанра, нам было до фонаря – мы оба уже сидели за одним веслом. Пестро одетые узкоглазые пройдохи знали свое дело. Хорошо, что кончался, по прикидкам, февраль, иначе мы просто бы околели от холода. Пузатый босс , пощупав наши мышцы и осмотрев зубы, одобрительно хмыкнул и бросил нам на плечи по вонючей дерюге. Похоже местный ОТК проставил первый сорт.

Как я теперь понимал пророков. Ты народу про Фому – они слышат про Ерему. Ты их в дверь – они в окно. Очень вредное для здоровья занятие, причем во все века. Едой для нас никто не озаботился, ночью так стучали зубами, что утром боялись не найти их во рту.

– Что брат? – сказал я Ждану,– сбылась твоя мечта. Меня продали в рабство. Правда вместе с тобой, но это так – издержки торговли. Сам знаешь усушка, опять же утруска.

Ушкуйник скалил зубы. Веселый парень, повезло мне. Где же теперь наш Артемка? Небось в монастыре псалтырь зубрит – жертва политических репрессий.

Наконец хозяева сподобились и подкинули подобие кулеша в посуде, похожей на банную шайку. Ну, понятно, все руками. Ничего, смолотили за милую душу. Это вам не кофей с эмирами дуть. Далеко слева на берегу завиднелись какие-то строения.

– Тмутаракань , – сказал Ждан.

Понятно. Скоро Керченский пролив.

– На рынок везут, – продолжал воин, – наверняка к генуэзцам.

– В Судак?

– Не знаю такого. Есть Сурож или по их Солдайя, но туда торговые суда не пускают. Так что везут в Кафу.

Значит в Феодосию. Так и оказалось. Видимо наш временный хозяин имел какие-то инструкции и мы, имеющие девяносто процентов вероятности попасть в Турцию или Египет, были проданы купцу с выраженной европейской внешностью. Я ожидал увидеть классический восточный торг с цоканьем языка, заламыванием рук и цветистыми клятвами, но нас просто и без затей передали из рук в руки транзитом. Древнего города я почти не видел, но городская стена впечатляла – метров десять в высоту. Через три дня мы сидели в вонючем трюме здоровенного нефа с такими же бедолагами. И было их под три сотни разных национальностей. Ждан пролез куда-то поближе к корме и вскоре нашел земляков-новгородцев. И это были не зачуханные землепашцы, а воины, попавшие под раздачу после разборки двух князей. Один из бойцов назвался Втораком, а второй был с неприличным, на мой взгляд, именем Говен. Чуть позже Ждан объяснил мне, что говеть – это благоговеть.

Скорешившиеся ребята признали меня как обычно за немца и я уже не трепыхался, представившись толмачом и открещиваясь от дополнительных вопросов. Ну, решил немец заработать капусты на Руси, ну, не свезло – бывает с каждым.

Вчетвером стало полегче отстаивать внутрилагерные интересы. Через день к нам примкнули еще двое – Филат и Гридя. У Филата была нехорошая рубленая рана на боку, видно взяли его с бою. Пришлось развязать немалой ширины штаны и вытащить заначенную аптечку. Не так уж она и поубавилась, только потратил мазь на христопродавца амира . Я выдавил из блистера таблетку«Бисептола» и заставил Филата ее съесть, затем обработал рану. Народ с интересом наблюдал за моими манипуляциями.

–Лечец, – прошелестело в толпе и к нашей группе стали пробираться люди.

Я растерянно повернулся к Ждану:

– Что будем делать? Я же не Иисус Христос.

Тот знаками показал соратникам ограничить доступ ко мне и крикнул:

– По одному!

Больше всего было простуженных, причем у двоих были выраженные признаки воспаления легких. Много было с «многочисленными следами легких и средних телесных повреждений», как пишется в протоколах. Были и раненые, но тяжелых не было – кто же их купит? Мужчин везли отдельно от женщин – товар могли попортить. Мне показалось, что среди пленных я самый старый, однако , учитывая местные реалии, мог вполне сойти за тридцатишестилетнего.

Я попросил принести воды из бочки и осторожно распустил в деревянной кружке несколько кристаллов обычной марганцовки. Упаковки парацетамола, аспирина ушли на раз. Несколько ушибов были замазаны «Фастум» гелем –ресурсы почти кончились. Неожиданно меня мягко потянули за руку. Молодой чернявый паренек настойчиво тянул меня к загородке. Подойдя к ней, парнишка выкрикнул имя и к загородке с той стороны подошла такая же чернявая девчонка, державшаяся за живот. Кое-как знаками мне дали понять, что у нее тяжелая форма поноса. Пришлось использовать одну из двух упаковок «Смекты» . Когда в воздухе расплылся выраженный запах ванили, народ образовал вокруг меня кольцо.

– Сейчас родится еще одна легенда, что мужик водой воскрешает человеков,– злобно подумал я. – Опять забыл спрятать буденовку.

Конечно, об антисанитарии при транспортных перевозках я подозревал, но чтобы такая.. Неделя с лишним в вони и грязи изрядно поубавила энтузиазма и ослабила людей. Куда нас привезли? В Венецию или Геную? А может в Лукку или Тревизо? Люди знали рабовладельческие рынки. Мы впятером решили держаться вместе. Когда ватага узнала от Ждана, что раньше я был капитаном, то вопрос о старшинстве был снят мгновенно. Каким – никаким боком, но военное дело мы знали. А в Европе в это время после чумы безлюдье.

Вывалившись из трюма на чистый воздух под безоблачное небо, я ахнул. Мы находились в небольшой бухте, со всех сторон выпиравшей каменными молами, обрамленной ухоженной каменной набережной без признаков снега. Город стоял на горе и уходил вверх. По прикидкам здесь проживало не меньше ста тысяч жителей. Чувствовалось, что здесь крутились немалые деньги. Вот так на халяву, без визы и страховки, я , связанный в одну вязку с земляками, открыв рот, смотрел на достопримечательности. Это еще за море за золотом не плавали, а что будет после того? Это тебе не Сарайчики. Вспомнилась современная послеперестроечная Кострома и как-то приутихла ностальгия. Помню, помню-«лучше умереть стоя, чем жить на коленях». Ребяты, а мы с этих коленей там и не поднимались. А с этими реалиями мы еще повоюем – вонючий я всегда злой.

Вот в таком возбужденном состоянии мы прибыли, как марокканские мигранты, в пункт временного пребывания, чуть менее вонючий ,чем трюм. И здесь мы дорвались до пресной воды. Обслуживающий персонал в восхищении наблюдал, как северные варвары окатывают друг друга из ведра, а это в феврале. Что для нас плюс 14! Наш хозяин –недорезаный куркуль– не дал нам расслабиться. Все славяне , а их набралось человек 70, были отделены от всех. Затем нас еще раз поделили на этот раз по половому признаку. Затем помощники куркуля забегали вдоль нестройной шеренги мужчин, выкрикивая воинов и одновременно ставя птицы в списках. И, наконец отобранных военных погнали куда-то в другую часть города. А я думал, что тут будет как на рынке или на аукционе про дядю Тома. В молчании мы подошли к воротам богатого каменного дома, способного выдержать осаду от небольшой армии. Так же молчаливо нас построили во дворе, выстланного каменными плитами и обсаженного затейливыми шпалерами чего-то вечнозеленого. Наконец появился самый главный начальник, одетый необычайно пестро. Вобще пестрота одеяний поначалу крепко напрягала, особенно после Руси. Сложилось впечатление, что пестрота усиливается при продвижении на юг.

Чувствовалось , что мужик при немалой власти и деньгах, этакий олигарх. Похоже, что оптовый заказ на нас сделал именно он.

Негромко, но властно он произнес короткую речь на латыни. Массы почесываясь, безмолвствовали. Подскочил сопровождающий и на ломаном русском спросил:

– Кто есмь розуметь иные язык?

Я вышел вперед :

– Готский подойдет?

– На каком наречии ты говоришь?

– Старопрусском,– не моргнув глазом, – выдал я, чем несколько озадачил начальство.

После непродолжительного диалога с толмачом выяснилось, что у меня швабский диалект с какими-то примесями. Это было лучше , чем одни примеси. Разговор с трудом, но пошел.

Суть дела заключалась в том, что один из самых влиятельных людей страны Джорджо Адорно взялся за формирование личной армии. Оказывается, Генуя в настоящее время подпала под Французское королевство и находилась в зависимости от Монферратской марки. Наш покупатель и хозяин имел намерение эту зависимость ослабить настолько, насколько возможно. Я старался переводить сказанное по возможности без отсебятины, мало ли что.

Затем молодой человек спросил у рабов:

– Есть ли увечные и больные? Есть ли те, кто по ошибке или по незнанию объявил себя воином ?

Я бодро проревел вопрос.Такие нашлись. Из двадцати семи человек назад за ворота увели четверых.

Молодой человек сделал очередное заявление:

– Вы будете сражаться в бандерии за меня и Геную. Вас будут обучать способам боевых действий в прославленной черной пехоте. Судя по вашим шрамам, вы храбрые воины и не ваша вина, что вы попали в плен. Вас оденут, обуют и будут вполне сносно кормить. От вас же требуется одно – храбро сражаться. Я понимаю, что в статусе рабов вы не будете отягощать себя занятиями. Поэтому я заявляю – после года службы с обязательным участием в сражениях вам изменят статус и вы сможете заключить кондотту. Но только тем, кто проявит себя, иначе я сумею осложнить вашу жизнь. И не забудьте, оружие и амуницию придется отработать. Кем ты был у себя? – спросил он, поворачиваясь ко мне.

– Капитаном стражи, – почти не соврал я.

– Будешь командиром этого сброда в отсутствии командира бандерии. Дисциплина, выучка, взаимодействия – за тобой. Приемы боя и тактика – за нами. Ленивых бить, бунтовщиков – на галеры.

– Есть! – щелкнул я несуществующими каблуками.

Молодой человек оказался сыном Джорджо Рафаэлле. Тогда я даже не мог предполагать, что стою перед будущим дожем независимой Генуи.

Пророчество языческого жреца продолжало сбываться.

Глава восьмая.

Мы стояли и ждали. Стояли, как и положено по регламенту, рядами с упертыми в землю арбалетами, прикрытые большими щитами-павезами. Конечно никто не собирался особенно тратиться на рабов; на головах-простые цервельеры, на теле кожаные кирасы с нашитыми бляхами с простым горжетом, кожаные наручи и перевязь с колчаном и кинжалом. Только на мне была поддета кольчуга с длинными рукавами и наколенники.

Прошло три месяца после принесения клятвы своему господину , три месяца потогонной муштры под непривычным солнцем. За это время я уже немного разобрался в политических раскладах, а также странном ходе своего синьора, набиравшего наемников из рабов. Не просто рабов, а рабов-славян и славян-христиан. Язычников среди нас не было. Коннетаблю, приставленного к нам, можно сказать повезло. Все внутренние недоразумения разруливал я. В первый же день, после принесения клятвы я обратился к отряду.

– Хотите выжить?! Хотите вернуться домой?!

– Да-а!!

– Тогда слушать меня, как своих родителей и верить каждому моему слову. Я не продам вас и не подставлю ! Запомните одно, только вооруженным отрядом мы сможем вернуться назад. Одиночки и трусы сдохнут. За утаивание добычи – смерть! За гибель товарища по вашей вине – смерть! Если вы ленитесь в ученье – значит вы подведете товарища . Может быть синьор вас и пожалеет, но я вас жалеть не собираюсь. Наша свобода на концах наших мечей!

Может не все поняли, но все прониклись, хотя главного я не сказал, убоявшись упадка боевого духа. Главное проистекало из речи Адорно – свободу нам обещали через год, вот только сомнительно, что до окончания года мы останемся в живых, ведь эту свободу можно было получить только через кровь и смерть .

До того я внимательнейшим образом выяснил у каждого солдата, что он умеет в бою, чем лучше владеет. Кстати, наш синьор не ограничился двумя копьями , то есть двумя десятками бойцов, а подкупил еще два десятка воинов славян . Видимо, он многого ожидал от своих инвестиций, ведь воин-славянин ценился исключительно дорого.

Поэтому удалось сформировать небольшую бандерию согласно современным канонам. Командовал ей синьор Скварчалупи, но все звали его Сфорца, то есть сильный. Действительно , мужик был силы необычайной, хотя ростом не вышел. Мы пару раз схватывались в армреслинге, усиленно внедряемым мной и ни разу мне не удалось выиграть, хотя уложить меня из своих удавалось только гиганту-муромцу Всеславу.У многих из земляков был немалый боевой опыт, но их приемы боя здесь были не в ходу.

Свои личные боевые возможности я оценивал невысоко, особенно в фехтовании, реакции товарищей я мог только завидовать. Поэтому, кроме арбалета и кинжала, в арсенал вошел рондель – разновидность скандинавской секиры, защищавший кисти рук. Рядом с собой в групповом бою я ставил еще двух секироносцев – Всеслава и Говена. Собственно, мы все были, этаким специализированным подразделением, целью которого было выбить тяжеловооруженных воинов противника. Огромное значение при обучении уделялось способам стрельбы, перестроениям, взаимозаменяемости на основе высочайшей дисциплины. Отряд пополнился тремя копьями пикинеров, но уже настоящих наемников. Молодой синьор появлялся у нас нечасто. Однако в самом начале удалось встретиться с ним и заинтересовать его знанием порохов.

Конечно, у себя я видел много разновидностей пороха, но их качество было здесь недосягаемо. Я знал другое – пороховое оружие пока имело малый эффект из-за того, что порох не был по-настоящему зернистым, а имел вид пасты. А уж из чего его делали я видел в Устюге. Затем уже вместе с коннетаблем удалось побывать у огненных дел мастера. Давненько не приходилось видеть таких понтов, такой значимости эксклюзивного спеца. Скоро мне надоели его гримаски и я прошипел:

–Я понимаю, что ты на окладе, но мы-то даже не на сдельщине. Будешь рожи корчить, я тебе гланды вырву через жопу!

Он понял все без переводчика и дело сдвинулось. Все – таки Генуя республика не бедная. Как в Греции, здесь есть все.

А сейчас мы стояли в строю и ждали. Два дня назад нас перебросили на Корсику, где у нашего хозяина, как выяснилось, были немалые владения. И сейчас их на гоп-стоп брали самые натуральные пираты, которые уже грузили награбленное. При виде немногочисленного отряда они не особенно озаботились, благо что их было на трех когах втрое нашего. Но нападать мы их вынудили, отрезав основной отряд от места швартовки и выманивая бандюганов на место удобное нам. Я думал, что пираты сплошь арабы, но это была натуральная солянка. Мы стояли под солнцем и ждали. Коннетабль настаивал на атаке, но я посоветовал ему пока попить кофейку. Наконец, рыцари удачи сделали вывод, что мы просто трусим и с трех сторон , в том числе и с кораблей массой пошли на сближение. Лучники у них были хорошие и нас спасали ростовые щиты. Открыт от стрел был правый фланг, упиравшийся в берег, но вот на кораблях лучников почти и не было. После двух залпов воющая толпа пошла на сшибку. И вот только здесь Сфорца понял, почему мы стояли именно здесь – с двух сторон в левый фланг противника ударили два огромных столба огня. Это были мои первые направленные мины. Такого эффекта не ждал даже я, тем более, что он был усилен залпом из арбалетов. И вообще я впервые видел подобную схватку. Треть пиратов получила повреждения в течение нескольких секунд, а затем началась бойня, причем бойня на расстоянии. Я не собирался терять людей в ненужной сшибке. Лишь паре десятков разбойников удалось добежать до строя щитоносцев. Но так же стремительно щитоносцы отступили назад и храбрецов приняли пикинеры. А вот остатки команды чуть не наделали бед. Я никак не ожидал, что они решатся ударить в наш правый фланг, но коннетабль был начеку . Показав мне, что разберется сам, он с секироносцами восстановил статус-кво. Я проревел команду и уже перестроившаяся фаланга пошла на зачистку.

Убитых было трое и все из щитоносцев, тяжелых – еще трое, легкораненых двенадцать.

Многовато. Причины ранений были очевидны – слабая защита от стрел. Десять человек имели ранения в незащищенные конечности. Но никто не дрогнул и не отступил, несмотря на мою самонадеянность и провал на фланге. Я мог бы гордиться победой, но это была не победа, а просто экзамен. Сфорца по-итальянски темпераментно упрекал меня в том, что я утаил от него закладку мин.

– Ты бы не дал мне этого сделать, – ответил я и коннетабль согласился, теперь пеняя за излишнюю опеку.

– Командир,– сказал я,– мы рабы и терять нам нечего, кроме собственных цепей, а тебе оно надо? Я понимаю, что надо с честью идти на врага, встречать его грудь в грудь и радостно любоваться на собственные вспоротые животы, но мы рабы и слово честь не для нас. Тебе нужна слава, а нам всего лишь жизнь. Это хорошо, что у пиратов не оказалось конницы, а иначе были бы осложнения.

Сфорца кивнул головой, понимая, что нас просто бросили на убой , причем сделали это намеренно.

Я подозвал Ждана. Он пока был моим оруженосцем.

– Зови Угрима.

Подбежал наш каптер и казначей , хитрющий пинский литвин.

– Еще не закончили. Капитан, там пикинеры задираются.

– Зови Ганса.

Подошел командир пикинеров – здоровенный швейцарец. Остальные в его отряде были собраны со всей Европы. С ним я был в отличных отношениях, научив его играть в буру и определять вино на крепость.

– Синьор Скварчалупи, по большому счету нам добыча интересна только в плане выкупа собственных доспехов. Опять же в плане дележки награб…, то есть отвоеванного у вас огромный опыт. Поэтому прошу нас рассудить без пристрастия.

Сфорца четко понимал, что по любому десять долей добычи должны быть его, но был один щекотливый нюанс. Мы всего лишь отбили у бандюганов имущество хозяина и, теоретически должны были его вернуть. И все равно по законам войны Скварчалупи и от этого был навар. А мы с Гансом тоже понимали, что два захваченных кога с личным барахлом пиратов плюс вооружение плюс амуниция – это уже наше святое.

Потому наш коннетабль принял соломоново решение – добро хозяина вернуть, все остальное, в том числе награбленное пиратами в других местах поделить, как положено.

Я пока помалкивал, хотя не собирался мириться с таким решением. Со мной был солидарен и Угрим, нашептывающий мне в ухо варианты. Эти варианты я хотел выкатить самому Рафаэлле.

Толк в дележке знали все. Я подошел к куче барахла, состоящей из одежды погибших, их оружия и ценностей. Раздетые тела были сброшены в море, плененные и повязанные пираты сидели на земле. Теперь это была просто добыча. Подозвав Угрима, я велел отобрать из груды оружие и доспехи и провести перевооружение арбалетчиков и щитоносцев . Остальное придется отдать хозяину, как и снятое с себя казенное имущество. По другим раскладам можно было лишиться головы за бунт. Себе я оставил такой же кошкодер, какой получил от Хвата.

Самые ценные доспехи Сфорца посоветовал и мне и Гансу отдать Рафаэлле, пусть сам решает, кто и что заслужил. Ганс ворчал, а я опять помалкивал, памятуя, что молчание -золото.

Вернувшись на старые квартиры в Генуе, мы продолжали обучение. Через неделю меня вызвал сам Джорджо Адорно. Больше всего меня удивило, что никто не отнимал у меня на входе оружия и не советовал, как прогибать спину при поклоне. Я впервые был во дворце и поражался великолепию и богатству обстановки. Герцог оказался пожилым человеком лет шестидесяти в цивильной, но строгой одежде, однако при шпаге.

Поздоровавшись со мной кивком головы, он , не приглашая мне присесть и этим четко обозначая мое место, сказал неожиданно густым голосом:

– Мне многое рассказывали о вас ,капитан Олег.

Олег было произнесено с ударением на первую букву.

– Надо заметить, что вы чертовски удачливы, хотя и любите излишне рисковать. Знаете, что меня больше всего удивило? Нет, не ваш неожиданный ход с установкой этих э.. мин, а как вы поступили при дележке добычи. Нет, меня не интересуют пропорции, а ваша изощренная предусмотрительность или предупредительность. Вы, как шахматист сделали ход и теперь с любопытством взираете на реакцию соперника. Кем вы были у себя? Только не говорите, что стражником. Я понимаю, что вам не хотелось бы распространяться о себе и не буду докучать распросами. Какого хода вы ждете от меня? Я правильно вас понял?

– Так точно, милорд,– вытянулся я.

– Насколько я понимаю, вы недовольны тем, что из возвращенного вами добра вам в зачет пока пошло только оружие и доспехи? Я прав?

– И этим тоже, – я продолжал стоять навытяжку.

– Любопытно. И все же, чего вы ждете от меня?

– Помощи, ваша светлость.

– Ну, я особа не королевской крови. Поэтому обращайтесь как принято – милорд. Продолжайте.

– На Корсике я применил так называемые направленные заряды и это оправдало себя в схватке с разбойниками. Однако с ордонансами такое не пройдет, там никто не даст закопать под носом бомбу в землю. Значит нужно возить заряды с собой и применять их прямо при боевых развертываниях.

– Вы имеете в виду фальконеты и бомбарды?

– Именно. Только сами орудия необходимо несколько доработать, как и доработать производство пороха. Кроме того, нужно обучить артиллеристов.

– Как вы сказали?

–Артиллерия. Новый род войск.

– Арте – тираре ,– покатал Адорно на языке новые слова.– Искусство стрелять. Неплохо.

Вижу, вам приходилось иметь дело с большими стволами. На мой взгляд от этих аркебуз и фальконетов пользы немного. Дорого и малоэффективно.

– Да , милорд . Очень дорого, но Париж стоит мессы.

– Ха-ха-ха,– засмеялся герцог,– да вы остряк.

– Это сказал один из королей Франции.

– И далеко не дурак,– продолжил дюк.– Хорошо, я дам вам шанс, тем более что вы помогли мне возместить почти все убытки. Ступайте, я пришлю вам оружейника.

Я вышел в некотором недоумении, поскольку полагал, что Сфорца доложил синьору о моем отказе атаковать, то есть о невыполнении приказа. Странно. Похоже коннетабль разыгрывал свою карту.

Вечером того же дня в мою командирскую клетушку принесли полный пластинчатый доспех пехотинца , в том числе бацинет с кольчужной бармицей, железные наручи и наголенники, наколенники и кольчужные башмаки. Шлем и особенно горжет были украшены богатой насечкой, что меня не порадовало, вот теперь я ходячая мишень и потенциальная добыча. Следующим утром пришел мастер и мы поехали в мастерские.

Вернувшись из первой экскурсии ,я недоумевал, как эти люди в таких условиях выделывают шедевры. Это примерно как одним ржавым слесарным молотком отрихтовать помятую дверь «Мерседеса». С выводами о модернизации пушек торопиться не следовало. Надо было думать. Пока же я попросил мастера изготовить обычную опасную бритву со складыванием – так достало бритье, выполняемое вечно ржавым агрегатом.

На следующую разборку нас бросили через два месяца. И опять это был остров. На этот раз Сицилия. Здесь располагались очередные владения семейства Адорно, пожалованные Арагонской короной за ее поддержку в последней войне. Похоже семейство всегда знало прикуп и всегда ставило на верный выигрыш. Конечно Сицилийское королевство было еще сильно, но стороны пока уживались вместе. И вот в очередной конфликт между этими владетелями мы и попали. На этот раз с нами было пять копий всадников и общая численность отряда достигала двухсот человек. Мы шли под личным желто-черным флагом семьи Адорно. Конечно, никаких пушек у нас не было. Два месяца я бился с мастерами над созданием жизнеспособной конструкции и даже получив желаемое, мы не могли сразу пустить их в ход. Испытания на разрыв, опыты с навеской пороха, опыты с охлаждением бронзовых стволов, даже отливка обычной картечи отнимали массу времени. А артиллеристы? Где их взять, если сейчас на поле боя десять орудий стреляли один раз в час каждое по банальной причине – на всю батарею был один артиллерист.

Но десяток усовершенствованных аркебуз мы везли. Мне не нужны были схватки накоротке, поскольку выйти из нее невредимым шансов практически не было. Я хотел воевать на расстоянии. На расстоянии выстрела из арбалета, из аркебузы, наконец –из пушки. Всего– навсего нужно было добиться одного– эффективной стрельбы хотя бы на сто метров. Затруднить продвижение и расстрелять. Затруднять кавалерию я хотел с помощью обычных рогаток и они в разобранном виде ехали в повозках.

Июльское солнце нещадно припекало, разогревая все металлические приспособы, навешенные на бренное тело. С водой на острове было плохо. С красотами и красотками тоже. Ничего подобного типа киношных постановок наблюдать не приходилось. Жара, несусветная пыль и жажда . Мне было полегче, подо мной был рослый пегий и кусачий жеребец по кличке Буссо . Теперь ноги были в массивных стременах и это очень облегчало езду. Я долго помнил бешеную скачку на ордынских коняшках, оставившую незабываемые впечатления в виде шрамов на обоих полупопиях.

Нас вел сын Джорджо, граф Адорно. Молодой и задорный, в великолепных вороненых доспехах, он явно ждал сражения и славы. Нас он считал просто расходным материалом на его пути к вершинам власти. Коннетабль Сфорца командовал арбалетчиками и пикинерами. Я командовал тремя копьями пехотинцев и копьем аркебузиров, по существу отправляя должность лейтенанта. Капитаном меня называли только свои. Я считал это знаком уважения.

К Рафаэлле подъехал командир дозора и тут же последовала команда на развертывание в боевой порядок. Этому маневру нас обучали до автоматизма.

На этот раз нас ждали, заканчивая перестроения. На первый взгляд численность противника была ненамного больше нашей. Но у них был козырь – тяжелая конница. По реющим вымпелам-флажкам с гербами, пышным плюмажам на сверкающих шлемах, режущей глаз пестроте одеяний было понятно, что нас будут атаковать до двадцати рыцарей. А прибавить к ним не менее опасных оруженосцев, легкую кавалерию – легкой прогулки ожидать не приходилось . После чумы крупных сражений просто не было, так что наша стычка считалась настоящей войнушкой.

Видимо граф считал по– иному. Едва дождавшись построения, он решил атаковать сам.

Я успел подбежать к командиру пикинеров и крикнуть:

– Ганс , стоим, как обычно!– что швейцарец молча кивнул.

Мы выдвинулись вперед и встали рядами. Сфорца растерянно крикнул:

– Что он делает?

Поднятая конным отрядом пыль не позволяла рассмотреть, что происходит впереди, но загудевшая от тяжелого скока земля подсказывала, что и с той стороны пошел рыцарский клин.

– Рогатки вперед,– заорал я.– Аркебузиры, вперед в линию!

Вот так были сходу нарушены все правила боя. Вражеская конница шла с небольшой горки , что было ей на руку. Наш командир не утрудил себя выбором более выгодной позиции.

Как я и ожидал, наша кавалерия не выдержала удара. Сначала из пыли вынеслись удирающие всадники в цветах Адорно, через секунды на нашу позицию вымахал железный клин. Стрелки стояли , дымились фитили. И наши и чужие кавалеристы врезались в рогатки, смешались, но разметали препятствие. Из-за скоротечности событий мы не успели толком закрепить ежи.