Текст книги "Пророк поневоле (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Шахтаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Вот и хочу узнать, как немец оказался в краях дальних и диких, куда еще не проникла истинная вера? И для кого образ готовил?

– Прости, святой отец, меня подозревают в шпионаже, тьфу ,соглядатайстве?

– Если бы подозревал в предлагатайстве, ты передо мною не сидел. Уж очень явный соглядатай. Так не бывает.

« Ага, не бывает. У нас не только двойные, а и тройные агенты не редкость».

– Вот и вопрошаю как честного христианина, не сомневаясь в сем, для кого образ сей готовился?

– А вот на этот вопрос я отвечу только епископу Ростовскому Феодору. Можешь делать со мной , что хочешь, но есть тайны, приоткрытие которых повредит не только владыкам, а и самому государству. А сейчас я прошу ответить на простой вопрос – какой сейчас год со дня рождения Христа? К сожалению мои случайные спутники не сумели ответить на него.

Игумен, чьи блеклые, но острые глазки блеснули открытым недоверием , ответил:

– Одна тысяча четыреста шестой.

Я выпал из разговора, вспомнив, как во время поездки в Кстово пережидал суточную непогоду в аэропорте Стригино и от нечего делать проехался по музеям. Так вот в 1408 году на Русь придет хан Едигей. Кто он такой и какого черта ему не сиделось ровно, я не помнил. Но вот что этот хорек сожжет Нижний и Ростов, я вспомнил и это будет в ноябре 1409 года. Кстати , он отметиться и на Севере.

– Тогда тем более я хочу встретиться с отцом Феодором. Могу рассказать о своих умениях и знаниях, о странах далеких. О загадочном Китае и жаркой Индии, об островах, именуемых Японией, о далеком Индокитае.

– Непрост ты, немец, именем русским Олег, очень непрост и весьма опасен. Придется тебе погостить у меня седьмицы две, да под крепким запором. Но если на кресте поклянешься, что не будешь баловать, то оставлю на гостевом конце.

Я выполнил просьбу – приказание.

– Хорошо, я верю тебе.

Он позвонил в колокольчик и зашел послушник с деревянным подносом, на котором стоял кувшин и деревянные кружки. В кувшине оказался брусничный морс.

– Что ты еще умеешь, странный гость?

– Знаю пушечную пальбу, знаю, как быстро и точно стрелять из пищалей, фузей, как отобрать порох хороший от плохого. Знаю арабский счет и дроби.

– Что значит дроби? – перебил меня отец Кирилл.

– Для начала попробуем отгадать загадку: « Летит гусь, за ним полгуся, за ним четверть гуся, а за ним две осьмушки. Сколько всего гусей?».

– Зело добро ,– рассмеялся монах.– Я понял, что два гуся, но знающие люди про это знают давно.

– Я знаю десятичные дроби.

Вот здесь пришлось доходчиво показать, что это.

– Как просто, – пробормотал игумен, – и как удобно. Попробуй это показать моим писцам. И все же я хотел бы посмотреть тот образ, коий зрел отец Фома.

– Мне бы бумаги или хороший пергамент,– попросил я ,– да тонкую кисточку. За день управлюсь. А кузница у вас есть?

– Как не быть. А почто нужна ?

– Научу железные перья делать для письма, что бумагу не рвут и капли не брызгают.

– Чудно. Может просьбишки есть , нужда в чем.

Я замялся.

– На реке Печоре нашли мы руду железную, а выплавить не успели.

– Постой, ты можешь плавить металлы?

– Могу, только на каменном угле.

– То есть на черном камне, что горит?

– Да.

– И знаешь, где он сокрыт?

– Конечно.

– Так в чем твоя просьба?

– Кто мог бы купить все, что мы нашли? Правда немного , пудов сорок.

– А каков выход?

– Я сам бы хотел это знать. Это случайная находка.

– Нет предела щедрости твоей, господи, – тихо пробормотал монах , а вслух приказал:

– Ступай.

– Благослови, отче.

Выйдя в дверной проем , я глубоко выдохнул. Нелегко дался мне этот разговор, а уж как батюшка озадачился… Но знак хороший, если благословил, то есть надежда, что не придется изучать монастырские подвалы.

Первым делом я успокоил Ждана .

– Думал, в железах тебя приведут, да и меня допросят с пристрастием.

– Что допросят, ты даже не сомневайся. Вон Артем уже походя без расспросов нас сдал.

– Что он сделал?

– Все о нас рассказал и без принуждения.

– Да. Простота хуже воровства, хотя и неглуп отрок. Теперь нигде и не покривить.

– Поздно. Я на месте игумена не дал бы нам встретиться.

Накаркал. За Жданом пришли. И ко мне тоже пришли. Шустрый пройдошистый мужичок в прожженном фартуке явно был местным кузнецом.

– Господине ,– поклонился он мне,– велено показать мне кузню нашу и орудия.

– Пушки, что ли?

Уловив неистребимый акцент и сообразив, что я из немцев, мужик терпеливо объяснил, что ему велено показать инструмент.

– А пушки, ну рушницы ,гаковницы , те что зельем заряжаются ,есть?

– Как господин прикажет.

Похоже, я получил карт-бланш.

Сначала посмотрели инструмент. Я сразу махнул рукой на качество изготовления, надеясь, что кроме кривых кузнечных клещей найдется инструмент помельче типа щипцов или утконосов, пес с ними, пассатижами.

Главное было – наковальня и горн на древесном угле. Правда в наковальне отсутствовало сквозное традиционное отверстие. Потом мы отправились смотреть местную коллекцию оружия. Она оказалась в подвале собора, причем запертая на настоящий замок, который кузнец едва открыл ржавым ключом. На соломе валялись два чуда: первым была пушка кованая медная, пришпандоренная двумя железными полосами к лафету – обычному куску дерева. Как это сооружение наводилось на цель и во что упиралось во избежании отдачи, было пока неясно. Вторым чудом оказалась примитивнейшей аркебузой калибром под двадцать миллиметров.

– Почему в таком неприглядном состоянии? – желчно спросил я.

По интонации мастер понял причины моего недовольства.

– Никто не знает, что делать с ними.

Наверняка архаровцы получили это сокровище вдогонку к добыче . Меди в пушечке хватало, что само по себе было немалой ценностью.

– А порох, ну зелье есть?

– Как же ,– засуетился мужик,– вот куль. В кожаном мешке был плотно закупоренный бочонок. Высыпав горсть зелья на ладонь, я обнаружил субстанцию крайне неоднородную по структуре и почему-то синего цвета. Похоже, что выражение «синь-порох» произошло с этих времен.

– А почему синий? И серы маловато.

После долгих дебатов я сообразил, что вместо древесного угля здесь добавлены сушеные цветки обычных васильков. Пробные стрельбы я решил пока отложить и придумать, что делать с раритетами, особенно пушечным лафетом – это же какая-то погибель.

Вернувшись в кузницу, я попросил показать крицу. Теперь понятно, почему железо здесь такая ценность. Представьте ржавую бочку, которая провалялась в болоте как минимум лет 30-40. Вот ее останки и были этим убожеством. Пришлось отказался от мысли экспериментировать с получением чего-нибудь пружинящего и курочить любимую фляжку.

Однако нужно было выполнять обещанное. Служка провел меня в писцовую. Здесь три монаха переписывали книги. Учитывая полумрак, это было героическим занятием, тем более, что абзацы украшались затейливыми заставками и требовали определенного мастерства. Здесь мне выделили лист пергамента, выскобленный от чего –то ранее написанного и пару неплохих кисточек, а также пару восковых свечей в деревянных шандалах и я еще раз проникся важностью поручения, уже зная о стоимости воска.

Все карты раскрывать было рано и поэтому я решил ограничиться картографированием полуденной страны до Урала в границах будущей республики Коми. Понятно, что масштабы и особенно повороты меандрирующих рек указывались весьма произвольно. В многообещающий довесок я приделал к эскизу север Кировской области и кусок Среднего Урала, опять же приблизительно. Но для этого времени это должно стать прорывом. Сейчас именно у церкви сосредоточены все современные тайны познания природы и экономической географии, значит придется демонстрировать пользу с большой буквы.

Через день мы опять встретились с игуменом. Увидев мои наброски, он еще раз с оттенком уважения посмотрел на меня своим пронзительным взглядом. Подумалось, что если этот старичок – боровичок такой хваткий, то какие у них епископы и архимандриты?

– Что за знаки?

– Вот эти – руды и ископаемые, полезные для строительства, а также месторождения драгоценных металлов – золота и серебра.

– Большие знаки – это там, где полезного много, а малые – мало?

– Да.

– Выходит, что золота в этих странах нет, как нет и большого серебра.

– Отчего же? Нет жильных проявлений, а россыпей много. Просто содержание металла там невысокое.

– Ты уверен, что на Ямозере есть золото?

– Гарантирую.

– И залежей руд немного. Почему?

Мне с немалым трудом удалось объяснить игумену, что река Печора, ранее протекавшая в самых предгорьях, миллионы лет меняла русло и сместилась на запад на 100-150 километров, оставив на прежних руслах наносы, которые мы у себя называем аллювиальными породами. Вот в них-то ничерта и не было. В запальчивости, показывая, почему река подмывает именно левый берег, я брякнул о вращении Земли.

– Сколь глубоки твои познания, чужеземец и как они должны быть глубоки у того, кто тебя учил. Не сомневаюсь, что и широта их не разочарует меня. Однако никому не известны такие учителя, разве что…– Монах помотрел на меня с суеверным ужасом.

– Я знаю очень мало и все по поверхности, потому, что занимался совсем другим делом.

Это не успокоило отца Кирилла и я его понимал. Если человек утверждает, что он неуч, располагая такими знаниями, то он вышел если не из земли обетованной, то точно из потустороннего мира.

– Эта земля,– продолжал я,– очень богата местами, где много земляного масла, но я не знаю, интересно ли тебе это. Поэтому вот здесь только мелкие крестики.

–А эта черная метка?

– Здесь почти на реке можно добывать горючий камень.

– Ответствуй, сын мой, неужто ты показал здесь все полезное, не оставив тайн,-вкрадчиво и с усмешкой спросил монах.

– Конечно не показал и я скажу, что это. Это соль и точильный камень.

– И ты решил оставить их для себя.

– Я хочу остаться в живых и даже этих малых сведений хватит обогатить весь север новгородских и суздальских владений.

– Разумно. Я догадываюсь, что эти запасы легко добываются и сравнительно легко перевозятся.

– То правда.

– А ты не боишься, что мы возьмем эти знания под пристрастием?

– Боюсь. Но загнанная крыса кусается. Это со слабыми не нужно водить дружбы, а сильный отдаст по приязни.

– Да. Веглас . И храбр. Не слишком ли много достоинств? Ступай. Я хотел бы, чтобы ты в следующий раз поведал нам об иных знаниях, недоступных нам.

– Благослови, отче.

Ждан тоже побывал у игумена и рассказал тому, как он встретился со мной. Вспоминая, ушкуйник вытер вспотевший лоб.

–Наизнанку всего вывернул. Спросил о каждом шаге, каждом слове. Особо интересовался, как ты лечил рану.

Я передернул плечами. Точно вцепиться, как клещ и вымотает душу. Примерно понятно, о чем пойдет речь на следующей встрече. А встреч будет немало, учитывая, что игумен послал гонца в день встречи со мной , если не раньше. Я бы на его месте послал раньше. Примерно три недели на ответ, если здесь нет голубиной почты. Хотя откуда в глухомани голуби? Я спросил у Ждана, что значит «веглас»? Оказалось, образован. Знал бы он анекдоты о ментах.

– А более всего святой отец интересовался, не приносил ли ты молитвы богам темным и неизвестным, не совершал ли ты богопротивных кровавых обрядов и не читал ли бесовских заклинаний?

– Кстати о птичках, – сказал я.– Ждан, ты не против обучить меня самым ходовым молитвам. Ну, там перед трапезой, вечерней молитве, а то монахи уже косятся.

– Се требуется каждому православному. Что простится немцу, не проститься своему. А как же ты был крещен?– он запнулся, понимая, что нарушил границы субординации.

– Брат Ждан, вот Ветхий Завет и Нагорную проповедь я перескажу толково и понятно. И Экклезиаста я читал, путем написано, а вот с ритуалами совсем плохо.

К вечеру я совершенно одурел от «имже вся быша», «еси́ ду́ш на́ших» и прочего, но заучил три обязательные молитвы: « Отче наш», «Дево, радуйся» и « Символ веры». В нагрузку я взял обязательство вызубрить Иисусову молитву и молитву святителя Филарета. Текст я записал наверно первым в этом мире металлическим пружинистым пером с разрезом, которое умудрился сделать из разрезанной и расплющенной в лист фляги из неизвестного сплава. Без наждачной бумаги было сложновато, но подобие мелкого напильника у кузнеца нашлось. Оказывается «кузнец» здесь означает в первую очередь «ювелир».

Третья встреча оказалась для меня самой сложной. Пригласив на беседу своего лекаря или травника, вобщем какого-то медбрата, отец Кирилл скоро понял, что дал маху.

Понятно, что ни в каких травах я не соображал, да и с симптоматикой известных заболеваний было не очень. Однако, что у человека имеются два полушария мозга и мозжечок, а также спинной мозг, что путь пищи лежит через желудок, двенадцатиперстную кишку и тонкий кишечник и далее в толстый успели услышать оба монаха, дальше игумен в панике просто прогнал собрата во Христе. Общие понятия о работе сердца, двух кругах кровообращения, известных каждому школьнику-лоботрясу

вызвали у отца Кирилла одышку. Я так и не решился даже намекнуть ему на причины возникновения большинства болезней, то есть на микробов.

– Сие вельми еретично, – уперся старый ретроград.

– Так об этом говорилось еще у Галена, – возразил я, лихорадочно вспоминая, что там с Парацельсом. Процитируешь Теофаста, а он, сукин сын, еще и не родился.

– Ромейская ересь.

– Хорошо! – вспылил я. – У одного воина на поле боя сломана рука, у другого перебита бедренная артерия, то есть кровяной сосуд. Что еретичного в том, что мы зарастим воину руку, но точно зная, что лучезапястье состоит из двух костей, а не из одной. И второго воина можно спасти, сначала передавив артерию в подвздошье, а затем наложив давящую повязку.

– И се верно, – согласился монах, поостыв. – Но об этом ты расскажешь только отцу Феодору.

– Обещаю не смущать недозревших умов,– поклялся я и беседа со скрипом двинулась дальше.

И опять, уходя из кельи, у меня не было уверенности в том, что на выходе меня не возьмут под белы ручки.

И все же последствия беседы оказались чреваты. С утра наше местоположение уже охранялось двумя вооруженными молодцами.

– Княжеские кмети ,– кивнул на них Ждан.

Понятно, что игумен взял их напрокат в целях пресечения профшпионажа.

Вместе с тем свободу передвижения они не ограничивали, лишь возбранялось выходить за стены монастыря. Кормили вполне прилично. Я, припахнув соратников, пытался организовать пробные стрельбы. До этого пришлось тщательно просеять и рассортировать порох. Как это дерьмо могло гореть и как им стреляли, если это невозможно в принципе , осталось загадкой.

Тем не менее пушчонка бодро кашлянула, выпустив горсть каменного дроба. С помощью кузнеца даже удалось изобразить примитивный лафет типа пушки Барановского. Больше всего меня интересовала скорость заряжания конструкции. Целый день я гонял новоиспеченную обслугу. Сопровождавшей охране тоже досталось – на нее легла транспортировка гаковницы. Усиленным зарядом я побоялся стрелять, не зная сопротивления меди на разрыв. Зато как нас зауважали кмети – артиллеристы у них в особом почете, что наше ВДВ. Аркебуза меня откровенно разочаровала. Абсолютно примитивное и бестолковое сооружение. Порох быстро кончился, тем более, что почти половина его оказалась полным браком.

На третью встречу с игуменом я прихватил пару перьев, черемуховую чернильницу, с изумительным мастерством изготовленную местным плотником и очередной пергамент, на котором в небольшом масштабе был изображен Скандинавский полуостров, Британские острова с Фарерами и Шетландами, Ирландия, Исландия и кусок Гренландии-знай наших. Светить Северную Америку я не стал, у меня должны были оставаться козыри. Особого интереса эти наброски не вызвали. Монаха интересовала Азия, точнее район Урала, Зауралья и выходы к Каспийскому морю.

Я удивился.

– Зачем вам Хвалынские степи? Там прошел Тимурленг и ничего интересного там долго не будет, – и понял, что опять где-то прокололся.

– Ты знаешь о Хромце? И где находится Хвалынск, впервые слышу о нем?

– Это в низовьях Итиля. А кто не знает великого воина? Правда, он уже умер.

Новость о смерти Тимура ошеломила отца Кирилла и разговор был смят. Я же был раздосадован, что прохлопал ушами , не сообразив , что в сраной Золотой Орде было всего два городка и Хвалынск среди них не значился.

Утром к нам спустился сам игумен и распорядился собираться в дорогу. Я обратил внимание, что во дворе стоит крытая повозка на санях и гарцуют четыре единообразно одетых воина. Наше имущество и даже разобранная пушечка грузились в обоз.

– Гридни епископа,– шепнул Ждан и у меня опять заскребло на душе, ведь гридень-личный охранник.

– Я знаю,– продолжал монах ,– что ты не умеешь обрашаться с комоном,– поэтому поедешь в этом. Твой гридень пойдет верхами. Отец Феодор торопит. Ключник рассчитается с тобой за руду. Прощай.

Я подошел за благословением к этому замечательному человеку и, приняв его, негромко сказал:

– Святой отец, береги себя, на Русь идут грозные времена. А я постараюсь предупредить владыку, чтобы новое испытание было не таким кровавым, каким оно может быть.

Оглянувшись перед возком, я увидел, как игумен крестит меня большим крестом.

Небольшой караван тронулся и скоро нас обогнал прижавшийся к шее коня гонец.

Глава шестая

Возок бодро рассекал белоснежные снега по накатанному зимнику. Мы пересекали очередную границу очередного удела.

Сейчас Русь была поделена князьками на владения, и выглядела, как заплаты на лоскутном одеяле. Многие из князей называли себя великими, а в подчиненных были кот Васька да пес Тузик. Ребятишки азартно дрались между собой, делили земли и города, для того, чтобы, заглотив очередной кусок, безнаказанно пилить выросший бюджет.

Я вспоминал свое время и поморщился – в будущем ничего не изменится. Так что зачем лезть в высокий политик? Может лучше научить местных гнать виски, ром и джин и рубить деньжата на ноу-хау, поджениться к молодайке и не дергаться. Да и опасное это дело – политика. Не так посмотрел, пукнул, не оглянувшись под нос не тому и привет -строгай доски на домовину.

С другой стороны, сидеть под кем– то, молчаливо выполняя его прихоти – тоже паскудное занятие.

– А чем ты раньше занимался? – жужжал в черепе внутренний голос.– Кто тебе мешал робингудствовать у себя?

Неудобные вопросы. И все же ответ у меня был. Помнится группа сектантов, готовясь к концу света 2000 года закопалась в землю вместе с бабами и ребятишками и вот уже тогда до меня дошло, что дарвиновская эволюция пошла вспять. Зачем для таких закрывать грудью амбразуру?

Так что ответ был и вызрел он уже здесь. Здесь появился шанс что-то изменить, сдвинуть крохотный камешек, который покатится и может, чуть подвинет державу в сторону лучшей доли, ведь она – Родина – у нас не из худших. Просто попало ей примоститься между Азией и Европой, между христианством и исламом, между инициативой и беспредельной дремучестью и адская смесь того и другого несколько осложнила жизнь нам, простым людям.

Ростов и Суздаль в наши дни – мелкие провинциальные городки, а сейчас они были центрами нешуточных княжеств, по размерам превышающих западные королевства.

В возке я ехал с неприметным монахом неопределенного возраста, который, судя по всему и рулил операцией по сопровождению и охране иностранного резидента , то есть меня. Дурацких вопросов он не задавал, в душу не лез, разговоры вел на общие темы, стараясь больше слушать, чем говорить. По прежней работе я знал, как легко втереться простому человеку в доверие; попроси рассказать о детях, об учебе и начальстве. Посочувствуй, поддакни, найди общих знакомых, посетуй на свое руководство и бери его голыми руками. Плавали – знаем.

Сначала мы двигались по Сухоне до Тотьмы. Поселение или городок мне так и не удалось посмотреть , точнее, мне этого не дали сделать. И средневековой Вологдой тоже не удалось полюбоваться – мы отдыхали в стенах Спасо-Прилуцкого монастыря. Мне уже надоело трястись по снежным ухабам и с тоской вспоминалась поездка на девятке по маршруту– Москва– Ярославль-Вологда-Тотьма– Устюг за девять часов. Наш главный караульщик не допускал никаких контактов с нами. При этом у нас оставалось при себе оружие, то есть выказывалось доверие авансом, видимо в расчете на мою добрую волю.

За это время я выспался на месяц вперед, учитывая хронические недосыпы при героическом переходе по Цильме и дальше. В Вологде сменили лошадей и хорошим темпом продолжили путь. Теоретически нас могли везти в Ярославль, но я не знал его статуса по отношению к Москве. Опять же, как территория делится на епархии – тоже вопрос. По книге Яна помнилось, что во время нашествия монголов и Москва и Ярославль входили в одно княжество, а что потом?

В Ярославле мы остановились только на отдых и опять нас надежно изолировали от лишних глаз. До Ростова оставалось километров 50. Пора уже было начать волноваться, но я так опупел от дороги, что махнул на все рукой.

В сам Ростов мы опять не попали, остановившись в Борисоглебском монастыре, что на реке Устье. Вот здесь мы отдыхали сутки. Как ни странно, ничего не говорило об окончании пути, даже возки не разгружались. Мы чего-то ждали или кого-то. Опять же мы были ненавязчиво избавлены от постороннего внимания. Лишь на третий день путешествие продолжилось. Подскакав к возку, Ждан успел шепнуть мне, что стража сменилась и теперь нас охраняют гридни митрополита .

Кто сейчас митрополит и на какие территории распространяется его власть, я не удосужился узнать в свое время у Ждана. Я не знал даже, кто старше –архимандрит или митрополит? Опять же были патриархи всея Руси. А Руси еще и нет – одни ошметки, не собранные в кучку Москвой. Вроде москвичи подомнут всю мелочь пузатую лет через 50.

А там и Иван Грозный появится – собиратель земель, после которого Московия станет настоящей державой.

Мы продолжили путь строго на юг. Закрадывалась мысль, что нас везут в Москву, однако от Переяславля караван двинулся почти на восток.

Через день мы въезжали в пределы Владимира. На этот раз монастырь был каменным и находился он за крепкой каменной стеной. Судя по всему, ему было немало лет и эти стены повидали многое. Функциональное назначение многочисленных строений я затруднился определить. Для этого времени разместились мы достаточно комфортно, но стража осталась. В ожидании лично мне ненужной встречи с иерархами церкви, а в этом я не сомневался, прошел день. Мы подкормились и побывали в мовнице, так здесь называют баню.

И опять, сразу же после заутрени, которую пришлось отстоять, за мной пришел провожатый.

В келье, которую я определил как служебный кабинет, было два монаха и я несколько растерялся, к которому же я должен подойти вначале, а к которому вослед? Милое дело в армии – вот полковник Штирлиц, вот генерал Мюллер. Видя мое затруднение, тот, что повыше подошел ко мне и я принял благословение по всей форме, затем процедура повторилась. И даже после этого я не был уверен, что сделал все правильно. А может второй понял, что у меня с церемониями полный швах.

Разговор пошел об общем: о погоде, о природе, о капусте в огороде. Здесь не было принято начинать дело с места в карьер. Я недоумевал, почему здесь нет представителя светской власти, какого– нибудь начальника местного КГБ? Пришла мысль, что роль гебистов сейчас играет опять же церковь. А потом первыми прихватили меня не чиновники. Кто первым встал – того и тапки.

Затем разговор перешел на начало моего анабасиса и я, опять не зная , кто передо мной, решил спросить об этом прямо:

– Прошу прощения, святые отцы,– я хотел бы знать, кто вы? И имею ли я возможность сообщить именно вам сведения, составляющие государственную тайну? Может мне показалось, но наш путь следования был несколько нелогичным.

– Логос – по гречески разум, мысль, – медленно сказал высокий.– Правильно ли я понял, что ты считаешь, что тебя везли неразумно или странно?

– Так.

– Что касается первого вопроса, то ознакомиться тако же логично. Я архиерей Владимиро-Суздальский Митрофан, вот этот же человек – архимандрит Богородице-Рождественского монастыря отец Павел.

Я вытянулся и отрапортовал:

– Капитан Олег сын Михайлов прозвищем Одинец, – творчески переработав фамилию Одинцов, тем более что фамилий пока и не было– одни прозвища.

– Франк?

– Нет. Я русский.

– Рус?

– Пожалуй.

– Рус Олег , теперь ты хочешь знать, почему ты так интересен святой церкви?

– Да.

– Ну что же , идем , атаман.

Он показал на дверь и мы вышли в переход, по которому начали спускаться в подвалы. Я не обеспокоился – следователи не водят подозреваемых в камеры. Для этого есть и исполнители и вряд ли процедура за века стала другой. Действительно, пригнувшись в низком проеме, мы вошли в помещение, где на широких лавках было разложено все наше имущество, включая колеса от нового лафета гарматы и даже два пера , подаренные устюжскому игумену. Архиерей пытливо посмотрел на меня и я понял, что это только первый тур марлезонского балета.

– Ино,– сказал он,– то твое? Ты подтверждаешь?

– Да.

Экскурсия продолжилась. Пройдя во вторую дверь с крепкими запорами и охраняемую кметями, мы приблизились к широкому столу, на котором было разложено все припрятанное барахлишко, причем все без исключения. Единственно там не было зажигалок, которые я держал в кармашке тенниски, надетой на голое тело.

– Ты подтверждаешь, что это твое?

– Да,– ответил я твердо.

К моему удивлению экскурсия продолжилась и мои гиды уже сами открыли тесную дверь, сплошь окованную железом. В тесном каземате без окон стоял окованный сундук. Сняв немалый замок, монах приказал:

– Открой.

В сундуке находился футляр , обитый толстой кожей.

– Открой, – повторил архиерей.

Я ожидал увидеть в хранилище все, что угодно, но то, что просматривалось в колеблющемся пламени свечи, заставило меня в растерянности поискать взглядом, куда присесть, настолько ослабли ноги.

На дне футляра лежал карабин Мосина образца 1944 года . Затвор его приржавел, ложе было расколото, прицельная рамка забита окалиной, но ошибиться я не мог.

– Знаешь, что это?

– Да, – отчаянно сказал я.

Все так же молча мы поднимались в кабинет. Я восхищался беспроигрышным ходом расследования. Действительно, зачем тащить на дыбу? Клиент растерян, подавлен и изобличен.

На мой безмолвный вопрос монах ответил:

– Сие найдено 120 лет назад в полуденных землях иноком Фотием на реке, именуемой Воя. Он выменял это у дикого племени чуди, кое пытался обратить в истинную веру.

– Что-то еще у них было ?– не выдержав, перебил я иерарха.

– Было, но они отказались отдавать предмет, представлявший медную застежку с символом пяти ран Христа, пяти радостей Богородицы.

Понятно, подумалось мне – лагерный вертухай случайно прошел в иное время на Изьели, поблудил и его сожрали звери, остались скелет плюс карабин с поясной пряжкой.

– Значит, ты пришел оттуда же, – утвердительно сказал монах.– Ты пришел из христианского мира из грядущих времен.

Я приободрился. А то помнится, что у нас пятиконечная звезда была символом вроде масонов. А что, пришили бы каббалистику и кранты.

– Теперь ты понимаешь, почему мы так поступали. Непонятно, почему ты так стремился к преподобному отцу Феодору. Он умер 11 лет назад. Ехал же ты через грады, зане верховный иерарх, митрополит Киевский и всея Руси Киприян скончался два месяца назад и новый митрополит еще не назначен. Наша обитель – основа и опора православия, здесь хранятся неразгаданные тайны и томятся злобные еретики, – монах со значением посмотрел на меня.

Ну, что же, отвечу откровенностью на откровенность.

– Отче,– сказал я,– вам нужны мои знания? Но они будут признаны опасной ересью, поскольку противоречат многим постулатам церкви.

– Ты знаешь франкский язык?– спросил уже отец Павел.

– Нет. Но я знаю немецкий, то есть германский или готский. Правда, он должен сильно отличаться от языка ваших готов. Еще я читаю на английском, то есть смеси романского и саксонского. Немного понимаю язык дикой чуди из верховьев Вычегды.

Архимандрит в это время извлек из поставца рулоны свернутого пергамента, в которых я узнал мои наброски. Потом он раскрутил большой пергамент и развернул его. В душе я ахнул. Теперь я был уверен, что карта Пири Рейса была подлинником. На карте раскинулась западная часть России с реками, горами, городами с непонятными пометками. Масштаб практически нигде не выдерживался естественно без привязки к пока не изобретенным параллелям и меридианам, но это была вещь.

Заметив мое изумление, отец Павел с заметной гордостью сказал:

– Сей образ создавался монасями почти сто лет и такого нет ни у кого.

То есть я уже был допущен к сведениям государственной важности, что обнадеживало.

– Сын мой, – продолжал он.– Нам неясно, что это?

Он выложил на стол фонарик, спрей и компас. Я подивился прозорливости предков. О патронах, термосе и часах отец Павел и не заикнулся. Видимо сами докумекали.

– Это для получения света, – пояснил я,поворачивая головку фонаря.

Засиявшие светодиоды поразили монахов.

– Зело борзо.

– А вот это, чтобы отгонять гнус; мух ,мошку, комаров. Для этого надо нажать сюда, но я не буду этого делать из-за неприятного запаха.

– Будет зловонье? – уточнил архиерей. Любопытные ребята – это хорошо, любопытство двигает прогресс.

– Если много, то будет щипать глаза. А вот с этим вы знакомы, просто..– я отпустил фиксатор стрелки на компасе и она повернулась на север.

Монахи кивнули головами и отец Митрофан показал на карту.

– Что ты можешь изменить здесь?

– Надо подумать, – ответил я, короткими штрихами с помощью свинцового карандаша подправляя дельту Волги, русло Маныча и Куры. Так же быстрыми штрихами я обозначил полуостров Ямал и Новую Землю с Шпицбергеном, увеличил острова Колгуев и Вайгач. В Салехарде я однажды провел в командировке два месяца, так что места знакомые.

Монахи обменялись взглядами и я понял, что сейчас выиграл у судьбы по крайней мере пару лет жизни.

– Ты понимаешь, что твои знания как полезны, так и очень опасны ?– спросил отец Павел.

– Как и то, что и моим спутникам придется находится под вашей опекой.

– Твой служка поедет на учебу в Киев в обитель. А твой гридень перейдет в монастырские кмети. Не беспокойся, этот без пострига. Так будет лучше для них.

Иными словами, только в этом случае им гарантировалась жизнь.

– Ступай, нам нужно поговорить.

– Благословите, отче.

Ко мне был приставлен наставник, который должен был подправить разговорный язык, а также обычное письмо. Судя по всему, мои представления об истинной вере показались церковникам явно недостаточными и теперь я прогрызал православную схоластику. Кроме того, инок Илия провел несколько занятий по современной экономике, точнее экономической географии, а вот за освоение политических реалий отвечал целый дьяк. Похоже, из меня хотели получить нового Дворковича. Я еще раз подивился широте взглядов иерархов и умению комплексно решать проблемы.