Текст книги "Шерас"

Автор книги: Дмитрий Стародубцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 84 страниц) [доступный отрывок для чтения: 30 страниц]

ДозирЭ поразился увиденной красоте. Долгое время он в удивлении стоял на берегу, слушал таинственные вечерние звуки, вдыхал непривычные запахи, наблюдал за яркими закатными мазками, разукрасившими небо и воды. Он опомнился лишь тогда, когда увидел невдалеке обнаженную Андэль. Маленькая богиня озерной заводи вступила в теплое марево по колено, и по искристой глади скользнуло ее неясное отражение.

Теперь внимание ДозирЭ было приковано к тонкой фигурке. Она напомнила ему одну из статуй знаменитого ваятеля Неоридана, которую он как-то видел в одной из зал Форума Искусств. Юноша впервые видел столь совершенное женское тело: точные линии, плавные переходы, соразмерные притягательные формы.

Девушка оглянулась и призывно взмахнула рукой. ДозирЭ немедля скинул одежды и последовал за ней.

Они долго плескались и плавали недалеко от берега. ДозирЭ пытался настичь девушку, но ему ни разу не удалось даже прикоснуться к ней: Андэль оказалась великолепной пловчихой и непревзойденной ныряльщицей. Много раз молодой человек пытался пленить светлокудрую шалунью, но каждый раз, появляясь на поверхности, он не обнаруживал ее на прежнем месте. Вынырнув в последний раз, ДозирЭ заметил, что солнце село и озерную гладь освещает только синеокая Хомея.

Пошатываясь от приятной усталости, купальщики вышли из воды.

– Как ты прекрасна, Андэль! Будто статуя Неоридана! – восхищенно произнес ДозирЭ и взял в руки тонкую кисть девушки. Ее нежная ручка затерялась его в больших мозолистых ладонях.

Андэль, загадочно улыбаясь, подняла глаза. Перед ней стоял атлет с мощным торсом и крепкой мускулистой шеей. На лице над губой вздулся некрасивый шрам, но большие чувственные глаза горели неистовым огнем.

Девушка высвободила руку и отступила назад. Юноша был высок и сухощав, его влажная шелковистая кожа в свете Хомеи отсвечивала бронзой.

– Я рождена, чтобы быть люцеей. Все так говорят, – наконец произнесла Андэль. Она вновь приблизилась к мужчине и коснулась ладонью его груди, потом дотронулась до плеча, скользнула пальцами по линии ключиц.

– Почему именно люцеей? – удивился ДозирЭ, млея от прикосновений.

– Чтобы моя красота была доступна всем, чтобы люди могли ею любоваться, словно работами Неоридана.

ДозирЭ был больше не в силах сдерживаться и опустился на колени. Он наклонился и коснулся губами земли, а потом стал шептать старинную молитву.

– …Эгоу, свет ночи, Хомея божественная! Возгорайся огнем призывным, влекущим в таинство любви. Подтолкни несчастных к пропасти! – закончил он и с мольбой в глазах обратил свой взор к девушке.

Лицо Андэль осветилось счастливой улыбкой. Возжелав того же, она продолжила древний обряд, воздев руки к небу:

– Великая Хомея, родительница наша! Даруй нам мгновения счастья!

И длилась ночь бесконечно. И играло на лицах безумцев сияние Хомеи. И сгорали сердца, сжигаемые огнем. И терялся ДозирЭ, в первый раз исполняя волю природы. И смеялась Андэль, и шептала ему на ухо подсказку. А вокруг, искрясь алмазами, кружила звездная пыль.

Глава 4. Из-за Темного океана

Два года назад, в трех тысячах итэм от Авидронии, на острове Нозинги, личные жрецы Фатахиллы совершали обряд жертвоприношения:

– О, сердце наше, Громоподобный Фатахилла! Интол всех интолов странствующих племен флатонов и народов Темного океана! Ты – глаза наши, голос наш, мысли наши! Мудрость тысячелетий на твоих устах. Падаем ниц перед щедрой Хомеей, матерью твоей, дабы даровала тебе в борьбе с врагами победу! – Жрецы закончили молитву, и помощники подвели к жертвенному месту два десятка одногорбых верблюдов. Брызнула кровь из-под ножей – несчастные дромадеры пали замертво. Теперь Хомея будет довольна.

Фатахилла первым опустил голову, оторвав взгляд от дымчатого диска Хомеи, и поднялся с колен. На полах своей меховой мантии он заметил несколько капель «священной» верблюжьей крови и поморщился. Флатоны без войны скоро превратятся в робких землепашцев и травоедов. Во времена правления отца в жертву приносили по нескольку тысяч человек. В крови купались, точно в океане. Он, Фатахилла, был тогда ребенком, но хорошо запомнил бурые лужи, в которых увязал по щиколотку. А сейчас? Воинственных флатонов умиротворяет кровь нескольких жалких верблюдов!

Вслед за Фатахиллой встали с колен прочие интолы, принцы и вожди. Все они были флатонами, все с одинаково бледными лицами. Следуя за предводителем на почтенном расстоянии, они поднялись на холм, где расселись на мягких шкурах и получили от полуобнаженных рабынь вино и угощения.

Фатахилла водрузил на голову шарпер – высокий головной убор, обтянутый крокодиловой кожей, и воссел на свой походный трон, который еще называли Синим троном, поскольку он был отлит из паладиума и украшен крупными драгоценными камнями голубого и синего цвета. Многочисленная охрана, высокорослые и крутоплечие воины, тут же обступила его двойным кольцом. Громоподобный, как вот уже тридцать лет величали Фатахиллу, с высоты взгорья оглядел равнину, которая простиралась внизу. Там, насколько хватало глаз, тянулась бурая степь, чуть подернутая синевой низкорослого кустарника. Кое-где она была изрезана оврагами и дождевыми промоинами, а на линии горизонта виднелась цепь горных вершин.

Слева от Фатахиллы, в пятистах мерах, начиналась линия мощных укреплений. Глубокие рвы, ряды деревянного частокола с острыми железными наконечниками и прямоугольные водоемы, между которыми оставили лишь узкие проходы, были расположены перед высокой насыпью. На гребне вала возвышалась каменная стена с высоким парапетом, множеством узких бойниц и чередой круглых башен. Стена прямой линией тянулась на несколько тысяч шагов и внезапно обрывалась.

Фатахилла подал знак, подзывая к себе Бузилл Арагосту – Первого Принца флатонов, и все расступились, пропуская знатного военачальника. Бузилл Арагоста приблизился к трону и в почтении склонил голову.

– Начинай, и пусть Хомея благосклонно примет души тех, кто сегодня погибнет! – приказал Фатахилла. Воин поклонился, готовый исполнить волю своего повелителя.

Вскоре раздался глухой треск барабанов, и со стороны степи появились многочисленные конные и пешие отряды. А на стенах укреплений показались защитники в высоких сияющих шлемах. Они быстро заняли условленные позиции и с волнением наблюдали за приближением противника.

Колонны остановились в тысяче шагов от стены. Барабанная дробь зазвучала чаще: это был, несомненно, сигнал. Отряды тут же рассыпались – будто все разбежались кто куда, однако вскоре стали отчетливо вырисовываться очертания боевых наступательных линий. Со стены дали первый залп. Горящие снаряды, пущенные из метательных механизмов, упали, не долетев до первой шеренги. Еще громче забили барабаны, и штурмовые отряды с дикими воплями и волчьим завыванием устремились к укреплениям.

Сначала к стене приблизились небольшие группы легковооруженных всадников и принялись пускать стрелы, метясь в щели бойниц. Эти лучники, стреляя на ходу и из разных положений, без остановки маневрировали; казалось, они демонстрируют свое мастерство не потому, что этого требует бой, а затем, чтобы блеснуть своей выучкой перед сановными зрителями. Со стены ответили градом разящих стрел и камней. Вскоре, явно не ожидая столь ожесточенного отпора, конные стрелки в замешательстве отступили, потеряв больше четверти воинов. Атака, очевидно, захлебнулась, и Фатахилла насупился и сузил глаза, что для тех, кто его хорошо знал, было признаком сильнейшего недовольства, предвестником тяжелейших последствий – возможно, жестокой расправы над провинившимися военачальниками и воинами.

Вслед за всадниками на оборонительные сооружения накатила волна пеших лучников и пращников. Многие из них провалились в «волчьи ямы», но оставшиеся, прикрываясь плетеными щитами в рост человека, продолжали наступать. Наконец, поставив щиты на землю и спрятавшись за ними, они буквально обрушили на защитников дождь из стрел и свинцовых пуль. На этот раз защитникам пришлось туго.

Под прикрытием этой атаки к укреплениям подобрались мастеровые с инструментом и штурмовыми лестницами. Они быстро засыпали «волчьи ямы» и водоемы, забросали рвы и уничтожили частокол. Многие из них гибли, но на это никто не обращал внимания: всё было подчинено только штурму.

С высоты холма предводители флатонов продолжали наблюдать за кровопролитным действом. На самой вершине в одиночестве восседал Фатахилла. В стороне, чуть ниже, толпились наместники его земель – интолы, принцы и вожди.

Вместе с флатонами за штурмом следили несколько человек в континентальных одеждах. Лица их, в сравнении с белыми, как снег, лицами островитян, казались совсем темными. Это были приехавшие издалека, с материка, обласканные Фатахиллой гости. Один из них занимал самое удобное для обзора место, держался независимо и не выказывал почтения белолицым интолам – низкого роста, очень толстый, на тонких ножках, сутулый и с большой безобразной головой. Весь он был неимоверно волосат – грудь, шею, руки, пальцы рук, уши покрывала буйная растительность… Даже из его носа торчали во все стороны непокорные пучки черных волос. Его звали Хавруш – он приходился родным братом Тхарихибу, правителю Иргамы.

Повинуясь общему настроению, Хавруш с большим интересом наблюдал за происходящим, как будто был свидетелем настоящего сражения, а не устроенного щедрым Фатахиллой представления. Время от времени, не думая о хороших манерах, он нервически выдергивал пальцами из носа тугие волоски. И всё же не боевой азарт, а глубокая обеспокоенность и потаенный, почти животный страх были основными чувствами, всецело завладевшими его сердцем. Ничего себе учения! Ничего себе маневры! В сотне шагов от него пятьдесят тысяч флатонов, слепо покорившись воле Громоподобного, беспощадно, с невиданной ожесточенностью уничтожали друг друга. Ни тебе деревянных мечей, ни копий без наконечников, ни затупленных стрел… Никаких условностей, никакого, даже самого невинного, показного милосердия! Всё всерьез. На что же тогда способны миллионные полчища белолицых в настоящей битве? Что будет с континентом, если эти дикари, эти ужасные, как они сами себя называют, воины Темного океана вырвутся на просторы Междуречья?

Тем временем штурм продолжался. Стрелки и мастеровые сделали свое дело: главные атакующие отряды беспрепятственно подобрались к самым стенам, приставили лестницы и один за другим потянулись наверх, прикрываясь от дротиков и камней небольшими щитами. Защитникам укреплений поначалу удалось опрокинуть несколько десятков лестниц, но на их месте появились новые – теперь уже сотни лестниц были приставлены к стенам и по ним с пронзительным волчьим воем ловко карабкались тысячи флатонов. От этого жуткого завывающего многоголосья Хаврушу было особенно не по себе…

* * *

Вечером того же дня Фатахилла, едва пригубив вино, первым покинул пиршество, устроенное в честь успешного штурма, и уединился в своем походном шатре.

Бронзовые факельницы в форме морских драконов неярким огнем освещали его покои. Деревянные идолы – домашние боги – не отводили пустых глазниц от хозяина жилища. Потупив взоры, у входа, в ожидании распоряжений, стояли на коленях две красивые рабыни. Здесь, в шатре, можно было спокойно подумать.

Фатахилла, хотя и не подавал виду, остался доволен маневрами. Стена пала довольно быстро, а ведь столь скорой победы никто не ожидал. Понадобилось полгода, чтобы при помощи лазутчиков подробно изучить Великую Подкову – знаменитую авидронскую оборонительную стену, оценить ее сильные и слабые стороны, построить точно такие же укрепления (небольшую их часть), обучить гарнизон. И всё ради сегодняшнего дня. Да, сегодня флатоны убедились, что авидронскую Великую Подкову можно штурмовать. Миф о ее неприступности теперь развеян в прах.

Рано или поздно храбрые воины Темного океана переправятся на материк, быстро пересекут Междуречье, приблизятся к Великой Подкове, атакуют ее сразу во многих местах и быстро захватят. Потом сровняют с землей стены и башни, а на развалинах высадят бамбуковые рощи. Уничтожив укрепления авидронов, принцы и вожди вырвутся из Междуречья, быстро преодолеют Малльские горы и широким бурлящим потоком устремятся в глубь континента, прежде всего, в Авидронию, в ненавистную Грономфу. А уж оттуда разольются по всему континенту и будут везде нести рабство и смерть.

От этих будоражащих мыслей на лбу Громоподобного выступила испарина. Он промокнул лицо шелковым платком и склонился над картой материка работы авидронского тхелоса-географа, которая состояла из из соединенных в одно целое четырех больших листов…

Около пятисот лет назад плоты нескольких крупных племен флатонов прибились к побережью острова Нозинги. Отважные воины-скотоводы прибыли с соседнего континента, преодолев бескрайние просторы Темного океана, а с собой они привезли женщин, детей, стада, рабов и весь свой нехитрый скарб. Их родина – материк, где они родились, стал тесен неутомимым завоевателям: соседние народы покорены и обращены в рабство, их города разрушены, земли поделены между вождями.

Высадившись на Нозинги, флатоны долго принимали его за материк – конечную цель своего путешествия. Остров и правда был настолько велик, что многие считали его и называли материком. Это счастливое заблуждение воинственных пришельцев, возможно, и спасло большинство народов другого континента от порабощения.

Остров Нозинги населяли мирные бионриды – древнейший народ, подчиненный воле одного славного правителя. Уже в то время просвещенные островитяне возводили города, строили быстроходные корабли. Флатоны, с детства прекрасные наездники и великолепные лучники, в нескольких битвах легко разбили наспех собранную неумелую армию бионридов, затем разрушили их города, многих убили или обратили в рабство. Те, кому удалось бежать с острова, использовали для этого плоты, лодки и малые корабли. Переплыв пролив Артанела, они оказались на материке и некоторое время кочевали, постоянно подвергаясь нападениям со стороны местных племен, а потом осели в дельте реки Анконы.

Флатоны обосновались на острове, но не собирались останавливаться на достигнутом и принялись готовиться к вторжению на континент. Постепенно к ним присоединились десятки племен их собратьев, также прибывших на больших парусных плотах из-за океана. Но прошло еще целое столетие, прежде чем на равнинах Междуречья показались неутомимые лошади флатонов, погоняемые белолицыми всадниками…

Фатахилла взял лущевый стержень, используемый для письма, и стал в раздумье обводить на карте границы родного острова, части континента, территории других стран. Внизу карты, отделенный от континента узкой полоской пролива, располагался остров Нозинги; он напоминал полустертый след стопы на песке и был не менее двух с половиной тысяч итэм в длину, а шириной – примерно четверть от длины. Едва ли не всю карту занимал сам континент, напоминавший разложенную на земле баранью шкуру. Если переплыть пролив Артанела (в самом узком месте около ста итэм), то вскоре будешь у Алинойских гор, а потом окажешься на равнине, называемой Междуречьем. Здесь с правой стороны по широкому руслу течет река Анкона, на всем пути подпитываясь потоками из десятков озер и извилистых речек; с левой стороны бежит Голубая река. Между этими реками не менее тысячи итэм; десятки народов населяют это огромное пространство. Тут множество свободных городов – своеобразных маленьких государств со своими подданными, армией и казной… А ближе к центру континента, сразу после Междуречья, путь преграждает Великая Подкова, потом простираются Малльские горы, где проживают заносчивые и глупые полудикие племена, а далее располагаются просторные владения Авидронии…

Фатахилла с нажимом обвел границы Авидронии. Он не успел замкнуть линию. Стержень сломался, и вязкая жидкость темно-красного, почти черного цвета попала на пальцы. Рабыня поднесла чашу с водой, и флатон тщательно омыл руки.

Нет, великих переселенцев больше не может устраивать какой-то остров! Нужна новая кровь, новые земли, новые рабы. Авидрония – вот главная цель! Страна, накопившая за тысячелетия огромные богатства. Кто не знает о Дереве Жизни, кто не слышал легенды о грономфском золоте, о копях Радэя? Кроме того, Авидрония находится в самом сердце континента: оттуда будет сподручно идти войной на любую страну, можно будет всей своей мощью обрушиться на каждую из этих бездарных, ослабевших в междоусобных войнах интолий. Выслав конные орды вперед, наверняка удастся легко захватить все! Всех! Подчинив себе весь континент, можно осесть в Грономфе, во дворце авидронских правителей, и по своему разумению править захваченными землями. Так когда-то поступили знаменитые предки флатонов: на протяжении сотен лет вели войны, вели до тех пор, пока окончательно не завоевали всю сушу там, за Темным океаном.

Вот уже три попытки флатонов закрепиться на континенте не принесли результата. Авидронам сопутствует удача. Только один раз удалось осадить Грономфу, но ворваться в город так и не получилось, несмотря на шестнадцать штурмов, в которых полегло свыше миллиона воинов Темного океана.

Что ж, время настало. Теперь или никогда. Правители половины стран склоняются перед Фатахиллой и мечтают о дружбе. Нет для них звания более желанного, чем «друг и союзник флатонов». Те же, кто спрятался, надеясь отсидеться за толстыми стенами городов и полагаясь на доблесть своих армий, зря тешат себя и своих подданных надеждами. Все знают, что каждый мужчина-флатон – храбрый неутомимый воин. Один миллион таких воинов, три миллиона, пять… Кто устоит перед такой мощью? Но управлять такой силой непросто.

Еще немного, и в отсутствие ВРАГА вожди флатонов набросятся друг на друга. Перегрызутся, в который раз перекраивая тесные для такого количества вождей земли Нозинги. А потом, глядишь, доберутся и до своего предводителя, как уже было однажды. А этого нельзя допустить! Им нужен великий ПОХОД и главный ВРАГ. Пусть против него они направят всю свою силу и злобу.

Фатахилла давно уже решил, точно так же, как до него решали все его предшественники, что этим ВРАГОМ будет Авидрония.

Фатахилла не сразу вернулся из мира своих неистовых грез.

В шатер неслышной тенью проник слуга. Беззвучно ступая по мягким шкурам, он приблизился к повелителю и, склонившись, произнес только одно слово: Хавруш.

Громоподобный накрыл одной половиной карты другую и при помощи рабынь поудобнее расположился на мягких подушках, обтянутых черным шелком и расшитых золотыми лепестками. На пороге, у входа, показалась согбенная фигура Хавруша. Этот смешной человечек являл собой полную противоположность мужчине-флатону: бесформенное тело на тонких скрюченных ножках, узенькие плечи, гигантский живот, необъятный зад.

Фатахилла с трудом подавил внезапно вспыхнувшее чувство омерзения; глаза его, потемневшие было, вдруг заискрились. Он выставил вперед ногу в коротком полотняном сапоге, проявляя к гостю милость и оказывая ему честь.

Хавруш немного помедлил, будто в чем-то сомневаясь, однако потом, не разгибая спины, смешно переступая ножками в остроносых сапожках, быстро засеменил к хозяину шатра и смиренно припал к его ногам. Полами своей богатой одежды, не щадя тонкой шелковой ткани, он тщательно вытер сапог властелина флатонов. После этого ему, вопреки обычаю и на удивление прислуге, разрешили присесть. Иргамовский посланник опустил свои могучие ягодицы на указанное место и начал речь:

– О Громоподобный! Ты – единственная надежда нашего многострадального народа. Преклоняемся перед тобой, верным другом Иргамы. Преклоняемся перед величием твоим и величием твоих славных предков, чьи подвиги навеки остались в наших сердцах. В который раз заклинаем о прощении за ошибки наших праотцев, которые по глупости собственной и по навету подлых авидронов не предвидели чистоту помыслов воинов Темного океана. Проливаем горькие слезы над прошлым, но надеемся на светлое будущее, украшенное повсюду твоими славными стягами, о самый мудрый правитель из всех правителей Шераса! Интол Иргамы, мой брат Тхарихиб, предан тебе бесконечно. Он просит не гневаться и принять сей скромный дар…

С этими словами Хавруш суетливо сунул руку в одежды и вынул из потайных складок костяной футляр, усыпанный изумрудами. Фатахилла скучал, когда выслушивал обычные для посланцев с материка витиеватые похвалы и уверения в союзничестве, но при виде коробки алчно сузил левый глаз. Гость открыл крышку и протянул подарок хозяину шатра. На дне футляра лежал серебряный жезл, усыпанный черными алмазами.

– Этот жезл – символ власти Иргамы. Интол иргамов обязан не выпускать его из рук. В чьих руках жезл – тот и правит страной, – пояснил Хавруш.

Фатахилла внимательно осмотрел это сокровище, но тут в отблеске пламени внезапно блеснул перстень на пальце Хавруша. Это заиграл на свету большой зеленовато-голубой камень в золотой оправе – драгоценный лотус. Сияние лотуса всегда магическим образом приковывало взор Громоподобного, вот и на этот раз он не удержался от того, чтобы не бросить на волшебный камень жаркий выразительный взгляд.

Хавруш некоторое время держал футляр в руках, но Фатахилла не спешил принимать драгоценный дар, в данной ситуации не обладающий никакой реальной силой, а лишь символизирующий нижайшую покорность. Гость бережно поставил коробку у ног хозяина шатра и бледный, расстроенный, вернулся на место, не забыв тайком повернуть злосчастный перстень камнем внутрь.

– Передай Тхарихибу мою благодарность. Однако я предпочел бы получить этот подарок от него самого! – сказал Фатахилла.

– Я обязательно передам, но ты же, величайший, наверное, не знаешь… – отвечал Хавруш. – Забота о нуждах страны отняла много сил у моего брата. Он заболел песчанкой и теперь лежит в бреду. Поверь, Тхарихиб несколько раз порывался подняться и поехать к тебе лично, но был настолько слаб, что я удержал его от этого безрассудного поступка. Путь далек, лежит через Авидронию, а авидроны только и мечтают о том, чтобы уморить интола Иргамы.

– Стоит ли так бояться авидронов? – Фатахилла был удивлен. – Насколько я понимаю, ваши страны прекрасно соседствуют. Авидроны построили Тхарихибу крепость Кадиш, получив за поставки камня и работу двести пятьдесят тысяч берктолей – наверное, иргамы разучились возводить стены. Иргама именно в Авидронии закупает хлеб, ячмень, онис, шелк, тоскан, соль, звездный камень, серебро, медь… – будто вокруг пустыня, а не земли с процветающими торговыми городами.

Хавруш не сомневался в осведомленности Громоподобного, и всё же он был поражен точностью его знаний и памятью, особенно настораживало его внимание к Кадишу. Ведь именно для того, чтобы обезопасить себя от нападения флатонов, иргамы решились на этот грандиозный проект, возвели при помощи просвещенных соседей неприступную цитадель с высокими толстыми стенами и башнями. Но Кадиш был только началом плодотворного сотрудничества – позже Иргама и Авидрония договорились в случае явной угрозы со стороны флатонов объединить и военные усилия.

«Интересно, – подумал Хавруш, от страха у него подкатывал ком к горлу, – знает ли Фатахилла о том сговоре между Тхарихибом и Алеклией? Тщедушный, бесхарактерный, погрязший в пороках братец – самый бездарный правитель из существовавших, успел настолько всё испортить за годы своего правления, что теперь непонятно, как и выпутываться. Сам не поехал, испугался – меня отправил. И вряд ли его заботило, вернусь я из дальнего путешествия или нет. Умолял помочь, жезл власти зачем-то отдал – а ведь двадцать лет не выпускал его из рук!»

Громоподобный, сидящий на возвышении и окруженный мрачными идолами с пустыми глазницами, своими безмолвными советниками, выглядел в свете факельниц каким-то зловещим потусторонним существом. У него было правильное почти красивое лицо, и даже не такое белокаменное, как у его соплеменников, лицо, удачно воплотившее внутренние свойства – твердость характера и неудержимую воинственность, и лишь с тем избытком форм, которые свойственны этому народу, но внешний его облик определял, прежде всего, взгляд – глубокий, проницательный, испепеляющий. Сила внушения этого повелительного взгляда была настолько велика, что, казалось, заставляла любого безвольно цепенеть и раболепно подчиняться. Повинуясь магической силе этих глаз, Хавруш униженно внимал каждому слову Фатахиллы – еще бы, перед ним был самый ужасный тиран, которого видывал свет, – и каждое мгновение ощущал острую опасность, исходившую от собеседника. У него даже резко и непривычно заболело в груди. Он не думал о том, как сейчас выглядит, и не знал, что в своем глупом рабском подобострастии, к которому, к слову сказать, не имел возможности пристраститься, будучи вторым человеком в своем государстве, выглядит более чем ничтожно, вызывая у своего собеседника устойчивое чувство отвращения.

– Ты прав, пророк Шераса, – тяжело вздыхая, оправдывался Хавруш, – Тхарихиб вынужден вести дела с Авидронией. Жадный сосед давно опутал нас своими осьминожьими щупальцами. Не подпускает к Анконе, захватив наш старинный город Де-Вросколь Нисус Периди, лишил флота, взял под защиту ларомов – мерзких пожирателей детей, несколько сот лет назад поселившихся на наших исконных землях. Даже в самой Иргаме многое принадлежит авидронскому Инфекту: земли, рудники, каменоломни, кузницы, мастерские, лавки, дворцы и даже акелины…

Фатахилла слушал иргамовского посланца с неподдельным вниманием, однако возникающее изредка на его лице выражение сочувствия было наигранным. Он скучал и скучал, прежде всего, потому, что прекрасно обо всем знал, в том числе и о том, почему Тхарихиб не приехал сам. Обширная, хорошо оплачиваемая сеть доносителей по всему континенту и еще множество добровольных соглядатаев регулярно снабжали его всей необходимой информацией.

Тхарихиб был правителем трусливым и бездеятельным. Из двух отпрысков монархической династии Тедоусов он был старшим и поэтому по праву завладел жезлом власти после смерти отца. На роль интола больше подходил Хавруш – младший сын, умный, энергичный и целеустремленный, но судьба распорядилась иначе. Тхарихиб Лучезарный, как он в начале правления повелел себя называть, распоряжался властью бездарно, непредсказуемо, неоднократно подвергая опасности не только свой народ, но и высшую знать, которая всегда всецело его поддерживала и только благодаря которой он победил в нескольких войнах и разбил гигантское войско восставших рабов. Всё его сумасбродное поведение, часто граничащее с безумием, не вязалось с представлением об облике благородного властителя из древнего рода Тедоусов и слабо согласовывалось с государственными интересами. За первые десять лет правления в два раза упал денежный курс, разорились землевладельцы, опустели от голода и болезней города. Непомерные поборы и безнаказанность жадных наместников, чинивших повсюду произвол, окончательно разорили страну, сделали государственное хозяйство чуть ли не натуральным. Теперь подати собирались хлебом, вином, уксусом, свининой, луком и трудовыми повинностями, к тому же постоянно уменьшалось количество плательщиков, тем паче что интол освободил от податей много категорий граждан. И вот уже вместо золотых берктолей и паладиумных иргамок, в которых когда-то не испытывали недостатка рачительные иргамовские правители, казна заполнялась низкопробной бронзой и медью. Тхарихиб, прозванный в народе Разорителем, казалось, не замечал бедствий и горестей, постигших людей и страну. Всё свое время он проводил в шумных пирах либо на охоте. Последние средства тратились на переустройство Солнечного дворца в Масилимусе, закупку в Авидронии отделочного камня, дерева ценных пород, дорогих украшений.

Хаврушу была поручена армия, и это была единственная область, где иргамы преуспели. Младший брат интола провел военную реформу по авидронскому образцу, увеличил в несколько раз количество партикул (густонаселенная Иргама никогда не испытывала нужды в мужчинах-новобранцах, которым достаточно было лишь того, чтобы их кормили), снабдил отряды вооружением и провиантом, построил множество военных лагерей и пограничных крепостей, укрепил города и, прежде всего, столицу. Несколько завоевательных походов ознаменовались яркими победами; в последнем походе откуп, на который согласилась поверженная Иргамой страна, превзошел все ожидания. Трофеи едва уместились на пяти тысячах повозок, а невольничьи рынки заполонило такое количество новых рабов, что некоторое время их раздавали бесплатно.

Постепенно Тхарихиб перестал вовсе интересоваться страной и только заботился о собственных усладах. Он не пытался что-то изменить – его всё устраивало, только испытывал постоянный страх перед своим грозным соседом – Авидронией, во всем ей потакая. А еще больше он опасался нового нашествия флатонов: его с неизменным постоянством предрекали дворцовые предсказатели. Все нити власти со временем оказались в руках Хавруша, который и стал на деле править страной. Тхарихиб же погряз в пороках и низменных страстях, и об этом говорили во дворцах всех правителей. Говорили, что интол Иргамы устроил в подвалах Солнечного дворца акелины с сотнями рабов и рабынь, где день и ночь потворствовал самым гнусным своим желаниям. Верные люди сообщали, что после таких оргий из дворца тайком вывозили две-три повозки, наполненные едва прикрытыми соломой голыми телами убитых под пытками мужчин и женщин…

Все это Фатахилла знал. Он знал, что больше всего на свете жалкий Тхарихиб боится авидронов, поэтому ни за что не предпринял бы поездку на остров Нозинги. Но слабовольный интол трепещет и при одном упоминании о флатонах – разве мог он не откликнуться на настойчивое приглашение Фатахиллы? Поэтому Тхарихиб и прислал своего тайного переговорщика – Хавруша. Именно этого Громоподобный и добивался.

– Хавруш, не боишься ли ты разгневать Хомею столь длинными и столь бесполезными речами? – перебил Фатахилла. – Не плачем, а только храбрыми деяниями можно изменить судьбу. Ты ненавидишь авидронов, и ненависть твоя, клянусь праотцами, справедлива. В этом флатоны – твои верные союзники. Хочешь – отомсти им!

– Как я могу им отомстить? – испугался иргамовский посланник. – Сегодня авидроны сильны как никогда. Только их полевые армии насчитывают пятьсот тысяч человек. А укрепления, а крепости?.. А Берктольский союз, в котором, кстати, Иргама тоже состоит?.. Совет Шераса наверняка примет решение прийти Авидронии на помощь… Нет, конечно, наши партикулы непобедимы, но Тхарихиб никогда не решится…

Фатахилла нетерпеливым жестом заставил Хавруша замолчать. Вождь флатонов вытянул ногу и пяткой резко захлопнул крышку футляра с иргамовским жезлом власти. Его тяжелый взгляд скользнул по лицу Хавруша.