Текст книги "Шерас"

Автор книги: Дмитрий Стародубцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 84 страниц) [доступный отрывок для чтения: 30 страниц]

Глава 22. Штурм Кадиша

Неподалеку от Кадиша возвели укрепления, в точности повторяющие часть построек иргамовской крепости. Алеклия еще в самом начале выписал из Грономфы зодчих, строивших Кадиш, и они прибыли незамедлительно, привезя с собой три повозки туго скрученных онисов с рисунками, схемами и расчетами. Семидесяти тысячам мастеровых понадобилось пять месяцев, чтобы построить небольшой фрагмент оригинала, равный всего сотой его части. Теперь на этих позициях днем шли маневры, в ходе которых одни грономфские воины выступали в роли гарнизона и оборонялись на стенах и в башнях, а другие атаковали. Ночью же возвращались мастеровые и заделывали пробитые таранами бреши, восстанавливали разбитый бруствер, разбирали завалы.

Каждый день во время этих тренировочных приступов гибло немало цинитов, еще не менее сотни воинов получали различные увечья. Но Алеклия не останавливал учения и не упрощал задачи: он хотел, чтобы будущие участники штурма все до одного прошли «малое Испытание» – так окрестил эти маневры авидронский лагерь.

Отдельные «тренировки» Инфект Авидронии устроил военачальникам. Но только для этого полководцы использовали макет Кадиша и те самые фигурки воинов, которые помогли Алеклии победить в кадишской битве. Военачальники, в свою очередь, собирали своих партикулисов, раскладывая перед ними планы укреплений, а те – своих цинитаев и аймов.

Все эти мероприятия помогли и самому Божественному: постепенно в его голове родился подробный план штурма, до поры затаенный.

ДозирЭ, Тафилус и Идал во время тренировок ничем особенно не выделялись. Зато как хорош был Эгасс, первым забравшийся на стены, первым оказавшийся в цитадели! Во время повторного штурма партикулис неожиданно взбесился: «Вас всех перебьют, трусы, негодные бездельники!» При этом он хватал какого-нибудь нерасторопного лучника, сбивал его с ног тяжелым ударом кулака и кричал на него что есть мочи: «Ты куда пошел? Тебе что сказали делать? Вон твоя бойница. Ты должен следить за ней и молись к смерти, если из нее вылетит хотя бы одна стрела. Убью!» Глядя на своего военачальника, аймы, а в особенности десятники, старались не отставать от него. Град тумаков сыпался на воинов со всех сторон. Ошибки и медлительность карались самым жестоким образом. Несколько черных шнурков были затянуты на шее наиболее провинившихся.

Благодаря своим связям Эгасс добился разрешения провести еще несколько маневров на новых укреплениях. В последний раз штурм удался как нельзя лучше. Партикулис наконец остался доволен и дал воинам несколько дней отдыха.

ДозирЭ и его друзья «на крови» попытались использовать свободное время с наибольшей пользой. Они несколько раз посетили купальни, побывали в кратемарье, куда допускались только лучшие циниты, да и то с разрешения нескольких начальников. Им удалось попасть на представление грономфских потешников и фокусников, а также навестить своих товарищей, угодивших в лечебницу. Но более всего монолитаям нравилось просто слоняться по лагерю, обязательно повязав на шею наградные платки и нацепив золотые фалеры. Весть о событиях в Ристалищах иргамовского города Тедоус быстро распространилась по всем партикулам, правда, не без помощи самих же участников происшедшего. Теперь восхищенным речам не было предела, восторженные похвалы сыпались со всех сторон. Однажды в расположение «неуязвимых» явились лаги, которые «пленили» ДозирЭ, Тафилуса и Идала. Дикари, в соответствии со своими обычаями, принесли откуп и долго оправдывались: каждый из пришедших произнес длинную речь, исковеркав, насколько было возможно, авидронский язык и бесконечно утомив слушателей. После этого растроганные монолитаи предложили испробовать откуп, в который, помимо тяжелой связки ушей иргамовских воинов, входили еще пять бочонков великолепного пенистого бродила. В шумный пир вовлекли многих. Воины пели и танцевали до поздней ночи, да так невоздержанно, что появился взбешенный Эгасс в окружении своих хмурых телохранителей. Узнав же, в чем причина шума, он и сам испил несколько емких чаш: партикулис-то знал, как тяжело Авидронии достался союз с лагами и насколько важно всемерно укреплять дружбу между авидронским воинством и этими непростыми людьми, замкнутыми и подозрительными. Лаги ушли лишь с наступлением утра, когда бочонки опустели, а дружба между двумя народами заметно окрепла.

На следующий день о происшедшем доложили Инфекту, который остался весьма доволен этими событиями, призвал Эгасса, поблагодарил его и поручил устроить ответный визит, распорядившись выделить для этого всё необходимое. Так ДозирЭ, Тафилус и Идал вдруг оказались наделены чрезвычайными посольскими полномочиями, во исполнение которых им предстояло устранить «снизу» некоторую натянутость в отношениях между союзническими армиями, с которой ничего не могли поделать церемонные и велеречивые вельможные мужи. Друзьям это пришлось по вкусу, хотя в иные моменты им крепко доставалось – уж больно много бродила выпивали лаги за один присест, а отставать негоже.

Сто третьего года седьмого дня двенадцатого месяца более половины авидронов вместе со своими повозками и лагерным имуществом, а также с частью метательных механизмов покинули кадишскую стоянку и ушли в неизвестном направлении. Обстрел крепости почти прекратился, на валах остались только немногочисленные наблюдатели. Иргамы отнеслись к неожиданному известию настороженно и усилили охранение на стенах. Однако на позициях осаждающих вспыхнули высокие костры, заиграли лючины и начался грандиозный пир. С наружных башен Кадиша воины Тхарихиба собственными глазами видели, как авидроны поглощают немыслимое количество дурманящих напитков и пожирают жареных буйволов, оленей и кабанов. Тут только иргамы поняли, что противник ликует в честь первого дня Примирения со злыми духами – старинного авидронского праздника, который обычно сопровождается щедрыми жертвоприношениями и неумеренным чревоугодием.

Авидронские воины пировали до глубокой ночи, распевая песни и танцуя вокруг костров, а потом, пошатываясь, разошлись по шатрам, а многие так и остались лежать там, где бражничали. Шум стих, огни погасли, авидронский лагерь уснул крепким сном, а подозрительные иргамы всю ночь просидели настороже.

На следующий день метательные механизмы осаждавших не послали в сторону кадишских стен ни одного снаряда. С утра воины Инфекта проводили атлетические состязания, соревнуясь в силе и ловкости. Сначала около тысячи бегунов пробежали наперегонки вокруг Кадиша, потом тот же путь проделали всадники и колесницы. После кулачных боев сошлись на смерть капроносы, далее сражались боевые слоны, а потом определяли сильнейших среди лучников, пращников, копьеметателей и дискометателей. Затем устроили собачьи бои. На исходе дня авидроны принялись вновь трапезничать, но на этот раз размах пиршества превзошел все мыслимые и немыслимые пределы. Вина и нектары лились рекой, казалось, поглощались целые стада, вокруг костров начались буйные пляски, в которые были вовлечены тысячи захмелевших воинов. Иргамы с мучениями наблюдали за тем, что творилось на позициях авидронов. Несколько цинитов гарнизона умерли на месте, не выдержав мук голода и жажды. Военачальник Дэвастас в гневе предложил атаковать укрепления врага или на худой конец начать стрельбу из уцелевших метательных механизмов, но высшие военачальники воспротивились: авидроны несомненно ответят, а гарнизон, после многомесячного обстрела, так нуждается в передышке.

Иргамовские наблюдатели на башнях еще вчера заметили, что авидронский Инфект и его главные военачальники снялись с лагеря и со своими отрядами покинули расположение войск. Сегодня слухачи, которые разбирались в авидронских военных сигналах, сообщили, что осаждающих осталось не больше ста пятидесяти тысяч, и часть из них, по крайней мере двадцать партикул, играли сигнал к походу, готовясь оставить кадишские позиции. Всё это окончательно успокоило военачальников гарнизона, в их умы вселилась надежда, что Алеклия отчаялся взять Кадиш и теперь прибегнет к спокойной длительной осаде, которая не предполагает обстрелов и штурмов. Дикий же размах авидронского гульбища окончательно убедил иргамов, что можно наконец отдохнуть, не опасаясь нечаянного нападения.

Ночь выдалась дождливая, ветреная. Тучи плотной пеленой отделили звезды и Хомею от земли, и ничего не было видно в трех шагах.

Под покровом темноты к Кадишу возвратились налегке все авидронские армии. Они прятались неподалеку, в лесах, дожидаясь благоприятного момента. Плотный ливень заглушил лязг железа и негромкие команды, а лючинами, калатушами и трубами для передачи сигналов пользоваться было запрещено. Из шатров вышли в полном вооружении те, кому, после долгих возлияний, полагалось спать мертвым сном. Все они были трезвы и соблюдали четкий порядок.

Глубокой ночью, в полной тишине, авидроны со всех сторон подобрались к стенам и по единому сигналу бросились на штурм. Началось сражение, где обе стороны бились с такой ожесточенностью, что впоследствии летописцы называли его не иначе как Великий штурм, а еще Кровавый штурм.

Партикуле Эгасса достался небольшой участок от башни до башни шириной сто тридцать шагов. Укрепления в этом месте были сильно повреждены, а башни изуродованы, но само основание стены не подверглось разрушению, а во многих местах, там, где было всё разбито, появился новый бруствер, сложенный из каменных осколков, и между ними новые бойницы.

Сначала к стене выдвинулись, прикрывшись осадными щитами, лучники и пращники. Прошли они крытыми траншеями, залитыми дождевыми потоками. После них появились мастеровые и быстро соорудили осадные навесы и передвижные заграждения. На стенах показались иргамы, и из бойниц полетели зажженные стрелы, камни и дротики. Метатели Эгасса, которых собралось у стен не менее полутысячи, дружно ответили. Авидронские зангнияметатели разожгли огни и подпалили свои стеклянные шары. Через мгновение стена полыхнула во многих местах, и место сражения осветилось, будто был яркий день.

К стене, словно загадочные чудовища, уже придвигались кроты – сотни низких деревянных построек на колесах. В их вместительных утробах скрывались основные штурмовые отряды. Показалась восьмиярусная осадная башня, которую медленно волокли по деревянному настилу подручные. Подъехали повозки с легкими метательными механизмами, подошли знаменосцы и музыканты.

Эгасс уже подъехал на коне совсем близко к стене; телохранители пытались прикрыть его, а порученцы тщетно уговаривали военачальника хотя бы сойти с коня. Эгасс не слушал никого: он спокойно наблюдал за происходившим и время от времени выкрикивал короткие указания.

Вскоре бесстрашный всадник на красивой златосбруйной лошади привлек внимание иргамов. В него полетели метательные снаряды – один телохранитель повалился с коня, другой едва удержал щит после попадания камня, выпущенного из камнемета. В цельнокованый нагрудник партикулиса, отделанный серебром и усыпанный золотыми фалерами, ударилась стрела и отскочила. Но он даже не шелохнулся.

Видя, что Эгасс в опасности, лучники и метатели утроили старания. На стену обрушился град свинцовых пуль и камней. Лучники «Неуязвимых» выпускали стрелу за стрелой, каждый раз попадая точно в узкие бойницы. Полный колчан опустошался за несколько мгновений. Подручные едва успевали подносить им с подъехавших повозок новые колчаны.

Раздался авидронский сигнал, и воротца кротов открылись, выпуская воинов, которые тут же бросились к лестницам, которых было приставлено к стенам не менее двадцати.

ДозирЭ, как и его друзья, оказался в первой штурмовой колонне, в которую вошли самые отчаянные воины. И это уже была большая удача. Он проявил чудеса изворотливости, чтобы оказаться в первом кроте. При этом он потерял из виду Тафилуса и Идала, которых куда-то оттеснили.

Когда прозвучал сигнал покинуть крот и взбираться на стены, ДозирЭ со всех ног бросился к ближайшей лестнице. Грономф знал только одно: он должен быть первым, и постарался опередить таких же, как и он, быстроногих храбрецов, ищущих скорой славы. Но у основания лестницы уже томилась очередь. Передние грубо отталкивали выскочек, задние напирали. Двое подрались. Десятники попытались навести порядок, но и им досталось.

ДозирЭ, изо всех сил работая локтями и плечами, пробился к лестнице довольно быстро. Своими действиями он усугубил сумятицу, но не подумал об этом: молодой воин не слышал команд, он всем сердцем был уже наверху, в гуще схватки.

Несколько цинитов поднимались по лестнице, прикрывшись щитами. В них летели дротики и тяжелые камни, но воинам пока чудом удавалось остаться целыми. ДозирЭ, весьма огорченный своим опозданием, собирался было броситься наверх, но у первой ступеньки вырос десятник.

– Пусти меня! – угрожающе прошипел грономф.

– Еще слово, – услышал он в ответ, – и опять получишь «черный шнурок»!

Первого авидрона, взобравшегося на стену, убили. Второй получил большим камнем в грудь и, перевалившись через перила лестницы, рухнул на землю. Третий воин уже скрестил с иргамом меч, но был пронзен сбоку копьем и отступил назад. Его подхватил товарищ и помог спуститься.

Десятник направил вперед следующую тройку, в центре которой оказался ДозирЭ. Воины устремились к вершине стены. Там уже шла жаркая схватка. Грономф оказался лицом к лицу с защитниками крепости. Протиснувшись меж длинных копий, увернувшись от камня, он бросился на иргамов с мечом наперевес. Его встретили удары утяжеленной нагузы, но цинит ловко извернулся и достал противника мечом. Еще через мгновение он поразил другого воина, столкнул со стены третьего, и вот он уже стоял на парапете, отбиваясь сразу от четырех бешеных клинков…

Пока ДозирЭ сражался, действуя весьма безрассудно, Эгасс дал указание поднять вороны – специальные корзины на канатных подъемниках. Мастеровые потянули канаты, и в воздух взвились корзины с воинами – по три-четыре в каждой. В одних были лучники – оказавшись над укреплениями, они принялись пускать стрелы, в других – легковооруженные меченосцы. Их поднимали на вершину стены, и они спрыгивали прямо на головы иргамов и тут же вступали в бой.

К стене подобралась осадная башня. Как иргамы ни старались, им не удалось ее поджечь: мокрые шкуры надежно защищали ее от огня. Мостки были откинуты, и по ним хлынули тяжеловооруженные циниты. Воины Тхарихиба попытались их остановить и кинулись гурьбой навстречу, но их отбросили, словно щенят. Авидроны были высоки, сильны, напористы – не чета истощенным защитникам гарнизона.

ДозирЭ наконец ступил на вершину стены и оказался посреди груды камней, которые валялись здесь повсюду. Каково же было его разочарование, когда он увидел, что десятки «неуязвимых» уже сражаются здесь. Он вовсе не первый. Заметил он и великана Тафилуса, пробивающегося ко входу в башню. Девросколянин бился нагузой, и видно было, как иргамы падают один за другим, будто подкошенные. «Как он оказался на стене?» – удивился грономф и поспешил к товарищу.

– Эгоу, Тафилус, как тебе эти кадишские капроносы? – спросил он, держась на всякий случай чуть поодаль.

– Слабые, как дети. Это даже не разминка…

Иргамы поняли, что им не удержать стены, и отступили в башни и во внутреннюю галерею. Не успели авидроны опомниться, как уперлись в замкнутые тяжелые двери. На стене оставалось не более пятидесяти цинитов гарнизона, которых быстро перебили или в ярости скинули вниз. Промокшие насквозь, все в липкой кадишской грязи, удивленные авидроны остановились и опустили окровавленное оружие. Стена была взята быстро, стремительно…

Появился сам Эгасс. Через некоторое время по его приказу на стены подняли малые тараны и метательные механизмы. «Неуязвимые» попытались проникнуть в башни, но из этого ничего не получилось. Хотя входные двери и решетки разбили таранами, иргамы просто подняли подвесные мосты.

Дожди оставили в покое кадишские земли: тучи пошли прочь, словно огрызаясь яркими вспышками и раскатистым громом. Выглянула Хомея, и стало так светло, что всем показалось, будто наступило утро.

«Неуязвимым» понадобилось еще какое-то время, чтобы взять внутреннюю галерею стены, где уничтожили еще несколько сотен иргамов. Башни же продолжали держаться, хотя их и атаковали разными способами не только монолитаи Эгасса, но и с противоположной стороны другие партикулы.

Уже было раннее утро, когда партикулис приказал большей части цинитов спускаться вниз с внутренней стороны стены. Используя лестницы из переплетенных веревок, воины оказались в самом Кадише. В ста пятидесяти шагах от них возвышалась еще одна стена, мер на десять выше захваченной. То были укрепления одной из внутренних крепостей-цитаделей.

Лучники и метатели с новой силой принялись за дело. На этой стене воинов гарнизона собралось не так много, зато укрепления были повреждены авидронскими метательными механизмами значительно в меньшей степени. Монолиты вновь пошли на штурм.

И эта стена тоже пала. На этот раз авидронов погибло значительно больше. Уцелевшие же иргамы вновь попрятались в башнях и оттуда, используя узкие бойницы, старались нанести штурмующим как можно больше вреда.

«Неуязвимые» опять спустились вниз и окружили главную башню этой цитадели. До вечера воины атаковали ее, но в укреплении засело не менее пятисот иргамов, имеющих при себе неограниченный запас стрел, дротиков – всего необходимого для продолжительного боя. Наконец Эгасс приказал прекратить бессмысленные атаки.

Алеклия поначалу радовался ходу сражения и даже чуть было не послал в Грономфу голубя с сообщением о победе. Недоверчивые иргамы поверили и в отход главных сил, и в безумное празднество – тщательно спланированное театрализованное представление, в котором приняла участие добрая половина войска. Ночной маневр удался как нельзя лучше: кадишцы оказались застигнутыми врасплох, и наружные стены авидроны взяли первой атакой. Но вскоре штурм захлебнулся: из семидесяти шести наружных башен сдались только три. Чем больше Инфект получал донесений от военачальников, тем мрачнее он становился.

Авидроны пошли на штурм внутренних стен, а башни попытались сжечь, пробить таранами или высадить на их вершины воинов при помощи матри-пилог. Но камень не горел, тараны оказались бессильны, а воздушные шары иргамы сбивали.

Алеклия послал переговорщика и пообещал сохранить жизнь тем воинам гарнизона, которые перестанут сопротивляться, но получил оскорбительный ответ, написанный вместо начальника крепости каким-то дерзким либерием:

«Я, Дэвастас, либерий иргамовской армии, от имени Верховного военачальника Иргамы Хавруша, отвечаю тебе – человеку, выдающему себя за бога.

Слушай меня, презренный. В твоей милости мы не нуждаемся, тем паче что всем известно, что такое «сохранение жизни» по-авидронски: рабство, унижение, в лучшем случае – смерть от голода. Нет, такой «жизни» иргамы всегда предпочтут смерть с оружием в руках. Но мне непонятно, почему ты так уверен в своих силах? Неужели ты думаешь, что сможешь взять Кадиш? Более того, почему ты решил, что Иргама безропотно тебе подчинится?

Я лично убил несколько сотен авидронов, сам распял на воротах вашей крепости партикулиса Ямэна и содрал с него кожу, собственной рукой сжег Де-Вросколь вместе с тысячами его жителей. Ваши воины блеяли, словно бараны, когда их резали, ваши женщины терпели с рабской покорностью, когда их насиловали. Слабый, трусливый народ – вот кто вы такие! На что же ты надеешься?

Поэтому прими мое предложение. Отступись, уходи восвояси. Заплати большой откуп золотом, а также пришли миллион голов скота, сто тысяч рабов и десять тысяч красивых женщин. Сиди в Грономфе печальным отшельником и моли своих Гномов, чтобы великодушные иргамы простили тебя за твой подлый поход. Если же не примешь эти условия – потопишь свой народ в реках крови. А сам будешь служить у Тхарихиба цепной собакой, и тебе будет запрещено носить одежду, а ходить дозволено будет только на четвереньках. Я сказал».

За этим следовала приписка:

«А Кадиш тебе всё равно не взять!»

У переговорщика, принесшего это послание, иргамы отрезали большой палец на правой руке. На языке некоторых дикарских племен это означало, что посланец как бы умерщвлен.

Алеклия задохнулся от ярости:

– Кто такой этот Дэвастас?

Военачальники и порученцы лишь пожали плечами. Никто не знал этого имени. Наконец, один из Вишневых вспомнил:

– Похоже, это начальник той самой конницы, которая пробилась сквозь наши позиции внутрь Кадиша.

– Объявите воинам, что за него я назначаю тысячу инфектов. За живого!

Писцы застрочили лущевыми стержнями.

Восемь дней спустя в Носороговой башне, в том самом помещении, которое некоторое время назад занимал Хавруш, где сейчас всё было разбито и перевернуто вверх дном, сидели за треснувшим трапезным столом Дэвастас и еще несколько иргамов. Все уставшие, в запыленной одежде, в поврежденных доспехах. Скудная и безвкусная пища, которую воины с жадностью поглощали, являла собой лучшее, что можно было найти среди оставшихся запасов. В кубках вместо вина была мутная вода с привкусом свинца. Время от времени страшный удар потрясал стены, и с потолка сыпались осколки и пыль. Иногда в смотровой проем залетали авидронские стрелы, и их наконечники расплющивались о каменную стену. Звуки авидронских лючин, раковин и калатуш, лязг клинков, зычные команды, свирепые крики воинов, хлесткие щелчки самострелов – всё это смешалось в единый гул многодневного боя. Но военачальники не обращали на шум ровно никакого внимания.

– Изрядно ты разозлил Инфекта Авидронии своим посланием, – говорил Дэвастасу военачальник в звании партикулиса. – Мне казалось, что наши цитадели взять приступом невозможно. Но прошло всего восемь дней, и вот мы уже заперты в Главной цитадели. Что ты такое написал?

– Вини не меня, Гвиндреалдус, а Тхарихиба, который не придумал ничего лучшего, чем заказать постройку Кадиша грономфам – будущим нашим врагам. Зная каждую стену, каждую башню, все ходы, любой сложный запор, любой механизм, все хитроумные ловушки, Алеклия без труда захватил наши укрепления. А написал я лишь то, что должен был написать каждый истинный иргам, любящий свою страну.

Дэвастас закончил трапезу и брезгливо запил еду несколькими глотками воды.

– Мы обречены, почему бы нам не сдаться? – без всякой надежды, с обреченным спокойствием спросил другой иргам. – Зачем попусту губить жизни десяти тысяч оставшихся воинов гарнизона?

– Чтобы погубить хотя бы столько же авидронов, – хладнокровно отвечал Дэвастас.

В помещение вбежал обливающийся кровью цинит и без церемоний прервал разговор военачальников:

– Авидроны ворвались в цитадель, начальник гарнизона пленен, у седьмого укрепления две бреши!

Дэвастас поднялся со своего места и накинул перевязь с мечом.

– Ну вот и все. Готовы ли вы, рэмы, с честью умереть, как и подобает потомкам великих и бесстрашных иргамитов?

– Не сомневайся, Дэвастас. Жалею лишь о том, что скудна и безвкусна была наша последняя трапеза, – отвечал Гвиндреалдус.

Военачальники спустились вниз и, по-военному строго попрощавшись, направились каждый в своем направлении. Дэвастаса поджидал его вольный отряд – человек триста опытных головорезов, вооружившихся по собственному усмотрению. Это все, что осталось после изнурительной осады от знаменитого «летучего» отряда. «Не беда, наберу новых – еще лучше», – подумал Дэвастас, разглядывая свое потрепанное воинство. Он приветствовал людей дружеским жестом, и они посмотрели на своего предводителя глазами, полными восхищения, преданности и надежды. Они ожидали, что сегодня он, как и много раз до этого, не даст им погибнуть, выведет в безопасное место. Либерий произнес короткую яркую речь и повел отряд в бой.

У седьмого укрепления Главной цитадели уже долго шла тяжелая битва. Всё новые и новые отряды авидронов просачивались через бреши внутрь. Несколько тысяч человек – авидронов и иргамов, перемешались в хаосе ожесточенного противостояния. Дэвастас бросился в самую гущу схватки.

Через некоторое время воинов Инфекта изрядно потеснили. В какой-то момент всем показалось, что авидронов стало меньше, что они отступают и скоро будут изгнаны из цитадели, но тут им на помощь пришли тяжеловооруженные циниты. По шарфам и вооружению, а еще по статности, бросившейся в глаза, Дэвастас сразу узнал воинов авидронского монолита и вспомнил бои капроносов в Тедоусе и трех улизнувших от возмездия монолитаев.

Тяжеловооруженные воины незамедлительно повернули ход событий вспять. Быстро и без больших потерь они расправлялись с иргамами, оказывавшимися на их пути. Хлесткий напор их был страшен, и замедлили наступление они лишь тогда, когда лицом к лицу столкнулись с людьми Дэвастаса. Но и здесь монолитаи оказались сильнее, вскоре они заставили противника пятиться, отбиваться из последних сил.

Дэвастас дрался великолепно: полный замысловатой подвижности, с привычной хладнокровной стойкостью, жестоко. Однажды, воткнув кинжал в горло одного из монолитаев, он заметил неподалеку великана, которого ни с кем нельзя было спутать. Да, он узнал Тафилуса. Воин бился нагузой, и вокруг него образовалось широкое пространство – никто из иргамов не решался приблизиться к грозному здоровяку. Не меньше дюжины убитых и смертельно раненых иргамов грудой лежали у его ног.

Дэвастас поискал взглядом друзей Тафилуса, и не напрасно. В десяти шагах от гиганта сражался тот самый авидрон, который несколько месяцев назад так опозорил его, либерия Иргамы. Военачальник навсегда запомнил это мерзкое имя: «ДозирЭ».

Пошел сильный дождь, и вскоре под ногами дерущихся образовалось месиво из бурой грязи. Совсем близко ударила молния, и ДозирЭ, испугавшись, невольно пригнулся. Тут же на него налетели два иргама. Грономф отбился от одного, а другой споткнулся о труп и упал на колени. ДозирЭ молниеносно снес его подставленную голову. И тут он увидел Дэвастаса, который бился шагах в двадцати.

– Не стой, поймаешь стрелу! – крикнул Идал за спиной грономфа.

– Смотри! – указал окровавленным мечом ДозирЭ. – Узнаешь?

Идал отбил атаку низкорослого воина гарнизона, воткнул ему меч под нагрудник, в живот, и воскликнул:

– Так это же Дэвастас! Это за его голову Алеклия предложил тысячу инфектов!

– Оставь его – он мой, – потребовал ДозирЭ.

– Как хочешь.

Тем временем Дэвастас вплотную приблизился к троим друзьям. Его воины, кружившие рядом, пытались атаковать ДозирЭ, но военачальник не позволил им это сделать: «Я сам!» – рявкнул он.

Через мгновение два воина скрестили мечи. Возле них даже как будто приостановилось сражение: несколько человек с обеих сторон остановились и завороженно наблюдали за смертельной схваткой удивительно ловких соперников. Клинки, ударяясь друг о друга, звенели и сверкали в воздухе. У иргама не было щита, ДозирЭ решил, что ему щит тоже не нужен – только мешает, и откинул его в сторону. Он тут же пожалел об этом, ибо получил сильный удар в плечо. Искореженное оплечье раскрылось и повисло на замке. Брызнула кровь. После нескольких встречных атак ДозирЭ ответил сопернику рубящим ударом по груди. Бронзовый панцирь Дэвастаса выдержал, но он поспешил отступить назад.

– Как ты смеешь со мной сражаться? Ведь ты мой раб? – выкрикнул иргам со злой усмешкой.

– Авидронский цинит не может быть рабом, – с ненавистью отвечал ДозирЭ. – Я не был рабом и никогда им не буду!

– Увидим!

И Дэвастас бросился вперед. Вновь скрестились клинки и посыпались искры. Вдруг клинок авидрона сломался, и ДозирЭ оказался с обрубком в руках. Он начал пятиться, получил скользящий удар по шлему и, не удержавшись на ногах, опрокинулся на спину. Дэвастас отбросил меч и вынул кинжал с длинным клинком, собираясь прикончить противника.

– Будь моим рабом, и я сохраню тебе жизнь! – предложил он, тяжело дыша, распростертому на земле ДозирЭ.

– Я тебе уже ответил. Бей! Встретимся на звездной дороге.

– Что ж, мне некогда тебя упрашивать, ведь надо еще позаботиться о твоих друзьях. Эгоу, авидрон, ты был славным воином.

Дэвастас занес кинжал, но тут длинная авидронская стрела, пущенная лучником с ближайшей стены, пробив бронзовый панцирь, воткнулась ему в грудь. Он пошатнулся, едва не упав. Воспользовавшись неожиданной помощью, ДозирЭ вскочил и поднял с земли попавшийся под руку метательный топорик. К Дэвастасу кинулись циниты его отряда, схватили своего вожака и поволокли прочь. Авидроны пытались прорваться к нему, но тщетно – иргамы встали стеной и бились с такой яростью, что монолитаи долго топтались на месте, а когда сломили сопротивление, Дэвастаса и след простыл.

Вскоре авидроны захватили Главную цитадель. Устояла только Носороговая башня – самое высокое и самое укрепленное место во всей крепости. Алеклия предложил оставшимся воинам гарнизона сдаться, но получил ответ: «Лучше смерть!» Тогда он приказал обложить башню до середины сеном, плетнями – всем, что горит, обильно полить дорианским маслом и поджечь. Воины исполнили указание, и получился гигантский костер, верхние языки пламени которого доставали до самой вершины.

Ночью того же дня авидроны ворвались в обгоревшую башню и до утра, задыхаясь в едком дыму, сражались с последними ее защитниками. Лишь немногие из них сдавались в плен. Когда сопротивляющихся иргамов более не осталось, ДозирЭ и его товарищи не обнаружили Дэвастаса ни среди убитых, ни среди раненых. А вскоре был найден потайной ход, ведущий далеко за пределы крепости.

Все было кончено. Почерневший, изуродованый до неузнаваемости Кадиш напоминал развалины древнего города. Кругом лежали трупы иргамов. Авидронские воины едва стояли на ногах.

Победители отправились в лагеря прежде всего, чтобы выспаться. В крепости осталось лишь несколько партикул: необходимо было добить последние горстки самых упорных иргамов, еще скрывающихся в подземных переходах между цитаделями.

На следующий день партикулис Эгасс выстроил «неуязвимых» и всех пересчитал. Партикула потеряла триста семьдесят человек, не считая раненых. Меньше всего убитых и покалеченных было среди монолитаев – пострадали в основном отряды легковооруженных, мастеровые и их подручные. Среди «бессмертных», которых в партикуле числилось четыреста человек, не было вообще ни одного погибшего.

– В честь взятия Кадиша я прощаю вам то, что вы натворили у стен в начале штурма, – сказал Эгасс, в большей степени обращаясь к тяжеловооруженным (ДозирЭ даже показалось, что партикулис смотрит именно на него). – Если б не эта сумятица, многих потерь можно было бы избежать. Но я никого не буду наказывать: так повелел Божественный. Напротив, почти всех вас ждут поощрения, а некоторые получат такое вознаграждение, о котором и мечтать не смели…