Текст книги "Последний Персидский поход (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Старицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

– Все равно разговор будет! Так что иди, принимай дела и командирствуй. Будет точная «наколка» на караван – пойдешь ее реализовывать ты. Как ротный. Вопросы есть?

– Есть, товарищ майор. Комиссия-то у нас была?

– Комиссия? – Петрович усмехнулся, – Не было никакой комиссии. Полковник Прохоров внезапно тяжко заболел, и его спецбортом отправили в Москву, вместе с помощником.

– Неужто, профессиональная болезнь? – «удивился» Никитин.

Офицеры засмеялись.

– Она! – подтвердил Петрович, – Косит любого проверяющего, почище триппера. Ладно, не злорадствуй. Кто судьбу знает? Может, сам когда-нибудь нас проверять приедешь. Так что береги печень смолоду.

………………………………………..

По пути в роту Никитин проходя мимо склада артвооружения, увидел, как бойцы из второй роты загружают в «броню» боекомплект. Руководил его получением и погрузкой лично капитан Кирпичников.

Он махнул Никитину рукой.

– Привет, Ник! Как долетел?

– Как видишь. Когда уходите?

– Сегодня, в ночь.

– Ни пуха!

– К черту!

……………………………

Никитин спортивных шароварах и в тельнике-безрукавке прибивал полочку в своей комнате на стенку модуля.

Прибил, подергал на прочность.

И поставил на неё бюст Александра Сергеевича Пушкина, который привез из Москвы. В свете афганского солнца сколы бронзовой краски и общая облупленность бюстика стала еще заметнее.

В комнату заглянул Петрович:

– Смотрю Никитин, ты тут жить собрался, никак? – он посмотрел на бюстик, потом на Никитина, с уважением.

– Так нет же другого дома у меня, товарищ майор. Из Москвы выписали и никуда не прописали.

– Ну, у меня к тебе две новости. Одна хорошая, другая плохая. С какой начать?

– Начните с хорошей?

– Шуру посмертно представили к «Красной Звезде», тебя и прапорщика Гуляева – к медали «За боевые заслуги». Ты не рад?

– Вчера бы еще от счастья плясал. А сегодня что-то не греет. Ну, а какая плохая?

– Придется тебе на Родину попахать. «Змея» желтуха свалила. Исполнять обязанности начальника разведки батальона приказываю тебе. Без отрыва, так сказать, от основного производства. Так что сводку в штаб бригады везешь ты.– Петрович протянул Никитину пакет, – Задача ясна?

– Так точно, товарищ майор, – Никитин, забирал пакет и засунул его в планшет.

– Вылет через тридцать минут. Никуда там не лезь, в лишние разговоры ни с кем не вступай и – главное – не заводись. Это твой шанс, Игорь.

***

Титры: Пустыня. Провинция Фарах. Афганистан.

16 июня 1988 года,

Группа под командованием капитана Кирпичникова возвращалась с боевых в эйфорическом настроении. От победы бойцам хотелось выразиться, несмотря на рев движка БТРа. Вот они и орали, стараясь перекричать моторы:

– КТО ХОЗЯИН ЗДЕШНИХ ГОР?

– ЗДЕСЬ ХОЗЯИН СПЕЦНАЗЁР!!!

– ДУХАМ КТО НЕСЕТ ЗВИЗДЕЦ?

– НАШ СПЕЦНАЗОВСКИЙ БОЕЦ!!!"

– КТО СНОШАЕТ ВСЕХ ПОДРЯД?

– НАШ СПЕЦНАЗОВСКИЙ СОЛДАТ!!!

Один боец-придурок, из молодых, сидя на броне, и разевая глотку, играл с гранатой РГД-5, продев в кольцо палец и раскачивая ее на нем, как бы дирижируя.

Кирпичников в это время сидел на своем командирском месте, свесив ноги в люк механика-водителя, и, творящегося у себя за спиной безобразия, видеть не мог.

БТР резко тормознул перед препятствием, боец зацепился за люк рукой.

И кольцо осталось на пальце.

Граната, лишенная предохранительной чеки, упала и откатилась аккурат под бок ротному.

Кирпичников оглянулся на то, что его ударило под задницу.

Действуя «на автомате», Коля успел схватить смертоносную хлопушку, крикнуть сидевшим на броне бойцам:

– Пригнись! – и, сам низко пригнувшись, сделал попытку зашвырнуть ее подальше.

В эту секунду проклятая железяка рванула. Осколки, как и положено, ушли вверх и в стороны, никого не задев.

Капитану Кирпичникову оторвало кисть правой руки.

***

Титры: Шихванд. Провинция Фарах. Афганистан.

16 июня 1988 года

В беседке-курилке под навесом сидел всего один человек – начальник особого отдела бригады майор Кузьмичев. Это было очень некстати, и в планы Никитина такая встреча не входила.

Никитин собрался, козырнув, пройти мимо, но Кузьмич его удержал:

– Никитин, погоди ты, не спеши! В штабе у тебя больше никаких срочных дел, я узнавал. На базар уже договорился с кем?

– Пока нет, – честно признался Никитин.

– Тогда присаживайся. В ногах, сам знаешь, правды нет.

– «Но нет ее и выше», – процитировал Никитин Сальери пополам с Веничкой Ерофеевым.

– Верно, – кивнул Кузьмич. – На базар я тебя подброшу. Закуривай! – Он протянул ему пачку сигарет без фильтра «Охотничьих».

– Спасибо, – отказался Никитин, вытаскивая из кармана пачку «Явы», – у меня свои.

– А я вот даже этим не накуриваюсь. Дома кубинские курил: привык к ним в первую командировку.

Некоторое время дымили молча.

– Как служба? – cпросил особист профессионально-участливо.

По лицу Никитина пробежала сложная гамма чувств. «Подход» начался, чего и следовало ожидать, но менее всего он ждал этого от Кузьмича, которого и он, и другие офицеры считали порядочным человеком. Хамить не хотелось, как и вообще идти на обострение.

Никитин решил использовать проверенный способ защиты в подобных ситуациях: прикинуться дураком.

– Идет, товарищ майор! Причем так быстро, что мы за ней не поспеваем. Иной раз утром проснешься, а она, служба, уже так далеко ушла, что и не догонишь. И что делать? Снова спать ложимся.

– Веселый ты парень! – усмехнулся майор Кузьмичев.

– Так ведь и жизнь наша такая, спецназовская, развеселая! Бывает, целыми днями только и делаем, что хохочем до упаду. Упадем, отлежимся, и давай снова хохотать!

– Хорош травить! Ты как, ни о чем меня спросить не хочешь? – перебил его Кузьмич.

– Я? Вас? Да, помилуй Бог, о чем? – искренне удивился Никитин.

– Ладно, не звезди! Есть у тебя ко мне вопросы, знаю. Но, первым делом, хочу принести тебе извинения за неправомочные действия моих бывших подчиненных.

– Бывших? – не поверил Никитин своим ушам.

– Бывших, бывших, – подтвердил майор. – Ну, чего так смотришь? Майор Каримбетов срочно переведен в «территориалы». С повышением, между прочим. Красавцу Угарову рапорт предложили написать. Он взял отпуск и старается себе медицинское заключение сделать, чтобы по состоянию здоровья уйти, а не «по собственному».

– Но ведь… – не выдержал Никитин.

– Ты что, вчера родился? – усмехнулся Кузьмич, – все материалы, собранные вами, добыты, как выражаются юристы, не процессуальными методами. По-нашему – оперативными. И в качестве доказательства в суде они служить, увы, не могут. Даже у нас. Да и то, что они натворили, больше, чем на служебный проступок, с превышением должностных полномочий, не тянет. А за это предусмотрена только дисциплинарная ответственность.

– А как же эти фотографии с духами в обнимку?

– Снимки сделаны во время выполнения майором Каримбетовым важного оперативного задания по нейтрализации крупных бандитских главарей. Задание вступить с этими полевыми командирами в контакт он, получил, минуя меня, непосредственно от генерала Подковырова. Генерал все подтвердил. Так что и здесь все чисто, не подкопаешься.

– А «Минокс»? А деньги аргентинские?

– Что – «Минокс»? Подтвердить, для кого он предназначался, некому.

– А тот «корреспондент», которого мы живьём взяли?

– Скончался он в госпитале. Полученные травмы внутренних органов оказались несовместимы с жизнью. Ещё вопросы есть?

– Юрий Иванович, – впервые назвал Никитин особиста по имени-отчеству, – А деньги эти аргентинские? Я в Москве узнавал: они ничего не стоят.

Майор Кузьмичев хмыкнул.

– Много ты хочешь знать, старлей. Я и так изрядно наговорил, чего тебе знать не положено. Ну, да ладно… Только не трепи никому. Петровичу можешь – разрешаю. Понятно?

– Понятно.

– Эти купюры действительно, ничего не стоят. Но это смотря где. Ни в одной цивильной стране мира они не катят – там народ грамотный. И не в цивильной, вроде той, где мы сейчас с тобой находимся, тоже. Духи, хоть и неграмотные, но в деньгах соображают. Ни один дукандор никогда не примет незнакомую ему бумажку, пока десять раз не проверит, что она из себя представляет, и какой у нее на сегодня курс. Для этого на базарах специально менялы сидят. Эти тебе хоть юани китайские разменяют, лишь бы настоящие были. Здесь эти «фантики» тоже не прошли бы.

– Тогда где же?

Майор вздохнул.

– Есть на свете только одна страна, где это возможно. Там косяками бродят богатенькие цеховики и прочие мутные личности, мечтающие обратить свои нетрудовые доходы во что-нибудь более достойное. В золото, например. А еще лучше – в свободно конвертируемую валюту. Одна беда: валюты этой они в руках никогда не держали. А те, что из провинции даже про доллар знают только то, что он зеленый. Знаешь такую страну?

– Догадываюсь.

– И тут появляются хорошо одетые, во всем иностранном, товарищи с приятными манерами и предлагают им поменять их рубли на австралийские доллары. Они, дескать, дипломаты, отработали среди кенгуру много лет, зарплату получали именно в этой валюте. Само собой, свободно конвертируемой. Сомневающимся тычут в нос газетой «Известия», где ежемесячно – неизвестно зачем, публикуется курс иностранных валют по отношению к рублю, установленный Госбанком СССР. И там, среди всяких шиллингов, драхм и иен значится и тот самый австралийский доллар, курс которого, между прочим, выше, чем у американского. Наши расхитители соцсобственности, разумеется, в языках – ни бум-бум, для них надпись «аустралес» – то же самое, что «Австралия». Если спрашивают у «дипломатов», почему, мол, как положено, на чеки не поменяли, те объясняют «по секрету», что они не совсем дипломаты, а… ну, вы понимаете… Короче, еле ноги унесли – не до обменов было. Вражеская контрразведка на хвосте висела, чуть до стрельбы не дошло… И в родной Госбанк той же причине идти нельзя никак, там у проклятых империалистов свои люди могут сидеть. Самых недоверчивых водили к «матерым валютчиком» – как положено, с явкой и паролем. Тот подтверждал подлинность «дензнаков» и даже выражал готовность приобрести их у обалдевших от такого счастья дельцов по курсу выше того, по которому им предлагали «штирлицы». Дальнейшее додумай сам.

– Чего тут додумывать? Все ясно. И, значит, Касымыч…

– Я тебе этого не говорил. Просто пересказал младшему товарищу то, что сам прочитал в порядке ознакомления. И вообще, это работа «территориалов» а не наша.

– Еще один вопрос разрешите?

– Валяй! – махнул рукой Кузьмич, – Я тебе и так все служебные тайны раскрыл. Диктофона у тебя, часом, в кармане нету, по спецназовской привычке?

– Обижаете, Юрий Иванович! Нас сейчас вон из-за тех кустов направленным микрофоном слушают.

Оба офицера искренне засмеялись

– Ну-ну… Тогда спрашивай, – разрешил майор.

– На фиг вам тот мертвяк протухший понадобился, за которым вы прилетали? И чего это из-за него такая драчка была? Меня же генерал Колобов тогда едва живьем не загрыз, – Никитин слегка воодушевился.

– А-а-а, это… – майор усмехнулся, – Тут по нашей линии пришла директива: любой ценой добыть иностранного советника или наемника, обязательно европейской наружности. Если живого кто возьмет – тому «Героя», ежели тушкой или чучелком – «Боевого Красного Знамени». Вот и кинулись все носом землю рыть. А тут вы, как по заказу. Насколько мы знали: у вас такой директивы не было. Потому этот хомяк Колобов и взбесился: орденок-то – тю-тю! Из-под самого носу уплыл!

– А вам орден дали?

– Дали. «Красную Звезду».

– А как же обещанное «Знамя»?

– Нууууу… «Знамя» получил генерал Подковыров «за организацию операции». Кстати, тем двоим, что со мной за «жмуриком» летали, дали по медали «За боевые заслуги».

Никитину на душе стало совсем гадко. Пора бы уже привыкнуть, товарищу старшему лейтенанту, а вот все как-то не получается…

– Ну, что, на базар поедем? – спросил Кузьмичев, – У меня часа полтора есть. Тебе когда вылетать?

– Спасибо, товарищ майор. Чего-то расхотелось. Денег маловато, да и времени тоже. Пойду я, пожалуй.

– Ну, как знаешь. Мое дело – предложить. Тогда счастливо!

– И вам не хворать, – ответил я, вставая с лавочки.

Никитин уже успел удалиться шагов на пять-шесть, когда начальник особого отдела окликнул его:

– Старлей, постой! Я тут забыл тебя спросить кой о чем. Извини, но просто любопытно: чего это ты у себя в комнате бюстик Александра Сергеевича Пушкина выставил?

Никитин сделал неопределенный жест рукой и ничего не ответил.

…………………………………………..

Базар. Пышным цветом расцвели сотни торговых точек, рассчитанных исключительно на наших: «Магазин Миша», «Магазин Андрюша», «Универмаг Москва»– все размером с больничную регистратуру, и даже «Балшой магазин Макси-Маг» – такие и подобные названия на русском языке пестрили на витринах. Хозяевами их часто были индусы, точнее – сикхи, выходцы из Индии, в черных тюрбанах от мала до велика, исправно вежливые и спорые в работе. По-русски изъяснялись часто вообще без акцента, хорошо разбираясь в «нюансах».

Никитин подошел к такому ларьку, попивая пиво из банки.

Поглядел и показал рукой на трусы-«недельки», ажурные колготки, пилюли «Антиполицай», кассеты с записями «Модерн Токинг», косметику, сумки «Монтана», «музыкальные» сервизы и многое-многое другое абсолютно не интересующее местное население. Спросил хозяина по-русски:

– Что собираешься делать со всем этим, когда мы уйдем – местные все это не покупают?

Сикх посмотрел на офицера черными маслянистыми глазами мудрого восточного жителя и серьезно ответил, тоже по-русски и без малейшего акцента:

– А мы придем на север, вслед за вами.

***

Титры: Фарахруд. Провинция Фарах. Афганистан.

17 июня 1988 года

Спецназ опять уходит на войну.

На мехдворе бойцы закладывают в броню длинные ленты крупнокалиберных патронов к КПВТ.

За ними еще более длинные ленты пулеметных патронов.

За ними в БТР втаскивается АГС-17 «Пламя» и круглые коробки с «огурцами» для него.

Бойцы снаряжают магазины к автоматам.

Стягивают их попарно синей изоляционной лентой.

Разбирают из раскрытого ящика гранаты.

Засовывают в сидора «вшивники»: олимпийки, шерстяные свитера – ночью в пустыне холодно. Поверх сидоров вяжут бушлаты.

Переобувают кирзовые берцы на белые кроссовки. Они хоть и не прописаны по форме одежды, но в них по камням бегать сподручней.

Старший лейтенант Никитин у себя в модуле тоже готов к войне. Поверх «песочки» на нем уже надет трофейный китайский «лифчик», в который он последовательно засовывает автоматные магазины, гранаты, сигнальные ракеты и дополнительные обоймы к «Стечкину», который уже болтается сбоку в бакелитовой кобуре-прикладе.

Проверив остроту клинка на ногте, засовывает в ножны тонкую неуставную финку с наборной ручкой – изделие умельцев-солдат из автомобильной рессоры.

Глянув в зеркало, Никитин, остается собой доволен – боец! Спецназёр!

Надев кепи, выходит.

На мехдворе, Никитин встретился глазами с прапорщиком Гуляевым.

Тот молча кивает: тапа: все в порядке.

Никитин отдает команду:

– К машине!

И вместе с бойцами плюхается на остывшую за ночь броню.

Обняв автомат, словно постаревшую, но безумно дорогую любовницу, слегка нагнувшись в люк говорит, как Гагарин перед стартом:

– Ну, что, мля, поехали!

Поднимая пыльный шлейф, БТРы, числом три единицы, словно цепочка деловитых жуков-скарабеев, двинулась в направлении, прямо противоположном тому месту, к которому нам нужно было выйти в назначенное время. Предстояло еще чуток, до сумерек, попетлять по мандехам, чтобы запутать следы и сбить с толку возможное наблюдение духов с окрестных высот.

Никитин снова кричит в люк:

– Козюлис, слушай боевую задачу: петляй по мандехам до заката.Потом на точку.

***

Титры: Омская область. Сибирь. СССР.

31 декабря 1988 года

Кирпич пил. Пил остервенело, но алкоголь его практически не брал и от этого Николай чувствовал себя еще поганее. Алкоголь не давал забыться, а наоборот мучительно распалял воспоминания.

Он сидел и тупо переключал каналы в телевизоре пультом дистанционного управления на витом шнуре.

Его мать, рано состарившаяся и оплывшая женщина, страдая за него, выговаривала:

– Другие вон, люди, как люди. Работу себе находят. Жену. Тебе же не две руки оторвало, а только одну, так чего дома сиднем сидеть. Одевайся, пошли. Новый год уже скоро. Там и стол накрыт. И водка эта проклятая тоже есть.

Кирпич, не оборачиваясь к ней, бросил через губу:

– Нет, мать, теперь я пенсионер и работать мне не положено. Мне от Родины положен теперь хрен с маслом. От меня уже орденом откупились. Нет больше Кирпича – есть якдаст шурави бача. (титры: однорукий советский парень). Никому и на хрен не нужный. Иди без меня. Я вам всем только настроение испорчу.

Мать ушла.

На столе уже стояла пустая бутылка из под водки, и вторая была початая наполовину. В тарелке крупно порубленная колбаса, шпроты в банке и мороженая клюква. Поломанный руками хлеб. И пачка вонючей «Примы» Прокопьевской табачной фабрики.

Пил кирпич из эмалированной кружки, как привык еще на войне.

Он снова налил полкружки водки.

Поднял ее левой рукой на уровень глаз и сказал в пространство:

– Третий тост мы уже пили. Повторим его для моей руки.

И высосал до дна.

Тут на его плечо легла женская рука, и он даже не удивился. И не обернулся – просто бережно взял эту руку своей левой – здоровой – и прижался к ней небритой который день мордой. Лицом это было назвать трудно.

– Эх, ты, герой… – укоризненно сказала ему его жена, – Забыл, что обещал встретить Новый год вместе?

У двери, прислонившись к косяку, стояла мать и молча плакала, глядя им в спины.

Титр:

Конец фильма