Текст книги "Враги"

Автор книги: Дмитрий Шидловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

* К 1917 году российское правительство сформировало из пленных солдат австро-венгерской армии чешского и словацкого происхождения так называемый Чешский корпус, который планировало использовать на фронте против австрийцев, опираясь на желание народов Чехословакии отделиться от этой империи и создать свое национальное государство. В сражениях Первой мировой корпус не успел принять участие, а после октябрьского переворота и вступления России в сепаратные переговоры с Германией большевистское правительство приняло решение депортировать корпус в Западную Европу. Поскольку война еще продолжалась, а на территории Австро-Венгрии или Германии солдат и офицеров корпуса ожидали репрессии, было принято решение отправить чехов через Дальний Восток. В пути корпус растянулся на тысячи километров, от Хабаровска до Владивостока. Видя творимые большевиками безобразия и, очевидно, подталкиваемые англо-французской агентурой, чешские солдаты восстали, свергнув советскую власть в Сибири и на Дальнем Востоке и вступив в бои с формирующейся Красной армией. Это было первым крупным вооруженным выступлением против советской власти. Впоследствии, по окончании Первой мировой войны, чешские солдаты все же покинули пределы России и отправились на родину, то есть в провозглашенную в 1918 году Чехословацкую Республику.

"Интересно, – думал Алексей, – значит, если приходится действовать в условиях бардака, побеждает тот, кто первый наводит железный порядок. Неплохой урок. Ни один армейский офицер прежде не мог предположить, что можно воевать в таких условиях. Но воевать приходится. У войны свои законы. Сказать "невозможно" и отойти в сторону нельзя. Или капитулируй, или дерись до конца. А чтобы воевать на гражданской войне, надо понять несколько простых истин. Количество не может полностью компенсировать нехватку качества. Небольшой сплоченный отряд опытных солдат проходит через массу плохо обученных и недисциплинированных ополченцев как нож через масло. Это надо запомнить и взять на вооружение. Хотя открыл ли я что-либо новое для себя? Костин всегда говорил: "Главное – качество. Сотня неприцельных выстрелов не заменит одного меткого". Получается, в стрельбе и военной тактике законы одни. Обсудить бы это с мичманом. Он всегда говорил, что живет, как стреляет, по тем же правилам. Кажется, теперь я понимаю, что он имел в виду. Жаль, помер он в том же пятнадцатом".

В дверь номера постучали. "Кто бы это мог быть?" – удивился Алексей. Он быстро достал револьвер из кармана, поставил на боевой взвод и заткнул за пояс брюк. И спросил по-русски:

– Кто там?

– Я бы хотел видеть господина Саванеева, – прозвучало за дверью на русском же языке, но с сильным акцентом.

У Алексея сильнее забилось сердце. Он поселился в Турку под этой фамилией, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. И именно под этой фамилией он уже несколько дней пытался встретиться с Маннергеймом, который мог стать ценным союзником. "Может, – подумал он, – это порученец из его ставки?" Но внутренний голос предупреждал, что человек, стоящий за дверью, опасен, очень опасен. Сглотнув слюну, Алексей все же подошел к двери, отодвинул щеколду и открыл. На пороге тут же возник лощеный господин с аккуратно постриженными усиками и моноклем на левом глазу; под расстегнутым пальто виднелся добротный костюм. На ногах были теплые ботинки, а в руках незнакомец держал меховую шапку. По выправке нежданного гостя, по тому, как он держался, Алексей сразу узнал кадрового офицера. Пропустив посетителя в комнату, Алексей украдкой выглянул в коридор, убедился, что там пусто. Незнакомец тем временем, пройдя в комнату, снял пальто и повесил его вместе с шапкой на вешалку, стоящую у окна.

– Я к вашим услугам. – Алексей запер дверь и повернулся к гостю.

– Майор Отто Цанге, – коротко представился посетитель.

– Простите, майор какой именно армии? – уточнил Алексей, уже понимая, кто перед ним.

– Германской, – щелкнул каблуками Цанге. – А разговариваю я, если не ошибаюсь, с капитан-лейтенантом Татищевым, офицером для особых поручений адмирала Оладьина.

– Садитесь. – Алексей указал посетителю на стул, а сам присел на краешек кровати. Отпираться было бесполезно, поэтому он произнес: Вообще-то я в отставке, эмигрировал из России уже два месяца назад. Что же от меня понадобилось германской разведке?

– Вы очень проницательны, господин Татищев, – улыбнулся майор. – Однако я не уверен, что вы действительно в отставке. В Лондоне вы жили на средства, получаемые от шведской фирмы, которую контролирует разведка Балтийского флота, а ваша деятельность свелась к поиску контактов с британским военно-морским министром Уинстоном Черчиллем. А вот теперь вы ищете встречи с Маннергеймом. Несколько странно для отставного офицера и эмигранта.

– Хорошо следите, – ухмыльнулся Алексей.

– Было бы безумием упускать из виду офицеров, столь приближенных к командованию флота противника, – парировал Цанге.

– А вы не допускаете, что эти встречи – моя личная инициатива? Может, я хочу найти службу или предложить свой план спасения России? – осведомился Алексей.

– Не допускаю, – отрезал майор.

– И что же вам угодно? – сухо произнес Алексей.

– Мне угодно предложить вам сотрудничество, – ответил Цанге.

– То есть завербовать, – усмехнулся Алексей.

– Называйте как хотите, – пожал плечами Цанге. – Подумайте, однако, о своем будущем. Россия уничтожена и разграблена. Скоро она распадется на множество мелких частей и окажется окончательно потерянной для цивилизованного мира, увязнув в междоусобных войнах. Мы же можем вам предложить стабильный доход до конца ваших дней и проживание на территории Германии, которая в скором времени будет доминировать в мире.

– Вы не обидитесь, если я попрошу вас выйти вон? – поинтересовался Алексей.

– Нет, конечно, – ухмыльнулся майор. – Но все же советую подумать над моим предложением.

Он поднялся и направился к двери.

"Опытный шпион, – подумал, глядя ему вслед, Алексей. – Он так просто не уйдет".

Словно в подтверждение его слов, отперев дверь, Цанге резко повернулся кругом. В руке блеснул пистолет. Но дуло револьвера Алексея уже смотрело ему в сердце.

– Не делайте глупостей, майор, – спокойно произнес Алексей по-немецки.

– Кажется, я вас недооценил, – проронил Цанге, опуская оружие и отступая.

Как только дверь за немцем закрылась, Алексей сразу запер ее. Мысли вихрем понеслись в голове: "Надо уходить, немцы так просто не отвяжутся. Кажется, я нужен им живым. Впрочем, могут и убрать, если поймут, что живым не дамся. Они здесь хозяева и явно не намерены допускать контактов Оладьина ни с Черчиллем, ни с Маннергеймом. В любом случае в покое они меня не оставят".

Он быстро достал из ящика стола документы и деньги и рассовал их по карманам. Надев зимний тулуп, он вдруг замер: если немцы решили взять его, то в вестибюле может быть засада. Поразмыслив, он направился к окну. Немного повозившись, Алексей открыл его. В дверь уже настойчиво стучали.

Подтянувшись на руках, Алексей выбрался на крышу. Холодный ветер сразу ударил в лицо. Ботинки заскользили по обледенелой кровле. Прижимаясь к черепице, Алексей полез к коньку; по ту сторону, он помнил, была пожарная лестница. Внезапно наверху появился человек в коротком пальто, узких брюках, котелке и ботинках на толстой подошве.

"Ай, молодцы, – мелькнула у Алексея мысль, – через окно решили взять". Однако времени на размышления не было, незнакомец уже доставал из-за борта пальто пистолет. Стоя на крутом скате крыши на четвереньках, Алексей все же сумел выхватить револьвер и выстрелить первым. Выронив оружие, противник покатился вниз. Проскользив в метре от Алексея, его тело упало на мостовую. Карабкаясь изо всех сил, Алексей пополз вверх. Револьвер снова пришлось спрятать в карман, чтобы освободить руки. Когда Алексей достиг конька и обернулся, то обнаружил, что из окна его номера вылезает человек с пистолетом в руке. Не думая ни секунды, Алексей выстрелил в преследователя. Второе тело рухнуло на заснеженную улицу перед гостиницей. Но из окна тут же появился третий преследователь, немедленно выстреливший в Алексея из револьвера. Пуля свистнула в метре от моряка.

"Цанге сюда что, целый взвод привел?" – раздраженно подумал Алексей. Перевалившись через конек, он спрятал револьвер в карман и двинулся к спасительной пожарной лестнице. Медленно, то и дело поскальзываясь и рискуя сорваться, он добрался до нее и поспешил вниз. Противник все еще не появился в зоне видимости.

Спрыгнув на утоптанный снег внутреннего дворика гостиницы, Алексей быстро вынул револьвер и притаился за поленницей, укрываясь от противников, которые могли подстрелить его из окон гостиницы. Интуиция, не раз выручавшая в опаснейших ситуациях, заставила его прижаться к стене и затаиться, а не бросаться опрометью на улицу. Через несколько секунд он четко услышал, как за забором хрустнул снег. Потом еще. Кто-то подкрался к калитке, ведущей во дворик, и затаился. Алексей понял, где стоит неведомый противник, но не мог стрелять через забор из-за дров, сложенных по всему периметру двора, в которых неизбежно должна была застрять пуля. Оставалось ждать.

В этот момент сверху послышался звук обваливающейся черепицы. Тот преследователь, что стрелял в Алексея из окна мансарды, явно приближался к пожарной лестнице. Положение становилось угрожающим. Для того чтобы подстрелить немца на крыше, надо оставаться у поленницы. Но тогда Алексей будет открыт для стрелка, который может ворваться во двор с улицы. Было ясно, что если это опытный боец, то он нападет одновременно с появлением на крыше своего товарища. Укрыться же в небольшом пространстве дворика не было никакой возможности. Оставалось только ждать.

На краю крыши у пожарной лестницы появился первый преследователь. Увидев жертву, он вскинул оружие, но выстрелить не успел. Алексей раньше него прицелился и спустил курок. Но прежде чем смолкло эхо выстрела, со стуком открылась калитка и в ее проеме возник Цанге с пистолетом в руке. Алексей тут же выстрелил в него, действуя исключительно интуитивно. Два выстрела слились в один. Пуля из немецкого пистолета ударила в поленницу сантиметрах в десяти от головы Алексея, а смертельно раненный майор, ухватившись за доски забора, начал медленно сползать на снег.

Алексей тут же подбежал к нему.

– Свинья, – превозмогая боль, выдавил Цанге по-немецки.

– Умейте уважать противника, особенно победившего вас, – отозвался на том же языке Алексей, подбирая его пистолет.

Спрятав оружие в карманы, он быстро вышел на улицу, осмотрелся и, не заметив ни единой живой души, заспешил к вокзалу. "Спасибо тебе, мичман Костин, – думал он на ходу, проскальзывая через узкие улочки и петляя, если бы не ты, лежать бы мне сейчас с простреленной головой или сидеть связанному перед Цанге. Уж этот устроил бы допрос с пристрастием".

* * *

Грохот револьверных выстрелов стих под сводами каземата, в котором был оборудован тир для офицеров Кронштадтской военной базы. Обернувшись, Павел обнаружил, что за его спиной стоит комиссар Дыбенко и ухмыляется.

– Что же вы, товарищ Федор, – произнес комиссар, как только Павел обратил на него внимание, – так пальбой по мишеням увлеклись, что ничего вокруг себя не видите? Я посмотрю, вы как будто к спецзаданию готовитесь. И на скорость стреляете, и с выхватыванием револьвера из-за пояса.

– Да есть должок, – смутился Павел. – С одним офицериком повстречался еще в октябре, так он оружие раньше меня вытащил.

– Что же не пристрелил? – поднял брови Дыбенко.

– Обезоружил и отпустил, – покачал головой Павел. – Но я ему это еще припомню.

– Да уж, – хмыкнул Дыбенко, – эта белая кость – хлюпики необычайные. Мы таких промахов не допускаем. Надеюсь, вы, когда встретите его, обязательно выстрелите, и выстрелите первым.

– Не уверен, что хочу убивать его, – вздохнул Павел. – Но вот показать, что не он тут главный, был бы рад.

– Что это у вас за интеллигентская хлипкость? – насупился Дыбенко. Если враг, пулю ему, и дело с концом.

– Да не уверен я, что он враг, – вздохнул Павел. – Я его еще с гимназии знаю. Хороший он парень, только заблуждается.

– Уж не Татищев ли? – нахмурился Дыбенко.

– Он самый.

– Знаешь что, товарищ Сергеев, – повысил голос Дыбенко, – я уже этой контры навидался. Татищев твой есть самый злобный враг советской власти. Сглупил ты, что отпустил его тогда. В расход таких надо. Под корень. Это ты молодец, что стрелять хорошо учишься. Дело нужное для пролетарской революции. Только увидишь еще Татищева или такого, как он, стреляй и не задумывайся. И я их мочить буду, пока жив. Не ходить нам по одной земле. Или мы, или они. Классовая борьба, брат.

– Может быть, – проговорил Павел. – А вы ко мне по делу?

– По делу, – кивнул Дыбенко. – Мне донесли, что вы с Оладьиным формируете в экипажах из моряков специальные десантные команды, раздаете им винтовки и обучаете сухопутному бою. Что происходит? Почему я не знаю?

– Для нужд мировой революции, – ответил Павел, – будет очень полезно сформировать ударные отряды из преданных нам моряков.

– Что нужно в Кронштадте для нужд мировой революции, определяю я и руководство партии, – насупился Дыбенко. – Цека определило, что от Балтфлота сейчас требуется прикрывать морские подступы к Петербургу, а вы с этим адмиралом, которому я, в отличие от вас, совершенно не доверяю, какие-то десантные команды формируете. До Петербурга по льду чуть больше двадцати верст. А если еще вспомнить, что враг советской власти Татищев безнаказанно за границу сбежал... Контрреволюционным заговором попахивает, товарищ.

– И вы действительно верите, что я, сотрудник Чека, член партии с четырнадцатого года, способен на участие в контрреволюционном заговоре? поднял на него глаза Павел.

– Я верю, что гидра контрреволюции лезет из всех щелей, – повысил голос Дыбенко. – И если не объясните немедленно, что происходит в Кронштадте, то я вас немедленно арестую.

Павел невольно улыбнулся. На миг он подумал, что Дыбенко слишком глуп и самонадеян, если, явившись сюда без охраны, решился на такой разговор, да еще и на угрозы. "Будь на моем месте настоящий заговорщик, – подумал он, Дыбенко бы уже лежал с простреленной головой. Пистолет я выхвачу точно быстрее, чем он. А впрочем, что правда, то правда, его нам не обойти. Придется открывать карты".

– Разумеется, товарищ, вы имеете право знать обо всем, что происходит в Кронштадте, – ровным тоном произнес он. – Более того, вы совершенно правильно определили, что речь идет о заговоре.

– Что?! – Рука комиссара потянулась к кобуре.

– Успокойтесь, – поморщился Павел. – Целью нашего заговора является установление советской власти на всей земле и победа коммунизма в общемировом масштабе. Я вам сейчас расскажу, что происходит и к чему мы стремимся. Но для начала скажите, верите ли вы, что бывают случаи, когда люди попадают из будущего в прошлое?

– Вообще-то нет, – пожал плечами озадаченный Дыбенко.

– А зря, – ухмыльнулся Павел. – Зря, потому что на самом деле я родился в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году и, еще будучи ребенком, наблюдал крушение коммунизма в мировом масштабе. Волей случая я попал сюда и сразу поставил себе целью не допустить краха большевизма.

На Дыбенко было страшно смотреть. Его глаза округлились, а лицо побледнело.

– Восемьдесят четвертый?! – выдавил он. – Крушение! Так мировая революция победит?

– Не везде, – покачал головой Павел, – но во многих странах. Потом в партию проберутся враги, которые погубят дело товарища Ленина. Впрочем, это дело будущего. Но уже сейчас мы не можем упустить возможности поддержать дело мирового коммунизма. В моем мире в ноябре этого года в Германии началась социалистическая революция, но она была подавлена реакционерами. В нашем мире мы можем поддержать восстание германского пролетариата десантом с моря и установить советскую власть уже сейчас. Вот для этого мы и готовим десантные части.

– Почему же вы скрыли от партии такие важные сведения? – чуть охрипшим голосом произнес Дыбенко.

– Я ничего не скрою и проинформирую вождей своевременно, – покачал головой Павел. – Но этими знаниями могут воспользоваться и враги, которые уже пытаются проникнуть в самое сердце партии. Сейчас же я предлагаю вам принять участие в подготовке грандиозного похода Красной армии на Европу.

Глаза Дыбенко зажглись азартом.

– Мы сделаем это, – процедил он. – Но для начала расскажите, товарищ, как будут развиваться события в дальнейшем.

Эпизод 7 ПЕРЕВОРОТ

Рота караульной службы под командованием Алексея промаршировала к дому командующего Кронштадтской базы. На шинели у Алексея блестели золотые погоны капитан-лейтенанта, а над козырьком фуражки сияла кокарда. За плечами у его матросов были винтовки с примкнутыми штыками.

На форменной одежде вновь красовались погоны и кокарды. Единственное отличие от формы императорского флота – зелено-красная повязка на рукаве у каждого бойца. Стоящие на карауле матросы беззвучно сдали пост, по-старорежимному отдав честь и брезгливо сорвав и швырнув в снег свои красные повязки.

– Двадцатое декабря восемнадцатого года, запомните этот день, братцы, произнес Алексей и толкнул парадную дверь.

Огромными прыжками он взлетел по лестнице на второй этаж, и топот матросских сапог несся за ним. Сопровождавшие его матросы разбегались в примыкающие коридоры, перекрывая все входы и выходы. Быстрым шагом Алексей вошел в приемную адмирала.

– Здравия желаю, господин капитан-лейтенант, – радостно приветствовал вскочивший навстречу мичман Вайсберг.

– Кто там? – одними губами произнес Алексей.

– Адмирал, Дыбенко и этот, по особым делам, – понизил голос Вайсберг.

Алексей кивнул, знаком приказал вошедшим за ним матросам оставаться на месте, вынул из кобуры револьвер, взвел курок, подошел к двери и открыл ее. В кабинете за столом сидели трое: адмирал, Дыбенко и Павел. У двух последних при виде входящего без доклада офицера в погонах и с оружием в руке расширились глаза. Через секунду они узнали вторгшегося в кабинет человека, на их лицах отразились изумление и страх. Наведя на большевиков револьвер, Алексей произнес самым елейным голосом:

– Добрый вечер, господа. Не возражаете, если я присоединюсь?

– Милости просим, – расплылся в улыбке Оладьин. – А у нас тут маленький заговор с целью поддержки Иосифа Сталина на основе сведений яз будущего, полученных от вашего друга.

– Сколько людей в заговоре? – осведомился Алексей.

– Тайный союз трех, – хихикнул адмирал. – Абсолютный секрет для остальных.

– Как это понимать?! – грозно рявкнул Дыбенко, оставаясь, впрочем, сидеть под прицелом револьвера.

– Кончилось ваше время, кончилась ваша власть, – процитировал еще не написанные стихи Маяковского Алексей.

– Так вы, Оладьин... – задыхаясь от гнева, произнес Дыбенко, поворачиваясь к адмиралу.

– И вы думали, что я, потомок древнего дворянского рода, барон, человек чести, буду служить вашей сатанинской власти? – ухмыльнулся тот. – Ну и дурак же вы, голубчик.

Павел, сидевший до этого в оцепенении, выпалил:

– Скажите лучше, адмирал, что предпочли роль главы контрреволюционного переворота и белого диктатора страны роли главнокомандующего краевым флотом, которую мы предложили вам.

Дыбенко хотел что-то сказать, но его перебил Алексей:

– Помните, комиссар, что вы обещали шлепнуть меня при первой же встрече?

– Да, – процедил Дыбенко.

– Не вышло, – ухмыльнулся Алексей и спустил курок.

Пуля попала Дыбенко в лоб. Комиссар дернулся на стуле и мягко повалился на пол адмиральского кабинета. Его кровь, перемешанная с мозгом, потекла по паркету. Однако еще до того, как смолкло эхо выстрела, Павел вскочил на ноги, молниеносным движением выхватывая из кармана маленький браунинг, который, как и Алексей, носил теперь постоянно. Выстрелить он все же не успел. Снова грянул револьвер, и Павел отшатнулся, схватившись за правое плечо. Браунинг стукнулся о пол. Дверь тут же распахнулась, и на пороге с винтовками наперевес появились матросы.

– И это все? – спокойно произнес адмирал, глядя на Алексея.

– Простите, – отозвался Алексей, держа на мушке Павла. – Сделанное я считаю достаточным. Очень прошу вас сохранить жизнь рабочему депо Финляндского вокзала Павлу Сергееву. Я уверен, что со временем он раскается в ошибках молодости.

– Вы не видите опасности... – начал адмирал.

– Никак нет, – быстро произнес Алексей. – Павел прекрасно понимает, чем грозит широкая огласка известных нам тайн. Не думаю, что он опаснее остальных товарищей, которых хватают сейчас по всей базе.

– Хорошо, – чуть помедлив, бросил адмирал. – Судьбу Сергеева решит суд. Сдайте оружие, Сергеев.

Павел, белый как полотно, здоровой рукой снял кобуру с маузером, повернулся к Алексею и произнес:

– Этого я тебе никогда не прощу, Леха.

– Падаль убрать, – скомандовал Алексей матросам, – арестованного большевика обыскать и – в кабинет дежурного офицера, под стражу.

Когда Павла вывели, а труп комиссара унесли, Оладьин вышел из-за стола и крепко обнял Алексея.

– Ну, здравствуй, черт, – прогудел он, – Рад снова увидеть. Благодарю за службу.

– Рад стараться, – гордо ответил Алексей.

– Тяжело в каземате было?

– Недельку потерпеть ради такого дела можно, – улыбнулся Алексей.

– Мне Шульц докладывал, что ты к Черчиллю прошел, соблазнив его секретаршу, – ухмыльнулся Оладьин.

– Так точно.

– Молодец! Наш моряк везде пройдет.

– Рад стараться. – Адмирал наконец выпустил Алексея, и тот, вздохнув с облегчением, произнес: – С Черчиллем договорились обо всем. Кстати, не мог вам тогда, при Шульце, доложить, а потом времени не было. Черчилль будет премьером во время Второй мировой войны.

– Может быть, – поднял палец Оладьин, и Алексею показалось, что на его лице промелькнула досада. – Впрочем, расскажи-ка подробнее.

Он повернулся и направился к своему креслу. Алексей заметил, что, проходя, адмирал наступил в лужу крови Дыбенко и теперь за ним протянулись кровавые следы.

– Ну, что же, – произнес, усаживаясь, адмирал, – начинай.

– Британия признает независимость Северороссии, если мы признаем часть долгов Российской империи, пропорционально численности нашего населения, и на условиях, как минимум, нашего нейтралитета в войне. Вначале они требовали продолжения войны против Германии, но я объяснил, что это невозможно по целому ряду причин, и прежде всего из-за усталости народа. Черчилль очень не любит большевиков, он убедил британский кабинет министров согласиться на наше неучастие в войне на условиях подавления большевизма на нашей территории. Хотя пришлось долго бодаться. Он также обещал повлиять на правительства США и Франции.

– Хорошо, – выдохнул адмирал. – У тебя дипломатический талант. Я этого не забуду. Значит, в девять ноль-ноль радиостанция Кронштадта передаст манифест о выходе Северороссии из империи и о моем провозглашении верховным правителем до Учредительного собрания. В девять ноль одну правительствам ее величества, Франции и США уйдет телеграмма с признанием соответствующих обязательств. А в девять ноль пять проинформируем Берлин, Вену и Стамбул о своем нейтралитете. Потом начнем переговоры с остальными державами. Но это не твоя печаль. Министром иностранных дел я назначил вице-адмирала Вайсберга, дядю Гюнтера. Министром внутренних дел будет Шульц. Посты премьер-министра и верховного главнокомандующего оставляю за собой. Что касается тебя. За сегодняшнее дело получаешь очередное звание капитана третьего ранга, и бери под начало первый батальон морской пехоты. С ним войдешь в Петербург. Твоя задача – штурм Смольного. Цени! К девяти утра жду доклада о взятии большевистского гнезда. Жаль, Ленин со Сталиным теперь в Московском Кремле, но и это нам на пользу. Тем меньше охраны в Смольном. И не вздумай погибнуть, ты мне еще понадобишься. После взятия Петербурга подпишу приказ о твоем назначении командующим пограничными войсками с присвоением звания подполковника. Это тоже важно. Твои люди останутся при тебе и наденут зеленые фуражки. У тебя блестящая карьера, молодой человек. Ну, ступай принимай командование и перешивай погоны. В эту ночь нам всем спать не придется.

* * *

Алексей вышел из кабинета адмирала и прежде всего направился в комнату дежурного офицера. Там, на табурете, склонив голову, сидел Павел. Его рука уже была перевязана, но на бинте проступила кровь. Он посмотрел на входящего Алексея мутными глазами и бросил:

– Сволочь ты.

Алексей дал знак караулу выйти из комнаты и, сев на табурет напротив Павла, произнес:

– Не у одного у тебя есть цель, Паша. Ты бы действовал так же. Да ты и действовал так же. Извини, сейчас проиграл ты. Была бы моя воля, я бы тебя отпустил. Катился бы ты ко всем чертям, все равно шансов у вас нет.

– Это у вас нет шансов, – помотал головой Павел. – Ты же знаешь, что советская власть победит. И Кронштадтское восстание было, не помогло.

– Было, да не такое и не тогда, – хмыкнул Алексей.

– Что вы задумали? – обеспокоился Павел. – Кстати, что это за зелено-красные повязки у твоих людей?

– Сегодня, – торжественно произнес Алексей, – Оладьин подписал указ о выходе Северороссии в границах тысяча семьсот сорок первого года из состава Российской империи. Себя он провозгласил верховным правителем, до Учредительного собрания. Это тебе не белое непредрешенчество, это реальная альтернатива вашему коммунизму. Кстати, он просил передать тебе глубокую благодарность за то, что ты помог сформировать десантные команды. Завтра утром они пойдут на штурм Смольного.

Павел застонал, как от тяжелой боли.

– Вы с ума сошли, – выдавил он наконец. – Знаешь что, Леша, беги отсюда. Беги, пока вас не уничтожили. Беги, потому что пощады не будет. И знай еще вот что. Ты мне больше не друг. Ты враг моего дела. И я буду сражаться с тобой до конца. Пока ты противостоишь нам, ты мой личный враг. Я еще раньше должен был понять, кто ты есть. Знаешь, в пятнадцатом, когда меня арестовывали, я готов был всех вас передушить. Потом, после нашей победы, решил: ладно, все равно исход предрешен, шанс тебе надо дать... Сейчас только об одном жалею – что не шлепнул тебя в декабре.

– Хорошо, – кивнул Алексей. – Какая уж тут дружба, когда мы стрелять друг в друга начали. Лично к тебе у меня злобы нет, но с коммуняками драться до конца буду. И раз ты на их стороне, то и с тобой.

– Погоди, – процедил Павел, – еще через орудийные прицелы друг на друга посмотрим.

– Есть еще один вопрос, – отвернувшись, произнес Алексей, – наши знания о событиях в нашем мире. Кстати, зачем ты Дыбенко рассказал?

– Да так, – поморщился Павел, – была мысль. Я думал твоего адмирала к своей работе подключить, раз уж ты ему все выложил. Он согласился. Такой план у нас был, Леша, такой план. Ведь социалистическую Германию уже к концу этого года создать можно было, притом до французской границы, а не как у нас, в полстраны. Ну, чего уж теперь. В общем, реализовать это без Дыбенко было нельзя, вот мы его и проинформировали.

– Вот я ему, бедолаге, мозги и вышиб, – хмыкнул Алексей. – А так бы жил. Мы бы его еще судили. И ты, и я понимаем, что, если выпустить эту информацию наружу, могут произойти непоправимые события, вплоть до глобальной катастрофы. Есть предложение. Здешним людям об известном нам ни слова. Не дай бог еще Гитлер атомную бомбу получит к сорок первому. Представляешь, что тогда будет, даже если и Сталин ее к этому времени получит! Это же глобальная катастрофа.

– Насчет техники – принято, – буркнул Павел. – А вот насчет политики... До пятьдесят третьего, обещаю. Этот срок меня еще устраивает. А уж после...

– Ладно, – кивнул Алексей, – хоть на этом сошлись. Прощай.

Он поднялся и вышел, на ходу приказав караульному отвезти арестованного в гарнизонную тюрьму, куда уже доставляли всех захваченных живыми коммунистов, анархистов и левых эсеров.

* * *

"Паккард" с брезентовым верхом остановился на Кирочной, и два матроса выскочили из него, взяв винтовки с примкнутыми штыками наизготовку. Алексей, в форме подполковника пограничных войск, вышел, сразу увязнув в снегу, и, высоко поднимая ноги, направился к парадной ближайшего дома. Матросы последовали за ним. Поднявшись на третий этаж, Алексей нажал кнопку звонка. Через минуту дверь распахнулась и на пороге появился Санин.

– Здравствуйте, Лешенька, – расплылся он в улыбке. – Проходите. Вы, я смотрю, все в чинах растете. Поздравляю. Откуда вы на этот раз?

– Здравствуйте, Дмитрий Андреевич.-Алексей вошел, расстегивая шинель. Я только что из Генштаба.

– Сбежали, выпустили? – светским тоном осведомился Санин.

– Сбежал, – кивнул Алексей. – Через три часа с воинским эшелоном убываю в Новгород.

Он прошел в комнату, галантно поцеловал ручку супруге Санина и уселся за большой обеденный стол в центре комнаты. Матросы остались в прихожей.

– Душечка, – обратился Санин к жене, – там, в прихожей, два юноши, голодные и с мороза. Не сочтите за труд, бутербродиков им и водочки.

– Конечно, Дима, – мило улыбнулась Анна, направляясь на кухню.

– Водки не надо, – окликнул ее Алексей. – Они на службе. Всякое может быть.

– Тогда чайку с малиной, – напутствовал Санин супругу.

Когда мадам Санина вышла, Дмитрий Андреевич открыл дверцу буфета, достал бутылку коньяка, три рюмочки и тарелку с тонко нарезанным сыром.

– Нам-то с вами можно? – с надеждой спросил он.

– Ну, давайте немного, – улыбнулся Алексей, потирая руки.

Санин разлил коньяк по рюмочкам, чокнулся с Алексеем, и они выпили.

– Я смотрю, теперь без охраны никуда, – хмыкнул Санин.

– Это временно, – пояснил Алексей. – С переворота прошло только восемь дней. В городе действует большевистское подполье. Они, оказывается, готовились к приходу немцев или к военному путчу. Мы выступили неожиданно для них и большую часть сети накрыли, захватив архив Чека, но некоторые успели законспирироваться. Не проходит и дня без нападений на наших людей и терактов на правительственных объектах. Когда выявим всех, можно будет и без охраны ходить.

– И какая же ваша должность ныне, господин подполковник? – осведомился Санин.

– Начальник пограничной стражи Северороссии, – ответил Алексей.

– Я так понимаю, – откинулся на спинку стула Санин, – что имею честь общаться с непосредственным участником переворота. Поведайте же историку, как это было. Тайн военных, само собой, раскрывать не прошу.

– Да какие там тайны, – махнул рукой Алексей. – Вечером двадцатого захватили все посты в Кронштадте, повязали и посадили в тюрьму всех левых. Сработали чисто. На Большой земле так ничего и не узнали. Радиостанцию и телеграф мы взяли в первую очередь, а на льду стояла команда, чтобы ловить бегущих в Питер. Ни один не ушел. Потом предприняли ночной марш-бросок по льду к городу и атаковали на рассвете. Нас не ожидали. Большевики были уверены, что управляют флотом и Оладьин к ним лоялен. Даже называли его красным адмиралом. А он просто грамотно надул Дыбенко и иже с ним. С самим Лениным встречался.