Текст книги "Враги"

Автор книги: Дмитрий Шидловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Медленно ступая, Алексей поднялся на крыльцо, предъявил документы караульному и прошел в приемную.

– Здравия желаю, господин полковник, – приветствовал его старший лейтенант Гюнтер Вайсберг. – Обождите, пожалуйста, у господина президента совещание.

Ждать пришлось долго, больше часа. Наконец двери президентского кабинета распахнулись и вышла группа военных. Вид у всех был очень озабоченный. Вайсберг поднял трубку местного телефона и произнес:

– Полковник Татищев, господин президент. – Затем положил трубку и взглянул на Алексея: – Проходите.

Алексей прошел в кабинет. Из-за совещательного стола, заваленного картами фронта, ему навстречу поднялся Оладьин.

– Здравствуй, Алексей, – приветствовал адмирал. – Как доехал?

– Благодарю, – кивнул Алексей, – хорошо. Только под Опоской поезд подвергся нападению ингрийского аэроплана.

– Да, почти все военные самолеты остались у Зигмунда, – кивнул Оладьин. – Ты у нас путешественник великий. Всю Прибалтику проехал, Швецию, Англию, Германию, Австрию, юг России. Как там?

– Кроме Швеции, везде – дерьмо, – поморщился Алексей. – Война – это такая гадость, ваше высокопревосходительство!

– Согласен, – вздохнул Оладьин. – Докладывай.

– Да вы знаете уже все, – проговорил Алексей. – Британия отказывается поддержать нас до окончания военных действий на западе. Командование Добровольческой армии отказывается признавать нас и сотрудничать. Они погрязли в склоках между собой и уверенно идут к гибели. С территории юга России я выслан под угрозой расстрела. Как офицер, не выполнивший поручения командира, я должен был бы пустить себе пулю в лоб. Но, думаю, большой разницы не будет, если я получу ее от большевиков или от немцев. Прошу послать меня на фронт, господин верховный главнокомандующий.

– Да полноте, голубчик, – протянул Оладьин. – Мало кто из полководцев не ведал поражения. Вы мне нужны.

– Зачем? – Алексей взглянул на адмирала потухшими глазами. – Что касается возможного будущего, я вам все рассказал. Дипломатическую миссию я провалил. Организационных талантов, как показала моя работа в пограничной страже, у меня нет. Единственное, что я умею хорошо делать, так это стрелять. Позвольте мне послужить хоть этим.

– Хорошо, раз вы настаиваете. – Оладьин поднялся и подошел к столу с картами, жестом предлагая Алексею сделать то же. – Положение следующее. На Псковском и Новгородском направлениях нам удалось удержать и Северный, и Южный фронт и отступить не более чем на пятьдесят километров от границы. Но на восточном направлении противник имел успех. Форсировав Волхов, войска Зигмунда при поддержке пятьдесят пятой немецкой пехотной дивизии взяли Тихвин, Пикалево и Старую Ладогу, и соединились с частями Красной армии под командованием Блюхера, атаковавшими нас из Вологды и взявшими Лодейное Поле. Таким образом, армия вице-адмирала Макторга, ведущая оборонительные бои за Архангельск и Карелию, оказалась отрезанной от нас. Кронштадт успешно отражает силами береговой и корабельной артиллерии все попытки немцев взять его. Более того, флот контролирует акваторию Финского залива. Хотя гарнизон слишком мал, чтобы планировать десант. Подвоза боеприпасов и продовольствия к базе нет. Полагаю, они смогут продержаться максимум месяца два. Сейчас мы ведем переговоры с Маннергеймом об оказании помощи Кронштадту. Он, конечно, скован присутствием немецких войск на своей территории, но готов помочь. Единственное его условие – признание независимости Финляндии. Скорее всего, на это придется пойти. Это лучше, чем потерять Кронштадт. Вот, вкратце, что мы имеем. На какое направление желаете отправиться?

– На Тихвинское, – быстро проговорил Алексей.

– В каком качестве?

Алексей собирался было произнести: "В качестве полевого офицера пехотных или артиллерийских войск", – но тут мысль молнией промелькнула в его мозгу.

– Имею предложение сформировать отдельную часть для проведения специальных операций, как-то: захват и уничтожение наиболее важных объектов в тылу противника, глубокие рейды, разведка. Войска должны комплектоваться наиболее подготовленными солдатами и офицерами и иметь на вооружении исключительно легкое, преимущественно автоматическое оружие. Считаю, что наличие такой части может дать нам значительное преимущество в войне.

– Интересно. – Адмирал склонил голову набок. – И какую же численность данных войск предполагаете?

– Предлагаю начать с батальона, – вытянулся Алексей.

* * *

– Здравия желаю, господин полковник. Капитан Сергей Колычев по распоряжению верховного главнокомандующего прибыл в ваше распоряжение, отрапортовал невысокий коренастый офицер лет тридцати – тридцати трех на вид.

– Очень приятно, – поднялся ему навстречу Алексей.

Он сидел в своем рабочем кабинете в палатах Новгородского кремля и быстро просматривал списки направляемых к нему солдат и офицеров.

– Мне рекомендовали вас как большого специалиста по рукопашному бою.

– Так точно, господин полковник, – произнес капитан. – Мой отец был главой фехтовальной школы, основанной в Петербурге еще триста пятьдесят лет назад русским дворянином Федором Колычевым, моим предком, бежавшим от Ивана Грозного. Правда, по семейным легендам, основателем был некий ливонский дворянин Игорь Басов, путешествовавший аж до Японии и владевший древними секретами фехтования. Я думаю, это скорее выдумка, призванная поднять статус школы. Особенно неправдоподобен рассказ о том, как после непрерывного шестичасового фехтования Игоря Басова с неизвестно откуда пришедшим другим искусным фехтовальщиком они вместе ушли навсегда в неведомом направлении. Хотя два японских меча до сих пор хранятся в нашей семье, а экзамен на диплом мастера школы включает непрерывный шестичасовой поединок, правда, со сменяющимися противниками.

– Вы сдавали этот экзамен? – поднял брови Алексей.

– Так точно, – щелкнул каблуками капитан.

– Ну, знаете, – покачал головой Алексей, – фехтование – это великолепно, но сейчас не столь актуально.

– Программа нашей школы включает и штыковой бой, – парировал Колычев. Кроме того, не очень известно, что основатель школы преподавал и искусство рукопашного боя, во многом напоминающее японское джиу-джитсу или, правильнее, дзю-дзюцу. Отец учил меня этому с детства. Как бы то ни было, школой сейчас управляет мой старший брат, а мы с ним по-разному смотрим на некоторые вещи. Мне кажется, он слишком формально подходит к искусству. Я отошел от дел школы и поступил на службу после смерти отца. Шесть лет я служил при военном атташе России в Японии и занимался у Дзигиро Кано* в Кодокане. Пожалуй, благодаря компиляции искусства, преподанного мне отцом, и дзюдо у меня выработался свой стиль рукопашного боя. Он предполагает как единоборство без оружия, так и с использованием ножа и палки, а также бой с несколькими противниками.

* Дзигиро Кано (1860-1936) – основатель дзюдо. Многие ошибочно полагают, что такие виды борьбы, как дзюдо, карате и айкидо, имеют тысячелетнюю историю. На самом деле появились они в двадцатом веке (дзюдо в конце девятнадцатого), правда, как компиляция различных клановых и семейных стилей, существовавших в то время в Японии и на Окинаве. Очевидно, они стали реакцией Японии на вхождение в новые условия жизни после распада феодальной системы отношений. Если прежде боевые системы создавались как узкоспециализированные и закрытые, то теперь появился спрос на "универсальные" стили, которые могли бы преподаваться по всей стране, а позже и за границей. Хотя к концу девятнадцатого века многие школы дзю-дзюцу боролись за массовое привлечение учеников и право преподавания своего стиля в армии и полиции, пальму первенства завоевал стиль дзюдо Кодокан, созданный Кано. Впоследствии именно эта борьба оказалась наиболее широко известной за рубежом.

– И в чем же суть вашего стиля? – поинтересовался Алексей.

– Я учусь побеждать меньшими силами и обращать поражение в победу.

– Я бы сам не прочь обучиться этому, – тряхнул головой Алексей. – Не поделитесь накопленными знаниями?

– К вашим услугам, – улыбнулся Колычев.

– Благодарю, капитан, – произнес Алексей. – А сейчас я бы хотел ознакомить вас со стоящей перед нами задачей. Как я понял из вашего личного дела, вы отправились на войну с Германией добровольцем еще в четырнадцатом году и прошли ее до самого конца. Полагаю, вы видите ее отличия от той, которую мы ведем сейчас.

– Разумеется, – кивнул Колычев. – Это далеко не та окопная война.

– Совершенно справедливо, – подтвердил Алексей. – На юге враждующие стороны предпочитают глубокие рейды больших масс кавалерии. Здесь этого не позволяет характер местности, но все же боевые действия проходят совсем не так, как в пятнадцатом-шестнадцатом. В некоторых районах даже отсутствует четкая линия фронта. В связи с этим мы решили сформировать часть специального назначения, укомплектованную наиболее подготовленными солдатами и офицерами, предназначенную для захвата и уничтожения наиболее важных объектов в тылу противника, для глубоких рейдов и разведки. На вас я рассчитываю как на человека, владеющего приемами рукопашного боя. Я бы хотел, чтобы вы возглавили роту, специализирующуюся на разведке и захвате языков, в том числе и среди командования противника.

– Я смогу сам отбирать солдат? – Взгляд капитана уперся в глаза полковника.

– Конечно.

– В таком случае я просил бы вас дать разрешение на прием в нашу армию некоторого количества монголов и китайцев, специалистов в своих национальных видах борьбы, – произнес Колычев.

– Позвольте, – Алексей удивленно поднял брови, – где же вы возьмете столько китайцев и монголов в Новгороде?

– Не только в Новгороде, но еще в Петербурге и Москве. У меня есть кое-какие связи, чтобы убедить этих людей встать на нашу сторону. У них на родине сейчас тоже большая смута. Думаю, они будут рады прийти к нам на службу. Правда, мы должны будем обещать им гражданские права и возможность поселиться в Северороссии после победы. Этих людей немного, но их служба может быть очень полезна для нас.

– Хорошо, – кивнул Алексей. – Я надеюсь, что смогу убедить адмирала дать им подобные гарантии. Сейчас меня более всего интересует качество подготовки принимаемых на службу солдат и офицеров. Один человек, у которого я многому научился, говорил, что отсутствие качества невозможно восполнить количеством. Вот я и намерен создать воинскую часть, в качестве которой у меня не будет ни малейшего сомнения.

На лице Колычева отразилась крайняя заинтересованность.

– А кто был этот человек? – спросил он.

– Он был великолепным стрелком и командовал тиром в Хельсинском Морском корпусе, – ответил Алексей.

– Такие слова, с пониманием их сути, может произносить только мастер, неспешно проговорил Колычев.

– О да, – откинулся на спинку стула Алексей, – у него было понимание в высшем смысле этого слова.

– Мой отец тоже говорил, что воин – это всегда качество, – произнес Колычев.

– А вы – мастер? – вдруг спросил Алексей.

– Смею надеяться, – улыбнулся капитан. – По крайней мере, доктор Дзигиро Кано признал меня таковым.

– Что ж, – улыбнулся Алексей, – тогда я спокоен за вашу... пока – роту.

Эпизод 10 ПОБЕДА

Февральская вьюга мела по заснеженным улицам Новгорода. Войдя в просторный холл новгородской резиденции президента, Алексей засунул папку с докладом под мышку и принялся снятой с правой руки перчаткой сбивать с шинели снег, облепивший его с ног до головы. Тишина и покой штабного помещения будто оглушили его в первый момент. Впрочем, спокойствие было очень относительным. По лестнице сновали многочисленные офицеры разных рангов. Входная дверь то и дело открывалась, пропуская курьеров или чиновников, спешащих на доклад. Лица всех присутствующих выражали озабоченность и напряжение, продиктованные, очевидно, тяжелым положением на фронте. Однако Алексею, всего два дня назад вышедшему из боя, эта обстановка показалась верхом покоя и стабильности. За полгода рейдов и засад, прорывов и диверсионных операций, которые он организовывал, которые прикрывал, в которых участвовал, он отвык от штабной суеты. Теперь она казалась ему чем-то мелким и отвлеченным от реальной жизни. Но... он знал и то, что по-настоящему важные решения принимаются именно здесь. Не зря же все честолюбцы и карьеристы рвутся в штабы, где витает незримый дух власти, где раздаются награды и почести.

Алексей усмехнулся. Всего за полгода, пока был при адмирале, он взлетел от старшего лейтенанта до полковника, занимая весьма звучные посты в государственной иерархии. А вот за год безупречной службы, ознаменовавшейся созданием самого передового боевого соединения, десятками серьезнейших боевых операций, он получил лишь устную благодарность командования и безнадежно удалился "от двора". Само по себе это его не слишком расстраивало. Он сражался за свои идеалы, делал то, что считал нужным, и, в общем, не слишком тяготился отсутствием громких званий и почетных должностей. Но у него была программа. Цель его жизни, задача, которую он поставил во главу угла. И для ее решения требовалась власть. Алексей не видел другого способа обрести ее, как снова нырнуть в этот круговорот придворных интриг. "Что же, – подумал Алексей, – громкие, но ничего не значащие должности я уже собирал. Толку из этого не вышло. Попробуем зайти с другой стороны. Поиграем с вами в игру, в первой партии которой вы меня обставили, господин адмирал".

Он подошел к лестнице, ведущий на второй этаж, предъявил пропуск и быстро поднялся наверх, туда, где располагалась приемная президента.

Неизменный Гюнтер Вайсберг встретил его без особого энтузиазма. Удалившийся от президента, явно потерявший влияние на адмирала и попавший па фронт Алексей мало интересовал его теперь. "Холуй, он и есть холуй", раздраженно подумал Алексей, покорно усаживаясь на стул.

Ждать пришлось долго. Но вот наконец двери кабинета открылись, и вышел человек в штатском костюме. Алексей узнал министра промышленности Лисицына. "Да, – подумал Алексей, – сколько дивизий ни формируй, как отважно ни сражайся, без крепкого тыла, без прочной экономики никакую войну не выиграешь".

– Ваша очередь, господин полковник, – небрежно бросил Вайсберг Алексею.

Тот поднялся и направился в открывшиеся перед ним двери президентского кабинета.

– Здравствуй, Алексей, – приветствовал его радушной улыбкой адмирал. Впрочем, было заметно, что Оладьин слишком озабочен многочисленными проблемами, чтобы действительно радоваться приходу Алексея. Ему явно хотелось поскорее избавиться от проблемы, с которой явился к нему посетитель, и вернуться к более важным делам. – Наслышан о твоих подвигах. Молодец. С чем ты ко мне?

– Я надеюсь, ваше высокопревосходительство, – начал Алексей, – что вы неплохо информированы о действиях моего полка и успехах, достигнутых им.

Часть, подчиненная Алексею, уже разрослась до полка и продолжала стремительно увеличиваться за счет придумываемых им новых подразделений и спецотрядов.

– Да, – растерянно бросил президент, – хорошо поработал. Кстати, я тебя собирался представить к награде...

– Я не о том, – поморщился Алексей. – Возможно, вам докладывали, что во время прорыва к Тихвину успех нами был достигнут только за счет взаимодействия с партизанским отрядом некоего Хопра.

– Что-то слышал, – буркнул Оладьин.

– Так вот, ваше высокопревосходительство, – продолжал Алексей, – мне пришла в голову такая мысль. Сейчас по всей Северороссии действует большое количество партизанских отрядов. Возникали они по-разному. Некоторые – на основе наших попавших в окружение частей, некоторые – как реакция крестьянства на произвол большевиков и немцев. Некоторые, что греха таить, как простые банды. Но все они так или иначе, пусть даже формально, поддерживают нас, хоть действуют очень разлаженно и на свой страх и риск. Если бы мы могли объединить и скоординировать их усилия, то получили бы огромное преимущество. Положим, если сконцентрировать усилия партизан на подрыве железнодорожных путей на том направлении, где противник готовит или проводит наступление, то без боеприпасов и подкреплений планы врага могут и сорваться. Также партизаны могут способствовать и нашим контратакам и наступлениям. Я уже не говорю о том, какие блестящие возможности открываются для сбора разведывательной информации. Кроме того, мы сразу берем под контроль партизанскую вольницу. Боюсь, если мы этого не сделаем сейчас, в будущем она причинит нам немало хлопот. И я, и многие другие командиры уже установили прочные связи с лидерами некоторых партизанских отрядов. Но пока это не организовано и не оформлено, эффективность невысока. Я подготовил доклад, в котором содержатся мои предложения по организации этой работы.

– Интересно, – кивнул адмирал. – Ты предлагаешь подчинить эту работу Генштабу? Но кому именно, разведке или управлению стратегических операций?

– Ни тем, ни другим, – покачал головой Алексей. – Деятельность партизан специфическая. Скорее, диверсионная. Генералы, планирующие войсковые операции на основе опыта японской и германской войны, будут рассматривать партизанские отряды как полевые части и не смогут использовать их с максимальной выгодой. А для разведчиков они будут только источником информации. Эти не смогут использовать партизан как боевые части. Лучше всего с этой работой могу справиться я, используя опыт моего спецполка и для разведки, и для диверсий, и для глубоких тыловых рейдов. Я бы предложил отдать партизан в подчинение мне.

– Но у тебя же спецполк, регулярная часть, – хмыкнул Оладьин. – Как же прикажешь именовать такое соединение? Ты хочешь объять необъятное.

– Одно другому не мешает, – пожал плечами Алексей. – Я предлагаю создать Управление специальных операций в Генштабе. Управлению будут подчинены спецполк и партизанские отряды.

– А ты парень не промах. – Адмирал внимательно посмотрел в глаза Алексею. – Никак в генералы метишь.

– Свою главную задачу, ваше высокопревосходительство, – жестко произнес Алексей, – я вижу в службе Северороссии и ее президенту. Если вы укажете мне на офицера, который подходит для этой работы лучше, готов передать ему все документы...

– Не горячись, – прервал его адмирал, – давай лучше обсудим план конкретных действий.

* * *

Павел открыл глаза. Яркое апрельское солнце светило в окно, веселая капель барабанила по подоконнику. "Весна, – подумал он удовлетворенно. Конечно, хотелось закончить зимой, но уж больно здорово эти беляки научились драться. Ничего, скоро конец. Разгром белосеверороссов – вопрос решенный. Только бы Леха остался жив. Так хочется посмотреть в его глаза, после всего, что было. Потом – последний акт: рабочее восстание в Петербурге, будущем Ленинграде, Красная армия с ходу опрокидывает не ожидающих подвоха немцев Зигмунда и освобождает Ингерманландию. Все, перевернута позорная страница белого националистического движения в Северороссии. Да здравствует Североросская ССР. Здесь это наверняка будет отдельная республика. Это правильно. Так и должно быть. Это естественный ход истории, и ничто не может противиться ему. Но мы можем облегчить рождение нового мира. И я сделал это! Использовать противоречия врагов ради победы пролетарской революции – метод большевиков. Так говорил Владимир Ильич. И он прав! Он действительно великий человек, гений".

Рядом зашевелилась Наталья, секретарь полпредства и переводчик по совместительству, присланная наркомом индел Чичериным в помощь Павлу еще в мае. В первый же день она стала не только секретарем, переводчиком и учителем немецкого языка для Павла, но и нежной любовницей.

– Товарищ Сергеев, – потянулась Наташа, – доброе утро.

– Доброе утро, Ната, – улыбнулся Павел, целуя ее в губы.

– Какие планы на сегодня? – приподнялась на локтях Наталья.

Одеяло соскользнуло с ее плеч и обнажило крупноватые, но все же такие соблазнительные груди. Павел непроизвольно залюбовался.

– Воскресенье, – проворчал он. – Давай сегодня отдохнем. Выходной.

– Даешь! – воскликнула Наталья, нагишом выскакивая из кровати.

Почувствовав волну возбуждения, Павел, тоже без одежды, выбрался из-под одеяла и, расставив руки, двинулся на любовницу.

– А как насчет небольшой половушки, товарищ Раппопорт? – улыбнулся он.

– А вы поймайте, товарищ Сергеев, – взвизгнула, ускользая от него, Наталья.

Около минуты он ловил ее по всей комнате, наконец поймал, прижал к стене и впился губами в ее губы. Она игриво отбивалась.

Резкий стук в дверь заставил их отпрянуть друг от друга.

– Черт, кто там? – выругался Павел.

– Срочный диппакет, товарищ Сергеев, – донеслось из-за двери.

– Сейчас, – отозвался Павел.

Наталья проворно юркнула в постель и накрылась одеялом с головой. Павел, чертыхаясь, натянул штаны и открыл дверь. Обтянутый черной кожей самокатчик подал ему запечатанный пятью сургучными печатями конверт. Расписавшись в получении, Павел отошел к окну, сорвал печати, достал из конверта несколько листов бумаги с машинописным текстом. По мере того как текст доходил до сознания, Павел все больше мрачнел.

– Что-нибудь плохое случилось? – высунулась из-под одеяла Наталья.

– Хуже некуда. – Павел торопливо накинул рубашку, сунул ноги в туфли и побежал в кабинет.

Там он схватил трубку одного из телефонных аппаратов. Прямая линия с Москвой появилась еще при открытии полпредства. Тогда связь провели через Эстонию, чтобы разговоры не смогли прослушивать люди Оладьина. После того как войска Ингерманландии прорвали оборону северороссов и соединились с Красной армией между Новгородом и Псковом, была проложена другая линия, проходившая в обход Новгорода. Дождавшись ответа с противоположного конца провода, Алексей закричал в трубку:

– Полпред в Петербурге Сергеев. Мне нужен нарком Чичерин.

Через несколько минут он услышал знакомый голос:

– Нарком Чичерин у аппарата.

– Товарищ Чичерин, – заорал Павел, – я получил вашу депешу. Это невозможно, немыслимо! Североросская армия сейчас представляет из себя три окруженных и деморализованных очага сопротивления. Падение Новгорода, Пскова и Архангельска – вопрос дней. После их взятия неизбежно спустит флаг Кронштадт. Сейчас это решение – отказ от верной победы.

– Перестаньте психовать, товарищ Сергеев, – раздался твердый голос наркома. – Решение принял Реввоенсовет. Речь идет о жизни и смерти самой Советской республики. К вопросу восстановления советской власти в Северороссии мы можем вернуться не раньше, чем отведем опасность от Москвы.

– Но реализация первой фазы операции "Балтика" без второй... – принялся возражать Павел.

– Признание Зигмундом Ингерманландской коммунистической партии и формирование рабочих дружин в Петербурге в любом случае усилит мировое пролетарское движение.

– Дайте мне трубку, – услышал Алексей где-то вдалеке знакомый картавый голос. – Здравствуйте, товарищ Сергеев.

– Здравствуйте, Владимир Ильич, – отозвался Павел.

– Товарищ Сергеев, – строго произнес Ленин, – вы должны понимать, что находитесь лишь на одном из фронтов нашей борьбы и ваш фронт не самый важный на данный момент. Как правильно сказал товарищ Чичерин, большевики никогда не отказываются от поставленных целей. Но в то же время необходимо смотреть на события диалектически и осознавать реалии текущего момента. Сейчас нашей тактической задачей является сдерживание североросского национализма и разгром белого движения на юге. В связи с этим Реввоенсовет и ЦК и приняли данное решение. Ваши задачи несколько изменяются, но главная цель остается прежней. Исполняйте решение ЦК.

– Слушаюсь, Владимир Ильич, – упавшим голосом произнес Павел и повесил трубку.

Просидев несколько минут без движения, он снял трубку другого аппарата и сказал по-немецки:

– Полпред РСФСР Сергеев. Прошу доложить его превосходительству министру иностранных дел, что у меня есть срочное сообщение для его величества короля Ингерманландии.

* * *

Через четыре часа автомобиль советского полпреда остановился во внутреннем дворе Гатчинского замка. Король предпочитал именно эту резиденцию, находя ее более соответствующей тевтонскому духу, чем пышный Зимний дворец. Хотя Павел давно предполагал, что причина любви короля к этому, мягко говоря, не слишком удобному для проживания, по меркам начала двадцатого века, средневековому замку кроется скорее в невозможности Балтийского флота вести огонь по нему. Через две недели в Петербурге будут с помпой праздновать год благодатного правления короля Зигмунда Первого. Поэтому древние стены замка спешно украшались флагами, штандартами, гирляндами и транспарантами. Скользнув взглядом по этой мишуре, Павел заспешил к входу в здание. Наталья направилась за ним. Поднявшись по узкой витой лестнице, он прошел через приемную и оказался в кабинете короля, украшенном готической резьбой по дереву.

Король сидел на троне, когда-то принадлежавшем североросским монархам, и мрачно смотрел на посла. По левую руку стоял министр иностранных дел барон фон Штюм. Выйдя на середину ковра, постеленного в центре зала, Павел раскрыл папку, откашлялся и начал зачитывать текст послания. Наталья переводила.

– Ваше величество, ввиду предпринятого белыми частями на юге России масштабного наступления Совет народных комиссаров уведомляет вас, что он будет вынужден снять в ближайшее время ряд частей с Североросского фронта. В связи с этим сообщаем, что участие красной армии в совместной операции "Норд-Вест" становится невозможным. Примите, ваше величество, заверения в искреннем уважении. Председатель Совета народных комиссаров Ульянов-Ленин.

Павел поднял глаза на короля. Тот сидел красный как рак.

– Вы предали меня, – закричал король, перехватив взгляд полпреда. Ведь вы же знали, что, по условиям мирного договора, Германия была вынуждена отозвать и расформировать свою дивизию, ранее действовавшую на нашем фронте.

– Ваше величество, – спокойно произнес Павел, – превратности войны существуют для всех. Но я также уполномочен сообщить следующее. Если ваше величество соблаговолит отменить свой указ о запрете коммунистической партии, Цека Ингерманландской Коммунистической партии большевиков готов кликнуть клич среди пролетариата Ингерманландии. В одном Петербурге мы можем собрать рабочую гвардию численностью не менее пяти тысяч человек в течение двух недель. И если ваше величество соблаговолит вооружить их трофейным оружием из русских арсеналов, эти люди смогут участвовать на стороне вашего величества в борьбе с северороссами.

– Я и так проведу мобилизацию, – буркнул король.

– Ваше величество, – вкрадчиво проговорил Павел, – между человеком, мобилизованным по принуждению, и человеком, идущим сражаться за идею, большая разница. А это как раз те люди, которые не будут поддерживать вас без решения Цека Ингерманландской Коммунистической партии большевиков.

– Этого пополнения будет недостаточно для взятия Новгорода, – проворчал Штюм.

– Но его будет достаточно для стабилизации фронта, – возразил Павел. И это необходимо, чтобы сковать североросскую армию, пока части красной армии не разобьют мятежников на юге и не вернутся для окончательного разгрома Северороссии.

– Мы будем думать, – надменно произнес король.

* * *

Со стены Юрьева монастыря позиции красной армии хорошо просматривались. Цепь окопов, в несколько эшелонов, тянулась от одного края горизонта до другого. С правого фланга доносилась канонада артиллерийской дуэли. "Дошли все-таки", -хмуро подумал Алексей. Он перевел взгляд на позиции североросской армии, а потом на роту солдат, неспешно двигающуюся от монастыря к позициям по талому снегу. Усталые, изможденные лица, согбенные спины. Было заметно, что многие из бойцов легко ранены. "Надоела всем война, – снова подумал Алексей, – и когда это кончится? Мне двадцать три, из них четыре я непрерывно воюю. Так же невозможно".

Фронт находился здесь уже два месяца, но, по данным разведки, через три дня должна была начаться наступательная операция "Норд-Вест", в ходе которой Советы и ингерманландцы намеревались взять Новгород, а потом приступить к штурму Пскова и Архангельска. Практически все военные действия этой войны до сих пор сводились к тому, что североросская армия сдавала город за городом. Хотя назначенный главнокомандующим сухопутными войсками в сентябре, после первых неудач, генерал Дашевский сумел нанести противнику несколько локальных поражений, в декабре совместными действиями королевские и советские войска прорвали фронт и разделили армии, защищавшие Псков и Новгород.

"Вот уж дурацкое сочетание, – подумал Алексей, в ярости сжав кулаки. Союзные королевские и советские войска. И в страшном сне не придумаешь".

То, что красные на четыре года раньше научились играть в кошки-мышки с "буржуями", для него было явным признаком участия Паши в этой истории.

"Ну вот, Паша, – думал Алексей, – начинали со споров на пикнике, потом чуть не убили друг друга в Кронштадте, а теперь уже и армии двигаем в своем споре. Неужели по-другому нельзя?"

Вначале, как и в большинстве гражданских войн, в боевых действиях принимало участие меньшинство населения, а остальные сидели по домам и ждали, чем все кончится. Но потом армии противников стали неумолимо увеличиваться. Росла армия Зигмунда. Многие немцы считали, что в революции и последовавших за ней лихолетье и обнищании виноваты русские с их безалаберностью. Других просто захватила идея немецкого государства, где они будут иметь превосходство над негерманским населением.

Еще в первые дни войны офицеры, воевавшие против Красной армии, отметили, что ее боевой уровень сильно возрос. Секрет открылся быстро. Некоторые пленные красные командиры, оказавшиеся бывшими офицерами царской армии, с гордостью заявляли, что за "единую и неделимую" готовы пойти на союз хоть с чертом, хоть с дьяволом. Стремительно росла и численность Красной армии – в чем-то за счет мобилизации, а в чем-то срабатывала пропаганда. Иногда крестьяне сами бежали в армию из голодных и разоренных деревень.

После поражения Германии в Первой мировой войне Берлину пришлось отозвать свою дивизию из Ингерманландии, что очень ослабило Зигмунда. "Хоть это обещание Черчилль сдержал – надавил на переговорах", – недовольно думал Алексей.

Но в то же время неизмеримо усилилась Красная армия, так что положение оставалось тяжелым.

Североросская армия тоже пополнялась весьма активно. В августе была начата мобилизация. Но когда часть территории оказалась оккупированной, поток добровольцев с захваченных немцами и большевиками земель хлынул неимоверный. И армия Зигмунда, и красные грабили нещадно. Одни прикрывались национальной идеей, другие – борьбой за социальное равенство. Впрочем, для местного населения разницы не было. Ограбленные до нитки, а часто и потерявшие свои дома люди тысячами бежали в Псков и Новгород. Мужчины, оказавшиеся без работы, охотно шли на военную службу, желая отомстить оккупантам. Несмотря на потери, североросская армия увеличивалась так быстро, что оружейное производство, налаженное в Пскове и Новгороде, не справлялось с заказами.