Текст книги "Расти, березка!"
Автор книги: Дмитрий Азов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Творящая чудеса
Над головой сияет солнце, ослепительно белое, Невозможно взглянуть. А внизу – зеленые шапки сосен. Абдугафур смотрит вдаль, вытирает росинки пота, застрявшие в густых смоляных бровях.
Быстро летит время. Абдугафур напевает на своем языке. Берет кирпич. А тут чей-то голос:
– Помоги, друг! Криво получается у меня.
Абдугафур смотрит на молодого солдата, минуту размышляет, потом цокает языком:
– Ц-ц-ц… Понимаешь: свой план!
Солдат обиженно отвернулся.
– Не сердись, – кричит Абдугафур, – Тибе помае́м – свой план не делаем!
Солдат ушел. Абдугафур спохватился: «Что же это я? Ай, нехорошо, Давно ли сам таким был? Сколько мне помогали!»
Он старался утешить себя: завтра улажу. Но сердце ныло.
Во время перерыва пришел к строителям секретарь комитета ВЛКСМ отряда старший сержант Ананий Гончаров. Сел на бревно. Солдаты окружили его.
– Вижу, в срок сдадим дом, – улыбается старший сержант. – Растет быстро. Дружно работаем, помогаем отстающим, и дело потому спорится. Так я говорю? – Гончаров повернулся к Абдугафуру.
И показалось военному строителю Абдутафуру, что старший сержант уже все знает.
– Дружба, она чудеса творит. – Старший сержант задумался на минуту. – Без солдатской дружбы не победишь в бою. Вот как-то я прочитал в газете…
Военные строители, сидящие поодаль, подвинулись к секретарю. А он продолжал:
– Осенью сорок третьего наши штурмовики получили задание разбомбить эшелоны врага на станции Джигинская, южнее Темрюка. Возглавил штурмовиков командир эскадрильи Григорий Флегонтович Сивков. Подлетели они к станции, начали бомбить. Сильным зенитным огнем встретил враг советских летчиков. Но они выполнили задание, повернули на свой аэродром. Вдруг самолет Сивкова резко тряхнуло. Летчик попытался удержать его в горизонтальном положении, не удалось. Мотор заглох. Машина пошла резко вниз. Сколько ни пытался выровнять ее штурмовик, ничего не получалось. Посмотрел он на землю, на карту глянул. До своих километров пятнадцать. Не дотянешь. Не выпуская шасси, посадил он самолет в камышах у реки Кубань. Взглянул в небо. Где свои? Не видно. Но вот он облегченно вздохнул: два штурмовика заходили на посадку в том районе, где он приземлился. Значит, друзья что-то решили. Не оставят они его в беде «Молодцы ребята!» – подумал Сивков. Но рано радовался. У первого самолета не выпустилось шасси, и он ушел в сторону. Второй снизился, но взмыл вверх. Вероятно, вел разведку.
Это был самолет, ведомый комсомольцем Николаем Калининым. Он своего командира прикрывал – Григория Сивкова. Разве мог Николай оставить в беде своего ведущего. Неподалеку проходила дорога, и немцы могли его схватить. Они наверняка видели, что Григорий посадил самолет у реки. Нужно торопиться. Николай делает второй заход, чтобы посадить самолет на крохотной площадке. На карте она значилась как болото. Рисковал летчик! Мог не взлететь и попасть к немцам. Но думал он об одном в тот миг: спасти товарища.
По площадке, на которую посадил самолет Сивков, ударили фашистские минометчики. Заметили! Значит, Николаю уже сесть невозможно. Но он делает заход. Неудача. Еще заход… Сивков с надеждой смотрел в голубое небо, на самолет Калинина, а сам думал: «Эх, братец, не бережешь ты свою жизнь… Тут и кочки, и минометы, и телефонные провода… Да куда же ты? Я-то, видать, все равно пропал. Живым вот только не сдамся».
– Так и не сел? – нетерпеливо перебил Абдугафур.
На него зашикали.
– Почему не сел? Когда Сивков увидел, что у ведомого не выходит с посадкой, решил углубиться в камыши, чтобы пробраться к своим. Но потом выглянул из камышей, видит: сел, сел Калинин, рулит к его штурмовику. Выбежал Сивков, а Калинин кричит:
– Товарищ капитан! Скорее!
Фашисты все бьют из минометов, а стрелки – Титаренко с товарищем – самолет Сивкова поджигают, чтоб врагу не достался. Потом и они забрались к Калинину. Так Николай Калинин и взмыл с площадочки вместе со всеми, спас командира.
– Вот дружба! – воскликнул кто-то.
– Встретиться бы с этим человеком! – произнес Абдугафур.
– Невозможно, – ответил старший сержант. – Никак невозможно, товарищи. Погиб он. И опять – когда помогал друзьям. Он пикировал на зенитные батареи врага и вел по ним огонь, чтобы дать возможность своим друзьям наносить удары по позициям. А вот у станции Голубинской, возле переправы через Кубань, штурмовик Калинина попал под сильный обстрел и был сбит прямым попаданием снаряда…
Старший сержант достал газету. Строители увидели старый, времен войны, снимок. Два летчика стоят, веселые, улыбающиеся, и один другому крепко жмет руку.
– Это Сивков благодарит своего спасителя, Калинина, – поясняет старший сержант.
– А на второй фотографии кто? – опрашивает Абдугафур.
– Не узнаете, – улыбается старший сержант. – Это, можно сказать, побратимы. Хотя по возрасту один другому в отцы годится.
На снимке – тоже двое: молодой солдат – военный строитель и полковник, дважды Герой Советского Союза.
– Это и есть Сивков Григорий Флегонтович! Теперь он преподаватель Военно-инженерной академии имени Жуковского, кандидат технических наук. Узнал, что в одном из военно-строительных отрядов служит брат Николая Калинина – Владимир Калинин, и приехал к нему, рассказал о его старшем брате. Нет, не только Владимиру рассказал Герой о своем боевом товарище, а выступил и перед военными строителями…
… Над маленьким городком, что затерялся в кудрявых соснах, опускался вечер. В небе зажигались звезды. Но строители не уходили: решили поработать еще, чтобы быстрее сдать объект.
Абдугафур работал, как всегда, быстро и хорошо, но мысли его были тревожны. Неспроста завел разговор комсомольский секретарь о дружбе. «Это он для меня рассказывал», – решил Абдугафур. Вот как настоящие люди дружат! Самолет посадил под носом врага, чтобы друга выручить! А как его брат, Владимир, хорошо служит и тоже – военный строитель. Ай-яй, Абдугафур, какой тебе урок секретарь, преподнес. Тебя не ругал, а сердце чего щемит?
Ровно ложились кирпичи. Поднималась стена. А на душе было тяжело. Когда пришли в отряд, их хорошо встретили: и его, и земляка Халмурзаева, всех узбеков. И хотя на улице была осень, от такой встречи стало тепло, как в Ташкенте… А среди старослужащих тоже земляки были – Алиев, Ганиев и другие еще, да все со значками отличника. Абдугафур таким решил стать: хорошо работал, план выполнял, премии получал… А сколько раз хвалили его, грамоты выдавали! А вот молодому солдату в помощи отказал. Ай-яй, как нехорошо получилось! Вот почему секретарь такую беседу затеял – про воинскую дружбу.
Поздно вечером, когда после работы возвращались в казарму, Абдугафур подстроился к солдату, которому отказался помочь. Долго шел молча, не знал, с чего разговор начать. Наконец спросил:
– Сердишься?
– Да нет. Чего на тебя сердиться? – отозвался солдат. – Если бы ты другом был – рассердился бы. А у тебя одна забота: о себе думаешь. Вот о чем рассказывал секретарь сегодня – это другое дело: из-за дружбы люди жизнью, рискуют! А на тебя чего обижаться? Лишний двугривенный заработал.
– Зачем говоришь так? Почему двугривенный? Я про деньги не думал, про план думал, – растерянно забормотал Абдугафур. – Завтра помогу!
– Завтра я уже сам смогу, – усмехнулся солдат. – А пока помолчи. Вечер-то, гляди, какой хороший!
В казарме Абдугафура ожидало письмо от отца. Большое, на нескольких страницах. Да разве можно рассказать коротко: в семье двадцать человек! Читая письмо, Абдугафур представлял отца, как тот, поглаживая пышные седые усы, диктует девятикласснику Абдукахару: «А еще напиши, как живет его сестра Мукар…» Она работает врачом в Ташкенте. «И про Абдухабара сообщи». Он учится в Ташкентском университете. «Теперь про колхозные дела напиши». Отец Абдугафура – председатель ведущего колхоза в республике. За высокие урожаи хлопка не раз отмечался Родиной. Когда в праздничный день наденет пиджак с наградами – глазам больно. Два ордена Ленина, три большие золотые медали с Выставки достижений народного хозяйства. Заслуженный хлопкороб республики. А над всеми орденами и медалями – Золотая Звезда Героя Социалистического Труда!
Он и детей воспитал трудолюбивыми, всех выучил. Абдугафур тоже окончил десятилетку, потом – школу механизации. Работал в колхозе хорошо: за сезон, перед призывом в армию, убрал почти сто тонн хлопка, а норма – восемьдесят. Грамоту обкома за это вручили ему…
Беспокоится отец: все ли в порядке у сына со службой?
А что ответить отцу? Думал ракетчиком или танкистом стать, а попал в строительный отряд. С мастерком за поясом – ать-два. Не солдат, не гражданский. Но послужил – понял: военный строитель – тот же солдат, живет по тем же воинским законам и работу выполняет самую нужную. У строителей план как в колхозе. Абдугафур перевыполняет его. Отец может гордиться сыном. А с завтрашнего дня сын еще другу помогать будет…
– Отцу пишешь? – спросил секретарь комитета комсомола Гончаров.
– Ему.
– Адресок не дашь?
– Зачем? – удивился Абдугафур.
– Ну так, на память.
– Пожалуйста! Приезжайте к нам: самым почетным гостем будете!
– Может, когда-нибудь и заеду, – пообещал старший сержант, записывая в блокнот адрес.
Недели через три в строительный отряд пришло письмо. Председатель колхоза «Кзыл Узбекистан» Абдужамил Маткабулов, отец Абдутафура, писал сослуживцам своего сына о колхозном хозяйстве и о том, какие люди трудятся на полях. «В этом году продадим государству пять тысяч тонн хлопка, тысячу тонн картофеля, почти три тысячи тонн овощей, четыреста тонн яблок, а винограда не менее ста шестидесяти тонн, – писал отец. – Приезжайте, посмотрите на нашу жизнь».
Ничего не забыл старый Абдужамил. И про школу-интернат, и про Дом культуры. Еще о том, что в военно-строительном отряде кроме его сына несет службу и сын колхозного бухгалтера – Хамидулла Мирахмедов. И председатель колхоза давал наказ сыну и его земляку, а также всем их однополчанам: свято выполнять воинский долг, трудиться для счастья любимой Родины.
Солдаты с интересом прослушали письмо старого колхозника и поручили его сыну Абдугафуру написать ответ от их имени.
Он сел, написал первую фразу: «Не беспокойся, отец. Не опозорю тебя».
Написал и задумался. Не опозорю… А товарищу не помог!
Сказал об этом односельчанину Хамидулле Мирахмедову. Они не только соседи, но и друзья: вместе учились, вместе в армию пошли служить, а недавно экзамен сдавали на каменщиков.
– Ошибку можно исправить, – сказал Мирахмедов. – Вот придет пополнение – учить будем.
И верно: пришли в отряд новички, да такие неопытные, неловкие, никаких навыков. Абдугафур взял над ними добровольное шефство. Особенно с одним земляком занимался и в отличники его вывел.
А однажды в отряд неожиданно приехал отец. Приезжал на выставку да мог ли к сыну не завернуть?
В казарме запахло яблоками.
– Налетай, ребята! – позвал товарищей Абдугафур.
Радуется старый Абдужамил: ладные стали ребята – что сын, что Хамидулла. А когда вошел командир, спросил:
– Вид у ребят хороший, а как служат они?
– Ваш Абдугафур да и другие земляки ваши хорошо работают. Ну, у сына был поначалу грешок, – улыбнулся командир, – но сумел от него избавиться. Теперь он ударник коммунистического труда, представлен к награждению значком «Отличник военного строительства».
– Спасибо вам за доброе слово, – сказал отец. – Хорошему ремеслу научили. Нам в колхозе тоже нужны строители.
Командир опять улыбнулся:
– А что, если всем отрядом приедем?
– Для всех работа найдется. И плов найдется, – сощурил в улыбке глаза председатель колхоза.
И словно еще ярче засияла звездочка на его груди.
Соколовы
… Сдержать волнение! По крайней мере, внешне быть спокойным. Как-никак, а ему уже двадцать пять. К тому же он человек военный, офицер. Правда, к этому званию нередко добавляют «молодой». Но ведь он, гвардии старший лейтенант Владимир Соколов, уже командир роты. А командиру – Владимир убежден в этом – полагается управлять эмоциями. По правде говоря, это раньше ему удавалось, и не без успеха. Удавалось, когда рота выходила на учения, устремлялась в атаку, стойко обороняла позицию, когда сквозь метель или по непролазной грязи пробиралась на марше к новому рубежу, чтобы упредить «противника». Даже в самые критические моменты он управлял своими чувствами спокойно. Удавалось на полигоне, стрельбище и даже в беседах с «трудными» солдатами, что особенно нелегко, тем более, если беседы приходится повторять не два, не три, а много-много раз с одним и тем же человеком. Попробуй тут не погорячиться, не сорваться, как говорят, с нарезов. И тем не менее самообладание не покидало молодого офицера.
А вот сейчас, как ни старается, ничего не выходит. И сердце бьется так, словно хочет вырваться из груди, и щеки горят, будто кипятком ошпарены. А рука, мускулистая рука перворазрядника, чуть дрожит, когда на ладонь ложится маленькая, легкая, почти невесомая книжечка.
Он готовился к этому дню долго. Мысленно повторял слова, которые скажет. Но куда они улетучились сейчас, те слова? Неужели забыл их молодой офицер. Нет, не забыл. И всю жизнь не забудет. Он помнил их всегда, Но сейчас ему вдруг показалось: произнеси эти слова вслух, и они, напыщенные, померкнут.
Прижимая к груди только что принятый партийный билет с силуэтом родного Ильича, Владимир почувствовал, как безмерно счастлив. Но не высказать словами то, что на душе. Собственно, разве нужны слова? Разве слов ждет от него партия? И он едва слышно, казалось, не произнес, а прошептал:
– Будем работать.
Так же сказал и его замполит, гвардии лейтенант. Тоже Владимир. Тоже Соколов. Он раньше получил партийный билет нового образца. Возбужденный прибежал в роту. Долго беседовали они тогда, три коммуниста. Два Соколовых и командир первого взвода гвардии старший лейтенант Борис Климкин. О том, как трудно удержать звание отличной роты, как много впереди испытаний – стрельбы, учения… Скоро упражнение выполнять, а «бегунков» поражать научились еще не все. Что-то нужно радикальное предпринять. Вспомнили и наводчика боевой машины гвардии рядового Владимира Кузнецова. Неладное с ним творится. Нарушил дисциплину. Командир не прошел мимо, наказал солдата. Тот обещал исправиться. Но взыскание даст эффект лишь в том случае, если оно подкреплено воспитанием, если за дело берется коллектив. Важно отношение к проступку солдата его самых близких друзей.
Или еще: кое-кто неуверенно чувствует себя на огневом рубеже. У иных нет достаточной собранности…
Словом, одна за другой вставали проблемы. Большие и малые. Тогда-то заместитель командира роты по политчасти и сказал:
– Работать будем.
И многозначительно, с ударением, добавил:
– Слу-жить!
Как и замполита, ротного до глубины души тронуло то, что событие, происшедшее в его личной жизни, далеко не личное. Так считали все подчиненные. Иначе, как только он вернулся в казарму, не окружили бы его, не спешили бы поздравить, пожать руку, улыбнуться. Старшему лейтенанту казалось, что в ту минуту он особенно близок к ним, касается их сердец, чутких и восторженных, сдержанных и порывистых. Самых разных. Владимир заметил даже, как неловко стало Кузнецову от того, что омрачил он эту всеобщую радость. И на это обратил внимание командир роты. «Значит, прочувствовал», – промелькнуло в сознании.
Владимиру было известно, конечно, что после беседы с ним, долгой и острой, замполит разговаривал с его друзьями – Александром Ильиным, Владимиром Кривобоковым, Феликсом Ежовым. Они уже знали, что отделение, хотя по успеваемости и не отставало, лишено первенства в соревновании из-за недисциплинированности одного человека.
– Если Кузнецов поймет ваше отношение к случившемуся, – сказал лейтенант, – если он убедится в том, что вы непримиримы, дело пойдет к лучшему.
Как видно, беседа не прошла бесследно. Друзья поговорили с Кузнецовым начистоту. И это было заметно по его поведению, по тому, как старательно занимался он, с каким желанием действовал в поле, на стрельбище, с какой убежденностью отвечал на вопросы командира. Конечно, еще рано было говорить об «исцелении». Но перелом наметился, взыскание и все, что последовало за ним, не прошло бесследно. А это уже хорошо. Сумели пробудить у человека совесть. Она подскажет, как ему поступить дальше. Дали понять, что не только командир, замполит, но и весь коллектив отличной роты не простил промашки, ждет исправления, поможет восстановить доброе имя солдата. А если вся семья на одну волну настроена – нарушителю не устоять…
Когда коммунисты остались одни в канцелярии роты, командир озабоченно произнес:
– Беспокоят «бегунки». Не всем покоряются. По первой цели без промаха бьем, а «бегущие фигуры»…
– Может быть, поконкретней соревнование организовать? – Лейтенант вопросительно посмотрел на командира.
– И в самом деле? – поддержал Борис Климкин.
Такой совет они держали не раз. Как коммунисты, единомышленники. Их всего трое. Маленькая группа. Но разве не из маленьких ручейков вырастают реки!
Соревнование – и рычаг, и точка опоры. Это знает командир. Знает и то, что сила его как руководителя – в опоре на коммунистов, в слитности с ними. И еще в том, что они, эти трое, ведут за собой актив, а с его помощью – всю роту…
На собрании равнодушных не было. И не только потому, что вопрос волновал каждого, а и потому, что готовили его основательно. И командир, и замполит, и секретарь комсомольской организации, и активисты переговорили почти с каждым. Беспокойство, боль командира стали беспокойством и болью солдат.
Выступали кратко, деловито и горячо. Давали слово научиться метко поражать «бегунки». Вносили предложения, критиковали тех, кто учится без напряжения, товарищам не помогает, с прохладцей соревнуется в поле по задачам и нормативам.
– Сделаем так, – подвел итог командир роты. – Поскольку главная наша слабинка – «бегунки», нажмем на них.
На очередных занятиях и в последующем гвардии старший лейтенант, а по его примеру и командиры взводов, отделений отмечали именно тех воинов, которые наиболее удачно поражали «бегущие фигуры». Воины соревновались между собой, отрабатывали именно этот элемент упражнения.
А потом замполит пригласил членов редколлегии стенной газеты:
– Хорошо бы улучшить содержание материалов. То, что имена и фамилии в газете, неплохо. Но этого мало. Кто у нас лучше всех этих «бегунков» поражает? Покажите его. А главное, пусть сам выступит, секреты свои раскроет. Да снимочек поместите в газете. Не просто портрет. Это не так выразительно. На огневом рубеже сфотографируйте. Как говорят, с пылу, с жару. Тут вам и оперативность, и содержание, и наглядность.
И действительно, когда выполнили совет политработника, около стенгазеты больше народу стало собираться. Посмотрят на яркую, динамичную фотографию отличных огневиков, прочтут рассказ об их опыте, попросят самих мастеров огня поподробнее прокомментировать написанное – и глядишь, кое-что извлекут. Тут же беседа завязывается, советы даются. А потом, в поле, все это практикой проверяется, ею же закрепляется. Боевой настрой создается.
Боевой настрой. Соколовы не раз убеждались в том, что этот настрой создается не только яркими беседами, не только хорошо организованными собраниями, не только призывами. Все это важно и необходимо. Но любому коммунисту, а тем более тому, кто всегда рядом с солдатом, всегда на виду, ничем не заменить силу личного примера. Ведешь огонь на стрельбище и, кажется, чувствуешь, ощущаешь на своей спине взгляд подчиненных, комсомольцев. А вернешься – эти взгляды тебе в глаза, в упор. И ты слышишь их молчаливый вопрос: «Как дела, коммунист Соколов?»
А сейчас, когда у сердца новый партийный билет, как-то по-особому понимаешь, насколько обострилось чувство ответственности, насколько тяжелее стала командирская ноша, ноша бойца-коммуниста…
Уже позади были месяцы напряженных тренировок, учений и походов. Но это были обычные походы и обычные стрельбы. Сегодня же – итоговые, проверочные. Как и всегда, накануне были собрания коммунистов, комсомольцев, всего личного состава. Длинных речей не было. Рота должна подтвердить звание отличной. Иначе нельзя. Коммунисты полка решили – быть полку второй раз отличным. А раз так, надо отличным стать батальону, роте, отделению, каждому, кто наметил себе этот рубеж.
На стрельбище, перед самой проверкой, гвардии старший лейтенант спросил своего замполита:
– Ну, как настрой?
Он имел в виду всю роту. Знал, конечно, как настроены люди, но хотел убедиться еще раз.
– Боевой, – ответил гвардии лейтенант.
– Тогда пошли. Наша очередь – первая.
Сначала они шагали рядом. А потом один из них свернул влево. Вскоре их уже не было видно. На стрельбище вдруг наступила тишина. Но она властвовала недолго. Лежа за укрытием, гвардии старший лейтенант, склонив голову набок, одним взглядом охватил поле «боя». Где-то сейчас появятся мишени. Там, впереди. Но где? Автомат наготове. Командир роты знает, что неподалеку, слева, тоже из-за каменной стенки смотрит его замполит. И вот нарушена тишина:
– В атаку – вперед!
Они одновременно выскакивают из-за укрытия. Оба сейчас думают об одном: впереди – «противник», а позади – их бойцы. И оба знают: победа коммунистов, – значит, победа роты. Промахнуться? Права на это не дано…
Гвардии старший лейтенант видит две маленькие мишени. Это пехота за бруствером. Рассыпается по полю гулкая короткая очередь. И как эхо – вторая. Это почти одновременно ударил по мишеням гвардии лейтенант Соколов. Покорно падают цели, сраженные метким огнем.
– Газы, – доносится новая команда.
Несколько секунд – и противогаз надет. Труднее наблюдать за полем «боя», видимость ограничена. Зрение напряжено до боли. Командир роты спешит вперед, а сам внимательно смотрит сквозь очки. Тяжелее стало дышать.
Вдали показались две «бегущие фигуры». Сейчас они скроются. Не зевай, командир. Офицер камнем падает наземь, мгновенно изготавливается. Очередь… Вторая… И эти мишени падают. Вновь наступила тишина. А потом радостное:
– Упражнение выполнено отлично.
Борис Климкин и его заместитель, редактор ротной стенгазеты сержант Виктор Подкосов, на огневой рубеж выходили тоже вместе. Вместе в атаку шли. И стреляли так же уверенно, как Соколовы. Еще две отличные оценки появились на счету роты.
Гвардии старший лейтенант немного беспокоился о рядовом Невмянове. Скоро – его очередь. Не промазал бы. Вспомнились недавние стрельбы.
Как и всегда, командир первым выполнил упражнение. Оценка – отлично. А у Невмянова – промах. Тренировался много, а вот – неудача. Подошел к нему ротный:
– Волновались, наверное, слишком, а?
– А может, автомат не пристрелян, товарищ гвардии старший лейтенант, – попытался было оправдаться солдат, – или цели бегут с повышенной скоростью?
– Не то, совсем не то. – Соколов взял автомат. – Оружие отличное, и мишени сверх нормы не торопятся. Как положено, так и бегут. Впрочем, сейчас проверим.
А потом солдаты увидели, как он не спеша изготовился, открыл огонь, как падали мишени. С первой очереди поражал их коммунист.
– Отличное оружие! – повторил Соколов, вручая автомат Невмянову.
Ничего не сказал больше командир. Он-то хорошо знал, что тут слова ни к чему. Уже все сказано. И еще (офицер был уверен в этом) солдату доскажут, что надо, его товарищи.
Правда, потом, на занятиях по огневой подготовке, на тренировках, гвардии старший лейтенант внимательней присмотрелся к воину, заметил, что он неточно берет упреждение, потому и промахивается. Потренировал его, посоветовал поучиться у отличных огневиков.
И вот сейчас с нетерпением ожидал результата.
Не подвел командира солдат: отлично выполнил упражнение.
Но это было лишь начало испытаний. Главный экзамен состоялся ночью на ротных тактических учениях с боевой стрельбой. Проверялась не только огневая, но и тактическая выучка, умение управлять в сложной обстановке огнем и маневром. Воины роты, действуя стремительно и умело, поразили во время атаки на несколько мишеней больше, чем положено для отличной оценки.
Когда вернулись в казарму, командир роты заметил на столе письмо. Показал замполиту. Прочитали обратный адрес: из Армении. Фамилия знакомая – Ширинян. Уж не Самвела ли родители? Распечатали. Так и есть. Родные солдата интересовались, как служит их сын.
– Что ответим? – Замполит вопросительно посмотрел на командира.
– Пиши потеплее. Так, мол, и так. Механик-водитель боевой машины гвардии рядовой Самвел Ширинян отличился на учениях, что он молодец. Ну не мне тебя учить.
– Первым делом, надо сейчас же прочитать это письмо всем. И ответ прочитать. Пусть знают, – добавил замполит.
Ротный утвердительно кивнул и добавил:
– А еще сообщи, кто за отличную учебу отпуск домой получил.
– А насчет звания? Тоже сказать? – Замполит хитровато подмигнул.
– Пока не надо. Еще неизвестно.
Командир скромничал. Из штаба уже сообщили, что ему досрочно присвоено звание капитана. За то, что рота – лучшая, за то, что вновь завоевала она звание отличной.
… И опять они втроем размышляли о том, как вновь удержать это звание. Опять говорили о проблемах, больших и малых. О том, как самим повысить классность, подготовиться к очередному большому учению.
Что ж, это естественно. Рота – в пути. Она – в полете. И впереди – два сокола (так зовут их в полку), два русских бойца – рядовые партии Соколовы….
