Текст книги "Прерванная игра"

Автор книги: Дмитрий Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Глава шестая

Рассвет кроваво брызнул сквозь алый плащ Спасителя

на северо-восточном витраже центрального купола. Ивоун впервые видел этот витраж, озаренный солнцем. Прежде Ивоун никогда не появлялся в храме в столь ранний чае. Он привык к тусклым краскам изображения. А смотреть витраж надо на восходе. Видимо, и в этом была своя cимволика. Ивоун всегда приходил в восторг, когда открывал что-то новое, еще неизвестное. Храм для него был вселенной, такой же загадочной и неизученной, как космос. Ивоун пожалел, что никогда уже не добавит в свою книгу ни одной новой страницы. Его открытие останется в дневаике.

Утром он пробудился с радостным чувством. Что-то хорошее сулил ему сегодняшний день. Что именно? Он помнит, что, засыпая, почти с вожделением думал о предстоящем дне. Да, вспомнил. Он намеревался взобраться на верхнюю площадку к основанию главного шпиля, туда, где изваяна мадонна, похожая на Дьелу.

Все остальные еще спали. В соборе не слышалось шороха чьих-либо шагов. В вышине еле уловимо вибрировали трубы органа, их почти неслышимое пение растворялось в царственной тишине.

Увы, тишина стояла недолго. Точно взрыв бомб, прогромыхал в отдалении первый удар. И сразу загрохотало со всех сторон. Этот грохот сделался уже привычным. Ивоун пожалел, что не проснулся раньше. Наверх следовало подняться до рассвета и побыть там наедине с изваянием в полной тишине.

Он шел по винтовой лестнице. Здесь пахло своей особенной каменной сыростью и тленом. Воздух проникал в редкие узкие бойницы. Сейчас в них видны были городские улиы, еще не полностью заваленные автомобилями. Большая часть зданий пока что возвышалась над горами железного лома.

На площадке первого яруса он остановился перевести дух. До самого верха путь еще долог. Редко кто даже из колодых способен подняться по винтовой лестнице без отдыха. Ивоун не был молодым, зато у него многолетняя привычка взбираться по этим ступеням.

Он одолел уже половину пути к второму ярусу, когда снизу донеслись голоса. Слов не мог разобрать, лишь узнал голос Пловы.

Ивоун ненадолго задержался возле бойницы. Прямо перед ним виднелась одна из восьми гор автомобильного лома. Автомобили сыпались сейчас беспрерывно. Вряд ли Ахаз успевает считать свои копейки. Ивоун на глаз пытался определить, что в старой Пиране уже захоронено пол автомобилями. В одном месте из-под слоя битого лома там и сям выглядывали ветви. То был старинный королевский парк. Листва уже побурела, и сейчас трудно сказать отчего: то ли оттого, что поломало ветви, то ли просто пришло время. Как-никак была поздняя осень. Может быть, кое-где есть еще и живые ветви. Только уж ни одна из них никогда больше не зазеленеет. К весне их погребет свалка.

Ивоун опять услышал голос Пловы, на этот раз близко.

– Поторапливайся, старичок.

– Ноги окостенели, – плачущим голосом пожаловался Ахаз.

– Летчик не станет ждать. Нужно успеть. Ты давай-ка пиши чек. Я поднимусь раньше и покажу ему. Когда он увидит чек, он еще покружится, подождет.

На некоторое время голоса стихли. Лишь спустя минуту:

– Не жилься – пиши, пиши, – настаивала Плова. – Надо же когда-то начинать тратить свой миллион. Число и подпись, – подсказала она. – Теперь отдай мне. Да отпусти ты, а то порвем.

– Плова, куда же ты? Я не поспеваю, – взмолился Ахаз.

– Захочешь, так поспеешь.

– Я задохнусь.

Но Плова не оборачивалась.

Ее шаги приближались к Ивоуну. На миг в глазах Пловы сверкнул испуг. Но, увидев, что Ивоун и не намеревается мешать ей – посторонился, пропуская ее, – она молча прошмыгнула мимо. Сверху крикнула еще раз:

– Нажимай, старичок! Ждать никто не будет.

Ивоун вспомнил вчерашний разговор, подслушанный невзначай. Значит, Плова добилась своего, Брил помог ей связаться с вертолетчиком, и они сторговались. Если так, вертолет вот-вот должен появиться. Ивоун ускорил шаги. Внизу сопел Ахаз и изредка взывал:

– Плова! Плова!

Но та уже и не слышала его.

Ивоун из жалости хотел помочь старику, но скоро убедился, что толку от этого не будет. Вдвоем на винтовой лестнице поместиться невозможно.

Ахаз пытался ползти, он явно уже ничего не соображал и беспрерывно ныл:

– Плова! Плова!

Жалкое зрелище.

Старик не осилил и одного лестничного витка, когда Плова была уже наверху. Ивоун к этому времени достиг площадки второго яруса. Он увидел Плову, отважно свесившуюся над оградительной решеткой. Ее разметанные волосы трепало ветром, по лицу катился пот. Одной рукой она держалась за перила, другой размахивала, показывая вертолетчику чек, только что подписанный Ахазом. Ивоун увидел вертолет, кружившийся над штилем. Стрижи и дикие голуби переполошились. Их гнезда были налеплены повсюду на карнизах и мраморных фигурках, украшающих сток. В поведении птиц чувствовалась излишняя нервозность. Видимо, не только появление вертолета переполошило их.

Все последнее время было беспокойным и для них, Вертолет делал круг за кругом. Острие шпиля мешало зависнуть ниже. С ближней стрелы виадука автомобили сейчас не сыпались, остальные работали бесперебойно.

У вертолетчика в распоряжении находилась лишь небольшая дыра, по которой он мог опуститься и взмыть. Должно быть, это требовало немалого искусства от него. Косые лучи солнца скользили по пилотской кабине. Ивоун увидел, как из открытой дверцы выскользнула и расправилась в падении веревочная лестница. Плова свесилась через перила, пытаясь одной рукой поймать нижнюю ступеньку. Другая рука у нее занята чеком. Наконец она догадалась спрятать чек за пазуху. Все же у нее крепкие нервы. Не каждый человек решится даже заглянуть вниз через перила с такой высоты, а она почти совсем повисла над бездной, н хоть бы что.

Ей-таки удалось поймать и подтянуть лестницу ближе к решетке. Если бы Ахаз и успел взобраться наверх, ему все равно не одолеть этих последних метров.

Плова отважно перевесила одну ногу через перила, нащупывая ненадежную, уплывающую опору веревочной ступеньки.

Пожалуй, ей удалось бы взобраться в кабину вертолета. не произойди дурацкой случайности. С одной из ближних стреx от падающего автомобиля оторвалась крышка капота. Она так удачно попала в воздушную струю, что парила по кругу, почти не снижаясь. Потоком воздуха ее занесло к собору. Видимо, тень от нее, промелькнувшая позади вертолета, испугала пилота – он рванул штурвал. Несущая лопасть самым кончиком зацепилась за острие шпиля. Увы, этого было достаточно. Обломки металлического основания лопасти с воем просвистели в воздухе. Потерявший опору вертолет перекувыркнулся, носом ударился в контрфорс северной стены храма и неуклюже и страшно медленно как показалось Ивоуну-обрушился во внутренний церковный дворик, расплющив своей тяжестью несколько автомобилей. Звякнули выбитые стеклины, точно бомба, бабахнул взорвавшийся кузов семейного автобуса устаревшей модели.

У Ивоуна похолодело в груди: "Господи, какая нелепая смерть".

Позабыв, зачем он взбирался наверх, Ивoун повернул вниз. По винтовой лестнице особенно не разбежишься.

И все же Плова ухитрилась обогнать его.

–Какой ужас!-выкрикнула она.

По ее голосу ясно было, что она в самом деле потрясена не тем, что сорвалось ее спасение, а гибелью неизвестного ей человека.

Вскоре Ивоуну встретился Ахаз. Тот все же успел изрядно продвинуться за это время. Он сидел на каменной ступеньке и ошалело глядел вслед только что промелькнувшей девушке.

– Плова, Плова, – умолял он.

Кричать он не мог, голос его едва был слышен.

– Куда она? Что с ней? – через силу прошептал он. Объяснять не было времени.

Каково же было изумление Ивоуна, когда, достигнув площадки нижнего яруса, он увидал целого и невредимого пилота, вылезшего из-под обломков машины. У него был рассечен лоб и окровавлена щека, но, похоже, что раны не были опасными, летчик держался бодро, легко прыгал по кузовам машин.

Дверь северного придела была не подперта, как остальные, без малейшего усилия открылась наружу.

– Откуда взялась эта чертова железяка? Чтоб им ни дна ни покрышки, бесновался пилот, вытирая с лица пот, смешанный с кровью и мазутом. Он-таки изрядно перепачкался, пока выбирался из-под обломков.

Видимо, он не осознал еще происшедшего – словно бы наполовину находился в прежнем мире.

Остальные обитатели храма удивленно глазели на невесть откуда явившегося человека. Находясь внутри собора, они не слышали гула мотора его невозможно было различить в грохоте беспрерывной бомбежки.

– Надо перевязать рану, – предложила Дьела.

– К дьяволу бинты, – отмахнулся пилот. – Где рация?

Bce спустились вниз.

– Надо же, какие тут казематы понарыты, – изумился пилот, – спускаясь по каменной лестнице в глубь фундамента.

На все, что окружало его: на каменные ступени и стены, на темные ниши и повороты, – он смотрел взглядом человека случайно и ненадолго попавшего сюда. Он убежден, что за ним немедленно, сию же секунду, направят другой вертолет.

Его приятель, и верно, брался за это дело, но для этого требовались деньги. Во-первых, пилот должен сначала вернуть компании долг-пятнадцать тысяч лепт-и заплатить еще столько же за очередной перерыв в работе стрелы.

– Да у них что мозги повывихивались? Где я возьму? Вот остолопы!

Собственно, на этом переговоры и кончились. Летчик наказал своему приятелю, чтобы тот позвонил какой-то Жанне, сказал ей, что сегодняшняя встреча не состоится, откладывается на завтра, на те же самые часы. Ясно было, что он еще ничего не осознал.

Дьела напомнила всем:

– Пора завтракать.

– Отлично, – первым принял ее предложение пострадавший летчик. – Утром я только выпил чашку кофе. А после этой чертовой передряги разыгрался аппетит.

Дьела убедила его промыть -рану и наложить повязку. Ссадина оказалась не такой уж пустяковой, как можно было судить по поведению летчика. Даже и повязка не сразу остановила кровотечение. Бинты намокли от крови. Но держался пилот молодцом.

– Как ваше имя? – спросила Дьела.

– Сидор, – сказал он. – Так меня назвали – Сидор, повторил он с вызовом.

Должно быть, он привык к тому, что его имя вызывает невольную улыбку у людей. Никто, однако, не думал смеяться над ним.

– Вы молодцом держитесь, Сидор, – точно маленького, похвалила его Дьела.

А он, верно, нуждался в похвале – сразу расцвел.

Когда все устроились за столом, к Сидору с неожиданным вопросом пристал Брил:

– Бензин из бака не весь пролился?

Брилу пришлось несколько раз повторить свой вопрос, прежде чем Сидор понял, что от него добиваются.

– На кой ляд вам бензин? – летчик решил, что Брил спрашивает не только от своего имени-обращаясь сразу ко всем.

– у меня кончился. Нечем заправить машину. Мне совсем немного нужно.

– Да вокруг бензина – хоть залейся – почти в каждом автомобиле.

– Ну и балда же я,-хлопнул себя по лбу изобретатель.

Он позабыл и про завтрак, – помчался за канистрой.

– Вот уж верно – балда, – вслед ему сказала Плова. Опять запустит свою трещотку. Без нее шума мало.

Когда позавтракали, Щекот отозвал Ивоуна в сторону.

– Ты обещал писульку,-напомнил он.

Ивоун черкнул несколько слов и заклеил записку в конверт со штампом храма. Антиквар оценит и это.

– Где икона?

– В котомке. Я уже приготовил.

– Нужно и на ней расписаться. Антиквар знает мою руку. И вот еще что, – вспомнил он. – На моем счету в банке осталось кое-что, так, пустяки, сотни три-четыре... – Ничего себе пустяки.

– Я напишу доверенность на твое имя.

– Разве тебе самому не понадобятся?

– Зачем они здесь?

– Ты совсем не веришь, что вас спасут?

– А ты? Зачем же тогда идешь на риск?

–Ты прав,-рассмеялся Щекот.

Возвратился Брил и выкатил из каморки свою коляску.

– Счастливый человек, – заметил Щекот.

Брил долго не мог завести мотор.

– Тяжеленная она, – продолжал Щекот. – Будь полегче, пошли бы с ним вдвоем. Без нее он не хочет. А с ней наверняка застрянешь. Не бросать же потом его одного.

У Брила наконец завелся мотор. На его треск отозвались органные трубы.

– Нужно запретить ему, – потребовала Плова. – Нельзя так истязать других. Мы и без него скоро посходим с ума.

"Сегодня она произносит удивительно вещие слова",подумалось Ивоуну.

Когда автомобиль с блаженно улыбающимся Брилом делал второй круг, Сколт неожиданно преградил ему дорогу. Автомобильчик взвизгнул тормозами и, вихляя передними колесами, остановился, почти наехав на журналиста. Ивоун подумал: вспыхнет ссора, но на лице Брила светилась безмятежная детская улыбка.

– Ваша машина создает невыносимый шум, – сказала Дьела.

– Я больше не буду, – по-детски пообещал изобретатель. – Мне хотелось убедиться, что она работает. Неожиданно игрушкой заинтересовался пилот.

– На втором и четвертом такте странные выхлопы.

Ничего подобного не слыхивал, – сказал он.

Похоже, он неплохо, разбирается в двигателях, если способен на слух отличить подобные тонкости.

Брил начал объяснять. Он совершенно расцвел: Сидор был первым человеком, который всерьрз отнесся к его изобретению. Они вдвоем покатили коляску вдоль прохода.

Некоторое время Ивоун раздумывал над тем, стоит ли ему подняться наверх вторично или лучше дождаться следующего утра. Но впереди предстоял долгий бессмысленный день, и он отправился во второе путешествие по винтовой лестнице.

Поднявшись на первый ярус, он опять услыхал голос Пловы:

– Отвяжись!

На этот раз она уединилась с Калием.

– Все, девочка, хватит. Порезвилась, поразвлекалась – и хватит,-недобро посулил тот. – Я твоему хрычу выпотрошу кишки.

– Дурак. Да он же ни на что не способен.

– А что же вы делали с ним целую ночь?

– А у кого еще, кроме него, можно добыть чек на тридцать тысяч? Может быть, у тебя?

Калий присвистнул.

– Где чек? Давай чек.

– Какой чек? – простушкой прикинулась Плова. – Вырвало ветром и унесло. Я как увидела...

– Ломай комедию перед другим. Чек у тебя.

– А если и у меня, так мой. Отвали. Выгребай у своей тетки. У нее есть, что грести.

– Да уж верно. Ладно, плевал я на деньги. Молодчина, что выжала.

У них началась возня, вскрики. Несколько раз Плова взвизгнула.

Ивоун хотел подать голос, вмешаться, разнять их, но вовремя сообразил, что их потасовка давно перешла в любовную игру.

Пришлось возвратиться назад.

Глава седьмая

Внизу он застал Сидора, Брила и Сколта оживленно беседующими.

– Да вы попросту ни шиша не смыслите в технике, наседал на иронично улыбающегося журналиста разгоряченный Сидор. – Это величайшее изобретение века. И как чудовищно просто. Бензин нужен только на первые такты. От нагрева вода разлагается на кислород и водород... Вы журналист и не можете не знать, какое сейчас положение с нефтью,-запасы совсем истощились. А тут обыкновенная вода.

– Может быть, и хорошо, что изобретение погибнет здесь. По крайней мере, вода сохранится.

– Да воды на наш век хватит.

– На наш-то и нефти хватит.

– А почему погибнет? Почему изобретение погибнет? пристал к журналисту Брил.

– Да им стоит только сообщить, – подхватил Сидор. – Это же выход, черт побери! У тебя миллионы в кармане,

Он силком потащил Брила к прдвалу, где помещалась радиобудка. Тот непроизвольно упирался, ошарашеяно глядя на возбужденного летчика.

– Идем, немедленно свяжемся,– убеждал тот.

– Сейчас никто не выйдет на связь Только вечером.

– Дьявольщина! Ну ладно, один день потерпим, – смирился Сидор.

Сверху возвратились Плова и Калий. Они шли в обнимку, совсем примиренные. Именно таких голубков обычно изображают на поздравительных открытках. Они слышали, о чем шел разговор.

– Точно миллионы? – спросил Калий у летчика.

– Да этого только самый последний тупица может не понимать,-мгновенно взъерошился тот: насмешливый тон Калия задел его за живое. – О каком изобретении только мечтать можно было-заменить бензин водой.

Однако как он ни был взбудоражен, сейчас он впервые толком разглядел Плову. Броская красота девушки произвела па него впечатление. Калий заметил это и еще выше задрал нос: как-никак Плова принадлежала ему.

– Благодаря этому парню, этому умнику, – Сидор поприятельски похлопал Брила по плечу, – нас всех вытаскают отсюда без заминки.

– А станет он платить за всех?

Хотя этот практический вопрос задан был не Брилу, все теперь посмотрели на него. Один Сколт продолжал иронично улыбаться: он не разделял восторженности пилота.

Оказавшись в центре внимания. Брил растерялся.

– Ну, раскошелишься или зажмешься? – пристал к нему Калий. Разменяешь свой миллион?

– Да где он, миллион-то?

– Здесь, – Калий похлопал изобретателя по пустым карманам.

– Твое изобретение – миллионы, – пояснил Сидор.

– Надо же, сразу два миллионера, – рассмеялась Плова, впервые с интересом приглядываясь к Брилу.

Видимо, доля правды в словах пилота была: он разбирался в моторах. И уж коли он признал, что мотор работает на воде, наверное, так оно и есть. Он пытался даже растолковать, откуда возникает энергия и как устроена камера сгорания. В моторчике Брила их две, одна – бензиновая, заключает внутри себя вторую, в которой и происходит распад воды на составные элементы. Энергия, которая выделяется при этом, двигает поршень. Но то, что Сидору казалось простым и ясным, для Ивоуна было совершенно невразумительно. Механика никогда не увлекала его, он и школьный-то курс постиг с горем пополам и с той поры никогда не притрагивался к учебникам. Как знать, может быть, чудаковатый Брил и спасет всех. Если его изобретение в самом деле стоящее, наверху могут заинтересоваться.

Один раз он уже доказал свое превосходство. Не окажись среди них Брила, они не имели бы связи.

– Так раскошелишься или нет? – не отставал от изобретателя Калий.

– Так если...

.– Пустяки, каких-то сто тысяч, – не унимался Калий.

– Да хоть весь миллион, если он будет.

– Ого! – воскликнула Плова, пораженная великодушием изобретателя.

Ахаз пришел в себя только к обеду. На этот раз он появился под ручку с Урией. Они успели помириться и напоминали сейчас умилительную пару старичков, проживших в согласии долгую жизнь. Именно такие пары любят показывать по телевизору в дни юбилейных свадеб.

– Верните мой чек, – не приступая к еде, потребовал Ахаз, сверля Плову– суровым взглядом.

Та сейчас даже и не пыталась скрыть своего отвращения к нему. Это окончательно вывело старика из себя. Глаза Урии сверкали воинственно, она готова была испепелить юную соперницу. В ее взгляде светился гнев оскорбленной добродетели.

– Какой чек? Что он еще выдумал? – Плова прикинулась непонимающей.

– Чек, который ты прикарманила! – припечатал ее оскорбленный Ахаз.

– Шагай вон в ту дверь,– показала Плова на северный вход-и разыскивай свой чек на свалке. Ветром его вырвало.

– Лжешь, негодница! – не вытерпела Урия.

– Заткнись, старая козявка, – огрызнулась Плова. – Крепче держись за своего обноска, а то уведу. Пойдет ведь как миленький – поманю пальцем, и на карачках приползет. На кой ляд ему сдались твои мослы? Пойдешь, мой кролик? Верно, ведь пойдешь? – зазывно улыбнулась Плова несчастному.

Тот было расцвел в ответной улыбке, но вовремя спохватился.

– Не смей оскорблять меня!

– Ох-ох. Оскорбился. А как ночью клялся? Как меня называл? Что про нее говорил? Ну-ка вспомни, как сам же называл ее?

–Прекратите! – Неожиданный окрик Сколта прервал эту мерзкую сцену. Мы пока еще люди. Не забывайте этого, – произнес он более мягко.

– Да пусть он подавится своими тысячами! – Плова с внезапной яростью запустила руку за пазуху.

Ее лицо изобразило растерянность. Чека на месте не было. Плова-с подозрением взглянула на Калия. Тот невольно потупился.

– Подлец! – Плова готова была вцепиться когтями в лицо своего любовника.

Но тот был начеку – вовремя перехватил ее руки.

– Пусти! – пыталась вырваться Плова.

– Остынь.

– Пусти!

Все же она постепенно успокоилась, остыла, точно Калий убедил ее.

– Жулик. Не смей больше притрагиваться ко мне. Вот у кого твой чек, обернулась она к Ахазу. – Он ваш племянник, сами с ним и торгуйтесь.

В продолжение всей этой сцены Дьела не сводила глаз с лица Сколта. Казалось, она не слышала, о чем разговаривали и спорили.

Ивоуну запомнился ее взгляд.

Вечером, когда затих грохот бомбежки, все направились в подвал на переговоры. Щекот, который совсем уже приготовился пуститься в обратную дорогу, решил немного повременить. Как знать, вдруг да и выгорит удача. Может быть, наверху поверят Сидору.

Ивоун немного замешкался на лестнице. Когда он входил в каморку, где располагалась рация, переговоры уже начались.

– Не горячись, Сидор,– слышалось из динамика.– Мы тебя отлично понимаем... и сочувствуем. Только ты очень неудачно это придумал. Получается, что у вас там случайно оказалось самое наинужнейшее изобретение века. Переворот в технике и энергетике?

К подобному обороту дела Сидор не приготовился, он совершенно был уверен в успехе.

– Да вы что, не знаете меня? – горячился он.

– Знаем, – заверил голос из динамика, – и понимаем. Отлично все сознаем. Но лишних ста тысяч ни у кого из нас нет.

– Тут миллиарды!..

– Конечно, конечно, – откровенно уже издевался динамик. – Один храм чего стоит.

– Тут сотни миллиардов – выход из кризиса! – горячился пилот. Двигатель, работающий на воде. Расход бензина мизерный-только на первые такты для запуска.

– А потом на чистой воде? – с издевательским смехом спрашивал динамик. – Превосходно.

Сидор в ярости готов был разнести рацию.

– Ну погодите, доберусь до вас, – пригрозил он.

Единственным утешением для Ивоуна после этого бурного дня было то, что Щекот пустился в опасный поход не один, а– вместе с Сидором. Того и убеждать не потребовалось, он сам рвался наверх, чтобы "задать там жару". Они пытались уговорить и Брила, Сидор обещал помочь ему сконструировать вторую модель. Но, похоже, что Брила теперь удерживала здесь не только коляска.

Глава восьмая

Ивоуну не спалось. Он взобрался на первый ярус. Там было укромное место, где можно отдохнуть, даже уснуть при желании. А утром перед рассветом подняться наверх.

Все же ему хотелось побыть немного наедине с изваянной мадонной, так похожей на Дьелу.

Светила луна. Сегодня она была какая-то ржавая, и звезды тоже пробивались тускло, и свет их казался не обычным голубоватым, а тревожно-красным. Отчего так, Ивоун не знал. Он стоял возле каменных перил и вглядывался в темень. Невдалеке смутно громоздилась гора автомобильного лома. Где-то по ее склону сейчас карабкались Щекот и Сидор. Мысленно Ивоун помолился за них. До рассвета им нужно одолеть опасный участок. Ему даже померещилось какое-то движение на самой макушке. Но сколько он ни вглядывался, ничего больше не различил. Вряд ли Щекот и Сидор станут карабкаться на вершину. Никто ведь не зачтет им этого восхождения. А трудностей у них возникнет, пожалуй, не меньше, чем у прославленных альпинистов, покорявших самые недоступные вершины Земтера.

Ивоун пропустил момент, когда Дьела начала играть на органе. Услышал музыку, когда она исполняла уже вторую часть "Короткой мессы" приглушенную, плавную и певучую, с удивительными переходами.

И снова Ивоуну возомнилось, что он понял музыку, понял, что она говорит. Все люди, каждый из них в отдельности рождаются для великой цели. Но не всякий способен постигнуть, в чем эта цель. Совсем немногие разгадывают смысл и назначение жизни. Одно лишь страдание ведет к цели. Другого пути нет. Гладкие и покойные дороги заводят в тупики... .

Ивоуну почему-то, вообразился де кто-либо из великих мучеников, прошедших тернистый путь страдания, а Щекот при свете ржавой луны, бредущий поверх искореженных автомобилей.

Он не заметил, когда Дьела перестала играть. Музыка продолжала звучать в его душе. Поэтому он вздрогнул от неожиданности, услыхав рядом легкие шаги.

– Ой! – негромко вскрикнула Дьела, тоже не от испуга, а от внезапности: в темноте она почти наткнулась на Ивоуна.

– Это вы, – произнесла она, и в ее голосе Ивоуну послышалась радость,

– Как сегодня странно светит луна, – сказал он.

– Вот и мне подумалось, – поспешно согласилась она, точно это было самое важное для нее. – Я всегда боялась лунного света. Он какой-то чужой... обманчивый.

– Те двое бредут сейчас там, – указал Ивоун в сторону смутно чернеющей горы, из-за которой пробивался рассеянный свет из окон высотных зданий новой Пираны.

– Дай бог им удачи.

Она не стала спрашивать, кто эти двое, – догадалась.

– Мне их жаль, они не осознают...

Ивоун сразу понял, что она имеет в виду не только Щекота и Сидора, ушедших из храма, но и всех остальных, исключая лишь троих: Ивоуна, Сколта и себя. Только они трое знают, что выхода отсюда нет, и не питают иллюзий.

– Вы с каждым разом играете все лучше, – сказал Ивоун.

– Последнее утешение. Интересно, как будет звучать орган, когда храм завалят автомобилями?

– Я совершенно не смыслю в акустике, – прошептал Ивоун.

– Все окна будут выбиты...

– Это повлияет на слышимость?

– Мне еще не случалось играть при выбитых окнах.

– Да, разумеется...

Оба говорили шепотом. Ивоун поймал себя на том, что сейчас, в темноте, негромкий голос Дьелы действует на него по-особенному, чувственно. Ему хотелось прикасаться к ней, гладить ее волосы, плечи, припасть к ее рукам. Чувство было сладостным и мучительным.

– Последнее утешение, – повторила Дьела свои недавние слова. – Совсем еще недавно у меня было другое страстное желание-иметь ребенка. Раньше я считала, ребенок помешает заниматься музыкой, оторвет _ меня от музыки навсегда. Теперь жалею... И вот – мне не осталось ничего другого, кроме музыки, – последнее утешение.

– Не следует отчаиваться. У вас есть муж.-Ивоун смутно давал себе отчет, что произносит совсем не то, не свои слова, а общие, какие на его месте мог сказать всякий.

– Муж?.. Да, да, вы правы. Он хороший, честный, благородный, смелый, великодушный... – она торопилась, старалась найти как можно больше хвалебных эпитетов, будто защищала мужа от возможного обвинения. – Он редкостный человек, рыцарь, но... мы с ним почти чужие. Это не его вина. Не знаю чья. Я не виню его. Тогда, в прошлом, нас влекло друг к другу, казалось, с нами совершается что-то небывалое, особенное. Мы оба втайне ждали чуда, полного слияния душ... А случилось то, что случается со многими. Мы живем каждый сам по себе. Я уверена в нем, он не оставит в беде, никогда не совершит подлости. Я его по-настоящему уважаю. Но между нами нет чего-то. Не знаю -чего. Может быть, любви! – она почти выкрикнула последние слова, и они прозвучали, точно призыв, мольба о помощи.

– Никто из смертных не знает, что такое любовь, – вновь произнес Ивоун чужие, общие слова. – Никто, – заверил он, точно для того, чтобы утешить ее, требовалось убедить, что никто не знает этого чувства, не только она,

– Да, никто, – в самом деле успокаиваясь, признала Дьела. – Может быть, это искусство – любить? И трудное искусство. А мы все только ждем любви, как манны небесной. Думаем, она свалится и осчастливит нас вдруг,

Мы же ничего не делаем для нее – просто ждем. А не дождавшись, заявляем: любви нет.

– Интересная мысль. Мне на ум приходило то же самое. Только я не умел выразить словами. А мысль верная.

– Да, да... Господи, о чем это мы говорим? – точно опомнившись, придя в себя, спросила она. – Об этом ли нужно думать теперь?

– Да, вы правы, _– вновь согласился он, все более про себя поражаясь странному разговору, который происходил между ними.

– Вы постоянно бродите ночью один. Вам тяжело?

– Нет, нет, – заверил он поспешно. – Я люблю ходить по храму, слушать орган, смотреть, как луна просвечивает сквозь витражи.

– Скоро не будет и луны.

– Не будет, – подтвердил он.

– Желаю вам хорошего сна, – сказала она.

– Благодарю. И вам тоже.

То было первое страстное признание, которое он выслушал. Ивоун не подозревал еще, что это будет не единственная исповедь – ему предстояло еще выслушать много других столь же неожиданных откровений.

Глава девятая

В исповеднике нуждались все. Тяжкая доля стать поверенным чужих тайн и страданий выпала Ивоуну. Все, точно сговорившись, выбрали его.

С Дьелой после той странной встречи они не были наедине, и можно было посчитать, что она забыла о своем внезапном признании. Но изредка встречаясь с ней взглядом, Ивоун догадывался, что она ничего не забыла.

Ивоун наконец побывал наверху, как давно намеревался, в благоговейном молчании постоял перед мраморной мадонной. Она и верно чем-то отдаленно походила на Дьелу. Закутанная в длинный плащ, просторные складки которого полностью скрывали тело святой, статуя стояла на мраморном постаменте, обращенная лицом на восток. Фигура вытесана столь искусно, что создавалось полное впечатление, будто под складками плаща и впрямь скрыто живое тело только прикоснись и ощутишь тепло и трепет. Черты лица выражали готовность страдать и трепетать без ропота, без жалоб.

Скульптура слегка пострадала: по ней шаркнуло обломками лопасти вертолета. К счастью, удар пришелся вскользь и повредил лишь одну из мраморных складок одежды.

Ивоун невольно содрогнулся от мысли, что удар мог прийтись в лицо,

А ведь скоро ее начнут уродовать падающие автомобили. Защитить, спасти невозможно. И не одну ее. Все остальные статуи, установленные на четырех стенах храма, подвергнутся одинаковой участи.

Ближняя гора из автомобилей уже сравнялась по высоте с храмом. Тень от нее не только достигла подножия собора, но взобралась уже на уровень второго яруса. Еще неделя-две и солнечные лучи не будут освещать витражей.

Семь других столь же чудовищных пирамид возвышались немного поодаль от собора. Стрелы недостроенных виадуков сейчас молчаливо возвышались над старым городом.

Их было на редкость отчетливо видно. Такой ясной прозрачности воздуха, как в это утро, давно уже не бывало. Видимо, ночью дул сильный ветер и разогнал смог. Ивоун вдруг удивился, отчего это до сих пор не начало грохотать, ни один автомобиль не обрушился на старую Пирану.

И вспомнил – сегодня праздник, день поминовения той самой святой девы, перед чьим изваянием он стоял. Как будто нарочно выбрал день. Это был первый день тишины с тех пор, как на Пирану начали сыпаться автомобили.

Споры, спасать или не спасать древнюю столицу, наверху давно прекратились. В сводках Пирану называли не иначе, как автомобильным кладбищем. Теперь уже все обитатели храма осознали свою участь, понимали, что они обречены. Странным для Ивоуна было, что никто не впал в отчаяние, не сошел с ума – все как-то притихли, погрузились в себя.

Никаких известий о судьбе Щекота и Сидора не было.

Ивоун ежедневно с надеждой слушал сводки известий.

Если парням удалось выбраться наверх, о них упомянули бы. Живы ли они?

Хoтя встреча с Калием произошла как бы невзначай, Йвоун сразу догадался, что это была не случайность. До этого парень не проявлял желания осматривать витражи и скульптуры, а сейчас его занесло чуть ли не на самый верх.

– Ты все лазаешь, старик, – сказал он. – Каждый день. Не надоело?