Текст книги "Прерванная игра"

Автор книги: Дмитрий Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

–. Поверьте, истранг, я глубоко раскаиваюсь...

– Очень хорошо, – прервал я его. – Ваше раскаяние будет учтено судом. Я хочу знать другое. Ты должен помнить все, что делал Джамас, все, что он говорил.

– Только– до эксперимента. Я не могу нести ответственности за его поступки и намерения, – поспешно добавил он.

– За чужие поступки тебя не накажут, – заверил я его. – Вспомни, о чем говорил Джамас с Зинаей, перед тем как он отправился в лабораторию последний раз.

Элион свел брови над переносицей, напрягая память.

Точно так поступал Джамас. Только у того это выходило непроизвольно в такие мгновения он не контролировал своего выражения. А тут было видно: Элион только об этом и думает – какое впечатление производит на меня его лицо, достаточно ли усердно он выразил напряжение памяти?

– Помню дословно, – сказал он.

– Повтори весь разговор.

– Только поверьте, истранг, я совершенно не согласен с ним. Я питаю к вам другие чувства.

– О чем они говорили? Не тяни.

Элион повторил весь разговор с протокольной последовательностью. Несколько раз он прерывал себя и клялся, что не разделяет мнения Джамаса.

"Мы не должны рисковать. Нужно действовать наверняка. Ты поддаешься чувству, а оно может подвести, – говорил Джамас. – За двадцать лет Памелл превратился в тупого исполнителя. Он мнителен и недоверчив. Он посчитает меня за шпиона, работающего на праведных, заговори я с ним всерьез". – "Мне страшно, Джамас. Ты многого не понимаешь. Ты... Мне кажется, ты становишься бесчувственным" это ужe были слова Зинаи. – "Не понимаю, чего ты боишься? Все время твердишь, что тебе страшно. У тебя создалось ничем не оправданное предубеждение против Элиона. А ведь, когда я проведу эксперимент, ты не отличишь нас друг от друга." -" Никогда! Всегда узнаю. Не хочу этого".

Мне кажется, при этих словах в голосе Зинаи должен был прозвучать ужас. Я догадывался почему: она боялась, что эксперимент пройдет удачно и тогда Джамасов станет два. Она боялась этого – будущего смятения своих чувств.

"Я верю, с Памеллом еще можно договориться..." – "Все это одни эмоции, Зиная. Рисковать нам нельзя. Я отправлюсь в лабораторию. Памелл ничего не будет подозревать: он не знает, что я могу отключить опекунов. Мы с Элионом взорвем этот чертов астероид".-"И все же мне кажется... На него еще можно повлиять. Убедить. Не робот же он"."Что ж, нам еще это предстоит впереди влиять на Памелла, после того как взорвем астероид. Только нам вряд ли можно надеяться на пощаду. Запомни: ты не причастнa ни к чему, и не пытайся защищать меня ни в коем случае. Иначе и тебе будет угрожать суд".-"Я не боюсь",-"Верю. Но ты ничего не достигнешь, только навлечешь подозрения на себя".

"Если тебя приговорят к смерти... Но все равно, что бы ни было потом, сюда возвращайся ты. Элион пусть останется там. Если эксперимент пройдет удачно и вас нельзя станет отличить – особенно в этом случае. Непременно вернись ты!"

Я представил себе, как Зинаю передернуло от омерзения при одной мысли, что вместо Джамаса может возвратиться не отличимый от него двойник.

"Хорошо,– обещал Джамас.– Вернусь я. Для нас это не будет иметь значения. Элион все поймет".

Я собрался уходить. Элион вскочил на ноги.

– Истранг, умоляю, скажите, какая участь ждет меня? Поверьте, я исполню любой ваш приказ. Я ведь не стал содействовать Джамасу.

Я ушел, не сказав ему ничего. Судьба этого несчастного не занимала меня. Мне он был столь же омерзителен, как и Зинае.

Вот, собственно, и все. Ничего особенного я не выведал. Более всего меня поразило, что никакие они не пособники праведных. Говорили они между собой наедине и не могли предполагать, что я узнаю про их разговор. Но если они не работают на праведных – тогда на кого!?

На самые ответственные маневры я обязан составлять перфокарту. Узкая картонная лента, наколотая там и сям, выглядит вполне безобидно. Тысячи таких картонок ежедневно выбрасывались в мусорные ящики в одной только навигационной школе, где я учился когда-то. Зимой ими обозначали дистанции на лыжных состязаниях. Стоит обмакнуть один край перфокарты в любую краску, и на снегу ее видно издали. У этой же, которую я держу сейчас в руках, другое назначение. Через два с половиной часа я вставлю ее в центральный пульт.

Безобидная бумажка ничуть не похожа на чугунный каток, увиденный в детстве. Вес ее меньше грамма. Но она приведет в действие такой гигантский каток, по сравнению с которым тот, чугунный, безобидная игрушка. Окажись тогда на водительском месте безумец, многотонный вал катка смог бы загубить всего нескольких детишек... Но и это всего лишь бредовая фантазия, подсказанная недавним сном. К управлению асфальтовым укладчиком безумца не могли допуcтить.

Я сверил свои часы с контрольными. Если я почему-то запоздаю отдать распоряжение, астероид и корабль пройдут мимо планеты по касательной примерно в тысяче километров от поверхности.

Я завернул в кают-компанию, включил большой визирный экран. Земтер занял его почти полностью – громадный оранжево-дымчатый шар во всю стену. Он выглядел устрашающим, в первое мгновение у меня создалось почти осязаемое чувство падения. Таким я не видел Земтер двадцать лет. Мы приближались к планете с дневной стороны. Лишь самая восточная закраина шара была погружена в ночь. Великолепные радужные отливы синего и фиолетового цветамерцали в том месте. Сквозь блеклую дымку просматривались очертания материков, кое-где смазанные облаками. Отсюда, из космоса, земтерские океаны не выглядели загрязненными – напротив, они словно бы просвечивали на глубину.

Вряд ли кто из людей замечает сейчас в ясном небе блекло-голубоватую точку, почти призрачную. А если и разглядит, не всякий вспомнит, что это и есть тот самый ледяной астероид, который должен напоить и освежить изнуренную и истощенную планету. Да и кому сейчас досуг разглядывать небеса, когда грохочут залпы. Скоро там все замолкнет...

Я представил, как это произойдет. Вначале, когда включатся двигатели, всколыхнется "Гроссмейстер", мы ощутим это внезапным приливом тяжести. Инерция, заложенная в движении" ледяного астероида, недолго будет противостоять нарастающей мощи двигателей. Сила эта своротит астероид о его прежнего пути и разгонит под другим углом. Затем отключится аварийная система, которая безупречно сберегала астероид десять лет полета. Последует слабый взрыв – и астероид развалится на несколько глыб. "Гроссмейстер", высвобожденный из ледяных объятий, изменит направление. Чудoвищные глыбы льда войдут в сферу притяжения Зёмтера...

На экране мы увидим огненный вихрь, указывающий путь ледяных обломков в атмосфере. Последует ослепительная вспышка и взрыв, который содрогнет и опустошит земли праведных. А то, что уцелеет, сметут потоки воды. Предвидя эту роковую минуту, наши укроются в подземельях – все, кого успеют и сочтут нужным предупредить.

Собственно, какое мне до этого дело? Тот, кто отдал приказ, все обдумал и рассчитал. Так нужно.

Впервые за двадцать лет я блуждал по кораблю без определенной цели. Случайно забрел в зал, где недавно совершалась присяга. Было пусто и тихо. И эти пустота и тишина как будто все еще сохраняли торжественность тех клятвенных минут.

"Спектакль",– выразился Джамас. Вспомнилась его ироническая ухмылка. Он ведь уже тогда замыслил свой план. Как он смел произносить священные слова, держа на уме предательский замысел?!

Безотчетно я вывел на середину зала церемониальный стол. Он послушно выкатился – ему безразлично, для какой цели его тревожат. Обыкновенный стол с ящиком-тумбой наверху. Я нажал пусковую клавишу, крышка плавно открылась. От одного лишь вида кожаного переплета священной книги невольный трепет охватил меня. А вот и микрофончики, искусно вмонтированные по углам ящика, сразу на них и внимания не обратишь. Я включил микрофон и услышал собственный голос – торжественный, проникновенный и взволнованный. Представил себя, строгого, собранного, с головы до пят пронизанного высоким чувством, которому нет точного, имени.

Потом тот же текст по очереди читали остальные. Те же трепет и взволнованность звучали в знакомых голосах моих подчиненных. Пришла очередь Джамаса. И торжественность смазалась. Кажется, все то же, те же слова, но как он читал их. Кошмар! Пробубнил невнятно, без выражения, без дрожи, без трепета в голосе.

– Предатель! – пробормотал я.

Для него это был всего лишь обыкновенный магнитофон.

– Не сметь трогать. Вскрытие карается смертью.

Невольно я отдернул руку – такой властный голос раздался из ящика.

И вдруг мне стало смешно. Кого я испугался? Голоса, записанного на магнитофон двадцать лет назад. Вскрыл, ящик. Действительно, внутри помещен обыкновенный магнитофон, довольно примитивной конструкции, совсем даже не последней модели, из тех, какие были известны тогда. Да и зачем было ставить последнюю модель?

Я вынул катушку с записью присяги, сунул в карман комбинезона..

Не понимаю, зачем я сделал это: окончательного решения в ту минуту я еще не принял. Я ведь прекрасно знал, что слова, прозвучавшие из ящика, не пустая угроза. Пощады мне не будет. Скорее всего, я поступил так из какого-то озорства. Очень уж смешно было пугаться голоса, записанного на магнитофон..

"И ты исполнил бы приказ, не размышляя, не задумываясь,– такова, программа, заданная тебе. Ты всего лишь говорящая приставка к автоматам",эти обидные слова я произнес мысленно голосом Зинаи.

"А что в этом плохого? На Земтере все действуют точно так-все от мала до велика-каждый выполняет свои обязанности честно и добросовестно",возразил я Зинае своим собственным голосом. Только в нем, к моему удивлению, неожиданно прозвучали несвойственные мне иронические интонации. Точно так мог бы сказать Джамас.

"Помилуй бог, истранг, вы один вправе решать. Ни Джамас, ни Зиная не могут повлиять на ваше решение. Что из того, что вы служите приставкой к автомату? Это даже почетно. Я сочту за честь быть вашим слугой".

На этот раа я узнал угодливый и вкрадчивый голос Элиона. Пора было кончать с этим наваждением.

Каюта Джамаса ничем не отличалась от той, где заточен Элион. Отдавая распоряжение содержать узника по строгому режиму, я толком не представлял себе, что это означает.. Двадцать лет назад я читал устав, знакомясь со своими правами и обязанностями, но, должен признать, что эту часть усвоил плохо. Я и не предполагал, что мне когда-нибудь придется прибегнуть к столь крутым мерам.

Джамас лежал на койке, распятый, с прикрученными к голым доскам руками и ногами. Опекуны дежурили подлe него с дубинками наготове.

– Строгий режим отменяется,– распорядился я.– Кто бы мог подумать, что на современном корабле возможен такой застенок,-сказал я, пытаясь улыбкой скрыть чувствo неловкости, которое испытал невольно.-Не подозревал ннчего подобного.

– Вы многого не подозревали, Памелл. Да и я тоже,– неожиданно прибавил Джамас, разминая и массируя освобожденные запястья, на которых багровыми кругами отпечатались следы наручников.

– Вы и не должны ничего этого знать. Ах да,– спохватился я,– вы могли слышать от своего друга на Ларте.

– Нет. О подробностях я не расспрашивал. Про застенок не сложно было догадаться: мне ведь известны земтерские порядки.

Я почти не узнавал Джамаса. Он находился в состоянии какой-то мрачной задумчивости, целиком погруженный в себя.

– Честно признаться, мне немного жаль, что ваш план провалился,-слова сорвались у меня невольно. Я сам поразился им. – Вы напрасно доверились Элиону.

Лишь услышав имя Элиона, Джамас будто очнулся – его покоробило.

– Противный...– я ненадолго замялся, не зная, как назвать Элиона,называть его человеком не хотелось.-Противный субъект,– сказал я.– Не представляю, как я мог принять его за вас.

Болезненная улыбка перекривила тонкие губы Джамаса.

– Что ж,– сказал он,– выходит, вы все же предполагали в моем характере черты, способные превратить меня в подлеца.

– Я никогда не задумывался об этом серьезно,– поспешил я утешить его.Я недостаточно хорошо знал вас. Зиная же сразу разгадала.

– Увы, правы вы, а не она,– произнес он с горечью.– Элион – это не чей-то характер, а именно мой. Характер, о котором я сам никогда не подозревал. Но в потенции возможность стать таким таилась всегда.

Теперь я догадался, что его мучает.

– У вас с ним ничего общего,– искренне заверил я Джамаса.– Если не считать внешнего сходства. Да и то лишь на самый беглый взгляд. Теперь меня и сходство не обманет. Если бы вдруг снова произошла путаница, я бы не ошибся, кто есть кто. Анализируя и сопоставляя слова и действия его и ваши...

– Зиная сделала это, не сопоставляя-по наитию. Впрочем...– Он оборвал себя, видимо, вспомнив, что может проговориться и выдать Зинаю.

– Она кое-что знала,-подсказал я.-Мне все известно: я допрашивал Элиона.

– Суд не примет его показаний всерьез! Он мог наговорить что угодно.

– Не беспокойтесь, Зинае суд не угрожает. Я позабочусь об этом.

Несколько минут мы молчали. Вдруг одна мысль пришла мне в голову. Однако была она настолько глупа, что я не вдруг решился высказать ее вслух. Но очень уж мысль эта поразила меня.

– А собаки...– сказал я.– Они ничего не подозревали, ничего не могли знать, ничего не анализировали и не сопоставляли...

Видимо, моя мысль не показалась ему глупой. Я видел, как внезапным интересом вспыхнул его взгляд. Он не дал мне закончить.

– А ведь это правда! Собаки не спутали нас. Как я мог не придать этому значения. Они совершенно не замечали Элиона. Он был абсолютно безразличен им. С самого начала, задолго до эксперимента.

– Что из этого? Если бы вы обратили внимание на собак – что менялось?

–Очень многое! – заверил Джамас.– Если бы только я задумался серьезно. Выходит, Элион с самого начала был отличен от меня. Не знаю, каким чутьем,– по запаху или еще почему – собаки не спутали нас. Значит, было же какое-то отличие, не ускользнувшее от них. И Зиная, Зиная...

Видимо, он напрасно мучился, пытался разрешить какую-то мысль, только что пришедшую ему. На меня он не обращал внимания. В этом состоянии я оставил его.

Мне тоже нужна была Зиная. Необходимо было повидать ее. Зачем? Я и сам не знал.

Ее каюта вдвое меньше моей, но много просторней, чем та, в которой заточен Джамас. Феба, пострадавшая в схватке с Элионом, была заботливо перебинтована. Зиная оберегала ее покой.

Моему приходу никто не обрадовался.

"Встать! Научитесь вести себя при встрече с командиром!" – хотелось скомандовать мне.

Но я сдержался. А секунду спустя моя злость обратилась уже на себя: зачем, собственно, я пришел? Так ли важно, что она будет думать обо мне. Не ей судить меня. Она не имеет представления о том, что такое долг, обязанность... На Ларте эти понятия извращены.

– Готовься,-сухо сказал я.-Через час полетишь на Ларт.

Зиная не шелохнулась.

– Ты слышала?

– Уходи! – Ее голос прозвучал глухо, но твердо.

Феба угрожающе зарычала. Зиная утихомирила ее:

– Не обращай на него внимания. Уходи! – повторила она, сверкнув на меня ненавидящим взглядом.

Я вышел из каюты... . .

Феба отказывалась есть. Зиная напрасно уговаривала ее. Собака преданно смотрела на хозяйку, повиливала хвостом, лизала Зинае руки.

– Скоро у нее появится аппетит,– заверил Джамас.– Она не может привыкнуть к невесомости. На "Гроссмейстере" было не так. Пират тоже плохо ест. Когда они привыкнут, у тебя не будет мороки с ними.

– Правда!-обрадовалась Зиная.-Я боюсь за Фебу. Скорей бы уж вернуться на Ларт. Как медленно мы тащимся, можно с ума сойти. А на Ларте сейчас хорошо... Памелл, ты слышал когда-нибудь, как все дрожит от пурги – и стены, и сам воздух? Нет лучшей музыки, чем вьюга. Разве что звон и шорох, какие всегда слышно при сильном морозе. Мороз – это чудесно! Ты не знал настоящего мороза.

– Мне случалось выходить в открытый космос. Там мороз посильней, чем на твоем Ларте.

– Но это же совсем не то. В космосе пусто, а у нас снега и метели. Не люблю космос.

После уютного и просторного "Гроссмейстера" в общей каюте крохотного шлюпа нам было тесно. Меня не покидало чувство непрочности и ненадежности нашего мирка, давило и угнетало ощущение беспредельности и пустоты, которые пронизывала наша ра.кета. Существует ли где-то Ларт, куда мы стремимся? Холодная, снежная планета вечных метелей и стужи. Или она только мираж? Земтер, встреча с которым еще недавно страшила меня, теперь держал в плену мои мысли и чувства. С ужасом предвижу мучительную и постоянную тоску по нему...

Вспоминаю недавнее, поразительной явью живущее во всех моих чувствах.

...На ощупь перфокарта гладкая и жесткая. Мне не вдруг удалось смять ее – она упорно не поддавалась. Мне почему-то не пришло в голову, что перфокарту можно выкинуть не смятой.

Сейчас я затрудняюсь сказать, когда принял решение не выполнить приказ: в каюте ли Зинаи или когда я допрашивал Элиона? А может быть, решение созрело уже тогда, когда я вскрывал церемониальный ящик? Или... Безобидный сон – oжившая в сновидении сценка из младенческой поры. Страшный каток, трамбующий асфальт и способный смять, изувечить беззащитных детей, грезится мне даже наяву.

Я и был таким безумным маньяком, которому поручили управлять беспощадным катком.

Хоть я и сознавал, что сын уже вырос – скоро ему исполнится двадцать пять лет, – но вообразить его взрослым не мог. Только таким, каким видел его в последний раз, Отчетливо слышу его голос:

– Собачку...

Вот какой подарочек везу я ему из космоса...

Вхожу в пульт управления кораблем. Беззвучно мерцают панели индикаторов. Отключаю систему блокировки, систему сцепления...

Мне этого не видно, но мысленно я представляю себе; игла, воткнутая в ледяную глыбу, медленно высвобождается. Теперь нужно немного выждать и вручную изменить курс корабля...

Включаю акран обзорного визира. Один за другим гаснут контрольные маяки, ледяной астероид отделяется от Гроссмейстера".

Все! Теперь уже ничто не свернет ледяную глыбу с заданной орбиты. Лишь через двадцать лет она снова пройдет вблизи планеты. Сумеют ли тогда земтеряне воспользоваться живительной влагой, заключенной в ней?

Размышлять некогда. Вскоре с Земтера поступит запрос: что произошло? Как только узнают правду, управление кораблем передадут в руки моего заместителя.

Настраиваю приемник на земтерскую станцию, в который раз ловлю одну и ту же передачу:

"Совершено неслыханное предательство. Бывший истранг командир космического корабля перешел на сторону праведных, нарушил приказ. Он бежал на Ларт вместе с другим предателем – Джамасом..."

Нас бранят и поносят, мы оба объявлены вне закона, и, если когда-нибудь попадем в руки истинных, нас ждет казнь. Однако на Ларте нам ничто не угрожает. Вольные жители васнеженной планеты не подчиняются земтерянам. Истинные и праведные там объединились, отказались поставлять воюющим сторонам стратегическое сырье. Бойня на Земтере скоро должна прекратиться. Разве что армии вооружатся старинными копьями и секирами и станут биться врукопашную.

– Вряд ли у них хватит ума прекратить войну, – сказал Джамас. -Зато это будет -последняя война. Если Ларт не даст им возможности вооружаться, воевать станет нечем.

– изобретут новые средства уничтожать друг друга.

– Цивилизация превратила их в дикарей, – вставила Зиная.

– Ты говоришь глупости, Зиная. Цивилизация не может превратить человека в дикаря. Цивилизация создает бла...

–Я -остановился на полуслове. У меня не было ни малейшего желания продолжать спор. Да и начал его я лишь потому, что во мне все еще жил прежний человек – земтерянин с вышколенным и вымуштрованным умом.

– Что ж, может быть, на Ларте развитие пойдет по иному пути, – сказал я.

Джамас с сомнением покачал головой.

– Лартян слишком мало. И у них нет своего прошлого. Наше прошлое на Земтере. Оторванные от него, мы зачахнем, не дав свежих ростков. Наши надежды могут быть связаны только с Земтером.

Джамас сильно изменился: его все время тяготит какаято мысль и грызут сомнения. Это заметила и Зиная. Я видел, как она исподтишка встревоженно наблюдает за ним. Кажется, я догадываюсь о причине его беспокойства. Мне хотелось поговорить с ним с глазу на глаз, но у нас не былэ возможности уединиться. Я выбрал момент, когда Зинал перевязывала Фебу.

– Тебя не должна заботить судьба Элиона. Он сам постоит за себя. Думаю, что он прекрасно уживется с земтарянами.

– Я тоже так считаю. Среди них он преуспеет. Мне противно думать, что породил его все-таки я, не кто-то. И характер у него, может быть, тоже мой.

– Не очень-то я верю в эту гипотезу о квазинатах, – признался я.

– Гипотезу проверяют либо расчетами, либо исследованиями, – улыбнулся Джамас, – Вера – не метод научного познания.

– Согласен. Но все равно не верю.

Некоторое время Джамас молчал.

– Памеля, – неожиданно он поднял голову, изучающе взглянул мне в лицо.

Я ждал, что он скажет.

– Не будет ли у вас желания совершить одну... ну, скажем, – усмехнулся он, – увеселительную прогулку?

– Увеселительную прогулку?

– После того, как мы достигнем Ларта, разумеется.

– Что за прогулка?

– На Земтер.

– Вы шутите?

– Нет, Памелл,-сказал он серьезно,-не шучу; Хотя здесь и можно шутить. Устав ведь запрещал шутить– только на "Гроссмейстере", где были говорящие роботы. Здеcь роботов нет.

– Но нас будут судить, – напомнил я.

– И приговорят к смерти. Другого не жду.

– Тогда зачем?..

– Зачем? – он внезапно оживился. – Затем, чтобы сказать на суде правду. Кто-то прислушается к нашим словам. Не роботы же они – а люди!

– Я согласен. – Собственно, раздумывать мне не о чем.

Я даже обрадовался такому исходу. Казнь на Земтере страшит меня меньше, чем долгая жизнь на чужом мне Ларте. – Не многих, но кого-то мы сможем обратить. Только зачем нам лететь на Ларт – не лучше ли теперь повернуть обратно?

– А Зиная, – напомнил он. – Как быть с ней?

– Я полечу с вами!

Вот как. Оказывается, она все слышала. Мы чересчур увлеклись и начали разговаривать в полный голос.

– Зиная, не говори глупостей.

– Почему? Почему ты считаешь, что я говорю глупости!? – насела она на Джамаса. – Умник! Я очень, очень прошу вас, – теперь она обращалась к нам обоим, – возьмите меня. Вы очень правильно решили. Приговора я не боюсь.

За металлической обшивкой каюты беззвучно проносилась черная пустота. До Ларта далеко. У нас хватит времени все вспомнить и обо всем передумать...

Я дочитал книгу, которую мне дал Итгол. Теперь меня ничуть не удивила странная обстановка, описанная в повести. События происходили, по-видимому, в самом конце земтерской истории. А результат – к чему они пришли, я видел. Земтерянам не позавидуешь.

Когда я читал, мне пришла одна мысль, ею я думал поразить Итгола. Мы опять встретились с ним в каминном зале. Однако мое открытие не явилось для Итгола неожиданностью.

– Нетрудно было догадаться, – обескуражил он меня. – Вы правы: я и есть прототип главного героя.

– Меня смутило одно... – начал я.

– Что в книге у меня другое имя? Так ведь Памелл на земтерском языке означает одинокий. А Итгол – перевод этого же слова на язык людей моей новой родины.

– Я не это хотел сказать. Мне сдается, что у героя повести характер, не схожий с вашим.

– Не спорю, – улыбнулся Итгол. – Повесть написана человеком, который даже не видел меня. Он знал только обстоятельства моей жизни. Так что характер героя вымышленный. Иначе и не бывает.

– Книга натолкнула меня на одну мысль, – неуверенно начал я, еще не зная, что получится из моей затеи.

Итгол слушал меня не перебивая. В его глазах я прочел согласие. Мысленно я ликовал.

...Корабль делал четвертый виток, а я все никак не мог разглядеть очертаний материков – облака искажали их до неузнаваемости. Я не отрывал глаз от иллюминатора. В соседнее окошко смотрел Итгол. Пост штурмана в корабельной рубке заняла Игара. Это был один из старых, еще полуавтоматических кораблей. Когда-то на нем выполнялись рейсы между Землей и Карстом. Мы воспользовались этой рухлядью. Игара сказала, что предпочитает управлять сама.

–Мне на Земтере осточертело быть пленником автоматов, – заявила она.

Это я уговорил Итгола с Игарой ненадолго продолжить опыт – посетить Землю. Мне хотелось увидеть, какой она могла стать, если бы развитие пошло по пути, который испытывался в модели будущего.

И еще одна мысль была у меня на уме, но о ней я умолчал. Им этого не нужно -было знать.

"До чего красиво!"-отчетливо прозвучал голос Эвы.

Я оглянулся: в кабине ее не было. Она должна находиться в рубке, Игара взяла ее с собой. – Эва просто липнет к ней, как ребенок к матери. Так она и есть ребенок и взрослая одновременно. В ней соединилось и то и другое: здесь, в гиперфантоме, она прожила до своих восемнадцати лег, а возвратится в свой пятилетний возраст.

Теперь я уже не удивляюсь, что слышу ее голос сквозь непроницаемую, переборку между кабиной и рубкой.

Мне пришло в голову попытаться установить с ней контакт: ведь и она должна слышать меня.

"Эва, Эва! – мысленно произнес я. – Ты слышишь меня?"

"Слышу", – отозвалась она.

– Идем на посадку, – прозвучал в шлемофоне надтреснутый голос Игары.

Я недолго мог видеть в иллюминатор очертания материка, навстречу которому приближался корабль, – неодолимая тяжесть приплюснула меня к полу. Всем телом я ощутил, как лихорадит от напряжения обшивку корабля. Невыносимый свист реакторов, прекративших работу, вызывал тошноту.

Комбинезоны из пенопласта делали наши фигуры неуклюжими и членистыми, точно у пауков.

Игара посадила корабль на равнинном и пустынном побережье. Песок и камень. Ни единого клочка живой почвы.

И только небо прежнее, знакомое. Я ощутил его сразу, как только вышел из корабля. Вот чего мне все время недоставало на Земтере и на Карсте настоящего неба над головой.

Море лежало спокойное, чуть тронутое мелкой рябью. Мы вышли на берег.

Настало время исполнить свой замысел. Итгол сам подсказал мне его: если я погибну здесь-то немедленно окажусь на Земле. Но сохраню обо всем память. И я уже буду знать, что это никакой не сон. Резко, чтобы Итгол не смог помешать, я сорвал маску с лица. Слабый бриз окатил меня порывом влажной прохлады. Дышалось легко и свободно.

Моя затея провалилась.

На галечник выползло лупоглазое чудовище, круглыми немигающими глазами уставилось на меня. Выходит, жизнь не погибла. Может быть, вот такое страшилище и даст впоследствии новую ветвь эволюции.

Итгол вынул из кармана крохотную ракушку – в таких гнездятся улитки. Только эта ракушка выглядела чуточку странно – казалось, ее форма постоянно меняется. Оя бросил ракушку под ноги. Она лежала на песке, и вход в нее, размером немного больше горошины, зиял чернотой, будто уводил в центр планеты. Я почему-то не мог отвести взгляда от него.

– Пойдем! -Итгол жестом пригласил идти за собой.

Я оторопело смотрел на него – он звал меня идти в ракушку, словно это был вход в его квартиру.

– Не бойтесь, – Игара шагнула вперед.

Еще шаг – и вдруг она уменьшилась сразу вдвое. Сделала еще шаг – и ее едва можно было разглядеть на песке. Я видел, как она вошла в отверстие раковины.

– Смелее! – донесся ее голос.

Я шел вслед за ней. Наши шаги звучали гулко, будто мы ступали по железной кровле. Невольно стало не по себе: каждый шаг казался последним.

Мы очутились внутри подземелья. Я не хотел верить, что мы находимся в ракушке, каких добрый десяток свободно уместится на ладони. Рядом были Итгол и Эва, далеко впереди раздавались шаги Игары. Внутри раковины наши размеры выглядели обычными.

– То, что ты принял за ракушку-канал прямой связи между гиперфантомом и нашей планетой, – объяснил Итгол. Теперь, когда он посвятил меня в часть тайн, он как будто считал долгом объяснять мне и все остальное. – Когда суслы подорвали стену, я впопыхах позабыл ракушку у камина – у нас она одна на двоих с Игарой. Из-за этого и начались все наши беды. Иначе мы бы просто могли улизнуть у них из-под носа. Она же выручала меня на Земтере, когда мне приходилось скрываться от преследования. У них чересчур строго поставлен учет. Всякий пришелец, как человек незарегистрированный, вызывал подозрения. Мне постоянно приходилось пользоваться ракушкой.

Переход на другую планету занял не больше минуты.

Выйдя из раковины, мы очутились в помещении. Я пораженно озирался только что вокруг было пустынное побережье. Итгол нагнулся, поднял с пола раковину, из которой мы вышли, и спрятал в карман.

То, что я принял за помещение, было пещерой. Посреди грота горел костер, вблизи огня лежали гладкие валуны. Мы присели на камни. Мое внимание привлекла огромная каменная плита, оснащенная металлическими рычагами и стрелками. Я совершенно терялся в догадках – что бы это могло быть?

– Мы в карантинной станции,– сказал Итгол.– Сейчас прибудет дежурный.

Послышались гулкие шаги. Невозможно было понять, в какой стороне они раздаются, да и не видно было нигде выхода из подземелья.

По другую сторону костра ниоткуда возник крохотный человек, словно на экране миниатюрного телевизора. Узназ Итгола, приветливо вскинул руку, она сделалась громадной – одна только ладонь заслонила всего человечка. Итгол подал ему руку – и словно бы выдернул его из другого измерения, – перед нами стоял человек обычного роста. Лишь теперь я разглядел в камне черную скважину, уводящую вглубь, точно такую, как в раковине Итгола.

– Спасибо. Возвратились благополучно,-произнес Иггол. – Этот человек, – указал он на меня, – понимает нашу речь.

– Воквер,– понимающе сказал дежурный и приветливо улыбнулся мне.

– Это не все, – продолжал Итгол. – Я посвятил его в происходящее. Как-никак, c ним особый случай.

– Ну что ж. Вам это ничем не угрожает, – обратился дежурный ко мне.

– Знаю, – сказал я. – Я не буду ничего помнить. Только я предпочел бы...

– Понимаю. Но, как ни прискорбно, ничего не могу поделать. Это в в ваших интересах: воспоминания только мучили бы вас. Но скоро все кончится, – утешил он. – Через минуту я включу прибор– Кстати, Итгол...

Они еще о чем-то разговаривали между собой, я уже не вникал. Мне стало не до этого.

"Эва!"-мысленно позвал я.-"Что, Олесов?"-"Исполни то, что скажу тебе. Ты хочешь помнить все, что было с нами?" – "Хочу." – "Как только человек подойдет к пульту на каменной плите, не спускай с него глаз – проследи, что он будет делать: наверное, повернет какой-нибудь рычаг. Запомни какой. Я ненадолго отвлеку их, а ты возврати рычаг в прежнее положение". – "Хорошо", – согласилась она. – "Я сделаю, как ты сказал".

Я боялся одного, как бы не выдать себя. От волнения у меня тряслись руки. Если бы я был актером! Сейчас мне предстояло сыграть свою единственную роль. Всего несколько минут выдержки нужны были мне.

– Попрощаемся, Олесов, – сказал Итгол.

Мы обнялись с ним. Меня продолжало трясти, Я косил глаза на дежурного. Он направился к пульту.