Текст книги "Гений среди растений (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Санати
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Хантер
Киберкрайм занимается преступлениями в киберпространстве. И нечего ему делать в мире реальном – такова была позиция и Ка, и министра, в своё время выделившего подразделение в автономию из единого аппарата госбезопасности. Неплохая идея, на самом-то деле – люди разные все, и кому-то ну никак не даётся физическая подготовка, зато в информационном поле он царь и бог. Дай такому хорошую машину, толстый канал связи и гарантирую безопасность от встречных атак – и останется только засылать оперативников на вычисленные адреса.
Так что идеальный отдел «К» должен состоять сплошь из сутулых ботанов с отсутствующей мускулатурой, но крайне шустрыми мозгами и ещё более шустрыми пальцами. По идее. По факту же всё немного не так. И ботаны в подавляющем большинстве сидят по ту сторону баррикад, а меж офисных перегородок сидят подтянутые молодые люди, не брезгующие спортзалом и правильным питанием… И Хант, разумеется. Человека, менее уместного здесь, и представить сложно.
Но ладно население. Люди разные, всё правильно. Функционал! «К» – белые хакеры, специалисты по информационной безопасности, живые калькуляторы. Их полномочия начинаются и заканчиваются экраном и клавиатурой. Так в уставе департамента написано! Не силовики и точка на этом.
«Как мы пришли к такому? – вяло спросил себя Хантер, отодвигая клавиатуру и прикладываясь к чашке с ГМО-бульоном. – Меня же сманивали сюда, обещая неспешную работу для пенсионера…»
Текучка завершена, скучная, унылая. Идеальная маскировка реального положения дел. Экс-чистовик, живущий вчетверо быстрее нормального человека, разбирает корреспонденцию и обращения социально активных граждан. Единственный, кто способен управиться в срок – и согласно славянскому головотяпному менталитету – обязанный заниматься этим. Ибо, кто, если не…
Вежливые плечистые мальчики в костюмах-тройках и стильных очках. Симпатичные фигуристые девочки в юбках-карандашах, неуловимо пахнущие клубникой с бананом. Молодой начальник в «аквариуме», концентрированные бульоны по спецзаказу для единственного деда – ибо с его обменом веществ человеческой пищи ему определённо недостаточно. Стрёкот клавиш, негромкий гул кондиционеров, мурлыканье импортного «Партизана» с избранными произведениями из сокровищницы мировой классической музыки.
А с другой стороны – бронированные стены, двери со звукоизоляцией, глухие комнатушки-допросные, оружейная стойка с девятимиллиметровыми и еле заметные окружности систем скрытых потолочных турелей. Но это ладно, паранойя в государстве присутствует всегда. Логично даже в какой-то мере.
Но – промывка мозгов с помощью световых вспышек и ASMR-звука «вольным художникам» с целью выяснения контактов и поставщиков контрабандных трафаретов для QR. А в отдельной комнатушке и вовсе допрашивают труп, и это отдаёт таким бредом, что…
Одно время он не понимал, зачем клавиатура дублируется и на экране в том числе. Потом не мог понять логику «предложенок» – контекстуально всплывающих слов-подсказок. Но эта приблуда тоже принадлежала тысячеликому Гласу, а его программные наработки будто явились из сумрачного грядущего, где цена времени ещё выше, чем сейчас. Так что со временем подсказки становились всё внятнее, ядро нейросети обучалось, анализируя поступающие данные в закрытой локальной сети, и в какой-то момент сработал количественно-качественный переход. Теперь отчёты даже не приходилось набирать вручную – долби по пробелу, одобряя «предложенки», либо вовсе затребуй у НС шаблон по допросу, задержанию или переводу задержанного в лапы ФСИН. Таким образом, отчёт о Кипе Джулае и его глубокоуважемом дяде не занял много времени. Расширенная копия под штамп «совершенно секретно» и отцензуренный бред для служебного пользования, сохранить, прикрепить штрих-код, отправить. Нейросеть не перепутает, и горемычного американца не будут судить за связь с террористами – только за хранение и изготовление порно с несовершеннолетними. Сделка есть сделка.
– Хотя несовершеннолетняя там… – Хантер откинулся на кресле, наблюдая за процентами верификации и отправки отчёта. – Моё почтение.
Он возмужал в окружении людей гибких, подвижных, напоминающих мангустов скорее, чем шкафоподобных спецназовцев. Скорость мышления, скорость движения, скорость исцеления. И это, разумеется, предъявляло требования к фигурам. Как в балете – никаких выдающихся форм, никакой переразвитой мускулатуры. Фигура, походящая на хлыст – что у юношей, что у девушек. И фото неглиже шестнадцатилетней девицы с четвёртым размером, вызвало одну понятную реакцию – зачем? Она что со всем этим богатством собирается делать?
– Не моё дело. – Отчёты зарегистрированы, запрос коллегам отправлен. Пора домой, значит.
Мониторы гасли один за другим – терминал с логами вычисления Гласа, «ледяной барьер», лив-фид из квартиры Бусловских. Последним светящимся остался дежурный – официальный бело-синий. Слишком уж часто он становился целью атак доморощенных хакеров, а потому мелочь в очередь на задержание не переводилась.
Вот и сейчас. Походя вернул обратно официальный логотип вместо «Министерства Чистоты», скинул в сеть дамп с историей доступа, прибил…
– Стоп.
В корне сервера опять появилась папка SD. Значит, террористы опять дают о себе знать.
– Что на этот раз? – Хантер закрутил колёсиком, перелистывая очередной слив. – Асмм, чертежи бункера, попытки вычислить Гласа… Ничего нового, в общем.
Вздохнув, он грохнул папку целиком и, поднявшись, аккуратно поставил кресло на место. Рабочий день завершён. Стало быть, впереди ещё четыре относительных выходных, и на них уже предъявили требования.
– Чёрт бы их побрал.
Выйдя на лестничную клетку, Хантер поколебался. Честно признаться, тащиться через весь город домой было откровенно лениво, а через два лестничных пролёта ожидала мембрана в квартиру, куда имел доступ лишь он. Там не надо убирать, всё доставляют, все удобства под боком.
Минус один – случись вдруг что – и с места сдёрнут мгновенно, как наиболее близкорасположенного.
– Н-нет, пожалуй.
Он загрохотал ботинками, усилием воли держа себя в нормальном времени.
– Домой.
Мысль о том, что в случае чего его в любом случае сдёрнут с места – из служебной ли квартиры, или из родного дома, а там и вовсе через весь город нестись придётся – догнала его уже на улице.
– По барабану. – Хантер покосился на низкое свинцовое небо, закурил.
И, подняв повыше воротник плаща, зашагал в ночь, чувствуя себя не то героем нуарного детектива, не то идиотом ряженым.
***
Торговец снами. Так называли производителей и распространителей особой наркотической смеси, активно ходящей среди первых двух волн «чистовиков». Кто и как делал это – найти не удалось. Но Хантер всерьёз полагал, что научное крыло определённо приложило руку. Во всяком случае, физиологические данные изменённых у производителей точно были. Руководство учёбки относилось неодобрительно к употреблению разных веществ, но в целом смотрело сквозь пальцы. Наркотики зло, спору нет, но благодаря их анализу и появились сначала батончики-НЗ для чистовиков, а чуть позже – и полноценная диета, удовлетворяющая потребности организма разогнанного. Лекарства, опять же.
В общем, всё, что так или иначе попадает внутрь, началось с торговцев снами. И эти ребята никуда не делись до сих пор. Самопальная продукция со штемпелем «х4» вполне себе доступна, если знать, у кого спрашивать и чем платить. До инцидента Снайдера их бы ловили особо тщательно, ибо что это за позор – студенты силового департамента приобретают и потребляют запрещёнку – но сейчас приоритеты государства поменялись. С их точки зрения, настоящее зло переместилось в сеть. А то, что у диких теперь пайки из синт-мяса и эрзац-кофе, препараты типа «Б-290» – ну, зато статистика срывов и истерик в целом по палате почти нулевая!
Хантер остановился самых ворот учёбки, подобрал белую безликую упаковку, обнюхал. И, скомкав пластик, спрятал в карман.
Упаковка размером с небольшую шоколадку на четыре дольки. Отвратительный запах полыни-мутанта, растущей только в радиационных пятнах. Доза «сна» из расчёта на пятьдесят кило веса. Слишком большая для пятой волны, слишком незначительная для чистовика постарше.
Наклонившись, присмотрелся. Пятачок земли у ворот зацементирован во избежание, но пытливому глазу даже цемент может рассказать очень многое. Например, обувь тридцать четвёртого размера с явно пропечатанным носком. Кто-то взрослый, женщина или девушка, стояла здесь, под камерами и жевала полынную жвачку.
На вертикальных железных штырях нашёлся и крохотный клочок серой ткани.
– Вот так, значит, да? – хмыкнул он, обнюхивая упаковку ещё раз.
Помимо горечи полыни нос уловил и запах танжерина. Вернее, вытяжки из очередного мутанта на основе благородного гибрида. Подсластитель, если угодно. А дикие никогда не добавляли подстаститель в экспортные «шоколадки», стало быть…
Он достал комм:
– Хантер. Код жёлтый, повторяю: код жёлтый. Рядом с учёбкой обнаружены следы диких. Нет, я не знаю, как они здесь оказались, и кого вздрючить за дырявые кордоны. Добро, ставьте наружку.
Всё время рапорта, он задумчиво разглядывал странный значок, выведенный мелом на кирпичной опоре ворот. Нечто вроде символа бесконечности, только почему-то с чешуёй и двумя парами глаз. Словно змея-мутант, зачем-то жующая собственный хвост.
Спрятав в карман комм, он протянул палец и осторожно коснулся значка. Отдёрнул руку, получив ощутимый укол электричеством.
– Где-то я уже видел этот знак, м-да.
И, толкнув ворота, зашагал по дорожке в отдельно стоящему зданию-инкубатору пятого поколения чистовиков.
Здесь была женщина из диких. Как она оказалась в аггло, еще предстояло выяснить. И, желательно, задержать. Потому как у Хантера к неизвестной визитёрше возникло ну очень много вопросов – и по поводу «сна», и по поводу способа проникновения. И, разумеется, по поводу этой змейки-бесконечности.
Споткнувшись на полушаге, он опять достал комм и, помахав настороженно шевельнувшимся в его сторону турелям-камерам, набрал ещё один номер.
– Хант на связи, да. Слушай, не в службу, а в дружбу – пробей нашу мать-одиночку, ладно? Меня очень интересует – не теряла ли она на днях ID-карточку где-нибудь в диких землях? Ага, спасибо. За мной должок.
Взрослыми изменёнными была лишь первая волна да часть второй. Далее набор вёлся уж из детишек-сирот с промытыми пропагандой мозгами. А, как ни крути, современность щедро этих сирот генерировала. Факт, что среди отпрысков героически погибших на службе или «в поле» тружеников Радиосити-2 оказался и кто-то значимый для диких… не удивлял. Происхождение сироты не имело значения до тех пор, пока он мог пережить «прививку». А была его мать дикой изначально или дезертировала из агломерации… да кому какая разница? Патрульные осмотрели, признали годным, направили куда следует. Добро пожаловать на службу.
Вздохнув, он толкнул дверь, поручкался с бездельником-игроманом на КПП, поднялся на четвёртый этаж. Приоткрыв дверь с лестницы, напряжённо позвал:
– Хоук?
Тишина ответом.
– Хоук, вы здесь?
Ни слова.
– Кхм… Марья Антоновна?
Та же реакция.
– Ф-фух. – Он выдохнул и отпустил тормоза, вернувшись в родную скорость.
Рванул по коридору, стараясь издавать как можно меньше шума.
«Как будто мне снова девятнадцать, и я бегаю от Ка», – непроизвольно хихикнул.
И тут же скорчив казённую постную физиономию, повернул ручку двери.
– Класс, встать. – Тут же послышался звонкий голосок дневального, видимо, по случаю дежурства, находящегося в той же скорости. – Гость!
– Садитесь. – Хантер прошёл к учительскому столу, опёрся на него, скрестив руки на груди. – Колмер, к доске.
Девочка с каре послушно поднялась.
– Расскажи мне, что знаешь о Дине. – Он внимательно обвёл взглядом притихшую аудиторию. Пустил пробный шар, – и диких.
«Попался! – Тот самый мальчонка, что в прошлый раз делал Колмер замечание. – Тебя-то мне, голубчик и надо».
Почти незаметная реакция. Почти. Только карие глаза на миг побелели, да зрачок расширился.
– Хотя погоди, – перебил он раскрывшую было рот Машутку. – Пускай нам о диких лучше расскажет твой друг. Ты, русый, как тебя?
– Субъект ноль пять три три шесть. Декстер.
– А старое имя?
– …
– Смелее, – подбодрил его Хантер. – Все свои, нечего стесняться.
– Даня…
– Даня. Даниил или Данила?
– Даня, – отрезал кареглазый.
– Как Диня почти, да? К доске, Даня. Машутка, спасибо, отлично.
– Но я же ничего не сказала, – запротестовала девочка с каре.
– Ничего, ты умница. Спасибо. Антон, я жду.
– Ох, – кареглазый встал рядом с Хантером, вопросительно уставился снизу вверх. – Что вам нужно?
– Сегодня, Антон, у нас новая тема. – Доверительным тоном поведал Хантер, – так что, будь любезен, расскажи нам о диких. О женщинах с запахом полыни и мандаринов. И, конечно, о роли серых бинтов.
Даня вздрогнул и с нескрываемой ненавистью уставился Хантеру в глаза.
– Мать? Сестра?
– Не ваше дело, – отчеканил мальчик.
– Как знать, Даня, как знать…
Комм кольнул бедро резким сигналом вибрации – пришло текстовое сообщение. Следовательно, подозрения касаемо Бусловских подтвердились.
– Мне действительно нет дела до сталкерни, лазающей по агломерации, это компетенция рядовой полиции. Но если окажется, что твоя гостья причастна к исчезновению Дини, будь уверен – я её найду. Я уже знаю приметы, и стоит лишь мне дойти до дорожной службы – буду знать и как она выглядит. – Хантер навис над мальцом, приветливо улыбаясь. – Как считаешь, долго она по диким землям от чистовика пробегает?
– Света не при чём! – сломался Даня. – Она просто пришла меня навестить!
– Умничка, – похвалил Хантер. – Продолжай.
И Даня продолжил.
Неизвестный
Я живой – прямо сейчас? Или был жив тогда, до встречи с разорвавшими меня тварями? Или, быть может, буду позже?
В том мире, что до сих пор никак не отпустит память, существовала страна, подарившая всему миру искусство глупых мультиков, ещё более глупой музыки и откровенно дурацких изречений. Как бишь там было?.. Однажды во сне я, неизвестный, лицезрел себя собакой – радостно гавкающей за убегающими по шоссе шинами, и вовсе не считающая себя неизвестным. А потом я проснулся и понял, что я – это я, неизвестный. И теперь никак понять не могу, то ли я неизвестный, которому приснилось, что он гавкает за шинами, то ли это собаке что-то привиделось, и непонятно теперь – а вдруг это в самом деле сон собаки?
Ладно, кроме шуток. Я видел собственный полуобглоданный труп у самой границы гигантской пиро, не позволяющей пещере выстывать до нуля по ночам. Значит, тот я был по-настоящему, я лишь унаследовал его горький опыт и ненависть к пёстрым пятнам. И вспоминая о парадоксе корабля Тезея, я, наверное, уже и ненастоящий. Запасная флеш-карта для данных, ненастоящий чело…
«Цветочек» на запястье шевельнулся, на миг налился чернотой, и знакомый уже голос в памяти произнёс:
– Эпистрофи. Эпитахинси.
Я больше не рисковал писать прямо на камне. И мой импровизированный «счётчик Гейгера», и пиро явно научили беречься от любых материалов, способных в случае взрыва сильно навредить. И пусть фульгуритовая трубка до сих пор лежит неподалёку, готовая к новой зарядке газом, пусть ничего с моим писчим камнем не случилось – я больше не рискую.
Тем более, радиационное заражение я способен уловить собственными органами чувств. Писать же вполне можно на кусках древесины, чешуйках коры…
На верхней чешуйке два стилизованных треугольника смотрели влево, объединённые плавными обводами гидро. На нижней – её родная сестра, смотрящая вправо, объединённая аэро. Плавные обводы, резкие углы – соблюдая законы природы, мы, тем не менее, планируем некое насилие. Может быть, милосердная память, может быть, настройки местного репликационного центра – но я почти не помнил подробностей собственной гибели, а незаписанные юнан, если я их и выводил, из памяти выцвели почти полностью. Это некий механизм самозащиты, спасающий от возможных стрессовых расстройств, болевого шока и посмертного безумия. Логика простая – та жизнь закончилась, и тебе по хорошему лучше вовсе о ней не помнить.
Так-то оно, конечно, так. Но не имея ни клыков, ни когтей, ни хотя бы штанов, единственное, что позволит мне выжить здесь и сейчас – информация. Эти волшебные заклинания, замаскированные под якобы соблюдающие законы физики изящные формулы-обводы.
– Ладно, пробуем.
Я разметил аэро хицу в точности подобную собственному «цветочку» на писчем камне: расставил обломки обсидиана, кремния, солей селитры, несколько травинок с невычищенной белой дрянью, что чуть не растворила меня в прошлой жизни, фульгурит и крохотный кусочек янтаря.
Резанул себя по ладони острым куском обсидиана, почти уже не морщась от резкой боли. И, окунув в накопившуюся в ладони кровавую кляксу, вывел эпитахинси.
И крайне вовремя поднял перед лицом пострадавшую руку! Потому что камень, налившись ослепительным бело-голубым сиянием, взорвался! Меня отшвырнуло к стене, ладонь прошило насквозь несколькими каменными осколками – я еле успел наклонить голову, спасая глаза. И, чувствуя, как глаза заливает кровь с рассеченного лба, отключился, почти не чувствуя боли.
Новые юнан я не синтезировал в результате мозгового шторма, даже не выудил из прошлого. Тот голос, предлагавший полностью убрать воспоминания, всё же слукавил – события до смерти помнились отвратительно. Если что-то не успел нацарапать – скажи «прощай». Я бы забыл и гидро, и аэро, и пиро, не останься их силуэты в местах, где я их однажды проставил.
Гео я вовсе вспомнил уже отправляясь за провиантом. А ещё помнил, что если подняться повыше – можно различить несколько совсем гигантских юнан, надо полагать, берегущих местный биом от чего-то похуже, чем ледяной дождь, разумная плесень, радиационные всплески и далее по списку.
Так что память сделала ручкой. И, наверное, именно из-за этого я так старательно обращаю внимания на, казалось бы, незначительные детали, мелочи, символы. Там, в репликационной утробе, я увидел четыре символа. Два из них представляли собой нечто достаточно сложное, что поизучать бы, по-хорошему, дольше, чем несколько секунд перед напутственным пинком во враждебный мир. Но два попроще я запомнил – пара треугольников в основе плюс несколько росчерков.
В условиях дефицита информации оба символа я запомнил накрепко, несколько дней потратил на их воспроизведение. И вот они – водный реверс, воздушный аверс. Они нужны для того, чтобы…
– С добрым утром, что ли? – угрюмо поздоровался я со льющейся на голову водой, конденсирующейся рядом со знакомой юнан.
Сел, старательно баюкая повреждённую руку. Уставился на чуть не убивший меня камень. Моргнул.
И бросился к нему, подбирая по пути бесполезный булыжник. Аккуратно постукивая, сбил сначала внешние края, потом разделил оставшийся шестиугольник на секторы.
В результате взрыва писчий камень как бы окрасился в разные цвета, разрушился и осыпался кое-где. Но если знать, куда смотреть, на что обращать внимание…
– Йони. – Я хлопнул ладонью по шестиугольнику. Мне тут же запорошило глаза и нос каменной пылью, заставляя старательно откашливаться. – Да когда я уже научусь осторожности?..
Ещё и пыль мерзкая – то ли мел, то ли ещё какая-то дрянь. Просто так проморгаться не вышло, пришлось наощупь ковылять к желобу под гидро и долго, старательно промывать здоровой рукой глаза. Заразы или растворённых в резервуаре вредных соединений не опасался уже. Потому что потихоньку понимал принципы местной полу-рунической волшбы. Гидро не создавало воду из ничего. Как и йони вспышку статического электричества. Пиро – излишки энергии…
Юнан – это что-то вроде доведённого до абсурда процесса оптимального использования окружающих ресурсов. Энергии, материи, даже пространства. При этом символы выверены с такой пугающей точностью, что понимаешь поневоле – их делал не человек. Машина, быть может? Робот какой-нибудь?
– Я сам-то кто? – спросил я, таращась в отражение на водной глади. – Человек?..
Нет, я помню. Я дышу. Чувствую боль и эмоции. Но… Не маловато доводов? Смог бы человек, будь он хоть сто раз супером, в такие сроки освоить не просто написание символов – а выполнять их идеально? Потому как при малейших отступлениях от шаблона символы в лучшем случае не срабатывают, в худшем…
Покривившись, я промыл раны на лбу и пострадавшем предплечье. Замер.
– Но если… Бред?
Сжав кулак, я активировал «цветочек» и, прикоснувшись к уже нанесённым статисам на запястье, стёр их. По логике вещей, «заморозка» должна уничтожать время объекта, с которым контактирует. Именно так я выгадал несколько секунд в драке с гиенами. Проблема в том, что повреждения никуда не пропадают. Просто не выливается кровь, на обнажённую плоть не слетается зараза из воздуха и даже переломанные кости продолжают держаться будто целые.
В глазах потемнело от боли, когда вита перестала маскировать ощущения.
– Я… выживу… – прорычал я, до крови закусывая губу.
Может, я сплю. Может, я в каком-то выживастике с максимальным погружением. Но я уже попробовал местную смерть, и, честно говоря, не горю желанием повторить опыт. Так что кровью я не истеку. И от столбняка тоже не загнусь. Мотивация «назло», конечно, так себе, ибо коннотация, прямо скажем, негативная, но в отсутствие всех прочих…
Посему исходим из худшего. Это реальный мир. Настоящая экзопланета где-то у чёрта на куличках, куда меня непонятно как занесло. Спасения нет, рассчитывать приходится только на себя. Вокруг – этакая Австралия на стероидах…
– Австралия?..
А, да. Кажется, был такой материк, кажется. На моей родной планете. Как же её называли…
– Земля.
Встрепенувшись, я щёлкнул по «цветочку», активируя сохранение символов и, поколебавшись, окунул палец в рану.
– Эпи… – «строфи» или «тахинси»?
По логике вещей, если мне нужно ускорить заживление, а мои новые друзья из виты, нужно ускорение, да?
– Да. – Палец продолжил движение, выводя треугольники, смотрящие вправо.
Кровь хлынула из раны струёй. Я даже удивиться не успел, когда её тёмный, угрюмый цвет, сменился на яркий алый.
«Было венозное, – вяло подумал я. – Теперь…»
Пещера померкла, а бесконечная капель воды стихла.
– Да твою мать! – Заорал я, когда меня снова выпнули в холодные объятья вечернего воздуха, а за спиной с лязгом сомкнулись створки.
Пробежавшись по пещере, подновил уже погасшие символы, на всякий случай поставил «корону» по обе стороны от входа и только после этого сел на корточки над собственным трупом. На его предплечье до сих пор ярко светились угробившие его треугольнички.
Значит, сохранено?
Я обратился к «цветочку», забрался в виту. И – пусто.
– Почему?..
Татуировка на руке трупа тоже налилась тёмным, значит, сработала. Что-то сделала после активации, и…
– А где тогда?
В «началах волшебства», или операциях с физическими объектами – ничего. Значит, мои новые знакомцы не совсем оттуда. Вита – ну, понятно, пусто.
Тогда…
Присмотревшись к татуировке, я обратил внимание на обводы секторов. Первый, пятый и четвёртый выглядели словно подчёркнутые. То есть, если сравнивать это с игровым интерфейсом – способности разблокированы?
Первый и пятый – это понятно. Натура и вита. А четвёртый?
«Цветочек» исчез, сменившись одним-единственным известным мне юнан этой категории. В голове щёлкнуло и голос произнёс почти презрительно:
– Хроно.
– Время? Серьёзно?
Я схватил труп за ноги и потянул за собой, продолжая анализировать сложившуюся ситуацию.
Логика, действительно, есть. Сестрички «эпи» относятся, как я понимаю, к искажениям времени. Здорово, конечно, было бы, влияй они на меня как способности из комиксов, но в действительности они делают ровно то, зачем созданы.
– Блин, ну я тяжеленный же я!
Удалось сделать целых два шага.
– Труп здесь оставлять нельзя ни в коем случае. Иначе скоро здесь будут гости.
Вытащить его тоже не получится. Но, возвращаясь к эпитахинси…
– Звучит почти как «эпитафия», – пробормотал я, выводя сохранённую юнан на запястье и касаясь трупа.
Пока отходил, задел ногой покорёженный камень, и тот словно по волшебству, рассыпался на сектора, крайне похожие на мою татуировку. Будто дождавшись именно этого действия, каждый сектор засиял собственным светом. Но ярче всех, как и в моём случае, светились первый, пятый и четвёртый.
– Это…
Приготовившись нырнуть в случае чего в сторону, я осторожно коснулся первого сектора пальцем. Свечение «стекло» с него вверх, вспыхнуло, размазалось в плоскость, на которой засияли знакомые мне «элементальные» юнан.
– Хицу, да? Это не новая юнан или способ взаимодействия. Это, блин, планшет!
Я хмыкнул, и тут же подскочил от неожиданности, разворачиваясь – за спиной что-то захрустело, шевельнулось!
Замер, в непонимании таращась на останки – всё время, что я игрался с хицу, с трупом что-то происходило – он то ли стлевал, то ли разлагался с дикой скоростью. И в какой-то момент процесс уничтожил всё. Даже кости.
С негромким шорохом труп, оказавшийся пустой оболочкой, рассыпался в прах. А мгновением спустя заработала пара йони и гео – мельчайшие частички облепили образовавшийся контур, явно обрисовывая пылесборник, и… исчезли.
Хотя, как я понимаю, рассыпались до молекул, если не до атомов.
Вот, значит, что такое эпитахинси. Выступая троицей с эпистрофой и статис они создают что-то вроде управления временем объекта. Перемотка вперёд, полная остановка…
Царапнув предплечье осколком, я тут же активировал «цветочек» и нанёс крохотную эпистрофу, вкладывая тут самый минимум силы.
Рана затянулась на глазах.
– Страшная штука, – покачал головой я, убедившись в том, что новая юнан занесена и в татуировку и в «планшет».
Получается, эпитахинси действительно могла бы меня исцелить не хуже сестрички. Вложи я туда заряд поменьше и приготовившись отъедаться как следует. Ибо даже такая синтетическая «регенерация» определённо выдоит ресурсы организма досуха. Вместо этого я бахнул полный заряд и, разумеется, сосуды не выдержали. Хорошо хоть, заживо разлагаться не начал – а это было бы логично, учитывая природу юнан.
– Моя новая благодетель, – хмыкнул я. – кхм, умеренность!
Что станет с живой тканью, если время для неё полетит вскачь, я уже понял. А если рванёт назад? Царапины, рассечения, возможно, даже утраченные конечности или органы при разумном использовании можно вернуть. Но стоит понимать, что всё это не берётся из ниоткуда. Хорошо, если участок просто омолодит, вернёт клетки, ткани и жидкости в их исходное состояние. А если процесс на этом не остановится? Если все вышеперечисленное вернётся к совсем основам, вроде РНК или вовсе органическим соединениям? Я же рассыплюсь к чёрту!
– Понятно, – кивнул я, – почему эта дрянь не в секторе здоровья. Если что-нибудь из них поставить той же гиене на морду – последствия будут похлеще, чем от заряженной пиро.
Ну, во всяком случае, так мне думается. Может, гиена как скотина умная, тут же откусит себе место с юнан. Или она, как теневолк или светобелка, состоит из такой материи, которой время не страшно. Всякое может быть.
Хотя пиро их разметало – факт. Йони, надо думать, тоже сработает.
– Чего-то я определённо не понимаю, эх. Надо разбираться, без этого ни о каком выживании и речи быть не может.
В этот раз я не рисковал с аэро, вместо этого просто щедро выложил пары йони-пиро до «орешника» и «банана». Получилась этакая тропинка, о которую с характерным треском размазался очередной желающий цапнуть меня за мягкое место.
– Не нравится, скотина?
Парочку сдвоенных «бананов», немного орехов из тех, что зрели поближе к стволу. Спасибо белкам, это я хорошо запомнил.
Одно дерево привлекло моё внимание. Исключая откровенно инопланетную расцветку и фактуру коры, оно очень напоминало иву. А где ива, там полезная кора! Ядовитая, разумеется, но против этого у меня уже есть средство. Настороженно оглядевшись, я сложил добычу на землю и одним прыжком подскочил к дереву. Не теряя ни секунды, вывел гео, хлопнул ладонью, сразу за ним – эпитахинси для ускорения процесса.
И тут же скакнул обратно!
Прямо перед моим лицом с резким треском сработала йони. Знакомая уже пёстрая морда, которую невозможно разглядеть, сидела на пятой точке и трясла расплывающейся башкой.
– Нравится, дрянь? – усмехнулся я, подбирая добычу с земли.
Гиена заворчала, видимо, придя в себя. Исчезла.
Треск разнёсся точно за моей спиной. Хм. Похоже, методы перемещения у этой паскуды точно такой же, как у белок – то есть, непространственный.
Добыча заняла обе руки, но это не помешало мне вежливо оттопырить два средних пальца и, продемонстрировав их, неторопливо отправиться домой в сопровождении то треска, то вспышек. Гиена определённо была голодна, и я её более чем устраивал в качестве ужина.
Страха не было – охранный контур я сделал от стены до стены, попасть сюда получится лишь каким-то чудом очутившись на самой тропе – тут единственный относительно чистый проход в моё логово. Но если на меня юнан не реагировали, то в случае чужака попасть на тропу означало получение термо-электрической оплеухи сразу с двух сторон. Вряд ли это её убьёт, раз до сих пор не смогло – видимо, заряд не слишком большой. Но отбросить, шокировать – это сколько угодно.
Проводив меня до самого входа в пещеру, гиена опять уселась на землю и мерзко захохотала, размазалась в расплывчатое пятно на земле и ринулась за мной.
Одновременно вспыхнули аэро и гео, и из пятна в пещеру покатились отдельно лапы, расплывчатая башка и рассечённое пополам туловище.
– Ух, мясо?!
А ещё шкура и жилы для создания хоть какой-то одежды, клыки и когти для оружия.
– Живём, братва!
Аэро связало и погасило запах крови в воздухе, а я потащиил трофеи к костру. Вечер, похоже, ожидается замечательный!
