355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Шеппинг » Древние славяне » Текст книги (страница 12)
Древние славяне
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 06:51

Текст книги "Древние славяне"


Автор книги: Дмитрий Шеппинг



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)


ВОЛЬГА СВЯТОСЛАВИЧ

Закатилось красное солнышко за синие моря, за высокие горы, вышел на небо светлый месяц и вывел за собою веселый хоровод ясных частых звездочек… В эту ночь родился в Киеве могучий богатырь, молодой Вольга Святославич.

В час его появления на свет земля задрожала и синее море взволновалось; звери все поразбежались: олени и туры забрались в свои норы, лисицы и зайцы скрылись в лесные чащи, волки, медведи забились по ельникам, птицы поднялись высоко в небеса, рыба ушла в морские глубины: почуяли все, что гроза пришла на них: родился могучий богатырь.

Растет Вольга не по дням, а по часам, говорит громко, словно гром гремит; говорит молодой своей матушке Марфе Всеславьевне такие речи:

– Государыня–матушка! Не пеленай меня в дорогие пеленки, не надевай на меня пояса шелкового – пеленай меня в булатные латы крепкие, золотой шлем надень мне на буйную голову, в руки дай палку свинцовую тяжелую, грузную, весом в триста пудов!

Подрос могучий Вольга; семи лет отдала его мать учиться; пошла ему впрок наука: выучился он всяким наукам и хитростям, да мало ему этого ученья показалось. Уходил Вольга из дома в горы высокие, в леса темные, к старым волхвам–мудрецам, и научился у них Вольга разным премудростям: научился Вольга обертываться ясным соколом, да серым волком, да гнедым туром с золотыми рогами.

В двенадцать лет стал Вольга прибирать себе дружинушку: три года приходили к нему добрые молодцы, приходили с полудня и с севера, и с востока и запада: набралось дружины семь тысяч, все храбрые да сильные молодцы.

И поехал Вольга с дружиною в чистое поле добывать себе славы и богачества.

– Храбрая моя дружинушка! – говорит Вольга. – Вейте–ка вы веревочки шелковые, становите силки по сырой земле, ловите куниц и лисиц, диких зверей и черных соболей.

Послушалась Вольги дружина: вили веревки, ставили силки; три дня и три ночи провели за работой добрые молодцы: только не ловится никакой зверь, как нарочно, – вернулась к Вольге дружина с пустыми руками.

Оборотился тогда Вольга львом могучим, побежал в леса, набил всякого зверя, накормил по–царски свою дружинушку, разодел в шубы черного соболя.

Во второй раз посылает Вольга добрых молодцев:

– Храбрая моя дружинушка! Вейте–ка вы шелковые веревочки, наставьте силков на ветвях деревьев: наловите гусей, лебедей, ясных соколов, мелкой птички!

Три дня и три ночи провела на охоте дружинушка Вольги: ни одной птички в силках не запуталось; пришли к Вольге с пустыми руками.

Обернулся Вольга науй–птицей, взвился стрелой под небеса; наловил, набил всякой птицы, принес своей дружинушке.

В третий раз говорит Вольга:

– Храбрая моя дружинушка! Возьмите–ка вы стальные топорики, постройте крепкое судно дубовое, забросьте в море невода шелковые, наловите всякой рыбины: семги и белужинки, и щук и плотичек маленьких, и осетров дорогих.

Три дня и три ночи пробыли витязи на море; не поймали и одной маленькой рыбки! Не знают, как Вольге и на глаза показаться. Видит Вольга, плохо дело, придется самому отправляться за добычей. Обернулся тут Вольга рыбой–щукой, опустился на морское дно глубокое, наловил всякой рыбы; накормил свою дружинушку яствами сахарными, да все переменными. Живут они себе, поживают, никакой заботы не знают, не ведают.

* * *

Пошли однажды по Киеву слухи, что собирается индийский царь войною на славный, стольный город; грозит взять Киев, разорить, Божьи церкви огню предать.

Разумен и догадлив был добрый молодец Вольга; собрал он свою храбрую дружинушку, пошел в поход к Индийскому царству. Шли день, другой; говорит Вольга дружине:

– Удалые, добрые молодцы, собралось вас здесь ни много ни мало семь тысяч; нет ли между вами такого человека, который обернулся бы гнедым туром да сбегал бы сейчас в Индийское царство, поразведал, что замышляет царь Салтык Ставрульевич?

Низко кланяется Вольге дружинушка, словно травка ветром к земле пригибается, говорит:

– Нет у нас другого такого человека, кроме тебя, Вольга Святославич.

Обернулся тут Вольга гнедым туром с золотыми рогами и побежал к Индийскому царству: первый прыжок сделал – за версту ушел, а со вторым и совсем из вида скрылся. Обернулся Вольга потом ясным соколом, прилетел в Индийское царство, сел на косящатое окошечко царских палат белокаменных и слышит, как жена царя Салтыка, Елена Азвяковна, говорит своему мужу:

– Идешь ты, славный царь, войной на святую Русь, а не знаешь, что взошел на небо светлый месяц, родился в Киеве могучий богатырь, сильный враг твой, Вольга Святославич!

Разгневался тут на жену свою Салтык Ставрульевич за то, что она его отговаривает на Русь идти, чужого богатыря хвалит; схватил царицу да как ударит ее с размаху о каменный пол!

Полетел Вольга прочь от окошка; обернулся зверем–горностаем, пробрался в подвалы, погреба, в высокие терема Индийского царства, перекусил тетивы у тугих луков, отломал железа у каленых стрел и закопал в землю, чтобы не с чем было воевать Салтыку. И снова Вольга обернулся ясным соколом, взвился высоко под небеса, полетел в чистое поле, где оставил храбрую свою дружинушку. Видит Вольга – спит–почивает дружинушка. Разбудил он добрых молодцев:

– Вставайте, дружинушка моя храбрая, не время теперь спать–высыпаться: пора идти в Индийское царство!

Подошли они к каменной крепкой стене индийского стольного города: высоки стены и крепки, железные ворота глухо–наглухо заперты, медными крюками–засовами заложены. День и ночь ходят вокруг города царские караулы. На воротах резная решетка тонкая мудрой работы: только мурашек–крошка и может пробраться сквозь узоры решетки: такие они тоненькие да узенькие.

Закручинилась дружина Вольги:

– Напрасно мы тут свои головы сложим: как пробраться сквозь эти мудреные стены в стольный индийский город!

Слышит Вольга жалобу удалых добрых молодцев, говорит:

– Этому горю можно помочь!

Обернулся Вольга мурашком и дружинушку свою обернул мурашками, и пробрались они за городские стены в славное Индийское царство. Тут обернулись они снова добрыми молодцами на конях, вооружились кинжалами да копьями. Отдал им Вольга такой приказ:

– Ходите вы по Индийскому царству, рубите старого и малого, не оставляйте в живых ни одного злодея–татарина; оставьте только в живых семь тысяч красных девушек!

А сам Вольга пошел в царские палаты к индийскому царю. Сидит царь Салтык Ставрульевич в своем крепком дворце: заперты железные двери тяжелыми замками булатными. Толкнул Вольга ногой двери, и слетели крепкие засовы: отворять не понадобилось. Увидал Вольга царя Салтыка да и говорит:

– Вас не бьют, не казнят! – Схватил его за белые руки, ударил о кирпичный пол да и положил на месте.

И стал Вольга сам царем–государем в Индийском царстве, взял за себя замуж прекрасную царицу Елену Азвяковну, а дружинушка его переженилась на душеньках красных девушках.

Щедро наградил Вольга своих добрых молодцев: одарил серебром, золотом; каждому дал табун коней во сто тысяч.

Славит храбрая дружинушка своего удалого князя. И по всей Руси идет громкая похвала делам и подвигам славного богатыря Вольги Святославича и его удалых, добрых молодцев.


ВОЛЬГА СВЯТОСЛАВИЧ И МИКУЛА СЕЛЯНИНОВИЧ

Пожаловал Вольге Святославичу ласковый князь Владимир стольнокиевский три города с крестьянами: Гурчевец, Ореховец и Крестьяновец, и поехал Вольга с храброй своей дружинушкой в новые города свои за данью.

Выехал Вольга с дружинушкой в чистое поле, и видят они в поле пахаря–оратая. Пашет оратай, добрую свою лошадку понукивает; соха у оратая поскрипывает, задевают сошники о камушки.

Поехал Вольга пахарю навстречу: едет день, едет другой – не настичь оратая; только на третий к полудню, наконец, встретились они. Пашет себе оратай: уедет в край борозды – не видать его с другого края; коренья, каменья вывертывает, в борозду складывает. Лошадка у оратая соловая – небольшая, соха кленовая, гужи шелковые.

– Бог помощь, оратаюшка, тебе пахать да крестьянствовати! – говорит Вольга.

– Спасибо на добром слове! – отвечает оратай. – Божья помощь мне надобна, чтобы пахать да крестьянствовать. А ты куда путь держишь, добрый молодец, со своей храброй дружинушкой?

– Еду в свои города Гурчевец, Ореховец да Крестьяновец пособрать дани!

– Добрый молодец, славный богатырь Вольга Святославич! Был я только что в городах твоих; немного я вывез оттуда: лишь два мешка соли по сорока пудов. Жители в них разбоем промышляют: обирают проезжих да прохожих. Была со мной плеть с железным наконечником; заплатил я им дани хорошей: кто стоймя стоял, тот сидя сидит; кто сидя сидел, тот лежа лежит!

Позвал Вольга оратаюшка с собой в свои города. Согласился оратай, отпряг свою лошадку из сохи, сел на нее и поехали они дальше.

По дороге оратай говорит Вольге:

– Оставил я соху в борозде; придут, пожалуй, мужики–прохожие, выдернут соху из земли и увезут с собою; нечем мне будет обрабатывать поле. Пошли ты свою храбрую дружинушку; пусть выдернут из земли мою сошку, отряхнут да бросят за ракитов куст!

Послал Вольга за сошкой пятерых добрых молодцев; вертят они сошку за оглобли, а не могут из земли выдернуть, бросить за ракитов куст.

Послал тогда Вольга десять человек дружинушки, чтоб достали они сошку; вертят молодцы сошку за оглобли; нет сил у них из земли сошку вынуть.

Послал Вольга на помогу всю свою храбрую дружинушку; вся дружинушка не может с сошкой справиться.

Говорит Вольге оратай:

– Даром у тебя дружинушка хлеб ест; больно мало силы у добрых молодцев!

И поехал сам оратай к своей сошке. Взял он сошку одной рукой, из земли выдернул, встряхнул, бросил сошку за ракитов куст.

Сели на коней, поехали дальше: оратая лошадка рысью идет, а Вольги конь вскачь едва за ней поспевает, а как прибавила кобылка соловая шагу, и совсем отстал конь Вольги, от усталости спотыкается.

Стал Вольга на коня покрикивать; просит:

– Подожди меня, оратаюшка.

Придержал оратай свою лошадку; Вольга и говорит:

– Что за добрая у тебя лошадка, оратаюшка! Кабы была она не кобылкой, а конем – пятьсот рублей за нее дать можно.

– Как бы не так! – отвечает оратай. – Взял я эту лошадку маленьким жеребчиком – тогда за нее пятьсот рублей заплатил; а если б была она коньком – и цены бы ей не было!

Стал спрашивать Вольта, как зовут оратая по имени, величают по отечеству?

Говорит оратай:

– Пройдет лето, напашу я ржи, в скирды сложу, домой свезу, вымолочу; пива наварю, гостей назову: станут мужички зазывать меня, величать: здравствуй, молодой Микулушка Селянинович!

Приехали Вольта с Микулушкой в Ореховец, Гурчевец да Крестьяновец. Как увидели жители богатырей, намостили мосты гнилые через реки; поехала дружинушка Вольги – мосты под ней развалились; добрые молодцы в воду попадали.

Ударили тут Вольта с Микулушкой коней своих. Взвились кони, как стрелы, через реку вихрем перелетели. Расправились богатыри с изменниками по–своему: не будут другой раз в спор вступать с добрыми молодцами могучими!

А на возвратном пути заехал Вольга с дружиною к Микулушке на богатый пир.

Ласково приняли молодого богатыря красавицы, дочери Микулы Селяниновича: напоили, накормили досыта, ласковым словом проводили и встретили; гусляры–певцы на пиру богатырские подвиги в песнях славили. И пировали, гуляли добрые молодцы три дня и три ночи в гостях у Микулушки.


СВЯТОГОР

Силен и могуч богатырь Святогор; не только нет на свете такого человека, который бы с ним на бой вышел, сам Святогор не может совладать со своей силушкой; тяжело ему носить ее в себе, чувствует, как силушка по жилам его бьется, переливается. Вырос Святогор выше лесу стоячего, выпрямится – достает до облака ходячего; земля колеблется под его богатырскими шагами, пойдет по берегу – моря из берегов выливаются. Только и держат еще на себе богатыря Святых гор утесы каменные; они одни как–никак выносят на себе его мощь богатырскую.

Выехал однажды Святогор в раздолье – чистое поле и видит – идет впереди него мужичок прохожий небольшой, невидный, идет – не торопится, на плечах несет сумочку переметную.

Едет Святогор час, другой; шибко конь богатырский поскакивает, бежит то вскачь, то рысью, а все не может догнать прохожего.

– Постой немножко, – кричит Святогор мужичку вдогонку, – что за диво: еду, еду, а догнать тебя не могу!

Снял прохожий с плеч сумочку переметную, положил ее на землю и приостановился.

Подъехал Святогор, спрашивает:

– А что лежит у тебя в сумочке?

Подними, сам узнаешь, – отвечает прохожий.

Стал Святогор поднимать сумочку – а сумочка не шевельнется, с земли не тронется, сколько ни старается над ней богатырь.

– Экое чудо! – говорит Святогор. – Сколько лет я скитался по свету, а не видал ни разу, чтобы нельзя было поднять, с места стронуть маленькой сумочки переметной.

Слез Святогор с коня, схватил сумочку обеими руками, собрал всю свою диковинную силушку, приподнял сумочку выше колен и чувствует старый богатырь, что ушел он по колена в землю, а по лицу не пот струится от натуги – кровь потекла богатырская.

Говорит Святогор прохожему:

– Добрый человек, скажи, не утаи, что у тебя в сумочке запрятано. Тяжко мне от моей силушки, одной рукой из земли дубы с корнями выворачиваю, а тут не могу поднять такой маленькой сумочки.

Отвечал прохожий:

– В сумке моей вся тяга земная спрятана; не под силу поднять всю земную тягу даже и тебе, старый Святогор.

– А как звать тебя, добрый молодец?

– Зовут меня Микулушка Селянинович.

И стал Святогор спрашивать у Микулушки:

– Скажи мне, молодой Микулушка Селянинович, как мне разузнать о судьбе своей?

– Поезжай–ка ты, богатырь, все вперед до распутья, а потом возьми влево к северным горам. Там у горы стоит под деревом кузница, увидишь в ней кузнеца: он тебе расскажет всю правду о судьбе твоей.

Поехал Святогор дорогой прямоезжею; длился путь его три дня и три ночи; словно ветер, нес богатыря добрый конь; реки, моря перепрыгивал, широкие долины промеж ног пускал.

На третий день пути увидал Святогор кузницу и кузнеца. Кует кузнец два тонких волоса; огромные мехи раздувает.

Стал Святогор спрашивать кузнеца:

– Что куешь, добрый человек?

Отвечает кузнец:

– Я кую судьбу: кому на ком жениться. Есть и для тебя суженая, живет она в царстве Поморском, в престольном городе; только вот уже тридцать лет, как лежит больная красная девица, не встает с постели.

Не понравилось Святогору это предсказание.

«Поеду я в Поморское царство, – думает себе богатырь, – да убью свою суженую; тогда не надо будет и жениться».

Задумано – сделано. Нашел Святогор свою суженую; лежит красная девица в бедной избенке, всеми покинута; вся корой обросла безобразной, двинуться не в силах.

Испугался богатырь такой невесты. Положил на стол пятьсот рублей, выхватил свой острый меч и вонзил его раз–другой красной девице в грудь, а сам бежать скорее. Вскочил на коня, поскакал, назад оглянуться не хочет.

А девица очнулась от богатырского удара, посмотрела на себя, подивилась; сошла с нее кора, и стала она красавицей невиданной, неслыханной; очи у ней как у сокола, брови соболиные, сама бела как снег, на щеках румянец, словно заря алая.

Нашла она на столе пятьсот рублей; обрадовалась, накупила товаров, завела торговлю, золотой казной разжилась; пустилась на корабле по морю синему, судьбы искать в странах заморских. Прошел о ней слух по всей земле: куда ни приедет, весь народ сбегается смотреть на красоту ее неописанную. Приехала она к Святым горам, сам Святогор вышел на нее полюбоваться.

«Вот такую красавицу взял бы я за себя замуж!» – думает богатырь.

И девице Святогор полюбился. Сосватались они тут да и поженились. Рассказала однажды Святогору жена молодая о своей прежней жизни: как она больная лежала, как выздоровела, как заезжий богатырь денег ей оставил.

– Да ведь тот богатырь и был я сам! – сказал Святогор.

Подивились тут оба на судьбу свою, порадовались, что Бог их свел; стали жить, поживать да добра наживать.


ВСТРЕЧА СВЯТОГОРА С ИЛЬЕЙ МУРОМЦЕМ

Захотелось славному казаку Илье Муромцу повидать старого Святогора. Поехал Илья к Святым горам. Скитался долго по утесам добрый молодец, устал, а все Святогора не видно.

Прилег Илья отдохнуть немножко и заснул ни много ни мало на двенадцать дней.

Слышит Илья сквозь сон – храпит его конь богатырский, говорит ему человеческим голосом:

– Спишь ты, отдыхаешь, свет Илья Иванович, над собой беды близкой не чуешь: наезжает на нас Святогор–богатырь; полезай–ка скорее на сырой дуб, а меня отпусти в чистое поле.

Взобрался Илья на дуб, смотрит: приближается богатырь ростом выше леса стоячего, головой достает до облака ходячего; за плечами у него огромный ларь хрустальный.

Слез Святогор с коня, открыл ларь золотым ключом, вышла из ларя жена его, красавица, стала стол убирать, яствами сахарными устанавливать.

Увидала Святогорова жена Илью Муромца на дубу высоком, испугалась, как бы не разгневался на него Святогор, не убил бы во гневе доброго молодца, и спрятала жена богатыря Илью в карман Святогора еще и с конем вместе.

И день и два носит Святогор Илью у себя в кармане, сам про то не зная, не ведая, да стало невмочь коню Святогора такую тягость на себе поднимать: ходит конь – спотыкается, припадает на резвые ноженьки.

Гневается Святогор на коня:

– Ах ты, травяной мешок! Что ходишь лениво, на каждом шагу спотыкаешься?

– Как же мне не спотыкаться? – говорит конь. – Возил я, бывало, тебя, богатырь, да жену твою богатырскую, а теперь уже третий день, как ношу двух могучих богатырей да еще коня Ильева.

Почувствовал Святогор, что в кармане у него что–то шевелится, сунул туда руку, достал из кармана Илью Муромца вместе с конем.

– Кто ты такой, добрый молодец, откуда родом? – спрашивает Святогор.

– Зовут меня Ильей Муромцем, а родом я из села Карачарова.

Говорит Святогор Илье:

– Будь же ты мне меньшим братом, а я научу тебя всем похваткам, поездкам богатырским.

И поехали богатыри в путь–дорогу вместе по горам и скалам; ездили долго ли, коротко ли – наехали на дивное диво: стоит на горе огромный гроб каменный, а около него лежит каменная крышка.

Говорит Святогор Илье:

– Полезай–ка ты, старый казак, Илья Муромец, в этот гроб каменный: посмотрим, придется ли он тебе по мерке.

Лег Илья в гроб – гроб ему не по мерке: и широк, и длинен.

А как вышел Илья из гроба да лег Святогор на его место – пришлась гробница Святогору по мерке, словно нарочно для него сделана.

– Меньший брат! – просит Святогор. – Накрой меня теперь крышкой!

– Нет, старший брат, не хочу тебя хоронить заживо. Это ты шутки надумал нехорошие!

Но Святогор взял сам крышку и надвинул ее на гроб – случилось невиданное чудо: срослись края крышки с гробом; хочет Святогор подняться – не тут–то было, не хватает силушки поднять камень, что давит грудь его богатырскую.

– Душно мне, тяжко, брат меньшой! Помоги мне из гроба на Божий свет выйти!

Взял Илья богатырский меч Святогора, только не в силу старому казаку размахнуться им, по каменной крышке ударить.

– Нагнись ко мне, – говорит Святогор, – я дохну на тебя духом своим богатырским!

Дохнул на Илью Святогор, и почувствовал Илья, как сразу в нем силушки прибавилось. Размахнулся он Святогоровым мечом и ударил по гробовой крышке.

Зазвенел меч о камень, погнулся, а на месте, где им Илья ударил, поперек всего гроба полоса железная выросла.

Ударил Илья еще раз – другая полоса железная по крышке протянулась.

Стонет, задыхается Святогор.

– Нагнись еще, меньший брат, дохну на тебя еще своим духом богатырским, передам тебе всю свою великую силушку: может быть, тогда освободишь меня.

– Будет с меня и этой силы, – отвечал Илья, – передашь ты мне всю свою диковинную силушку – и меня тогда, как тебя, мать земля носить не станет.

Тогда Святогор промолвил:

– Хорошо ты сделал, меньший брат, что меня сейчас не послушал: дохнул бы я на тебя мертвым духом. Тут бы тебе и конец был. Прощай же – видно, мне судьба здесь смерть принять. Владей моим мечом–кладенцом, а коня моего привяжи здесь ко гробу; никому не совладать с ним – никого не будет носить он после меня.

Распрощался Илья со старшим своим братом названым; три раза в землю дивному гробу поклонился, пролил слезу горючую, призадумался, да и поехал тихонечко в путь–дороженьку дальнюю.


ДУНАЙ ИВАНОВИЧ

Пирует ласковый князь Владимир Солнышко в стольном своем славном городе Киеве. Гостей видимо–невидимо сидит за столами белодубовыми: тут и князья–бояре и богатыри могучие; тут и купцы торговые, и мужики деревенские. Длится пир и день и два: вино и мед рекой льются; нет конца переменам яств сахарных.

Посмотрел Солнышко на веселых гостей своих, пригорюнился, призадумался да и говорит:

– Все–то здесь у меня на пиру добрые молодцы женатые, у меня одного нет жены, а у вас княгинюшки. Не с кем жить мне, не с кем совет держать. Кто из вас не знает ли для меня невесты? Чтобы лицом была пригожая и речи умела вести разумные: была бы мне доброй женой, а вам княгинюшкой ласковой.

Молчат все гости в ответ на речь князя; младший за старшего прячется. Один только добрый молодец, богатырь Дунай Иванович, вышел из–за стола, поклон князю низкий отдал и промолвил:

– Князь Солнышко! Знаю я для тебя невесту: в литовском царстве у короля есть две дочери красавицы: старшая Настасья–королевична все по полю чистому ездит, ищет подвигов богатырских; младшая Евпраксия живет дома, сидит в тереме высоком, тридесятью замками заперта, чтобы солнышко не пекло ее лица белого, чтобы добрые люди красоты ее несравненной не сглазили. Во всем свете не сыскать другой такой красавицы и разумницы, как Евпраксия–королевична: будет она тебе, князь, хорошей женой, а нам княгиней ласковой.

Понравились Владимиру речи Дуная.

– Возьми ты у меня, Дунаюшка, – сказал он, – сорок тысяч воинов, возьми и казны золотой, сколько надобно, и поезжай скорее в Литву сватать за меня прекрасную Евпраксию: если не отдадут ее тебе добром, добудь силою, только привези мне мою суженую, а я тебя награжу всем, чего сам пожелаешь: и городами с пригородами, и селами с приселками, и серебром, и золотом, и скатным жемчугом.

И поднес князь богатырю чару зелена вина в полтора ведра.

Взял Дунай чару одной рукой, выпил ее единым духом – не поморщился; взыграло в нем сердце богатырское; говорит Дунай князю:

– Солнышко Владимир! Не надо мне ни казны, ни воинов. Отпусти только со мной в Литву моего любимого товарища, Добрыню Никитича, да дай нам двух коней неезженых, да две плетки нехлестанные, да два новых седелышка черкасских!

И наутро выехали два богатыря из стольного Киева: видели, как они на коней садились, только не видели, как они в путь–дорогу ехали: вспорхнули добрые молодцы, словно два сокола, – только их и видели.

Едут не день, не два – едут неделю–другую и приехали в Литву храбрую, прямо на двор королевский. Говорит Дунай Добрыне:

– Останься пока, Добрынюшка, около коней во дворе королевском и сам поглядывай на окна палат белокаменных: если что понадобится да позову тебя – поспеши мне на помогу.

Расстались богатыри. Идет Дунай во дворец к королю литовскому. Знает добрый молодец обычаи заморские: крестом себя не осеняет, Богу не молится – кланяется королю в пояс.

Узнал король Дуная, обрадовался:

– Здравствуй, Дунаюшка, куда путь держишь? Еще послужить мне не хочешь ли? Был ты мне верным слугою: год прожил конюхом, а другой год чашником, а третий стольником; за твои службы усердные посажу я тебя за большой стол на большое место, ешь, пей досыта.

– Батюшка король! – отвечает Дунай. – Приехал я с добрым делом: послал меня ласковый Владимир князь сватать за него дочь твою, прекрасную Евпраксию–королевичну. Прислал тебе Солнышко на этом и грамоту свою государскую.

Нахмурился король, разгневался:

– Не за свое ты дело взялся, Дунай Иванович. Где же это видано, чтобы младшую дочь раньше старшей присватывать, замуж выдавать!

И позвал король своих татар:

– Возьмите–ка вы Дуная за белые руки да заприте его в погреба глубокие, закройте решетками железными, задвиньте досками дубовыми, сырой землей сверху засыпьте. Пусть погостит у нас в глубоком погребе, на досуге думу раздумает.

Вскочил тут Дунай из–за стола на резвые ноги: как уперся руками в столы белодубовые – все столы закачались, посуда порассыпалась, напитки поразливались, все татары перепугались. Перескочил тут Дунай через золотой стул, схватил татарина за ноги, стал им направо, налево помахивать, других татар побивать. Сам король со страху бегает по палате, шубой от Дуная прикрывается, уговаривает доброго молодца:

– Уймись, свет Дунаюшка, не гневайся, попомни мою прежнюю хлеб–соль королевскую, не губи моего народа, слуг верных. Садись лучше со мной за дубовый стол; отдам за князя Владимира дочь свою Евпраксию; дам ей в приданое и коней добрых, и казны, сколько надобно.

– Не умел ты меня, добра молодца–свата, честью встретить, так я без тебя управлюсь; сам возьму, что мне понравится!

Пошел Дунаюшка по палатам королевским: в дверь плечом упрется – и ключей не надо: сами двери настежь отворяются; и добрался Дунай до высокого золотого терема, где сидела за тридцатью дверьми, тридцатью замками запертыми прекрасная королевична Евпраксия.

Спрашивает Дунай Евпраксию:

– Пойдешь ли, красная девица, замуж за нашего князя – Владимира Солнышко?

Отвечает королевична:

– Три года я о том Бога молила, чтобы мне за вашего князя замуж выйти!

Взял тогда Дунай королевичну за белые руки, прихватил с собой и слуг королевских, и золотой казны – выходит на двор палат белокаменных, а на дворе Добрынюшка как услыхал, что обижают Дуная, принялся с татарами расправляться: уложил народу семь тысяч и псов пятьсот штук без малого.

Увидав Дуная с Евпраксией, унялся тут Добрыня, положил гнев на милость. Сели богатыри на коней и выехали в раздолье чистое поле вместе с невестой княжеской.

Говорит по дороге Евпраксия прекрасная:

– Слушай, тихий Дунаюшка Иванович, есть у меня сестрица молодая, Настасья–королевична: ездит она в чистом поле, богатырствует; носит доспехи булатные, стрелы каленые пускает; силушку дал ей Бог великую. Смотри, не делай ей зла, если с ней в поле встретишься.

* * *

Едут богатыри день, другой, застигла их в пути ноченька темная; поставили они палатку белую полотняную, в ногах привязали добрых коней, в головах воткнули острые копья, в правую руку взяли саблю, а в левую кинжал булатный и легли спать. Спят крепко, отдыхают, однако слышат сквозь сон, как какой–то татарин ездит по чистому полю.

Встали раненько утром, росой умылись, Богу помолились, в путь пустились; слышат – едет за ними татарин в погоню.

Говорит Дунай Добрынюшке:

– Вези–ка ты, Добрынюшка, Евпраксию–королевичну в Киев к Владимиру с великою почестью, а я хочу с богатырем силой помериться!

Так и сделали.

Повернул Дунаюшка коня за татарином вослед.

Ехал долго ли, коротко ли, догнал татарина; не затеял Дунай сразу битвы, стал с богатырем разговаривать.

– Зарычи–ка ты, татарин, по–звериному, засвисти по–змеиному!

Засвистал, зарычал татарин: в чистом поле камушки рассыпались от его крику молодецкого, травушка полегла, повяла, цветочки с корнями повыдернулись, сам Дунай с коня свалился.

Вскочил Дунай, бросился на татарина; завязалась между ними борьба великая: скоро повалил Дунай татарина на землю, стал Дунай богатыря расспрашивать;

– Скажи, добрый молодец, не утаи, как звать тебя по имени, какого ты роду–племени?

Отвечает татарин:

– Если б я тебя с коня сшиб – не стал бы я тебя об имени твоем расспрашивать, а распорол бы булатным кинжалом твою грудь белую.

Уже поднимает Дунай свой кинжал булатный, да вдруг сердце в нем встрепенулось, руки в плечах застоялись, не поднимаются руки на татарина.

Говорит ему татарин:

– Как это не узнал ты меня, тихий Дунаюшка: разве мы прежде по одной дорожке не езживали, за одним столом не сиживали?

Узнал тут Дунай Настасью–королевичну, обрадовался.

– Поедем же со мной, красная девица, в стольный Киев; в церкви Божьей повенчаемся – будешь мне женою!

Сели они на коней и поехали в Киев: поспели к тому времени, как в соборной церкви венчали прекрасную Евпраксию с князем Владимиром. Тут же повенчали и Настасью–королевичну с Дунаем–богатырем, и затеялся великий пир в палатах великокняжеских.

Пируют день, другой; развеселились гости; сам Дунай на радостях расхвастался:

– На всем свете не найдется второго такого богатыря, как Дунай Иванович: князя Солнышка женил, самому себе по сердцу жену нашел.

– Не хвастайся, свет Дунай Иванович, – говорит ему молодая жена, – есть и получше тебя богатыри: никто не поспорит красотой с Чурилой Пленковичем, смелостью с Алешей Поповичем, вежеством с Добрыней Никитичем. Есть и мне чем похвастаться, даром что я женщина: никто не поспорит со мной уменьем стрелять из лука. Выйдем–ка в чистое поле; положу я свое колечко серебряное тебе на голову, за колечком поставлю острый нож; как пущу я из лука стрелочку каленую, пройдет стрела через колечко по острию ножа, расколется на две равные половинки; на глаз будут половинки равны, на вес верны.

– Посмотрим, – говорит Дунай, – не даром ли ты хвастаешься!

И пошли они в поле; стала Настасья стрелы пускать; каждая стрела сквозь колечко проходит, на острие ножа на две равные половинки раскалывается.

Захотелось и Дунаю попробовать свое уменье, да не тут–то было. Стал стрелять; первый раз стрелял – не дострелил, а второй раз – перестрелил.

Рассердился Дунай на жену; стыдно ему стало, что она, женщина, лучше его стрелять умеет, и говорит ей грозно:

Становись–ка в третий раз передо мной – теперь уже выстрелю я, как следует – не промахнусь.

Видит Настасья – недоброе муж замышляет; упала перед ним на колени, просит, молит:

– Прости мне, Дунаюшка, похвальбу мою неразумную, побей меня, накажи – только не казни лютой смертью!

Не слушает Дунай, крепкий лук натягивает, и пустил стрелу Настасье прямо в темечко, и не охнула бедная, как сноп на землю повалилась.

Спохватился тут Дунай; жалко ему стало молодой жены своей.

– Погубил я душу невинную; пусть же там, где пала головушка белой лебеди, и сокол ясный голову свою сложит!

Взял Дунай свой острый меч и пронзил им свою грудь белую.

И потекла Дунай–река от крови его богатырской, а от крови Настасьи другая потекла быстрая реченька: одна река в другую вливается, на быстрые ручейки распадаются, по земле светлыми струйками разливаются.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю