Текст книги "Кносское проклятие"

Автор книги: Дмитрий Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Часовня в Миккели

Когда пограничный пункт «Валимаа» с гордо развевающимся над ним голубым крестом на белом фоне остался позади, я съехал на ближайшую стоянку и закурил. Мне предстоял долгий путь: «агент по недвижимости» явно предпочитал заботу о собственной безопасности моим удобствам.

Что ж, в этом его нельзя винить.

В будний день дорога была не слишком оживленной. В сторону границы и обратно шли колонны тяжелых трейлеров «Скания», проносились немногочисленные автомобили. Туристских автобусов почти не было видно – они заполняют здешние дороги в выходные.

Вокруг высился разноцветный сентябрьский лес. В нем смешались все оттенки желтого и зеленого. В отсутствие ветра вся эта красота стояла торжественно, как декорация в театре. Громадные валуны гранита, растянувшиеся грядами по сторонам шоссе, выглядели словно часовые при дороге.

Что мне удастся вытянуть у киллера? Понятно, что он охотно возьмет обещанные деньги, но вряд ли встретит меня с распростертыми объятиями и станет слишком откровенничать.

Да и нужна ли вообще эта встреча?

Мне вдруг вспомнились Зоя Некрасова и ее слова. Может быть, она права, и корни преступления действительно следует искать на Крите?

Я снова вырулил на дорогу и, включив фары, понесся в сторону Хельсинки. За езду с выключенными фарами здесь можно нарваться на крупный штраф – с местной дорожной полицией еще никому не удавалось договориться.

Радио в машине с каждым километром работало все хуже: сигнал угасал на глазах.

Проехав Хамину, я чуть сбавил скорость и начал внимательнее смотреть на мелькающие справа синие шильды. В письме «агент по недвижимости» подробно описал мне весь маршрут. Придерживаться его было необходимо строго, на этом киллер настаивал.

А кто мог бы поручиться, что этот человек не наблюдает за мной с самого момента пересечения границы?

Не доезжая Вехкалахти, лишь завидев вдалеке его красные черепичные крыши на фоне темно-серой глади осеннего моря, я притормозил.

Ага, вот и нужная мне шильда, извещающая о том, что на ближайшем виадуке будет поворот на Коуволу. Оттуда мне следовало позвонить по мобильнику на сообщенный заранее номер. В Коуволе же я должен был получить непосредственные указания о том, где состоится встреча.

В происходящем не было ничего удивительного: подобные меры предосторожности вынуждены соблюдать все, кто желает остаться неизвестным. Во время работы в уголовном розыске мне довелось несколько раз участвовать в передаче денег шантажистам, которые захватили в заложники людей и требовали выкуп. Они точно так же обставляли эту процедуру.

Главное здесь – сделать меня беспомощным, чтобы я ничего не знал и ехал куда скажут.

Боялся ли я? Пожалуй, нет. В конце концов, зачем преступнику меня убивать? Если он вышел на связь по моему объявлению – значит, сам хочет о чем-то поговорить.

До Коуволы я доехал за час. Подъезжая к центру мимо нового здания железнодорожного вокзала, я подумал, что уже вскоре мне предстоит узнать много нового. Само название города как бы говорило, что здесь можно чему-то научиться…

Я остановился возле супермаркета перед главным зданием университета и достал мобильник.

– Добрался? – послышался в трубке негромкий голос. – Где ты сейчас?

– Около супермаркета, – ответил я осторожно. – Все, как ты хотел. Что теперь будем делать?

– Теперь поезжай в Миккели, – сказал убийца. – Знаешь, как туда выехать? Ну, давай.

– А что в Миккели? – раздраженно поинтересовался я. – Долго будем гоняться по дорогам?

– Сколько надо, – рассудительно сообщил киллер, – столько и будем гоняться. Ты поезжай, а я тебе сам позвоню.

Голос был мне незнаком. Я лихорадочно припоминал, но ничего не приходило в голову. Мало ли с кем я работал в милиции, и мало ли бандитов проходило передо мной? Тысячи…

По площади лениво бродили студенты, а от входа в супермаркет на меня ласково и призывно черными, как уголь, глазами смотрел турок, продававший сосиски в тесте. Моя машина остановилась прямо напротив него, и он теперь ждал, что я захочу отведать его лакомство.

Нет уж, сейчас не до сосисок. Заведя мотор, я аккуратно проехал по полупустым улицам и вырулил на шоссе, ведущее на север.

Местность вокруг становилась все более пустынной. Конечно, Миккели – это еще центральная Финляндия, но по мере того, как едешь от моря на север, количество хуторов вдоль дороги уменьшается в геометрической прогрессии. Еще через сто километров жилье совсем перестанет встречаться и начнется «волчий лес», как говорят финны.

Небо нахмурилось, поднявшийся ветер гнал через асфальт дороги палую листву. По обе стороны шоссе шумел лес.

Теперь я ехал довольно медленно. Куда спешить, если все равно нужно ждать звонка?

Когда пошел мелкий осенний дождь, мне взгрустнулось. Темно, пустынно, сыро и неизвестно, куда ехать дальше. Что случится через десять минут? А через час?

В такие минуты можно и впасть в депрессию. Мне тридцать шесть лет, у меня опасная работа. Два года назад я расстался с женой, и с тех пор у меня большие проблемы с женщинами – я их боюсь и избегаю.

Сейчас я еду один по пустынной дороге на встречу с убийцей и не знаю, что случится со мной через десять минут.

Разве все это, вместе взятое, не повод для того, чтобы впасть в депрессию?

Мобильник в моем кармане ожил и заверещал.

– Справа от дороги будет озеро, – сообщил голос. – Съедешь на стоянку и пойдешь по берегу налево. Понял?

– А далеко идти? – спросил я, вспомнив, что у меня с собой нет зонтика. Когда я в шесть утра собирался в дорогу, зонтик был последним, что могло прийти мне в голову…

Голос ничего мне не ответил, и в трубке послышался отбой.

Вот и озеро. Оно появилось справа сквозь пелену усилившегося дождя. От дороги озеро отделяла березовая роща, но серая гладь воды была хорошо видна.

Поехав медленно, я вскоре обнаружил съезд на засыпанную песком пустовавшую стоянку. Естественно, кому придет в голову в такую погоду прогуливаться вокруг озера?

Оставив машину, я вышел и, подняв воротник плаща, двинулся влево по усыпанной гравием дорожке вдоль берега. Холодные капли дождя стучали по непокрытой голове, затекали за воротник.

Мне давно было не по себе.

Когда клиент платит частному детективу, он думает, что платит за работу по розыску, и раздражается, что платить приходится так много. А по-моему – мало в любом случае. Потому что за эти деньги я не просто веду расследование, а еще и рискую собственной жизнью.

А что, если киллеру заказали меня самого? И этот его выход на контакт со мной – обыкновенная ловушка? Что ему стоит сейчас выскочить откуда-нибудь из-за деревьев и всадить в меня хорошенькую свинцовую пулю? Здесь никого нет, никто даже не услышит выстрела. А уж о теле моем и думать не приходится: его найдут только через пару дней.

Вряд ли финская полиция станет слишком уж усердствовать. Скажут: русские бандиты разбираются между собой…

Долго ли еще идти? Мой плащ за несколько минут сделался совершенно мокрым.

Сквозь деревья внезапно проступило что-то белое, и я увидел маленькую церковь на самом берегу озера. Мелкая волна, покрытая рябью от частого дождя, плескалась прямо у гранитного фундамента.

Церковь была крошечная, как игрушечная, с побеленными стенами и какой-то кукольной островерхой крышей под красной металлочерепицей.

Храм выглядел новеньким, недавно выстроенным. Что ж, в России за последнее время тоже построили немало уютных часовенок в самых неожиданных местах. Но здесь уж больно пустынно…

Когда до церквушки оставалось шагов пятьдесят, мобильник снова заверещал.

– Войди внутрь, – сказал голос, – и сядь на переднюю скамью. Сиди и не оборачивайся. Ты меня понял?

– Понял, – буркнул я, подумав о том, что поставлен в самые невыгодные условия из всех возможных.

В другой стране, в безлюдном лесу, в пустынном храме сидеть спиной к входу и не оборачиваться. Да это же просто приглашение прийти и убить меня!

Видимо, убийца прекрасно понимал мои сомнения и для пущей верности добавил:

– Если вздумаешь обернуться, пеняй на себя. Я тебя предупредил.

С тяжелым вздохом я дернул за ручку церковной двери. Мне вспомнилась старинная народная песня: «И никто не узнает, где могилка моя». Вот уж, действительно, никто не узнает…

Внутри были оштукатуренные голые стены и шесть длинных деревянных скамеек. Никого, ни души.

Мои шаги гулко раздавались в храме, пока я обошел скамейки и уселся на передней. Прямо передо мной оказался невысокий алтарь с черным крестом на белой стене и двумя длинными свечами в подсвечниках по обе стороны.

«Может быть, стоит зажечь свечи? – мелькнула отчаянная мысль. – Так хоть веселее будет».

Рядом на скамейке лежали две тоненькие книги в мягких переплетах. Чтобы успокоиться, я потянул их к себе, посмотрел. Дешевые издания: Новый Завет и сборник церковных гимнов.

Открыв наугад сборник гимнов, я сказал себе:

– Что со мной будет? Что ждет меня? – и завел глаза к высокому потолку. По крыше громко стучали дождевые капли. Потом опустил глаза в книжку.

Нечто о радости и счастье. «Ты каждый день даешь мне счастье и радость жизни» – что-то вроде этого.

Споткнувшись на второй строчке, я захлопнул книжку и снова вздохнул. Радость и счастье… Что-то непохоже, но хотя бы обнадеживает.

Сзади хлопнула входная дверь, и мое сердце дрогнуло.

Шаги. Вот он обходит скамейки, а вот пробирается сзади меня, чтобы сесть. Скрип скамейки. Мне показалось, что на своем затылке я ощущаю его дыхание.

– Деньги принес?

Голос был негромким и очень спокойным. Понятно: ведь сейчас я рискую жизнью, а не он.

– А ты ответишь на мои вопросы?

– Покажи деньги сначала.

Но тут нужно было проявить твердость. В криминальном мире самое главное – не показать себя послушным, ведомым, слабым. Звериные законы насилия не оставляют места для слабаков.

– Знаешь, – начал я, стараясь говорить спокойно, но чувствуя, как от нервного напряжения нога предательски задергалась, – мы с тобой списались, договорились. Я приехал, куда ты сказал. Давай обойдемся без детских игр.

Киллер неожиданно легко согласился.

– Давай, – сказал он. – Без детских игр. Что ты хочешь у меня узнать, Стриж?

Видимо, мы с ним оба заранее подготовились к этому разговору. У меня тоже было выполнено домашнее задание.

– Это ты грохнул Димиса Лигуриса?

Молчание, потом смешок.

– Давай говорить по-другому, – сказал киллер. – Скажи культурно: это ты сделал работу? И я тебе отвечу: я сделал работу. А то «грохнул» – «не грохнул»… Мы же не бандиты, – с оттенком обиды добавил он.

«Ага, значит, у киллеров – собственная гордость», – подумал я. Надо же, как это я не учел…

– Меня интересует заказчик, – сказал я. – Что ты можешь сообщить мне о нем?

– Сволочь, – коротко выдохнул убийца, будто сплюнул. – Мразь. Думаешь, я стал бы с тобой базарить, если бы заказчик оказался нормальным человеком? Да никогда! Меня все знают, я все делаю честно и правильных пацанов не подставляю.

Заказчик связался с киллером по Интернету, как это обычно и делается.

– Искали человека, который может надежно обеспечить «недвижимость» в Питере, – пояснил сидевший сзади меня убийца. – Я ответил, что могу. В Питере мне передали деньги – первую половину, аванс.

– Кто передал? – чуть не взвился я, ощутимо подпрыгнув на скамейке.

– Не оборачивайся, – напомнил мой таинственный собеседник. – Встречу назначили на площади Восстания, в ресторане «Сфинкс». Но это только так называется – ресторан. Обычная забегаловка для пассажиров с вокзала.

– Брат, – прервал я его нетерпеливо, – мне есть с кем поговорить о ресторанах. Давай о деле.

– А мне не с кем, – заметил убийца, нисколько не меняя своего спокойного задумчивого тона – он ведь был сейчас хозяином положения. – Вот я и решил тебе рассказать об этом ресторане, Стриж. Почему бы тебе из вежливости не послушать? Ну так вот…

– С кем ты там встречался? – перебил его я. – В этом плохом ресторане? Кто пришел на встречу?

– Девку прислали, – ответил киллер. – Молодая совсем, черненькая, вертлявая.

– А о чем вы с ней говорили?

– Ни о чем не говорили. Она присела за столик на минутку, передала пакет с бабками и ушла. О чем нам с ней говорить? Получил аванс и пошел работать.

Так, несколькими рублеными предложениями убийца рассказал, как осуществил привычную для него несложную операцию.

Он получил по электронной почте фотографию Димиса Лигуриса, его питерский адрес и место работы – университет. Этого оказалось достаточно для того, чтобы киллер сумел выследить свою жертву, установить распорядок дня Димиса и спланировать безошибочное убийство.

– Это трудно было, между прочим, – добавил убийца. – Я сразу понял, что все делать надо прямо у него дома. Но он же каждый день в разное время возвращался. Я две недели следил, пока не доехал, в чем дело. Алгоритм называется…

Я слушал бормотание у себя под ухом и пропустил бы жалобы киллера на тяжелую жизнь, если бы не непривычное слово – «алгоритм». Встрепенувшись, я вник в смысл рассказа.

Оказывается, киллер был вынужден следить за Димисом целых две недели из-за того, что тот был очень набожным. Четыре раза в неделю он после университета ехал не домой, а в церковь, где оставался подолгу – от двух до четырех часов.

– Я только потом понял, что он ездит туда по понедельникам, вторникам, четвергам и субботам, – бубнил убийца, поясняя то, что было для него важно, – а в среду, пятницу и воскресенье – не ездит. Вот и надо было дело на эти дни планировать…

– В какую церковь он ездил? – спросил я на всякий случай.

– На Выборгской стороне. «Всех Скорбящих Радость» называется, – охотно отозвался мой незримый собеседник. – Старая такая, скоро развалится.

– А что Димис там делал? Молился?

– Почем я знаю? – безмятежно сказал киллер. – Разве я смотрел? Не люблю я в церкви заходить. На лавочке поджидал его, благо лето, тепло.

Я невольно пожал плечами. Собственно, эту информацию можно было пропустить мимо ушей. Если убитый – этнический грек, то естественно, что он ходил молиться в православную церковь. А что часто ездил молиться – это дело вкуса.

Настал черед главного вопроса. Во всяком случае, он казался мне главным в тот момент.

– Зачем ты вырезал на груди у парня минойский топорик? – спросил я.

– Кого? – не понял мой невидимый собеседник. – Кого вырезал? А, бабочку… Это было условие. Мне так и написали, чтобы обязательно на груди у паренька было вырезано именно это. Даже рисунок прислали, чтоб я не ошибся.

Затылком я почувствовал, как киллер сзади улыбнулся.

– У каждого свои причуды, – заметил он снисходительно, – а мое дело – обслужить клиента. Бабочка так бабочка – рисунок несложный. Если б попросили тигра нарисовать, тут бы я затруднился.

– А ты не спрашивал, зачем заказчику эта бабочка? Он как-нибудь объяснил свое желание?

– А зачем мне спрашивать? – удивился убийца. – Какое мое дело? Меньше знаешь – крепче спишь. Бабочка – это условие. Обычно заказчик другое условие ставит, – доверительно сообщил он. – Да ты, Стриж, и сам знаешь, мужик опытный.

– Инсценировать ограбление? – догадался я.

– Ну да, – хмыкнул киллер. – Странный народ эти заказчики! Как подумаешь – чудаки, да и только! Решились человечка заказать, на кровь пошли, а все трусят: хотят, чтоб не похоже на чистое убийство было. Чтоб все подумали, будто ограбление. Только никого еще не удалось этим обмануть, – заявил он философски. – Вот сколько раз инсценировал я ограбление, а толку никакого. На другой день смотришь в новостях по телевизору, а там сразу говорят – чистое убийство, работал профессионал.

Он засмеялся как-то утробно и самодовольно добавил:

– Профессионал, говорят. Уважают.

От этого смеха я невольно вздрогнул, а нога, и так дергавшаяся, прямо подпрыгнула. Странно устроена человеческая натура: каждый урод хочет уважения, а то и общественного признания. Вот и этот туда же – сделал убийство за деньги своей профессией, а при этом еще желает, чтоб его уважали!

Разговор сам собой подходил к концу, и с каждым сказанным словом я все больше чувствовал себя полным дураком. Сейчас мне придется отдать деньги – десять тысяч долларов, как договаривались, а ведь я, по сути дела, ничего не узнал.

Видимо, убийца догадался о моих мыслях, потому что хмыкнул и сказал:

– Что, Стриж, не знаешь, о чем дальше спрашивать? Не бойся, я тебе сам расскажу.

Выяснилось, что условий, поставленных заказчиком, было два. Первое – вырезать на груди Димиса ту самую «бабочку». Второе – убить непременно ножом в горло. Зарезать одним ударом.

– Я не люблю ножом, – признался убийца с трогательной доверчивостью. – Понимаешь, даже не потому, что кровь, руки пачкаешь. Нет, просто из пистолета как-то более по-человечески. Наденешь глушак, аккуратно дырку в голове сделаешь, и дело с концом. А резать – это как-то не по-нашему. Мы же не кавказцы, чтоб удовольствие от этого получать, когда под твоими руками человек издыхает.

– А заказчик – кавказец? – спросил я на всякий случай.

– Нет, – последовал немедленный ответ. – Про это я тебе отдельно скажу. Проверил я тот адрес, с которого мне письма приходили. Сто евро это стоит – проследить по цепочке, откуда на тебя письмецо свалилось. Есть у меня один шустрый парнишка, он это как-то насобачился делать. Пощелкает на компьютере в Интернете, и дело с концом – вот тебе и адресок заказчика.

– Ты всегда так делаешь? – не выдержал я. – Устанавливаешь адрес заказчика? Зачем тебе это? Ты же сам только что сказал: меньше знаешь – крепче спишь. Разве не так?

– Не так, – после паузы ответил убийца. – Иногда очень даже полезно бывает знать, с кем имеешь дело. Говнюки такие попадаются! Знаешь, добрый человек ведь не станет заказывать другого. Если уж заказывает, значит, сволочь порядочная, такому верить нельзя.

Мне стало смешно. Страшно и смешно одновременно. Вообще разговор моего затылка с невидимым собеседником производил на меня странное впечатление. Как будто я находился в каком-то чудовищном и неправдоподобном мире кошмаров, где ужас переплетается с безумием. Без юмора на это смотреть нельзя – иначе запросто сойдешь с ума.

– А ты сам – добрый человек? – спросил я. – Заказчики, говоришь, недобрые. Ну ладно. А ты что, сильно добрый?

– Я – никакой человек, – ответил голос, как будто киллер уже задавался этим вопросом и давно нашел ответ. – Мне платят за работу, я ее делаю. Не стану делать я – будет делать другой.

Электронный адрес заказчика установить не удалось. Письма шли с бесплатного почтового сервера и были написаны по-английски. Известно стало лишь то, что сервер этот – греческий.

– А что тут удивительного? – заметил киллер. – Парнишка же – грек. Вот свои его и решили замочить. Сволочи, я ж говорю.

Вторую половину обещанных денег убийца не получил. На другой день после преступления он позвонил по указанному телефонному номеру, но там стояла полная тишина. Он написал электронное письмо заказчику, напомнил о сумме. Ответа не было.

– Кинули меня, – крякнул киллер с неудовольствием. – Бывает, конечно, но обидно. Как мальчика меня сделали эти греки позорные. Потому я и решил встретиться с тобой, Стриж. Когда найдешь их и станешь мочить, дай им лишний разок по яйцам за меня. Скажи: от агента по недвижимости, по спецзаказу. – Он помолчал, потом тихо добавил: – Деньги давай. Побазарили, хватит уже.

Я полез за пазуху и, вытащив пакет с деньгами, протянул его назад.

– Девушка, – сказал я. – Ты встречался с девушкой в том плохом ресторане… Сказал, что она маленькая, черненькая. Ты не мог ошибиться? Она не могла быть крупной блондинкой? Перекрасилась и всякое такое…

– Нет, Стриж, не могла, – раздался голос у меня над самым ухом, и я понял, что убийца уже встал. – Я понял, о ком ты спрашиваешь. Была у грека полюбовница – Зоя Некрасова, меня предупреждали. Видел я ее, пока грека отслеживал. На встречу со мной не она приходила, так что не фантазируй лишнее.

Послышалось шуршание, потом шаги по каменному полу.

– Сейчас я выйду, – сказал голос, – а ты еще посиди немного, помолись. Минут через десять выходи. Идет?

– Идет, – кивнул я.

– А вот и дождик уже совсем перестал, – заметил голос возле самой двери. – Сейчас птички запоют. Красота! Вазгену привет передавай.

– А от кого? – не оборачиваясь крикнул я. – От кого передавать-то?

– Он знает, – ответил киллер и хлопнул входной дверью.

Я остался один.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Как ужасающе страшно будет, если окажется, что все это – попросту часть дьявольски хитроумного плана…

Рэй Брэдбери.

«Марсианские хроники»

Пролог

Обезглавленное тело царя лежало навзничь на мраморном алтаре и содрогалось в последних конвульсиях. Кровь из разрубленной шеи сначала изливалась толчками, в соответствии с ритмами умирающего сердца. Затем поток утих – сердце Ми-носа перестало биться.

Крупное мускулистое тело несколько раз содрогнулось, с каждым мигом все слабее. Несколько раз пыталась подняться правая рука – она сгибалась в локте, а затем падала. Ноги в сандалиях раздвинулись, а потом внезапно с силой сжались так, что стукнулись друг о друга колени.

Темная кровь, обильно залившая поверхность алтаря, капала на плиты пола, на глазах густея и сворачиваясь. Воздух в зале богов наполнился тяжелым запахом.

Гупа-ан подхватил отрубленную одним ударом голову царя за волосы и поднял кверху. Лицо стремительно бледнело, лишаясь крови, но глаза некоторое время смотрели осмысленно. Минос еще успел отчетливо увидеть собственное безголовое тело и его предсмертные содрогания. Увидел он и торжествующую Тини-ит с окровавленным топором в правой руке, и оскаленные головы волков вокруг алтаря – жрецы и жрицы не снимали масок до окончания жертвоприношения…

Отрубленная голова еще успела несколько раз моргнуть, а затем мозг, лишенный притока кислорода, начал быстро умирать. Ужас, изумление и гнев, охватившие Миноса, быстро прошли, наступило спокойствие. Глаза остекленели, и через минуту сознание царя померкло навсегда.

– Богиня! – пронзительно завыла Тини-ит, обращаясь к каменному изваянию. – Мы принесли тебе в жертву умилостивления царя! Его кровь – на твоем алтаре. Смилуйся над нами – твоим народом – и помоги нам!

Сначала верховная жрица, а за ней по очереди все жрицы и жрецы окунали пальцы в кровь, разлитую на мраморе, и мазали ею черный лик каменного истукана. Когда богиня насытилась кровью, верховная жрица отступила на шаг и стала молиться над телом принесенной жертвы. Она делала это громко, чтобы все присутствовавшие хорошо слышали каждое слово и исполнились привычным ужасом, которому она служила и для которого была призвана.

Она молилась Тини-ит во имя высшего бога – Червя.

Великая богиня Тини-ит – сама лишь послушная служанка непознанного и вечного божества – Черного Червя, Владыки Черного Пути и Запредельного Знания, приходящего в Сумерках, чтобы насытиться.

– Во Имя Пребывающего во Мраке, – кричала жрица, – Стоящего за Чертой, Во Имя Того, кто заставляет трещать основания мира, ибо не вынести Его величия и мощи.

Из раскрытого рта верховной жрицы вылетали брызги слюны, тонкие губы кривились от страсти. Она яростно мотала головой и махала растрепанными длинными волосами.

– О Ты, пробужденный кипящей кровью дев, услышь мой зов, приди на грешную землю, услаждаемый воплями жертв. Из Девяти Краев Забвения, Из Семи Колодцев Пустоты выйди, Владыка!

Голос жрицы был голосом древности, седой старины, из которой пришло великое Знание о тайных силах, движущих миром.

Это была великая и самая главная тайна жрецов – знание посвященных. Простой народ, даже цари Кносса думали, что выше богини Тини-ит нет ничего и никого. Думали, что она – повелительница мира, владычица жизни и смерти.

Именно Тини-ит публично приносились жертвы. И только жрецы всегда с самого начала знали, что истинный владыка – Червь, но его имя должно быть скрыто от всех.

Пусть народ думает, что служит Тини-ит, и приносит ей жертвы. Пусть заблуждается! На самом же деле верховная жрица служила Червю.

Сейчас она взывала к нему, зная, что ему – Темному Владыке – приятен тяжелый запах пролитой царской крови.

Она обращалась к Черному Червю – повелителю богини Тини-ит, называя его древними именами, тайными, сокрытыми от непосвященных, но обладающими особой силой.

– Йайн! Поклоняюсь Тебе! Йайн! Служу Тебе! Йайн! Восхваляю Тебя! Да померкнет солнце! Да развалится на куски! Ужас, стывший прежде, да возвратится к нам! Эгх'яггихн!

Жрица начала кружиться – сначала медленно, а затем все быстрее, так что короткая цветная юбка разлетелась в стороны. Крики становились все бессвязнее, она входила в состояние, когда способна была видеть Червя. Ее мать – прежняя верховная жрица передала ей тайное знание: когда она умрет, то станет следующей супругой Червя…

Теперь, кружась по тускло освещенному светильником залу богов, верховная жрица в священном ужасе все звала и звала своего будущего мужа:

– Нгхэ! Непреклонный Йатх Йаттхарлрл! Нгхэ! Ненасытный Эггалахамош! Нгхэ! Незримый Аштанга Йаду! Йайн, Владыка Альяха! Эгх'яггихн!

В голосе ее звучали любовь, и преданность, и желание служить до смерти и после смерти. И просьба о снисхождении, потому что Червь действительно страшен, и просьба о помощи, потому что помощи больше ждать неоткуда…

Когда призывы закончились и исступление прошло, верховная жрица в изнеможении упала на пол и лежала там, ожесточенно скребя ногтями по каменным плитам. Иногда руки ее попадали в лужицы крови.

Потом жрица поднялась на ноги и окинула безумным взглядом жриц и жрецов, молчаливо толпившихся вокруг.

– Пора, – сказала она. – Времени осталось мало. Возьмите сокровища.

Самые сильные жрецы взялись за веревки, которыми были опутаны сундуки с золотом и драгоценными камнями, и подняли их. Жрица сама закрыла крышки и двинулась впереди процессии.

В руке она несла большую бронзовую коробку с просверленными в стенках мелкими дырочками. Все шедшие рядом старались не смотреть на эту коробку, не останавливать на ней взгляд. Верховная жрица несла в руках собственную смерть.

Это была еще одна тайна, открытая лишь немногим посвященным. Верховная жрица не могла умереть своей смертью и не могла погибнуть от чьей-либо руки. Умереть она могла, только отдав свое тело Великому Червю, став его частью. Это мучительная смерть, но и огромная честь – стать пищей Червя.

Согласно существовавшей испокон веков традиции каждая верховная жрица имела при себе такую коробку. Только сама она могла приближаться к ней или переносить ее с места на место. Внутри слышалось шуршание, а если поднести поближе открытый огонь, то сквозь мелкие дырочки можно было разглядеть, как на подстилке из соломы переливается и блестит что-то скользкое. Это была змея зини-илл – очень редкая порода, которую иногда отлавливали в горах Крита. Когда к верховной жрице приходило понимание того, что она ослабела и пора умирать, полуметровая зини-илл бралась задело.

В присутствии жрецов верховную жрицу привязывали за руки и ноги к каменному алтарю, а затем через анальное отверстие впускали в ее тело змею…

Зини-илл обладала способностью передвигаться в человеческом теле – за это ее и считали воплощением Великого Червя. Змея медленно двигалась сквозь верховную жрицу, прогрызая внутренности и поднимаясь все выше. Нечеловеческая боль, которую испытывала при этом жрица, ее вопли и содрогания были ее последними призывами к Великому Червю, и сидевшие вокруг жрецы бывали невозмутимы.

Когда длинное черное тело зини-илл, извиваясь, полностью исчезало в теле верховной жрицы, все знали – чуть больше часа спустя Тини-ит умрет. До этого она вкусит полной мерой боль и ужас, исходящие от Червя, – вкусит его могущество.

Верховная жрица билась на полу, захлебываясь в крике все время, пока змея в ее теле медленно ползла кверху. Последовательно прогрызая печень, желудок и легкие, зини-илл неуклонно стремилась все выше и выше, словно заранее знала дорогу. Обычно, когда она проходила через пищевод и горло, верховная жрица умирала от удушья. Склонившиеся жрецы внимательно наблюдали за тем, как трепещет горло верховной жрицы, когда внутри его передвигается змея – вползает в голову.

Иногда удушье не наступало, и тогда жрица жила еще несколько минут, чувствуя, как змея лакомится ее мозгом…

Съев мозг своей жертвы, змея выползала через разинутый в последнем крике рот покойной. Зини-илл аккуратно брали и засовывали обратно в бронзовую коробку с дырочками, которую вручали дочери Тини-ит – новой верховной жрице, чтобы та никогда больше не разлучалась со своей будущей смертью.

Эта освященная веками традиция соблюдалась неукоснительно, и сейчас идущая во главе процессии Тини-ит бережно несла в руках бронзовое жилище зини-илл – своей единственной и самой молчаливой подруги, которая, когда придет время, проводит ее в последний путь – к Червю.

Гупа-ан разжег новый факел и пошел перед жрицей, освещая дорогу. Времени и вправду оставалось совсем мало – скоро наступит рассвет, а вместе с ним – последний штурм Кносса, города-дворца, который уже невозможно спасти.

Процессия миновала короткий коридор и остановилась у тяжелой каменной плиты, образовывавшей тупик. Тини-ит склонилась к полу и, нашарив в нише железное кольцо, с силой дернула. Гупа-ан и жрецы невольно ахнули, когда у них на глазах всегда неподвижная каменная плита медленно отъехала в сторону, открывая проход в узкий и абсолютно темный туннель.

Им открылась еще одна священная тайна кносских верховных жриц – подземный ход. Этот узкий туннель был построен в незапамятные времена, когда дворец Кносс только начинали строить. Все люди, работавшие в этом туннеле, по окончании строительства были умерщвлены, и с тех пор тайна оставалась ведома лишь верховным жрицам.

Ни одна жрица не заходила туда и не знала точно, где конец туннеля, потому что память об этом давно стерлась. Просто каждая мать-жрица показывала дочери нишу возле пола в коридоре и железное кольцо внутри и говорила:

– Когда ты станешь верховной жрицей, то помни, что ты и только ты знаешь этот тайный ход, неизвестный даже царям Кносса. Через него ты спасешься сама и спасешь сокровища, принадлежащие Червю.

Поколения сменялись поколениями, жрицы проживали свою жизнь и умирали, уступая место дочерям, и ни одной из них не пришлось воспользоваться этим ходом. Нынешняя Тини-ит тоже думала, что ей не придется исполнить именно эту волю Червя. И только когда многолетняя война с вторгшимися дикими ахейцами на ее глазах подошла к концу, жрица стала догадываться о своем предназначении.

Сегодня, в эту душную черную ночь, когда вокруг Кносса зажглись костры завоевателей, она с дрожью сказала себе:

– Пора.

Такова воля бессмертного темного божества, чтобы ей – молоденькой Тини-ит – спасти сокровища и обеспечить тем самым вечность для народа Кносса. Она – посланница вечности.