355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Петров » Кносское проклятие » Текст книги (страница 16)
Кносское проклятие
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 21:51

Текст книги "Кносское проклятие"


Автор книги: Дмитрий Петров


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

«Ноев ковчег»

– Знаешь, – сказал в сердцах Вазген, – ты, Олег, конечно, не обижайся, но я уже не рад, что связался с тобой. И что с тобой случилось в последнее время? Был человек как человек, а что стало?

Я с интересом посмотрел на него: а что стало?

– Куда ни пойдешь – везде за тобой трупы, – возмущенно пояснил старый товарищ. – Понимаешь, дорогой, так нельзя… На Кипр поехал – труп в номере оставил…

– На Крит, – поправил я машинально. – Я был на Крите.

– Какая разница? – с досадой махнул рукой Вазген. – Я спрашиваю: какая разница? Кипр, Крит… Труп – он везде труп. Неприятность, понимаешь? Теперь в Хельсинки-шмельсинки – тоже покойник. И не какой-то покойник, заметь, а твой собственный клиент. Прилично ли это, а? Что люди скажут?

Он покрутил головой:

– Нет, ты уж меня извини… Этому Ашоту-злодею я знаешь сколько денег заслал за то, чтобы он тебя оттуда с Кипра этого чистеньким вытащил? Знаешь сколько? Как отдавать будешь?

Он вопросительно посмотрел на него. Это уже был мужской разговор. Как говорится – пацанский. Ответ должен был прозвучать из моих уст достойно. Вазген и вправду сделал для меня много, и теперь я знал, что сказать ему в ответ на его справедливые, в общем, упреки.

– Найдется, – не спеша сказал я. – Думаешь, я зря повсюду ездил? Не-ет, брат. Одно место надыбал. Бабла немерено, как грязи. Можно взять.

Говорил я медленно, рублеными короткими фразами и цедил при этом слова – то есть говорил именно так, как принято между солидными людьми обсуждать серьезные вещи.

Солидные люди не сорят словами, не говорят ученых красивостей и не размахивают руками. Именно такой разговор Вазген должен был понять.

Он меня понял – тихо причмокнул языком и выразительно зыркнул по сторонам.

– Есть тема? – спросил он.

И я, важно кивнув, подтвердил:

– Реально.

На этот раз мы сидели в кафе «Ноев ковчег» вблизи площади Тургенева, куда меня завез мой старый товарищ. Тихий район, тихое место.

– Никаких танцев живота, – сердито сказал он, когда я заметил, насколько это заведение отличается от того, где мы сидели в прошлый раз. – Начинаю новую жизнь. Танцев больше не будет.

– Можно, я догадаюсь, в чем причина? – поинтересовался я, улыбаясь. – У тебя остались дурные воспоминания о танце живота, да? Точнее, о том, что было после танцев?

– Откуда ты знаешь? – вытаращился Вазген. – Ты заранее знал, да? Почему не предупредил?

В таких случаях следует быть аккуратным: мой друг – горячий человек, может, не дожидаясь ответа, сразу заехать в физиономию. Поди потом мирись…

– Я не знал тогда, не знал, – засмеялся я, откинувшись на спинку стула и закрываясь на всякий случай руками. – Потом только случайно узнал, когда уже поздно было тебя предупреждать.

– Десять дней алкоголь пить нельзя, – успокаиваясь, доверительно поведал о своих страданиях Вазген. – Прикинь, понимаешь, да? Десять дней… Антибиотик принимал.

– У Феликса лечился?

– Как обычно, – кивнул он. – Где ж еще? Хороший доктор, да. Смеялся только. Говорил – опытный ты человек, а не предохраняешься. А я не могу, потому что предохраняться – это цинизм. А у меня душа широкая, сердце чистое: я с каждой женщиной как в первый раз. Иначе не могу, любви хочу!

– Любви? – переспросил я и, склонив голову, невольно крякнул про себя. Да, любовь. Это слово все чаще в последнее время вспоминалось мне.

Я страшно боялся за Зою. Боялся потерять ее. Именно поэтому, от страха, вдруг всплыла догадка: а уж не люблю ли я ее?

Эта догадка не доставляла мне никакого удовольствия. Что хорошего в том, чтобы влюбиться? Бояться за человека, страдать, выстраивать с ним отношения…

Но данность сильнее тебя, и если уж влюбился, то ничего не поделаешь. Зоя сидела в моей квартире, и больше всего на свете я боялся, что с ней что-нибудь случится.

Конечно, приходилось думать и о себе. Убийство Константиноса Лигуриса фактически на моих глазах, средь бела дня в центре европейского города, свидетельствовало, что и мне осталось совсем немного. Игра пошла ва-банк, и ставки в ней высоки. Погиб несчастный Властос, за ним – Константинос. Следующим должен был оказаться я, и я понимал, что если этого еще не произошло, то лишь по чистой случайности, по везению.

Неизвестно, откуда и кем будет нанесен следующий удар. Меня мучило сознание того, что я еще не нанес ни одного удара. Да, мне удалось кое-что узнать, выведать, но…

Без помощи мне было не обойтись. За мной и за Зоей явно шла настоящая охота, а я ведь в этой ситуации еще нахально планировал активно действовать.

Сергей Корзунов был мне не помощник. Не потому что я не доверял ему лично – он мой товарищ, но связываться с громоздкой системой правоохранительных органов я не хотел. Недаром я частный детектив. Свой выбор я сделал давно и осознанно.

А от Вазгена я ожидал реальной поддержки и знал, чем ее можно купить.

– Сокровища минойцев находятся в России, – повторил за мной Вазген, как бы привыкая не только к этим странно звучащим словам, но и к самой идее. – А как они здесь оказались?

Этого я не знал и потому только пожал плечами:

– А какая тебе разница? Есть сокровища, их несметное количество, их можно добыть. Чего ж еще?

Кстати, имелась и моральная сторона вопроса, о которой я тоже рассказал Вазгену. Завладев сокровищами Кносского царства, мы тем самым нанесем сокрушительный удар по Тини-ит и жреческой верхушке. Они утратят свое богатство, а значит, и власть. Ту власть, которой они и их предшественники пользовались на протяжении тысячелетий. Они перестанут мучить свой несчастный народ, прекратят приносить человеческие жертвы. Не станет больше невидимых миру трагедий. Разорвется порочный круг преступлений, рухнет древнее Кносское проклятие, тяготеющее над теми, кто имеет к нему отношение и бессилен противостоять вековому злу.

И все это сделаем мы! Я рассказал об этом Вазгену, и он снова понял меня. Мой друг – моральный человек, хотя и бывает временами невоздержан в примитивных желаниях.

– Да, – сказал он, почесывая волосатую грудь через расстегнутый ворот роскошной вельветовой рубашки. – Срубим кучу бабла и еще станем спасителями человечества.

– Не человечества, – поправил я, – а минойцев.

– Ну, это все равно, – заулыбался Вазген. – Есть смысл напрячься. Хотя, – он поднял вдруг палец кверху, как бы желая внести окончательную ясность в вопрос, – какие-то минойцы не могут быть самой древней цивилизацией на земле. Это ты зря сказал. Потому что самая древняя цивилизация – армянская.

Спорить с Вазгеном на эти темы бесполезно, я и не стал. Армянская так армянская, тем более что поданная нам на закуску горячая хашлама, от которой поднимался ароматный пар, неопровержимо это подтверждала…

Народу в кафе было мало, поэтому звонок мобильника привлек ко мне внимание.

– Олег? – раздался в трубке голос, показавшийся мне смутно знакомым. – Это Аня.

Терпеть не могу таких вещей. Почему люди сплошь и рядом бывают так самонадеянны? Почему они так уверены, что стоит им назвать свое имя и я сразу же пойму, кто это такой? Аня, подумаешь… Мало ли у меня за жизнь было знакомых женщин, которых зовут именно так?

– Ну, Аня, – повторила женщина. – Вы что, забыли меня?

В ее голосе послышалась чуть ли не обида, и я внутренне взорвался.

– Знаете, – негромко сказал я, – у меня сейчас важная встреча, и я несколько занят. Вы не могли бы представиться более отчетливо?

Правда, в это мгновение я уже и сам узнал голос звонившей. Ну, конечно же, это Аня – молодая супруга сластолюбивого профессора. Аня Гимпельсон, звучит довольно комично…

– Саул Аронович совсем вас потерял, – проговорила Аня своим тонким голоском. – Вы куда-то пропали, а мы оба очень хотим вас видеть.

На слове «очень» она намеренно сделала многозначительное ударение…

– Боюсь, у меня сейчас мало времени, – протянул я, делая Вазгену знак, что разговор короткий и я скоро закончу. – Видите ли, как развяжусь с делами – непременно…

– Да нет, вы не поняли, – перебила меня Аня. – Конечно, я хотела бы видеть вас потому что вы меня заинтересовали. Такой неприступный мужчина – хихикнула она. – Но Саул Аронович имеет сообщить вам нечто важное. Вы ведь интересовались минойцами, насколько я помню?

– Интересовался, – сдавленно ответил я. Знала бы она, насколько я теперь интересуюсь минойцами!

– Он расшифровал их! – сказала Аня самым обыденным голосом. – Саул Аронович сумел прочитать те бумаги, которые у него были. Там написано что-то очень важное.

От этого известия у меня на голове едва не встали волосы дыбом. Вот это да! Величайшее открытие в истории человечества! И как это только удалось старику профессору? Десятки лет смотрел на эту письменность как баран на новые ворота, а потом вдруг взял да и разгадал тайну? Или это озарение, или?..

– Это благодаря Димису? – невольно спросил я.

– Отчасти, – уклончиво ответила Аня. – Так вы приедете? Обещаю, что на этот раз не стану вам ничего сыпать в бокал. – Она снова глупо захихикала и добавила: – Мы очень вас ждем.

– Я вам перезвоню, – быстро сказал я и отключился. Потом взглянул на открыто ухмылявшегося Вазгена.

– Влюблен, говоришь? – спросил он. – А кто с барышнями кокетничает по телефону?

– Это совсем не то, – пояснил я. – Дело в том, что звонила жена профессора Гимпельсона. Помнишь его?

Вазген кивнул, наморщив лоб. Воспоминания об университете явно не вызывали у него положительных эмоций.

– Она сообщила, что Саул Аронович разгадал тайну минойской письменности и сумел прочитать странные документы, которые у него имеются. Димис Лигурис очень внимательно изучал эти документы. Вполне вероятно, что в них содержится ключ к разгадке сокровищ.

Вазген не спеша поднял свою рюмку и чокнулся со мной. Потом закусил хашламой и прищелкнул языком.

– А почему он сам не позвонил? Ты – его бывший студент, он – профессор. Он что, губернатор, чтобы самому не звонить? Тебе это не кажется странным, а?

Правильно! Мне и самому что-то показалось странным в этом звонке, но ощущение было неясным, а Вазген очень точно все прояснил.

– Конечно, надо поехать, раз зовут, – добавил Вазген, пожирая глазами стройную чернобровую официантку, которая как раз принесла нам заказанные шашлыки. – Только пускай сам профессор и пригласит. Или от старости трубку поднять не может? А еще с молодой женой живет. – Вазген засмеялся вслед удалявшейся официантке: – Э, хороша чертовочка! Но нельзя, здесь порядки строгие…

– Ты опять за свое, павиан? – буркнул я, набирая номер Ани. Она ответила сразу же.

– Так вы приедете? – спросила Аня радостно.

– А Саул Аронович где? – вместо ответа сказал я. – Можно поговорить с ним самим?

– Легко, – со смешком произнесла Аня. – Боитесь, что приедете, а я одна дома? Вот как вы в тот раз напугались… Я вас не съем, не бойтесь. Кстати, можете для надежности Зою с собой привезти.

– Да, – проговорил я сухо. – А как все-таки насчет Саула Ароновича?

Несколько секунд в трубке стояла тишина, после чего послышался голос профессора.

– Приезжай, – сказал он. – Есть важные новости. – Потом, помолчав, добавил: – Зою с собой привези.

– Вы действительно прочитали минойский текст? – спросил я на всякий случай. – Вы разгадали тайну Кносского царства?

Профессор как будто обдумывал мой вопрос, молчал.

– Тайну? – переспросил он медленно. – Да, пожалуй… Во всяком случае, теперь я знаю о минойцах больше, чем все ученые мира. Гораздо больше.

– Больше, чем знал Димис Лигурис?

– Димиса нет в живых, – произнес профессор еще медленнее, чем прежде. – А я жив. Я еще жив… Приезжай.

Говорил он медленно, делая явное усилие в каждом слове. Старость и перенапряжение последнего времени сказались на Сауле Ароновиче…

– Можно приехать сейчас? – спросил я, не в силах побороть вспыхнувшее нетерпение.

– Конечно, можно сейчас, – выплыл в трубке голос Ани. – Сколько вам еще нужно приглашений? Дело не ждет. Вот и Саул Аронович так считает.

– Без Зои не поеду, – вслух решил я, отключившись от связи.

– Правильно, – буркнул Вазген. – Зачем женщину ночью одну дома оставлять? Хочешь, я с тобой тоже поеду? Для безопасности.

Я отрицательно покачал головой. Незачем сейчас беспокоить Вазгена. Он действительно мне будет нужен, но потом, когда дело дойдет до открытой схватки. А в том, что такая схватка непременно последует, я не сомневался.

– Если нужно, – сказал мой друг, – ты мне сразу звони. Вот, видишь трубку? Она всегда теперь будет включена. Только одно у тебя прошу: никому больше ни слова. Понял? Тебе нужна помощь? Ты ее получишь, но только от меня. Знаешь, какие у меня орлы? Палец в рот не клади. Так-то они нормальные ребята, когда обычная работа, но если узнают про сокровища, я за них поручиться не смогу. Никто не сможет. Могут обезуметь.

– А ты не обезумеешь? – спросил я, улыбнувшись. – А я не обезумею?

– Мы с тобой солидные люди, – рассудительно проговорил Вазген. – Знаем, что почем и что за что бывает. А мои сотрудники – молодежь, горячие головы. Их не надо привлекать. Кому нужно будет голову открутить из этих минойцев – мы с тобой и сами открутим. Что мы, с какими-то минойцами не справимся?

– Не скажи, – снова улыбнулся я, считая наш разговор сугубо преждевременным.

«До сокровищ еще далеко», – подумал я.

Ох, как же я ошибался!

Посланники вечности

Зоя сидела рядом и вместе со мной напряженно всматривалась в темноту за ветровым стеклом. Петербургский район Озерки не отличается безупречным вечерним освещением.

– Так странно снова ехать по городу, – сказала Зоя, зябко кутаясь в плащ. – Кажется, что все нереально…

Она провела в моей квартире за семью замками целую неделю. Потрясения, пережитые на Крите, сделали свое дело – девушка пережила настоящий стресс и впала в депрессию.

Обвинять ее в этом было бы совершенно несправедливо: ведь во время самих событий она держалась мужественно и вела себя молодцом. Настоящим молодцом?

Далеко не всякий мужчина мог бы вести себя в тех обстоятельствах как настоящий товарищ. Не всякий сохранял бы такую выдержку, как Зоя.

– С тобой я сделал целых два открытия, – сказал я ей, когда мы возвращались с Крита и колеса самолетных шасси под аплодисменты пассажиров коснулись земли аэропорта Пулково. – Во-первых, я убедился в том, что красивая женщина может быть умной. А во-вторых – что красивая и умная женщина может быть мужественной.

– Фу, какая гадость! – сразу скривилась она в ответ, и ее даже передернуло. – Ты сам послушай, что говоришь: мужественная женщина! Это же гермафродит какой-то…

– Да я же как раз хотел сделать тебе комплимент, – попытался я исправить положение, но Зоя была неумолима.

– Ну да! – отрезала она. – Как же! Я спасла тебе жизнь, потом помогала, как могла, а в благодарность за все это ты обозвал меня гермафродитом. Запомним!

Но почти сразу по возвращении Зоя не выдержала. Она перестала шутить, и энергия как будто разом ушла из нее – накатила вялость, апатия. В таком состоянии ее особенно опасно было оставлять одну.

Прямо из аэропорта я отвез ее к себе домой. Мне казалось, что нависшая над нами обоими угроза в большей степени реальна для нее. Про себя мне все же было как-то непривычно так думать. Хотя после убийства Константиноса Лигуриса почти что у меня на глазах эта уверенность в собственной неуязвимости меня окончательно покинула…

Сейчас я заехал за Зоей, предварительно предупредив ее. Она ждала меня.

– Расшифровал минойскую письменность? – недоверчиво переспросила Зоя, стоило мне пересказать ей разговор с Аней и с самим профессором. – Саул Аронович сделал это?

Она была поражена и недоуменно пожимала плечами.

– Он занимается минойской цивилизацией всю жизнь, – сказала Зоя. – Уже лет сорок, не меньше. И не мог расшифровать линейное письмо. И вот вдруг взял – да и расшифровал! Верится с трудом.

– Но он сам мне сообщил об этом, – подтвердил я, на что Зоя криво усмехнулась. – Может быть, профессор впал в старческий маразм?

Мы ехали через вечерний город в Озерки, а я все время пытался сообразить, что же кажется мне подозрительным в обстоятельствах последнего времени. Что-то не давало мне покоя и казалось странным, но что?

Если ехать от Обводного канала до Озерков днем, в рабочий полдень, то дорога займет час. Если ехать в конце рабочего дня, когда сотни тысяч автомобилей устремляются в сторону северных спальных районов, то два с чем-нибудь. А если делать то же самое после десяти вечера, то домчаться можно и минут за сорок.

Прорвавшись через Петроградскую сторону, можно уже серьезно прибавить газу. А по прямому, как стрела, проспекту Мориса Тореза с мигающими желтыми светофорами я лихо разогнался до ста двадцати. Лишь когда колеса загрохотали по трамвайным путям на Поклонной горе и впереди возник залитый огнями супермаркет «О'Кей», я понял, что мы почти приехали…

Поплутав в плохо освещенном районе частной застройки, мы наконец вырулили к нужному месту.

– Я бывала здесь несколько раз, – сказала Зоя, вглядываясь в дом с освещенными окнами. – Еще до того, как Саул Аронович женился на Ане.

– У вас с ним что-нибудь было? – на всякий случай уточнил я, памятуя, что научные руководители часто крутят романы со своими аспирантками.

Но Зоя отрицательно покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Что ты! Ни мне, ни ему и в голову такое не приходило. А когда появилась Аня, бедный Саул Аронович совсем потерял голову. Ему уже стало точно не до меня.

Я заглушил двигатель, и мы вышли из машины. В последнее время я принимал беспрецедентные меры предосторожности. Даже теперь я несколько раз останавливался и делал ненужные круги по улицам, чтобы засечь преследование или слежку. Перед тем же как выйти из машины, я внимательно осмотрел все вокруг и захлопнул дверцу, лишь окончательно убедившись, что никакие неожиданности нас не подстерегают.

– Ты взял с собой оружие? – вдруг спросила Зоя, остановившись.

– Оружие? – опешил я. – Но у меня его даже нет. Если ты имеешь в виду газовый баллончик, то я не уличный хулиган и не держу такой бесполезной чепухи.

– Мне страшно, – призналась Зоя. – Знаешь, пока ехали сюда, я не боялась, а теперь вдруг испугалась. Ты уверен, что все в порядке?

Меня тоже терзала тревога, но в последнее время моя машинка в животе подавала сигналы непрерывно, даже во сне, так что я перестал к ней прислушиваться. В нашем теперешнем положении если бояться, то следовало вообще никуда из дому не выходить…

Но и сидеть дома бесполезно. В конце концов, ты все равно выйдешь, и до тебя доберутся. Следовало стремительно нанести удар по всей преступной организации, лишить ее силы. Но как это сделать?

Мы поднялись по ступенькам крыльца, и тут я внезапно понял, что кажется мне подозрительным в событиях последнего времени. Это их внезапность. И одновременность.

Триста лет стоял на Охте храм Всех Скорбящих Радости. И вдруг обнаружившийся под ним плывун потребовал немедленной реконструкции фундамента. Триста лет был там плывун, и всем было пофигу, а тут – на тебе, даже деньги нашлись…

Сорок лет занимался Саул Аронович Гимпельсон минойскими текстами и не мог их расшифровать. А тут вдруг взял, да и расшифровал, причем полностью. А, каково?

Казалось бы, два никак не связанных между собой события, но было в них что-то похожее, нечто их связывающее. Внезапность, абсурдность. Что еще?

Может быть, ложь?

Фундамент храма не требует никакого ремонта в связи с плывуном, как утверждал отец Виталий, поплатившийся за это жизнью. А Саул Аронович не расшифровал минойское письмо. Две лжи – столь разные и в то же время так похожие одна на другую. Но зачем и почему?

– Это вы? – спросила Аня, и дверь тотчас распахнулась.

Молодая женщина стояла перед нами в домашнем наряде – в маечке и джинсах. В отличие от нашего с ней первого знакомства сейчас она не была обнаженной, но обтягивающая одежда все равно подчеркивала великолепную стройную фигуру.

– Привет, – сказала она, обратившись к Зое, и улыбнулась. Две женщины стояли напротив друг друга, и в глаза бросался контраст между ними: одна – маленькая брюнетка, а другая – рослая блондинка.

– Вы, конечно, знакомы, – начал я дежурную фразу и в этот момент осекся, а в голове будто взорвалась петарда. Это было как внезапное озарение…

О Боже! Как я раньше этого не сообразил? Аня по телефону предложила мне приехать вместе с Зоей, а я не придал этому никакого значения. Более того, так и поступил. Но…

Но откуда Аня вообще могла знать, что я близко знаком с Зоей? Как могла она знать, что я могу заехать за Зоей и привезти ее?

Улыбка сползла с моего лица. Одной ногой я уже стоял в прихожей, но другая еще оставалась на крыльце. Бежать, прочь из этого дома! Не заходить сюда!

Дальше все развивалось молниеносно, как, видимо, и было задумано. Ужасная догадка отразилась на моем лице, и Аня тотчас прочитала ее. Одним движением она метнулась ко мне и, схватив за воротник куртки, с силой рванула на себя, затащив в прихожую. Это уже был силовой прием, к которому я попросту оказался не готов. В этом деле все решали доли секунды, и я опоздал…

Зоя рядом со мной коротко вскрикнула и тотчас умолкла. Входная дверь позади захлопнулась, а спереди на нас уставилось дуло пистолета.

В дверях гостиной стоял коренастый человек, целившийся мне в грудь. Где-то я видел его совсем недавно?

– Проходите, – сказал отец Виктор, который на сей раз обошелся без облачения, а был одет в обычный костюм. – В противном случае я застрелю вас прямо здесь, в прихожей. Только сначала поднимите руки.

На ствол пистолета, направленного мне в грудь, был навинчен здоровенный глушитель, так что я поверил, что убийца и впрямь может выстрелить. Мы с Зоей подняли руки, и Аня проворно обыскала нас.

– Что здесь происходит? – вдруг спросила Зоя срывающимся голосом. – Где Саул Аронович?

Ее несчастные глаза блуждали, иногда останавливаясь на мне, и я стал отвратителен самому себе. Идиот! Безмозглый кретин, который затащил в ловушку не только себя, но и доверившуюся мне девушку!

– Саул Аронович? – заулыбалась Аня. – Он ждет вас, как я и обещала. Идите вперед.

В гостиной ничего не изменилось с того дня, когда я был здесь. Все так же горел огонь в камине, словно и не гаснул, и пушистые ковры лежали на полу.

А на стене висел голый человек. Несчастный профессор Гимпельсон был привешен к крюку на веревке, которая стягивала его заведенные кверху руки.

Весь вид его являл собой олицетворенное страдание. Голый старик, вытянутый так, что торчали ребра, обтянутые кожей. Дряблые руки и ноги, отвислый живот – все это мучительно вывернутое, истерзанное болью и унижением.

В предыдущий мой визит профессор тоже был обнажен, но выглядело это совсем иначе. Тогда он был похож на старого сатира, сластолюбивого и изготовившегося к страсти.

Сейчас же это выставленное напоказ голое тело страдало, было поругано, и внутри у меня все перевернулось.

Странное дело! В ту минуту мне самому и моей любимой девушке грозила смертельная опасность, и я отчетливо это понимал. Тем не менее зрелище подвешенного старика поразило меня сильнее всего…

Остановившись как вкопанные, мы с Зоей смотрели на эту картину. Жалкую и устрашающую, горестную и смехотворную.

– Ну что, кисик, – издевательски сказала Аня, подходя к висевшему мужу. – Вот и гости твои пришли. Ты ведь звал гостей? Узнаешь их? Это твои лучшие ученики пришли посмотреть на тебя, проведать.

Можно было лишь изумиться, как разительно изменилась Аня. Сейчас перед нами был совершенно не тот человек, которого мы знали. Развратная девчонка, помыкающая стариком мужем. Глупая балаболка с черными глазками-бусинками, как у плюшевой игрушки. Нечто презренное и отвратительное, но не стоящее нашего просвещенного внимания.

Теперь же с ней произошла чудесная метаморфоза. Пружинистая походка, осмысленное выражение лица и резкий насмешливый голос: как же явственно она, сбросив надоевшую личину, издевалась теперь над нами, попавшими в ее руки!

– Надо быть умнее, – подавленно пробормотала Зоя, и я, метнув на нее взгляд, понял, что мы одновременно подумали об одном и том же. Если бы кто-то из нас, включая самого Саула Ароновича, был понаблюдательнее, случившегося могло бы и не быть. Как же бываем мы слепы и лишены фантазии, когда сталкиваемся с чем-то, кажущимся нам простым и бесспорным…

Как любит каждый человек легкие решения! Саул Аронович женился на молоденькой дурочке! А дурочка ли она? И вообще, та ли она, за кого себя выдает?

– А, кисик? – не дождавшись ответа, повысила голос Аня и в ту же минуту изо всех сил ударила ребром ладони по выпяченным ребрам старика. – Что же ты не отвечаешь? Поговори с гостями.

Охнув от боли, профессор дернулся всем телом и захрипел. Его мутные глаза обвели комнату и лишь спустя несколько мгновений сфокусировались на нас с Зоей.

– Прости, – пробормотал он убито. – Я не хотел… Меня заставили…

Несколько капель слюны вытекли у него изо рта и повисли на бессильно отвисшей нижней губе.

– Это невыносимо…

Бешеная ярость охватила меня. Я был зол прежде всего на себя, на свое безрассудство и непредусмотрительность. И на этих мерзавцев, издевающихся над беззащитным стариком, который доверился этой Ане, считал ее своей женой – эту гадину…

В ту минуту я даже не думал о том, что наконец угодил в устроенную для меня ловушку. Таких ловушек было две на Крите, и из них я сумел вырваться. А сейчас меня подловили прямо здесь, в самом неожиданном месте – в доме старого профессора.

Резко обернувшись, я увидел, что священник все еще держит меня на мушке.

– Что вы делаете? – крикнула Зоя Ане. – Что это значит? Вы что, с ума сошли? Немедленно снимите его!

– Ага, ты хочешь повисеть с ним рядом? – злорадно усмехнулась та, приближаясь к Зое. – Тебе жалко старика? Ничего, скоро тебе станет жалко себя, глупая сука! И своего любовника тоже. Вы хотите умереть вместе, а? Это будет очень романтично.

Она издевательски посмотрела на нас обоих.

В этот миг меня ударили по затылку чем-то тяжелым. Видимо, это отец Виктор нанес мне удар рукояткой пистолета.

От неожиданности я потерял равновесие и упал на ковер. В голове загудело.

Сквозь гул в ушах я услышал, как Аня говорит что-то своему напарнику. Это был тот самый язык, слышанный мной в пещере на Крите, где я однажды чуть было не расстался с жизнью. Похоже, под звуки этого языка мне все-таки предстоит умереть здесь, в родном городе…

В следующую секунду послышался глухой удар и болезненный крик Зои, после чего она, сваленная ударом, оказалась на ковре рядом со мной.

«Эта скотина ударила женщину, – пронеслось у меня в голове. – Впрочем, что удивляться: видимо, они с самого начала не относились к нам как к людям».

В моем кармане зазвонил мобильник. Он верещал до тех пор, пока Аня, нагнувшись, не вытащила его из моего кармана. Швырнув на пол, она наступила на телефон ногой и раздавила его.

Словно угадав мои мысли, отец Виктор приблизился и, аккуратно прицелившись, ударил меня носком ботинка в лицо. Несильно, чтобы я не потерял сознание. Угодил в рот и лишь разбил мне губы. Сейчас он был совсем не похож на сонного и заторможенного человека, которым предстал передо мной в храме несколькими днями раньше. Куда делись его равнодушие, тусклые глаза и размеренный ленивый голос?

Сейчас передо мной был человек активный, оживленный и торжествующий. Человек-победитель.

– Вы – не люди, – сказал он мне, наклонившись. – Вы – жалкие глупые твари. Ты думал перехитрить нас? Этого не будет никогда! Не может новый человек тягаться с нами, вы для этого не приспособлены.

Вести беседу лежа на полу и глядя снизу вверх на человека с пистолетом, который стоит перед тобой, – довольно бессмысленное занятие и выглядит комично, но в ту минуту я все равно оставался сыщиком, то есть человеком, главным и любимым делом которого является добывание информации…

– Мы? – переспросил я, с трудом шевеля разбитыми губами. – Мы – новые люди? А кто же вы?

Склонившееся ко мне лицо исказилось странной гримасой – торжества, боли, величия…

– Мы – посланники вечности, – произнес отец Виктор, сверкая глазами. – Мы – люди Великого Червя, его слуги.

– А когда вас хиротонисали в священника, – спросил я, – и пели «Аксиос», вы рассказали епископу о том, что вы – человек Великого Червя? Или воздержались?

– Ах, это… – Губы отца Виктора изогнулись в презрительной улыбке. – Какое значение имеют ваши дурацкие новые религии? Разве можем мы относиться к ним серьезно? Мы – посланники вечности!

– Никогда и никому не проникнуть в нашу тайну, – произнесла жестким голосом Аня, стоя позади нас. – Слышите, вы? Никто и никогда не проникнет в нашу загадку до тех пор, пока мы сами по собственной воле не явим себя миру. И тогда вы все станете тем, для чего только и предназначены, – нашими рабами.

– Вашими рабами? – откликнулся я, не в силах переварить весь этот бред и пережить в сердце своем то положение, в котором мы с Зоей внезапно оказались.

Минойцы все-таки дотянулись до нас. Этот бред, морок, кажущийся нереальным, сейчас реален, как никогда!

Мы лежали на ковре – безоружные и беспомощные. Рядом с нами висел голый хрипящий старик, которому мы не могли помочь. А над нами стояли оборотни – торжествующие, достигшие своей цели. Оборотни, лишь прикидывающиеся людьми, нашими согражданами, а на самом деле с младенчества воспитанные в духе презрения к нам, в чужести, враждебности всему нашему миру. И скоро мы с Зоей и несчастный профессор станем очередными жертвами в длинной цепочке минойских жертв, тянущейся сквозь века.

Отец Виктор снова сказал что-то на незнакомом гортанном языке, состоявшем, казалось, из одних согласных, и цокающем, подобно пению птиц.

– Да, хватит разговаривать, – ответила Аня.

Она круто развернулась и подошла к Саулу Ароновичу.

– А ты, старый похотливый дурак, – обратилась она к нему, – ты и вправду думал, что я стала твоей женой, потому что ты мне интересен? Самонадеянный урод! Ты был нужен, потому что казался опасным, понял? У тебя в руках были бумаги, в которых написано о том, где находится наше сокровище. Ты сам не мог их прочитать, но вокруг тебя вился предатель нашего народа – Димис. Что ж, теперь опасность миновала и в тебе больше нет надобности, старик.

Аня повернулась к нам и, весело сверкнув черными глазами, спросила:

– Кого нам убить сначала? Вас двоих или этого жалкого человечка?

Не дожидаясь ответа, она сделала шаг и взяла с каминной полки нож. Длинный нож, слегка изогнутый, каким, вероятно, был убит в хельсинкском туалете Константинос Лигурис.

– Ты не верил в существование минойцев? – сказала Аня, вскинув голову к Саулу Ароновичу и становясь к нему вплотную. – Ты говорил, что мы не могли выжить и сохранить себя все эти тысячи лет. Наивный человек, ты еще называл себя ученым! Народ Великого Червя не может исчезнуть. Не то что вы, новые народы. Раньше вас мы пришли и позже вас уйдем.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю