Текст книги "Алайцы на Айгоне (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Динга всегда видел в северных варварах собратьев по несчастью, которым повезло даже меньше, чем южным островитянам. Теперь судьбы голубокожих и меднокожих навеки свяжутся здесь, на Айгоне. Он сумеет стать повелителем этих простодушных дикарей. Потом можно будет перевезти сюда с Гиганды и голубокожих соплеменников. На Айгоне появится новая раса из потомков угнетенных народов. Благодаря летающим конусам они будут господствовать и в космосе, и на планетах… Динга уже представлял, как армады конусов барражируют в небе над Империей и Герцогством – гордые и непобедимые… Но для начала надо договориться с этими дикарями. Обычно в таких случаях принято представляться богом. Это сразу заставит их повиноваться.

* * *

В стойбище его, оказывается, уже ждали. Женщины и дети успели попрятаться в шалашах. На утоптанной площадке с вырезанным из цельного дерева уродливым идолом толпились мужчины, вооруженные копьями и духовыми трубками. От них несло мокрыми шкурами и общей немытостью. Впереди с важным видом сидел на большом черепе с явным переизбытком клыкастых челюстей седой старик.

– Ты шел долго, Голуболицый, мы устали тебя ждать, – послышался надтреснутый голос вождя.

Конечно, глупо было надеяться незаметно подкрасться к охотникам. Так, что делать дальше? Наверно, вручить подарки.

Бортинженер отстегнул от пояса штык‑нож:

– Вот дар тебе, великий вождь!

Старец благосклонно кивнул и передал нож стоящему сзади воину. Тот тут же протянул вождю изящный топорик с лезвием из шлифованного камня.

Вручая Динге ответный подарок, предводитель варваров сказал:

– Мое имя Одинокий Ворон, я правлю всеми людьми, живущими у реки. Есть ли у тебя, Голуболицый, огненные стрелы? Если нет, нам не о чем говорить.

Вот так, сразу к делу. Динга оглянулся, чуть в стороне лежал кусок бревна. Пододвинув обрубок поближе, островитянин уселся на него и внимательно посмотрел в бесстрастное лицо Ворона, изрезанное глубокими морщинами:

– Я наделен великой силой и хочу помочь твоему племени.

– Так помогай! Сражайся сам или дай нам свои огненные стрелы. Верни нас на Панту, в те добрые края, где жили наши предки, где ветер свеж, леса полны дичи, в реках плещется рыба, где дневной огонь грет с высокого зеленого неба, а ночью видны костры верхних людей. Помоги нам вернуться домой, порази огненными стрелами демонов, что заточили нас в эту преисподнюю!

Какие‑то «демоны»? Может, собственные конусы взбунтовались? Тогда, пожалуй, достать их будет трудновато… Ладно, надо немного разъяснить обстановку.

– Одинокий Ворон, я только встретил тебя и знаю твоих бед.

– Это беда не моя, а всех пантиан. Откуда же ты прибыл, если не слышал о всеобщем угоне?

– Расскажи, как твой народ оказался здесь? Вас принесли сюда…. – Динга не мог сообразить, как сказать по‑пантиански «конусы», поэтому просто начертил остроносый контур на песке перед старым вождем. Тот понимающе кивнул:

– Значит, кое чего ты всё‑таки знаешь… Слушай, рассказ мой будет долгим.

Старик действительно рассказывал долго и пространно, иногда переходя на ритмичную речь и даже пение. Тогда ему начинали потихоньку подпевать остальные дикари, постукивая в такт по земле древками копий. Динга часто терял нить повествования, не понимая многих слов, но общий смысл сказанного сводился к следующему:

Когда‑то добрые боги сотворили землю и отдали ее пантианам. Народ Панты жил счастливо и не знал несчастий. Потом по морю пришли большие лодки с белокожими, одетыми в облезшие шкуры. Пришельцы из моря убивали людей палками, блестящими как лед. Пантиане укрылись за высокими горами и молили богов о помощи. Тогда с неба спустились летающие шалаши, откуда вышли странные существа, похожие на людей, но умеющие творить чудеса. Пантиане думали, что к ним спустились добрые боги, но небесные жители оказались злыми демонами. Вместо того, чтобы прогнать белокожих, они лукаво предложили увести пантиан на другую, лучшую землю. Большинство старейшин послушались, и их племена исчезли в одну ночь. Другие не хотели уходить с земли предков и решили прогнать демонов. Но те поражали людей огненными стрелами и уносили их тела в свои шалаши. Пантиане бежали, спасаясь, кто куда.

Племя, которым правил отец Одинокого Ворона, ушло в дальние леса, но и там их нашли посланные демонами огромные птицы, несущие громы и молнии. Птицы наслали на всё племя тяжелый сон, после которого пантиане проснулись уже здесь – в ужасном месте, где не видно неба и боги не слышат людей. Пантиане хотели уйти, но демоны следили за ними, бродили вокруг призрачными тенями. Демоны излечивали больных, помогали охотникам добывать больше дичи, учили делать разные полезные вещи, дарили целые пустые стойбища с удобными жилищами, сетями и оружием, чтобы только люди захотели остаться в этой проклятой стране и забыли родную Панту. Тех, кто все же пытались уйти, отгоняли назад порожденные демонами чудовища. Ну а тех, кто всё же сумел вырваться из котловины, демоны приносили обратно лишенными памяти. Потом появились черепахи, огромные как скалы. Из них вышли новые пришельцы. Один из них, с голубым лицом, явился сюда. Но кто он – простой человек, демон, а может быть, добрый бог, которого так ждут пантиане?

– Одинокий Ворон поможет мне найти демонов с их летающими шалашами? – спросил Динга выжидающе замолкшего вождя.

– Демоны живут на Белой Скале, Одинокий Ворон знает туда дорогу. Но есть ли у Голуболицего сила против силы демонов? Пусть он покажет свои огненные стрелы!

После короткой трассирующей очереди одно из деревьев в ближайшей рощице поникло на расщепленном стволе.

На лице Ворона читалось явное сомнение:

– Твои стрелы лучше наших, но не годятся против стрел демонов. Ты слаб, чтобы сражаться с ними. Народ Одинокого Ворона благодарен тебе за предложение помощи, но теперь ты должен уйти…

Островитянин торопливо думал, чем еще пронять упрямого старикашку. И тут он вспомнил про утреннее сообщение Лугса.

– Одинокий Ворон знает, куда течет эта река?

– Да, река течет в Зеленое море. На его берегу живет народ Ревущего Лося. Это дурное племя, послушное демонам. Они закапывают в землю вкусные зерна и клубни, разговаривают с нарисованными значками, вертят на круге мокрую глину… Лосось перегородил реку сетями, так что рыба уже не может подняться из моря вверх по течению. Одинокий Ворон хотел силой заставить обитателей побережья убрать эти сети, но демоны не дают племенам воевать меж собой.

Старец весь кипел негодованием, однако Динга прервал его обвинительные разглагольствования:

– Я не взял с собой большого огненного копья. Этой ночью я кину его в сторону Зеленого моря, так что Одинокий Ворон сам увидит отсюда.

Ворон явно сомневался:

– До моря десять дневных переходов. Ты могучий воин, если сможешь метнуть копье так далеко. Но как я увижу, что копье действительно долетело до цели?

– Пусть Одинокий Вождь смотрит эту ночь в сторону моря, а утром проведет меня к Белой Скале.

– Хорошо, Одинокий Ворон надеется, что не зря лишит себя ночного сна…

* * *

На обратном пути Динга вкратце разъяснил Вин суть возникшей проблемы. Пантиане оказались не наездниками летающих конусов, а жертвами их настоящих владельцев. Хозяева конусов вывезли меднокожих варваров на Айгон, очевидно – в качестве рабов или для каких‑то иных целей.

– Кто же это такие, эти «демоны»? – размышляла вслух Вин. – Едва ли это та самая древняя раса айгонцев, о которых столько писали фантасты. Честно говоря, я не вижу на Айгоне хоть каких‑то условий для возникновения разумной жизни.

– Древние расы могли существовать и в другом месте, например, на Гиганде, – заметил Динга, успевший вновь придумать очень, на его взгляд, симпатичную гипотезу. – У нас, островитян, сохранилось много преданий о предках – изначальном народе, жившем у самого полюса, до того как там всё покрылось льдами. Предтечи во многом опережали даже современную цивилизацию. Возможно, они приручили летающие конусы и вышли на них в космос, переселились на Айгон, а затем вывезли сюда и варваров.

– А я думаю, что «демоны» – это пришельцы из иных звездных систем. Скажем – из Седьмой Жука. Вот в гаговском «Меморандуме» говорилось что‑то похожее о кораблях землян.

– Постойте, Вин, Вы же всё‑таки биолог, – Динга упорно хотел видеть в «демонах» своих предков. – Даже если седьможуки приручили космические конусы, они не смогли бы преодолеть на них межзвездные пространства. Конус питается светом, лучевой энергией. Он бы сразу издох от голода вдали от огненного светила. Нет, хозяева конусов – жители нашей системы!

– Но ведь есть много свидетельств, что конусы мгновенно исчезают в яркой вспышке и так же появляются ниоткуда. Может, они овладели тем самым мгновенным перемещением?

– На мой взгляд, это что‑то вроде защитной маскировки. Как спрут выпускает чернильное пятно, чтобы скрыться, так и конус излучает свет, который делает незаметным его последующее перемещение. Впрочем, надеюсь, что уже завтра мы сможем лично познакомиться с этими самыми «демонами» и их ездовыми лошадками.

Вначале Динга был сильно разочарован, что пантиане имели к так манившим его конусам лишь косвенное отношение. Цель отодвигалась, но оставалась прежней – договориться с истинными хозяевами «летающих шалашей». Островитянин был практически уверен, что найдет в загадочных «демонах» легендарных предтеч и убедит их помочь своему потомку. Что ж, пусть он вернется домой не богом обитателей Айгона, а всего лишь посланцем голубокожих властителей космоса. Имея за спиной армию несокрушимых конусов, он сможет говорить на языке силы и с герцогом, и с императором!

Вечером Динга почувствовал себя плохо – тряс озноб, сильно саднило горло. Встревоженная Вин решила, что это инопланетная инфекция, но, скорее всего, он просто простудился за длинными разговорами на холодном воздухе. Перед решающим днем ему не спалось. Он забрался на крышу фургона и уставился в непроглядную черноту – туда, где лежало неведомое ему Зеленое море. Больше всего Динга боялся, что Лугс отменит предполагаемый взрыв, скажем, случайно наткнувшись на дикарей. Да, если всё пойдет как надо, племя Ревущего Лося уже не побеспокоит Одинокого Ворона. Впрочем, вряд ли народу Ворона пойдет во благо рыба из озера, которую теперь не будут останавливать ничьи сети.

Бортинженер совсем извелся от беспокойства. Внезапно в стороне, не там где он ожидал, что‑то блеснуло. Нет, это был не безжалостный огонь ядерной вспышки, а какое‑то лиловое сияние, будто жидкий свет стекал в прозрачную треугольную колбу. При этом доносился целый кошачий концерт, истошные «мрряу‑мрряу‑мрряу». И тут вспыхнуло по‑настоящему! Так, что несколько мгновений не получалось сморгнуть красноватую муть. Когда же глаза вновь обрели способность видеть, огненный шар успел подняться в кипящую облачную воронку, выворачивая наизнанку низкое небо, охваченное пылающими сполохами.

Динга бывал на ядерных испытаниях – подводных, надводные, даже космических. Он возражал циникам, называвшим атомный взрыв красивейшим из всего сотворенного людьми. Но, бесспорно, зрелище было грандиозное. И теперь островитянин преисполнялся гордости – вот и на далекой планете наглядно показана подлинная мощь человечества. Пусть это впечатлит не только диких варваров, но и загадочных наездников космических конусов! Земля гудела, Динга еле удерживался на ходившем ходуном «Дикобразе». Потом над головой раскатисто загромыхало, тело сдавила ослабленная расстоянием ударная волна. Воздух упруго вибрировал, донося грохот угасающего в багровом зареве взрыва.

* * *

Ядерный взрыв, похоже, сильно разладил местную погоду. Тучи наверху пребывали в бешенном хаотическом движении, резкие порывы ветры поднимали в воздух тучи мелкого лесного мусора. Динга гнал фургон, не обращая внимания на препятствия. За последние дни «Дикобразу» сильно досталось. Панели обшивки погнулись и разошлись на стыках, из‑за чего машина потеряла герметичность. Ничего, лишь бы выдержало шасси. Река, местами заваленная упавшими деревьями, изрядно подтопила лес, и гусеницы то и дело вязли в грязевом месиве.

Пантиане появились неожиданно – старый вождь и трое рослых мужчин, закутанные с головой в шкуры. Динга спрыгнул из кабины. На этот раз он приладил к скафандру внешний динамик и мог говорить, не поднимая забрала гермошлема. Его голос должен был звучать для варваров громко и внушительно, а то горло по‑прежнему болело после вчерашней беседы на холоде.

– Одинокий Ворон рад снова видеть Голуболицего, – чинно поздоровался предводитель варваров. Теперь он смотрел на островитянина с боязливым почтением. – Одинокий Ворон видел полет огненного копья. Тебе нужно было сразу кинуть его в Белую Скалу. Тогда бы демоны сгорели, а мы вернулись бы на Панту.

– Я хочу вначале посмотреть на демонов. Пусть Одинокий Ворон покажет дорогу к летающим шалашам.

– На Белой Скале много опасных созданий, порожденных демонами. Но раз у тебя есть огненное копье, пантиане могут не бояться.

Указывая путь, дикари как тени скользили между деревьев. Фургон едва поспевал за ними, опасно раскачиваясь, наезжая на очередную корягу. Только когда вышли к предгорьям, можно было набрать скорость. Правда, тут уже начали отставать меднокожие варвары.

– Белая Скала! – протянул руку Ворон. Он дышал с трудом, с подъемом воздух становился всё более разреженным.

Динга посмотрел в указанном направлении. Вместо пологого внутреннего ската над лесом возносилась на высоту полутора, а то и двух километров, до самых закрывающих небо облаков, неправдоподобна правильная, почти отвесная стена, цвет которой при желании можно было определить как белый. Если конусы действительно там, наверху, добраться до них реально только в объезд, со стороны плоскогорья. Однако Ворон направился прямо к выраставшему перед ними грандиозному монолиту. Варвары шли, опасливо оглядываясь по сторонам. Из‑под меховых масок, опущенных на лица, вырывался белых пар дыхания. Динга предложил пантианам залезть в фургон, однако дикари наотрез отказались, чтобы их глотала «черепаха».

Через два часа они увидели уходящий в вышину пандус, будто вырезанный по краю скалы огромным резаком. Вин выскочила из «Дикобраза» и кинулась осматривать след, оставленный на горной породе титаническим инструментом. Пантиане же с любопытством глядели на светлую кожу и золотистые волосы Вин, видневшиеся через гермошлем.

– Похоже на луч лазера, – услышал Динга в наушниках. – Только не представляю, какой он был мощности, и кто его сюда доставил.

Они поднимались и поднимались. Справа возносилась вертикальная стена Белой Скалы, слева открывался головокружительный вид на лесные просторы котловины Багира. Совершенно выдохшиеся варвары остановились на привал и сгрудились, греясь у разведенного ими из захваченных снизу дров костерка, еле тлевшего в здешнем разреженном воздухе. Одинокий Ворон достал из мешка какой‑то порошок и высыпал на каменную жаровню. Динга, заинтересовавшись, подошел поближе. Похоже, что это была минеральная перекись. Пантиане, приподняв меховые маски, глубоко вдыхали выделяющийся кислород.

Из того же мешка Ворон извлек несколько плетеных коробочек с ремешками. Каждый из пантиан привязал по паре штук себе на запястья. Динга из интереса тоже взял в руки одну такую клеточку, удивительно похожую на наручные часы. Они даже вроде бы тикали – внутри через прутики просматривался маленький жучок, издающий щелкающие звуки с механической монотонностью. В ответ на немой вопрос Ворон стал оправдываться, что пантиане, конечно, не сомневаются в силе Голуболицего, но всё же припасли против демонов и кое‑какие собственные средства.

* * *

К полудню поднялись на засыпанную песком широкую террасу. Она, точно огромная горизонтальная расщелина, врезалась в тело Белой скалы, нависающей сверху огромным козырьком. Терраса уходила низким сводом вглубь горы, превращаюсь в обширную черную пещеру. Дикари тревожно смотрели туда, еле слышно переговариваясь между собой. Несколько раз они со страхом произносили: «хиру», «хиру».

Ворон объяснил, что чуть дальше дорога снова пойдет наверх. Оставляя на песке рубчатый след гусениц, «Дикобраз» пополз вслед за пантианами, которые старались держаться как можно дальше от мрачной расщелины. Несколько раз, будто услышав что‑то, варвары останавливались и пристально всматривались в сторону пещеры. Динга поставил фургон на тормоз и вышел наружу, на всякий случай, перебросив карабин к груди. Внезапно один из варваров поднес к уху запястье с привязанной коробочкой и, видимо, не услышал желаемого тиканья, потому что отбросил копье и в панике побежал назад.

Краем глаза Динга уловил словно гибкую тень, мелькнувшую в глубине пещеры. И тут же из сумрака вынырнул узкий конус в добрый десяток метров длинной. Помчался над самой землей основанием вперед. Он будто подпрыгивал, поднимая при касании тучи легкой пыли, и снова летел наперерез удирающему пантианину.

– Бросай свое огненное копье! – глухо заорал из под маски Одинокий Ворон.

Динга словно окаменел, не успевая осмысливать происходящее. Конус настиг беглеца и в следующее мгновение повернул уже в их сторону. На месте варвара остались лишь кровавые ошметки. В наушники ударил дикий визг Вин, наблюдавшей за происходящим из кабины «Дикобраза». Динга зачарованно смотрел на приближающее существо. Почти все основание конуса занимала круглая пасть, усаженная множеством зубов. Да, этот явно питается не светом! Он жал на гашетку, пока не звякнул опустевший магазин. Приспособленное для невесомости оружие практически не давало отдачи, поэтому было ощущение, что стреляешь во сне. Однако выпущенные пули нашли цель – конус потерял ориентацию, бешено закружился на месте и свалился за край обрыва.

Дикари возбужденно и радостно загалдели, но Динга уже заметил вдали целую стаю огромных серо‑желтых головастиков.

– Уходите вниз, я их задержу! – крикнул он Ворону и бросился к фургону. Вин смотрела на него сумасшедшими глазами. Похоже, что она так и не вышла из ступора. Динга повел «Дикобраз» задним ходом, прикрывая отступающий отряд. Проезжая мимо растерзанного пантианина, не удержался и взглянул, подавляя рвоту. Судя по кошмарным ранениям, у напавшей твари был необычайно сложный челюстной аппарат. Динга успел доехать до начала спуска и поставил фургон посередине сузившейся дороги. Похоже, что конусы этой разновидности не летали, а лишь совершали прыжки. Значит, они могут пройти только здесь.

Первый конус, таранивший «Дикобраза» в лоб, Динга переехал гусеницами; второго, пытавшегося протиснуться между фургоном и скалой, зажал и раздавил бортом. Потом островитянин развернул машину на месте, полностью перекрывая проход, и взлетел в блистер пулеметной турели. Вовремя! Один из конусов всё же перемахнул машину сверху. Двойной огненный пунктир развалил его пополам. Рассвирепевшие хищники кидались на фургон, точно акулы на кита, а Динга поливал и поливал их свинцом. Когда все кончилось, в глазах так и стояли извивающиеся щетинистые тела, сходящиеся в черных пастях кольца треугольных зубов. Уцелевшие конусы отступили в клубах пыли.

Динга оглянулся назад. Трое пантиан успели изрядно удалиться. Может, попытаться вернуть их назад? Он слишком поздно заметил новую опасность. Зеркально‑темное гладкое тело нового зверя имело обтекаемую каплевидную форму Перемещаясь длинными низкими прыжками, как и хищные конусы, он намного превосходи их по скорости. Динга успел только вдавить гашетки пулеметов. Удар поднял многотонный фургон в воздух. «Дикобраз» пролетел несколько метров и встал обратно на гусеницы, чудом удержавшись на самом краю обрыва.

Странно, что Динга не потерял сознание, хотя из‑за крови, залившей изнутри гермошлем, ничего не видел, пока не сдвинул погнувшееся забрало. И чуть не задохнулся… Пришлось до максимума отвернуть кислородный вентиль, чтобы в легкие попадала хотя бы часть живительного газа. Одна из бортовых панелей исчезла начисто, за ней распахнулась пропасть, куда фургон всё больше и больше кренился. Островитянин мигом выскочил с другой стороны через проем вылетевшей двери. Рядом не оказалось ни конусов, ни их каплевидного собрата. Сплюснутый ударом, словно консервная банка, «Дикобраз» жалобно заскрежетал и съехал еще немного вниз. Динга вспомнил о Вин, вновь подошел к двери и заглянул внутрь. Медичку, как всегда, угораздило стукнуться головой и лежать без сознания. Снова лезть в фургон не хотелось просто физически.

Пересилив себя, Динга осторожно протиснулся внутрь и, придерживаясь за покореженные стены, подошел к Вин, с усилением поднял ее на руки и направился обратно. Когда он был у самой двери, фургон заскрежетал с нарастающей силой. Пол под ногами стал заваливаться назад. Конечно, соображай Динга быстрей, бросил бы он белолицую дамочку, а сам успел бы выпрыгнуть наружу. Вместо этого островитянин последним усилием вытолкнул обмякшее тело Вин вперед. И тут же машина сорвалась в пропасть. Потерявший вес бортинженер закувыркался внутри летящего к земле фургона. За несколько секунд в его голове пронеслись обрывки неоконченных мыслей: безумная жалость к себе, горькая досада на последний поступок, перечеркнувший гордые мечты. И всё же в глубине сердца он чувствовал, что поступил правильно. Сорвавшийся «Дикобраз» достиг подножия Белой Скалы, и Динга умер.

Часть 3. Лугс

Обгоревшие деревья указывали вывороченными корневищами на эпицентр вчерашнего взрыва. Имперцы должны были быть довольны – «горячая зона» лучше всяких радиомаяков покажет им расположение места посадки. И уже не нужна стерилизация от местных форм жизни. Впрочем, имперский корабль и так собирался садиться на ядерных движках. Похоже, что капитан «Сайвы» только и ждал обещанной площадки. Бронеход не успел отъехать и на пару километров, как в тучах появилось светящееся пятно, а воздух задрожал гулом ритмичных ударов. По броне хлестнул горячий дождь, в испаряемых пламенем тучах открылся кусочек фиолетового неба. В нем парила двухцветная пирамида – темный треугольник на пульсирующем огненном основании. Корабль снизился, его уже можно было разглядеть. Приземистая серая черепаха. В струящимся от жара воздухе казалось, что корабль‑черепаха перебирает толстыми посадочными тумбами, как ногами. Потом имперец исчез в дымной туче, наполненной огненными сполохами. Туча всё росла, потом почернела и погасла, ракетный гул утих… Вот ведь расточительность – садятся на реактивной струе! Жгут тоннами привезенное топливо, нет, чтобы использовать даром здешнюю атмосферу. Хоть бы парашют какой раскрыли…

Имперский планетарный челнок назывался «Сайва не шутит». Странные же названия дают крысоеды своим кораблям. Такое же имя носила в Малую войну та самая гидроавиаматка, на которой служил наследник имперского престола. Тогда, почти сорок лет назад, летали на коробчатых бипланах из полотна и реек. Лугс, юный баронет и флай‑корнет, обнаружил авиаматку при прибрежном патрулировании. Вокруг громозкого корабля не было видно воды от уже спущенных бомбовозов. Хватило двух пороховых ракет, чтобы превратить это пропитанное парами бензина скопление пиломатериалов и мануфактуры в огромный плавающий костер.

На следующий день ему прислали из столицы шпагу с бриллиантами от герцога, а имперский разведчик сбросил на аэродром вымпел с исключительно вежливым вызовом на поединок. Под картелем стояли подписи всего цвета вражеской корабельной авиации, включая двух принцев императорской крови. Две недели он отдувался за всею эскадрилью, садился только, чтобы залить бензобак и перезарядить пулеметы, и тут же снова взлетал навстречу следующему поединщику. В конце концов, имперцы его простили, а вот свои – нет. Остаться в живых после доброй сотни воздушных схваток – такое везение способно навсегда отделить от соратников незримой стеной.

Однако хватит воспоминаний! «Сайва не шутит» стоит на земле, а значит, все обязательства перед имперцами можно считать выполненными. Лугс не собирался дожидаться, пока крысоеды вылезут из своего корабля. Пора было заняться тем, ради чего, собственно, он прибыл сюда – изучением Айгона. Планета, кстати, оказалась обитаемой. На обратном пути у испаренного вспышкой лесного озерца заметили сооружения бесспорно искусственного происхождения. Не заставили себя ждать и обитатели этих поваленных шалашей, с ходу открывшие враждебные действия против бронехода. Айгонцы выглядели совершенными дикарями, хотя, как ни странно, явно понимали опасность накрапывавшего сверху радиоактивного дождя, от которого укрывались под какими‑то прозрачными пленками.

Забавно, но кое‑что из первобытного арсенала представляло для «Котенка» реальную опасность. Речь шла, прежде всего, о метательных снарядах из горящей смолы. Большое количество таких огненных шаров, прилипнув к броне, могли привести машину к опасному перегреву. Растворившиеся среди зарослей фигуры дикарей в оптические приборы были практически не различимы, а инфракрасные прицелы давали сбои из‑за наведенной радиации. Стреляли вслепую, для острастки, короткими очередями. Если в кого и попали, то случайно. Чтобы не привести за собой толпу агрессивных туземцев, «Котенок» сделал несколько кругов по радиоактивному лесу, пока не оторвался, наконец, от преследователей. Единственным трофеем оказался застрявший в надгусеничной фаре обломок копья с зазубренным костяным наконечником.

Связи с двойкой Динга не было, что, в общем, и следовало ожидать. После взрыва в эфире стоял сплошной треск радиопомех. Приближаясь к базе, выпустили несколько сигнальных ракет, угасших в сумрачном небе, однако ответа не последовало. Бортмеханик Баг проявлял нарастающее беспокойство и нетерпение. Очевидно, оставшаяся в лагере Вин успела‑таки завладеть сердцем молодого бронемастера. Автоматический радиомаяк заработал в пределах прямой видимости, однако рация базы по‑прежнему молчала, не откликаясь на вызовы.

– Спят они там что ли?! – вырвалось у Лугса.

Тут же пожалел о сказанном, Баг может расценить фразу как двусмысленную… Но тот, похоже, всецело пребывал в предвосхищении встречи со своей симпатией. Подъезжая к обнесенному колючим валом холму, бортмеханик дал несколько гудков. Что, конечно же, следовало признать излишним. Самоходный фургон на базе не просматривался. Очевидно, Динга и Вин уехали, оставив лагерь без присмотра. Точнее, под присмотром Варры. Вон как она там прыгает на длинной привязи! Не покормили? Наверное, отбыли за водой или же, вопреки приказу, затеяли полевые исследования. В свете обозначившихся враждебных аборигенов, на будущее в лагере необходимо будет установить постоянное дежурство. И ясно, что главным комендантом будет коммодор Динга. А то уж больно пронырлив стал. Всегда так, дай голубокожему палец – оторвет руку!

Прежде чем въехать на холм, Лугс приказал Багу сделать дезактивацию машины. Нечего тащить с собой в лагерь радиоактивную грязь. Стараясь не запачкать сапоги о «фонившую» броню, командир легко спрыгнул на землю. И тут всего в паре шагов от него из‑за кустов поднялись два рослых туземца, держащие за руки бессильно обвисшую фигуру в бело‑зеленом скафандре. Баг зарычал в шлемофоне раненным зверем. Парнишка разрывался между желанием немедленно ринуться вырывать Вин из лап дикарей и опасениями за жизнь заложницы. Впрочем, едва ли айгонцы успеют что‑то сделать, если стрелять сразу в живот. Не Вин, конечно, дикарям… Лугс завел руку за спину и стал потихоньку вытягивать карабин.

Стрелять, однако, не пришлось. Варвары мигом нырнули обратно в кусты. Преследовать их барон не мог, пришлось принять на руки падающее вперед тело медика. Когда же Вин была передана с рук на руки подбежавшему Багу, треск в кустах успел утихнуть. Не слушая приказов, бортмеханик помчался в лагерь со своей драгоценной ношей на руках. Обрабатывать бронеход дезактивирующим раствором пришлось самому. Загнав «Котенка» в капонир и включив сигнализацию по датчикам движения, Лугс вошел в жилой купол, надеясь, наконец, получить исчерпывающие объяснения.

* * *

Командир ломал пальцы в холодном бешенстве. Этому Динге крупно повезло, что безвременно отошел в мир иной. Ладно, сам погиб, так и еще и умудрился загубить на пустом месте всю экспедицию. Не важно, заманили ли его дикари в засаду или действительно напали какие‑то местные твари. Факт тот, что «Дикобраз» безвозвратно потерян. Вин, очнувшись у подножия скалы, несмотря на истерическое состояние сделала видеосъемку останков фургона. Рухнувшая с огромной высоты машина сложилась как карточный домик, погребя под собой и преступного бортинженера, и всякую надежду для остальных.

Лишившись «Дикобраза» с энергостанцией, они остались без топлива. «Котенок» пришел в лагерь на последнем баке водорода. Остатка горючего хватит на несколько километров. Дальше, до «Тары» придется идти пешком. Успеют ли они дойти, прежде чем кончится кислород, который они в силах нести с собой? Можно, конечно, просить о помощи имперцев. Но что за это потребует Грогал? Вполне может предложить лететь обратно на «Сайве», чтобы потом все их газеты писали, как Империя спасла незадачливых алайцев. Большего унижения Герцогства и представить себе трудно. Нет, уж лучше попытаться как‑нибудь самим добраться до корабля. Лишь бы не сели на хвост аборигены.

Лугс повернулся к Вин, продолжающей всхлипывать на откидной койке:

– Так значит, айгонцы вели себя с Вами уважительно?

– Не айгонцы, – поправила Вин, подняв на командира покрасневшие глаза. – Это пантиане. Динга мог с ними разговаривать…

Лугс сильно сомневался, что здесь могли очутиться варвары Запроливья, равно и в том, что покойный бортинженер знал пантианский язык. Скорее всего, просто дурил бедной простушке голову. Но если эти туземцы настроены миролюбиво, можно попытаться договориться…

– Хорошо, пантиане, – Лугс всем видом выражал благожелательное терпение. – Так что же они всё‑таки хотели? Только, прошу, не говорите ничего про конусы!

– Динга сказал, что пантиане хотят вернуться на Гиганду…

– Ну, мы все в этом заинтересованы, – криво усмехнулся командир. – Но может, их устроит кое‑что из наших вещей или запасов? Нам ведь все равно будет не на чем всё это везти. Можно нанять носильщиков хотя бы до края котловины? И почему, в конце концов, действительно не взять их вождя с собой на Гиганду, у нас ведь есть теперь на корабле свободное место.

* * *

После молчаливого ужина Вин продолжала лить слезы, а Бак бренчал на осиротевшей шестиструнке, печально напевая под нос:

Давай полетим на Айгон,

Подружек себе там найдем,

Веселых подружек – разумных лягушек,

Встревожим мы их водоем…

Жалко, конечно, жалко веселого балагура Дингу. Да и несправедливо возлагать на покойника всю вину. Ответственность в любом случае лежит на командире. Это он должен был добиться беспрекословного выполнения своих распоряжений. Что поделать, время такое. Раньше было проще, люди сами цеплялись друг за друга в пирамиду, и никому бы в голову не пришло хоть в чем‑то перечить вышестоящему, каждый знал свое место. Вот при Тоце Воителе был бы он, Лугс, например, хозяином замка, Баг – его оруженосцем, Хэнг – допустим, кем‑то вроде управляющего, Динга, скажем, – конюхом или кузнецом, Вин – поварихой или, нет, знахаркой. И ни у кого не было бы сомнения, кто здесь главный.