Текст книги "Алайцы на Айгоне (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Это было необычное и завораживающее чувство – скользить по воздуху вслед за белокрылыми созданиями к выраставшей на горизонте щетине высоток мегаполиса. Когда они проносились над гладью идеально круглого озера, Вин вдруг стало дурно. По лицу заструился пот, в ушах зазвенело, дневной свет точно померк. Теряя сознание, Вин успела заметить, что птицы замерли, перестав шевелить крыльями, и бессильно свесив длинные шеи. Корзину угрожающе потянуло к воде. Беспокойно вращавший головой тагорянин торопливо нажимал какие‑то кнопки на выдвинувшейся из левого предплечья панели. Комов обменялся с ним несколькими бурчащими фразами.

– Метапсихический удар, – пояснил землянин через свист ветра. – Достопочтимый Ар‑Су его нейтрализует.

Действительно, мир вокруг снова засиял яркими дневными красками, упряжные птицы напрягли постромки.

– Докладывают, что у Внеземного музея творится что‑то непонятное, – Комов свесился через борт, разглядывая проносящиеся под ними городские кварталы. – Население в панике бросает дома и удирает, сломя голову, всеми видами транспорта. Аварийщики сообщают о непонятных, но крайне устрашающих явлениях. Спецназ КОМКОНа‑2 поднят по тревоге и стягивается к Площади Звезды. Встречено агрессивное сопротивление невыясненной природы. Сидоров остановлен у Красных кленов, Гнедых – у Канадских елей, Костылин – на Сиреневой улице. Нам надо сесть вон там, на бульваре, где памятник Строгова… был.

Птицы разом опрокинулись на крыло и устремились к зеленой полосе между коробчатых домов. Снизу поднимались черные клубы дыма. У Вин перехватило дух, она судорожно вцепилась в корзину, но приземление было удивительно мягким. Комов и Ар‑Су, не задерживаясь, побежали вперед – туда, где слышались шипящие выстрелы высоковольтных разрядов. Из‑за вырванных с корнем деревьев, поломанных скамеек и обрушившихся монументов вели беглый огонь солдаты в скафандрах. Тагорянин что‑то каркнул и тут же стал серебристо‑матовым, а походка его странным образом изменилась. Вин посмотрела вниз и обомлела – с каждым шагом инопланетянин по щиколотку проваливался в землю. Он вышагивал, будто вытягивал ноги из жидкой тины! Не задерживаясь, прошел насквозь через завал и двинулся вперед, небрежно отбрасывая рукой густо сыплющиеся со всех сторон шаровые молнии. За ним бросились в наступление солдаты. Комов, Вин и подоспевший леонидянин двигались в арьергарде.

На перекрестке их контратаковали огромный, нестерпимо омерзительный слизняк, мчащийся со скоростью курьерского поезда. Его туша подмяла серебристую фигуру тагорянина, прорвала линию спецназа. Студенистый монстр уже навис горой над растерявшейся Вин, но шагнувший вперед Гаав выдул из тоненькой трубочки струйку цветной пудры. Слизняк, слепо вращающий гибкими рогами, гулко лопнул и рассыпался в курящуюся по воздуху мелкую пыль. Труднее всего оказалось поднять беспомощно барахтавшегося в луже слизи тагорянина. Руки соскальзывали с гладкой поверхности его облачения, пока, наконец, Ар‑Су не отключил свою серебристую защиту.

– Музей, – указал Комов на показавшееся над верхушками деревьев кубообразное здание из неотесанного мрамора. – Срежем через парк!

Побрякивая амуницией, солдаты ходко неслась по зарослям, когда на них сверху вдруг густо посыпались большеголовые псы. Вин не успела опомниться, как оказалась прижатой к земле мощной лапой. Нависшая лобастая голова вперила в нее тяжелый взгляд мерцающих красным глаз. Вин почувствовала, как на ее сознание давит чужая нечеловеческая воля. В следующее мгновение правое ухо голована стало невидимым. Пес недоуменно взвыл и отпрянул прочь. Ухо проявилось полуоторванным кровавым лоскутом, но теперь в пасти замаскированной Варры пропал собачий хвост. Жуткий визг жертвы мимикрирующей рептилии вызвал среди разумных киноидов страшную панику. С гулким уханьем стая растворилась между деревьев.

– Первый раз вижу такого агрессивного мимикродонта, – удивился Комов, отряхивая одежду. – Ваша ящерица нас здорово выручила, голованы вполне могли продемонстрировать свои таланты покорять и убивать силой духа.

Глава Мирового Совета повернулся к подчиненным и отрывисто скомандовал:

– Всем включить телепатическую защиту! И огонь по всему собакоподобному!

* * *

Вблизи здание Музея внеземных культур напоминало дот, по которому долго в упор били из крупного калибра. Удивительно, что фасад, принявший на себя столько попаданий по прямой и касательной, не только не обрушился, но даже сохранил зеркальные окна, только затуманившиеся от висящей в воздухе пыли.

У закрытой низкой двери прогуливался, заложив руки за спину, кругленький румяный человек с висячими усами. Он неодобрительно посмотрел в их сторону:

– Как вы не вовремя… Сейчас голованы доставят сюда атомный фугас с Саракша. Взорвем музей со всем его содержимым. Впрочем, Гена, ты еще можешь сам вынести мне детонаторы. Зачем превращать город в радиоактивные руины?

– Даня, Даня, – Комов покачал головой, – всё самое плохое начинается со лжи. А ты лгал и мне, и самому Горбовскому…

Вин поняла, что перед ними один из Люденов, и Комов, похоже, с ним хорошо знаком.

– А разве Мировой Совет всегда говорит людям правду? Вы сами только что вели себя как малолетние громилы. Помнишь – трусить, лгать и нападать! Вы постоянно лгали о Гиганде и готовы были ее взорвать из одного только своего страха!

– Это вы хотите уничтожить мою планету! – гневно выкрикнула Вин.

Люден посмотрел на нее со снисходительной улыбкой:

– Вообще‑то мы не собираемся давать вашему солнцу взорваться. Остановили бы реакцию, когда паника дошла до максимума.

– Он лжет, – подал скрипучий голос тагорянин. – Это не дало бы им нужного ментального эффекта.

– Ну, хорошо, мы действительно готовили взрыв Сигмы Дракона. Но это легко можно остановить. Вынесите мне детонаторы! Ваша планета будет спасена, и никакие земляне не помешают Гиганде жить, как вам заблагорассудится.

Ноги будто сами потянули Вин к музею. Она уже взялась за ручку двери, но медлила, разрываемая противоположными чувствами. С одной стороны – ей открывалась перспектива быстро и легко спасти родной мир. С другой, ради этого ей пришлось бы встать на сторону существа, в котором она отчетливо ощущала враждебность ко всем людям, ко всему живому. Вин отступила назад.

– Да с примитивными расами всегда трудности, – Люден досадливо поморщился. – Но ты‑то, Геннадий, не считаешь нас врагами Разума? Ты ведь понимаешь, что мы – вершина эволюции. Почему же ты не с нами, а с теми, кто в тупике? Ты хочешь, чтобы Земля остановилась в развитии как Тагора и Леонида? Только через нас возможен настоящий прогресс, о котором ты мечтал, ведь мы соединили в себе и древнюю мудрость Странников, и нынешние знания Земли. Мы вновь откроем для вас дорогу в будущее…

– Ваш прогресс, это деградация других, кого вы медленно пожираете!

– Мы принимаем к себе только тех, кто сам стремится к знанию. Но, если вы так трусливы, то мы вполне можем не трогать людей. Тагоряне специально вывели псевдохомо, чтобы предложить нам вместо себя. А на Земле есть киты и дельфины. Третья импульсная у них встречается куда чаще, чем у людей. А среди гигантских спрутов практически каждый второй – скрытой метопсихократ. Кстати, знаешь, Странники были как раз разумными головоногими…

– Но ты ведь человек, землянин! И никуда тебе от этого не деться!

Люден заливисто захохотал:

– Какое мне дело, из какой биологической основы питается это сознание. Вы, люди, хомо, с позволения сказать, сапиенсы, так кичитесь своим пресловутым интеллектом. А ведь для рождения настоящего разума он не имеет никакого значения. Важны лишь килограммы подходящего нейронного материала. Просто вас больше, чем китов, и ловить вас гораздо, гораздо легче!

– Довольно, Логовенко! – лицо Комова потемнело. – Люди не киты, чтобы по вашей прихоти послушно выбрасываться на берег. Уходи, или мы сами выбросим тебя с Земли!

Метагом вновь захохотал, разводя руками. Комов выхватил бластер и выстрелил, крикнув:

– Это тебе за Тойво Глумова!

Тут же со стороны строя солдат засверкали тысячи фиолетовых молний, поразивших невысокую фигуру Логовенко. Оборотень стоял, как ни в чем не бывало, перед закрытой дверью.

В следующее мгновение ввыси загрохотал многоголосый кошачий хор, плеснуло лиловое зарево. Над музеем материализовалось сразу девять «призраков‑птеродактелей». Логовенко прицелился пальцем, как из пистолета, и выдул через губы:

– Кх‑х…

По небу прошла невидимая рябь, и пикирующие тройками белые конусы канули в ней без следа.

Над площадью настала грозная тишина, наполненная ощущением концентрации неописуемо огромных энергий.

– Арр‑грррак! – проскрежетал, точно гусеницами, тагорянин. Его фигуру вновь облило блестящим, только уже не серебряным, а багровым, пышущим раскаленным жаром. Он медленно, будто борясь с сильным встречным течением, двинулся к музею, а впереди него вминалась, как катком, в ставший вдруг податливый бетон невидимая полусфера. Ар‑Су еле‑еле преодолел половину пути и застыл, словно уперся в стену. Он занес закованную в свечение руку, ударил с размаха по воздуху, так что в ушах отдалось зудящими волнами вибрации. Логовенко хлопнул в ладоши, и тагорянина стало медленно сдвигать назад, хоть он, упираясь, глубоко вспахивал ногами бетонные глыбы покрытия.

– Кажется, теперь моя очередь, – пробормотал маленький леонидянин, осторожно достав из складок своей растительной одежды высушенную тыковку. Посол вскрыл смоляную затычку и вылил на землю немного густой зеленоватой жидкости. Пузырящаяся жижа немедленно стала расти, растекаться вширь бурлящей массой. Леониданин совершал руками загадочные манипуляции, будто месил невидимое тесто. Зеленая масса забурлила сильнее, окуталась мерцающим туманом, а потом вдруг зашевелилась и поползла, выбрасывая вперед гибкие отростки. Логовенко мрачно следил, как зеленоватые потоки обтекают его со всех сторон, тянутся извивающимися клейкими щупальцами. Потом метагом топнул ногой, и живой ковер разом с чмоканьем всосала раскрывшаяся вдруг черная трещина.

– Эй, уважаемые! – произнес Логовенко с ядовитой издевкой. – Вы там того… не надорвитесь!

– Объявляйте полную эвакуацию города, – тихо скомандовал в радиобраслет посерьезневший Комов. Потом, увидев что‑то, закричал. – Остановить! Запретить посадку! Взять на прицел!

Над площадью завис маленький разноцветный вертолетик, покачнулся и пошел вниз. Дверца откинулась, оттуда неловко спрыгнул важный седовласый человек в длинных одеждах и, почему‑то, босиком. Его сразу окружили солдаты, угрожающе нацелив оружие.

– Отставить, – бросил, приглядевшись, Комов и добавил, – я его знаю. Это Барталомью Содди, исповедник.

Следом из вертолета появилось еще трое, в одном из которых Вин с удивлением узнала Ригга, оставшегося в своей монашеской сутане. Двое других производили совсем уж странное впечатление. Люди ли? Один – в облегающем зеленом одеянии, другой – совершенно голый, но будто намазанный каким‑то синеватым жиром. Первый – низенький плотный, на огромной голове не волосы, а серебристый мех; второй – высокий и костлявый, голова тоже большая, только покрыта нестриженными свалявшимися космами; весь поломанный, на теле одни шрамы. У обоих лица неподвижные, какие‑то неживые; у того, что пониже, длинные, узкие глаза с вертикальными кошачьими зрачками, у второго, голого, глаза черные, будто прорези в маске.

Вин так загляделась на пришельцев, что не заметила, как вся четверка решительно направилась к Музею. Логовенко не проявил к ним ни малейшего интереса, только низенькому бегло кивнул, как знакомому. Подойдя, каждый занялся своим делом: Ригг молитвенно сложил руки и забормотал что‑то себе под нос; землянин Бартоломью тоже неслышно перебирал губами, только подняв лицо к небу; низенький закрыл свои кошачьи глаза и раскачивался из стороны в сторону. Диковинней всех поступил голый – вытянул вперед руки, в каждой – откуда‑то взявшийся прут, и давай ими такое выделывать, что в глазах зарябило, как он этими прутьями быстро перебирал и всем своим жилистым телом плясал на месте.

Метагом взирал на всё это совершенно равнодушно, однако через минуту на его лице промелькнуло удивление, сразу же сменившееся диким гневом. Рот распахнулся в гримасе боли, в беспомощной попытке выдавить из себя хотя бы одни звук. Он увеличился в росте в несколько раз, стал выше Музея… Потом раздался сухой электрический треск, и Даниил Логовенко исчез… Четыре фигуры бессильно упали на перепаханную землю.

– Сидоров, – неуверенно произнес Комов в радиобраслет. – Отменяй, что ли, эвакуацию. И Подкидышей давай сюда к Музею, быстро давай!

– Ничего бы они с ним не сделали, если бы мы его до того не замучили… – леонидянин Гаав засмеялся хриплым смехом.

* * *

– Ну что же, всё складывается лучшим образом, – задумчиво проговорил Корней Яшмаа, барабаня пальцами по столу. На его скуластом лице еще краснели следы шрамов от зубов голованов, а локоть правой руки стягивала повязка, под которой что‑то бугрилось. Вин вдруг сообразила, что Яшмаа – это то самый Корней, о котором писал тридцать лет назад мальчишка Гаг. Юный Бойцовый Кот уже тридцать лет как мертв, а этот всё живет… Теперь, наверное, вообще вечным станет.

– Все складывается для Гиганды лучшим образом, – повторил Корней. – Наши прогрессоры уже легализованы, во всех государствах Гиганды созданы земные миссии. Ваши ведущие страны договорились образовать Лигу девяти материков, чтобы официально войти в Галактическое Содружество.

– Ты лучше скажи, как сам? – спросил Хэнг, вернувшийся к стойке после бесконечного разговора с женой по видеофону. – Чувствуешь силу богатырскую?

Корней неопределенно пожал костлявыми плечами:

– Трудно сказать. Наверное, требуется время, понять, что с тобой происходит. Ощущения изменились, даже у кофе вот вкус другой.

– Это просто новый сорт. Куда вы после Сигмы Дракона, на Кала‑и‑Муг?

– Не знаю… Пока не ясно, насколько мы вообще сможем воспользоваться заложенной Странниками программой. Нас ведь должно было быть тринадцать, а осталось только десять. И лет нам всем считай под сто.

– Почему вы вообще так надеетесь на оружие Странников? – подал голос почти не видимый в темном углу брат Ригг. – Сами они этим оружием, почему‑то, не воспользовались. Или же оно им не помогло.

– Вот Комов так и говорил, – повернулся к монаху Корней. – У него больше надежды на Малыша с Колдуном. На Малыша особенно. Его ведь Комов, собственно, и открыл на Ковчеге. Малыша, то есть Пьера Семенова, воспитывали с младенчества тамошние негуманоиды, и вот теперь Капитан думает, что против Метагомов не сам Малыш действовал, а посредством его – цивилизация Ковчега. Через неизвестные земной науке физические явления. Вас‑то с Бартоломью, извините, Комов всерьез не принял.

– Конечно, вам легче поверить в неизвестные физические явления, чем в простую общую молитву разнопланетных праведников. Трех праведников и меня, – деликатно уточнил Ригг.

– О неизвестных физических явлениях мы пока ничего не знаем, а о молитвах знаем точно, что это всё обман, – Корней победно взглянул на монаха с высоты своего табурета.

Ригг поднялся и молча покинул полутьму бара, открыв на секунду ослепительный прямоугольник выхода.

– Зря ты его так, – Хэнг осуждающе выпятил губу. – Это ведь он сумел вызватьКолдуна и Малыша с Саракша и Ковчега.

– Ну, знаешь, во‑первых, не он, а Бартоломью Содди по его просьбе. А, во‑вторых, на Земле только у КОМКОНа‑2 есть привилегия при необходимости быть мистиками, невеждами и суеверными дураками…

Вин не стала слушать дальше. Рейс до Айгона почему‑то откладывался, приходилось как‑то убивать время. Она вышла наружу, под беспощадное дневное солнце Мирза‑Чарли. Рядом, в прозрачной тени акации, стоял черным столбом монах, подслеповато оглядывая из‑под капюшона пустынную улицу.

– Вы летите с нами, брат Ригг?

– С вами? Нет, Вин. Мне предстоит еще много сделать на Земле. Здесь не так всё плохо, как могло показаться вначале… Иногда тут спрашивают «зачем?», иногда хотят странного. Возрождение начинается с малого. Кто‑то не идет в общую столовую, а готовит еду у себя; кто‑то не отдает детей в приют. Значит, появляется свой очаг, свой дом, семья, а с ними придет и вера.

– Не вера, жизнь… Брат Ригг, – Вин помялась. – Может, Вам всё же надо вернуться на Гиганду? Вам ведь уже удалось победить Метагомов на Земле. Прогоните их теперь от нашего солнца!

– Победить Оборотня можно только в собственном сердце, – Ригг низко надвинул пыльный клобук, в черных прорезях блеснули глаза. – У нас, хвала Создателю, немало бодрствующих, а в этом мире мне уготовано разбудить еще многих спящих…

Ригг молча осенил ее благословением, повернулся и зашагал вдоль улицы в струящееся жарким марево:

– От святых мест бредете, страничек? – крикнул, поравнявшись с ним, пухлый землянин на укрытом кондиционирующим полем велосипеде. – А нет ли опиума для народа?

Монах сделал приглашающий жест, и дальше они двинулись уже вместе…

* * *

Мимо Вин по вечерней прохладе текла толпа пассажиров с только что опустившегося «призрака». На этом же корабле она должна вернуться на Айгон. Интересно, жалко ли ей так быстро покидать Землю, этот манивший ее прежде фантастический мир? Что она, в сущности, увидела здесь за два дня? Голубое небо, высоченные дома… Она даже не поняла – счастливы ли здесь люди, которые боятся задать себе вопрос о смысле собственной жизни?

– Вин! – окликнула ее энергично расталкивающая толпу плотная женщина. Да это же Клара, с которой вместе катались по айгонским пустыням! Странно, что она так радуется встрече, расстались‑то они отнюдь не подругами.

– Вин! – Клара выглядела крайне взбудоражено. – Я Вас искала, а Вы, оказывается, на Земле. Вы не представляете, что у нас там творится! Помните, мы видели на свалке старые «призраки», ими еще летающие пиявки интересовались, ха‑ха, с гастрономическими целями. Так вот, эта биотехнологическая рухлядь оказалась способной к репродукции. Образовали у себя в горах как бы техногенную, квазибиологическую популяцию. Конечно, почти все функции и системы у них выродились, мутировали; пиявки бы с ними разобрались в ближайшее время… Но тут, представьте, появляются эти завезенные в Котловину дикари, пантиане. Делают себе примитивные скафандры, проникают в горы, начинают этих выродившихся «призраков» от пиявок защищать и, в конце концов, как‑то приручают. Наверное, какие‑то командные и обучающие программы в них всё же сохранились.

Говоря всё это, Клара успела дойти до автомата с газосоком и продолжала уже между жадными глотками:

– Теперь послушайте, что творилось у нас вчера. Базу с трех сторон атакуют эти «призраки»‑недомерки, облепленные дикарями. Они гонят перед собой волну моих несчастных пиявок. Те сминают защитные ограждения. Дикари врываются на Белую Скалу. Десантный корпус требует немедленной эвакуации гражданского персонала. Планетарный Совет вынужден начать переговоры с дикарями. От их имени выступает этот голубокожий; они, оказывается, подданные вашего герцога. И итог – нам объявляют, что теперь Айгон объявлен алайским владением. И мы еще обязаны за сохранение своих объектов организовать вам транспортное сообщение с Гигандой. Уже привезли кучу всякого народа. Хорошо еще, что обратными рейсами стали дикарей вывозить. А я к себе, в институт, пока всё не уляжется.

После третьего стакана Клары шумно икнула и сказала осоловевшим голосом:

– Да, еще. Моя ассистентка, помните, Мирри. Так вот, она увлеклась одним вашим. Такой молоденький, совсем несимпатичный, нос картофелиной. Зовут как‑то чудно, Вак, Пак…

– Баг, – машинально поправила Вин и, не говоря больше ни слова, пошла на посадку.

Впереди нее вышагивали сопровождаемые офицерами КОМКОНа Охотники – четыре женщины и восемь мужчин. При взгляде на этих пожилых людей терялась как‑то уверенность, что им удастся спасти ее мир от ужасных Оборотней. Впрочем, все эти Охотники, Оборотни, Странники со своими артефактами ее больше не интересовали. В глазах стояли слезы, горло и грудь жгло нестерпимой болью. Нагнавший ее Хэнг обеспокоено взглянул в лицо и сразу отошел в сторону. Она нашла в себе силы дойти до каюты и разрыдалась, только срастив за собой неподатливую дверную диафрагму.

* * *

– Извини, Вин, меня вызывают в Планетарный совет, – Хэнг торопливо просматривал телетайпную ленту. – А Вас уже ждет алайский транспорт в Котловину.

Белую Скалу было не узнать. Прямо в зале космопорта стояли крытые шкурами шалаши меднокожих варваров и армейские палатки под маскировочными сетками. По периметру расхаживали парами пантианские копьеносцы в меховых плащах и алайские егеря‑автоматчики в утепленной форме. Чуть поодаль дежурили земные десантники в скафандрах и с ручными излучателями.

Различив у выхода фигуры Динги и Бага, Вин поспешила в их сторону, но на полдороге ее перехватил обремененный кустистыми бакенбардами субъект в генерал‑квартирмейстерском мундире:

– Госпожа военврач! Почему не приветствуете старшего по званию?! И что, с позволения сказать, у Вас за вид?! Как можно так пренебрегать уставом, особенно здесь, в присутствии инопланетян?!

… Спотыкнувшись, Вин остановилась, оглядела себя. Да, вид совершенно не уставной. Форменное платье на Земле, конечно, вычистили, но утюга достать там так и не удалось. А на ногах вместо положенных сапог женских облегченных – подаренная Езой на прощание пара теплоэкранированных босоножек.

– Вы что, военврач, язык проглотили?! Откуда Вы вообще здесь взялись? Что, сюда еще и госпиталь перебросили?

– Госпожа военврач со мной, Ваше Высокопревосходительство! – промурлыкал подоспевший Динга в новеньких контр‑адмиральских эполетах.

– Почему тогда в армейской форме? – генерал разошелся не на шутку. – У вас на флоте, может, положено ходить с голыми ногами, а здесь такое не пройдет! Это, государи мои, вам не Гиганда! Это другая планета, прошу не забывать! Обычный бардак! Какие‑то моряки, врачей зачем‑то завезли, а меня в известность никто не ставит!

Динга стал шептать что‑то в ухо продолжавшего гневно взрыкивать высшего чина, а Вин перенесла внимание на подошедшего Бага. От ее молчаливого взгляда его широкая улыбка сразу потускнела, стала виноватой.

Кое‑как отбрехавшись от генерала, Динга вывел их наружу к стоявшей у края обрыва реактивной платформе. В свое время айгонскую экспедицию собирались оснастить такими же, но тогда из‑за ради экономии топлива остановили выбор на наземном транспорте. Теперь, похоже, проблемы с горючим остались в прошлом. Баг занял место за штурвалом и направил изрыгающий огненные струи аппарат к облачному морю. Сзади пристроилось сопровождение – стайка маленьких, не больше трех метров высотой, летающих конусов.

Динга, захлебываясь словами, рассказывал, как в горном ущелье были обнаружены выводки одичавших конусов, которых удалось приручить. Судя по тому, что Динга настойчиво акцентировал собственную роль в этом деле, пантиане, скорей всего, поладили с конусами без него. Впрочем, на базу землян, видимо, их направил всё же островитянин. Ракетолет прошел через облачный слой, и Вин вновь увидела чахлый лес Котловины Багира под низким хмурым небом, затянутым тучами.

– Терраформированный район пришлось разделить с Империей, – с важным видом излагал Динга нынешнюю политическую ситуацию. – Маленькие участки получили еще мурисцы, хамахарцы и другие нейтралы. Земляне взяли на себя доставку людей и грузов с Гиганды в каждый из секторов. Мы для начала потребовали перебросить сюда сводный десантно‑егерский отряд, ну а сейчас начинаем принимать колонистов. Правда, каторжников возить седьможуки сразу отказались. Пришлось набирать по всему герцогству мужичье. Будем сажать их на землю, а то Котловина совсем обезлюдела. Варвары так и рванули на Гиганду, мы ведь им Южно‑Полярные острова уступили. Еле‑еле уговорил вождей оставить здесь молодых охотников. Формирую из них 1‑ю колониальную эскадрилью биоштурмовиков.

Платформа подлетела к бывшему экспедиционному лагерю, претерпевшему поразительные изменения. Впрочем, старый купол и домик биолаборатории стояли на месте, но теперь они попросту терялись среди скопления сборных ангаров и жилых модулей. На окружающих памятный холм позициях самоходных ракетометов и зенитных орудий мокло под мелким дождем боевое охранение. Одна из зениток лениво повела стволом, после чего Динга стал спешно диктовать в микрофон свои позывные. Ракетолет с ревом опустился на выжженную площадку. Конусы прошли на бреющем полете и, набрав высоту, исчезли среди низких облаков.

– Не любят варвары, когда над головою тучи, – пояснил Динга, помогая Вин выйти из кабины. – В Котловину их теперь силком не затянешь, натосковались по чистому небу.

* * *

Вин спешно и, явно формально, допросил особист, попросив составить подробный отчет, после чего ее оставили в покое. Динга умчался по своим делам, а Баг счел за благо держаться подальше. Такое безразличие окружающих могло только радовать, однако постепенно возникло беспокойство – не забыли бы покормить; идти искать здесь столовую совсем не хотелось. К счастью зашел командир барон Лукс, прихвативший с собой большой термос с кофе и упаковку бутербродов.

Пока Вин через набитый рот делилась воспоминаниями обо всем случившемся с ней на Земле, Лугс с отстраненным видом крошил пальцами кусочки хлеба. Уязвленная таким невниманием, Вин с вызовом спросила:

– Наверное, Вы считаете, что я несу ерунду обо всех этих оборотнях, тагорянях, леонидянях… Вы и в землян‑то не верили еще пару недель назад.

Лугс досадливо стряхнул крошки с рук:

– Знаете, почему я раньше всегда возражал против разговоров об инопланетянах? Потому, что видел в «конусниках» вид новой религии, веру во всемогущих пришельцев, которые прилетят и разом решат все наши проблемы, так что ничего не надо будет делать самим. И вот эта сказка оказалась правдой! Нам не нужно теперь запускать ракеты, строить планетолеты – седьможуки сами доставят нас в космос со всем необходимым…

– В Вас говорит простая досада! – Вин не была настроена скрывать отвратительное настроение. – Думали стать первым человеком на другой планете, а теперь тут целый город.

– Из Вашего рассказа я понял одно, самое важное, – барон вытянул ноги, тут же упершись ими в стену. – В этой Вселенной на каждого найдется тот, кто выше его настолько, насколько божество выше простого смертного. Мы были богами для меднокожих варваров, для нас богами являлись земляне, а для тех – Метагомы. Но чтобы с тобой считались, надо уметь что‑то делать самим, не быть простой игрушкой в руках богов. Земляне затеяли войну с Метагомами, варвары приручили конусов. А мы?

– Что мы? – нахмурилась Вин.

– Нас приняли всерьез только потому, что мы сами вышли в Космос, летаем от планеты к планете. Если сейчас мы позволим землянам всё делать за себя, то станем для них такой же игрушкой, какой были пантиане в этой котловине. Завтра я увожу «Заггуту» к Гиганде. Пусть для этого понадобится полгода, но я завершу свой полет сам, без всех этих земных штучек.

– Если не земляне, не их, как Вы сказали, штучки, то через тридцать лет Гига взорвется! – вскинулась Вин.

– И нам тридцать лет сидеть, сложа руки? Спокойно ждать, пока земляне спасают наше солнце? – Лугс выпрямился, почти достав головой до потолка. – К тому же, по Вашим словам, сами земляне не очень‑то верят в успех своей затеи.

– Что же, – Вин иронично улыбнулась. – Нам остается только молиться. Брат Ригг, кажется, считает это самым действенным.

– Каждый должен делать то, что должен. Монах – молится, летчик – летать! – Лугс повернулся к выходу, но задержался на пороге, чтобы закончить. – КСАГ одобрил мое предложение об астрофизической экспедиции. Следующим рейсом «Заггута» полетит к Пирре. Надо подобраться поближе к Гиге, чтобы понять, как влиять на процессы внутри звезды. У нас хороший стимул быстро научиться этому!

* * *

– Нет, я совершенно не понимаю! – несмотря на обиженный тон в речи Динги проскальзывали возбужденно‑радостные нотки. – В конце концов, «Заггуту» можно отправить и в автоматическом режиме! И зачем терять месяцы, когда как раз сейчас выстраиваются основы нового устройства мира! Лично я через неделю должен присутствовать на конференции Лиги девяти материков.

– Да, Лугс, извини, – раздался виноватый голос Хэнга. – Я тоже должен присутствовать на этой конференции. Меня назначили к вам послом. Я внес полетные планы в бортовую машину «Заггуты». Вы уже вышли из стартового окна, поэтому два модуля придется отстыковать, чтобы набрать нужное ускорение. Но и экипаж у вас будет меньше.

Комариное зудение в наушниках начинало надоедать, а Вин хотелось на последок спокойно попрощаться с Айгоном. Она отключила связь и стала смотреть на замерзшее озеро Девы Тысячи Сердец, стараясь навсегда удержать в памяти красоту этого места. Динга и Хэнг еще что‑то говорили, открывая в разнобой рты за остеклением шлемов, потом пожали на прощание крест накрест руки и пошли к своему глайдеру. Вин подождала еще минуту и полезла по лестнице вслед за командиром в люк «Тары».

Оставалось расположиться в показавшейся страшно тесной кабине, проверить как закреплены контейнеры с образцами, приободрить Варру, устроенную в амортизирующем боксе, и терпеливо ждать.

Вин покосилась на насупленного Бага, занимавшего соседнее кресло:

– Не думала, что ты оставишь здесь свою новую подругу… Мирри.

Бортмеханик неопределенно пожал плечами в стягивающих их ремнях:

– Мы интересно провели с ней пару дней, а потом она сказала, что мне надо учиться, учиться и еще раз учиться. Будто я ее чем‑то обидел…

– Бедная девушка, – произнесла Вин со лживым сочувствием. Баг солидарно засопел.

– Внимание, корабль занимает стартовое положение, – объявил командир.

Где‑то внизу заурчали моторы, и кабина, будто в аттракционе, стала заваливаться назад, возносясь на поднимающейся из раскрытого корпуса «Тары» ракете. Лежа на спине, Вин увидела внизу удаляющийся глайдер и полуразобранный «Дикобраз», замерший на обледеневшей гальке памятником экспедиции. Кабина корабля стала потихоньку раскачиваться на высоком основании ракеты, но Вин не успела по настоящему испугаться – снизу довольно чувствительно поддали двигатели первой ступени.

На грудь навалилась душная тяжесть ускорения. Кабина тряслась, будто погремушка в руках дитя‑великана. Это было совсем не похоже на недавние плавные антигравитационные взлеты на кораблях землян. Вин успела подумать, что, может быть, следовало последовать примеру Динги и быстренько добраться на Гиганду попутным «призраком». Потом вдруг настала удивительная легкость. Неужели уже орбита? Но в следующий миг с жестким рывком заработала вторая ступень и все предыдущие ощущения померкли по сравнению с этим.